Рыбалку мужа она ненавидела всем своим естеством. Рыбалка отравляла ей существование, разрушала супружеское счастье и отнимала мужа. Один лишь раз в жизни Богуслава согласилась принять участие в рыбной ловле. И что? Сроду скучнее время не проводила, испортила почти новые туфли, за весь день ей ни разу не дали даже рта раскрыть, а рыбы поймали — кот наплакал! Именно тогда в ней зародилась и прочно укоренилась лютая ненависть к этому идиотскому времяпрепровождению, и она даже слово «рыбалка» не могла спокойно слышать.
Кинув на сына мрачный взгляд, мать велела ему осмотреть отцовские снасти, может, не хватает там чего. Ей самой даже смотреть на такие вещи было невыносимо, просто с души воротит. Вслед за Стасем в отцовский кабинет поднялась и Агатка.
В кабинете Стась открыл дверцу огромного шкафа и внимательно осмотрел отцовские рыболовные принадлежности. На первый взгляд все в шкафу находилось на своем месте. И даже вроде что-то прибавилось. Ну да, вон из-за высоких резиновых сапог выглядывает угол какого-то старого портфеля, видимо, отец недавно принес что-то новенькое, наверняка приманки или снасти какие, блесны или еще что. Матери об этом не сказал, оно и понятно. В том, что касается рыбной ловли, сын целиком разделял пристрастия отца и был на его стороне, поэтому матери коротко доложил — в шкафу все на месте, отец ничего из него не взял.
Агатка Лишь бросила взгляд на содержимое шкафа через плечо брата. Ее, как и мать, рыболовство не интересовало. Старого портфеля она ,в шкафу не заметила, а потому и матери ничего не сообщила.
После обеда дети отправились гулять. Выйдя во двор, свернули за дом, посмотреть, не созрела ли на грядке клубника. И сразу увидели торчащие из кустов сирени ноги.
А потом был настоящий кошмар и светопреставление. Пани Богуслава страшно молчала. Прибывшие медики приписывали это безысходному горю женщины, лишившейся в одночасье мужа, а на самом деле молчала она от злости и бешенства. Нет, уж такого фортеля от мужа она при всем его идиотизме не ожидала. Вылезти из запертого дома для того только, чтобы назло ей умереть вот здесь, в сирени, причем проделать это, пока она еще не высказала ему все, что о нем думает!
Приехавший с машиной «скорой помощи» врач сразу установил причину смерти — кровоизлияние в мозг, но заявил, что свидетельство о смерти выдаст лишь после вскрытия. Сейчас же может лишь предположить инсульт, видимо обширный, причем если бы несчастному была оказана немедленная помощь, его еще можно было бы спасти, но не исключено, что тот на всю жизнь остался бы парализован. Услышав такое, пани Богуслава чуть сама трупом не пала. Надо же, Северин мог оказаться наконец целиком и полностью в ее руках! Парализованный, прикованный к постели! И запирать не надо! И никакой рыбалки! И никаких бы номеров больше не откалывал, а говорить с ним она могла бы сколько хотела, и он бы покорно слушал! Так нет, вместо того чтобы подождать несколько часов, предпочел умереть!
Взяв такси, пани Богуслава отправилась в больничный морг следом за машиной «скорой помощи», чтобы заставить поскорее произвести вскрытие, и неизвестно зачем прихватила с собой детей. Вот почему телефон в доме Хлюпов молчал, когда Кристина туда названивала.
* * *
Карпинского совсем не огорчило известие о скоропостижной смерти друга. Этого человека он не знал и за один вечер не успел привыкнуть. Однако притворился огорченным, потому что близкие ему женщины были очень огорчены, хотя и не имел понятия, зачем надо притворяться.
