Совершенно без сил, я локтем нажала на выключатель и бросила сумку на стол. Вспыхнули флуоресцентные лампы, Мистер Рыба заметался в своем бокале. Из гостиной доносились звуки аза и то усиливающийся, то затухающий разговор. Кожаный плащ Кистена свисал с кресла Айви у ее компьютера. Кофейник был и наполовину полон, и подумав немного, я перелила кофе в свою гигантскую кружку. Стараясь не шуметь, распечатала но-о буханку хлеба. Подслушивать я не собиралась, но голос Кипа журчал, словно вода в ванной – теплый и плавный.
      – Айви, любовь моя, – умолял он, когда я выбрасывала кофейную гущу. – Ну всего на одну ночь. Даже на час. Туда и обратно.
      – Нет.
      В холодном голосе Айви явно слышалось предупреждение. Я ни когда не решалась настолько действовать ей на нервы – но они с Кистеном вместе росли, отпрыски богатых семейств, чьи родители ждали, что они «свяжут судьбы» и нарожают вампирчиков в продолжение линии Пискари до того, как умрут и станут настоящей нежитью. Ожидания родителей пошли прахом – в том, что касалось свадьбы, а не похорон. Айви с Кистеном попробовали жить вместе, и хотя оба об этом эксперименте молчали, отношения охладились до чего-то вроде братской привязанности.
      – Тебе ничего делать не придется, – настаивал Кистен, сгущая британский акцент. – Только приехать. Я сам буду говорить.
      – Нет.
      Кто-то из них выключил музыку. Мне нужна была мерная ложка, и я осторожно, стараясь не шуметь, вытащила ящик со столовыми приборами. Оттуда с визгом вылетели три девчонки-пикси – я чуть не заорала, сердце заколотилось как бешеное. Пикси метнулись в темный коридор. Под наплывом адреналина я быстро обшарила ящик – ложки не было. Наконец я увидела ее в мойке. Наверное, кофе варил Кистен. Айви бы непременно ложку вымыла, вытерла и убрала на место.
      – Но почему? – недовольно спрашивал Кистен. – Не так много он просит.
      Ровный голос Айви кипел сдерживаемым гневом:
      – Я не хочу терпеть эту сволочь у себя в голове. С чего мне позволять ему смотреть моими глазами? Читать мои мысли?
      Я едва не уронила кувшин в раковину. Лучше бы мне этого не слышать.
      – Но он тебя любит, – с болью и ревностью прошептал Кистен. – Наследницей сделал.
      – Не любит он меня. Ему нравится, что я ему не поддаюсь, – сказала она с горечью, и я почти увидела, как застывает от гнева ее совершенное, чуть восточное лицо.
      – Айви, – уговаривал Кистен. – Это так здорово, просто опьяняет! Когда он делится с тобой силой…
      – Вранье! – крикнула она, и я вздрогнула. – Тебе нужна власть? Престиж? Хочешь заправлять делами Пискари? Изображать его наследника? Вперед! Мне плевать. Но в голову к себе я его не пущу, даже чтобы тебя прикрыть!
      Я с шумом пустила воду – дать им понять, что все слышу. Слушать их дальше я не хотела. Лучше бы они перестали. Кистен тяжело вздохнул.
      – Не получится так, Айви, любовь моя. Если он захочет, ты его не остановишь.
      – За-мол-чи!
      Я подавила дрожь – столько было в ее голосе сдерживаемого гнева. Вода перелилась через край кувшина, и я чуть не подпрыгнула, когда она плеснула мне на руку. Морщась, я закрыла кран и вытерла воду.
      В гостиной затрещало дерево. У меня похолодело в груди. Кто-то из них прижал другого к креслу.
      – Давай, – промурлыкал Кистен под шум льющейся в кофеварку воды. – Запусти в меня зубки. Тебе же хочется. Точно как в старые времена. Пискари все чувствует, что ты делаешь, хочешь ты или нет. Почему, как думаешь, ты не можешь удержаться от крови? Три года поста, а теперь три дня вы терпеть не можешь? Брось, Айви. Ему понравится, если мы скова будем вместе. И твоя соседка, может, поймет наконец. Она чуть не сдалась, знаешь? Мне, не тебе.
      Я застыла. Это он в расчете на меня говорил. Я на кухне стоила, но с тем же успехом могла с ними сидеть.
      Кресло опять затрещало.
