ГЛАВА 1

Инспектор Управления безопасности Евросоюза Сергей Радзинский слишком часто стал видеть сны.

В этом не было бы ничего тревожного, если бы не характер этих снов, их странная связь друг с другом и глубокое вторжение в его психику. После очередного такого сна Сергей проснулся слишком рано. За окном ворковали голуби, а над Парижем неторопливо плыли облака. Рассвет только-только начинался, но он знал, что заснуть больше не удастся, и потому обреченно направился после туалета сразу к кофеварке.

Одна из отвратительных французских привычек — начинать день с чашки крепчайшего кофе — уже прочно пристала к нему.

Где-то, за тысячи километров отсюда, его родной город Москва давно проснулся. Лена сидит в своей конторе, за окном которой наверняка моросит нудный московский дождь, и ей глубоко наплевать и на самого Сергея, и на его сны. Впрочем, она честно предупредила, что, если он уедет в Париж без нее, писем может не ждать.

Собственно, он собирался предложить ей выйти за него и уехать в этот самый Париж вместе. Если бы не ее некстати высказанное категорическое требование, он бы, наверное, так и поступил. Но Сергей не любил, когда его насильно затягивали в ситуацию, из которой в случае ошибки мог быть только один выход — развод, связанные с ним скандалы и испорченный послужной список.

В Управление европейской безопасности приглашали далеко не всякого. И за три года, с тех пор как Россия вошла в эту организацию, подобные приглашения получили всего четверо сотрудников ФСБ.

Медленно потягивая кофе и чувствуя, как живительное тепло постепенно растекается по всему телу, он слушал нудное, однообразное воркование голубей, устроивших гнездо прямо в ящике для цветов за окном.

Несмотря на недовольство хозяйки квартиры, Сергей не стал разорять гнездо и тайком подкармливал голубей. Но в Париже даже голуби были капризными и злыми, совершенно не похожими на московских. Вот и сегодня один из них ухитрился пребольно ущипнуть Сергея за руку, когда он сыпал хлебные крошки им в гнездо.

Раздосадованный на эту черную неблагодарность, он придвинул кресло к окну и стал смотреть с четвертого этажа на авеню Виктора Гюго. Улица была еще пуста, и только двухэтажный туристический автобус с яркими рекламными плакатами на бортах проехал на свою конечную остановку, где стал терпеливо дожидаться, когда проснутся первые туристы.

Делать в пять утра в Париже было совершенно нечего. Сергей мог бы раскрыть захваченную домой папку со статистическими данными, но заниматься нудной бумажной работой не хотелось. Да и сам этот город, раскинувшийся вокруг на много кварталов, не располагал к работе. Он весь был пропитан какой-то сладостной негой.

Слишком много туристов, слишком много негров и слишком много бездельников — таково было его первое впечатление от Парижа. Потом оно несколько рассеялось, но глубокое убеждение в том, что этот город не для него, все равно осталось.

Постепенно Сергей в мыслях отдалялся от его улиц, от неудавшейся личной жизни и от предстоявшей нудной работы, вспоминая свой недавний сон.

Все началось с того самого дня, когда он увлекся сногсшибательными произведениями Карлоса Кастанеды и попытался воплотить в жизнь одну из частей его сложного многоуровневого учения. Вначале это была всего лишь игра, помогавшая отвлечься от однообразной работы и скрашивавшая жизнь в чужом городе, в котором у него так и не появилось друзей.

Задача, поставленная Кастанедой, казалась заманчиво простой — для начала нужно было лишь увидеть во сне собственную руку. Раз за разом, засыпая, Сергей пытался сосредоточить внимание на собственных руках и перенести их образ в начинавшийся сон.

Если бы это удалось, можно было бы приступить к следующему этапу тренировок и сделать свои сны управляемыми. Ему казалось весьма заманчивым самому выбирать сны и к тому же получить возможность сделать их более яркими, запоминающимися, больше похожими на реальность. Такова была задача — но в конце концов он увидел вовсе не собственные руки, а лицо таинственной женщины, которая с той поры не покидала его снов.