Смерть Хлюпа поразила Кристину как гром с ясного неба. Судьба нанесла ей новый удар, причем двойной. Во-первых, Кристина очень рассчитывала на помощь ближайшего друга мужа в возвращении тому памяти, а во-вторых, собиралась посоветоваться с ним насчет где-то припрятанных Хенриком денег. Ведь Хлюп знал Хенрика намного дольше ее, чуть ли не с рождения, во всяком случае с детства, и мог догадаться, куда тот умудрился спрятать неожиданно свалившиеся сокровища. И все это перечеркнуто одним ударом!
Дозвонившись до Богуси поздним вечером, Кристина восприняла весть о кончине Хлюпа столь трагично, что Богуся тут же заподозрила самое ужасное: не иначе как эта выдра завела роман с ее покойным Северином. Перестав стенать, она обрушила на Кристину град каверзных вопросов, на которые оглушенная страшным известием Кристина давала столь несусветные ответы, что Богуся так и не смогла сделать никаких определенных выводов.
Вскрытие подтвердило предварительное заключение врача. У Хлюпа был большой излишек веса и высокое давление, он из-за чего-то сильно разнервничался, и его хватил удар. Богуся прекрасно знала, по какой причине нервничал муж, тем не менее для нее по-прежнему оставалось неясным, каким образом Хлюп оказался в кустах сирени. Не подозревая о посещении Северином друга в больнице, она из-за патологической ревности лишилась единственной возможности оправдать себя: а вдруг удар хватил мужа не из-за того, что его заперли в доме, а от огорчения за беспамятного приятеля? Однако на этот счет пани Богуслава, обуреваемая беспочвенными подозрениями, Кристину не расспрашивала. И теперь, по своему обыкновению, злилась на всех и вся.
Но вот прошло десять дней с похорон Хлюпа, а Карпинский вернулся из больницы домой. Интенсивная терапия дала неплохие результаты. Он отлично учился, запоминая названия множества предметов и явлений и прочно их усваивая. Эльжбетку и Кристину он уже полюбил и привязался к ним всей душой, Клепу же, приехавшего на денек специально для того, чтобы повидаться с бывшим родственником, воспринял как совершенно постороннего человека. Зато с котом с первого взгляда установилось полное взаимопонимание. Карпинский уже знал, что потерял память в автокатастрофе, и понимал, чем это грозит. Как и все, он очень рассчитывал, что в домашней обстановке память скорее к нему вернется. Помогут стены родной квартиры, знакомые издавна предметы, а также коллеги по работе и привычные занятия.
По совету врачей Кристина уже с прихожей начала ненавязчиво приучать мужа к новой старой обстановке.
— Переобуйся, дорогой, — ласково попросила она. — Твои тапочки стоят на обычном месте.
— Так я здесь живу? — с любопытством осматривался Хенрик. — Симпатичная.., э.., гм.., квартирка!
— Сейчас пройдем дальше и увидишь, что она и в самом деле симпатичная. Переобуйся, прошу тебя.
— Понимаю, мне надо сменить обувь. Вот только не помню, где место тапочек.
— Обернись и увидишь! — не выдержала Кристина.
— Не слишком ли многого ты требуешь от отца? — вмешалась Эльжбета. — Может, для начала пусть просто пройдется по квартире, оглядится?
Клепа молча наблюдал эту сцену. Карпинский послушно осматривался, прикасался к отдельным предметам, заглянул в стенной шкафчик, оповестив при этом: «А, знаю, вот это шкафчик, правда?» Поглядел на себя в зеркало, пощупал висящую на вешалке верхнюю одежду, потом наклонился и открыл дверцу нижней полочки.
— О! — обрадовался он, обнаружив стоявшую там обувь. — Вот и тапочки!
И, сев на табурет, принялся снимать ботинки, поясняя:
— Я переобуваюсь в домашнюю обувь, чтобы не пачкать пол. Так ведь?
— Так! — подтвердила счастливая Кристина, признав своей личной заслугой успех этого маленького эксперимента.
Переобувшись, хозяин отправился осматривать квартиру. Его не слишком озадачил вид кухни и ванной, их оборудование показалось ему вроде бы знакомым, во всяком случае он знал, для чего служат отдельные агрегаты, и умел ими пользоваться. Но вот хозяин вошел в кабинет и увидел свой компьютер. Явно оживившись, он отодвинул стул, сел и склонился над клавиатурой. Присутствующие затаили дыхание.