      – Попробуй ее крови, и я тебя убью. Обещаю, Кист.
      Я оглядела кухню – куда бы сбежать, – но опоздала. Шаркая ботинками, Айви появилась на пороге. Непривычно взъерошенная, она замешкалась, с ее способностью читать по лицу мгновенно оценив мою тревогу. Секреты от нее хранить совсем нелегко. От злости на Киста у нее брови сошлись к переносице; агрессия и отчаяние не предвещали ничего хорошего, даже если направлены были не на меня. Бледная кожа приняла розоватый оттенок: она старалась успокоиться, заставить едва слышный шепот шрама на шее замолчать совсем. Айви попыталась хирургическим путем убрать физический след заявки, которую сделал на нее Пискари, но когда она нервничала, шрам проявлялся опять. А мои амулеты она взять не соглашалась. Мне еще надо будет выяснить почему.
      Увидев меня у раковины, Айви стрельнула карими глазами на мою дымящуюся кружку и пустой кофейник. Я пожала плечами и включила кофеварку. Что я могла сказать?
      Айви шагнула вперед, поставила на стол пустую чашку, пригладила волосы – чтобы хотя бы казаться собранной и спокойной.
      – Ты расстроена, – сказала она резким из-за злости на Ки-стена голосом. – Что случилось?
      Я вытащила пропуска за сцену и прилепила их к холодильнику магнитиком-помидором. Подумала про Ника, потом про обстрел снежками. А, не забыть еще, как приятно было услышать ее угрозы Кистену из-за моей крови, которую она еще даже не пробовала. Н-да, есть из чего выбрать.
      – Ничего, – тихо сказала я.
      Высокая и тонкая в синих джинсах и рубашке, она скрестила руки на груди и присела на стол рядом с кофеваркой в ожидании кофе. Она поджала тонкие губы и глубоко дышала.
      – Ты плакала. Так что случилось?
      Я замерла от неожиданности. Она знает, что я плакала? Черт.Всего-то три слезинки проронила. На светофоре. И вытерла раньше, чем они скатились по щеке. Я глянула на пустой коридор – не хотелось, чтобы Кистен услышал.
      – Я потом тебе скажу, о'кей?
      Айви глянула в ту же сторону. Над бровями залегла удивленная морщинка. А потом до нее дошло. Она поняла, что меня бросили. Она моргнула, и я видела, как ей стало легче – после того как схлынул порыв жажды крови, вызванный моим новым статусом. Статусом свободной и доступной.
      Живые вампиры, в отличие от мертвых, не нуждаются в крови, чтобы сохранять рассудок – но все равно ее жаждут. Они очень тщательно выбирают, у кого ее брать, обычно в соответствии с сексуальными предпочтениями на тот случай, если повезет и с сексом. Но по глубине чувств взятие крови может варьировать от нежной платонической дружбы до случайности единственной встречи. Как и большинство живых вампиров, Айви уверяла, что кровь и секс для нее не одно и то же – зато для меня это во многом совпадало. Слишком близки были к сексуальному экстазу ощущения, когда вампир тянул из меня кровь.
      Дважды впечатавшись в стенку под воздействием лей-линейной магии, Айви усвоила, что хоть мы и подруги, но я никогда в жизни ей не дамся. С тех пор как она вернулась в ряды практикующих вампиров, мне стало полегче, потому что она удовлетворяла жажду с кем-то другим и возвращалась сытая, спокойная и тихо ненавидящая себя за то, что снова не выдержала.
      За лето она вроде бы переключилась с попыток убедить меня, что если она меня покусает, то это никакой не секс, на заверения, что никакой другой вампир меня не коснется. Если моя кровь не достанется ей, так, значит, никому – и она с тревожащим, хоть и лестным усердием отгоняла других вампиров, никому не давая воспользоваться оставшимся у меня от демона шрамом и превратить меня в безвольную тень. Живя с ней, я получала защиту от других вампиров – которой я беззастенчиво пользовалась, – а я взамен была ей беззаветным другом. Отношения наши могли показаться односторонними, но такими не были.
      Другом Айви была требовательным, ревнивым ко всякому Проявлению внимания к другим, хоть это и прятала. Ника она с трудом выносила. Кистен, впрочем, вроде был исключением, отчего я сама себе казалась белой и пушистой. Поднимая кружку с кофе, я вдруг поймала себя на надежде, что она сегодня уйдет из дома и найдет себе донора – так что остаток недели не будет смотреть на меня взглядом голодной пантеры.
