– Я сперва помою за собой посуду.
– Я могу помыть, – поспешно вставила я, но Кери покачала головой, глядя себе под ноги, будто боялась что-то, пока шла в кухню. Я поморщилась – мне не нравилось, что она делает домашнюю работу. Слишком это было похоже на то, что, как мне представлялось, заставлял ее делать Алгалиарепт.
– Пусть себе, – сказала Айви, когда затих шум шагов Кери. – Так она чувствует себя полезной.
– Она же королевской крови, ты же знаешь.
Айви глянула в темный коридор, откуда доносился из кухни шум воды.
– Была тысячу лет назад. А сейчас она ноль, и сама это знает.
Я возмущенно выдохнула:
– Неужто ты ей совсем не сочувствуешь? Мыть за мной тарелки – это же унизительно!
– Сочувствия у меня навалом. – Вспышка злости заставила ее поднять брови. – Ноты знаешь, когда я смотрела последний раз, в объявлениях о работе не видела вакансий для принцесс. Что ей делать, чтобы придать жизни смысл? Договоров между государствами ей не заключать, законов не принимать; максимум, что ей решать приходится – готовить на завтрак яичницу или вафли. С этой древней аристократической чушью ей никак не почувствовать свою значимость. А в мытье посуды ничего унизительного нет.
Я откинулась в кресле, молчанием выдавая согласие. Она была права, но мне это не нравилось.
– Так у тебя есть работа? – спросила я, чтобы прервать затянувшуюся паузу.
Л»Айви передернула плечом:
– Я поговорю с Дженксом. – Это хорошо. – С облегчением в душе я посмотрела ей в глаза.
Хоть что-то, о чем мы можем поговорить, не споря.– Я сегодня заезжала домой к этому вервольфу. Бедняга меня не впустил. Над ним девчонки-пикси постарались – всю голову косичками заплели.
Я как-то проснулась утром с волосами, вплетенными в бахрому моего пледа. Маталина потом заставила девочек извиниться, но я сорок минут волосы выпутывала. Сейчас бы я почти все на свете отдала, чтобы снова так проснуться.
– Да, я его видела, – сказала Айви, и я резко выпрямилась на стуле.
– Ты там была? – спросила я, глядя, как Айви берет пальто из прихожей и возвращается. Она надела пальто, и кожаная короткая куртка прошуршала шелком по шелку.
– Я там была дважды, – сказала она. – Меня этот вервольф тоже не пустил, но одна из моих подруг вытаскивает его на свидание, так что на звонки в дверь придется отвечать Дженксу, этой мелкой заразе. Типичный низкорослый мужчина – самолюбие у него размером с Большой Каньон.
Я тихо засмеялась, и тут вернулась Керн. Одолженное пальто висело у нее через руку, а в пальцах она держала туфли, которые купил ей Кизли. Я не собиралась ей говорить, чтобы она их надела. Как по мне – пусть ходит босиком по снегу, если хочет. Но Айви посмотрела на нее многозначительно.
– Ты тут немного одна побудешь? – спросила меня Айви, когда Кери опустила туфли на пол и заснула в них ноги.
– Бог ты мой, – буркнула я, вертясь на стуле туда-обратно. – Все со мной будет хорошо.
– Оставайся на святой земле, – добавила она, жестом приглашая Кери пройти вперед. – Не трогай линии. И ешь печенье.
– И не мечтай, Айви.
Макароны. Макароны с соусом «альфредо». Это мне сварил Ник в прошлый раз, как Айви пыталась запихнуть мне в глотку эти штуки. Я не могла поверить, что она мне скармливает «бримстон».
А впрочем, могла. – Я тебе позвоню через час – проверить, что все в порядке
– Я не подойду, – ответила я раздраженно. – Я пойду поспать.
Я встала и потянулась так, что пупок вылез из-под свитера и топа. Дженкс бы восхищенно присвистнул, если бы увидел, и тишина в стропилах была гнетущей.
Кери подошла со своей подушкой обнять меня на прощание. Это меня удивило, и я не сразу ответила на ее объятие.
– Рэйчел может сама о себе позаботиться, – гордо заявила она. – Она последние пять минут держит столько безвременья, что можно дыру пробить в крыше, и сама об этом забыла.
