И как раз в это время к дому Хлюпов снова подошла Вожена. В ясный солнечный день она без проблем разглядела номер, и ей стало плохо. Выходит, именно сюда перебрался Тадик! И именно в этом доме какие-то преступники ночью прятали награбленное имущество! А машина? Ну как же, ведь Тадику досталась отцовская машина, как раз «шкода», марку она помнила. А вдруг Тадик тоже принимает участие в... точно не известно, в чем конкретно, но ясно — в каких-то подозрительных делишках, воровстве, ограблениях, бог знает в чем еще. И она, Божена, застукала его на месте преступления! Значит, он у нее в руках! Теперь она ему покажет!
      Став накануне свидетельницей непонятных действий каких-то подозрительных лиц, девушка за ночь еще сильнее вбила себе в голову, что видела преступников, и теперь принялась строить хаотичные планы относительно того, как лучше использовать неожиданный дар небес. Располагая такими сведениями, можно шантажировать человека. Можно его припугнуть, можно ему отомстить — да мало ли что еще можно сделать, если как следует пораскинуть умом? Единственное, что не пришло в голову Боженке, так это мысль о том, что такими действиями нельзя завоевать любовь парня. С другой стороны, став мужем, он сделается ее собственностью до конца дней своих, а разве кого-нибудь волнует вопрос, какие чувства его собственность испытывает?
      Чтобы как-то упорядочить столько соображений сразу, девушке понадобилось время, и она раздумывала, пока ничего не предпринимая.
      Тем временем пани Богуслава почти закончила приготовление обеда. Случайно глянув в окно кухни, она вдруг увидела девушку, замершую у забора ее дома. Вцепившись обеими руками в прутья загородки, незнакомка не сводила глаз с окон второго этажа. Это Богусе совершенно не понравилось. Чего пялится? Вряд ли замерла от восторга, нечем тут восторгаться. Подозрительно это... Девица показалась бы пани Богуславе еще подозрительнее, если бы она опознала в ней вчерашнюю грубиянку, рыскающую по ночам, но Боженка была одета совсем по-другому, да Богуся толком и не разглядела ее в ночной темноте. А может, эта нахалка, наоборот, удивляется, как еще жалкая развалина, к тому же деревянная, до сих пор держится? В любом случае надо навести порядок.
      Прикрутив газ под кастрюлей, в которой готовилась закипеть вода для клецек, Богуся опять глянула в окно. И наверняка с бранью выскочила бы на крыльцо, чтобы не пялился кто ни попадя на ее дом, но отказалась от своего намерения, поскольку наглая девка оторвалась от ее забора и не торопясь пошла по улице, правда то и дело оглядываясь.
      Боженка при всей своей феноменальной дурости все же кое-что соображала. И после продолжительного раздумья до нее дошло, что рабочий день кончился и Тадеуш может быть дома. Как бы узнать?
      Ага, по машине. Если машина в гараже, значит, вернулся.
      Остановившись напротив гаража, она попыталась разглядеть сквозь щели в досках сарая, что там внутри.
      Вроде бы машина стоит. Получается, дома. Вот сейчас пойдет и поговорит с ним начистоту!
      И только теперь подумала о других людях, что живут в этом доме. Мачеха, наверное? Может, это она уговорила Тадика поселиться у нее? Может, это она, а вовсе не Тадик занимается темными делами?
      Сама воровка, и парня втянула в свое грязное дело?
      Не хотелось Божене видеть в Тадеуше жертву, рушилась ее концепция давления на парня, да и сомнительно, что ночные воры стали бы действовать так осторожно, будь хозяйка с ними в сговоре. Разве что из-за детей, не хотела эта сука, чтобы невинные детки знали о ее махинациях, другое дело — неродной сын, того можно втягивать во что угодно, а Тадик такой простодушный, такой глупый, ему что ни скажи — во все поверит. Нет, не так! Нельзя оправдывать Тадика, совсем невинный он Боженку не устраивает, чем тогда его возьмешь?
      От всех этих сложностей голова разболелась, а к четкому решению девушка так и не пришла. Стояла столбом, тупо уставившись на сарай-гараж.