Наморщив лоб, Карпинский долго присматривался к сложному аппарату, закрыл глаза, опять подумал, открыл и попытался левой рукой дотянуться до включателя. Левая рука оказалась в гипсе. Непроизвольно сделав движение, словно собирался содрать гипс, хозяин сдержался и обратился к Эльжбете:
— Надо включить. Я помню. Вон там.
Дочь так стремительно бросилась к отцу, словно ею выстрелили из катапульты, и щелкнула выключателем. Компьютер сдержанно загудел и замигал экраном. Не глядя на стол, Карпинский правой рукой нащупал мышь. Через десять минут он развернулся к родным вместе с вращающимся стулом.
— Я многое понимаю. Вспоминается не все. Не помню, как построить таблицу или найти нужную базу данных, приходится экспериментировать, но полученный результат мне понятен. Ведь я на этом работал, так? Не очень трудно овладеть этой штукой, только не знаю, что я на ней делал и зачем.
— Не бери в голову, коллеги по работе тебе помогут, — утешил бывшего родственника шурин. Сердце у него было доброе, невзирая на патологическую склонность к воровству.
— Я устал, — заявил Карпинский. — Голова разболелась.
Кристина спохватилась — ведь врачи категорически запретили больному переутомляться — и сделала попытку загнать мужа в постель. Тот наотрез отказался, тогда женщины велели больному расслабиться, ничего не вспоминать, ходить по квартире и нюхать цветочки, а сами тем временем принялись накрывать на стол. Уставили его вкусностями, которых Карпинский и не пробовал в больнице. Шурин предложил выпить по рюмочке. Поскольку медики запретили больному спиртное, исходя из того, что и нормальный пьяница, проспавшись, ничего не помнит, Кристина резко отвергла предложение. Клепа выдвинул другое — пиво или легкое вино, дескать, они еще никому не приносили вреда. На этот счет врачи никаких указаний не давали. Кристина заколебалась. А вдруг и в самом деле in vino veritas? <Истина в вине (лат.).>.
Карпинский отведал пива. Понравилось, и он принялся попивать его мелкими глотками. Почти опорожнил бокал, когда кто-то позвонил в квартиру.
Клепа сорвался со стула и бросился открывать. Что-то он последнее время очень услужлив, подумали обе женщины, с какой это радости? Но ничего путного на этот счет не успело прийти им в голову, ибо Клепа уже ввел в гостиную-столовую темноволосого молодого человека приятной наружности. Остановившись на пороге, молодой человек вежливо поздоровался и со смущенной улыбкой произнес:
— Извините, что врываюсь к вам без предупреждения. Разрешите войти?
— Проше бардзо, — привычно улыбнулась в ответ Кристина, пытаясь сообразить, где она могла видеть этого молодого человека и кто он такой. А что видела — совершенно точно. Глянула на Эльжбету — судя по всему, девушку мучили те же сомнения.
Еще раз вежливо поздоровавшись с дамами, молодой человек обратился прямо к Карпинскому:
— Пан меня не узнает, как я вижу? Так ведь, пан Хенрик?
Если после автокатастрофы характер Хенрика Карпинского и изменился, то лишь в лучшую сторону. Он стал мягче и сдержаннее. Своей амнезии нисколько не стыдился и не пытался ее скрывать, вообще не слишком переживал по этому поводу. Напротив, с большим интересом и любопытством открывал для себя этот лучший из миров, к людям всем без исключения относился доброжелательно, а к жулику шурину уже проникся симпатией.
Вот и теперь с улыбкой ответил:
— Не узнаю. Я вообще никого не узнаю. А пан кто?
— О Езус-Мария! Не называйте меня паном, мне непривычно такое слышать. Я — Тадеуш Сарницкий. Северин Хлюп, пусть ему земля будет пухом, мой отец. Даже если бы вы и узнавали всех, меня наверняка бы не узнали, потому как видели лет десять назад. А я с тех пор немного.., подрос.