– Черт побери! – воскликнула я, чувствуя, как у меня горят щеки. – И ведь правда!
Айви вздохнула, направляясь к двери.
– Меня не жди, – бросила она через плечо. – Я ужинаю со своими и до восхода не вернусь.
– Ты лучше пока энергию отпусти, – сказала Кери, бочком направляясь за Айви. – По крайней мере, пока солнце не взойдет. Его может вызывать кто-нибудь другой, и если потом не изгонит его как надо, он придет за тобой и сможет попытаться тебя вырубить, добавив безвременья к тому, что ты уже держишь. – Она пожала плечами весьма современным жестом. – Но если ты будешь оставаться на святой земле, все будет в порядке.
– Я отпущу, – сказала я рассеянно. Мысли у меня вертелись вихрем. Кери застенчиво улыбнулась:
– Спасибо, Рэйчел, – сказала она тихо. – Приятно чувствовать, когда ты нужна.
Я переключила внимание на нее:
– Всегда пожалуйста.
Снаружи донесло запах холодного снега. Я взглянула – Айви нетерпеливо стояла у порога, и в угасающем свете ее силуэт в черной коже казался зловещим.
– Рэ-эйчел, пока-а, – протянула она насмешливо, и Кери вздохнула.
Потом она повернулась и неспешно пошла к выходу, сбросив в последний момент туфли и выйдя босиком на обледенелые ступени.
– Как ты выдерживаешь такой холод? – услышала я вопрос Айви, и дверь за ними закрылась.
Я погрузилась в молчание и сумерки. Протянув руку, выключила настольную лампу, и снаружи будто стало светлее. Я была в церкви одна – впервые, наверное. Ни соседки, ни бойфренда, ни пикси. Одна. Закрыв глаза, я сидела на чуть приподнятом амвоне и вдыхала, чувствуя запах фанеры поверх миндального запаха дурацких печений Айви. Легкое давление за глазами напомнило мне, что я все еще держу в себе шар безвременья, и я небольшим толчком воли сломала у себя в мыслях трехмерный круг, теплым потоком выпуская энергию обратно в линию.
Открыв глаза, я пошла в кухню, бесшумно ступая в носках. На самом деле я не собиралась спать, я хотела испечь шоколадные пирожные с орехами в качестве подарка Айви. Конкурировать с тысячедолларовыми духами мне не под силу, значит, надо что-то своими руками сделать.
Зайдя в гостиную, я поискала пульт. Запах фанеры почти оглушал, и я посмотрела на окно, которое Айви нарисовала на панели, имитируя вид на кладбище. Я щелкнула проигрывателем: там подвывали «Оффспринг»: «Выходи играть». Ухмыльнувшись, я вывела громкость на максимум.
– Буди мертвых, – сказала я, бросая пульт и в танце направляясь в кухню.
Грохочущая музыка исправила мне настроение, и я вытащила помятый горшок для зелий, который больше для них использовать нельзя было, и книгу рецептов, уведенную у матушки. Пролистав ее, я нашла бабушкин рецепт шоколадных пирожных, нацарапанный карандашом рядом с книжным – на вкус как картон. Двигаясь под музыку, я достала яйца, сахар, ваниль и вывалила их на кухонный стол. Я уже поставила шоколадную стружку плавиться на плиту и отмерила сгущенное молоко, когда почувствовала движение воздуха и услышала, как хлопнула входная дверь. Яйцо выскользнуло у меня из руки и раскололось о кухонный стол.
– Айви, забыла что-нибудь? – крикнула я.
У меня адреналин хлынул в кровь, когда я отвела глаза от разбитого яйца и оглядела беспорядок в кухне. Мне ни за что все это не спрятать до того, как она в кухню войдет.
Ну почему эта женщина не может хоть час пробыть вне дома? Но в ответ прозвучал голос Кистена.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
– Рэйчел, это я, – сказал этот голос, едва слышный за гремящей музыкой из гостиной.
Я замерла на месте, вспомнив его поцелуй. Наверное, вид у меня был идиотский, когда он вышел из-за угла и остановился па пороге.
