- Расскажешь или нет?
      - Расскажу, расскажу!
      - Честно?
      - Ты попади сначала!
      - А если не попаду?
      - Не попадешь - не расскажу.
      - Это весь мой проигрыш?
      - Не весь! - раздраженный разговорами о "Трембите", капитан только сейчас вспомнил, что предложил пари. - Пойдешь со мной в погреб.
      - Зачем это, интересно? - дурашливо закокетничала Алина.
      - Не за тем, не за тем, размечталась!
      - Бурбон! - шлепнула Алина Мазепу ладошкою по плечу.
      - Мама велела привезти грибков, - пояснил он. - И маринованных помидорчиков. Собирается знакомиться с невестою сына, устраивает большой парадный ужин. Старенькая совсем стала. Первое лето на даче не живет. А я смерть не люблю разбираться в этих банках!
      Алина изготовилась. Капитан согнал с лица тень грусти, возникшую, едва он заговорил о маме.
      - Погоди, не так! - и обнял Алину, показывая позицию для стрельбы, но несколько переувлекся телом невесты.
      - Ну Богдан, ну чего ты! Я же еще не проиграла! И вообще - мы же только что! Мальчишка!..
      13. КАК УБИВАЛИ КАПИТАНА МАЗЕПУ
      - Расскажи, как тебя убивали! - они ехали с дачи в вечерней фиолетовой мгле, особенно располагавшей к интимной доверительности, что, впрочем, не помешало Алине, едва она произнесла непроизвольно эту фразу, подумать:
      "Если в один прекрасный день я напишу детектив, так его и назову: ?Расскажи, как тебя убивали!"" - вернее, подумать, что, имея такое название, грех не написать как-нибудь детектив в стиле Чандлера.
      - Убивали? - переспросил капитан.
      - Н-ну! - Алина старалась не спугнуть Богдана, подбиралась на кошачьих лапках интонации, - !два покушения.
      - Ты и про покушения знаешь? Кто донес?
      - Я журналистка, миленький! Хорошая журналистка!
      - Это-то и печально, - констатировал Мазепа после паузы-вздоха.
      - Лучше расскажи, чем печалиться, - погладила Алина его по щеке.
      Капитан почти что поплыл.
      - Ну, как убивали?!. Обыкновенно. Пиф-паф ой-ой-ой!
      Алина вкрадчиво прервала восстановившуюся было паузу наводящим, как говорят в школе, вопросом:
      - Стреляли?
      Капитан мотнул головой.
      - Кирпичом в подворотне.
      - А как же твои хваленые реакция, интуиция?
      "Вот уж это-то я, кажется, зря", - подумала, еще не закончив ехидную фразу.
      Богдан, однако, на ехидство, слава Богу, не отреагировал.
      - Не реакция с интуицией, - ответил, - так и убили б!
      - Не поймал?
      Мазепа промолчал.
      - И не догадываешься, кто?
      - Ну, при моей работе!.. Кандидатов - пруд пруди. Себе дороже высчитывать. Я же сыщик, любимая. Отличный сыщик.
      - Выходит, ты не со всеми преступниками остаешься в друзьях? - взбесилась Алина, чувствуя, что атмосфера атмосферою, а Богдан по обыкновению ничего, в сущности, так и не расскажет.
      Он взглянул на Алину: странно как-то, недобро.
      - Извини, - отреагировала она, злясь сама не зная на кого больше: на себя, на него.
      Он, кажется, извинил. Помолчав, Алина решилась продолжить расспросы.
      - А! второй раз?
      - Второй? - переспросил Мазепа, и лицо его стало жестким, холодным. Второй эти с-суки! Мама попросила свозить на дачу: весна, на грядках покопаться. Как раз накануне нашего с тобою! первого! знакомства. Засиделись дотемна, вот почти как сейчас. Помнишь? - у нас прямо от дачи дорога идет немножечко вверх и все по прямой. Потом перевал, крутой спуск и сразу - резкий поворот. Ну вот, - кивнул назад,, - минут пять как проехали. На спуске я обычно машину не держу и к повороту подхожу милях на пятидесяти!