— А! — одновременно вырвалось у Кристины и Эльжбеты.
Карпинский к этому времени уже усвоил, что некий Северин Хлюп, недавно скончавшийся, был его лучшим другом. А поскольку с сыном друга встречался лет десять назад, и в самом деле не обязан был того узнавать. Понятно. И радушно пригласил сына друга разделить с ними ужин.
— Вот это пиво, — стал потчевать он. — Очень хороший напиток. Советую выпить. А тебя я, похоже, и в самом деле знал когда-то давно.
— Мы недавно виделись с тобой, — « сказала Эльжбета, — на похоронах твоего отца. Хотя я тебя помню с детства. Ты, разумеется, уже позабыл, как вылил на меня ведро воды, когда мы к вам пришли в гости. А на мне были новые туфельки.
— Неужели я тогда был такой скотиной? — изумился Тадеуш.
— Да нет, ты случайно...
— Садись, садись! — приглашала и Кристина. — Ну чего жмешься? Давай без церемоний.
— Выпей пива, — гнул свое хозяин. — Очень рад снова с тобой познакомиться.
От такого натиска скромный парень совсем потерялся, сел за стол и отдал должное пиву, хотя и был за рулем. Следует отметить, что упорное расхваливание пива вовсе не означало развивающейся в Карпинском склонности к алкогольным напиткам, просто пиво было новым открытием. Заново познавая мир, Карпинский старался особо запомнить явления и вещи, которые производили на него наибольшее впечатление, а известно, повторенье — мать ученья, вот он и повторял до тех пор, пока новое понятие не закреплялось прочно в его свежей памяти.
В гости к Карпинским Тадик Сарницкий явился по вполне конкретному поводу, но пока что ему не дали возможности его изложить. Он и в самом деле был сыном Северина Хлюпа, правда внебрачным, но признанным отцом и числящимся в документации загса как сын Халины Сарницкой и Северина Хлюпа.
Халинка Сарницкая отколола номер, породив сына в очень молодом возрасте, Севочка тогда тоже был совсем зеленым юнцом, оба несовершеннолетние. Возможно, позднее Халинка и вышла бы замуж за Севочку, если бы не ее тетка. Дело в том, что Халинка обладала прекрасным голосом, могла и хотела петь, что же талант в землю зарывать? Родная ее тетка, проживающая в Штатах, обещала помочь племяннице сделать ошеломляющую карьеру, при условии, что та не похоронит себя заживо, выйдя замуж за голодранца без гроша за душой и надежд на будущее. Ребенок? Ради бога, пусть будет ребенок, отдадим его на воспитание матери Халинки, ее же тетка пригласит в Америку и там поможет стать примадонной Метрополитен-оперы.
Севочку отставили, чем он не особенно огорчился, а молодая мамаша, подкинув дитя родителям, полетела в Штаты. Там выяснилось, что на примадонну следует долго и упорно учиться, а если без учебы — пожалуйста, тоже можно петь, но тогда не в Метрополитен, а в жалких забегаловках. Правда, для этого требовалось еще кое-что, чего у молоденькой польки не было и в помине. Ну, скажем, изящество, грация, врожденное достоинство, их же в данном случае нашлось бы не больше, чем у стельной коровы. Не говоря уже об уме, силе воли и трудолюбии. И даже просто секс не мог ее спасти, ибо в таких делах, по мнению девушки, надо быть смертельно влюбленной в партнера, не иначе, и пытающихся попользоваться ею в эротических целях шефов Халинка без зазрения совести била по мордам, пронзительно визжа при этом. Словом, и в куртизанки не годилась.
Так промучилась Халинка несколько лет, меняя места работы и нигде надолго не задерживаясь. Тут, к счастью, тетка померла, оставив племяннице небольшое по американским меркам, но вполне приличное по польским наследство. К тому же Хлюп честно платил алименты на сына. Поэтому, когда блудная певица вернулась в родительский дом, денег вполне хватало на безбедную жизнь трех человек: самой Халинки, ее овдовевшей к тому времени матери и уже пятнадцатилетнего Тадеуша.