      Кинув очередной контрольный взгляд в окно, пани Богуся уже не увидела подозрительной девахи. Интересно, куда она делась? Не поленилась высунуться из окна и снова вспыхнула от злости — нахалка никуда не ушла, стоит перед ее домом и пялится на гараж. Ну нет, этого нельзя так оставить, может, другой и наплевать, но не ей, она не допустит, чтобы ни с того ни с сего разглядывали ее владения. А если уж разглядывают, она должна знать хотя бы причину.
      Помешав гуляш и выключив газ под кастрюлей с водой, пани Богу слава вышла на крыльцо. Отсюда было видно лучше, наглая девка действительно неподвижно стояла прямо напротив гаража и что-то в нем высматривала. Хозяйке не хотелось выходить на улицу, не так она была одета, выскочила из кухни по-домашнему, в старом платье, фартуке, растоптанных тапках, волосы подвязала обрывком бинта, чтобы не лезли в глаза.
      — А пани чего там ищет? — окликнула Богуся незнакомку голосом столь мощным и пронзительным, что его при желании могли слышать не только все соседи, но и корпевшие над перилами работники в ее собственном доме.
      Повернув голову. Вожена увидела на крыльце какую-то бабу. Она тоже не узнала вчерашней прилично одетой женщины в этой расхристанной бабище, к тому же приглядеться мешали заслонявшие вид ветки сирени Стиль общения с людьми у Вожены был выработан еще с детских лет раз и навсегда.
      — Вам что за дело? — столь же агрессивно и столь же громко огрызнулась она. — Уж и посмотреть нельзя на эту хибару? Не убудет от нее. Или развалится?
      Пани Богуслава буквально задохнулась от злости.
      — Мой дом, а если кому не нравится, нечего глаза пялить! Знаем таких! Ходят, вынюхивают, высматривают, а потом жди грабителей! А ну марш отсюда, не то полицию вызову!
      — Ишь, недотрога выискалась! — не осталась в долгу Вожена. — Чего пристала? Я твоей развалюхи не касаюсь, а стоять на дороге никому не воспрещается, дорога не купленная! Из принципа не уйду!
      — Поглядим, как ты в полиции запоешь, воровка!
      Теперь от злости задохнулась Вожена.
      — Это я воровка? Я?!
      — Да уж не я! Воровка и есть, шляются тут всякие девки!
      — Да за такое оскорбление пани перед судом ответит! — неожиданно писклявым голосом завизжала девушка, так как от злобы перехватило горло.
      Богуся расхохоталась, стараясь, чтобы хохот прозвучал как можно более саркастически.
      — Слышите, люди добрые! Она на меня в суд подаст! Ох, уморила! Слышите? Будьте свидетелями, как всякая шлюха тут грозит честной женщине, шляется, высматривает, чтобы потом бандитов напустить! И еще имеет наглость судом угрожать!
      Пани Богуслава уловила заинтересованность соседей — кое-где раскрывались окна и высовывались головы, и наличие аудитории очень воодушевило ее.
      Божене, напротив, свидетели были ни к чему. Туго соображающая деваха лихорадочно выискивала подходящие слова для достойного ответа.
      А в доме Тадик с первого же слова узнал Божену, и сердце его упало. На всякий случай выглянул в окно из своей комнаты — так и есть, она! Хватило ума аж сюда за ним притащиться! Езус-Мария, что теперь делать?
      Хенрик Карпинский тоже заинтересовался перепалкой под окнами и пристроился рядом с Тадеушем. Отсюда нельзя было увидеть пани Богуславы, но голос хозяйки ни с каким другим не спутаешь.
      Девушка же, с которой та пикировалась, была Хенрику незнакома. Ничего не поняв из их обмена любезностями, Карпинский хотел спросить напарника, в чем дело, но, повернувшись к Тадеушу, был поражен выражением его лица. Непонятная какая-то смесь паники и отчаяния.
      — Мальчик мой, что случилось? — встревожился Карпинский. — Что здесь происходит? Ты чего?..
      И кто эта девушка?
