Но даже тогда, когда солдаты волокли Джедру на тренировочное поле, он нашел силы раскрыть окровавленный рот и сказать своими кровавыми губами: — Если ты хотя бы пальцем тронешь Кайану я, клянусь, голыми руками вырву из тебя сердце.

Сахалик засмеялся, — Я могу сделать с ней все, что захочу, полукровка. Но мне не интересна твоя женщина. Здесь я нашел намного лучшие способы проводить время. — Он приветливо махнул рукой тем самым гладиаторам, которые были прикованы вместе с Китраком, и которые сейчас помогали восстанавливать казарму, и Джедра обратил внимание, что эльфийка остановилась и махнула ему в ответ. Она была высокая, со светлой кожей, длинными белокурыми волосами, и тонкими руками и ногами. Без сомнения, она была идеалом красоты для любого эльфа, но Джедра решил, что больше всего она походила на отбеленную на солнце палочку.

Сахалик обратился к ней, — Шани, подойди сюда. — Пока она клала на землю свои инструменты и шла к ним, Сахалик сказал Джедре, — Тебе нечего беспокоиться на мой счет. Кайану будет тренировать Шани.

Солдаты отволокли Джедру на край поля, и пока псионики лечили его раны, готовя его к следующей тренировке, он смотрел, как эльфийка избивает Кайану точно так же, как Сахалик избивал его. Правда Кайане удалось пару раз как следует врезать Шани, и даже пустить ей кровь из носа, но гладиаторша быстро доказал, кто из них лучше. Не прошло и нескольких минут, как солдаты отволокли уже Кайану к краю поля и положили рядом с Джедрой.

Он сам едва не терял сознание от боли, мир вокруг потемнел и покрылся темной вуалью. Псионики аристократа умели лечить физические раны не отключая его чувств, так что он чувствовал страшную боль буквально от каждой раны, пока они лечили ее, но они умели также не дать жертве ускользнусть в бессознательность. Он спросил себя, смогут ли они подслушать его мысленный разговор с Кайаной. Быть может, если он попытается, они его вырубят и он отдохнет.

— Ты как, в порядке? — спросил он.

— Замечательно, — ответила она, сумев вложить весь свой сарказм в одно единственное слово. — Но мне было бы намного лучше, если бы ты не напортачил с нашим побегом.

— Я? — сказал он, от удивления почти забыв о боли. Наоборот, ты не хотела бежать, пока не стало слишком поздно.

— О, так это моя вина, что нас схватили?

— Конечно не моя!

Именно в этот момент псионики решили, что пора прервать их милое воркование. Джедра почувствовал, как щит опустился на него и наполнил сознание, как вода заполняет стеклянный бокал, прекращая любые контакты. — Дайте мне поговорить, — сказал он вслух.

Ему ответила более старшая из женщин-псиоников, — Вслух ты можешь говорить все, что хочешь, но на поле боя ты все равно будешь ограничен в использовании псионики. В любом случае мы не можем допустить, чтобы ты замышлял побег прямо у нас под носом.

Итак, они не слышали их разговор; они только почувствовали, что они переговариваются. Обучение у Китарака принесло свои плоды, по меньшей мере в этом; теперь их не слышат все, кому не лень. Это надо запомнить на будущее, если у них на самом деле появится план побега.

— Вы имеете в виду, что я могу использовать псионику против этой эльфийской шлюхи? — прошептала Кайана разбитыми, окровавленными губами.

Женщина засмеялась. — Нет, мы не разрешим тебе сделать это, только не на тренировке. Но во время боя на арене ты сможешь использовать все, что хочешь. На этих играх пришедший вторым всегда получает один и тот же приз.

Она выглядела как добрая мамочка, дававшая хороший совет своей любимой дочке, а ее веселый тон еще и усиливал иллюзию, но говорила она о смерти и только о смерти. И у Джедры с Кайаной по-прежнему болело все, что только можно, а псионики могли бы ликвидировать боль одной своей мыслью.