      Поняв, что напряжение ослабло настолько, что злость сменилась отвлеченными рассуждениями, я глянула на работающую Кофеварку, мечтая только сбежать к себе.
      – Хочешь мой? – спросила я. – Я еще не пила.
      Кистен типично по-мужски хохотнул, и я повернула голову. Не слышала, как он очутился на пороге.
      – Я тоже не пил, – с намеком сказал он. – Так что если ты предлагаешь…
      Меня волной захлестнуло воспоминание: мы с Кистеном в том лифте у Пискари, мои пальцы перебирают шелковистые высветленные пряди у него на затылке, тщательно лелеемая ради придания мужественности дневная щетина царапает мне кожу… Губы, мягкие и требовательные одновременно, слизывают с меня соль, руки у меня на талии прижимает меня все плотней… Черт!
      Я отвела от него взгляд, заставила себя убрать руку от шеи: я неосознанно гладила шрам, уже пульсировавший в ответ на неосознанно выделяемые Кистеном вампирские феромоны. Тысячи чертей.
      Страшно довольный, он уселся в кресло Айви – без сомнении, догадавшись, о чем я думаю. Но глядя на его ладно скроенное тело, трудно было думать о чем-то другом.
      Кистен – живой вампир такой же древней крови, как Айви. Раньше он был наследником Пискари, и в нем еще угадывалось воздействие крови, которой с ним делился вампир-нежить. Вел он себя как плейбой, а одевался в кожу будто байкер и говорил с Подчеркнутым британским акцентом – но под всем этим скрывал жесткую деловую хватку. Он умен и сообразителен, и хоть не тик силен, как неживые вампиры, но сильнее, чем можно предположить по его компактной, с узкой талией фигуре.
      Сегодня он оделся строго: в шелковую рубашку и темные брюки, явно стараясь придать себе деловой вид – теперь, когда
      Пискари сидел в тюрьме, Кистен представлял его интересы. Единственным намеком на его былую отвязанность осталась свинцово-серая цепь на шее – в пару ножному браслету Айви – и по две бриллиантовых серьги в каждом ухе. То есть их должно было быть по две. Одну кто-то вырвал, оставив безобразный шрам.
      Кистен развалился в кресле Айви, нарочито выставив безупречно чистые туфли, запрокинув голову, словно ловил витающие в воздухе настроения. У меня опять рука потянулась к шраму. Он пытался меня зачаровать: забраться мне в голову и смешать мысли. Он не смог бы. Только нежити удается зачаровать против воли, а Кистен не мог уже заимствовать силу Пискари для увеличения собственных способностей.
      Айви налила себе сварившегося кофе.
      – Оставь Рэйчел в покое, – скомандовала она, не оставляя сомнений, кто у них главный. – Ее только что Ник бросил.
      У меня дыхание перехватило. Я ошеломленно уставилась на Айви. Я же не хотела, чтобы он узнал!
      – А… – Кистен наклонился вперед, уперся локтями в колени. – Ну, он тебе все равно был не пара, любовь моя.
      Я на всякий случай перешла к другой стороне стола.
      – Рэйчел. Никакая не «любовь моя».
      – Рэйчел, – тихо повторил он, и сердце у меня гулко стукнуло из-за силы, которую он вложил в это слово.
      Я посмотрела в окно на заметенный снегом сад и кладбище за ним. Какого Поворота я делаю в собственной кухне на закате в компании двух голодных вампиров? Им что, некуда больше пойти? Покусать больше некого?
      – – Он меня не бросил, – возразила я. Я достала жестянку с рыбьим кормом и покормила Мистера Рыбу. Отражение Кистена наблюдало за мной в темное стекло. – Он на время уехал из города. Оставил мне ключи и попросил присматривать за квартирой и проверять почту.
      – А! – Кистен покосился на Айви. – И надолго?
      Мне было не по себе. Я поставила на место рыбий корм и повернулась.
      – Он сказал, что вернется, – заявила я и сама услышала за своими словами жестокую правду.
      Почему он сказал, что вернется, если не потому, что к нему приходила мысль не вернуться?
      Пока оба вампира обменивались понимающими взглядами, Я вытащила из своей колдовской библиотечки самую обычную поваренную книгу и с грохотом водрузила ее на стол. Я обещала Дженксу разогретую духовку.
