Даже Стась с Агаткой перестали жевать и выжидающе насторожились, а Клепа вдохновенно продолжал:
— Да что я! Вся фирма встанет на колени! Пьем за успех! За успех самой очаровательной женщины в мире! Виват!
От шампанского и комплиментов у очаровательной женщины голова пошла кругом. Причем до такой степени, что, отправляясь на работу, — а пришлось все-таки отправиться, ничего не поделаешь, — она начисто позабыла о Кристине. Вставая из-за стола, намекнула Карпинскому и Тадеушу о необходимости продолжить или (желательно) закончить работу, подмигнула детям, чтобы были начеку, поручила Эльжбете вымыть посуду, а вот о Кристине совершенно забыла. Вышла вместе с шурином, который галантно предложил отвезти ее на работу на своей машине. Вроде бы следом за ними вышла и Кристина, но головой она не поручится. И наверняка всю дорогу ломала бы эту самую голову, да шурин воспользовался случаем и завел речь о том экспериментальном приеме. И в самом деле, пусть это будет для очаровательной Богуси пробным шаром, небольшой банкетик на двадцать пять персон, гонорар мизерный, всего двести злотых, но не в этом суть.
Видите ли, он, Зигмунт, взял на себя смелость побиться об заклад, что при своих талантах прелестная Богуся сумеет уложиться в тридцать злотых с носа, учитывая, что спиртное приглашенные принесут с собой.
— Сколько с носа? — не поверила своим ушам Богуся.
— Тридцать, — дрожащим голосом повторил шурин. — Что-то не так? Я зарвался?
— А десять не хотите?! — торжествующе поинтересовалась Богуся.
От неожиданности жулик чуть не врезался в фонарный столб.
— Как?! Повторите. Я не ослышался?
— Не ослышались. И я уж знаю, что говорю.
Они что же, пожелали устрицы или русскую икру?
— Да ничего они не пожелали. То есть, может, они чего и желают, да кто же им даст? Все в вашей воле, все зависит от вас, только от вас, прелестная Богуся, и условия нашего спора таковы, что все останутся довольны, а если хотя бы одна персона будет недовольна...
— Значит, эта персона на редкость глупа и нечего на нее обращать внимание! — отрезала пани Богуслава. — А что предполагается, обед или ужин?
— Ни то ни другое, вернее, обыкновенный прием, дружеская встреча за столом. Две фирмы пообщаются, поговорят за бокалом вина и вкусной едой о делах, а главное, помирятся, потому как они разруганные и теперь обе стороны желают пойти на мировую. И достойно отметить это событие. А то, что помирятся, — это я точно знаю. Уже имеется договоренность. Там будут два иностранца...
— Какие именно? Это очень важно знать. Одно дело — русские, совсем другое — немцы или евреи, а вот если арабы или японцы... Или, того хуже, французы.
— Американцы.
— Ну, тогда никаких проблем! — презрительно уронила Богуся. — Эти все сожрут, можно спокойно взять корыто в хлеве и им подсунуть. Для американцев и стараться обидно, уж такую дрянь лопают — не поверите. Вот разве что эти американцы по происхождению поляки...
— Как вы угадали, точно, поляки! — подхватил слегка напуганный шурин.
— А, ну тогда и в самом деле придется немного попыхтеть.
— Вот именно! — обрадовался жулик и продолжал:
— Так я еще не все сказал. Во-первых, сколько пани сэкономит — если с персоны будет меньше тридцати злотых, — половину пани получит сверх гонорара. А во-вторых, пари я заключил на пять тысяч! И если выиграю — делим выигрыш по-честному.
Пани Богу слава пожелала уточнить:
— А о чем, если конкретно, вы договорились?
— Ну, что будет меньше тридцати злотых с носа.
Пусть всего на один злотый меньше, все равно мы выиграли. И что всем без исключения понравится.
— А когда же это торжество предполагается?
— Довольно скоро, девятнадцатого июля.
— И где его устраивают?
— Глава фирмы выстроил себе новый дом с большим участком, на Блющанской улице, недалеко от вас.