      Голос капитана звучал ровно, безэмоционально, как бы приглашая Алину вообразить себя на месте богдановой мамы (даже банку помидоров та, наверное, держала точно так же, на коленях)!
      !Стрелка спидометра подрагивает возле отметки "50".
      "Это примерно восемьдесят километров в час", - пересчитывает Алина.
      Капитан ведет машину на автопилоте, руки-ноги делают свое дело рефлекторно.
      И вдруг что-то меняется в Мазепе. Алина (мама) скашивает взгляд: правая нога Богдана вместо ожиданной упругости тормозной педали встречает полную, до упора, до пола ее податливость: поэтому машина не снижает скорости - только разгоняется под уклон.
      Поворот приближается. Капитан пробует включить низшую передачу - в коробке хрупает, скрежещет, и рычаг переключения начинает болтаться в гнезде так же легко, как гуляет тормозная педаль.
      Каменная стена, дорога от которой уходит резким изломом, надвигается на капот. Столкновение кажется неизбежным!
      !Алина даже зажмурилась, забыв на мгновенье, что не машина, а воображение ее несет, что машина-то как раз идет ровно и безопасно, да и та, весенняя, накануне их первой с Мазепою встречи, поездка закончись благополучно - иначе некому и не на чем было б сейчас везти Алину из именья во Львов и она б даже не жалела об этом, потому что и не знала б, что существует на свете хвастливый этот, легкий, очаровательный милицейский капитан, рассказ которого так гипнотически вовлек Алину в то, давнее приключение, в котором он как раз!
      !резко закладывает руль, от чего невыносимо скрипит, взвизгивает резина, и машина чудом вписывается в кривую, то есть не вполне вписывается: едва удержавшись на двух колесах, вылетает на встречную полосу, прямо к краю обочины.
      Алина притискивает к себе банку с помидорами - вот-вот хрупнет стекло и польется на юбку маринад - как, наверное, притискивала ее к себе в тот момент богданова мама; только у той, надо думать, глаза были расширены от ужаса, потому что!
      !навстречу, естественно, несется грузовик, и выворачивать на свою полосу уже поздно. Богдан поневоле берет еще левее, хоть, в сущности, левее уже некуда, и чудом разминается-таки с вонючей махиною, оглушительно чиркнув бортом "Шевроле не Шевроле" по стальной подножке.
      Однако, расслабляться - как бы того ни хотелось, как ни просили бы перенапряженные нервы - не время: спуск продолжается, все такой же извилистый, даже, кажется, становится круче, и, словно в издевку, мелькают, пролетают мимо автомобиля ГАИшные предупреждающие зигзаги, треугольники, восклицательные знаки.
      Алина (мама) тем не менее ослабляет хватку на стекле банки и даже чуть приулыбается, поймав себя на судорожном этом зажиме.
      Капитан закладывает рулем невероятные виражи. Стрелка спидометра бьется уже за восьмидесятимильной отметкой - Алине не хватает соображения пересчитать в километры в час; резина дымится, в салон проникает резкий, противный запах гари.
      Навстречу же, плавно, самоуверенно покачиваясь, идет огромный трайлер, груженный стоящим поперек платформы трактором!
      - А что, - снова выпала из воображения в существенность Алина. - Грузовик, трайлер - это все тоже у них было подстроено? Как у Чейза? Такая тонкая разработка?
      Капитан, обиженный недоверием, готовый замолчать, замкнуться, взглянул-таки на всякий случай на невесту: точно ли издевается? и увидел по ее побледневшему, нахмуренному, сосредоточенному лицу, что нет: серьезна, какою он ее и не видел еще никогда.
      - Вряд ли. Когда у машины в горах отказывают тормоза, можно, в общем-то, ничего больше и не городить: жизнь - драматург крутой! Да оно и не так важно: подстроено, не подстроено!
      - Странный ты человек, Мазепа, - отозвалась Алина, помолчав. - Все-то тебе не так важно! Ну, так что дальше?
      - Дальше? - переспросил капитан, притормозил и на совершенно невероятном для такого маневра пятачке лихо, в три движения развернул "Шевроле не Шевроле".
      - Куда? - встревожилась Алина.
      - Туда! Лучше один раз увидеть!