      – Даже не пытайся подцепить меня в момент депрессии, Кистен, – предупредила я.
      – И не мечтал.
      Протяжный негромкий голос намекал на обратное.
      – Потому что тебе до Ника как до луны, – тупо сказала я.
      – Высокая планка? – съязвил Кистен.
      Айви взгромоздилась на стол возле десятигаллонного бака с соленой водой, обвив рукой колени и потягивая кофе – и все равно умудрилась сохранить хищный вид, глядя, как Кистен заявляется игрой на моих чувствах.
      Кистен глянул на нее, словно прося разрешения, и я нахмурилась. Он поднялся, шелестя сукном и шелком, и наклонился ко мне через стол. Цепь закачалась, приковывая мое внимание к по шее, отмеченной тонкими, почти неразличимыми шрамами.
      – Я люблю боевики, – сказал он, и я задышала чаще.
      Под сухим запахом шелка я различала липнущий к Кистену аромат кожаной одежды.
      – И что? – поинтересовалась я, злая, что Айви рассказала ему, ясное дело, о наших с Ником воскресных посиделках перед телевизором.
      – И смогу тебя рассмешить.
      Я долистала до самой замусоленной и заляпанной страницы книге, которую стащила в свое время у мамы. Там был рецепт сдобного печенья.
      – Клоун Бонзо тоже может, только я с ним не встречаюсь. Айви облизала пальцы и показала мне: очко в мою пользу. Кистен улыбнулся, чуть сверкнув клыками, и выпрямился – удар почувствовал.
      – Можно мне куда-нибудь тебя пригласить? – спросил он. – Невинное первое свидание – в доказательство, что не такой уж Ник особенный.
      – Ой, хватит, – взмолилась я, не веря, что он опустился до такого.
      Ухмылка мгновенно превратила Кистена в испорченного богатого бездельника.
      – Если тебе понравится, ты признаешь, что ничего в Нике особенного нет.
      Я полезла за мукой.
      – Нет, – сказала я, взгромоздив ее на стол.
      На небритом лице появилось обиженное выражение – деланное, но все же эффективное.
      – Почему?
      Я оглянулась на молча следившую за разговором Айви.
      – Ты богат, – ответила я. – Нехитрое дело развлечь девушку, когда денег хватает.
      Айви еще раз подняла пальцы:
      – Второе очко, – сказала она, и Кистен нахмурился.
      – А Ник, значит, голозадый? – хихикнул Кистен, стараясь скрыть злость.
      – Следи за языком, – пригрозила я.
      – Больше не буду, миз Морган.
      Похотливая покорность в его голосе мгновенно вернула меня к воспоминанию о том лифте. Айви мне говорила, что Кистен кайфует от роли нижнего. Правда, я выяснила на опыте, что субмиссивный вампир все равно агрессивней, чем это приемлемо для нормальных людей. Но я не нормальный человек, я ведьма.
      Я глянула ему в глаза, убедившись, что они вполне себе голубые. В отличие от Айви Кистен удовлетворял свою жажду крови до того, как она грозила взять власть над ним сама.
      – Скажем, сто семьдесят пять на все свидание? – предложил он, и я поспешно нагнулась за сахаром.
       Этот тип считает, что потратить почти две сотни на свидание– это мало?
      – Сто? – спросил он.
      Повернувшись, я увидела его откровенно удивленную физиономию.
      – Мы в среднем тратили шестьдесят, – сказала я.,
      – Черт! – ругнулся он и поколебался: – Мне можно сказать «Черт»?
      – О Господи, да.
      Айви хихикнула. Кистен насупил брови – кажется, в настоящей тревоге.
      – О'кей, – сказал он, глубоко задумавшись. – Шестьдесят баксов на все свидание.
      Я многозначительно на него глянула:
      – Я еще не согласилась.
      Он потянул носом воздух, вынюхивая мое настроение.
      – Ты и не отказалась.
      – Отказываюсь.
      Он театрально поник, вызвав у меня невольную улыбку.
      – Я тебя не укушу! – сказал он, невинно глядя голубыми пазами.
      Я вытащила из-под стола самый большой из моих медных колдовских котлов. Для колдовства он уже не годится – со вмятиной от Айвиной головы, – а тесто в нем замесить можно. Припрятанный в нем пейнтбольный пистолет успокаивающе звяк-пул о металл. Я его переложила на полку подальше.