— А в доме жена и дети?
— Детей он на каникулы отправил к морю...
— Интересно, к какому? В Польше ведь нет приличного моря.
— Не знаю, скорее всего, за границу. Жена имеется, не стану отрицать, но она у него художница, в основном пребывает у себя в мастерской, он ей оборудовал роскошную мастерскую. И я очень сомневаюсь, знает ли она, где в ее доме кухня.
— Так кто же у них хозяйство ведет?
— Экономка. Но она занимается лишь детьми.
Глава семейства никогда дома не обедает, питается в ресторанах, одновременно обделывая свои дела. А жена, похоже, и вовсе не питается. А еще у них есть приходящая домработница, если надо, она пани поможет. Закупить продукты, привезти...
— Закупить продукты — это мое дело, — отрезала пани Богуслава. — От того, какие продукты куплены, почитай, половина успеха зависит. А вот привезти придется, не стану сама таскать. И без того следует начать заранее, как минимум накануне...
В общем, согласие пани Хлюповой на подготовку ответственного приема было получено еще до того, как они подъехали к ее поликлинике.
* * *
К восьми вечера дом Хлюпа опустел. Тадеуш отправился за вещами, Карпинские уехали еще раньше, и дети поужинали самостоятельно, к этому они уже привыкли. В дни своих дежурств мать оставляла им заранее приготовленный ужин.
— Ну слава богу, наконец-то дома, — буркнула Эльжбета, припарковывая машину и стараясь тактично не глядеть в зеркальце на обнимающуюся на заднем сиденье парочку.
А Карпинского прямо-таки распирало от избытка чувств, Кристина даже подумала — не слишком ли, правда, он и до катастрофы ее любил, но тут страсть просто бьет ключом. Не так уж это плохо, но вряд ли надолго, наверняка эйфория вскоре спадет.
А Хенрик Карпинский строил самые грандиозные планы.
— Нет, вы только представьте, — без умолку болтал он. — Через пять дней я выхожу на работу!
И все помню, все знаю, я там так развернусь — увидите! Тем более что в августе намечалось подписание очень выгодного контракта, я сам его подготавливал, вел переговоры, теперь отчетливо вижу, в чем промахнулся, но есть время исправить, а главное, не идти на уступки. Слишком я был мягкотелым, теперь все сделаю наилучшим образом, увидите!
Если бы не настоятельная необходимость обсудить планы на завтра, наверняка вся ночь прошла бы в воспоминаниях о прошлом, уж очень приятно было Карпинскому почувствовать себя самим собой. С трудом удалось дамам усмирить Хенрика и заставить обратиться к насущным проблемам. Тем более что никто не мешал, не подслушивал.
— Я так понимаю — первым делом надо проверить шкаф в кабинете пана Северина, — нервно говорила Кристина, — какой смысл опять искать в других местах?
— Яснее ясного, — отвечала Эльжбета, вскрывая жестянку с едой для кота. — Раз отец утверждает...
— В том-то и дело, — смущенно произнес отец, не давая дочери договорить. — Теперь, когда я все хорошо вспомнил, у меня и закрались сомнения. Да, я отчетливо помню, что мне сказал Севек в тот вечер. Несколько мест перечислил, причем шкаф не был первым. Он сказал — «под кроватью», потом «в комнате для гостей»...
— В какой именно? У них не одна комната для гостей! — застонала Эльжбета.
— Успокойся, — попросила девушку Кристина. — А ты, Хенек, не пугай нас, если что неприятное вспомнишь — не торопись сразу выкладывать.
Кстати, насколько мне известно, в комнатах для гостей вы под кровати не заглядывали, — или я ошибаюсь?
— Ну как я мог заглядывать, если даже не помнил, есть ли в их доме вообще такие комнаты? — обиделся Карпинский. — Вот теперь вспомнил. И скажу вам, — он опять расцвел, — дом Северина знаю не хуже Богуси, мы с Севеком еще детьми там играли. Когда в машине сидели и он перечислял, где может спрятать мой портфель, я все эти места очень наглядно себе представлял. Да, кстати, а в комнатах для гостей Богуслава уже наводила порядок?!
