- Смотрите, - сказал Печальный, - у него в кармане газета. Сегодняшняя. И на человека, попавшего в беду, он похож мало? Согласны? Стало быть, теперь можете считать себя свободной?
      Мадонна вспыхнула, взорвалась:
      - А почему вы все время надеваете эти дурацкие нарукавники?! - и выскочила из ванной.
      Печальный густо покраснел, что в фотосвете получилось как побледнение, приоткрыл дверь и ответил:
      - Папа приучил!
      Шумела скачущая по камням река. Покрикивали кеклики в развешанных тут и там клетках. Трое одноклассников, трое выросших мальчиков с давней фотографии сидели за столом у самого берега. Энергичный энергично жевал мясо, два других шашлыка, нетронутых, подернулись уже жиром от вечернего ветерка, скользящего с гор.
      - Хорошо, - сказал Мафиози. - К делу так к делу. Только давайте без эмоций, без апелляций к совести и прочей чуши. Договорились?
      Энергичный не смог ответить из-за занятости артикуляционного аппарата, Печальный же промолчал просто. Мафиози принял молчание за согласие и продолжил:
      - Не знаю уж там почему! не желаю знать! вам нужно, чтоб я от нее отступился. Вероятно, в противном случае свадьба Юсуфа может расстроиться. Так ведь? Так? Ладно, - сказал, послушав паузу. - Я отступлюсь. Я ее не узню.
      - Извини, Джаба, - возразил Печальный. - Этого мало. Ты должен сказать ей, что с твоей стороны это было обычным развлечением и что!
      - И что половой акт - не повод для знакомства, - мрачно завершил фразу Мафиози.
      - То есть, собственно, сказать то, что есть на самом деле, - демонстративно пропустил мимо ушей Печальный сомнительную шутку.
      - А откуда это тебе, интересно, знать, чт есть на самом деле? - процедил сквозь зубы Мафиози и, не дождавшись ответа, добавил-спросил: Значит, встретиться и сказать?
      - Да, - спокойно ответил Печальный. - Встретиться и сказать.
      - Иначе она решит, - встрял дожевавший свой шашлык и косящийся на два нетронутых Энергичный, - что ты ей приснился, и будет ждать тебя до старости.
      - Шизофреничка, - поставил Мафиози экспресс-диагноз. - Так я и предполагал.
      - Джаба! - с угрозой привстал Печальный.
      - Что Джаба?! - привстал и Мафиози.
      Напряженная пауза провисела над столиком несколько секунд, пока Мафиози ее не нарушил:
      - Хорошо. Продолжим. Хотя твоя беременная невеста мне действительно и на фиг не нужна, я не собираюсь проигрывать пари. Вон с ним, - пояснил, кивнув на Энергичного. - Ты, надеюсь, в курсе?
      - В курсе, - подтвердил Печальный.
      - В курсе он, - подтвердил и Энергичный, хотя его, в общем-то, не спрашивали.
      - Я пока еще ни разу ничего в этой жизни не проиграл, - продолжил Мафиози, - и начинать не намерен. Так вот: если пари будет считаться за мною, жентесь на ком вам заблагорассудится.
      - Ну ты, Джаба, даешь! - возмутился Энергичный.
      - Это т даешь! - возразил Мафиози. - И не Джаба, а Джабраил Исмаилович - второй и последний раз повторяю. Не получится пропорхать всю жизнь эдакой пташкою.
      Мафиози поднялся, подошел к кеклику, просунул сквозь прутья большой палец ногтем кверху, но кеклик не клюнул, отвернулся.
      - В какой-то момент приходится начинать отвечать за свои поступки! или там не знаю! слова.
      - Понятно, - сказал Печальный.
      - И слава Аллаху, - вернулся Мафиози за столик. - Итак, - повернулся в сторону Энергичного, - ты должен мне автомобиль. Будем считать: восемь тысяч. Хотя на рынке девятка идет сейчас за двенадцать. Квартира твоя, повернулся к Печальному, - я узнавал в правлении, четыре с половиной. Увы! Кооператив старый. Один из первых.
      - Это почему же это увы? - агрессивно осведомился Энергичный.
      - Для Юсуфа увы, - пояснил Мафиози. - Мне-то как раз хорошо.
      - Ладно, дальше, - нетерпеливо подогнал Печальный.