Все эти пятнадцать лет мальчик жил у деда с бабкой, воспитывался нормальным ребенком, не в роскоши, но и не в бедности. Время от времени встречался с отцом, и между ними установились хорошие отношения, несмотря на яростное противодействие Богуси. А потом из-за океана вернулась поющая мать и началась свистопляска. Халинка и без того не отличалась особым умом, а теперь и последних его остатков лишилась, растеряв их за долгие годы тщетных усилий сделать карьеру великой певицы, абсолютно ей противопоказанную по всем статьям. Зато приобрела замашки оперной дивы и на полученное от тетки наследство перестроила родительский домик в одном из пригородов Варшавы, соорудив на редкость паскудное строение с башенками, полукруглой аркой и пузатенькими колоннами. Внутри, правда, цивилизация была представлена в полном объеме. Еще Халинка купила себе иномарку и почила на лаврах. Она занималась делом: воспитывала сына.
Не прошло и года, как овдовевший сосед-сантехник узрел в ней чудо природы и сумел затащить это чудо к алтарю. И откровенно говоря, только тогда Халинка, созданная для семейной жизни, первый раз оказалась на своем месте. Халинка родила сантехнику двух детей и стала нормальной женой, матерью, хозяйкой дома. И все получалось, хотя нагрузка была немалой, все-таки четверо детей: собственный сын Тадеуш, дочь сантехника от первого брака, немного моложе Тадика, и двое общих. Из Халинки вышла отличная домашняя хозяйка, а если иногда за работой — например, моя посуду или гладя белье — она напевала, все слушали с удовольствием, а случайные прохожие даже останавливались под окнами.
Жизнь Тадика складывалась непросто, мальчик рос практически сиротой при живых отце-матери, хотя дед с бабкой по-своему о нем заботились. Парень не озлобился, не ударился в беспризорщину, короче, не сбился с пути. Не ссорился с бабкой, не заважничал после возвращения богатенькой и взбалмошной мамаши, не возненавидел сантехника, не обижал младших детей и даже не сбежал из дома. Неплохо закончив школу, он пошел учиться дальше. С сантехником он даже подружился и не без его влияния специализировался в вузе по водопроводной части. Проживал он с мамулей, бабу лей, сантехником и прочими детьми в той самой архитектурной страшилке с башенками, где им было уже тесновато. Не желая пребывать в одной комнате с бабулей, парень оборудовал с помощью отчима комнатку на чердаке. К сожалению, мечтать об увеличении жилплощади не приходилось, ибо Халинка давно растранжирила теткино наследство, а ее муж продал свой скромный домик, переезжая к новой жене.
После возвращения матери из Америки Тадик стал реже видеться с отцом, ибо ребенка мужа пани Богуслава еще могла перенести, но дополнительную женщину — ни в коем случае! Кто ее знает, эту заразу, такая способна прибрать к рукам дружка молодости, так что на всякий случай следовало пресечь ее попытки в самом зародыше. Встречи отца с сыном были сведены к минимуму.
И в результате о смерти отца сын узнал из некролога в газете, а к его гробу парню пришлось чуть ли не силой прорываться. После похорон Тадеуш осмелился завести с пани Богуславой речь о том, чтобы взять что-нибудь на память об отце. Парню и в голову не пришло претендовать на свою долю отцовского наследства, как одному из трех законных детей покойного, ведь обычно половина имущества достается вдове, половина — детям. Он не покушался не только на часть жилплощади, но даже и на мизерные крохи имущества, зная патологическую жадность пани Богуславы. Нет, речь шла лишь о каких-то вещицах отца, не представляющих материальной ценности, но дорогих сыну как память. Разъяренная Богуслава и слушать не стала, просто вышвырнула Тадеуша из дому.