— Без паники, — одернула его Кристина, — наводила или нет, а портфеля она не нашла, это главное. Пока не нашла. Уж в противном случае такого не смогла бы скрыть. Согласны?
В этом никто не сомневался.
Карпинский вздохнул.
— Как бы то ни было, сейчас мы не помчимся туда шарить под кроватями. Придется подождать.
— Подождать до тех пор, пока Тадик не проверит в шкафу, — веско заметила Кристина. — Думаю, он сумеет сделать это уже сегодня. Как только поселится. Хотя нет, холера! Ведь шкаф заперт.
— И не только шкаф, — мрачно добавил Карпинский, позабыв о просьбе жены не огорошивать их плохими известиями. — Хлюпова отобрала у Тадика и ключ от кабинета. При мне. Я хоть и не в себе был, но помню. И с этим ключом наверняка отправилась на работу.
* * *
Подъезжая к родному дому, Тадик думал только о Боженке, о неприятностях, ожидающих его при встрече с ней. Все остальное пока было неважно, все заслоняла Вожена. Вот если бы удалось как-нибудь потихоньку проникнуть в дом, через веранду например, быстренько уложить в сумку кое-что из одежды, несколько книг, мелочи разные и так же незаметно выскользнуть... А матери потом по телефону сообщит свой новый адрес.
Припарковав машину на всякий случай подальше, в узком проулке между участками соседей, парень направился к дому. По дороге уговаривал себя — нечего так дрейфить, Боженки вообще может не оказаться дома, мало ли куда ей захотелось пойти?
К сожалению, Божена никуда не ушла, однако обстоятельства благоприятствовали Тадеушу, ибо в данный момент вся семья собралась за столом в большой комнате. Когда собирались все, приходилось обедать или ужинать там, в кухне шестерым не поместиться, а если еще и Тадеуш подтягивался, получалось семь человек.
Заглянув в открытое окно столовой и обнаружив все семейство в полном сборе, Тадик тихонько пробрался к задней террасе, приставил к раскрытому окну на втором этаже легкую садовую лестницу и через минуту спрыгнул в спальню матери и ее мужа.
Выглянув на лестницу и удостоверившись, что, судя по голосам, все по-прежнему сидят за столом, Тадеуш на цыпочках поднялся в свою каморку на чердаке, стараясь не наступить на скрипучие ступеньки, которые он знал наизусть.
И когда спускался с двумя большими сумками, наткнулся на выходящую из спальни мать.
— Тадик, ты? — удивилась пани Халина.
Уронив сумки, сын приложил палец к губам и, развернув родительницу к спальне, опять втолкнул ее туда, закрыв за собой дверь.
— Тихо! Сейчас тебе все объясню, раньше не мог.
Только, ради бога, тихо!
Пани Халина еще больше удивилась:
— Почему тихо? И что ты делаешь?
— Ничего особенного, просто съезжаю ненадолго.
Мать так и шлепнулась на тахту.
— Сынок, да что случилось? Я тебя обидела чем?
Объясни же толком!
— Мама, не волнуйся, я же сказал — все объясню. Только другим не надо об этом знать. Я переезжаю в дом отца.
— О, что-то унаследуешь после его смерти? — обрадовалась пани Халина.
— Ну что вы все только и знаете твердить — наследство, наследство, словно я какая-то гиена кладбищенская! Ничего я не наследую, просто мне надо отсюда смыться!
Последние слова Тадеуша поразили его мать в самое сердце.
— Почему, сынок? Тебе так плохо со мной?
— Спятить можно! Да не перебивай, дай сказать!
Не с тобой мне плохо, а с этой... Не хотел говорить, да придется, хорошо, что дядя Бронек не слышит, не хотелось бы его обижать. Видишь ли, мама, эта Боженка вцепилась в меня хуже пиявки, сил нет! И кому только втемяшилось в голову, что я должен на ней жениться? Какой идиот...
— А ты сам об этом не думал? — удивилась мать.