Кастанеда предупреждал, что на тяжком пути человека, изучающего волшебство сна, встречаются подводные камни и смертельные опасности. Но не до такой же степени! Почему после нескольких безобидных упражнений его стало преследовать лицо этой женщины? Может быть, она из тех демонов, с которыми так часто доводилось сталкиваться героям Кастанеды?

Но в ее лице не было ничего демонического — если не считать почти совершенной красоты, не свойственной большинству человеческих лиц. Во всех предыдущих снах незнакомка не разговаривала, она лишь пристально смотрела в глаза Сергею, словно пыталась найти ответ на только ей известный вопрос. Но сегодня она впервые заговорила — и это было уже слишком.

Она попросила его встать с постели, пройти к окну и выглянуть на улицу. Вставать с постели, да еще во сне, Сергею совершенно не хотелось, и он ворчливо осведомился, для чего это нужно.

— Только для того, чтобы убедить тебя в том, что границу между сном и реальностью можно разрушить.

— Зачем мне ее разрушать?

— Разве ты не хочешь попасть в мой мир наяву?

— Я в этом не уверен. Возможно, ты демон, и, может быть, ты тоже захочешь переселиться в Париж.

Она ничего не ответила на эту хамскую реплику Сергея. Только усмехнулась, открыла рабочую папку Сергея, лежавшую у него на письменном столе, и написала на последней странице несколько слов, после чего исчезла. А он, оставшись один, сразу же проснулся, но до сих пор так и не решился сделать совершенно простую и очевидную вещь — подойти к столу и убедиться, что в его заметках не появилось никакой посторонней записи.

Только сейчас, в десятый раз прокрутив в голове этот дурацкий сон, он понял, что не избавится от наваждения, пока не откроет эту чертову папку и не посмотрит на ее последнюю страницу.

Делать это, подчиняясь собственным иллюзиям, было не просто нелепо, но, как ему казалось, даже опасно, поскольку именно так и начинаются всевозможные мании. Только этого ему сейчас и не хватало. Потакать собственному разыгравшемуся воображению ни в коем случае не следовало. С этой благой мыслью Сергей поднялся, медленно подошел к столу, открыл папку и прочитал на последней странице две неровные строчки, написанные незнакомым почерком:

«Будь осторожен. За тобой следят ордосы».

Так. Подтвердились его худшие опасения. Он стал писать по ночам чужим почерком, и за ним уже началась слежка. Скоро таинственные ордосы начнут ему мерещиться за каждым углом, и из Парижа его прямиком отправят на родину, в клинику Кащенко.

Часы напомнили о том, что ему пора собираться на работу. Чертыхнувшись, он отправился в душевую и проделал все полагавшиеся по утрам процедуры в ускоренном темпе. Когда он наконец выскользнул из дома, вежливо поздоровавшись с консьержкой, утро в Париже уже вступило в свои права.

Вьетнамцы в соседней лавочке, расположенной на первом этаже четырехэтажного здания, выставили на витрине восточные пряные закуски и начали жарить цыплят. Ароматный соблазнительный запах напомнил Сергею о том, что позавтракать он так и не удосужился и теперь на работе, улучив минуту, придется бежать за бутербродом в соседний супермаркет. Дождавшись нужного номера троллейбуса, идущего к центру, он, прежде чем войти внутрь салона, зачем-то оглянулся на подъезд дома, в котором располагалась снимаемая им квартира, и, только когда троллейбус тронулся, понял, что сделал это непроизвольно, проверяя, нет ли там этих самых таинственных ордосов.

Вначале он почувствовал страх, оттого что предполагаемая мания берет верх над его рассудком, но потом убедил себя в том, что в реальности ордосы существовать не могут и если уж искать их, то делать это надо в собственном сне. Тогда он попытался вспомнить последний сон со всеми подробностями и всеми мельчайшими деталями, которые сохранились в его памяти.