      — Ну, теперь мне крышка! — упавшим голосом произнес Тадик. — Вожена это, падчерица моей матери. Сами слышите, какую чушь несет. Дурища, каких мало, от нее всего можно ожидать. Как бы меня не увидела, тогда не отвяжешься...
      И поспешил отскочить от окна. Вожена его не заметила, она как раз нашла подходящий, по ее мнению, аргумент и теперь торопилась его выложить.
      Набрав побольше воздуха, заорала во всю мощь легких:
      — Меня воровкой обзывает, а сама... графиня нашлась! Пусть все слышат! А кто ночью, тайком, привозит в свою хибару краденое? Я, что ли? Да я первая полицию вызову! Сама донесу! Пусть придут, пусть хорошенько поищут, авось что интересное найдут! Все думают — порядочная женщина, а она притон воровской у себя устроила, я своими глазами видела! И еще оскорблять смеет!
      Изумление от услышанного немного притупило ярость пани Богуславы.
      — А ну пошла отсюда! — не выдержав, сдвинулась она с крыльца. — Своими руками! Своими руками двину так, что костей не соберешь! А если ночные бандюги появятся, так я уже буду знать, кто наводчица. Тебя полиция теперь из-под земли достанет, у меня глаз алмаз, считай — сфотографировала.
      Услышав последние угрозы Вожены, Карпинский с Тадиком в ужасе переглянулись. Теперь и Хенрик запаниковал. Выходит, эта кошмарная девица следила за ними ночью? Видела их с Эльжбетой, иначе на что еще могла намекать?
      — Сдохнуть мне на месте, если эта выдра не шпионила за мной, — прошептал Тадеуш. — Потому и пана с Эльжбеткой вчера засекла. А мне и в голову не приходило поостеречься.
      — А зачем ей шпионить за тобой? — хотел знать Карпинский, — У нее к тебе какие-то претензии?
      — Если это можно назвать претензиями, холера... — удрученно пробормотал парень. — Сколько лет жили в одном доме, можно сказать, вместе выросли, а теперь в нее словно бес вселился. И мать хороша, разболтала, куда я переехал! Другого выхода нет — надо унести из дома деньги, придется поломать голову, оставлять их в доме опасно.
      — А все-таки? Из-за чего она так на тебя взъелась? — не отставал Карпинский.
      Называть истинную причину случившегося Тадеушу больше всего на свете не хотелось именно отцу Эльжбетки. Рассказать пану Хенрику о матримониальных планах Вожены — нет, язык не повернется...
      Эльжбетка бог знает что может подумать.
      — Да из-за сущей глупости, — ответил он уклончиво. — Вообразила себе несусветные вещи, идиотка ведь редкая, может, и брякнула что, не подумавши. Впрочем, подумавши тоже могла. А вот чего не могла — так это пошевелить мозгами! По причине полного их отсутствия. Эта дура в любую минуту такое способна выкинуть, что нормальному человеку в голову не придет. Нет, ни за какие коврижки не покажусь ей, не выйду, пока не уйдет.
      — Кажется, уже ушла, — успокоил парня Карпинский, поскольку крики на улице смолкли. Высунулся из окна, удостоверился. — Да, и в самом деле ушла.
      Боженка испугалась не угроз, что ей переломают кости, как с удовлетворением подумала торжествующая Богуся, просто вдруг спохватилась — да ведь это она небось с самой хозяйкой ссору затеяла, а ведь собиралась разузнать у нее что-нибудь о Тадике, а если повезет, то и сделать своей союзницей.
      Такая женская солидарность... Какая теперь, к черту, солидарность, эта колода ее, поди, топором встретит, вздумай она снова подойти к дому. Может, отец с мачехой и в самом деле были правы, советуя знакомство с людьми начинать с установления дружеских контактов, а уж в данном случае и вовсе надо бы действовать полюбовно, только тогда можно рассчитывать на успех. Выходит, сама все и напортила?