— Да я скорее удавлюсь! — заорал Тадик, позабыв о необходимости соблюдать тишину. — Ни за что на свете! Ни за какие сокровища! Повешусь, пулю себе в лоб пущу! Не знаю, что сделаю!
Пани Халина явно расстроилась.
— Кто бы мог подумать... Гляди-ка... А мы надеялись... Боженка нам все уши прожужжала, какая между вами любовь. Бронечек так радуется, уже приданое для нее заготовил, покойная мать что-то там ей оставила и не велела трогать, пока дочь не пойдет под венец. Мы и не трогали. Знаешь, приданое немалое...
— Да плевал я на ее приданое! — вышел из себя Тадеуш. — Я-то думал, это она сдуру сболтнула, теперь вижу — тут целый заговор! А мне даже говорить об этом противно, вот я и хотел потихоньку смыться, чтобы избежать скандала. И не вернусь до тех пор, пока эта... эта... не подцепит на крючок какого-нибудь другого дурака, чтоб уж никаких сомнений.
Пани Халина все не могла расстаться с привычными мыслями:
— А мы-то думали... И ведь такая красивая девушка!
— Может, она и красивая, мне тоже нравилась.
До тех пор, пока из нее ядовитая змея не выползла!
Я раньше относился к ней, как к сестре, а теперь и глядеть на нее противно!
Пани Халина, простая душа, и на эти вещи смотрела здраво и просто.
— Ты спал с ней? — в лоб спросила она.
Сын так яростно воздел руки, что даже суставы хрустнули.
— Нет! Представь себе, нет! Мне такое и в голову не приходило, хотя она вроде бы не против была... Да я думал — придуривается. Какое счастье, что этого не случилось!
— Жаль, — вырвалось у пани Халины, но она тут же поправилась:
— А может, и впрямь счастье, раз ты ее не хочешь. А ведь такая хозяйственная и рассудительная девушка. Не бойся, сынок, я тебя ни уговаривать, ни заставлять не собираюсь, тут ты волен поступить как пожелаешь. Только вот зачем так срочно куда-то бежать? К тому же ночью. Ага, ты и ночевать не приходил, где ты был?
Не отвечая, сын вдруг прислушался и бросился к двери. За ней никого не оказалось, но Тадеуш все же внес обе сумки в комнату, тем более что покинуть дом он собирался тем же путем, каким и проник в него, — через окно в супружеской спальне.
На вопросительный взгляд матери пояснил:
— Не хочу, чтобы кто-нибудь увидел. А вчера переночевал у знакомых.
— А Боженка, почитай, всю ночь прождала! — вырвалось у простодушной пани Халины.
— Так я и знал! И всем раструбила, что меня не было, ведь так? Мама, ты же сама видишь, следит за мной, как... инквизитор настоящий, росянка несчастная! Мне каждый лишний день с ней под одной крышей — нож острый!
— Какая росянка? — опешила женщина.
— Ну, есть такая трава болотная, кого ни схватит — с потрохами сожрет.
— Ты уж слишком к ней придираешься, сынок.
Боженка не такая уж обжора.
Тут до Тадеуша наконец дошло — родная мать вряд ли сумеет его понять.
— Ладно, я пошел, — закончил он разговор, перетаскивая к окну сумки. — Ты, мам, не беспокойся, я буду тебе звонить...
— И никогда уже в родительский дом не заглянешь? — ужаснулась пани Халина.
Сын поспешил ее успокоить:
— Отчего же, загляну. Только сначала позвоню, и ты мне честно скажешь, когда ее не будет дома.
Не хочу я скандалов, не люблю их.
— Это у тебя отцовское, — вздохнула мать. — Да и от меня тоже, я ведь сама не выношу ссор, лучше уж миром. Никогда ни на кого не подняла руки за всю свою жизнь!
Забыла она, видимо, всех незадачливых ухажеров, которые в дни ее цветущей молодости пытались ухлестывать за красоткой. А поскольку Тадеуш лично не наблюдал, как его мамаша била наотмашь по мордам таких приставал, то и не стал выводить ее на чистую воду. Да и не до того сейчас.