      Минут пять, пока ехали туда, молчали. Наконец, капитан развернулся снова.
      - Вот, смотри: вот из-за этого поворота он и возник.
      Тут и вправду появился на встречной полосе грузовик, который они недавно обогнали - не трейлер, конечно, но тем нагляднее продемонстрировал, какую надо проявить осторожность при разъезде.
      Мазепа проявил и спросил:
      - Теперь понимаешь? Если сотня на спидометре.
      - Теперь понимаю.
      - Ну а вот оно: мое счастье, мое спасение, - кивнул капитан на невероятной на взгляд Алины крутизны гладкий склон. - Пиф-паф ой-ой-ой! - и резко заложил руль.
      "Шевроле не Шевроле" встал почти на попа.
      - Чего ты делаешь?! - взвизгнула Алина, рефлекторно прижав к себе изо всех сил банку с помидорами.
      - Вот так, - ответил капитан, медленно съезжая назад. - До того аж камня донесло.
      - До того аж камня?!
      - А-га. Мама помидоры разбила!
      Алина подождала, пока бешеный грохот сердца сделается хоть вполовину тише.
      - И что дальше?
      - Дальше? - эхом откликнулся Мазепа. - Дальше, согласно закону всемирного тяготения, поехали назад. А тут как раз "жигуленок". Ну, и вышло - наперерез ему. "Жигуленок", конечно, не трайлер, да и скорость уже не та, однако, все равно, как сама понимаешь, неприятно. Особенно тем, кто в "жигуленке".
      - Ну а дальше-то, дальше? - миг назад бледные, щеки Алины все более разгорались.
      - Она ж у меня на передаче была! - объяснил капитан. - Рычаг обломился, а ее ж на передаче заклинило. На прямой. Ну, я и бросил сцепление!
      Алина вообразила себе, как все быстрее несется "Шевроле" вниз по склону, практически падает!
      !как бешено вертит капитан руль, чтоб миновать расселины и каменные глыбы, практически и не видные в почти уже полной тьме!
      !как беззаботно мчит наперерез "жигуленок", водителю которого и в голову не приходит смотреть не на дорогу, а на крутой, к автомобильному движению невозможный склон!
      !как бросает вдруг капитан педаль сцепления и взвывает мотор!
      !бешено крутятся колеса в направлении, обратном движению!
      !извергают белый дым, выбрасывают, пробуксовывая, мелкие камешки, а те - высекают искры!
      !как "Шевроле не Шевроле" на мгновенье как бы задумывается и! успевает пропустить "жигуленка"!
      !как из машины, которая снова, теперь задом, принялась уже ползти по шоссе, набирая энергию огромной своей массою, вылетает Мазепа и, обогнав, обогнув багажник, упирается в его металл с почти невозможной для человека силою!
      !а сам тем временем лихорадочно шарит ногою в поисках камня!
      !как находится, наконец, этот камень и, подброшенный под левое колесо, останавливает неостановимое, казалось, движение автомобиля!
      - И удержал? - спросила Алина.
      - Как видишь, - продемонстрировал Мазепа и себя, живого-невредимого, и "Шевроле не Шевроле".
      - По крайней мере, безработица тебе не грозит. Будешь в цирке цепи рвать и гнуть подковы, - накопившееся в Алине напряжение требовало разрядки.
      - Куда там! - махнул капитан рукою. - Знаешь, я потом что подумал? если б в машине не было мамы, я бы всех этих чудес не произвел. Смирился бы с собственной гибелью. Подсознательно!
      Алина вообразила, как капитан, остановив "Шевроле не Шевроле", открывает правую дверцу, улыбается одними губами старушке, залитой маринадом.
      - Кк, мама? Неплохо вожу, а? Пиф-паф ой-ой-ой? - и принимается собирать осколки стекла, кидать из машины.
      Богданову маму Алина еще не видела, но ей почему-то представляется, что та тоже находит в себе силы улыбнуться и сказать:
      - Хвастунишка!
      Подобрав один из разбежавшихся по всему салону помидоров, капитан ловко посылает его в рот.
      - Богдан! - ужасается мама. - Грязными руками!..
