Ямато (№2) - Звездные самураи

— Вот потому-то я и здесь.

Шадболт был удивлен.

— Не понял?

— Приказ полковника Лоутона. Ты должен одеть своих людей в скафандры и отправиться с ними в секции с девятой по тринадцатую, по возможности затаиться там и ожидать дальнейших указаний.

— Что? — Раздражение Шадболта наконец прорвалось наружу. — Он вздохнул и подбоченился. — Но ведь это именно те секции откуда нас вывели шесть часов назад.

— Не совсем. Вы занимали секции с седьмой по одиннадцатую. А теперь тебе предстоит расположить своих людей вдоль входов в станцию.

— Господи, Барб! Ведь нам потребовалось около трех часов, чтобы уйти оттуда. Я понимаю, что полковнику Лоутону хочется занять нас чем-нибудь, чтобы мы не теряли присутствия духа, но вот так кидать людей то туда, то обратно просто глупо!

— Боско, это совсем не глупо.

— Тогда я наверное чего-то не понял.

В глазах Истмана сквозило что-то вроде жалости.

— Да, не понял. И именно поэтому тебе никогда не стать полковником.

Шадболт вздохнул.

— Зато ты по-видимому все мне с легкостью можешь объяснить.

— Это же ясно как божий день, Боско. — Он помахал рукой. — Как божий день. Каньцы окружили станцию своими зондами, через которые пристально наблюдают за нами. Это наверняка. А их большие корабли не более чем в двух часах от старта и они подглядывали за нами с поверхности планеты, поскольку мы сто раз не меньше засекали на корпусе дипольные отпечатки их сканеров. Они видели как мы сбросили кольцо и видели как наши люди покидали верхние уровни кормовой части без всяких там голографий. Они видели, что все наши находятся на боевых постах, как и следует если мы ожидаем скорого нападения. Каньцы видели, как мы уходим с верхних уровней кормы, Боско. Они не могут не верить тому, что регистрируют их сенсоры. — На лице Истмана появилась кривая усмешка. — Поэтому они не сразу сообразят, что мы снова отправили туда людей находясь в режиме радиомолчания.

— Ты хочешь сказать, что мы готовим им засаду? — спросил Шадболт, вопреки себе захваченный этой блестящей идеей.

— Ну да. Мы совершенно скрытно вернем людей на корму. В полной тайне и под прикрытием голоизображения. Что касается их сканеров, то по их данным мы все по-прежнему сидим за пультами, на боевых постах или в орудийных башнях и готовы отражать их нападение. Корабли Ю Сюйеня подойдут сюда в 2.30 т на нас обрушатся тысячи каньских солдат — гораздо больше, чем сумели бы одолеть наши пушки. Они будут думать, что застали нас врасплох и начнут при помощи резаков пробираться внутрь станции. — Теперь на лице Истмана была уже просто улыбка. — Но поскольку внутри их будут поджидать наши люди, у них просто не останется времени на то, чтобы пробраться далеко и рассеяться. Считай все они уже покойники. Может быть после этого сёгун решит на чьей он стороне.

— Надеюсь ты прав.

— Конечно прав. Сделай одолжение, Боско. — Он вытащил бумажник. Шадболту уже приходилось его видеть : это был старый дипломатический бумажник, предназначенный для хранения приказов. Но вместо приказов внутри оказался аккуратный бумажный конверт. На нем было написано имя Аркали Хавкен.

— Если меня вдруг убьют, а ты останешься жив, будь добр, передай его от моего имени.

Шадболт неохотно взял конверт.

— А с чего ты решил, что ты погибнешь, а я уцелею?

Знакомая полуулыбка Истмана снова мелькнула на его лице.

— Давай просто считать, что теперь судьбе, чтобы помешать мне сказать Аркали что я о ней думаю, придется убить двоих.

Почувствовав в животе опасное шевеление, Шадболт снова вытащил фляжку и отхлебнул. Крепкий напиток заставил его вздрогнуть.

— В чем дело, Боско? Кто-нибудь топчется по твоей могиле?

Шадболт протянул ему фляжку и Истман тоже сделал глоток.

— Ну и фразочки же у тебя, Барб.