— Так ты обо мне не беспокойся, — повторил он, вылезая в окно и принимая от матери одну за другой свои сумки. — Давно хотел тебе сказать — пришла пора и мне подумать о самостоятельной жизни, не все же время за чужой спиной. Я взрослый, не пропаду, а ты чтоб никаких глупостей на мой счет не думала. Устроился я неплохо, квартира дармовая, а до работы даже ближе, чем отсюда. Привет!
И он исчез вместе со своими сумками. Бедная мать не успела и рта раскрыть. Правда, мелькнула в ее голове мысль о муже и необходимости Тадику и с ним попрощаться, зачем обижать хорошего человека, затем подумала о лестнице, которая непременно бросится в глаза грабителям, и они воспользуются случаем, чтобы проникнуть в дом. Вместе с обрушившимся на пани Халину сообщением сына всего этого было слишком много для ее бедной головки, и она застыла, прижав руки к сердцу. Тут ее позвали снизу, и, захватив лекарство для улучшения пищеварения, за которым поднялась в спальню, пани Халина спустилась в столовую.
Весь разговор матери с сыном продолжался не более десяти минут. Внизу уже кончили ужинать, и Вожена вышла на улицу. Не первый раз за сегодняшний день она высматривала возвращающегося Тадика, горя желанием высказать все, что думает о нем после того, как этот негодяй неизвестно где провел ночь. Выйдя за калитку, девушка застыла на посту, обозревая обе стороны улицы.
Там и заметил ее Тадеуш, предусмотрительно выглянув из-за угла дома. Итак, на улицу путь закрыт, тогда не избежать скандала, причем на всю округу. Можно, конечно, пробраться по участкам соседей, но как им объяснить в случае чего, что он делает на чужой территории с двумя большими сумками? Лучше где-нибудь отсидеться. Но тут послышались голоса детей. Поужинав, они вышли во двор погулять. Сейчас обнаружат его и поднимут радостный крик...
Убедившись, что в данный момент Вожена занята обзором улицы, Тадеуш в три прыжка пересек газон и забился со своими сумками в густые кусты сирени, росшие у забора. И затаился, гадая, сколько же времени придется просидеть в этом укрытии.
В половине одиннадцатого не только дети, но и их родители отправились спать, а Вожена и не собиралась покидать наблюдательный пост. То стояла у раскрытой калитки, то прогуливалась по улице туда-сюда, к счастью не доходя до проулка, где Тадеуш оставил машину. В темноте парень смог хоть как-то пошевелиться и размять руки-ноги, а то все тело одеревенело, а этой гетере недоделанной хоть бы хны, похоже, нисколько не устала, готова так всю ночь вышагивать.
Но вот, поглядев в последний раз в обе стороны, и Вожена вошла в дом, захлопнув за собой дверь.
По вспыхнувшему на первом этаже свету Тадик понял, что она выбрала позицию у кухонного окна, откуда открывался хороший вид на калитку. Но ничего, теперь, в темноте, можно пробираться и через соседей. Перебросив одну за другой сумки на соседскую территорию, парень без труда перепрыгнул изгородь, потрепал за уши знакомых собак соседа, подхватил сумки и выбрался в проулок, где стояла машина.
Из-за всех этих превратностей судьбы к отцовскому дому Тадеуш добрался почти в полночь. Только теперь он сообразил, что ведь у него нет никаких ключей — ни от калитки, ни от входной двери. Очаровательная Богуся осталась верна себе. И все равно, если бы пришлось выбирать из двух зол, он бы выбрал пани Богуславу: по крайней мере женить его на себе она не собиралась.
Попасть во двор отцовского дома не составляло проблемы, замок калитки уже давно не действовал, и все звонили только из вежливости. Воспользоваться прекрасно зарекомендовавшей себя щелью в заборе Тадеуш не решился, чтобы не навлечь подозрений.
Ключ же от ворот находился в так называемом гараже, который, как известно, никогда не запирался.