Это, в свою очередь, так разозлило парня, что тот, не долго думая, тут же забрал отцовскую машину. Она по-прежнему стояла в примитивном гараже-сарае, примыкавшем к дому и никогда не запиравшемся. Тадик беспрепятственно зашел в сарай — дверь и на сей раз оказалась незапертой. Дверцы машины тоже. Ключи от зажигания и документы на машину отец всегда держал в кармашке на дверце, парню это было известно. А поступал так Северин Хлюп не по недомыслию, просто знал супругу. Та из вредности могла отобрать у него и ключи от машины и где-нибудь спрятать, к машине же никогда не прикасалась по причине присущего ей страха перед всякой техникой.
И вот теперь Тадик приехал к Карпинскому, зная, что тот был лучшим другом покойного отца. Ему просто необходимо было кому-то пожаловаться. Или даже поплакаться. Или просто поговорить, узнать, не высказывал ли отец каких-либо пожеланий, адресованных сыну. Или, может, просил ему что-нибудь передать на словах. А также посоветоваться, как теперь быть, ведь, наверное, присвоение отцовской машины — дело нешуточное.
Ничего из этих планов осуществить не удалось. Тадеуш не знал об амнезии Карпинского?
Ясное дело, о чем теперь можно советоваться? Единственное утешение — хоть Эльжбетка его признала. За десять лет она неузнаваемо изменилась. Смутно вспоминалось что-то тощее и голенастое, ничего общего не имеющее с этой потрясающе красивой девушкой.
Заметив, какое впечатление на молодого человека произвело состояние Хенрика, Кристина от души пожалела растерявшегося парня и пришла ему на помощь.
— Мы тебе от всего сердца сочувствуем, — ласково сказала она. — Нас тоже потрясла скоропостижная смерть Северина. Ты давно видел отца?
— Да, наверное, год назад, — с трудом выговорил Тадеуш. — Извините меня, я ведь понятия не имел, что пан Хенрик.., что у него плохо с памятью. Отчего это произошло? Несчастный случай?
— Господи, ты и в самом деле не знаешь? — ужаснулась Эльжбета. — Богуся тебе не сказала? Ты хоть вообще с ней говорил?
— Вряд ли это можно назвать разговором... — замялся Тадеуш. — Да, вспомнил, она жаловалась, что последние дни отец пропадал в больнице у пана Хенрика, но не сказала, почему тот очутился в больнице. Я думал, аппендицит какой...
— Хорошенький аппендицит! — возмутилась Кристина. — У этой бабы и в самом деле ни ума ни сердца! Ну да ладно, не стоит о ней.
— Почему же, очень даже стоит! — оживился Тадеуш. — Я ведь тоже о ней, скажем так, не наилучшего мнения. Она.., как бы это поточнее выразиться? Недобрая она. Впрочем, я старался избегать с ней контактов, из-за отца, ему всегда доставалось от жены, если со мной общался. Ну да, полагаю, вам это известно?
— Известно.
— А что с паном Хенриком? Если, конечно, не бестактно с моей стороны...
— Скажите ему! — потребовал Карпинский. — Я тоже охотно послушаю, мне самому не мешает хорошенько во всем разобраться. И никакая это не бестактность, я уже понял, что многого не помню. А вон та штука — компьютер, кажется, — ведь это самое трудное, правда?
Его горячо поддержали — он прав, конечно, компьютер — самое сложное. И раз он к нему вернулся чисто автоматически, именно компьютер может оказаться важнейшим элементом терапии. Ну и очень пригодится хорошее, ровное настроение больного и полнейшее отсутствие депрессии. Пусть даже о прошлом Хенрик напрочь позабыл, на будущее его болезнь явно не распространялась.
Вот почему и молодой человек, и хозяин дома с равным интересом выслушали подробнейший рассказ о несчастном случае с Карпинским и обо всем, связанном с этим. Тадик был потрясен. Навалилось новое горе. Такое ощущение, что он словно вдвойне потерял отца, — не только физически скончался человек, исчезла теперь и вся память об отце, которой располагал его лучший друг. Оставалось только рассчитывать на собственные воспоминания.