Они облокотились на пульт и поговорили еще немного и Шадболт понял, что перспектива боя подняла настроение Истмана больше, чем его самого могло бы приободрить любое количество пятизвездочного. Даже забавно, как люди крепли духом — взять хотя бы тот день, когда он узнал об объявлении войны, когда он впервые узнал о силах противника, когда он получил приказ натягивать скафандр и идти подкарауливать каньцев. У него в эти моменты возникало чувство, что внутренности вот-вот вывалятся через задницу. Но сейчас Истман разительно отличался от всех, с кем ему когда-либо приходилось иметь дело. Похоже сейчас накануне столкновения он и вправду пришел в прекрасное расположение духа и в таком приподнятом настроении стал таким же как и прежде. Он говорил о своих надеждах, как будто они были его намерениями, а о намерениях так, будто они стали свершившимся фактом. И в сознании Истмана, ясная как звездный свет, гнездилась надежда, намерение — уверенность — что сегодня он всем докажет насколько он отважен. И так безудержна будет эта его отвага, так очевидна, что у Аркали Хавкен просто не останется иного выбора как увидеть его в совершенно ином свете.

Вся эта идея обречена на провал, подумал он, когда Истман наконец ушел. Как же мужчина может настолько плохо разбираться в женщинах? Неужели он и впрямь рассчитывает, что она вдруг как по волшебству влюбится в него только потому, что он сумеет убить несколько каньцев голыми руками? Неужели он действительно воображает, что именно она, больше всех прочих женщин ценит мужскую храбрость? Неужели он все еще думает, что она когда-нибудь выбросит из сердца Хайдена Стрейкера? И что он, черт побери, имел в виду, когда упомянул о предстоящем выборе сёгуна?

Истман наблюдал за тем как одетые в скафандры люди из взвода Шадболта скрытно пробираются обратно в секции с девятой по четырнадцатую при полном радиомолчании. Его собственное подразделение было занято тем же самым — солдаты в полной темноте пробирались в свои каюты и укромные местечки через паутину узких коридоров и заброшенных помещений верхних уровней кормовой части. Каждый был вооружен хорошим бластером, гранатой и тридцатью энерготрубками. Каждый выбрал себе удобное укрытие неподалеку от переборки компенсатора в лабиринте машин и инспекционных лазов.

В этой секции не только не было воздуха, но и вообще были отключены все системы жизнеобеспечения. Когда засверкают фиолетовые вспышки мезонных резаков и станет виден свет звезд, им совершенно ни к чему будут порывы вырывающегося в пространство воздуха, несущего разный мусор.

Пока они ждали, оптимизм Истмана все рос. Он снова начал прикидывать. Внимательно прислушиваясь к тому, что говорил полковник, он узнал довольно много нового для себя и аккуратно приберег полученную информацию в укромном уголке памяти, чтобы как следует обдумать на досуге. Прибытие адмирала Гриффина позволило перебросить подкрепления, но, даже при этом, общее количество защитников Бейкера было не таким уж большим: четыреста семьдесят три десантника, триста семьдесят один боец метракоровской милиции — примерно такое же ненадежное отребье, как и то, что не сумело удержать Каноя-Сити — и тысяча флотских бойцов.

С другой стороны, отбытие Гриффина на Сацуму позволило каньскому адмиралу Хуан Мьеню высадить в Каноя-Сити больше войск и как следует подготовить их. Данные наблюдений свидетельствовали о том, что эти корабли прибыли с Сацумы под командованием некоего У Шеня. Они за пять с половиной дней преодолели десять астрономических единиц внутри системы, двигаясь по траектории, которая по широкой дуге позволила им обойти американский флот, в то время как единственный корабль Ю целый стандартный день несся с ускорением в пять «же», а затем семьдесят два часа тормозил, чтобы лечь на орбиту вокруг Осуми.

Силы равные, подумал он, устраиваясь поудобнее внутри мягко вздыхающего скафандра. Несомненно каньцы предпримут попытку прорваться через наружную обшивку Бейкера и позади больших батарей, где жизненно важные системы станции располагаются ближе всего к обшивке. Лично я именно так бы и сделал и именно поэтому попросил, чтобы моих людей бросили именно на эти позиции, для чего пришлось просить полковника Лоутона поменять нас с Шадболтом местами. Именно здесь должны разгореться самые тяжелые бои. И именно здесь я покрою себя славой — или накроюсь чертовой крышкой гроба. В любом случае, тому аду в котором я нахожусь сейчас, наступит конец. А если я прихвачу с собой еще и несколько китайских сукиных сынов, то тем хуже для них.