— Как вы можете такое делать людям? — Джедра задохнулся от возмущения. — Вы же знаете, как они чувствуют.

— Да, мы знаем, — ответила более молодая из них. — А теперь и ты знаешь. Ты знаешь, как больно тебе будет, и при этом ты не потеряешь сознания. Это самый важный урок, который должен усвоить любой гладиатор. Он должен помочь тебе не сдаваться, пока ты можешь сражаться, и драться до конца, любого.

— Великолепно, — сказал Джедра. — Теперь, когда я выучил урок, быть может вы будете так добры и снимете боль?

Более молодая женщина покачала головой. — Нет. Ты должен знать, как долго ты можешь сопротивляться ей.

То есть всю оставшуюся жизнь, по меньшей мере так казалось Джедре. Боль не отпускала Джедру три следующих дня, частично из-за не до конца вылеченной ноги, частично из-за свежих ран, которые он получал от Сахалика во время каждой тренировки.

Было по три тренировки в день, некоторые с оружием, некоторые без, и во время каждой из них огромный эльф делал все, чтобы как унизить Джедру, так и избить его до потери сознания. Когда они сражались затупленными деревянными мечами, Сахалик, например, скользнул ему за спину и отшлепал его плоской частью клинка, а во время сражения на копьях эльф подставил Джедре подножку, сбил его с ног и раз за разом тыкал копьем в его тело, как любопытный мальчишка тыкает палочкой в труп какого-либо животного.

— Ты просто жалок, — сказал ему эльф, когда они сражались дубинами. — Ты не смог бы победить одноногого слепца с одной рукой, провязанной к спине.

— Я не хочу сражаться с одноногим слепым, — выдохнул Джедра, с трудом держась на ногах после удара дубиной в солнечное сплетение. — Я не хочу сражаться ни с кем.

— Но, тем не менее, тебе придется, — заметил Сахалик, почти осторожно опуская дубину на голову Джедры. Тот пригнулся, но недостаточно быстро, чтобы уклониться от удара Сахалика, почти снявшего с него скальп и оставившего очередной болезненный ушиб. — Ты просто трус. А это очень плохо, потому что сражаться тебе придется в любом случае, а любое дело легче делать, когда его любишь.

В нескольких ярдах от них Кайана вскрикнула от боли, когда эльфийка Шани со всей силы ударила ее.

— Любить это? — зло крикнул Джедра. — Как вообще может кто-нибудь любить причинять другому боль? — Пот, перемешанный с кровью жег ему глаза, и он вытер его обратной стороной ладони.

— О, это легко. Это точно так же, как вы выставили меня на посмешище перед моим племенем, — сказал Сахалик. Он опять махнул дубиной, и хотя Джедра блокировал удар — нет, парировал, напомнил он себе — деревянная дубина в его руках задрожала и руки внезапно онемели.

— Я вовсе не наслаждался тем, что выставил тебя дураком, — ответил Джедра. — Я просто хотел остаться в живых, не хотел, чтобы ты убил меня, вот и все.

— И унизил меня вместо это, — сказал Сахалик, вышибая дубину Джедры из рук полуэльфа. — Ты и твоя женщина. Вы наверно смеялись без остановки, когда мне пришлось бежать из моей собственной палатки.

Джедра вспомнил напряжение той ночи, страх и гнев племени, когда Сахалик не вернулся на следующее утро. Никто не смеялся. И если Сахалик не знал этого…

— Ты не вернулся, — недоверчиво сказал Джедра, даже не пытаясь добраться до своей дубины. — Ты боялся, что они будут смеяться над тобой, и ты бросил свое племя только для того, чтобы не допустить этого.

Сахалик не ответил. Он попытался ударить дубиной по ногам Джедры, но тот увидел движение и отпрыгнул.

— Ты идиот! — крикнул Джедра. — Они нуждаются в тебе. Ты же должен был стать их следующим вождем. И ты бросил их только потому, что боялся, что они будут смеяться над тобой. А ты знаешь, что случилось потом, после того, как ты сбежал?