Но вспоминать особенно было нечего, кроме таинственной незнакомки. Она стояла на какой-то крепостной стене или зубчатом парапете башни, и за ее спиной смутно угадывалось причудливое строение незнакомой архитектурной формы. Само строение не удалось рассмотреть. В этом сне он выполнял роль пассивного наблюдателя. И почти весь сон ничего существенного не происходило. Женщина, так и не назвавшая своего имени, стояла на стене, время от времени бросая изучающие взгляды в сторону Сергея. Но даже в этом он был не полностью уверен, поскольку самого себя не видел и не знал точно, нет ли у нее более достойного объекта внимания, чем он сам.

И уже в самом конце сна, без всякого перехода, прежде чем обратиться к нему, она очутилась в его комнате…

Увлеченный этим внутренним расследованием, Сергей проехал свою остановку и теперь, чтобы не опоздать на работу, был вынужден почти бегом мчаться обратно два квартала, вызывая удивленные взгляды прохожих. Но этот спортивный бросок подбодрил его и сформировал четкое желание покончить с нелепыми маниями, грозившими затянуть его в свое болото.

В неприметном сером здании, в котором располагалась «контора», как между собой именовали это учреждение его сотрудники, все было по-прежнему. Нудная проверка документов, идентификация, сдача личного оружия, и лишь после всего этого он смог, с опозданием на пять минут, появиться в своей клетушке, где едва умещались два письменных стола, за одним из которых уже сидел его напарник, француз Марк Шарен. Марк плохо говорил по-английски, что сильно затрудняло общение между ними, поскольку Сергей, в свою очередь, еще только начинал осваивать французский, хотя по-английски говорил вполне удовлетворительно, и это позволяло ему общаться с большинством сотрудников многонациональной организации.

Но Марк почему-то считал, что знание интернационального английского языка для него вовсе не обязательно. А те, кто приезжал в его страну для работы, по его глубокому убеждению, были обязаны знать французский в совершенстве. Возможно, в чем-то он был прав, но Сергей не мог не заметить, что это мнение — результат определенного снобизма, свойственного большинству французов.

Даже после того, как скоростные поезда, проходившие в туннеле под Ла-Маншем, соединили Париж и Лондон, большинство жителей столицы Франции не стали утруждать себя изучением языка соседней, открытой для них страны.

Марк сделал вид, что не заметил опоздания Сергея, однако через несколько минут сообщил, что шеф интересовался его местонахождением.

Связавшись по интеркому с главой отдела, своим соотечественником, полковником Ямпольским, Сергей получил инструкции, нагоняй за опоздание и приглашение на аудиенцию к концу рабочего дня.

Единственным утешением во всем этом неприятном разговоре было то, что он велся на русском и остался недоступен внимательным ушам его напарника.

Сообщив Марку о том, что будет находиться в отделе экспертов, Сергей отправился туда, решив покончить с ночным кошмаром. Еще по дороге у него созрел простой и очевидный план действий. Графическая экспертиза почерка таинственной надписи, появившейся в его папке, сможет раз и навсегда развеять его сомнения: если это его собственный измененный почерк — придется обращаться к психологам. Если же почерк принадлежит кому-то из сотрудников управления, тогда это не слишком остроумная, но вполне безобидная шутка.

Он уже успел спуститься в лифте на второй этаж, где размещался отдел экспертиз, и тут вдруг представил, как он будет выглядеть в глазах коллег, когда им станет известно, что Радзинский заказывал экспертизу своего собственного почерка… Нужно было срочно придумать какой-нибудь убедительный предлог для подобного исследования. Дело усугублялось тем, что он занимался аналитической работой и к расследованию конкретных преступлений прямого отношения не имел. С экспертами ему пришлось общаться всего пару раз, и ни хороших знакомых, ни тем более друзей у него там не было.

В конце концов он вернулся в свою конторку. Под молчаливым изучающим взглядом Шарена снял на сканере копию последней страницы и спрятал ее вместе с оригиналом в нагрудный карман. Уже по пути на второй этаж Сергей оторвал от копии весь остальной лист, оставив только саму записку, так, чтобы невозможно было определить, где именно написаны эти строчки. Однако это мало чем ему помогло.