– Айви нету? – спросил он, оглядев меня с головы до ног. – Прискорбно.
– Прискорбно? – переспросила я, собирая разбитое яйцо со стола в кастрюлю.
Никогда бы не подумала, что Кистен выберет такое слово.
– А что, можно сказать «блин»?
– Да, блин!
– Тогда блин.
Он оглядывал кухню, переплетя за спиной пальцы, а я собирала большие куски скорлупы.
– Слушай, ты не сделаешь музыку потише? – попросила я и глянула на него искоса, когда он кивнул и вышел.
Была суббота, он был одет в выходную одежду – кожаные сапоги, линялые джинсы, удобные и в обтяжку. Кожаная куртка распахнута, в разрезе бордовой шелковой рубашки виднелся клок волос на груди.
Как раз достаточно,подумала я, когда музыка стала тише. Я слышала запах его куртки – слабость у меня к запаху кожи.
И это может быть проблемой.
– Ты уверен, что это не Айви послала тебя меня нянчить? – спросила я, когда он вернулся, вытирая остатки яйца со стола мокрой тряпкой.
Он тихо засмеялся и сел в кресло Айви.
– Нет. – Он запнулся. – Она надолго ушла, или я могу подождать?
Я не подняла глаз от рецепта – мне не понравилась его интонация. В голосе было больше вопроса, чем в словах.
– Айви пошла поговорить с Дженксом. – Я двигала палец по странице, не читая слов. – Потом она ужинает со своими родственниками. – До рассвета, – сказал он будто про себя, и я почувствовала, как срабатывают у меня датчики подозрительности. Все и сразу.
Часы над мойкой тикали, и я сняла с плиты расплавленный шоколад. Стоять спиной к Кистену я не собиралась, и потому села на находящийся между нами стол, скрестив руки на груди и прислонившись задом к мойке. Кистен, глядя на меня, отвел волосы с глаз. Я набрала уже воздуха сказать ему, чтобы он ушел, но он меня опередил.
– Как ты себя чувствуешь?
Я уставилась на него, не понимая, потом вспомнила.
– А, эта история, насчет демона, – промямлила я, смущаясь, и дотронулась до противоболевых амулетов у себя на шее. – Ты тоже об этом слышал?
Он улыбнулся половиной рта:
– Ты во все газеты попала. И я битых три часа должен был слушать, как Айви рвет и мечет, что ее здесь в тот миг не было.
Я закатила глаза, собираясь вернуться к рецепту.
– Извини, все в порядке. Ничего страшного. Несколько царапин и синяков. Но я больше не могу подключаться к линии после захода солнца. – Я не хотела говорить ему, что я не совсем в безопасности после заката, кроме как на святой земле, каковой кухня и гостиная не являются. – Это мне сильно помешает работать, – сказала я мрачно, думая, как же мне обойти вот эту новую гору. А, ладно. В конце концов я же не на лей-линейную магию рассчитываю. Я же все-таки колдунья земли.
Кистен тоже вроде бы не считал, что это особенно важно – если его пожатие плеч что-то значило.
– Грустно, что Дженкс съехал, – сказал он, вытягивая ноги в ботинках и кладя одну на другую. – Он не просто актив вашей компании, он хороший друг.
Я скривилась в неприятной гримасе.
– Надо было мне ему сказать, кто такой Трент, когда я до этого додумалась.
Удивление окатило Кистена как из ведра:
– Ты действительно знаешь, кто такой Трент Каламак? Не врешь?
Стиснув зубы, я опустила глаза к книге рецептов и кивнула, ожидая вопроса.
– И кто он?
Я промолчала, не отрывая взгляда от страницы. Тихий звук его движения привлек мой взгляд.
– Ладно, без разницы, – сказал он. – Это не важно.
С облегчением я помешала шоколад по часовой стрелке.
– Для Дженкса важно. Я должна была ему доверять..
– Не обязательно же каждому все знать.
– Тому, в ком четыре дюйма роста и крылья на спине – обязательно.
Он встал, потянулся, невольно привлекая мое внимание. С тихим удовлетворенным звуком Кистен повел плечами, и будто напряжение его отпустило. Снимая пальто, он направился к холодильнику.
