За семью печатями

Рога были вовсе не экзотические, в основном козьи и бараньи, правда, вот этот обломок вроде бы оленьего рога, но остальные самые что ни на есть невзрачные и корявые. Не мог же бедный жулик знать, что пани Богуслава еще сопливой девчонкой пришла к выгоду, что ничто так не украшает одежду и не подчеркивает элегантность, как роговые пуговицы, и всю жизнь упорно собирала рога. Несколько озадаченный, Клепа поспешил занять место за столом, услышав, что Эльжбета возвращается.
      Тадик тем временем вывернул из двери шкафа остатки проржавевших петель и внимательно оглядывал косяк.
      — Придется вот здесь кусок заменить, — озабоченно заключил он, оглянувшись на хозяйку, которая вышла из кухни вместе с Кристиной. — Глядите, дерево от времени в труху превратилось, все выкрошилось, петли не будут держаться. Сейчас поищем подходящую доску, работы прибавится, но иначе нельзя.
      За эти дни пани Богуслава успела примириться с фактом, что Тадеуш взялся выполнять не сделанную мужем работу. Что ж, все по справедливости, отец не удосужился — пусть сын расхлебывает, это по крайней мере хоть как-то оправдывает ленивого Хлюпа, который имел глупость ребенком обзавестись, когда сам еще был желторотым юнцом. А раз этот слабоумный отказался от своей доли отцовского наследства, значит, ей ничем не повредит. И она милостиво кивнула.
      — Если Тадик находит нужным вставить доску, пусть вставляет. Мне не к спеху. И я его не подгоняю. А где же доска?
      — Пока не знаю, но наверняка отец где-то припас. Надо поискать.
      — Так пусть Тадик сам и ищет. А Крысе я одно скажу, — обернулась она к гостье, — эту вот гадость надо поскорее на помойку выбросить, а то мне весь дом провоняет. Вон туда, в бак для мусора, за дверью стоит.
      Кристина уже давно мечтала избавиться от своего смердящего шедевра и с радостью поспешила к баку. В холл спустились Карпинский и Стась, принеся целую кучу всевозможных дверных петель. Тадик принялся их рассматривать, а хозяйка смогла наконец заняться единственным приятным гостем.
      — Слушай, Стасик, — обратился к мальчишке Тадеуш, — ты не в курсе, где отец держал деревяшки? Нам требуется порядочный кусок крепкой доски.
      Стасик задумался.
      — Может, в подвале? Или в сарае? Сарай у нас в саду.
      — Тогда вряд ли это подойдет, — засомневался Тадик. — Здесь нужно сухое дерево. Лучше всего от старой мебели, раньше древесина была что надо, это уж я точно знаю.
      — Да и я знаю, — обиделся Стась. — На чердаке надо поглядеть, может, найдется какой-нибудь старый стол. От столешницы можно отпилить любой кусок. Только лучше матери не говорить.
      — А почему не говорить?
      — Так ведь она считает — мебель еще послужит, ей без разницы, что стол развалился, а от ножек осталось одно воспоминание. Втолковать ей — дохлый номер, себе дороже. А так — бери столешницу, отпиливай сколько влезет, остальное выбросим, мать и не вспомнит.
      Тадеуш возражать не стал, ему только на руку вместе со Стасем порыться на чердаке. Оставив Карпинского бдить в прихожей, они поднялись наверх. По дороге остановились у двери в кабинет.
      — Я договорился с твоей матерью, что возьму кое-какие мелочи на память. Думаю, тебе тоже что-нибудь пригодится. Поглядим вместе?
      — Разбежался! — фыркнул Стась. — Заперто!
      — Что заперто? — притворился непонимающим Тадеуш. — А, дверь. И в самом деле.
      — А я что говорю! — совсем помрачнел Стась.
      — А кто запер? Почему?
      — Мать. От меня заперла.
      — Иди ты!
      — Точно. А все из-за отцовских удочек. Боится, что на рыбалку смотаюсь. Словно без них не могу.
      Представляешь, она мне про рыбалку и думать запретила.
      — Фигня какая-то. С чего это?