      - Будет и дальше, - пообещал Мафиози. - Значит, четыре с половиной, не считая износа. Но поскольку мы друзья, износ мы считать не будем, правда?
      - Спасибо, - отозвался Печальный.
      - Не за что, - кивнул Мафиози. - Остается две с половиной. Всю твою обстановку и это барахло! ну, игрушки! я покупаю за две. Они и десятой доли не стоят, но тоже по старой дружбе! А вот пятьсот рублей! Пятьсот рублей вам придется все-таки где-нибудь набирать. Все понятно?
      - Да это ж чистый грабеж! - взвился Энергичный. - Я в милицию на тебя заявлю!
      - В милицию? - спросил Мафиози. - Ну да, - сам же себе и ответил: - В милицию. - И резюмировал: - В милицию - дело хорошее.
      - Помолчи, Петрович, - оборвал Печальный еще не родившуюся реплику Энергичного и обернул лицо к Мафиози: - Все?
      - А что? - приподнял Мафиози брови. - Есть какие-то неясности.
      Печальный полез в карман за деньгами - рассчитаться за один съеденный и два несъеденных шашлыка.
      - Не надо, - остановил Мафиози. - Это ведь вас сюда пригласил. А тебе деньги еще понадобятся. Другу помочь с должком рассчитаться. Если конечно, - хмыкнул, - милиция не вмешается.
      - Спасибо, Джаба, - встал Печальный. - Большое тебе спасибо, - и кивнул Энергичному: - Пошли.
      - Так я не понял, - остановил уходящих приятелей Мафиози. - Условия принимаются?
      - Мы тебе сообщим, - бросил через плечо Печальный.
      - Только не забудьте, - не выдержал до конца усильно взятого спокойного тона, присорвался в крик Мафиози, - срок пари послезавтра.
      - Слушай, Джаба! - обернулся Печальный. - А ты, Петрович, иди, иди! Иди, говорю! Подожди на остановке!
      Энергичный пожал плечами и побрел к шоссе. Печальный проводил его взглядом и вернулся к столику.
      - Хочешь напомнить мне, - осведомился Мафиози, - как твоя мама кормила меня? Лучшие куски подкладывала? Хорошо, за эти обеды я сбрасываю! сделал вид, что прикидывает в уме. - Как по-твоему: двух сотен довольно?
      - Джаба, Джаба! - потряс Печальный Мафиози за плечи. - Джаба! Приди в себя! Это же твой ребенок! Твой!
      Мафиози сглотнул, прикусил губу и ответил:
      - Алименты слупить надеешься? Ты всех ее любовников собери - войду в долю.
      - Понимаю, - сказал Печальный и отпустил Мафиози. - Понимаю: ты ждешь, чтобы я ударил тебя. Нет, - помотал головою. - Такого удовольствия я тебе не доставлю!
      Двумя днями позже Печальный, Энергичный и Мадонна с коляскою и небольшим количеством носильного скарба осторожно спускались по неметеной лестнице медленно, но неостановимо приходящего в упадок дома. У подъезда поджидал Мафиози. Мадонна отвела от него глаза, он же, напротив, глядел на компанию нагло и открыто, хотя, в общем-то, было понятно, чего этот наглый открытый взгляд ему стоит.
      - Возьми, - уронил Печальный ключи в подставленную Мафиози ладонь.
      Собака, та самая, которую Энергичный некогда покормил колбасою, подбежала к нему и испытующе заглянула в глаза.
      - Нету, - качнул головой Энергичный. - Кончилась колбаса. Вообще многое кончилось.
      Из-за угла, обливаясь птом, показалась Соседка: она несла в объятиях кассовый аппарат.
      - Ой, как хорошо, что я вас застала-то! - бросилась к Печальному с Энергичным, едва, поставив ношу, чтобы передохнуть, увидела их. - Во, глядите! - ткнула в аппарат. - Добыла! Так что мужа-то вы мне того! сымитировала верчение ручки! - выкрутите?
      Печальный улыбнулся и предоставил объясняться Энергичному.
      - Мужа тебе, говоришь, тетка? - Энергичный, кажется, впервые в жизни не находился, что ответить.
      - Ну да, - как всегда наивно, произнесла - уже Бывшая - Соседка. - Вы ж обещали.