Я постучала ложкой по бортику кастрюли, сбрасывая приставший шоколад, наморщила лоб. Есть вещи, о которых проще говорить с чужими, чем со своими.
– Что я не так делаю, Кистен? – спросила я с досадой. – Почему отпугиваю всех, кто мне нравится?
Он вышел из-за холодильника с пакетом миндаля, который я купила на прошлой неделе.
– Айви же от тебя не уходит?
– Это мой миндаль, – сказала я, и он остановился, пока я мрачным жестом не показала ему, что ладно, пусть ест.
– И я не ухожу, – добавил он, аккуратно жуя первый орешек. Я хмыкнула и насыпала отмеренный сахар в шоколад. Вид у Кистена был ничего себе, и полезли непрошеные воспоминания: как мы веселимся, нарядно одетые, искра во взгляде его черных глаз, когда покалеченные громилы Саладана валялись на улице, лифт у Пискари, когда я обвилась вокруг него, желая ощутить, как он берет все, что я могу дать…
Сахар громко заскрипел о стенки кастрюли, когда я помешала варево.
Чертовы феромоны вампирские…
– Вот что Ник ушел, я рад, – сказал Кистен. – Он тебя не стоил.
Я не подняла голову, но плечи у меня напряглись.
– Да что ты можешь знать? – ответила я, заправляя за ухо длинный рыжий локон. Подняв голову, я увидела, как он спокойно трескает мой миндаль. – С Ником мне было хорошо. И ему со мной. Нам было весело друг с другом. Нам одни и те же фильмы нравились, одни и те же забегаловки. Он держался со мной наравне, когда мы бегали в зоопарке. Он хороший человек, и у тебя нет права его судить.
Я схватила мокрое посудное полотенце, вытерла рассыпанный сахар и стряхнула в раковину.
– Может, ты и права, – согласился он, вытряхивая горсть орешков себе на ладонь и закатывая пакет. – Но ты знаешь, что забавно? – Он вложил орех между зубами и звучно хрустнул им. – Ты говоришь о нем в прошедшем времени.
У меня челюсть отвалилась, щеки похолодели, я не могла понять, что же это за чувство у меня: гнев или потрясение? Музыка в гостиной сменилась чем-то быстрым и грохочущим – и совершенно неуместным.
Кистен приоткрыл дверцу холодильника, поставил миндаль обратно и закрыл дверцу.
– Я немножко Айви подожду. Она может вернуться с Дженксом – если тебе повезет. У тебя есть склонность – от каждого требовать больше, чем он может дать. – Он встряхнул орешки на ладони, пока я пыталась что-то возмущенно пролепетать. – Немножко это по-вампирски, – добавил он, беря свою куртку и выходя.
У меня с руки капала вода – я так сильно сжала тряпку, что выжала из нее воду. С размаху я бросила тряпку в раковину, разъяренная и одновременно подавленная – не слишком удачное сочетание эмоций. Из гостиной донеслась веселая и грохочущая попса.
– Отруби это к чертям! – рявкнула я.
Челюсти болели – так сильно я стискивала зубы, и я заставила себя их разжать, когда музыка смолкла. Все еще дымясь, я отмерила сахар и добавила его в кастрюлю, потянулась за ложкой и взвыла от досады, когда вспомнила, что уже добавляла сахар.
– Будь оно все проклято до самого Поворота! – буркнула я себе под нос.
Теперь двойную порцию придется делать.
Крепко сжав ложку, я попыталась размешать сахар. Он вылетел через край и засыпал всю плиту. Скрипнув зубами, я затопала к мойке за тряпкой.
– Ни хрена ты не знаешь, – шипела я, соскребая просыпанный сахар в кучку. – Ник может вернуться. Он сказал, что вернется. И у меня его ключ.
Сметя собранный сахар в ладонь, я задумалась, потом высыпала его в кастрюльку. Стряхнув с руки остаток, я глянула в темный коридор. Не оставил бы мне Ник ключа, если бы не собирался вернуться.