— Мне все равно, — сказал Сахалик, но он лгал и Джедра знал это.

— На них напал облачный скат. — Джедра не стал упоминать, что он сам навлек это нападение. Он плясал вокруг Сахалика, уходя от ударов его дубины. — Кайана и я убили его, — сказал он, — но один из ваших воинов был очень тяжело ранен, почти убит, а все имущество племени было уничтожено. Когда мы уходили от них, они выглядели хуже, чем тот караван, который вы ограбили.

— Ты врешь, — сказал Сахалик, опять ударяя в голову Джедры, но на этот раз Джедра нагнулся достаточно быстро, подобрал свою дубину и ударил ею Сахалика между ног. Огромный эльф взвыл и отпрыгнул назад, а Джедра прыгнул следом за ним, ударив его дубиной в левый бок.

Джедра не понимал, что случилось с ним, но эльф сделал его таким злым, каким он не был уже много месяцев. Он не любил сражаться, и никакая физическая боль не могла заставить его полюбить это, но высокомерие и ложь Сахалика сотворили чудо: он захотел избить этого подлого эльфа. Он обрушился на своего мучителя с дубиной, нанося удары по груди, бокам и даже по спине, если Сахалик изгибался, уходя от его ударов, и все это время он орал не переставая, — Ты назвал трусом меня? Да это ты настоящий трус. Ты боишься насмешек. — С последними словами он он ударил с такой силой по ноге эльфа, что послушался громкий треск сломанной кости.

В то же мгновение Джедра почувствовал, как его схватили невидимые руки. Его дубина отлетела в сторону, и покатилась, как живая, по тренировочному полю, а темное присутствие псионических стражей наполнило его сознание. Сахалик тяжело опустился на землю, держась за ногу, потом закинул голову назад и заорал от боли и злости. Джедра ожидал, что когда эльф встанет, он превратит его голову в кашу, но вместо этого эльф жестом приказал псионикам освободить Джедру. Он задумчиво глядел на Джедру, ожидая, пока они подойдут и вылечат его рану, а потом сказал через сжатые зубы, — Я думаю, в тебе все-таки живет боец, несмотря ни на что. Это хорошо. Если ты во время настоящего боя вспомнишь то, что чувствовал сейчас, может быть ты и переживешь его.

— Я не хочу сражаться, — опять сказал ему Джедра.

— Жаль, — сказал Сахалик, — потому что тебе придется сражаться через три дня.

Этой ночью Кайана прошептала ему со своей койки в отстроенной заново казарме гладиаторов, — Это был глупо. Теперь он будет бить тебя еще сильнее. — В первый раз с того момента, как их схватили, она заговорила с ним первая. Они тренировались по отдельности, и в предшествующие ночи, когда они могли бы по меньшей мере прижаться друг к другу, она предпочитала дуться на него со своего матраца, демонстративно не замечая его.

Хотя он и не был уверен, что хуже, он сказал, — Это не имеет значения. В любом случае мы вскоре умрем.

— Нет, если я смогу сделать то, что они нам не дают, — сказала она. — Если мы сумеем использовать псионику на арене, мы победим всех, кого они бросят против нас.

— Если нам не придется сражаться с другими псиониками, — возразил Джедра.

— Мы победим и их, не сомневайся.

— Да-а, именно это ты говорила, когда мы решили померяться силами с этими ребятами, — Джедра кивнул на двоих псиоников, которые стерегли их — только двух, а для охраны Китарака требовалось четверо. Не было необходимисти во всех четырех, чтобы подавить их только частично развитые способности; пока они не давали Джедре с Кайаной слить их сознания, двое легко контролировли их. Это была наглядная демонстрация того, что им не хватало: Грубая, необученная сила не может сопротивляться умелому, обученному сознанию.