      Ну нет, самокритика никогда не была сильной стороной характера девушки. Агрессия, впитанная с молоком матери, и принципы, которые вбивали в нее с раннего детства, оказались сильнее уроков отца и мачехи. Впрочем, надо отдать должное и пани Богуславе: уж она, как никто другой, умела настраивать людей против себя, тоже в каждом подозревая негодяя.
      Злясь на себя, на толстую бабищу, на сбежавшего жениха, на весь свет и нигде Тадика не заметив (наверняка не было дома, иначе на шум непременно бы выглянул), Вожена вынуждена была, оставив поле боя за противником, молча ретироваться.
      Пани Богуслава хоть и чувствовала себя победительницей, однако триумф ее несколько заглушала непонятная тревога, в природе которой она пока еще не отдавала себе отчета. Постояв и убедившись, что посрамленная противница скрылась за углом, хозяйка, громко хлопнув дверью, вернулась к домашним делам.
      И только в кухне, внимательно наблюдая за кипящими клецками, задумалась над последней фразой подозрительной девки...
      Обед сегодня получился поздним. Не только по причине неприятного инцидента, но и потому, что хозяйка ожидала возвращения из зоопарка детей с Эльжбетой, чтобы покормить всех уж заодно. Поэтому Карпинский с Тадиком, покончив с перилами, без перекура тут же взялись за оставшуюся еще не починенной дверцу чулана, стараясь не думать о последствиях скандала, учиненного безмозглой Боженой.
      Если откровенно, Хенрику Карпинскому уже невмочь были все эти столярные работы, никогда не любил их, не разбирался, и теперь, будучи всего лишь подручным у Тадеуша, все равно выдохся. Тадеуш тоже порядком устал, ведь ему приходилось практически все делать одному, Карпинский лишь симулировал занятость. И хотя оба вымотались, но все же отдавали себе отчет в том, что вот так просто бросить ремонт в доме Хлюпихи нельзя, она сразу заподозрит неладное. Следовало закончить пусть какой-то один фронт работ, ну, например, дверцы эти треклятые, которые то не открываются, то не закрываются.
      Видя, с каким трудом Карпинский заставляет себя продолжать, слыша его сопенье и кряхтенье, Тадик попытался утешить напарника:
      — Совсем немного осталось, пан Хенрик. У вас уважительная причина: на работу выходите. С водосточными трубами я и один справлюсь. Ну, разве что Эльжбетка немного поможет, подержит чего-нибудь или коленце подаст, чтоб мне с крыши то и дело не спускаться. Хотя я понимаю, она ведь тоже человек...
      — И наверняка от нее будет больше пользы, чем от меня, — покаянно прошептал Хенрик. — А здесь ты что собираешься делать?
      — Да ничего сложного, рубанком немного пройдусь, сниму лишнее, потом подчищу наждаком, косяк тоже подровняю, всего и делов-то! Завтра закончим.
      Дети все не возвращались, и хозяйка была вынуждена работников одних покормить, хоть и тянула до последнего. Вышли все сроки, а совесть у нее все же была. Трудились они над дверцей чуланчика рядом со входом в гараж, так что Богусе нетрудно было убедиться, что в чулан не заглядывают, он их совсем не интересует, и у нее немного полегчало на сердце.
      Немного, основная тяжесть так и осталась.
      Не успели Хенрик с Тадеушем проглотить по первой ложке ботвиньи, как во дворе послышались голоса и зоологическая экскурсия явилась в полном составе. Одного взгляда на хмурое лицо матери хватило, чтобы Стась с Агаткой, замолчав, поспешно бросились мыть руки. Эльжбета тоже почувствовала какую-то напряженную атмосферу за столом и, ни о чем не расспрашивая, последовала примеру детей.
      Первое ели молча. За гуляшом пани Богуся начала. Как всегда, вопрос был поставлен прямо, без всяких там дипломатических вывертов.
      — Что это за намеки на краденое, которое в моем доме прячут? — сухо спросила она.
      Карпинский предпринял попытку увильнуть от ответа.
      — Какое такое краденое? — неудачно притворился он непонимающим.
      — И прошу не говорить, что ничего не слышали, кому-нибудь другому мозги пудрите. Эта уличная лахудра орала так, что глухой бы услышал. Что тут происходило прошлой ночью в мое отсутствие?