      - Мы, тетка, - потупился Энергичный, - видишь, переезжаем.
      - А чего, - спросила, встревожась, Соседка, - это надолго?
      - Переезжать? - переспросил Энергичный. - Боюсь, что навсегда.
      - Не-а, - замотала она головой. - Мужа выкрутить.
      - До-олго, - вздохнул Энергичный. - Ой как долго!
      - Выходит, - сникла Соседка, - зазря я его сюда волокла?
      - Выходит, тетка, зазря!
      Соседка присела на кассовый аппарат и пригорюнилась, подперла щеку ладошкой.
      Мафиози подошел к Печальному:
      - У тебя на такси-то хоть осталось?
      - Спасибо, Джаба, - ответил совершенно какой-то просветленный Печальный. - Мы как-нибудь на велосипеде.
      Мафиози едва удержал слезу.
      - Смотри, - сказал. - Хозяин - барин. А жить где собираетесь?
      - У меня пока поживем, - взялся было объяснять Энергичный, но осекся под выразительным взглядом Печального.
      - Ну-ну, - кивнул Мафиози. - Счастливо.
      Троица принялась прилаживать к велосипеду свой скарб, что не держалось - упихивали в коляску. Мафиози наблюдал. И вдруг под сирену, с крыши помигивая синим фонарем, возник у перекрестка "воронок", притормозил, сориентировался и двинулся прямо во двор. Энергичный встрепенулся, впился в "воронок" взглядом. Машина стала, как вкопанная, выпустила трех ментов, которые, с офицером во главе, направились к Мафиози торжественным шагом.
      - Во, видишь! - толкнул Энергичный Печального в бок. - Справедливость-то все-таки торжествует!
      - Вот вы где! - зловеще, как показалось Энергичному, обратился офицер к Мафиози. - А мы вас по всему городу ищем.
      Энергичный сиял.
      - Полковник Рахимов племянницу замуж выдает, - продолжил мент. Снять надо. Распорядитесь, пожалуйста, чтоб сделали. И фильм какой-нибудь новый.
      - "Love Story"? - предложил-спросил Мафиози.
      - Не-а, - скорчил офицер кислую мину. - Может, "Тарзана", а?
      - Справедливость, Петрович, уже восторжествовала, - несколько запоздало отозвался Печальный на реплику друга и продолжил укладку.
      Мафиози уселся в "воронок" рядом с водителем, и машина, мигая и завывая, скрылась из вида.
      Троица двинулась в путь. Мадонна и Печальный шли по обе стороны велосипеда, держа его за руль, Энергичный трусил сзади с детской коляскою. Рядом с коляской бежала давешняя собака.
      Они удалялись по улице, и казалось, что все-то у них в конце концов непременно устроится, потому что может ли быть иначе в этом теплом и добром городе?
      Душанбе - Москва, 1988 г.
      КАК ЖУЕТЕ, КАРАСИ?..
      кровосмесительная история
      "КАК ЖИВЕТЕ, КАРАСИ?.."
      Киноконцерн "Мосфильм", студия "Союз"
      Москва, 1991 год
      Режиссеры - Михаил Швейцер, Софья Милькина
      В главных ролях:
      ПОЛКОВНИК - Николай Пастухов
      ЧЕЛОВЕЧЕК - Александр Калягин
      БЛАГОРОДНЫЙ КАРАСЬ - Валерий Золотухин
      КАРАСЬ-ХУДОЖНИК - Борис Клюев
      КАРАСЬ-ЭМИГРАНТ - Евгений Евстигнеев (V)
      ВНУЧКА - Анна Назарьева
      ЮНОША - Евгений Миронов
      САМОЕ ВЫСОКОЕ НАЧАЛЬСТВО - Леонид Куравлев
      ТОВАРИЩ МАЙОР - Николай Качегаров
      СТОЛЯР - Павел Семенихин
      И сынок мой по тому ль по снежочку
      Провожает вертухаеву дочку.
      А. Галич. "Желание славы"
      Из старенькой "Спидолы" почти лишенный электроникою обертонов, но отлично поставленный голос с театральными интонациями декламировал монолог пушкинского Скупого:
      !Кажется, не много,
      А скольких человеческих забот,
      Обманов, слез, молений и проклятий
      Оно тяжеловесный представитель!..