Псионики опять изменили свои смены. Казалось, что оба пожилых мужчины вообще не обращали на них внимания — они играли в кости и смеялись собственным шуткам — но Джедра чувствовал, как их присутствие колышится над ним, и он знал, что они мгновенно отреагируют, если он или Кайана даже просто что-то мысленно скажут друг другу.

Кайана поглядела на него. — Ты по прежнему думешь, что эта попытка была моей ошибкой.

— Нет, я так не думаю, — Джедра посмотрел на нее. — Мне просто надоело слышать о том, какие мы непобедимые, когда мы, увы, совсем не такие.

— Хорошо, хорошо, и что же ты хочешь услышать? Что мы слабаки и умрем в нашем первом бою? Это сделает тебя счастливым?

— Конечно нет, — сказал Джедра, грохоча цепями, которые приковывали его левую ногу к стене. — Но это ближе к правде.

Шани никогда не спала в казарме гладиаторов — она, по всей видимости, проводила ночи вместе с Сахаликом — но мужчина, который в свои тридцать был почти полностью седой, был прикован рядом с Джедрой. До этого мгновения он полностью игнорировал Джедру с Кайаной, тренировался с Сахаликом отдельно от них, или спал, когда не тренировался и не ел. Но сейчас он поднял голову со своей койки и сказал, — Вы можете стать самой великой командой, которая когда-либо появлялась на арене. Мне жаль ваших врагов; им придется сражаться со смертью. — С этими словали он опять свернулся клубочком и захрапел.

Койка Джедры находилась между его койкой и койкой Кайаны. Он посмотрел на нее, готовый разразиться добрым смехом, но его улыбка мгновенно умерла, когда он заметил злость на ее лице. Может быть этот недружелюбный раб был прав…

Сахалик, по меньшей мере, считал, что у них есть шанс. На следующий день он и Шани взяли Джедру с Кайаной и стали тренировать их вместе, обучая стратегии боя.

— Вы будете сражаться с дварфом по имени Лотар, — сказал им Сахалик. — Он сражается изогнутым мечом, заостренным с обоих сторон. Судя по твоему вчерашнему маленькому представлению, Джедра, я думаю, что мы дадим тебе дубину, а тебе, Кайана, копье. — Он вручил им оружие. Дубина Джедры была, по видимому, той самой, которой ему предстоит сражаться на арене, но копье Кайаны было просто длинным деревянным шестом, на конце которого была привязана тряпка.

Шани вооружилась изогнутым мечом, тоже деревянным. — Будем считать, что она покороче и помедленнее, — сказал, улыбаясь, Сахалик. — Вы будете сражаться, я буду смотреть, и когда я скомандую «стой», я хочу, чтобы вы замерли, и мы посмотрим, что вы делаете правильно, а что нет. Основная идея: пока Кайана занимает Лотара своим копьем, Джедра дубиной должен забить его насмерть, а если он заметит и повернется к Джедре, тот отступает так, чтобы Кайана смогла пронзить его копьем. Никто из вас не должен бросать свое оружие и не бояться попасть им в уязвимое место Лотара, пока крови не будет столько, что толпа удовлетворится. Ясно?

— Чьей крови? — спросил Джедра.

Сахалик опять улыбнулся. — Любой, — сказал он. — Им без разницы. — Он отступил назад и крикнул, — Вперед!

Шани немедленно прыгнула к Джедре и полоснула его своим кривым мечом. Он отпрыгнул, но не слишком далеко, и затупленный клинок ударил его в предплечье, пока он поднимал свою дубину, чтобы защититься от удара.

— Стой! — крикнул Сахалик, и Шани замерла. Джедра и Кайана замерли на секунду позже, Джедра все еще поднимал дубину, а Кайана нацелилась своим копьем куда-то в промежуток между Шани и Джедрой.

— Ты только что потерял свою правую руку, — сказал ему Сахалик, — а ты, Кайана, сейчас ударишь в бок своего товарища, когда он отпрыгнет назад, спасаясь от меча. Хорошо, давайте еще раз.