      Неожиданный допрос заставил встревожиться всех сидящих за столом, независимо от пола и возраста, причем у каждого были причины беспокоиться. А Богуся внимательно следила за своими чадами, только раз бросив мимолетный взгляд на Тадеуша.
      У Агаты не была расчета выдавать брата.
      — Шум какой-то я слышала, — небрежно отозвалась она. — Даже проснулась.
      — И что? — хотела знать ее мамаша.
      — Да ничего! — отчаянно бросился в бой Тадеуш, видя смятение на лице Стася. — Я тоже проснулся и спустился, чтобы проверить. Как раз перед нашим домом разговаривали какие-то люди, но ничего не делали, поговорили и ушли. Вернее, на машине уехали.
      — На какой машине?
      — Не знаю, в темноте разве разглядишь?
      — И еще телефон звонил, — решила признаться Агатка.
      — Кого звали?
      — Никого не звали, — опять пояснил Тадеуш. — Ошибка.
      — А что эта ошибка сказала? — не отставала пани Богуся. — Ведь что-то же сказала, раз Тадеуш решил, что ошибка.
      — Да ничего она не говорила! — немного раздраженно ответил Тадеуш. — Как это обычно бывает: какая-то женщина попросила к телефону не то Фреда, не то Тэда, я и сказал — ошибка. Тогда она назвала номер, по которому звонила... я его тоже не запомнил, но явно не наш. Спать жутко хотелось, я и повесил трубку. Не понимаю, почему это вас так интересует, у нас то и дело ошибаются.
      Мать взглянула на дочь, та кивнула — мол, так и было. Значит, Тадеуш говорит правду. Однако это не развеяло всех сомнений.
      — Тогда чего же эта девка разорялась об укрывательстве краденого?
      — Какая девка? — одновременно поинтересовались Эльжбета, Агата и Стась.
      Хозяйка и не подумала удовлетворить их любопытство, сейчас надо было выяснить вещи поважнее.
      — Не ваше дело, — отмахнулась она, — вот они знают. Вы уверены, что нам ничего в дом не подкинули? Ведь бандиты могут и в порядочном доме устроить свой тайник, а потом объясняйся с полицией.
      Вдруг эта негодяйка и впрямь что-то видела?
      Теперь Тадик позволил себе не только выказать раздражение, но и пожать плечами.
      — Может, и видела что, но сомневаюсь. Было темно, ведь ночь безлунная, а район наш сами знаете, как освещается. Свободно могла перепутать не только дома, но и улицы. И вообще, судя по голосу, в голове у нее винтиков не хватает.
      — Уж это точно! — с удовольствием подтвердила пани Богуслава. — И все равно на всякий случай, считаю, нужно бы просмотреть как следует и участок, и сарай. А может, и дом. Да, а чего Стась молчит? Ты что, не просыпался?
      Ну вот, и до него добралась! И недовольный Стась вынужден был признать:
      — Просыпался.
      — И что? Говори сам, нечего мне тебя за язык тянуть.
      — Ну, вышел из комнаты... — мямлил Стась, не зная, какой версии придерживаться.
      Тадик благородно пришел брату на выручку:
      — Он хотел мне помочь, мало ли что Но эти люди уже ушли, так что поддержка не понадобилась.
      — А в отцовский кабинет не входил?
      И опять беглый взгляд на дочь. Агата вновь чуть заметно покачала головой, однако сделала это с таким торжествующим видом, что у матери не осталось сомнений, чья в том заслуга. Ясное дело, сыночек попытался проникнуть в запретную зону, но сестрица оказалась на высоте. Очень хорошо!
      Тадик даже удивился:
      — А что ему там ночью делать? Мы столкнулись на лестнице, я сказал, что все спокойно и чтобы шел спать. Потом еще походил немного, посмотрел, ничего подозрительного не заметил.