Снова заиграла музыка – тихий и ровный ритм. Я прищурила глаза – я же не говорила ему, что он может что-то другое поставить? Разозлившись, я шагнула в сторону гостиной – и резко остановилась. Кистен вышел посреди разговора. Взял с собой еду – такую, которой можно похрустеть. Согласно книжке Айви о поведении на свидании, это вампирское приглашение. Пойти за ним – это значит сказать, что я заинтересована. И даже хуже: он знает, что я это знаю.
Я все еще таращилась на дверь, когда оттуда вы шел Кистен – и попятился, увидев мое лицо.
– Я подожду в святилище, – сказал он. – Ты не возражаешь?
– Да пожалуйста, – прошептала я.
Он приподнял брови и с той же едва заметной улыбкой съел еще один миндальный орешек.
– О'кей.
И он скрылся в темноте коридора – звука шагов по половицам не было слышно.
Я отвернулась и уставилась в темную ночь за окном. Посчитала до десяти. Потом еще раз. И третий раз – а досчитав до семи, поняла, что стою в коридоре.
Я войду, скажу, что хотела, и выйду,пообещала я себе, увидев его за пианино, спиной ко мне. Когда я остановилась и затих звук моих шагов, он выпрямился.
– Ник хороший, – сказала я дрожащим голосом.
– Ник хороший, – согласился он, не оборачиваясь.
– С ним я чувствую себя желанной, нужной.
Кистен медленно обернулся. На его щетине играл слабый свет, проникающий с улицы. Контуры широких плеч переходили в узкую талию, и меня потрясло, как же классно он выглядит.
– Так это было, – сказал он, и я вздрогнула от его тихого,, вкрадчивого голоса.
– Я не желаю, чтобы ты о нем говорил. Он секунду поглядел на меня, потом ответил:
– О'кей.
– Вот и хорошо.
Резко вдохнув, я повернулась и вышла.
У меня дрожали колени. Прислушиваясь, нет ли за мной шагов, я пошла прямо к себе в комнату. Сердце у меня колотилось, когда я потянулась за духами – теми, что маскировали мой запах.
– Не надо.
Я ахнула, обернулась – Кистен стоял у меня за спиной. Флакончик Айви выскользнул у меня из пальцев. Рука Кистена метнулась вперед, и я вздрогнула, когда его пальцы охватили мою руку, спасая драгоценный флакон. Я замерла.
– Мне нравится, как ты пахнешь, – шепнул он рядом со мной. Совсем-совсем рядом.
У меня живот свело судорогой. Рискуя навлечь на себя Ала, я могла зачерпнуть из линии, чтобы оглушить Кистена, но мне не хотелось.
– Ты немедленно выйдешь из моей спальни, – сказала я.
Синие глаза Кистена казались в полумраке черными. Слабый свет из кухни превращал его в манящую, опасную тень. Плечи у меня так напряглись, что заболели, когда он открыл мою ладонь и вынул из нее духи. С тихим стуком он поставил их на мой комод, и я резко выпрямилась.
– Ник не собирается вернуться, – сказал он. Без всякого обвинения, просто констатируя факт. Я судорожно выдохнула, закрыла глаза.
Боже мой!
– Я знаю.
Он взял меня за локти, и я резко открыла глаза и замерла, ожидая, что сейчас оживет мой шрам, но этого не случилось. Кистен не пытался меня зачаровать. От какого-то дурацкого уважения к этому я промолчала вместо того, чтобы велеть ему выметаться из моей церкви и от меня подальше.
– Тебе нужно ощущать себя нужной, Рэйчел, – сказал он, и его дыхание шевельнуло мне волосы. – Ты так светло живешь, так честно, что тебе нужно быть нужной. А сейчас тебе больно, и я это чувствую.
– Я знаю.
В его серьезных глазах мелькнула тень жалости.
– Ник – человек. Как бы он ни старался, ему никогда тебя не понять до конца.
– Я знаю… – Я с трудом проглотила слюну. В глазах нарастало влажное тепло, зубы я стиснула так, что голова заболела.
Я не заплачу.
– Он не может дать тебе того, что тебе нужно. – Руки Кистена скользнули мне на талию. – Он всегда будет хоть немножко, а бояться тебя.
Я знаю.
Опять я закрыла глаза и снова открыла, дав Кистену притянуть меня чуть ближе.