Они сразились больше дюжины раз в этом тренировочном бою, и каждый раз после нескольких секунд боя Сахалик командовал «Стой», и указывал на очередной ляп в их стратегии. К концы занятия все тело Джедры болело от очередной порции ран от тупого меча, а его голова распухла от количества советов, которые он получил.

Пришло время поесть и перевести дух, а потом они опять взялись за дело. На этот раз Сахалик сконцентрировался на их атаке, показывая им как напасть на Шани с двух сторон и разоружить ее.

— А что о псионике, — спросила Кайана, видимо эта идея не отпускала ее. — Если бы мы могли использовать ее в битве, почему мне бы тогда не остановить ее сердце — хорошо, сердце дварфа, — сказала она, заметив злую усмешку Шани, — и покончить с ним?

— Две причины, — сказал Сахалик. — Во первых, толпа хочет крови, а тут ее нет; во вторых, тебе могут не дать воспользоваться ей. Вы будете ослаблены псиониками храма до того уровня, который они посчитают честным. Мы не узнаем, что они вам разрешат, пока вы не окажетесь на арене, но не рассчитывайте на многое. Может быть они разрешат вам подавлять свою боль или поддерживать свои жизненные силы, но совершенно точно они не дадут вам использовать никакого псионического оружия.

— Но, — Кайана повернулась и взглянула через поле на обоих псионических стражниц, — но я думала, что на поле боя мы можем использовать все, что захотим.

— О, это можно организовать, — сказала Шани тихим, мрачным голосом. — Конечно, тогда вам придется сражаться с более грозными противниками, причем как на физическом, так и на псионическом уровне. Ты этого хочешь?

Кайана пожала плечами. — Нет, — тихо сказала она. Джедре показалось, что она даже стала меньше ростом, ее бравада куда-то исчезла.

— Выше нос! — сказал Сахалик, шлепая ее по спине с такой силой, что она едва устояла на ногах. — Лотар для псионики как камень. Если ты сможешь срезать даже заусеницу на его ногте, это будет настоящим чудом.

Кайана кивнула, — Какое счастье, — сказала она, но радости в ее голосе почему-то не было.

Следующие два дня они тренировались в броне из толстой кожи, о которой Сахалик сказал, что она выдержит все, кроме самых сильных ударов мечом, хотя следы порезов и кровавые пятна на ней заставили Джедру отнестись к его словам с большим сомнением. Тем не менее она ослабляла удары учебного меча Шани, даже когда она била на полную силу. Сахалик также дал Джедре маленький круглый шит, которым он мог защищать себя в тот момент, когда бил своей дубиной. Вообще он постепенно перестал бояться ее оружия, и начал сражаться почти как настоящий гладиатор.

Кайана махала и колола своим копьем, как ей показали, но после безрадостных новостей Сахалика об ограничениях на поле боя в ее глазах больше не горел огонь, она потухла и походила на механическую куклу. Она почти не говорила с Джедрой, ни на тренировочном поле, ни вечером, в казарме.

В день игр, как и в почти любой другой день на Атхасе, было жарко и солнечно. Джедра проснулся задолго до рассвета, хотя вчера Сахалик тренировался с ним допоздана, снова и снова повторяя возможные сценарии боя. Он чувствовал себя так, что даже не мог бы сразиться с жуком харрум — безобидной жужжащей игрушкой богачей — а не с вооруженным и опытным дварфом.

Он напомнил себе, что он тот самый полуэльф, который убил вооруженного дикого б'рога голыми руками, только при помощи плотоядного кактуса, но это не слишком помогло. Это навело его на мысль, а нет ли на арене скрытых ловушек. Но ведь Сахалик предупредил бы его об этом, разве нет?

Но он этого не знал наверняка. Сахалик, казалось, был очень заинтересован в том, чтобы он победил в своем первом бою, но это могло быть и игрой. Быть может он смеялся в душе, когда думал о том, как пошлет их на арену неготовыми.

Нет, не может быть. Это уже паранойя. Или нет?