      Полковник выпил коньяку, постоял, прислушиваясь не то ко вкусу спиртного, не то к голосу из приемника, аккуратно вымыл рюмку под ржавым умывальником, укрепленным в углу летней дачной кухоньки, и через тесный огороженный двор вошел в дом, открыл шкаф, снял с плечиков парадный китель, украшенный джентльменским набором правительственных наград, а также петлицами и кантом того небесно-голубого цвета, под знаком которого пекутся о гражданах нашей страны вот уже без малого две сотни лет, надел, отразился в зеркале, после мелких коррективов отражение одобрил и, позвякивая медалями, вернулся во двор.
      Участок круто сходил к реке, и дальний угол небольшого дачного дома поднимался над землею на кирпичном фундаменте на добрые полтора метра. В кладку фундамента, защищенная от непогоды и любопытных глаз дощатым тамбурком, вросла массивная стальная дверь с рычагами-запорами и сейфовыми маховичками. Полковник любовно возился с ними, а из кухни чуть слышалось:
      Когда я ключ в замок влагаю, то же
      Я чувствую, что чувствовать должны
      Они, вонзая в жертву нож: приятно
      И страшно вместе.
      Дверь плавно, тяжело отошла, Полковник щелкнул выключателем, но, поскольку свет не зажегся, принялся, выругавшись под нос, шарить в пыльной нише. Звякнуло, осыпалось разбитое стекло: фонарик выскользнул из пальцев, упал на ступени, покатился. Брезгливо отряхивая с кителя пыль, Полковник резко направился к кухне, выдвинул ящик стола.
      Я царствую!.. Какой волшебный блеск!
      Послушна мне, сильна моя держава;
      В ней счастие, в ней честь моя и слава!
      Голос из "Спидолы" раздражал, пришлось его заткнуть, и тут же нашелся огарок. Полковник вернулся к подземелью, запалил фитиль, в свете неровного, колышущегося пламени, прикрываемого ладонью, спустился вниз. Стеллажи каталогов и низкие тяжелые шкафы с основательностью порядка заполняли бетонированную подвальную комнату. Примостив-припаяв к шкафному карнизу неверный источник света, Полковник нацелился и одним коротким движением руки, подобным падению хищной птицы на добычу, выдвинул узкий, длинный ящик. Ловкие, тренированные пальцы перебирали карточки, губы беззвучно шевелились.
      Неизвестно откуда возникший порыв ветра задул пламя, но, судя по всему, дурная примета Полковника не напугала: час спустя он, повесив китель на спинку аскетичного деревянного кресла, спокойно сидел наверху, в доме, у письменного стола и заполнял стандартные бланки вызывных допросных повесток: вписывал фамилии, сверяясь с карточками из каталожного ящика, проставлял дату и время, тут же делая пометки на перекидном календаре 1990 года, а адрес "Ул. Дзержинского, 14" аккуратно зачеркивал, чтобы вместо вписать: "Пос. Стахановец, ул. Садовая, 6"!
      Сребровласый английский джентльмен, чьего платья легко коснулась рука благородной бедности, Полковник появился из подземелья метрополитена прямо возле Известного Здания, фасад которого и предстояло миновать. У Главного Подъезда ласково, почти неслышно урчал мотором лаково-серый "ЗИЛ", поджидая, должно быть, кого-то из Самого Высокого Начальства. И действительно: не дошел Полковник до "ЗИЛа" всего десяток шагов, как тяжелая дверь Подъезда отворилась адъютантом, и Важный В Штатском проследовал к лимузину. Полковник замер, замер и Важный В Штатском: на мгновенье или, во всяком случае, ровно на столько, сколько понадобилось обменяться пронзительными, как в кино про Штирлица, взглядами. Часовые напряглись, адъютант сунул руку под мышку.
      "ЗИЛ" мягко отплыл, часовые опали. Полковник плюнул под ноги, растер плевок подошвою и пошел к Пушечной, на углу которой остановился и, обернувшись на Известное Здание, достал из папочки пачку давешних повесток. На ощупь, но аккуратно, словно глядя, отправил одну за другою в мрачное чрево почтового ящика с раскрашенным гербом державы, которой не оставалось и полутора лет жизни.