Распахнув ворота и поставив машину в гараж, парень с некоторым трудом удержался от того, чтобы не открыть замок входной двери какой-нибудь железякой, приспособив ее в качестве отмычки, ведь в гараже среди инструментов можно было найти что угодно. Небольшую самодельную отмычку он на всякий случай уже припас, но и ее не стал пускать в ход.
Решив и впредь делать вид, что дом без ключей для него неприступная крепость, Тадеуш задумал немного пройтись вокруг, а то от многочасового сидения в сирени ноги так и не отошли.
С наслаждением вдыхая свежий ночной воздух, он не торопясь уже в третий раз обходил дом, когда во двор вошла возвращающаяся с работы пани Богуслава.
Увидев пасынка на боевом посту, она была приятно удивлена. Надо же, полночь на дворе, а парень караулит, как и обещал! Выходит, она нашла хорошего сторожа. Ведь в данный момент никто за ним не наблюдает, а он по собственному почину сторожит! И сумки вон стоят, значит, сдержал слово и переселяется к ней.
— Можешь внести свои вещи, — милостиво разрешила хозяйка. — Вот ключи, отцовские. А спать надо с открытым окном, иначе не услышать бандитов. Тадик сегодня уже поужинал?
Сегодня Тадик не ужинал. В отцовском доме не успел, торопился за вещами, а в доме матери не до того было. Не станет же он рассказывать, что несколько часов провел в зарослях сирени! Есть хотелось по-страшному, однако, считая неудобным в этом признаваться, парень только что-то невнятно пробурчал.
К счастью, хозяйка и сама была голодна, быстро собрала поесть, и они вдвоем мирно поужинали в кухне. Атмосфера создалась на редкость для этого дома теплая и дружеская, возможно, потому, что оба собеседника устали и мечтали лишь об отдыхе, не было охоты касаться спорных вопросов.
Только около часа ночи Тадик оказался наконец один в отцовском кабинете. На всякий случай подготовив себе спальное место, он переоделся в пижаму и осторожно приоткрыл дверь. Прислушался. Кажется, в доме все спят. Повернув ключ в двери, Тадик подошел к запертому шкафу. Наступил кульминационный момент.
Для того чтобы отпереть заветный шкаф, парню потребовалось целых десять минут, ведь надо было это сделать аккуратно, ни в коем случае не поцарапать замок, чтобы, не дай бог, хозяйка не заметила.
Осторожно, стараясь не скрипеть, молодой человек приоткрыл одну створку, и как раз в этот момент в коридоре послышался легкий шум, а сразу вслед за этим тихий стук в дверь.
Тадик не замер от страха, не окаменел, короче, не сдрейфил. Быстро заперев шкаф своей прекрасной отмычкой, он сунул ее в карман пижамы и, не задавая глупых вопросов, распахнул дверь.
В комнату тут же ввалился донельзя взволнованный Стась. Зная о переезде к ним нового друга, можно сказать старшего брата, он так обрадовался, что решил сегодня вообще не спать, дожидаясь Тадика, но в постель все-таки лег, чтобы эта настырная девчонка, его сестра, чего не заподозрила и не наябедничала матери. Незаметно для себя Стась заснул, но в полночь проснулся от шума подъехавшей машины.
Чуть позже и мать вернулась с дежурства. Переждав их совместный с Тадиком ужин и решив, что настал подходящий момент, Стась подкрался к кабинету отца.
У Тадеуша хватило ума и выдержки не показать, что тот явился некстати, и впустить мальчишку в кабинет — не говорить же на лестнице, рискуя разбудить мать и сестру. Впустил, запер дверь и строго спросил:
— У тебя что, крыша поехала? Второй час!
— Самое время! — дрожа от нетерпения, просипел Стась. — Открываем шкаф?!
— Коли так свербит — почешись, а горячку нечего пороть! — одернул молокососа Тадеуш.
— А когда же? — обиделся тот. — Днем мать не даст.
— Соображай! Пойдет же она на работу.
— Ты что, не знаешь? Когда ее нет, этот клещ бдит, радары свои распускает.