Кто-то прошел мимо него — смутный силуэт, серое на сером, даже несмотря на забрало высокого разрешения, но в том как он двигался было что-то смутно знакомое.

Он выбрал канал Шадболта.

— Боско, это ты?

— Я-то я, а вот ты кто?

Фигура казалось обернулась, затем снова исчезла.

— Твои люди на местах?

— Конечно, а где же им еще быть!

— Тогда, думаю, тебе лучше присоединиться к ним.

Колебание.

— Барб, нужно кое-что обсудить. Не по радио.

Они сдвинули шлемы вплотную.

— Что такое?

Поколебавшись немного, Шадболт сказал:

— Барб, а что если у них сингулярные пушки?

Ответом был веселый смех.

— Небось только сейчас подумал об этом, а, Боско? Но дело в том, что их у них нет.

— Откуда ты знаешь?

— Никому не скажешь?

— Ну конечно.

— Мне сказал Эллис Стрейкер.

— Барб…

— Погоди, послушай. Дело в том, что его сводный брат помогал РИСКу разрабатывать сингулярное оружие еще тридцать лет назад. Сейчас он живет на одном из Алеутских Миров со своей женой-ямбо. Как раз туда-то и мотался Стрейкер, когда вырвался отсюда. Он подробно расспросил брата обо всем. И получается, что Всемогущая Дай Ямато вообще никогда не могла производить их. Выходит, Дюваль Стрейкер лично участвовал в производстве всех сингулярных пушек за пределами «Стентон Инкорпорейтед», официальных поставщиков Американского Флота, до полного запрещения этого оружия.

— То есть теория о том, что японский ученый передал Санаду секрет их производства критики вообще не выдерживает?

Истман кивнул.

— Получается так. Они не верят, что кто-нибудь в Секторе способен был создать действующий образец за исключением Ганеша Рамакришны, но никто не знает куда он делся после того как покинул Американо.

— Так откуда же тогда происходят каньские пушки?

— Похоже, службы безопасности просто не смогли учесть все модели, которые были созданы до запрета. Фарис Кассабиан — ну, помнишь, бывший глава спецслужб — вроде бы пытался разыскать их все до единой, но с полдюжины или около того все-таки исчезли.

— Господи! То есть ты хочешь сказать, что то орудие, которое каньцы использовали в Каноя-Сити, было одним из этих утраченных. Ископаемым времен до запрета?

— Во всяком случае очевидно, что у каньцев пушка не нового типа.

— А как же эффект рассеивания? Такого ведь еще никто никогда не видел.

— Они думают, что это обычная старая пушка, которая от старости просто разрегулировалась. И эффект рассеивания — просто признак нестабильности. Советую молиться пси, чтобы это оказалось правдой.

Он сидел молча в тишине, впитывая ледяную тьму, и время от времени подбадривая шепотом своих людей. Так они и ждали, чувствуя близость друг друга и Истман погрузился в фантазии о том, как он несется по улицам Канои в открытой машине на большой прием, который должен состояться на Плаза и — а что, почему бы и нет? — где ему должно быть присвоено звание капитана метракоровской милиции. А там его обязательно увидит Аркали и извинится перед ним за то, что сразу не поняла, каков он на самом деле.

Разве она может сопротивляться, когда все кругом только и будут говорить что о презренной трусости Хайдена Стрейкера, противопоставляя ее проявленной мной храбрости? Нет, невозможно!

В 2.30 раздался звук начавшейся канонады, затем поступил сигнал о проникающих сквозь поля солдат. Некоторые из них тяжело врезались в Бейкер, очевидно мгновенно замерзая в разгерметизировавшихся скафандрах. Те, кому повезло больше, чем товарищам, ухитрялись попасть на обшивку. Истман слышал как они пробираются по стабилизатору. Похоже, у них с собой было какое-то тяжелое оборудование и роботы с резаками, но оставалось молиться, чтобы они не прорвались через щиты с сингулярной пушкой.