      На углу Кузнецкого десятка два человек торговали газетками ДС и каких-то еще Блоков, Союзов, Партий! Разного пола и возраста, на посторонний, непрофессиональный взгляд ничего между собой общего не имеющие, продавцы, безусловно, принадлежали к совершенно определенному клану, описать который Полковник возможно бы и не взялся, но любого представителя которого почуял бы за версту, а как минимум один из последних оказался Полковнику и прямо знакомым, что и подтвердил-продемонстрировал как-то слишком уж, как-то чересчур независимым отворотом в ответ на полковничий кивок. Полковник, впрочем, отнюдь не счел для себя унизительным сделать к знакомцу шаг-другой, достать рубль и потянуться к газетке:
      - Неужто не узнаете?
      - Отчего же, - не вдруг отозвался Газетный Продавец. - Просто считаю ниже своего достоинства! - и не нашелся как закончить гордую, однако, несколько суетливую фразу.
      - Эх! - посетовал Полковник, разворачивая газетку и пробегая взглядом жирный заголовок ЗЛОДЕЯНИЯ КГБ и подзаголовок помельче: Страшная приемная. - Всегда б вам столько независимости!
      Дээсовец помрачнел, посуровел, передвинул пачку товара куда-то за спину. Полковник нежно дотронулся до локтя Газетного Продавца. Продавец одеревенел и безропотно повлекся рядом. А Полковник, всего два-три шага-то и пройдя, остановился у ничем не примечательной двери и положил на нее ладонь, словно впитывая идущую сквозь дерево радиацию.
      - Вот здесь она и была, эта самая страшная приемная. Справочная!
      Голосом Полковника владела глубокая печаль, и Газетный Продавец вышел из ступора, отстранился весьма агрессивно и, оглянувшись по сторонам, сказал-спросил подчеркнуто громко:
      - Запугиваете?
      - Вас запугаешь, как же! - едва не покатился Полковник со смеху.
      Ирония, однако, пропала даром: Дээсовец исчез, как бы растворился в воздухе. Полковник, впрочем, не слишком обескураженный этим обстоятельством, двинулся дальше в толпе Кузнецкого, отмечая взглядом то тут, то там расклеенные листовки. Посреди бурлящего книжного рынка остановился на минутку, повертел в руках Набокова, Солженицына, Бродского, поинтересовался ценами.
      Вдруг среди жучков произошло шевеление, рынок в мгновение как-то сам собою рассосался. Полковник обернулся: приближался милицейский наряд.
      - Старший лейтенант! - подчеркнуто громко окликнул Полковник возглавляющего наряд Сержанта и неудержимо весело спросил: - Перешли в милицию? Да еще с таким понижением?!
      Якобы Сержант пробуравил Полковника серым взглядом и бросил через губу:
      - Паяц!..
      В рифму к тому, дачному, подвалу спустился Полковник по крутой щербатой лестнице флигеля Рождественского монастыря и оказался в столярной мастерской.
      - Иннокентий Всеволодович! - вскочил с табурета навстречу вошедшему хозяин: пьяненький, но очень интеллигентный, в синем таком, застиранном, аккуратно выглаженном халатике.
      - Николай Юрьевич, - здороваясь, склонил голову Полковник.
      Дышащий на ладан черно-белый телевизор доносил сквозь сетку помех очередное заседание сессии Верховного Совета. Депутат с горящим взором страстно защищал Свободу Печати (с двух больших букв)! Мужчины постояли минутку молча, внимая оратору, потом Полковник, очевидно соскучившись, прервал паузу:
      - Готово?
      - А как же, Иннокентий Всеволодович! Мы ведь уславливались. А слово джентльмена! - засуетился Столяр: надел очочки из халатного кармашка, полез за верстак, извлекая стопку обструганных, проморенных, лакированных дощечек. - Вот так соберете, - принялся прилаживать одну дощечку к другой. - Вот так! И вот сюда - клеем!
      - Спасибо, спасибо, Николай Юрьевич, - прервал Полковник. - Не первый, слава Богу. Знаю, - и открыл дипломат, где дожидалась момента гонорарный пузырь.
      - Шестой сундук, сундук еще не полный? - вопросительно-улыбчиво пошутил пьяненький хозяин.