      Карпинский так увлеченно поглощал копытки-клецки, что рот у него был постоянно полон. Бедняга рассчитывал на то, что в случае какого неожиданного вопроса получит время на обдумывание ответа и успеет прожевать и проглотить, ведь говорить с полным ртом невежливо. У Эльжбеты пропал аппетит, как только она услышала ужасную новость. Выходит, стало известно об их ночной вылазке. Чтобы не навлекать на себя подозрений, девушка делала вид, что тоже ест, но мысли ее были далеко. Она не проронила ни слова, боясь выдать себя изменившимся голосом. Молчал и Стась. Агатка, правда, в любой момент могла отмочить какой-нибудь номер, но на его аппетите опасения никак не отразились.
      Расспросив всех, кого сочла нужным, Богуся, однако, не чувствовала себя удовлетворенной полностью. Ей все казалось — чего-то она не заметила, что-то тут не так. Только вот что?
      — Откуда она вообще взялась, эта девка? — громко спросила пани Богуслава, а поскольку никто не ответил, обратилась к конкретной особе:
      — Тадик знает ее?
      Вопрос на засыпку. Бедный Тадеуш боялся чего-то подобного и теперь подумал — все, конец!
      Отпереться от знакомства с Боженой означало необходимость впредь всегда держаться начеку и жить в вечном опасении, как бы мегера не раскрыла его родственных связей с подозрительной девкой. А кретинка Вожена могла и еще что-нибудь выкинуть, с нее станется. Признаться же сейчас в знакомстве с этой ужасной особой означало уронить себя в глазах хозяйки и навсегда лишиться ее благосклонности. Не мог он себе такое позволить, хотя бы ради Эльжбетки. Что делать? И тут его осенило.
      — Трудно сказать, — как можно спокойнее ответил Тадик. — Я ее толком не разглядел, далековато, да и кусты мешали. Вроде бы шляпка...
      — Какая шляпка? — вспыхнула Богуся. — Не было на ней никакой шляпки! И в самом деле ничего не разглядел. Сторож называется! С чего вдруг приплетать шляпку?
      — Мне так показалось, — виновато оправдывался парень. — Говорю же, за забором много не увидишь. Может, это была не шляпка, а какие цветочки на ветке или еще что...
      — А голос? По голосу Тадик ее не опознал?
      — Когда так орут, разве опознаешь? — возразил Тадик. — Такое впечатление, что орала не своим голосом. Один раз даже запищала. Хотя, возможно, я ошибаюсь. Или в самом деле пищала?
      — Пищала! — отрезала пани Богуся и неожиданно обратилась к Карпинскому:
      — Хенек, конечно, тоже ничего не видел и не слышал?
      Вот когда пригодились клецки во рту. Сделав вид, что поспешно их дожевывает, пан Хенрик выиграл время для обдумывания ответа.
      — Почему же, и видел, и слышал, нельзя было не слышать, — И что же именно Хенек видел?
      — Судя по фигуре — женщину, — обстоятельно отвечал Карпинский, — мужчины у нас пока в платьях не ходят. Издали видел, лица не разглядишь, а фигура вроде бы не слишком толстая. Должно быть, молодая девушка. А больше ничего такого и не приметил.
      — От мужиков никакой пользы, — презрительно отворачиваясь от Карпинского, заметила хозяйка и на время прекратила расспросы.
      А Эльжбета мечтала хотя бы о минутке наедине с отцом или Тадиком. Господи, да что здесь произошло в ее отсутствие? Судьба опять нанесла им неожиданный удар, это ясно, но насколько тяжелый и чем это грозит? Успеть бы принять меры.
      А тут еще Тадик бросает на нее какие-то всполошенные взгляды, вроде в чем-то перед ней провинился. Отец вон уплетает клецки так, словно решил разорить хозяйку, Агатка сидит довольная-предовольная, Стась, напротив, как самая смиренная мышка под метлой.
      На редкость тягостный обед тянулся, казалось, бесконечно. Агатка вежливо заикнулась о десерте. На обратном пути из зоопарка они зашли в магазин и купили пирожные со свежими ягодами, может, съедят их на сладкое? Хозяйке понравилось предложение. Правда, она приготовила желе, ничего, останется на завтра, а раз Эльжбета разорилась на пирожные, надо воспользоваться случаем. Агатка принялась рассказывать про зоопарк. Наконец она увидела крокодила, даже двух крокодилов, но оба сидели в воде, выставив страшные челюсти. И хоть бы один разинул пасть, чтобы полюбоваться! Так нет, не разинул.