Потом послышался звук двигателей, могущий свидетельствовать о том, что к форту удалось причалить и небольшому шаттлу. По другую сторону обшивки Бейкера всего в нескольких дюймах от них уже шла напряженная работа — передовая группа, выводящая из строя приспособления для поражения живой силы противника, которыми был буквально усеян корпус снаружи. Сильные взрывы отбросили первую волну атакующих, но, поскольку в безвоздушном пространстве не могло быть ударных волн, а скафандры из плекса были практически неуязвимы, взрывчатые вещества оказались малоэффективными. Иногда стакан со шрапнелью поражал жизненно важный узел скафандра с достаточной инерцией, чтобы пробить его, но даже и шрапнель вряд ли могла преодолеть тормозящий тензор силовых полей. В вакууме раскаленный луч был единственным незаменимым оружием, но и в этом случае никакая система больших орудий не могла отразить массированную атаку тысяч людей, чьи личные поля делали их в космосе скользкими как лягушачья икра и точно прицелиться в которых можно было лишь тогда, когда они оказывались чересчур близко, чтобы по ним стрелять.

Каньцы наступали широким фронтом и почти двадцать процентов атакующих прорвались к форту. Они расползлись по корпусу и начали готовить резаки.

Истман пригнул голову, решив, что и его подчиненные сделали то же самое. Он слышал как стучат подошвы каньцев по замерзшему на теневой стороне плексу. Когда команда людей с резаками включила горелки в сотне затемненных забрал шлемов мгновенно отразился ярчайший лиловый свет. Посыпались фонтаны искр и в оранжевых сполохах повсюду заплясали буйные тени. Вырезанные пластины обшивки начали проваливаться внутрь. Затем на открытых частотах послышались звуки дыхания и переговоры каньцев. Какой-то сержант в мертвой тишине громко пересчитывал своих людей.

Люди в непривычных скафандрах были врагами. Оказавшись внутри станции, они прошли немного вперед по коридору, стараясь отыскать путь ведущий вниз — к энергоблокам. Каньцы считали, что захватывают совершенно пустующий сектор.

Истман услышал усиленное радио дыхание своих людей и ему очень захотелось заговорить с ними, вселить в них уверенность в победе, объяснить, чтобы они вели себя как можно тише и спокойнее в эти последние критические моменты.

Наконец тяжелые крышки, которые вели к энергоблокам были сняты, двери открыты и закреплены в нишах. Снаружи поступили приказы и каньцы, повинуясь им, начали потоками вливаться внутрь станции.

Они проникали в нее сотнями, найдя место, где им не оказывали сопротивления. Крадучись, как воры. Впереди офицеры, за ними — солдаты. Невероятное высокомерие.

Когда две или три сотни солдат проникли в отверстия и последовали за своими разведчиками к Зеленой Ассамблее — зоне расположения кают, в наушниках наконец раздался резкий приказ и из укромных мест появились американцы.

Тьму разорвал ужасный грохот, в ледяной сумрак ворвались ослепительные вспышки бластеров. Совершенно неожиданный перекрестный огонь буквально залил зону отдыха, луч за лучом врезались в ряды вторгшихся на станцию китайцев. Те были застигнуты врасплох и падали один за другим. Попавшие в западню люди, пронзенные раскаленными лучами, кричали от боли и страха, порядок был полностью нарушен и каньцы в ужасе заметались в поисках выхода.

Истман больше не мог сдерживаться. Он выскочил из своего укрытия с бластером в руке и встал, преграждая дорогу убегающим каньцам. Вслед за ним повыскакивали и его люди.

Клянусь, я покажу им, что значит быть настоящим мужчиной, сказал он себе. Мысли были ледяными и кристально-ясными. Убей или убьют тебя. Я поведу их и мы посмотрим есть ли среди них кто-нибудь лучше меня! Жаль, что здесь нет ее, а то бы она посмотрела на что я гожусь!

Он поднял бластер и заорал:

— Аааааа! — Сердце его нечеловечески билось, а из глотки рвался воинственный рев. Затем, впереди своих людей, он ринулся в самую гущу схватки, швырнув свою израненную душу в затянутом в скафандр теле прямо в начавшуюся вокруг мясорубку.

КНИГА 2

Фрагменты рукописи «Летопись Космоса»,

извлеченные А. Хаккером

Найдены в хранилище «Озма»

Авторские права синтетической корпорации «Воспитатель», Оренбург. С разрешения Центральной Власти Древней Земли, 2451 г. н. э.

СИНТЕТИКИ

«Составители выражают признательность Дж.У. Оленферту, сотруднику компании „Лаборатории Искусственной Личности Инкорпорейтед“ и корпорации „Халид“, расположенным на Слотер-Бич, Делавэр II.