      Шутка явно не понравилась гостю: он мгновенно подобрался, взгляд сделался жестким, тяжелым. Поставив бутылку на верстак, собрав дощечки под мышку, Полковник сухо кивнул и направился к выходу. Но Столяр преградил дорогу: обида высвободила механизм нетрезвой храбрости:
      - Нет уж, постойте, Иннокентий Всеволодович! Не надо со мною так, будто эта бутылка! Не за бутылку я на вас работаю! И раньше работал - не за бутылку. Когда вы меня в свои пакости втравили! жучки ставить! микрофоны в табуретные ножки монтировать! Тут, может! - повертел Столяр ладошкою, - тут, может, обида! сладость падения! А вы! Вас ведь прежде моя сообразительность очень даже устраивала! умение с полнамека! Прямые-то приказы вы не очень любили отдавать! А сейчас дурачок удобнее? Который поверит, что вы решили на старости лет составить каталог домашней библиотеки? Я из уважения трепещу вас, полковник, - возвысил Столяр голос до пламенно-риторических интонаций. - А отнюдь не! Куда меня ниже этого подвала запрут? Может быть, честь? - расхохотался смешному словечку. Это вон этого, - кивнул через плечо на Парламентария С Экрана. - А я уж все! стабилизировался.
      Полковник выслушал монолог молча, но, судя по примирительному резюме, с пониманием:
      - Найдется кое-что и на этого.
      - Вы уж не сердитесь, Иннокентий Всеволодович, - услышав примирительную нотку, вернулся Столяр к привычной уважительности. - Только так тоже нельзя, - и, подойдя к верстаку, откупорил водку. - Я тоже все-таки человек. А бутылка что? Бутылка - это!
      Сейчас Полковнику уже неловко было уйти вот так просто, и он едва ли не с ужасом наблюдал, как разливает Столяр жидкость по двум подозрительным стаканам, как освобождает от липнущего к нему, неотдираемого, так что траурным ногтем приходится выколупывать, станиоля плавленый сырок, разламывает надвое:
      - Прошу, Иннокентий Всеволодович, - пришлось приблизиться, взять с верстака и поднять стакан, - но труд скрыть брезгливость Полковник решил себе не давать:
      - Сопьетесь вы, Николай Юрьевич! Вот ей-Богу - сопьетесь!
      Возле гостиницы "Москва" волновалась толпа народа человек эдак на сто. Полковник остановился, с ироническим любопытством читая плакаты насчет турок-месхетинцев, насчет беженцев-армян, насчет какого-то провинциального начальства, и тут подкатила "Волга". Деловитая, подтянутая, целеустремленная, недурная собою, с красным эмалевым флажком на лацкане серого, изящно скроенного под скромный пиджака, вышла Дама-Депутат в сопровождении двоих шестерок и смело ступила в народ. Полковник по случаю оказался на ее пути.
      - Здравствуйте, Иннокентий Всеволодович, - автоматически, машинально поздоровалась как-то вдруг сникшая, сдувшаяся Дама.
      - Добрый день, Александра Александровна, - несколько криво улыбнулся Полковник.
      - Меня поджидаете? - ужас нарисовался в депутатских глазах.
      - Сегодня - нет.
      - А-а! - с явным облегчением выдохнула Депутатка. - Очень рада, оч-чень! - Она, конечно, имела в виду соврать, что рада была встрече, но достаточно забавно получилось, что рада, что "сегодня нет", и Полковник с удовольствием отметил эту забавность. - Всего доброго, - и снова вся подобравшись, обретя уверенность, вклинилась в толпу, тут же обступившую ее с надеждами!
      Выйдя из лифта, Полковник неловко поместил под одну руку и дипломат, и каталожные дощечки, а другою на ходу выкапывал из глубокого брючного кармана, из-под полы плаща связку ключей. Замок щелкнул, дверь подалась, но недалеко, удержанная цепочкою. Посыпавшиеся дощечки усугубили раздражение Полковника, выразившееся в слишком уж настойчивом, нетерпеливо-прерывистом звуке звонка. Полковник давил на кнопку до тех пор, пока раскрасневшаяся, возбужденная, смущенная, не появилась в дверной щели Прелестная И Юная Девушка, одетая одним легким халатиком - и тем явно наброшенным только что, впопыхах.
      - Ой! Полковник! А что, разве сегодня уже вторник? Господи!