– И даже если Ник сживется со своим страхом, – серьезно сказал Кистен, глазами прося меня слушать, – он никогда не простит тебе, что ты сильнее его.
У меня в горле застрял ком.
– Мне… мне нужно идти, – сказала я. – Извини.
Его руки отпустили меня, я протиснулась мимо него, вышла в коридор. В смятении чувств, в желании разразиться криком я прошагала в кухню. Остановилась, увидев среди кастрюль и муки большую ноющую пустоту, которой раньше не было. Охватив себя руками, я метнулась в гостиную – выключить эту музыку. Красивую музыку. Ненавижу ее. Все на свете ненавижу!
Схватив пульт, я наставила его на плеер. Джефф Бакли. В таком состоянии, как сейчас, не могу я слушать Джеффа. Кто и на кой черт поставил на плеер Джеффа? Щелкнув выключателем, я швырнула пульт на диван – и резко выпрямилась от всплеска адреналина, когда он стукнулся не о диван, а попал в подставленную ладонь.
– Кистен! – пролепетала я, когда он снова включил плеер, глядя на меня полуприщуренными глазами. – Что это ты делаешь?
– Музыку слушаю.
Он был спокоен и собран, и меня охватила паника при виде его рассчитанной уверенности.
– Не смей так ко мне подкрадываться, – сказала я, слегка задохнувшись. – Айви никогда так не делает.
– Айви не нравится быть той, кто она есть, – ответил он, не моргнув глазом. – А мне нравится. Он протянул руку – я отбила ее в сторону с резким выдохом. Мышцы зазвенели от напряжения, когда он дернул меня к себе, прижал. Вспыхнула паника – а за ней злость. Демонский шрам у меня молчал в тряпочку.
– Кистен! – крикнула я, пытаясь вырваться. – Отпусти!
– Я не собираюсь тебя кусать, – сказал он тихо, касаясь моего уха губами. – Прекрати.
Голос звучал твердо и успокаивающе, жажды крови в нем не слышалось. Мне вспомнилось, как я проснулась у него в машине под пение монахов.
– Отпусти! – потребовала я, вырываясь, и чувствуя, что либо сейчас его стукну, либо заплачу:
– Не хочу. Ты слишком страдаешь. Когда тебя последний раз кто-нибудь обнимал? Трогал?
У меня из глаза вытекла слеза, и очень было неприятно, что он ее видит. И знает, что я задерживаю дыхание.
– Тебе нужно это ощущение, Рэйчел, – сказал он еще тише, с мольбой. – Когда его нет, это тебя медленно убивает.
Я проглотила застрявший в горле ком. Кистен соблазнял меня. Не настолько я была невинна, чтобы думать, будто он этого делать не будет. Но руки его на моих плечах были теплыми. И он был прав. Мне нужно было чье-то прикосновение, я жаждала его, будь оно все проклято! Я почти забыла это ощущение – когда ты кому-то нужна. Ник его мне вернул, вернул этот радостный интерес, когда знаешь, что кто-то хочет тебя касаться, хочет, чтобы ты касалась его – ты, и только ты.
У меня недолгих знакомств больше было, чем у светской дамы туфель в шкафу. То ли дело в моей работе на ОВ, то ли моя сумасшедшая матушка кавалеров напрягала, то ли мне просто попадались хмыри, которые при виде рыжей сразу думали о новой зарубке у себя на древке. Может, я просто сумасшедшая стерва, требующая доверия, когда сама на него не способна. Мне не нужны были в очередной раз односторонние отношения, но Ник ушел, а Кистен приятно пахнет. И с ним у меня боль стихает.
У меня чуть согнулись плечи, и Кистен вздохнул, ощутив, что я перестала сопротивляться. Закрыв глаза, я уткнулась ему лбом в плечо, а сложенные руки освободили немножко места между нами. Музыка играла тихо и медленно. Нет, я не сумасшедшая. Я могу верить. Я верила. Я верила Нику, а он ушел.
– Ты уйдешь, – выдохнула я. – Все уходят. Получают, что хотят, и уходят. Или узнают, на что я способна, а потом уходят.
Обнимающие меня руки на миг напряглись и снова расслабились.