…ванной потребностью в надежных специалистах, способных выполнять задания слишком опасные для человека. Первоначальным решением этой проблемы был небиосистемный подход, приведший к созданию многофункциональных электромеханических РОБОТОВ. Грубо сконструированные из плекса и металлов и использующие ТДХ-технологию матричного разума эти в высшей степени подвижные и автономные устройства со временем начали представлять серьез…

(Фрагмент утрачен.)

…Проекции (сделанные СКЕЛТОНОМ О.Дж., ХАРДИ Р., Принстон, Аризона, 2433 г. н. э.) показывают, что количество синтетиков к 2500 году превысит число людей. Это несомненно вызовет определенные ослож…

(Фрагмент утрачен.)

…ответную реакцию. Решение по проблеме пси-активности было вынесено Верховным Судом в деле СЕКТОР против ПАТТЕРСОНА в 2339 г. н. э., когда было продемонстрировано, что до тех пор пока не превзойден верхний предел интеллектуальных возможностей, риск остается минимальным, не превышая того, что представляют для человека домашние животные. После того как прошли успешные испытания образцы серии ФКГ (первые синтетически созданные существа, имеющие облик человека), созданные в корпорации «Халид», Адвентерским Синодом было принято этически очень значимое решение. Из этого важнейшего решения вытекало, что все формы жизни, граница генотаза которых не совпадает с человеческой более чем на девяносто шесть процентов, не могут считаться людьми, а следовательно и не обладают бессмертными душами в общепринятом смысле…

(Фрагмент утрачен.)

…ивилегией богатых. Существеннейшие прорывы, сделанные в этой области за последние пятьдесят лет позволили снизить стоимость искусственного существа до такого уровня, при котором синтетики с невысоким уровнем интеллекта стали товаром широкого потребления. Мечта о создании универсального трудосберегающего устройства как буд…

(Фрагмент утрачен.)

…низким КИ. Но самой серьезной из стоящих перед законодателями проблем яв…

(Рукопись обрывается.)

Это случилось вечером, когда они оказались в заброшенной башне.

Яшмовая Башня находилась на восточной оконечности территории дворца сёгуна — являясь местом развлечений захватывающей дух высоты и открывающихся с ее вершины удивительных по красоте видов. В то же время она являлась и местом исключительно уединенным, что особенно ценилось на Эдо, где так часто подслушивали и подглядывали.

Бакуфу не посещали ее со времени смерти барона Харуми и она все эти годы простояла пустая и заброшенная.

— Неужели сюда вообще никто не ходит, Ясуко-сан? — спросил Хайден Стрейкер.

— Боюсь, что нет, Хайден-сан. Из уважения к памяти барона Харуми бакуфу теперь встречаются в других местах. Барон был великим воином, и обычно приходил сюда, чтобы помедитировать перед очередной кампанией.

Башня, высящаяся на уступе скалы, покоилась на фундаменте из толстых бревен, напоминающих Хайдену Стрейкеру опоры древнего железнодорожного моста. При ближайшем рассмотрении он понял, что деревянные балки подогнаны с филигранной точностью и каждое соединение украшено бронзовой пластинкой с гербом Харуми. Над основанием был устроен настил из розового дерева с большим мелким бассейном площадью примерно в акр. Изнутри бассейн был обшит свинцовыми листами, украшен драконами и воды в нем обычно бывало не более чем на фут. Через бассейн был перекинут деревянный горбатый мостик, а вдоль настила, в который он был встроен и где теперь стояли Хайден и Ясуко, тянулось невысокое примерно по пояс, ограждение, оберегающее посетителей от случайного падения с головокружительной высоты в поросшую лесом долину далеко внизу. По другую сторону бассейна высилась семиярусная пагода — точная копия одного из самый почитаемых сооружений Древней Японии.

Над их головами в небе протянулся Ама-но-Гава — Млечный Путь, который светящейся лентой отражался в неподвижной воде бассейна. На Ясуко было коричневое кимоно. Хайден стоял рядом с ней у ограждения. В этот момент внезапно налетевший порыв ветерка покрыл поверхность воды рябью, уничтожив иллюзию того, что они находятся над всем Сущим.

До их слуха донесся звон храмового колокола. Его эхо отражалось от далеких гор, от высоких крепостных стен столицы, вибрируя в жарком воздухе, отзвуки накладывались друг на друга до тех пор, пока все окружающее не стало похоже на сон. Хайден пораженный замер, захваченный невероятным ощущением. Ясуко тем временем перебирала бусинки своих буддистских четок, перечисляя про себя сто восемь кар, которые следуют как расплата за мирские страсти. Затем она начала декламировать ему стихи, которые звучали у нее в сердце.