      - Так вот и будешь разговаривать, через цепочку? - мрачно поинтересовался Полковник, собирая, коленопреклоненный, дощечки.
      - Полковник, миленький! - Прелестная И Юная выскользнула на площадку и повисла на Полковнике, в результате чего дощечки снова оказались на полу. - Полковник, я совсем с ума съехала! Влюбилась как дура! Как полоумная! Ты не сердись, ладно! Он хороший, правда-правда! Таких теперь не бывает. Он! он! хороший!
      Снова собрав дощечки, размягченный поцелуями внучки, однако изо всех сил стараясь сохранить видимость суровости, Полковник взялся за дверную ручку.
      - Полковник, любименький! - повисла Прелестница на нем. - Не обижайся, пожалуйста! Не заходи, а! Я обед тебе все равно не приготовила!
      Полковник сделался мрачен по-настоящему, застыл на миг и, решительным движением плеча отстранив с дороги внучку, зашагал к лифту. Прелестница бросилась вослед, и полы взлетели, распахнулись, подтвердив нашу догадку, что под халатом ничего на Внучке нету.
      - Ты не прав, полковник, слышишь?! Просто такой момент. Неужто ты хочешь увидеть его! смущенным? Подавить, да? Чтоб он всегда при тебе?! Он ведь не виноват: это я ошиблась. Я с ума съехала - и пропустила вторник. Я пообещала ему, что мы будем одни, совсем одни, что никто не придет. Мы завтра к тебе заявимся, правда-правда. Вы познакомитесь. Честь по чести. Коньяку выпьете. Он тебе обязательно понравится. Ну полковник, слышишь, а?!
      Полковник стоял лицом к лифтовой дверце, ждал кабину и на внучкины горячие речи внешне не реагировал. Из-за двери квартиры робко, однако, в полной готовности броситься на защиту подруги, выглядывал Юноша немногим старше Прелестницы. Рука его нервно застегивала пуговки на рубахе.
      Лифт, наконец, явился. Полковник шагнул в него и нажал кнопку, так и не обернувшись. Когда дверцы за спиною схлопнулись, Полковник выпустил из рук и дощечки, и дипломат, закрыл глаза ладонью, словно от спазма головной боли, и буквально простонал:
      - Господи! второго раза я не-пе-ре-не-су!
      Вывески на дверях не было, окна-витрины плотно зашторены изнутри. Десятка полтора стариков и старух - так казалось в массе, на первый взгляд: возможно, из-за некоторого неуловимого стандарта в одежде; в действительности же встречались тут люди и вполне крепкие, никак не старше шестидесяти, да вот хоть бы и наш Полковник, - терпеливо ожидали времени, кто - группируясь по двое - по трое и тихо переговариваясь, кто, как Полковник - стоя гордо и одиноко. Один из этих, сравнительно молодых, подошел к заведению нервный, порывистый, возбужденный, чем сразу и выделился из подчеркнуто смиренной толпы. Потрясая сложенной вчетверо изнанкою наружу "Правдою", обратился к Полковнику:
      - Посмотрите, нет, вы только посмотрите, что делают! Уже читали?! На кого замахнуться посмели?! Не остановить их - все рухнет! Натурально все! Вот как пить дать!..
      Полковник стоял демонстративно индифферентно, как бы глухой, и Правдоносцу ничего не осталось, как с тем же монологом, только еще подбавив праведного возмущения в интонацию, перейти к кому-то следующему, потом следующему за следующим! Неизвестно, сколько бы так продолжалось и чем закончилось, когда б не отворилась таинственная дверь и не втянула в свой проем ожидающих.
      Показав пропуск элегантной даме в белом халате - хранительнице этой закрытой столовой-музея для отставных аппаратчиков второго разряда, Полковник оставил на вешалке дощечки и плащ и устроился у стены, за угловым, на двоих, столиком, к зальцу спиною.
      Полковник уже заканчивал поднесенный подавальщицею суп, когда стул напротив скрипнул под тяжестью некоего Пришельца, столь же нестарого и столь же мрачного, как Полковник. Полковник нехотя приподнял лицо.
      - Иннокентий Всеволодович? Вот уж кого не ожидал!