– Я никуда не ухожу. Ты меня уже до смерти напугала, когда свалила Пискари. – Он зарылся носом мне в волосы и вдохнул их аромат. – А я все равно здесь.
Из моего тела, убаюканного его теплом, его прикосновением, постепенно уходило напряжение. Кистен чуть покачнулся – и я вместе с ним. Переступая почти незаметно, он перемещал вес свой и мой, увлекая меня в едва заметное покачивание под тихую, соблазняющую музыку.
– Мою гордость тебе не ранить, – шептал Кистен, поглаживая меня по позвоночнику. – Я всю жизнь прожил с теми, кто сильнее меня. Мне это нравится, я не вижу стыда в том, чтобы быть слабее. Мне никогда не навести чар, и мне глубоко плевать, что ты умеешь нечто такое, чего не умею я.
От музыки, от нашего «почти-недвижения» где-то во мне стало зарождаться тепло. Облизав губы, я вытащила руки из пространства между нами и куда более естественно обняла его за талию. Сердце забилось быстрее, у меня шире открылись глаза, глядящие в стену, дыхание стало невероятно ровным.
– Кистен…
– Я всегда здесь буду, – тихо сказал он. – Тебе никогда не насытить мою нужду в тебе, никогда не отпугнуть меня, как бы много ты ни отдала мне. Хорошего или плохого. Я всегда буду испытывать голод по эмоциям, всегда и вечно, и я чувствую, когда тебе больно. Я могу обратить эту боль в радость – если ты мне позволишь.
Я сглотнула слюну, и он остановился, остановив и меня. Отодвинулся, нежно тронул меня за подбородок и чуть приподнял мне голову, чтобы заглянуть в глаза. Пульсирующий ритм музыки ласкал мозг, оглушая и успокаивая. Взгляд у Кистена стал неистов.
– Позволь мне это сделать, – шептал он, опасно и страстно. Но своими словами он отводил мне решающую роль – я могла сказать «нет».
Я не хотела говорить «нет».
Мысли проносились быстрее, чем я могла их осознать. Ощущение от его рук было приятным, глаза его полны страсти. Я хотела того, что он мог мне дать, того, что он обещал мне.
– Зачем? – шепнула я.
Он чуть раскрыл губы и произнес на одном дыхании:
– Затем, что я хочу. Затем, что ты хочешь, чтобы я это сделал.
Я не отводила от него глаз. Зрачки его не изменились, не расширились. Я крепче прижала его к себе, сильнее обхватила руками.
– Кровь пить я не дам, Кистен. Никогда.
Он вдохнул и выдохнул, чуть сильнее сжав руки. С темной уверенностью в том, что будет дальше, он склонился ко мне.
– Не, – сказал он и поцеловал меня в уголок губ, – все, – сказал он и поцеловал в угол рта с другой стороны, – сразу, – договорил он, целуя меня так нежно, что мне захотелось еще и еще. – Любовь моя.
Искра желания пронзила меня до сердцевины, глаза закрылись.
Боже, спаси меня от меня самой!
–Я ничего не обещаю, – прошептала я.
– Я не прошу обещаний, – ответил он. – Что теперь?
– Не знаю.
Мои руки пошли от его талии ниже. Мы снова покачивались под музыку. Я чувствовала, что живу, и пока мы вот так почти-танцевали, начал разгораться мой демонский шрам.
– Можно мне? – спросил Кистен, придвигаясь так близко, что наши тела соприкоснулись. Я знала, что он просит разрешения играть с моим шрамом, моего сознательного разрешения ему меня зачаровать. Он просил разрешения, и это давало мне ощущение безопасности – почти наверняка ложное, насколько я знала.
– Нет… да… не знаю. –
Как мучительно…Ощущение его тела вплотную к моему, его рук у меня на талии, с новой настойчивостью… – Не знаю…
– Тогда не буду.
А что же он будет?
Выдохнув, он провел руками по моим рукам от плеч и ниже, переплел свои пальцы с моими. Очень ласково потянул мои руки к себе на поясницу, держа их, пока мы качались в такт медленной, соблазнительной музыке.