      Стась угрюмо пожал плечами:
      — У нее спроси. Слышал бы, какой ор стоял, когда отец отправлялся на рыбалку и меня прихватывал! Так мы уж тайком норовили, один ответ. А удочки она на дух не выносит. Вот, дверь от меня заперла, а я боюсь, как бы и вовсе их не пожгла, с нее станется.
      Тадеуш задумался. Надо же, неожиданное препятствие.
      — А ключ? Где она его держит?
      — Насчет этого — полный мрак! Можешь не суетиться, ни в жизнь не найдешь. Должно быть, при себе носит. Вот когда отца в доме запирала, чтобы где на стороне не шастал, так ключи с собой таскала. Мы с сеструхой в окно вылезали, подвальное, отец не мог, застревал...
      С сочувствием подумал Тадик об отце. Нелегкая жизнь у него была, факт. Знай он об этом раньше, может, подговорил бы взбунтоваться? Или, на худой конец, хоть ключи бы ему подобрал.
      — Надо же, а я как раз хотел взять отцовские удочки, твоя мать вроде согласилась, я еще собирался с тобой поделиться. Можно было бы и так сделать — я бы забрал все, раз она их на дух не выносит, и держал у себя, а ты брал бы, когда захочешь.
      — Тогда уж лучше держать у пана Хенрика, поближе будет. Эльжбета не возражала бы, с ней можно иметь дело.
      — Договориться не проблема, но сначала надо до снастей добраться.
      — Ну! — оживился Стась. — Это уж твое дело.
      Тебе мать пообещала, имеешь право потребовать обещанное. Придется ей дверь отпереть, куда денется?
      Я же притворюсь, будто мне все до лампочки.
      — Заметано! — решил Тадеуш. — Сначала закончу шкаф, меня зауважают, тут-то я и напомню об обещании. Согласен?
      — Клево! И поспеши, пока лето не кончилось, каникулы. У меня внутри аж подсасывает, так поудить хочется! Я тут с корешем иногда хожу на речку, так ведь это что? Привяжем леску к лещине, поплавок из пробки, смехота одна. А у отца и удочки — экстракласс, телескопические, и спиннинги, а уж крючки — отпад! А пока пошли, стол покажу.
      Дубовая столешница оказалась отличным материалом для двери. Отпилив нужный кусок, Тадик вернулся к шкафу.
      За работой парень попытался подвести итоги достигнутого. Не сказать, чтобы они были очень утешительными. Невзирая на все усилия поисковой группы, просмотрена была лишь незначительная часть дома. В принципе, за немногими исключениями, обыскали помещения второго этажа, первый же так и остался тайной за семью печатями, а ведь по площади он раза в два превосходил второй. А уж сколько там имелось укромных уголков, словно созданных для сокрытия портфеля!
      Взять хотя бы все пространство под лестницей, битком набитое всевозможным барахлом и чрезвычайно затруднительное для просмотра. Удастся ли найти подходящий предлог, чтобы порыться там? А если не изобретать велосипеда и просто предложить мегере разобрать эту барахолку? Тут парень невольно подумал — глядишь, так он не только Эльжбете поможет, но и весь дом приведет в порядок. Для мегеры, конечно, стараться не стал бы, но ведь тут жил его отец, тут живут Стась и Агатка, которых отец признал родными, для них он в лепешку расшибется.
      Меж тем мегера в гостиной занимала гостей светской беседой, не проявляя никакого беспокойства относительно обеда, на который уже официально пригласила присутствующих. И явно не торопилась с этим обедом. Она что, и на работу не собирается?
      Данное обстоятельство постепенно все больше тревожило Кристину и Эльжбету, ведь по плану предполагалось действовать в ее отсутствие. Ну, может, и не всем, но уж работнички-то должны непременно остаться, а с ними, возможно, и Эльжбета. А мегера сидит себе спокойно и в ус не дует.
      Девушка не выдержала и деликатно поинтересовалась, причем ей даже не пришлось притворяться озабоченной:
      — А мы не помешаем вам, пани Богуслава? Вы вчера нам намекнули, что идете на работу, вот мы сегодня и пришли пораньше, но если...