      - Иван Алексеевич? - Полковник узнал визави, улыбнулся саркастически, но вместе и сочувственно. - Значит, тоже до генерала не дотянули? В штатском, конечно, исчислении.
      - Как видите, - развел руками Пришелец. - А вы-то как же в отставке оказались? Я полагал, что кто-кто, а уж вы-то! не в смысле вы лично! при любых пертурбациях на месте останетесь.
      - То-то и оно, - вздохнул Полковник, - что не в смысле я лично. А я лично оказался засвечен. Вот начальство кость и бросило. Подопечные, знаете, расхрабрились, да и тиснули статеечку в "Огоньке". Свою, впрочем, роль обойдя более чем искусно. А вы сами посудите: кто я без них? Чем занимался бы? За что жалованье бы получал?
      - Ай-ай-ай, - покачал сочувственно головою, поцокал языком визави.
      - Ну, ничего, - улыбнулся Полковник, реагируя на сочувствие. - Ничего! Как заметил давеча один мой давний знакомец: шестой сундук, сундук еще не полный!
      - Как? - переспросил состольник.
      - Я, - пояснил Полковник, - к такому повороту готов давно. Очень давно. Лет уже двадцать, - и отправил в рот очередной кусочек котлеты.
      Электричка отстучала, затихла вдали. Полковник, пропыленный, усталый, расстроенный, с неудобоносимыми дощечками под мышкою, брел по Садовой. Сквозь фиолетовую дымку вечера за ним наблюдали двое из притаившейся между дачами старенькой, с правым рулем, с заклеенной бельмом скотча треснутой правой же фарою "Тоеты".
      - Во, смори, виишь! - толкнул локтем молодого, налитого силою Джинсового Усача опустившийся сиплый Забулдыга. - Снова доски таранит! А на хрена они ему, а? Скажи, на хрена? Смекашь? А подвал там знашь какой солдаты вырыли?! Мальчишками были - лазили. - По внешнему виду Забулдыги вполне могло подуматься, что мальчишкою он был при русско-японской войне, а не двадцать каких-то недалеких лет назад. - Этот подвал если, к примеру, картошкою затарить - до коммунизма до самого хватит. Ха-ха. Шутка, конечно. И дверь, как в бомбоубежище. Видел, да? Видел? И вобче генерал, а смори, как одевается. Машины опять же нету - электричкой. Смекашь, говорю? - и снова ткнул Усатого локтем.
      - Я тебе щас потыкаю, свинья, - чуть слышно, сквозь зубы, оборвал Джинсовый.
      - Да ты чо? - обиженный и напуганный, притих Забулдыга. - Я тебе, понимашь! как договаривались! а ты!
      - Заткнись, - так же спокойно возразил Джинсовый. - На вот, - протянул зелененькую с Лениным, - и вали. И мы с тобой никогда в жизни не виделись, понял?
      - Да понял я, понял, чо ты, все путем, - ретировался довольный добычею Забулдыга.
      Усатый даже не глянул.
      Полковник повозился у калитки, скрылся за нею. Спустя мгновения загорелись окна его небогатого дачного домика. Усатый запустил мотор.
      Если не считать любовно оборудованного подвала, с которым мы уже имели случай свести знакомство, единственной роскошью скромной в остальном полковничьей дачи были великолепные розы - под них ушла вся свободная земля участка. В респираторе, в полиэтиленовом фартуке и специальных рукавицах Полковник и занимался ими в это счастливое погодою, не слишком, правда, уже раннее летнее утро: с помощью хитрого какого-то аппарата опрыскивал землю у корней, листья: лечил ли от болезни, защищал от вредителей, удобрял!
      Шум подъехавшего автомобиля вывел Полковника из сосредоточенности, с которою он общался со своими любимцами. Дверца машины хлопнула за забором. Полковник бросил взгляд на часы, а с них - раздраженно-вопросительный - перевел на калитку и, отставив аппарат, замер в ожидании стука. Который тут же и воспоследовал.
      - Открыто! - крикнул Полковник и увидел элегантно одетого, самоуверенного по внешности Карася - того самого Парламентского Оратора, чья речь в защиту Свободы Печати привлекла ненадолго полковничий взгляд к телевизору в столярке. - Сколько мне помнится, - продолжил Полковник, я приглашал вас на одиннадцать. - И в сторону, почти себе под нос: - Поразительный зуд!