— Что за клещ?
— Агата, кто же еще. Врагу не пожелаю такой сестры, хуже чирья на ж... Из двух зол я уж скорее мать предпочту. Так что у нас с тобой одна возможность, сейчас, пока обе спят.
— Я бы не поручился головой, что спят, — возразил Тадик. — А сейчас, ночью, такая тишина, что малейший скрип услышат. Шкаф ведь заперт.
— Ну и что? — одними губами прошептал младший брат. — Нечего мне мозги пудрить, неужто не сумеешь замок отпереть?
— Кто сказал — не сумею? Только не поручусь, что он не заскрипит или не щелкнет на весь дом. А теперь заткнись и слушай, что старшие говорят. Я поклялся твоей матери, что ты в кабинет только через мой труп попадешь, иначе она отберет у меня ключи от комнаты и от дома и фиг мы чего добьемся. А если убедится, что все по ее воле, то и ключ от шкафа выдаст, тогда и откроем. Потерпи малость, не то все потеряем! А сейчас выкатывайся. Застукает тебя здесь — все пропало. Усек?
— Усек! — упавшим голосом выдохнул Стась.
Он ничего не знал об ультиматуме, поставленном матерью Тадику, и теперь воспринял его как крушение всех жизненных надежд. Нельзя было не согласиться с аргументами старшего брата, уж Стась хорошо знал характер своей мамаши, и в то же время так просто отказаться от заманчивых планов завтра же порыбачить он тоже не мог. Хотелось кричать во весь голос, а тут приходилось шептать, как придушенному. Понимая состояние брата, Тадеуш попытался успокоить его:
— Погоди, не напрягайся, все будет о'кей. Слушай! Да слушай же, чего вертишься! Спокойствие, только спокойствие. На сегодня дискуссию кончаем.
Я вовсе не уверен, что ни одна из них не подслушивает, поэтому разведем конспирацию. Сейчас выйду и разведаю, в случае чего притворюсь, что в сортир приспичило, а ты в щель поглядывай, если дам знак — выскакиваешь и сам в сортир. Посиди там чуток, воду спусти и на цыпочках к себе. А завтра за работой все путем обсудим. Дошло?
— Офигеть можно, столько ждать! — удрученно прошептал Стась, но с планом согласился.
Как решили, так и сделали. Агатка и в самом деле проснулась, к счастью с некоторым опозданием. Отлично разбираясь во всех звуках ночного дома, девочка различила шаги брата, поняла — он прошел в ванную, последующие звуки тоже были в норме, вот братец протопал к себе и захлопнул за собой дверь. В доме все стихло, можно было спокойно спать.
Тадик в своей комнате закурил и не менее четверти часа просидел при распахнутом окне, борясь со сном. Нелегким выдался прошедший денек, если и все предстоящие будут на него похожи, вряд ли он долго выдержит. Ведь и накануне спал часа три-четыре, теперь вот скоро два часа ночи, а он не может себе позволить лечь. Эх, если бы не Эльжбета, завалился бы сейчас и дрых без задних ног...
Второй раз высунув голову в коридор, он еще напряженнее вслушался в ночную тишину. Ни звука. Можно приступать.
Пожалев, что нет под рукой ни капли масла, чтобы смазать петли, Тадеуш принялся осторожно орудовать отмычкой, и тут же послышался едва различимый скрежет. Может, смотаться за машинным маслом в гараж? Как же, весь дом перебудишь. Тогда, может, отложить взлом до завтра? За день он успеет запастись чем угодно. Но тут опять мелькнул перед глазами милый образ Эльжбеты, и парень решился...
Вот замок еле слышно щелкнул, спокойно, не торопиться... Буквально по миллиметру раскрывая дверцу, Тадеуш наконец полностью справился с одной створкой, и совершенно бесшумно. Успех окрылил, вторая створка далась легче. Еще минута — и дверь шкафа распахнута настежь.