      — Пусть Эльжбетка за мою работу не переживает, — отрезала хозяйка без церемоний. — Уж я свое время умею рассчитывать. А такие гости, от которых хоть какая-то польза в доме, — редкость по нашим временам, так что я все устроила по-умному.
      И голодным в моем доме никто не останется, тем более те, которые работают.
      Туманно как-то, вроде бы ответила, а ничего не прояснила. Отпуск, что ли, взяла баба? Или какие отгулы? Дальнейшие расспросы исключил жулик, опять настырно затараторивший о возможной будущей деятельности очаровательной пани Богуславы в области общественного питания. Эльжбета беспомощно оглянулась на Кристину, но та сидела тихо, боясь пикнуть. Вряд ли кошмарной кашей уже удалось завоевать симпатии суровой хозяйки, да и хотелось разгадать планы Клепы. В конце концов, он человек взрослый, какой-никакой жизненный опыт имеется, возможно, и в самом деле доводилось присутствовать на званых обедах, которые за большие деньги устраивали его знакомые кухмистеры. Хотя мог все и выдумать. Но вряд ли, вон как красочно описывает вкус и внешний вид подаваемых на приеме блюд, видно, сам ел. Пани Богуслава слушала его байки с огромным интересом и комментировала со знанием дела. Так, у нее было свое мнение относительно артишоков. Клепа принялся было приводить какие-то доводы, но опомнился, даже покаялся — и как это он вздумал возражать такому специалисту, ведь пани Богуся не имеет себе равных, таких поварих еще поискать, ах, ах!.. Устав от напористости воздыхателя, гениальная повариха вынуждена была силой вырвать у него ручки, а то совсем обслюнявил.
      А Кристина с невольным уважением подумала о Клепе: хоть и дурак, а в данном случае действует умно и, по всей вероятности, знает, что делает.
      Эльжбета воспользовалась занятостью хозяйки и незаметно покинула общество, улучив минутку для общения с Тадиком.
      — Похоже на то, что мегера не собирается на работу, — озабоченно информировала она. — Должно быть, договорилась в своей клинике и останется дома. Мы ведь рассчитывали, что вы с отцом пошуруете в ее отсутствие под лестницей, детей я бы отвлекла. А теперь и не знаю. При ней вряд ли пошуруешь.
      — Расслабься, ничего не потеряно, — успокоил ее Тадик. — Работы нам с паном Хенриком хватит не на один день, если все делать с умом. Когда кончим, я напомню об удочках, в кабинет отца без ее ведома не попадешь. А вот что касается барахла под лестницей — пока вопрос...
      — Пойдет же она когда-нибудь на работу, — подключился к разговору Карпинский. — А мы сделаем вид, что перепутали ее рабочий график, и заявимся без нее. Честно говоря, я и в самом деле его не помню. Придем и пошуруем. Надеюсь, дети тоже не сидят в доме безвылазно? Вот сейчас их нет...
      — Потому что мамуся дома, — раздраженно пояснила Эльжбета. — Сразу бы появились, как только она за порог.
      — Стася я беру на себя, — пообещал Тадеуш. — А уж Агатой придется заняться тебе. В девчонках я не разбираюсь.
      — В этом я имела возможность убедиться на собственном опыте, — язвительно заметила девушка. — Не очень-то ты тогда на меня обращал внимание...
      Тадеуш покраснел как рак.
      — Я ведь уже каялся, кончай. Скажи лучше, что может отвлечь Агатку? Вот когда ты была девчонкой, чем интересовалась?
      — Во всяком случае уж никак не гостями, — отрезала Эльжбета. — И вообще, у меня были другие интересы. Хотя... знаешь, попробую-ка отвлечь ее тряпками, на это все девчонки падкие.
      — И еще наждак, — убежденно заявил Тадеуш.
      — Вот уж нет! — возразила Эльжбета. — Не знаю, как мальчишки, а девчонкам наждак ни к чему.