Есть надежда, что дварф, Лотар, так же психует, как и они, но если подумать, то скорее всего нет. Мало кто из дварфов, которых он видел раньше, имели достаточно воображения, чтобы заботиться о неприятностях, которые еще не произошли. Но даже и так, а сможет ли он, Джедра, заставить себя убить разумное существо? Он не знал ответа на этот вопрос.

Вскоре после рассвета он, Кайана и еще пара гладиаторов съели плотный завтрак и отправились вниз с холма на стадион. Народ, мимо которого они проходили, одобрительно кричал им что-то вроде, «Разорви их на части» или «Умри со славой». Джедра старался не обижаться и не кидаться ни на кого, хотя без поддержки Кайаны чувствовал себя хреново.

Как участники, они прошли через особые ворота на стороне зиккурата, обращенной к городу, затем через освещенный факелами коридор в огромной каменной махине вышли к прохладным подземным помещениям для гладиаторов под краем арены. Но когда огромный стадион наполнился народом, даже здесь стало жарко, а вонь от потных, немытых тел гладиаторов, из которых по меньшей мере половина боялась до смерти, скоро стала почти невыносимой.

Джедре казалось, что они будут ждать всю оставшуюся жизнь, пока трибуны заполнятся и игры начнутся, но когда король появился на своем балконе и распорядитель объявил первый поединок, Джедре внезапно захотелось, чтобы это продлилось немного подольше. Как совершенно новая и неизвестная команда, он и Кайана должны были быть пятыми, сразу после казней.

Из своего загона они не могли видеть схватки. Гладиаторы-добровольцы имели такое право, но не рабы. Они могли только сидеть в своей яме, слушать удары клинка и рев толпы, и ждать. С каждой минутой ожидания Джедра нервничал все больше и больше, хотя ни одна из схваток не длилась больше нескольких минут, наконец он не выдержал и взял Кайану за руку так сильно, что она не сумела вырваться.

— Мы переживем это, — сказал он ей.

— И для чего? — спросила она. — Для того, чтобы драться на следующей неделе?

— Мы выигрываем время, — сказал Джедра. — В конце концов мы найдем способ вырваться отсюда. Может быть, например, появится Китарак и поможет нам.

— Ха. Он слишком умен, чтобы дважды подряд наступить на одни и те же грабли.

Джедра собирался было запротестовать, но тут толпа заревела, когда последняя казнь пришла к своему неизбежному завершению, Сахалик сунул голову внутрь их ямы и сказал, — Порядок, сладкая парочка. Ваш выход.

Стражники вывели их по лестнице вверх, на утоптанный песок арены рядом со входом. Яркое солнце освещало арену. Лотар-дварф в потоке солнечных лучей выглядел как черный силуэт на желтом фоне, на его груди, ногах и предплечиях было несколько пластин хитиновой брони, сверкавших на солнце. Он оценивающе глядел на них, пока они подходили ближе, отметив и их старую кожаную броню на самых уязвимых частях тела — броня не могла скрыть, однако, их ужас — потом улыбнулся страшной, беззубой улыбкой. У него был только один зуб, торчащий из верхней челюсти.

— Дайте мне настоящий бой, — сказал он. — Если я буду хорошо выглядеть на вашем фоне, я убью вас быстро и без мучений.

Рот Джедры был настолько сух, что он просто не смог ничего сказать. Вместо этого он схватился за свой счастливый кристалл. Зараза, надо было купить настоящий амулет счастья на рынке у мага, когда была такая возможность, но теперь слишком поздно. Сахалик дал ему дубину и щит, вручил Кайане копье, и чуть ли не пинками вывел их на арену. Тем не менее его последние слова поразили Джедру, — Не забудьте поклониться королю, когда победите.

— Хорошо, — сказал Джедра. Никаких указаний на то, что надо делать, если они проиграют, они не получили — Лотар, без сомнения, позаботится о том, чтобы все необходимое было сделано.