— И подумать только, эта ведьма ничего мне не сказала! — воскликнул Тадеуш. — Не могла же не знать! Несчастье с паном Хенриком — и сразу умирает отец. Хуже случиться и не могло.
— Именно! — подхватила Кристина. Она одна знала, сколько горькой правды в этих словах. — У них было столько общего. Знаешь, такие свои, мужские тайны, о которых лишь они оба знали. Только твой отец мог в чем-то помочь Хенрику, подтолкнуть его память.
— А что теперь происходит в доме покойного? — вдруг поинтересовался дотоле молчавший Клепа.
— Откуда мне знать? — удивился Тадеуш. — Я пробыл там какие-то две минуты. Кажется, мегера собирается проводить генеральную уборку, и это меня тревожит, наверняка выбросит ценные для меня вещицы отца, сочтет ненужным хламом. А я бы охотно взял что-нибудь на память. Но ведь с ней просто невозможно говорить...
— Так попробуй договориться с братишкой, — сочувственно посоветовала Эльжбета. — Со Стасем. Знаешь, у меня создалось впечатление, что он был на стороне отца. А с Агат-кой не стоит, от нее держись подальше, маменькина дочка.
— Ты так думаешь? Это идея! Мне тоже казалось, что Стась — неплохой мальчишка.
И тут опять сказал свое слово шурин:
— А вы не считаете, что мы все обязаны нанести пани Хлюповой визит? Выразить, так сказать, свои соболезнования.
— Кто должен нанести? — вскинулась Кристина. — Может, я? Да она меня и на порог не пустит.
— Не обязательно ты. Хенек с Эльжбеткой.
— И что? Зачем это?
— Так положено. А там, глядишь, что и припомнится Хенеку. Из вежливости надо пойти. Я бы и сам пошел, мне не трудно.
— В этом что-то есть, — не очень уверенно согласилась Эльжбета. — Меня эта женщина, в общем, выносит. К тому же можем притвориться, что не знаем, какая она мегера.
Предложение поддержал и Тадеуш, подумал, что при людях мегера вряд ли опять его выгонит, постыдится, наверное.
Кристина задумчиво разглядывала Клепу, ей тоже в голову пришла идея.
— В принципе я не возражаю, — согласилась она. — Но не сегодня же...
— А кто сказал, что непременно сегодня? — обрадовался Клепа. — Допустим, через недельку. Я даже специально приеду.
На том и порешили. Тадеуш встал и принялся прощаться. Поднялся и Клепа, рассчитывая, что парень подбросит его на вокзал, на сей раз он приехал без машины. Наконец-то Карпинские остались одни. Посидели, побеседовали, удивляясь, с чего это шурин вдруг так быстро смотался. Эльжбета вдруг вскочила и опрометью бросилась в свою комнату. И тут же вернулась, кляня себя на чем свет стоит.
— Ну как же можно было этого жулика оставить хоть на миг одного? Идиотка, кретинка, как пришла, так и бросила сумку, не припрятала! И серебряные браслетки. Дюжина их была, а теперь лишь восемь штук осталось! И из сумки мерзавец вытащил сегодня купленные духи фирмы «Мицуко», большой флакон. Раз в жизни позволила себе, обожаю этот запах, сколько времени деньги собирала, и на тебе! Как же сразу не сообразила!
— Не переживай так, мы обе были заняты отцом, все остальное из головы вылетело, — утешала ее Кристина. — К тому же я думала, что все припрятано, наверху ничего не осталось...
— Этот мерзавец и снизу достанет! Ради бога, давай не будем больше впускать его в дом!
— Не получится. Твой отец его явно полюбил! Пока мы еще не объяснили ему, что такое кража.
— Так следует в первую очередь объяснить! — кипятилась Эльжбета. — Чтоб его черти побрали, ведь ничего теперь не докажешь, открестится, подонок, но, знаешь, я не выдержу, врежу ему по морде! Когда отец не увидит.