      - Вот и все, - резюмировал капитан наиболее остросюжетную часть своего повествования и включил передачу, тронулся и стал дорассказывать уже в пути. - Достал переноску, залез под машину: шланги тормозные так чистенько подрезаны. И ведь знали же, с-суки, что я не один!
      - Откуда знали? - спросила Алина.
      - Они ж не во Львове это сделали: я б тогда и до дачи не доехал, уже там, на месте.
      - Здравствуйте-пожалуйте! - возмутилась Алина. - Такое безлюдье! Неужели не мог опросить-выяснить, кто тут ошивался?
      - Во-первых, кого ж опросить, когда сама говоришь: безлюдье!
      - А во-вторых?
      - А во-вторых! я, может, и без выяснений знал.
      - Знал?!
      - Все! - отрезал капитан. - Вопрос снят, тема закрыта! Как меня убивали, я рассказал. А кто убивал - это другой вопрос, обсуждению не подлежащий!
      Алина уже в курсе была, что, если он тк говорит, лучше к нему не приставать, но очередная смутная догадка мелькнула в ее голове.
      14. НЕГР ИЗ "ИНТЕРПОЛА"
      Летом Алина, когда бывала дома одна, любила ходить в чем родила мама, сейчас же это имело добавочный смысл: приняв душ, благоухая шампунем, она, словно богатая покупательница в роскошном каком-нибудь магазине, капризно-внимательно окидывала взором разложенные вокруг наряды и украшения: и впрямь ведь - проблема: в каком виде показаться впервые родителям жениха, людям непростым, отставным артистам, некогда знаменитым во Львове; какой создать имидж. Проблема, впрочем, вроде бы легкая, приятная, а по Алине не всякий миг можно было это сказать: тень какая-то покрывала вдруг ее лицо, задумчивость нападала, которую сбросить стоило усилия!
      Такую вот как раз, оцепенелую, прижавшую перед зеркалом к телу платье, но отражения не видящую, и застал ее поворот дверного ключа. Некому было быть, кроме Мазепы, о котором она как раз и думала, и Алина спросила, не сдвинувшись с места:
      - А ты знаешь? Я не верю тебе, что ты простил им эту историю с тормозами.
      Капитан появился в дверях: с огромным букетом, с тортовой коробкою, перевязанной лентою.
      - Мне даже кажется, что ты! уже успел с ними рассчитаться. Иначе бы ты не был! таким.
      - Каким? - поинтересовался капитан, подойдя к так и не обернувшейся ему навстречу невесте и нежно, легко провел пальцем по покрытой пушком позвоночной ее ложбинке - сладкая судорога передернула Алину.
      - Влюбленным и беззаботным, - ответила она и отбросила платье. - Не трогай меня, Мазепа, не трогай. Поздно уже! - заметила впроброс, надевая халат, и продолжила. - И не только что не повел бы меня к маме - сам постеснялся бы на глаза ей показываться.
      Мазепа отстал от Алины, упал в мягкое кресло.
      - Ты меня как-то спрашивала, за что же я, собственно, не люблю журналистов. Так вот: за эти вот! психологические реконструкции.
      - За что за что?!
      - Видишь ли, все в жизни совсем не так!
      - Проще? - спросила Алина с иронией.
      - Чаще всего - проще, - ответил он, и позой, и интонацией демонстрируя, что банальности, на его взгляд, обычно и заключают в себе правду. Иногда - сложнее. И всегда - не так! Но чтоб доставить тебе удовольствие оправданием твоей тонкой догадки о глубинных тайнах моего подсознания!
      - Значит, рассчитался все-таки! - не удержалась Алина поторжествовать.
      - Не так, не так поняла, - помотал капитан головою.
      - А как надо было?
      - Так, - ответил капитан: - Уж коли не рассчитался, то, идя навстречу пожеланиям трудящихся пера и машинки, к маме я не поеду. Постесняюсь, так сказать, показаться на глаза.
      - Ну, Мазепа, - приластилась Алина. - Ну ты чего, обиделся, что ли? Вроде бы не обидчивый! Ладно, подожди, я сейчас, - и, подхватив первое попавшее под руку платье, чуть было не скрылась за дверью.