Песок арены жег даже из-под сандалий. Он прищурился, чтобы получше рассмотреть как зиккурат, так и стадион. Трубуны были полны народа, но все они слились для него в одну бурлящую человеческую массу. Единственное, что он сумел различить, оказались глашатай в центре, а также стражники, солдаты и псионики, стоявшие через равные промежутки по краю арены. Джедра почувствовал, в который раз, как псионическое присутствие колышется над ним, готовое обрушится на него, если он только попытается убежать или использовать свою собственнную псионическую силу в бою.

Рев трибун прижимал его к окровавленному песку арены почти так же сильно, как и псионики. Лучи красного солнца били сверху, а запах крови, оставшейся после предыдыщих схваток, заполнил его ноздри. Он знал, что Кайана идет в центр арены за ним, но чувствовал себя совершенно одиноким, один на один против всего мира, ополчившегося на него.

Лотар вышел из ворот, и толпа взревела вдвое громче, чем раньше. Он подошел и встал в нескольких шагах от Джедры с Кайаной, свой изогнутый меч он небрежно держал в правой руке. Глашатай отошел на несколько шагов и крикнул, — Начали!

Лотар прыгнул вперед, его меч превратился в расплывчатое пятно и ударил в левый бок Кайаны. Клинок вонзился в ее кожаную броню и застрял там на мгновение, но дварф быстро вырвал его и ударил ее опять. Кайана ударила копьем в голову, а Джедра попытался попасть своей дубиной по незащищенноой спине, оба оружия ударили в тот самый момент, когда меч Лотара ударил еще раз по броне там, где она скреплялась веревками, перезал их и большой кусок брони повис, обнажив левый бок.

— Гляди, — крикнул Джедра, прыгая вперед со своей дубиной, чтобы нанести новый удар, но дварф уже успел отпрыгнуть и Джедра промазал.

— Я гляжу, — сказала Кайана. — Предполалось, что ты ударишь его!

— Я пытаюсь. — Джедра снова замахнулся своей дубиной, но тут увидел, как клинок дварфа несется к его голове. Он вовремя поднял щит и отразил удар, и даже сумел задеть своей дубиной по броне Лотара, но без того же успеха.

Дварф махал своим мечом очень быстро. Джедра едва успел отпрыгнуть назад перед его бешенной аткой, и если бы не его щит и броня, меч точно вошел бы ему между ребер. Он отклонился в сторону, но Лотар был уже там.

Он попытался было псионически оттолкнуть дварфа, или, по меньшей мере, замедлить его меч, и почувствовал, как стражники-псионики на арене погасили его порыв, так что он даже не сумел взъерошить Лотару волосы. Тогда он попытался ослепить его, усилив солнечный свет, попытался нагреть рукоятку меча так, чтобы Лотар бросил его, напрасные усилия! Ничто не могло пробиться через щит, который псионики соорудили вокруг него. Он и Кайана могли победить в этом бою только дубиной и копьем.

— Не стой столбом, коли его, — крикнул он Кайане.

— Я бы сделала, но он не стоит на месте, — крикнула она в ответ, нанося удар копьем. — Перестань прыгать вокруг него!

— У него меч! Я не собираюсь дать ему возможность изрезать меня на куски. Коли его!

Толпа вела себя спокойно, ожидая кровавой раны чтобы поорать, но слова Джедры с Кайаной вызвали смех у тех смельчаков, которые сидели так близко к арене, что слышали их.

— Деритесь! — прошипел дварф. — Они уже смеются над вами!

— А что, по твоему, мы делаем? — спросил Джедра, на этот раз направляя свою дубину в ноги дварфу. На этот раз он попал и выбил ноги удивленного дварфа из-под него. Лотар тяжело упал на живот, но тут же перевернулся на спину.

Кайана мгновенно ударила своим копьем в живот дварфу, но наконечник попал в броню и отскочил, не нанеся никакой раны. Джедра бросился вперед и ударил его в голову, но Лотар увернулся, успев при этом попасть внутренней стороной своего меча по правой ноге Джедры.