      — Я не о девчонках забочусь, мне понадобится наждачная бумага. Надо зашкурить дверь, прежде чем покрывать ее лаком. Вещь дешевая, да ведь мегера повесится, прежде чем лишний грош истратит, вот и поищем шкурку в доме. А тут и два злотых сэкономить можно. Аргумент? Меня вдруг осенит — как же, ведь отец чуть ли не полную коробку всяких обрезков наждачной бумаги спрятал под лестницей, сам мне говорил. Еще в детстве.
      — Что, правда говорил?
      — Головой не поручусь, но ведь мог говорить? А кто мне запрещает припомнить?
      — Потрясная идея! — восхитилась Эльжбета. — А тебе этот наждак прямо сейчас нужен?
      — Факт, сейчас, это без вранья. Вот, гляди, все это надо очистить, чтобы поверхность дерева стала ровненькая, иначе брак выйдет. Так что не откладывая и пойду к ней.
      Парню не пришлось никуда идти. Как ни была пани Богуслава занята обсуждением своего будущего благосостояния, бразды правления домом она крепко держала в своих руках. Уловив каким-то шестым чувством необходимость именно в эту минуту навестить плотников, она оставила шурина с Кристиной и выплыла в прихожую.
      Наждак возбудил в ней некоторые сомнения.
      Ясное дело, не стоит тратить деньги на покупку нового, но вот найдется ли в доме старый? Вроде что-то такое попадалось, но где — дай бог памяти... Северин куда-то спрятал, он вечно... А, Тадик полагает — под лестницей? Очень может быть.
      Предложение работничков порыться под лестницей не вызвало у хозяйки ни малейшего энтузиазма.
      Порыться она предпочла бы лично, причем без свидетелей, незачем им знать, что у нее там хранится.
      Пока хозяйка раздумывала, как выйти из положения, появился Стась. И так уж случилось, что сразу вспомнил, где у отца была наждачная бумага. Хуже того — не только вспомнил, но и тут же объявил во всеуслышание. Правда, тотчас спохватился — дурак, надо было высказать предположение, что наждачная бумага припрятана у отца в кабинете, мать бы отперла дверь, глядишь, и они с Тадиком кое-что из нужных им предметов отобрали. Ну да слово не воробей, все слышали: отцовский запас наждачной бумаги в чуланчике наверху, в том, где стоят бумажные мешки с пухом и пером. Те самые, к которым не велено прикасаться.
      При одном упоминании пуха и пера хозяйку обуяла неудержимая злость. Муженек, конечно же, не нашел лучшего места для своего идиотского наждака, как среди ее драгоценных перьев! Пух-перо она хранила в большой тайне от посторонних, неизвестно почему. Может, потому только, что это было самое заурядное перо от самых обыкновенных кур, равно как и пух тоже был куриный. Вот если бы хоть гусиный, а еще лучше — лебединый. О, лебединый, или, правильнее сказать, лебяжий, — это вещь, которой можно гордиться. Куриный же... нет, незачем посторонним о нем знать, не их дело.
      Решение пришло мгновенно.
      — Пожалуй, я сама со Стасем достану наждак и принесу, не хватало Тадику с Хенеком еще и этим заниматься. Нет-нет, и Эльжуниной помощи не требуется, прекрасно с сыном управимся.
      Пух и перо произвели впечатление не только на хозяйку. Все гости, за исключением лишь шурина, так и застыли от ужаса. Ведь сейчас обнаружится разорванный крафтовый мешок, и тогда ясно как день — рылись они в чулане! Мало того, что рылись, главное — так и не успели проверить, не спрятан ли именно в том чулане заветный портфельчик. Что теперь будет!
      Никто из гостей так и не сдвинулся с места до тех пор, пока Стась не спустился по лестнице и с торжеством не поставил перед ними картонную коробку с наждачной бумагой. А что он говорил! Вот, пожалуйста.
      Следом за ним, пыхтя от негодования и тщетных усилий навести порядок в каморке, спустилась его мать. Богуся сразу заметила, что один из мешков разорван и высыпавшиеся из него перо и пух запорошили все вокруг. Вместо того чтобы самокритично упрекнуть себя — ведь столько лет никакая бумага не выдержит, надо было драгоценное сырье переложить в более прочную тару, — пани Богуслава привычно ополчилась на мужа. Наверняка разодрал мешок, заталкивая свою картонку с наждаком! Не имея возможности отругать мужа, Богуся набросилась на сына, но тот огрызнулся — уж он-то здесь ни при чем! Да и отец при нем убирал коробку, осторожно поставил, ничего не разорвал, напрасно мать разоряется.