      – А я тебе поверю, потому что… Кистен покосился на Айви.
      – Потому что она меня в землю уроет, если я это сделаю.
      Я принесла из холодильника яйца, масло и молоко, в душе надеясь, что никто из вампиров не уловит, что пульс у меня забился быстрее. Я знала, что искушение возникло не из-за бессознательно выделяемых ими феромонов. Мне просто нужно ныло чувствовать себя привлекательной, желанной. А Кистен шилом имел по соблазнению женщин – пусть всегда в своих интересах. Судя по всему, он постоянно заигрывал в поисках крови, как заигрывают некоторые мужчины в поисках секса. Но не хотела влиться в шлейф его теней, пойманных наркотической слюной его укуса. Не хотела мечтать о его прикосновениях, п том, как войдут в меня его зубы, наполняя эйфорией. Черт, я опять об этом думаю
       –Зачем мне соглашаться? – спросила я, чувствуя, как горят щеки. – Ты мне даже не нравишься.
      Кистен наклонился ко мне через стол. Безупречно синие глаза поймали мой взгляд. По беспутной ухмылке ясно было, что он заметил слабину.
      – Тем больше причин пойти, – сказал он. – Если ты со Мной классно развлечешься на паршивые шестьдесят баксов, Представь, как будет с тем, кто тебе по-настоящему понравится. Только одно пообещай.
      Молоко холодило руку, и я его поставила на стол.
      – Что? – спросила я, и Айви пошевелилась. Его улыбка стала шире.
      – Не увиливать.
      – То есть?
      Он открыл масленку, зачерпнул масла пальцем и медленно его слизал.
      – Ну что толку будет, если ты будешь каменеть, стоит мне тебя пальцем тронуть?
      – Вовсе я не каменею, – возразила я, снова возвращаясь мыслями к тому лифту. Господи, мы же тогда чуть не трахнулись прямо у стенки!
      – На свидании дело другое, – сказал он. – Я бы клык отдал, чтобы объяснил мне кто, почему женщины уверены, что на свидании мужики будут вести себя не так, как обычно.
      – Да потому, что вы и ведете себя не так, – сказала я.
      Он глянул на Айви со страдальческой миной и потянулся через стол взять меня за подбородок. Я отскочила и нахмурилась.
      – Не-а, – сказал он, убирая руку. – Не буду я рисковать репутацией, впустую приглашая тебя на шестидесятибаксовое свидание. Смысла нет, если мне нельзя к тебе притронуться.
      С колотящимся сердцем я смотрела на него.
      – Вот и здорово.
      Кистен оторопело моргнул.
      – Здорово? – переспросил он под смешок Айви.
      – Ну, – подтвердила я, отбирая у него масло и зачерпывая примерно полчашки деревянной ложкой. – Я никуда с тобой идти не хочу. Ты слишком самодоволен. Думаешь, что можешь кого угодно на что угодно уговорить. Меня от твоего мужского самодовольства тошнит.
      Айви засмеялась, беззвучно спрыгивая на пол.
      – Я ж тебе говорила, – сказала она. – Плати.
      С показным вздохом он полез в задний карман за бумажником, достал оттуда полсотни баксов и сунул ей в руку. Она подняла тонкую бровь и еще раз показала мне: очко в твою пользу. Непривычно веселая, она забросила бумажку в кувшин на холодильнике.
      – Типичный случай, – театрально опечалившись, сказал Кистен. – Хочешь сделать человеку добро, и чем кончается? Обидели и ограбили.
      Айви в три шага оказалась у него за спиной. Обхватив его за грудь, она склонилась и прошептала в надорванное ухо:
      – Бедный мальчик.
      Вдвоем они классно смотрелись: она – шелковый соблазн, и он – уверенная мужественность.
      Он даже не шелохнулся, когда ее пальчики скользнули ему под рубашку между пуговицами.
      – Тебе понравилось бы, – сказал он мне.
      С таким чувством, будто прошла какую-то проверку, я столкнула масло с ложки и облизала палец.
      – Почему ты так уверен?
      – Потому что тебе и сейчас нравится, – ответил он. – Ты уже забыла про этого мелкого эгоцентричного человечишку, который не отличит настоящее от подделок, даже если оно укусит его за… – Он посмотрел на Айви. – За что там она его укусила, любовь моя?
      – За руку.
      Айви повернулась ко мне спиной и принялась наливать кофе.