      Ждали, наверное, чтобы им дали чего-нибудь вкусного, но там запрещают кормить животных, это может нанести животному вред, но она, Агатка, думает, что такому вот крокодилу уж никак не повредил бы кусок колбасы, ведь правда?
      Обед закончился, но хозяйка продолжала, задумавшись, сидеть за столом, и гости вынуждены были тоже остаться. Лишь дети воспользовались своим правом и убежали по каким-то детским делам, остальные же молча сидели, не зная, о чем говорить, и явственно ощущая сгущавшуюся атмосферу тревоги.
      Наконец Тадеуш отважился проявить инициативу.
      — Мы тут сидим, а время идет. Пора за дело приниматься, чтобы завтра совсем закончить, — с наигранной бодростью заявил он.
      Напарник солидарно поддержал:
      — Как раз до вечера и лаком успеем покрыть, за ночь высохнет.
      К их ужасу, хозяйка неожиданно воспротивилась.
      Бросив на добровольцев злобный взгляд, она отчеканила:
      — У меня не каторга и не лагерь для заключенных, чтобы вкалывать с утра до ночи. Достаточно уже сегодня наработались, вот-вот стемнеет, можно и отдохнуть. И что случится, если закончите не завтра, а послезавтра?
      Что случится? Да за эти сутки все трое от беспокойства изведутся, места себе не найдут, вот что случится! А ведь ей этого не скажешь. В голову не приходило ни одной стоящей мысли. Карпинский вспомнил было о своей работе, на которую выходил через пять дней, но это не веский аргумент, и он тоже промолчал. Мегера сидела загадочным и угрожающим сфинксом, и все трое подумали об одном: вот сейчас они уйдут, а она бросится обыскивать дом, чтобы убедиться, что ничего краденого сюда не принесли без ее ведома.
      В полном отчаянии Эльжбета произнесла в пространство:
      — Слышала я, как одна женщина решила устроить торжественный ужин в узком семейном кругу, уж не помню, по какому случаю, — то ли муж получил повышение, то ли она, то ли ребенок грамоту в школе Это неважно, главное, по такому случаю собиралась на троих приготовить утку с яблоками. И только, значит, собралась эту утку в духовку сунуть, как тут вваливается целая компания гостей, опять же не помню, родные или знакомые, главное — девять штук! А у нее всего одна утка, хорошая, но одна.
      Вечер, магазины позакрывались, да в те времена в магазинах мало чего можно было купить, на полках только плавленые сырки да консервы.
      Хозяйка бросила на девушку взгляд, в котором блеснула искорка заинтересованности.
      А Эльжбета продолжала монотонно, словно в трансе:
      — Все дело в том, что этой женщине непременно нужно было найти какой-то выход, потому что муж потихоньку признался — это он пригласил гостей и напрочь позабыл о них, не предупредил жену. А в доме — шаром покати. Правда, вина было достаточно. И еще соленые палочки.
      Пани Богуслава не выдержала:
      — И что же она сделала?
      — Позвонила своей подруге. Та недавно вернулась из Пакистана, ее муж был каким-то там нашим представителем. И подруга продиктовала рецепт утки по-пакистански. С рисом, рис в доме был, к счастью.
      Нашлась и луковица, и остатки кефира, и даже банка томатной пасты. Приправы всякие-разные, как в каждом нормальном доме. И в результате одной уткой накормила двенадцать человек.
      — А утка была большая? — задала профессиональный вопрос Богуся.
      — Два с половиной килограмма.
      — И она после этого развелась с мужем?
      — Да нет, он был в общем очень милый человек, только ужасно рассеянный.
      — И ничего на сладкое не подала гостям?
      — Как же, очень даже подала. Для семьи было закуплено мороженое, три порции, так хозяйка сделала кисель — к счастью, крахмал был, — и с киселем мороженого всем хватило. Гости очень хвалили.