      Видя хозяйку в таком раздражении, гости приуныли было, но положение спасли Клепа и капуста.
      Клепа самозабвенно ухлестывал за мегерой, не щадя комплиментов, а капуста оказалась столь восхитительной, что гости совершенно искренне засыпали похвалами пани Богуславу, превознося ее несравненный кулинарный талант. Соединенные усилия шурина и капусты сделали свое дело. После обеда Карпинский с Тадеушем снова набросились на шкаф, Эльжбета вызвалась мыть посуду, что ей охотно дозволили, а Кристина робко призналась — всю жизнь мечтает освоить некое блюдо, кажется совсем недорогое, о котором слышала еще девчонкой. На вопрос Богуси, какое же именно, ошарашила ее — пызы <Пызы — в данном случае галушки из тертого картофеля.> с фаршем из чечевицы. Если Кристина собиралась озадачить хозяйку, то ей это удалось в полной мере.
      Богуся так и застыла, раскрыв рот. Опомнившись, сухо заметила — как же, как же, знает, однако сама давно (а могла бы честно сказать — отродясь) не готовила пызы с такой начинкой, поскольку в ПНР чечевицу не выращивали и не продавали, теперь же в магазинах имеется абсолютно все, так что, пожалуй, стоит попробовать.
      Чечевица заморочила хозяйке голову до такой степени, что она и не заметила, как гости наконец покинули ее дом. Работнички «поставили на клей», как они выразились, какие-то деревянные части двери, теперь нужно было ждать, когда они хорошенько высохнут. Об ужине хозяйка как-то не заикалась, вот Карпинские и распрощались с ней до завтра, с немалым трудом утащив с собой Клепу, который упирался всеми четырьмя лапами, норовя остаться в доме любимой женщины. Этого нельзя было допускать ни в коем случае. Никто не препятствовал ему обожать очаровательную Богусю, но свободное пребывание в ее доме такого жулика для Карпинских таило смертельную опасность.
      Богуся рассеянно захлопнула за гостями входную дверь, а в голове вертелось — как же она сама позабыла о чечевице? Оказывается, эта Хенрикова содержанка соображает... Чечевица открывала перед Богусей просто необозримые горизонты.

* * *

      — Кажется, нам придется считаться с новой опасностью, — с тревогой заметила Кристина, когда разобиженный Клепа заперся в ванной и они остались одни, — вон как надулся, паршивец, и чует мое сердце — о чем-то догадывается. Теперь придется следить не только за каждой ценной вещью, но и за каждым своим словом. Ох, боюсь, на все сил не хватит.
      — Точно! — поддержала ее Эльжбета. — Примется подслушивать. И даже по ночам. Слушай, а если ему чего снотворного подсыпать?
      — Я и сама подумала, так у нас же нет в доме ничего подходящего.
      Карпинский укоризненно одернул своих девушек:
      — Насмотрелись по телеку детективов, теперь человека вздумали травить.
      — Так мы бы безвредное подсыпали, — оправдывалась Кристина. — Безвредное, но действенное.
      Поспал бы себе, пока мы тут все обсудим. А так только и думай, что вот-вот подкрадется... Хенек, может, последишь за ним?
      — Как? — не понял Карпинский. — Мне же его не видно, он в ванной.
      — Вот за дверью в ванную и следи, как откроется — дашь знать.
      — Мне отсюда и двери не видно.
      — А ты кресло передвинь, балб... дай помогу.
      — Все равно не видно, — констатировал Карпинский.
      — Может, чем-нибудь дверь припереть? — предложила Эльжбета.
      — Или что рассыпать перед ней, — задумчиво протянула Кристина.
      — Ага, чтоб трещало под ногами... О, придумала, чипсы!
      Поскольку ничего более трескучего не оказалось под рукой, пожертвовали упаковкой чипсов. Теперь Клепе бесшумно к ним не подобраться. Пока можно говорить свободно.