      - Постой-постой! - догнал ее Мазепа голосом. - Инструкции выслушай. Меня там внизу ждут.
      - Мы что, правда не едем? - остановилась Алина. - А чего ж я тогда все это! - обвела рукою следы приготовлений.
      - Чего уши зря вымыла? - спросил капитан. - Не зря, не зря, не волнуйся. К маме поедешь сама. Мне действительно надо срочно линять. Пиф-паф ой-ой-ой! Оч-чень нехорошее убийство.
      - Как - сама?! Да мы ж с ней даже!
      - Все! - Мазепа встал и вмиг сделался жестким (парадоксально, но Алина, сама себе в этом, возможно, не признаваясь, больше всего любила его именно таким). - Разговоры окончены. Не девочка! Вот адрес. Вот торт. Вот цветы. Постараюсь тебя там еще застать. Целую. И не опаздывай: мама переволнуется, - и капитан был таков.
      - Мазепа! - крикнула было Алина вдогонку, но тут же и улыбнулась.
      Постояла мгновенье, потом решительно оделась, взяла карточку с адресом, торт, цветы, пошла к выходу.
      И встретилась со звонком в дверь.
      - Кто там? - не то, что бы Алина была особенно опасливою, но, кажется, рассказ Богдана о кирпиче в подворотне и перерезанных тормозных шлангах так или иначе на нее повлиял.
      - Извиняйт, пожалюйст. Мне говорийл! - донесся из-за полотна голос с сильным заграничным акцентом, - что капитан Мазепа можно находийт здейс.
      Алина накинула цепочку, осторожно приоткрыла дверь на щелочку. На площадке стоял здоровенный негр.
      - Не есть вольновайт! - улыбался ослепительно.
      - А я и не волнуюсь, - соврала взволнованная, встревоженная Алина.
      - Интерпол, - пояснил негр и протянул сквозь щель ламинированную карточку с цветной его, негра, фотографией в верхнем левом углу.
      Впрочем, Алине все негры казались на одно лицо.
      - Заходите, - скинула цепочку, распахнула дверь.
      - Где йейст Мазепа?
      - Он! он на работе!
      - А, тшортт! - как-то не вполне по-американски выругался негр.
      - У него что: неприятности? - эта мысль не давала Алине покоя с того самого момента, как впервые прозвучало слово "интерпол".
      - О, как можно?! Он нам, напротив, очень помогайл! Мы сегодня летайт! домой! из Киева. Я специально вырвайтс на часок! Делайт гуд бай. Сказать тенк ю. Передавайт приглашение! И вот: маленький презент, - негр достал из кармана ладную коробочку.
      Алина открыла: поблескивая вороненым металлом, в коробочке устроился револьвер: не то "кольт", не то "смитт-и-вессон" - Алина мало в них понимала, поняла только, что оружие серьезное, не игрушка-"зауэр"!
      - Патроны, - доставал из бездонных карманов негр коробочку за коробочкою. - Кобура! Вы ему, надейяйтс, передайт? Сказайт - Джон. Вы йейст жена?
      Изменяя обычной своей, на грани наглости, невозмутимости, Алина закраснелась:
      - Невеста!
      - Не-фест? - переспросил негр. - Что это? Ах, нефест!.. Хорошо! оч-чень хорошо! - разулыбался. - О'кей! Извиняйт. Самолет. Рад был делайт! Тшортт! Знакомстфф, - нашел слово и убежал, через три ступени на четвертую перескакивая непомерными ногами.
      Алина снова открыла коробочку, поглядела завороженно на содержимое.
      - И чего они сегодня все так торопятся?..
      15. СМОТРИНЫ
      - Я, наверное, пойду, - встала, наконец, Алина из-за стола, заставленного останками парадного ужина и вечернего чая. - Поздно уже. Вряд ли он сегодня появится.