* * *
Наутро Кристина приступила к важному разговору с Хенриком. Обстоятельства складывались благоприятно, минувшая ночь вселяла немалые надежды. Хенрик хотя память и потерял, но сохранил другие способности, вкусы его, как известно, не изменились, а рефлексы действовали безотказно, не помешала и рука в гипсе. В общем, как мужчина он оказался на высоте, Кристине не в чем было его упрекнуть. И теперь, разнежившись, готов был во всем угождать любимой женщине.
За завтрак сели вдвоем, Эльжбета отправилась на экзамен, один из последних.
— Хенричек, — с бьющимся сердцем начала Кристина, — у нас проблема. Знаю, тебе сейчас нелегко, но я постараюсь разобъяснить все поподробней, может, тебе что и припомнится.
— Постарайся, коханая, — согласился Хенрик. — Я ведь не дебил, оказывается, соображать способен, правда, очень утомляет меня копание в прошлом, но я тоже постараюсь.
— Вот давай вместе и покопаемся. Так вот. Как раз в день автокатастрофы, перед выездом, ты мне признался, что провернул одно выгодное дельце.
— О! — оживился Хенрик. — Какое же?
— Понятия не имею, знаю только — очень для тебя выгодное. Во всяком случае, ты заработал на нем более двадцати миллиардов злотых, но в долларах. И деньги у тебя находились дома. Это было вечером, накануне того несчастного случая. И ты ломал голову, где бы их спрятать, потому что к нам нагрянул твой шурин. А он ворюга...
— Не так быстро, коханая, — попросил Хенрик. — Мне не все ясно. Какая разница — злотые, доллары? Расскажи, а я быстренько запомню.
И в самом деле, хотя из памяти Карпинского начисто стерлось прошлое, на пустом месте с удесятеренной силой усваивались свежеприобретенные познания, не было необходимости ничего повторять. Хенрик с потрясающей скоростью овладевал не только родным польским, но быстро схватывал и некогда знакомый ему английский.
Пришлось Кристине сделать коротенький доклад о денежных знаках и валютных системах разных стран, засим последовал вопрос;
— Значит, двадцать миллиардов злотых — это много?
— Очень много, — вздохнула Кристина. — Половины достаточно, чтобы всем нам безбедно жить на одни проценты. А второй половины с избытком хватило бы на виллу, две автомашины и на все, чего душа пожелает. До конца наших дней.
— Очень хорошо, — одобрил неизвестно что Хенрик и взял добавку салата. — А теперь о шурине. Что значит — ворюга?
— Значит — вор. Крадет чужую собственность. Берет и присваивает себе без разрешения чужие вещи. В том числе наши. Ох, Хенричек, наверное, я дам тебе почитать энциклопедию...
— Отличная мысль, я и сам возьму. Понял, ты полагаешь, что он мог бы украсть и те большие деньги.
— Мог бы! Мог бы!
— Нехорошо, — укоризненно заметил Хенрик. — Так нехорошо поступать.
— Правильно, нехорошо, но он поступает.
— А ты уверена? Мне он нравится, такой милый человек.
— Он всем людям нравится, но только до тех пор, пока не украдет у них чего-нибудь. Твоя бывшая жена его на порог не пускает, а ведь он ей родной брат.
— Моя бывшая жена? — удивился Карпинский. — Ты хочешь сказать, что у меня была какая-то жена? Почему же мне до сих пор об этом не сообщили?
Кристина почувствовала — кажется, терпение ее на пределе.
— Потому что речи не зашло, тебе еще столько предстоит узнать! И жен у тебя было целых две.
— Зачем столько?
— Так получилось. Первая жена умерла. Это была Эльжбеткина мама. Ты уже знаешь, что мать твоей дочери должна была быть твоей женой, а ею наверняка была не я. Мама Эльжбеты давно уже умерла, потом ты женился на второй, но та сама с тобой разошлась, она считала — ты слишком мало зарабатываешь денег. А Клепа — как раз ее брат.