Миру этому говорю — прощай,

Ночи тоже говорю — прощай.

Тот, кто к смерти идет,

он как иней на тропке,

ведущей на кладбище.

Тихо тают следы на тропе,

Как печален этот сон обо сне.

Сколько их — колокольных ударов?

Семь — приход зари означают,

а ведь шесть уже прозвучало.

Ну а этот — последний,

затихающее эхо жизни,

возвещает грядущие радости,

что ждут за порогом смерти.

Не колоколу одному,

а траве, деревьям,

и небу говорю — прощай.

Напоследок поднимаю взор —

Как же беззаботны облака.

Отражаются в глади водной,

Ярче яркого, семь звезд,

Скорбя по влюбленным,

Из глубин Небесной реки…

— Госпожа, какие чудесные стихи.

— Это из «Тикамацу» и говорится в них о самоубийстве из-за любви в Сонедзаки.

Яшмовая Башня была довольно хрупким сооружением, не предназначенным для того, чтобы на него поднимались, но они все же полезли наверх. Он поднимался следом за ней по скрипучей деревянной лестнице, которая через проемы в ярусах вела все выше и выше до тех пор пока они не оказались на самом верху и не принялись наблюдать за надвигающимися тучами.

С северо-запада на небо наползала бескрайняя темная пелена, заслоняющая все звезды и все планеты Освоенного Космоса и делающая небо даже более темным, чем земля.

Он с благоговейным ужасом смотрел на это, буквально завороженный масштабами разыгрывающейся в небесах драмы.

— Взгляните, Ясуко! Просто фантастическое зрелище!

— Действительно!

— Интересно, что сейчас делается на побережье, в рыбацких деревушках.

— Думаю, им очень плохо.

— Да, мне тоже так кажется. Наверное и здесь скоро начнется. — Тут он почувствовал как низкие перила чуть подаются под весом его тела и вдруг одна из опор, видимо подгнившая, с треском сломалась. От неожиданности внутри у него похолодело. Он едва не упал и на мгновение испугался, но тут же взял себя в руки.

— Как странно: этот мир настолько традиционный и древний, что деревянные постройки здесь не только сохранились, но даже успели сгнить от времени.

— Хайден-сан, может быть, пока не поднялась буря, нам лучше спуститься вниз?

Он схватил ее за руку.

— Нет, давайте побудем здесь еще. Как бы это ни было опасно, я бы хотел остаться — если вы не против.

Она поколебалась.

— Мне кажется эта пагода слишком ненадежна.

— Она действительно очень старая, но несмотря на это выдержала множество бурь. — Он пристально взглянул на Ясуко и во взгляде его ясно читалось сожаление. — Но может быть вы и правы — нам наверное лучше спуститься.

Она не пошевелилась.

— В детстве я частенько уходила куда-нибудь в тихое место, вроде этого, чтобы побыть в одиночестве. — При воспоминании об этом голос ее вдруг сделался тихим. — Когда рядом нет посторонних, как сейчас, я всегда представляю, что снова нахожусь среди холмов родной планеты, там, где витают духи моих предков.

— В ваших устах то место приобретает какой-то величественное и таинственное значение.

— Так оно и есть. Для меня ничто во Вселенной не может сравниться с родиной.

Он молча смотрел на нее и, когда она подняла глаза, их взгляды встретились.

Она снова начала читать стихи:

И теперь они слышат песню.

«Почему ты не возьмешь меня в жены?

Верно, думаешь, что сможешь обходиться без меня».

Да, знаем мы и печаль и радость,

Только мир и судьба совершенно иные, чем нам

бы хотелось.

Каждый день теперь так:

Ни ночью, ни днем не находит сердце

покоя.

Снедает любовь, что непрошеной гостьей явилась.

«Почему, почему? Не могу я забыть ни на миг.

Если хочешь покинуть меня и отправиться дальше

один, то молю я,

Прежде сердце мое ты пронзи, а потом уходи.

Лишь тогда отпущу я тебя на свободу».

Так сквозь слезы все повторяла она.

Они были одни. Бок о бок. И захвачены моментом. Оба. Слов не находилось. Они обнялись.