      - Что, Алиночка? замучили мы вас стариковскими байками? - встала в свою очередь мама Богдана - совсем, оказывается, не такая, какою представляла себе ее Алина (надо думать, и банку с помидорами особенно к себе не прижимала даже в самый критический момент): светская, ироничная, красивая в свои сильно за шестьдесят (седина казалась специально напудренными буклями по моде пятнадцатого Людовика) - и обвела комнату, которую и впрямь было разглядывать да разглядывать: десятки афиш, начиная еще с сильно довоенных, еще с польских лет; фотографии из спектаклей; макеты декораций, спрятанные от пыли под стеклянные параллелепипеды; костюмы на манекенах вроде портновских: что-то давнее, манкое и недосягаемое!
      - Ой, что вы! - не покривила Алина душою. - Я и не ждала, что мне еще может быть так интересно!
      - Еще? - изумилась богданова мама. - Эх, мне бы ваше еще! Двадцать восемь - это ж даже еще не молодость! А мы вот с отцом все! Прожили, так сказать, жизнь в чужих обличьях. Но этим, может, только и спаслись: век-то нам на долю выпал! людоедский. - Согнала с лица грусть, улыбнулась. - А то давай еще чайку, а? И наливочки.
      - Я ж за рулем, Олеся Викторовна! - не то жалея и извиняясь, не то укоряя возразила Алина. Но за стол вернулась.
      - Домашнее производство! - не очень приняла всерьез Олеся Викторовна алинино возражение. - Специальная вишня. Сериз. Можно сказать - шерри-бренди!
      Алина и сама принимала свои возражения не очень всерьез:
      - Я понимаю, но! Ладно, одну рюмочку - в чай!
      - А вот, Алиночка, вот что вам, наверное, будет не так скучно, как прочие стариковские реликвии! - налив чаю, Олеся Викторовна полезла куда-то в угол, достала с нижней полки этажерки толстый, в парче, альбом. - Богдашины фотографии.
      Прежде чем поднять тяжелую обложку, Алина глазами и пальцами полюбовалась ее фактурою: где, когда, кто выпускал такие вещи?! На первой страничке голенький мальчик лежал на животе и, являя характер, изо всех сил удерживал головку. Алина подумала, что вот таким же, наверное, будет у них с Мазепою сын, и осталась довольна. От странички к страничке мальчик мало-помалу рос, обряжался сначала в короткие штанишки на лямочках (шея повязана огромным пышным бантом), потом в школьную форму, стрелял в пневматическом тире, обнимал за плечи двоих друзей: эдакие три мушкетера из пятого "б", красовался в первом взрослом костюме, - ну, словом, все как везде, как в почти любом нормальном доме, и, если б не ее суженый был запечатлен в альбоме, Алина пролистнула б его быстро, с вежливо скрываемой скукою. Здесь же обнаруживалось столько интересного!
      Вот, например (даже легкий укол ревности почувствовала, хоть сама над собою и улыбнулась за это иронически): фотография хорошенькой девушки с очень гордым выражением лица и надпись по полю: "Будущей знаменитости от меня!" М-да! Не больше не меньше: от меня! Во всяком случае, у былой соперницы тогда существовало преимущество в возрасте перед Алиной сегодняшнею!
      Олеся Викторовна, глянув на фотографию, кажется, поняла алинины переживания и улыбнулась тоже: чуть-чуть, одними глазами, вокруг которых тут же образовалась сеточка морщин-лучиков, впрочем, не старивших ее, скорее наоборот.
      - Никак не могу понять, Олеся: и куда ж он запропастился! И борода: помнишь, в которой я играл Нушича?..
      Алина оторвалась от лицезрения давней соперницы: в комнату вкатился на инвалидной коляске парализованный ниже пояса отец Богдана, судя по афишам и фотографиям - в прошлом статный, неотразимый красавец, покруче Богдана.
      - Господи! - если и с раздражением, то шутливым и добрым, сказала богданова мама. - Да чего тебе этот макинтош дался?! На даче, может, оставили!
      - Но интересно все-таки!.. - болезнь погрузила былого красавца в свой замкнутый мир с непонятной посторонним иерархией ценностей: поиски какой-нибудь напрочь не нужной вещи могли занимать внимание старика и день, и неделю, и месяц, - все же остальное отходило на второй план.
      - Успокойся, уймись, - бросив на Алину извиняющийся, что ли, взгляд, Олеся Викторовна подошла к мужу, обняла, поцеловала в лоб. - Не пугай Алиночку. Все найдется, все в свое время обнаружится! - и повлекла, покатила коляску с ворчащим под нос мужем из комнаты.