Господи, какие сокровища! Удочки — короткие и телескопические, в чехлах и без, бамбуковые и из искусственных материалов. В жизни не приходилось видеть такого обилия и разнообразия. А вот спиннинги, на любой вкус! Полки с самыми разнообразными причиндалами: лески, баночки, коробочки и прочие емкости с крючками, поводками, мормышками. А это что? Катушки! Какие хочешь — инерционные и безынерционные, и блесны... Да их штук триста! Внизу мотки сетки, сачки. Гарпун, Езус-Мария!
Да это просто клад! В редком магазине найдешь нечто подобное, оно и неудивительно, ведь отец собирал свои сокровища долгие годы.
Хотя рыбная ловля и не являлась страстью его жизни, понадобилось какое-то время, чтобы свыкнуться с таким богатством. Одернув себя, Тадеуш сосредоточился на главной задаче. Внимательнее осмотрел вещи в самом низу шкафа. Итак, сетка, несколько пар высоких сапог, лопатки, старые портки, еще одни, куртка. Приподняв куртку, Тадеуш увидел под ней угол старого портфеля. Потрепанного.
Черного. И замер, боясь поверить своим глазам.
Наконец решился выяснить, тот ли портфель.
Отложив куртку в сторону, осторожно потянул за торчавший угол. Портфель оказался тяжелым, даже не дрогнул. Нетерпеливое желание не приглушило осторожности. Тадик не рванул что есть силы, а, стиснув зубы, принялся осторожненько раскапывать наваленную кучу рыбацкой экипировки. Наконец разгреб, вот и весь портфель виден. Ручка оторвана....
Пришлось прерваться, чтобы отереть пот со лба.
Боже, неужели тот самый?
Через минуту убедился — тот самый: старый, черный, битком набитый, с оторванной ручкой. И очень тяжелый. Заперт на обычный портфельный замочек и стянут двумя кожаными язычками по обе стороны замка. Нет, не станет он соблюдать дурацкую щепетильность, надо заглянуть внутрь.
Ни Карпинский, ни его сообщник даже не позаботились о том, чтобы прикрыть содержимое портфеля. Тадеуш сразу увидел пачки зеленоватых купюр, оклеенные бумажными лентами. Этими пачками портфель был забит плотно, хотя и не очень аккуратно, при желании можно было бы и больше затолкать. Тадеушу, однако, их количество показалось вполне достаточным, он не стал в них копаться, разыскивая на дне золото, а, прикрыв портфель, обхватил его руками и застыл сидя на полу.
Нашел!
Только просидев несколько минут в блаженной прострации, парень обрел способность мыслить.
Итак, он нашел деньги Хенрика Карпинского, которые тот отдал его отцу, чтобы на время спрятал у себя. Сокровище оказалось в целости и сохранности.
Никто в этом доме не знает о наличии портфеля с долларами. И не должен узнать. Теперь логично было бы вынести деньги из дома и вернуть их владельцу.
Но как это сделать? Вынести прямо сейчас, пока все спят? А где уверенность, что спят? И мегера может бдить, и детки ее какие-то странные, вдруг в этот момент как раз подслушивают? Вон, под дверью его комнаты щель, свет наверняка видно, не подумал заранее, надо учесть на будущее.
Вынести днем? Сунуть под мышку и выйти как ни в чем не бывало? Нельзя, слишком много говорилось в этом доме о портфельчике, а дети и вовсе видели его. Нет, в портфельчике не пойдет. Переложить куда-нибудь? В одну из сумок, например.
Тоже не пойдет. Если увидят, непременно кто-нибудь поинтересуется, чего это он не успел принести свои вещи, как уже тащит обратно. Наврать? Дескать, инструменты, нужны на работе. Все же знают, работа у него умственная, в инструментах не нуждается. Тогда уж предварительно придумать что-нибудь насчет хлебной халтуры с корешем, а потом и сумку тащить. А может, просто распихать доллары по карманам и в несколько приемов вынести? И изо дня в день таскаться на работу с тысячами долларов, как сейф ходячий. Да и какие карманы летом? Что засунешь в карманы джинсов? Вот если бы хоть дождь пошел, можно куртку надеть.