      — Итак, сегодня день прошел без толку, — мрачно подвела итоги Эльжбета. — Завтра она работает, во второй половине дня будет дома.
      — Придется, видно, мне опять чем-то занять ее в кухне, — вздохнула Кристина. — Приготовлю что-нибудь... не столь вызывающее.
      Хенрик Карпинский трезво заметил:
      — Но ведь в нашем распоряжении целых полдня. Насколько я понял, Хлюпова все равно считает меня идиотом, так что я запросто мог все перепутать и припереться к ней с утра пораньше, а не во второй половине дня. И если Тадик тоже может...
      — Тадик явится, даже если и не может! — веско заметила дочь Хенрика. — Сейчас я ему позвоню.
      Отец правильно придумал.
      Бросив на девушку понимающий взгляд, Кристина скрыла улыбку и напомнила:
      — Еще дети остаются.
      — Одно дате, — поправил ее муж. — Стась будет нам помогать.
      — Но все равно придется работать в разных местах, чтобы детей не хватило, — заметила Эльжбета.
      — Звони Тадику скорее, пока Клепа не слышит, — спохватилась Кристина. — А я приду позже. Во-первых, надо будет что-то смастерить, а во-вторых, я по-прежнему остаюсь врагом номер один, мало ли что велено детям предпринимать в случае моего появления. И вообще, твой отец, будучи в ее глазах идиотом, имеет право откалывать любые номера, я же для нее змея подколодная, поэтому должна вести себя тише воды, ниже травы. К тому же необходимо явиться в самом жутком виде, сделать, к примеру, макияж трупа, а в таком виде расхаживать по городу я не согласная, трупом пойду уже прямо из дому.
      — Ас Клепой как разбираться будем?
      После некоторого колебания Кристина решила:
      — Придется оставить дома одного. В принципе он крадет перед самым отъездом, а теперь, кажется, намерен у нас задержаться подольше. И все-таки попросим пани Витовскую присмотреть за ним, так и быть, заплачу ей сверхурочные.
      Тут в коридоре послышался треск, пришлось свернуть совещание. А Эльжбета еще не поговорила с Тадиком. Кристина сообразила привлечь жулика к заметанию чипсов, а заодно провела с ним воспитательную беседу.
      — Ты что же, хочешь окончательно скомпрометировать женщину? — сурово вопросила Кристина. — Меры не знаешь. Думаешь, я не вижу, что ты собрался у нее на ночь остаться? Совсем спятил, ведь месяца не прошло, как она овдовела.
      — Ну и что? — разозлился шурин. — Со вдовой уже и поговорить нельзя? Средневековье какое-то.
      — Никакое не средневековье, а в приличном доме надо и вести себя прилично. Пани Богуслава очень считается с мнением соседей, видал, сколько их у нее? И у каждого свое мнение. Будто ты людей не знаешь, у всех ушки на макушке и глаза вытаращены. А дети?
      — Что дети?
      — Ты же компрометируешь мать в глазах детей!
      А они уже большие, понимают. Эх, придется учить тебя уму-разуму, если сам не соображаешь. Вот и Хенрик, и Эльжбета то же самое говорят... Подумать только, не успел появиться в их доме, и с места в карьер!
      — А разве я виноват, что мне человек с первого взгляда понравился? — ощетинился шурин. — Я и решил ковать, пока горячо. А вот ты... да представляешь ли ты, какой бизнес можно провернуть с ее способностями? У нее таланты в области кулинарии, у меня — в области маркетинга. Уж я так сумею наладить наш бизнес — пальчики оближешь! Буквально и переносно! Тут миллионами пахнет, понимаешь ли ты своим жалким умишком?
      — Понимаю, что ты в таком случае тем более должен быть джентльменом! — тоже завелась Кристина. — И заботиться о ее репутации больше, чем она сама! А ты только и норовишь накинуться на бедную женщину, как дикий буйвол! Хочешь, чтобы дети тебя возненавидели? Так они тоже соображают, стеной станут на твоем пути, ты этого добиваешься?
      Клепа задумался.