Дрожь началась во мне изнутри, запах кожаной одежды стал гуще, теплее. От его касания струйка ласкового тепла защекотала мне пальцы, я ткнуласьлицом ему между плечом и шеей. Мне хотелось ткнуться туда губами, узнать, что он чувствует, знать, каков он на вкус, если бы я решилась это узнать. Но я сдержалась, коснувшись его только дыханием, боясь того, что он может сделать, если это будут мои губы.
Чувствуя, как колотится сердце, я сдвинула его руки к себе на талию и оставила их там, а они двигались, прижимали, массировали. Я подняла руки, переплела пальцы у него на затылке. И вспомнила, как была с ним влифте, когда думала, что Писка-ри скоро меня убьет. Это было уже слишком – вспоминать, как мой демонский шрам жил, пылая огнем.
– Прошу тебя, – шепнула я, касаясь губами его шеи, и он задрожал. Разорванная мочка была от меня в паре дюймов, она искушала. – Я хочу, чтобы ты это сделал. – Подняв взгляд, я посмотрела ему в глаза, увидела сужающуюся полоску синего, но не испугалась. – Я тебе верю. Ноя не верю твоим инстинктам.
В его глазах мелькнуло глубокое понимание – и облегчение. Руки его опустились ниже, лаская и гладя, дошли до ног, пошли обратно, не останавливаясь, ни на секунду не останавливаясь, пока мы качались под музыку.
– Я тоже им не доверяю, – сказал он, и деланный акцент пропал. – Когда я с тобой.
У меня перехватило дыхание, когда его пальцы перешли сзади вперед, чуть-чуть касаясь джинсов. Чуть потянули за верхнюю пуговицу. Намекая.
– У меня зубы в чехлах, – сказал он. – Лишили вампира клыков.
Я раскрыла рот, пораженная, а он улыбнулся, показав, что действительно – на острых клыках надеты наконечники. Меня обдало жаром, волнующим и провоцирующим. Да, так он не сможет пустить мне кровь, зато я готова буду разрешить ему кудабольше, чем раньше. И он это знает. Сказать, что он безопасен? Ну нет. Он куда опаснее сейчас, чем с незачехленными зубами.
– Бог мой! – шепнула я, зная, что пропала, когда он ткнулся головой во впадину моего плеча и нежно меня поцеловал. Закрыв глаза, я запустила пальцы ему в волосы, вцепилась, когда целующие губы сдвинулись к самому краю ключицы, где начинался у меня шрам.
Волны желания понеслись от него импульсами, и у меня подогнулись колени.
– Прости, – хрипло выдохнул Кистен, подхватив меня за локти и удержав на ногах. – Я не знал, что он так чувствителен. Какую же дозу слюны ты получила?
Его губы ушли с моей шеи к уху. Почти задыхаясь, я уткнулась в него, кровь стучала во всем теле, требовала что-нибудь сделать.
– Я чуть не умерла, – ответила я. – Кистен…
– Я буду осторожен, – сказал он, и нежность его голоса дошла мне до самого сердца. Я охотно подчинилась, когда он посадил меня на диван, прислонил между спинкой и подлокотником. Взяв Кистена за руки, я притянула его вниз и посадила рядом с собой. Шрам пульсировал, волны обещания обжигали меня.
Что будет дальше?
–Рэйчел?
В его голосе я услышала тот же вопрос, но отвечать не хотела. Улыбаясь, я подтянула его к себе поближе.
– Много разговариваешь, – шепнула я и накрыла губами его рот.
Он тихо простонал, когда я коснулась его, прижалась к его щетине. Его ладонь лежала на моей щеке, и я притянула его дальше, на себя, всем его весом. Чуть подвинув меня, он поставил колено между мной и спинкой дивана.
Кожа ныла там, где его рука касалась моей щеки. Нерешительно я вдвинула язык меж его губами, и дыхание вырвалось из меня с шумом, когда в ответ его язык копьем вонзился мне в рот. От Кистена чуть пахло миндалем, а когда он попытался отодвинуться, я переплела пальцы у него на затылке, удержав еще секунду. Он издал тихий изумленный звук и нажал поагрессивнее. На этот раз отодвинулась я, успев пробежать языком по его зубам.