Доски, на которые они опустились, покрывал тонкий слоем нанесенной ветром пыли. С той половины небосвода, что еще не была затянута непроницаемой серой пеленой туч, в них метали сияющие иглы своего света звезды. Из грозовых туч нависших над далекими горами Дземпукудзи то и дело вырывались безмолвные трезубцы молний, удивляя и восхищая его, но пугая ее.

— Прислушайся, — шепнул он. — Слышишь?

Она вдруг испуганно приложила ладонь ко рту.

— Ты ведь не боишься, правда?

Она уткнулась головой ему в плечо.

— В народе говорят, что это боги сражаются на небесах. Гром — оружие Ками-нари, Бога Грома. И гром этот убивает! Когда Ками-нари обнаруживает недостойных, Богиня Молний направляет на них свое зеркало и молния испепеляет их.

— Но ты же не веришь в это. Отчего же ты так дрожишь?

— Это опасно! Простые люди говорят, что во время грозы с небес на землю падают дикие громовые звери. Неужели ты никогда не видел деревьев расщепленных и сожженных молниями Бога Грома? Глупо оставаться здесь на таком высоком месте, Хайден-сан, бросая вызов богам и искушая их покарать нас. Такое неуважение обязательно будет наказано.

— Ты же не веришь в это, Ясуко-сан. Ты же самурайка. Если какая-либо из молний брошена в нас, то как же мы можем избегнуть ее? Сама ведь говоришь, что только плохих людей она убивает. Мы же не плохие люди. Так давай же радоваться этому!

Для него грозы с громом и молниями были просто величественным поразительным зрелищем. Они наполняли его восторгом.

— Нам нечего бояться. Давай лучше останемся здесь на открытом месте и испытаем судьбу. Доверься мне.

Она взглянула на него, но в этот момент восточный горизонт озарила яркая вспышка и Ясуко снова замерла. Хайдену же на ум пришли слова одного поэта с Древней Земли — Драйдена — электрическая вспышка, из милых глаз полыхает тающим вопросом…

Как, должно быть, она тебя любит!

— Скорее, считай секунды! Считай со мной, Ясуко-сан. Давай, слышишь?

— А зачем считать, Хайден-сан? Это какая-нибудь примета? Американский талисман, который должен вас защитить?

— Нет! Просто так можно измерить расстояние. Каждые две секунды — это одно ри. Последний разряд был более чем в пяти ри отсюда. Он не может причинить нам вреда.

Блеснула еще одна вспышка — фиолетовая, яркая и долгая, а дождя все так и не было, но листья толстым слоем покрывающие нижний ярус в пятидесяти футах под ними поднялись и закружились в воздухе.

— Какая мощь в этих бурях! — благоговейно сказал он. — Просто невероятно! А ты знаешь, что во время сильной грозы высвобождается энергии как от нексус-корабля?

Она слушала, еще теснее прижимаясь к его груди.

— Пожалуйста, обними меня.

Руки ее были покрыты гусиной кожей — он чувствовал это даже под обтягивающим их шелком. Он крепко стиснул ее затянутое в оби тело и заглянул ей в глаза.

— Почему ты дрожишь? Ведь во время битвы ты ничего не боялась.

— А ты знаешь, Хайден-сан, что по-японски слово «хайден» означает «электричество», но у него есть и другое значение «прибежище».

В голосе ее слышалась тревога и когда она вздрогнула от очередного раскатистого удара грома, Хайден крепко прижал ее к себе. Он еще никогда не видел ее такой: как бы полностью раскрывшейся перед ним в этом чудовищном, просто невозможном свете. Она боролась со стыдом. Со стыдом, который так сильно переживала.

Он снова заглянул ей в глаза и увидел, что голова ее медленно склоняется, губы приоткрываются и тогда он нагнулся и поцеловал ее. Жадно, сладострастно, уверенный, что поступает неправильно, и в то же время уверенный, что иначе и быть не может.

В этот момент начался дождь. Крупные капли как слезы богов разбивались о пыльные доски под их ногами. Дождь все усиливался, его капли громко стучали по черепичной крыше и вдруг внезапно превратились в стену воды, подняв в воздух облако мельчайших брызг сразу промочивших их волосы, доски настила, их обнаженные слившиеся в единое целое тела, когда он наконец решился сделать то, о чем мечтал с той самой минуты как впервые увидел ее, а она страстно приняла его в себя как больше всего на свете хотела принять с того же самого момента.

Заходящее солнце уже закрывало плавающие на поверхности пруда цветы лотоса когда Хидеки Синго наконец пошевелился.