      — Как-то слишком уж ей повезло, — недоверчиво заметила пани Богуслава, — и рис оказался, вон и крахмал тоже. А ведь в те времена с крахмалом были сложности.
      Эльжбета не возражала:
      — Повезло! Она бы сделала желе, да желатина в доме не нашлось. С желатином в те времена было еще хуже.
      — А женщина эта — знакомая Эльжуни?
      — Давняя приятельница моей матери.
      — Так пусть Эльжуня раздобудет для меня рецепт пакистанской утки.
      — С удовольствием, только через некоторое время. Сейчас, летом, они с мужем где-то в деревне. Но я непременно позвоню и узнаю, когда вернутся в Варшаву.
      Пакистанская утка немного разрядила обстановку и оторвала хозяйку от тяжких размышлений. Пани Богуслава вернулась к действительности, и Тадеуш решил рискнуть.
      — Разыскал я для тебя ту книгу, — сказал он Эльжбете. — Никуда она не подевалась, просто оказалась завалена другими. Так что могу дать почитать.
      Пошли, она в моей комнате наверху.
      — Что за книга? — не преминула поинтересоваться хозяйка.
      И хорошо сделала, что спросила, а то Эльжбета несколько оторопела и не сразу сообразила, как отреагировать на неожиданное предложение.
      — «Компьютерные расчеты кривых в установках токов высокого напряжения», — без запинки отчеканил парень.
      Название он придумал заранее. Оно должно быть таким заковыристым, чтобы у пани Богуславы не возникло желания даже взять ее в руки.
      Эльжбета тем временем все поняла и вскочила, собираясь последовать за Тадеушем. Однако хозяйка пресекла и эту попытку:
      — Зачем же Тадику таскать за собой Эльжуню? Сам не может принести? Нет уж, нечего ей по дому шастать.
      Эльжбета послушно плюхнулась на место, однако успела придумать способ перехитрить мегеру.
      — В таком случае, — попросила она Тадика, — сразу и сунь ее в мою сумку, а то ведь у меня голова дырявая, еще забуду. Сумку я в прихожей оставила.
      Минут через пятнадцать Карпинским удалось наконец покинуть этот проклятый дом, причем самым естественным образом, напоследок раз десять поблагодарив за обед. В прихожей девушка небрежно прихватила свою сумку, собираясь привычным жестом закинуть ее на плечо, и чуть не выронила — такая она была тяжелая. Слегка перекосившись на одну сторону, Эльжбета с сумкой в руках поспешно распрощалась с хозяйкой и чуть ли не бегом бросилась к двери, словно ее кто преследовал. Впрочем, ее и впрямь преследовали угрюмый взгляд Хлюпихи и ее недоброжелательные мысли.
      — Дитя мое, — спросил Карпинский свою дочь уже в машине, — пакистанскую утку ты сама придумала? Что-то я не припоминаю ни одной пакистанской подружки твоей матери, как ни стараюсь.
      — Зря стараешься. Все было по-другому. Дело было в Дании, утку готовил настоящий пакистанец, а рецепт есть у Кристины, это ее приятельница была в Дании. Папуля, давай хоть на минутку остановимся, так поглядеть хочется! И почему сумка такая тяжелая, камней, что ли, он мне туда наложил?
      В Эльжбетиной сумке на самом верху лежала книжка на английском языке. Толстенная и очень большого формата, плотно прикрывая содержимое сумки. Под книгой виднелись пачки зеленоватых банкнот и поблескивал сквозь целлофан рулончик золотых монет.
      — Господи! — простонала Эльжбета. — Наконец-то, просто глазам не верю!
      — Интересно, сколько там? — заинтересовался Карпинский.
      — Не станем же мы тут считать! Скорей домой, Кристина уже с ума сходит от нетерпения. И вообще, такой нервный вечер. Что там у вас стряслось?
      Кто укрывал краденое у Хлюпихи и что за девушка скандалила? Из-за чего?
      » Хенрик Карпинский сразу жутко смутился. Как бы все поумнее объяснить дочери, поделикатнее...