      — Считаешь?
      — А чего тут считать, дураку ясно. Вернее, ясно всякому здравомыслящему человеку, а ты словно ошалел и ничего не соображаешь. Неужели не в состоянии проявить хоть немного деликатности? А то прямо бульдозером прешь на свежую вдовицу и детей-сирот!
      Бульдозер произвел на Клепу сильное впечатление и заставил не столько согласиться с мнением Кристины, сколько пойти на компромисс.
      — Ну ладно, может, я немного и того... А ты уж сразу — бульдозер! Человеку уже и в гости нельзя пойти с родными. И о делах поговорить не успел, а ночью, между прочим, я как раз собирался спокойно, без помех, обсудить наш будущий бизнес, какая же в этом неделикатность?
      — Вон там еще чипсы, в углу под стулом, — сурово заметила Кристина, усмотрев вдруг в желании шурина прямую пользу. — а о делах поговорить без помех, с глазу на глаз — самое святое дело. Почему бы тебе для этого не пригласить Богуславу в какое-нибудь уютное кафе? Никто не мешает, тихая музыка, на столе — кофеек, коньячок, мороженое, винцо. Так нет, в голову самому не придет, готов изо дня в день объедать вдовицу! Она уже и не наготовится, из кухни не выходит. Хорош ухажер!
      — А что, неплохая идея! — обрадовался шурин.
      Задом, на четвереньках, выполз из-под стула и в задумчивости слопал последний чипе прямо с пола.
      — Да и у нее в доме не обязательно же торчать в гостиной. Можно уединиться в каком-нибудь укромном помещении. И даже не очень укромном, пусть на глазах у людей, но так, чтобы не слышали, а людей, хоть бы и нас, предупреди — дескать, не мешайте, обсуждаю жизненно важные проблемы.
      Шурин смотрел на Кристину горящими глазами и знай кивал.

* * *

      А в отдаленной части города именно в эту минуту Боженка, дочь сантехника, отошла от телефона, положив трубку, благодаря которой подслушивала разговор Тадеуша в нижнем холле. Стиснув зубы, спустилась по лестнице.
      — Это что еще за Эльжбета? — холодно поинтересовалась Боженка. — Из-за нее даже на работу плюешь! Опять скажешь — деловой разговор? А ну признавайся, что задумал?
      Тадик обернулся к девушке. Теперь они стояли лицом к лицу. Молча глядел парень на молоденькую мегеру в коротком ночном халатике, такую аппетитную со своими округлыми формами и свежим розовым личиком, в данный момент горящим возмущением. И невыносимо отвратительную! Надо же, а ведь еще недавно она казалась Тадеушу весьма симпатичной девушкой. «Симпатичной»! Да никого омерзительнее он в жизни не видел!
      — А тебе что за дело? — наконец спросил он.
      — То есть как? — даже задохнулась от возмущения Боженка. — Кому, как не мне, до этого дело?
      Что ты себе воображаешь!
      — Я себе воображаю, что мои дела тебя не касаются!
      — Кого же они касаются, если не меня? — уже визжала Боженка. — Я не позволю тебе ухлестывать за всякими девками! Я не позволю отлынивать от работы! И деньги втайне от меня транжирить тоже не позволю! И заруби себе на носу — тебе никогда не удастся водить меня за нос! То есть я хотела сказать — морочить мне голову!
      Характер у Тадеуша был мягкий, в отца, но тут парень почувствовал, что все в нем так и кипит. С трудом удержался, чтобы не врезать этой идиотке как следует. Обозвать Эльжбету девкой — такое не прощается! Конечно, теперь эта дрянь ему не сестра, даже не близкая знакомая, он просто перестанет ее замечать. Не раздумывая над ее словами и не пытаясь вникнуть в их смысл, парень пожал плечами, резко отвернулся и, войдя в кухню, со стуком захлопнул за собой дверь.
      Не на такую напал! Боженка ринулась следом, пылая мстительным желанием раз и навсегда поставить на место зарвавшегося жениха. Будущего мужа!