      - Все в свое время обнаружится, - тихонько, но все-таки вслух повторила Алина последнюю фразу будущей свекрови и снова взялась за альбом, но, задумчивая, листала его уже механически: мысль, смутная, неуловимая поначалу, наконец, прорезалась, обрела конкретность, заставила вернуться к фото юной надменной красавицы.
      - Нервный какой-то стал, суетливый! Макинтош вспомнил сорокового года! - появилась хозяйка в гостиной и как бы ненароком заглянула невесте сына через плечо, издали заметив, что та снова смотрит на девичью фотографию.
      - Что это вы, Алиночка? Неужто ревнуете? Увы, увы, была любовь, была! И не одна. Но и то сказать - Богдаше ведь уже не восемнадцать!
      - Расскажите, - попросила Алина.
      - Жениться собирался, - начала Олеся Викторовна и улыбнулась. - В девятом классе! Я ему говорю: ты школу хоть окончи, паспорт получи. А он ничего, окончу. Она дождется. Он, знаете, и тогда был упрямый. А вокруг нее какие-то ребята кружили, постарше. Однажды встретили, избили. Очень сильно избили. Так после этого! уже прямо демонстративно стал с нею ходить! Хороша, правда? Хозяйка жизни! А недавно в молочной встретила глазам не поверила. Пьет, опустилась! на вид - не меньше пятидесяти! По помойкам бутылок набрала - сдавала!
      Отец снова вкатился в комнату.
      - Если б на даче, - сказал, развивая навязчивую свою идею, - я б знал. Мы ведь недавно ездили! Ладно-ладно, молчу! - увидел недовольство на лице супруги.
      Алина встала решительно.
      - Извините. Спасибо. Мне было очень приятно!
      - Вот видишь! - бросила Олеся Викторовна мужу упрек.
      - Да что вы, что вы! - подошла Алина к старику, ласково погладила ему пясть. - Просто - пора.
      - Ну! - развела Олеся Викторовна руками, - дорогу, как говорится, знаете. Мы вам всегда рады. Заходите на огонек - со стариками поскучать. А то Богдан у нас такой занятой!
      Отец почему-то вдруг расплакался.
      - Ну чего ты, чего! - подскочила к нему мать. - Перестань! все отлично! - и повезла из комнаты.
      Алина замерла на мгновенье, потом быстро, крадучись подбежала к альбому, раскрыла безошибочно, вырвала портрет дерзкой красавицы, спрятала и едва успела вернуться в два прыжка к двери - показалась Олеся Викторовна.
      - Спасибо! - покраснела Алина, едва не пойманная с поличным, - очень все было вкусно! и - тепло! До свиданья.
      Олеся Викторовна проводила Алину до дверей, заперла, вернулась в гостиную, раскрыла альбом столь же безошибочно и увидела то, что, в общем-то, и ожидала увидеть: пустой прямоугольник вместо фотографии.
      - Какая все же глупенькая, - прокомментировала и снова проявила вокруг глаз морщинки-лучики.
      Алинина "Ока" тем временем фыркнула мотором, мигнула фарами и резко взяла с места.
      Навстречу ей показался "Шевроле не Шевроле", скрипнул, притормаживая, возникло даже ощущение, что улыбнулся. "Ока", однако, на улыбку отнюдь не ответила, а мрачно прибавила газу и, объехав изумленный "Шевроле не Шевроле", скрылась в перспективе, на прощанье как бы даже показав язык.
      Ошарашенный "Шевроле не Шевроле" ткнулся вперед-назад, раздраженно разворачиваясь в тесноте улочки, но, когда ему это, наконец, удалось, маленькой беглянки и след простыл: "Шевроле не Шевроле" заглядывал во дворы и переулки, налево и направо, вертелся на перекрестках!
      А Алина с украденною фотографией в руке вжалась в сиденье "Оки", припаркованной в темной глубине арки-подворотни, и без тепла смотрела, как проносится сперва в одну сторону, потом в другую обезумевший автомобиль капитана Мазепы.