Джедра отскочил, кровь хлестала из большой раны на правой ноге, а толпа разразилась радостными криками при виде крови.

Лотар попытался встать, но Кайана уперла в него свое копье и держала его на земле, приколотым к земле. — Бей, бей! — кричала она.

Джедра попытался, но Лотар крутил в воздухе меч быстрее, чем он наклонялся к нему со своей дубиной, одновременно стараясь спихнуть с себя конец копья Кайаны, на который она налегла всем весом, и встать. Тогда Джедра ударил своим щитом по расплывчатой металлической полоске, в которую превратился меч, но Лотар успел отвести его в сторону и полоснуть концом клинка по руке Джедры.

Раненый уже в двух местах, Джедра без толку махнул своей дубиной в приступе паники. Лотар, казалось, мог парировать любой удар, а теперь, похоже, он выигрывает и соревнование с Кайаной.

Если он встанет, это смерть. Джедра уже терял силы, а если дварф покончит с ним, Кайана останется без защиты. Копье вообще не орудие ближнего боя, и к тому же весь ее левый бок открыт, после того как дварф прорезал ее броню. Взбешенный, Джедра сделал единственное, что пришло ему в голову: он ударил ногой по песку так, чтобы песчинки полетели в глаза Лотара. Первый раз не получилось, зато своей второй попытке он помог псионически. Это был настолько короткий и внезапный импульс, что псионики, стоявшие по периметру арены, не имели никакого шанса отреагировать. А может быть они решили, что это был честный прием; в любом случае Лотар выругался, когда песок на мгновение ослепил его, а Джедра воспользовался возможностью, проскользнул мимо его защиты и вышиб меч из руки дварфа.

Меч отлетел, Лотар уже не мог его достать, даже если бы увидел, и Джедра опять ударил противника дубиной, по правому боку. Не слишком прочная хитиновая броня треснула, и Джедра опять ударил в то же самое место.

Лотар застонал и ударил ногой, но Джедра предвидел это и ударил дубиной по ноге точно так же, как он ударил Сахалика, и точно так же сломал ее. Следующий свой удар он нацелил в голову, промазал, зато попал по копью, которое в результате глубоко воткнулось в грудь Лотара, дойдя до ребер.

Толпа уже была на ногах, все громко приветствовали их и ревели, как всегда в таких случаях, — Убей, убей, убей! — но теперь, когда дварф был безоружен и искалечен, Джедра отступил. Он взглянул на бесящиеся трибуны, потом на Сахалика, который стоял у входа на арену, внимательно глядя на них. Эльф приложил палец к горлу и провел его вдоль горла жестом, в значении которого невозможно было усомниться, но Джедра не мог заставить себя сделать это.

Он опять взглянул на трибуны и на ряды балконов, где сидели король и его темплары. Из за яркого солнечного света он не видел короля, так что он поднял руку, чтобы закрыться от солнца.

Толпа внезапно замолчала. Все головы повернулись в сторону королевского балкона, было так тихо, что Джедра даже услышал скрип стульев под каждым из зрителей.

— Что я такого сделал? — прошептал он Кайане.

— Не знаю, — шепнула она ему в ответ.

— Ты только что попросил о пощаде, — сказал Лотар через стиснутые зубы. — Очень благородно с твоей стороны, но если бы я захотел, я бы попросил сам.

— Так ты не хочешь пощады? — потрясенно спросил Джедра.

— Ты хочешь, чтобы я прослыл слабаком? — сплюнул дварф.

В этот момент на балконе задвигались. Джедра прищурился и увидел, как единственная фигура в золотой одежде подняла кулак, большим пальцем вниз.

Толпа одобрительно заревела. Люди кричали — Убей, убей! — и через несколько секунд начали петь.

Лотар может быть и не был слабаком, но и умирать он не хотел. Он пополз к своему мечу, напрягая свою здоровую ногу и таща себя руками. Джедра недовольно ударил его в плечо дубиной, но упрямый дварф продолжал ползти.