      — Это что ты себе позволяешь?! — еще более возвысив голос, заорала она. — Ишь какую моду завел! Или она — или я! И о твоих дурацких бизнесах чтобы я больше не слышала! Во всем должен советоваться со мной! А в безработных я не нуждаюсь!
      При этом Боженка топала ногами и дергала Тадеуша за рукав. По-прежнему не говоря ни слова, он развернул девушку лицом к двери, вытолкал в коридор и снова захлопнул за ней дверь. И снова она ворвалась в кухню, не помня себя от ярости.
      — Совсем рехнулся? С ним разговаривают, а он даже ответить не соизволит! И не думай, что такие вещи тебе сойдут с рук! Я с тобой говорю или с кем?
      — Слушай! — почти спокойно отозвался наконец Тадеуш. — У тебя что, крыша поехала? Отвяжись!
      — Что?! — опять завизжала на весь дом Боженка. — У меня крыша? Кто отвяжись? Я отвяжись?
      Да какое ты имеешь право?!
      — А ты какое имеешь право так орать на меня?
      От возмущения Боженка даже перестала колотить парня кулаками в грудь.
      — Он еще спрашивает! Жениться на мне собирается, а такие номера выкидывает! Ну и что, если мы еще не венчаны, все равно не позволю гулять на стороне, уж я тебя из рук не выпущу, не беспокойся! Будешь у меня как шелковый!
      До парня наконец дошло.
      — Кто так решил? — только и вымолвил он.
      — Что решил?
      — Да то, что я должен на тебе жениться. Совсем сбрендила!
      — Как ты сказал? Да я давно совершеннолетняя.
      — Ну и что? Можешь хоть пенсионеркой быть — меня не колышет.
      — Как это? Как это? — не верила своим ушам Боженка.
      — А так! Давай раз и навсегда расставим все по местам. С чего тебе втемяшилось в твою дурную башку, что мы должны пожениться?
      И, взяв девушку за руку, Тадеуш подвел ее к стулу и усадил.
      Вопрос явно озадачил Боженку. Чуть ли не с детских лет она твердо знала — в одном доме с нею растет ее жених, будущий муж, в этом не было никаких сомнений. И вел себя будущий муж так, как ему положено: был вежливым, добрым, всегда готовым помочь, позволял командовать собой и даже капризничать. Чего же еще? Что в постель к ней не лез, так это только похвально, уважал в ней будущую мать своих детей. Чего же он сейчас от нее добивается?
      — Ты чего добиваешься? — так и спросила Боженка.
      — Чтобы ты мне четко и членораздельно ответила — с чего ты решила, что мы должны пожениться? — повторил Тадеуш.
      — Как с чего? — опешила Боженка. — Давно известно: мы поженимся, как вырастем.
      — Кому известно?
      — Да всем!
      — Ну, не скажи. Мне, допустим, не известно.
      — Как это?
      — Я тебе хоть слово об этом сказал?
      — А зачем слова? И без них все ясно.
      — Ну так слушай. До сих пор я тебя считал сестрой, соответственно относился к тебе, думаю, жаловаться не можешь. Но теперь... Теперь я считаю тебя не сестрой, а безмозглой маленькой мегерой. Так что заруби на носу — жениться на тебе я не собираюсь. Никогда не собирался, уж не знаю, с чего ты на этом зациклилась. И очень сочувствую идиоту, который женится на тебе, ну да это меня не касается. А чтобы было понятнее, запомни раз и навсегда: я никогда не делал тебе предложения, я никогда не собирался на тебе жениться и вообще ни за какие сокровища мира не буду жить с тобой, ни легально, ни как-то еще. Усекла?
      До Боженки постепенно стало доходить, что всегда такой ласковый и послушный Тадеуш вдруг взбрыкнул ни с того ни с сего и впервые в общении с ним возникли трудности. Категорический протест против брака с ней девушка как-то не приняла к сведению. Совершенно ясно — ему не понравились ее требования не заводить шашней с посторонними девицами и не заниматься бизнесом, не посоветовавшись с ней. Что ж, значит, над парнем придется поработать, только и всего. И уж она позаботится, чтобы такие фортели ему не сходили с рук. А он здорово еще попрыгает, прежде чем она его простит.