      16. GESCHWISTER
      Том "дела" лежал, раскрытый на снимке убитого практически при ней директора "Трембиты", а рукодельница Алина выстригала канцелярскими ножницами с обломанными концами замысловатую фигуру из черной фотопакетной бумаги. Закончив, достала из сумочки украденную накануне красавицу и наложила на нее получившийся трафарет: ушли, скрылись под маскою роскошные девичьи волосы, спрятался кокетливый воротничок кокетливого платья - лица убитого и богдановой подружки юности приобрели убедительное сходство.
      Дверь отворилась: вошел капитан.
      Алина захлопнула папочку, попыталась прикрыть ее непринужденным эдаким поворотцем фигуры и, как давеча перед Олесей Викторовной, - сделала перед капитаном невинное лицо. Но как не прошел нехитрый алинин номер с мамой, так не прошел он и с сыном, только тот меньше деликатничал: подошел, отстранил невесту, взял том, полистал!
      Фотография подруги юности выпала на пол вместе с черным трафаретом. Капитан поднял ее, аккуратно спрятал в карман.
      - Копаешь, значит? - это были первые обращенные к Алине капитановы слова за сегодня.
      Алина сидела молча, подавленная, но упрямая.
      - Ну, сестра его, сестра! Угадала. Адресок написать?
      Мазепа подождал десяток-другой секунд, чтобы дать Алине возможность ответить, а, когда понял, что возможность эту использовать она не собирается, пододвинул чистый лист бумаги, достал ручку и, не присаживаясь, настрочил адрес, фамилию, имя и отчество.
      - Пиф-паф ой-ой-ой, - произнес, продул воображаемый ствол от воображаемого дыма и вышел, аккуратненько, бесшумно прикрыв дверь.
      - Ты мне друг, Платон, но истина дороже, - сказала Алина вслух, оторвавшись от созерцания пустого пространства, которое только что занимал капитан Мазепа, и спрятала адрес в нагрудный кармашек. Она, в общем-то, уже знала разгадку, но пока что это было интуитивное знание, нечестно подсмотренный в конце задачника ответ, поэтому просто необходимо было пройти шаг за шагом весь процесс собственно решения. Кроме того, и в задачниках - редко, конечно - встречаются опечатки.
      Первый шаг решения, однако, кажется, относился в глубину времени на добрые два десятка лет. Алина сама выросла во дворе, так что оставалось только сделать поправку на разницу между Москвой и провинцией и на воздух, так сказать, эпохи. Алине показалось, что она сделала, и вот: юный, еще не шестнадцати= даже =летний Мазепа шагает по пустынной весенней полуночной улице, обняв за плечи красавицу с фотографии. Алина увидела фонарь и почувствовала, что именно под ним поцелует ее возлюбленный свою возлюбленную: пускай, дескать, знает весь мир! - и нет нужды, что весь мир спит!
      Сколько ни затягивай обратную дорогу, как ни кружи переулками, как ни пропускай без поцелуя ни один фонарь, рано или поздно расставаться приходится, и пара сворачивает в подворотню.
      И тут же - как им только не скучно, не лень было дожидаться, да еще тихо, не выдавая себя! - несколько теней перекрывают арку и с той и с другой стороны. Зачем? убегать бы Мазепа не стал, - впрочем, где им понять гордую душу молодого шляхтича!? - меряют исключительно по себе. Ну, дальше тексты, приколы! как там это бывает! мат. Девочку отсылают, она сопротивляется.
      - Иди! - кричит Мазепа. - Иди! Ничего со мной не сделается! Они трусы! Я первому же глаза выткну!.. - и принимает стойку, растопыривает рога среднего-указательного.
      Но куда там!.. Это только у Бельмондо в кино получается на раз раскидать десяток-другой шпаны. Пока Мазепа изготавливается вперед, на него набрасываются сзади, валят, берут в кольцо - и какие уж глаза выткнуть? - свои б уберечь: парни даже не наклоняются к нему, колотят ногами по чему ни попало!..
      Красавица с пронзительным визгом бежит через ночной двор, который и виду не подает, что слышит визг, колотит в окно первого этажа флигелька в глубине.