      – Который не отличит классную женщину, даже если она укусит его за руку, – договорил Кистен.
      У меня щеки горели.
      – В последний раз я тебе что-то рассказывала! – крикнула я Айви. Я даже не до крови его укусила тогда. О Господи!
      – Признайся самой себе, – сказал Кистен. – Тебе нравится болтать со мной, нравится меряться силой воли. Ты развлечешься. – Он посмотрел на меня из-под челки: – Тебе явно нужно развлечься. Ты в этой церкви сидишь безвылазно хрен знает сколько. Когда ты в последний раз нормально одевалась? Чувствовала себя красивой? Желанной?
      Я застыла неподвижно, слушая собственное ровное дыхание. Вспомнила, как Ник решил уехать, слова мне не сказав, как мы целовались и обнимались, как были близки – и все оборвалось в один день. И так давно. Я тосковала без его рук, без его желания – он будил во мне страсть и жизнь. Я хотела вернуть это чувство, пусть даже не насовсем. Пусть на одну ночь, чтобы не забыть, как это бывает – до тех пор, пока не найду его снова.
      – Без крови, – проговорила я, чувствуя, что делаю глупость. Айви вскинула голову – на лице у нее ничего не выражалось. Кистен не удивился. Проницательным и понимающим взглядом он смотрел на меня.
      – Не увиливать, – тихо сказал он, блеснув глазами. Он меня как стекло видел.
      – Шестьдесят долларов максимум, – ответила я в свою очередь.
      Кистен встал и взял со спинки кресла плащ.
      – Я за тобой заеду послезавтра в час ночи. Оденься посимпатичней.
      – К шраму не притрагиваться, – почти задыхаясь, сказала я. Мне вдруг перестало хватать воздуха. Что же я делаю, черт побери?
      Он ответил не сразу, с хищной грацией влезая в плащ.
      – Даже дышать не буду, – согласился он.
      Задумчивое выражение сменилось на лукавое, когда он встал на пороге и протянул руку к Айви.
      Двигаясь слишком резко, Айви вытащила полсотни из кувшина и подала ему. Он не двинулся с места, и тогда она достала еще полсотни и шлепнула ему на руку.
      – Вот спасибо, милая Айви, – сказал он. – Теперь мне и на свидание хватит, и на парикмахерскую останется.
      Он поймал мой взгляд и удерживал, пока я дышать не перестала.
      – До послезавтра, Рэйчел.
      Его туфли звонко прошагали по темной церкви. Я слышала, как он попрощался с Дженксом и как громыхнула вдали закрывающаяся входная дверь.
      – Глупо ты это сделала, – недовольно сказала Айви.
      – Знаю.
      Не глядя на нее, я быстро и грубо растирала сахар с маслом.
      – Тогда зачем?
      Я не отрывалась от стряпни.
      – Может, потому что мне, в отличие от тебя, нужны прикосновения, – устало сказала я. – Может, потому что мне плохо без Ника. Может, потому что он уже три месяца уходил, а я, дура, не понимала. Хватит, Айви. Я не твоя тень.
      – Нет, – согласилась она, не настолько злая, как я ожидала. – Я твоя соседка. А Кист гораздо опасней, чем кажется. Я уже видела, как он это делает. Он намерен на тебя охотиться. Медленно, не торопясь.
      Я остановилась и глянула на нее.
      – Медленней, чем ты? – язвительно спросила я. Она ответила мне долгим взглядом.
      – Я на тебя не охочусь, – с болью сказала она. – Мне ты не сдашься.
      Бросив ложку, я уперлась руками в стол и склонила голову. М ы друг друга стоим. Одна боится чувствовать хоть что-то, только. не ослабить свой железный самоконтроль, а вторая так изголодалась по чувствам, что готова рискнуть свободной волей ради шиши веселой ночи. Как я еще не стала вампирской игрушкой? Чудо просто.
      – Он тебя ждет, – сказала я, расслышав рев машины Киста сквозь толстые стены церкви. – Шагай насыщайся. Мне не нравится, когда ты голодная.
      Айви качнулась вперед. Не сказав ни слова, она зажатой походкой вышла вон, простучав ботинками по деревянному полу. Гнхо хлопнула дверь. Понемногу, не сразу главным звуком в кухне стало тиканье часов над мойкой. Медленно вздохнув, я подняла голову, гадая, когда же я успела стать Айви сторожем?

ГЛАВА ВОСЬМАЯ