Эксперт Сарезский, старый въедливый старикашка, к тому же американец, что однозначно определяло изрядную долю его самомнения и высокомерного отношения к сослуживцам, долго разглядывал клочок бумаги, который всучил ему Сергей с простой, как ему казалось, просьбой: определить, чей это почерк, используя базу данных управления.

— Откуда вы это взяли? — спросил Сарезский, направив на просителя свой прокурорский взгляд из-под очков. — У вас что, нет оригинала?

— Оригинал утрачен, — пробормотал Сергей.

— И как, по-вашему, я это сделаю? Буду сравнивать почерки всех служащих управления с этой бумажкой? У нас почти две тысячи сотрудников, и подобное исследование займет не меньше месяца. Вы представляете, во сколько это обойдется? Пишите заявку, заверьте ее у шефа. Тогда посмотрим, что можно сделать. И объясните, для чего вам это понадобилось?

— Но разве ваш компьютер не может произвести сравнительный анализ почерков за несколько минут, не вынуждая меня прибегать к сложной бюрократической процедуре?

— Графическая экспертиза, молодой человек, дело тонкое и творческое. Здесь нужны интуиция и хорошее знание объекта исследования. Его привычек, наклонностей, особенностей характера. Легко найти человека в картотеке по отпечаткам пальцев, но по почерку это невозможно. Моя стандартная экспертиза состоит в том, чтобы определить, принадлежит данный почерк конкретному человеку или нет. Для этого мне необходим оригинал вещественного доказательства и свежий образец почерка подозреваемого. Тогда я сравню эти два документа и с полной определенностью установлю, писал его этот человек или кто-то другой.

— А если я представлю вам несколько образцов почерка, скажем, пять или шесть, среди которых будет находиться и почерк подозреваемого, вы сможете определить, кто из них написал эту записку?

— Разумеется, смогу, если вы сможете членораздельно объяснить, кому и для чего это понадобилось. Я не собираюсь участвовать в каком-то дурацком розыгрыше. У нас в управлении развелось слишком много шутников. Пару дней назад в гардеробе мне подсунули плащ моего завотделом. Они у нас почти одинаковые, оба куплены у Маркуса на распродаже. Так что я обнаружил подмену лишь после того, как шефу сообщили, что я хожу в его плаще.

— Я не принадлежу к категории шутников, скорее уж к их жертвам. Кто-то разыгрывает меня уже не в первый раз, и мне бы хотелось узнать, кто у нас занимается подобными глупостями. Обращаться с такими пустяками к начальству я не могу, как вы понимаете.

— Отчего же? Шутникам подобного сорта не место в управлении, им надо работать в цирке или на эстраде.

Сарезский еще долго ворчал, разглядывая бумажку Сергея, но, видимо, память о нанесенной ему лично обиде была еще слишком свежа, и в конце концов он сжалился над Сергеем.

— Хорошо. Несите ваши образцы. Попробую вам помочь. Но только услуга за услугу. Вы остаетесь моим должником до тех пор, пока я не придумаю, как вы сможете со мной расквитаться.

Сергей согласился на эти кабальные условия, и вскоре на столе Сарезского, в дополнение к ночной записке, появилось четыре отрывка, случайно выбранные Сергеем из различных рукописных документов. Пятым среди них был, разумеется, образец его собственного почерка. Он пронумеровал записки, и теперь оставалось только ждать результата.

ГЛАВА 2

Результат графологической экспертизы был готов на следующий день. Сергею вновь пришлось спускаться на второй этаж к Сарезскому и вести долгую унизительную беседу, на ходу выдумывая объяснения.

Однако через полчаса драгоценный листок с заключением лежал у него на столе. Он специально оттягивал момент ознакомления с результатом, пытаясь его предугадать и выработать какой-то план действий на любую из возможных ситуаций. В трудные моменты он всегда сначала вырабатывал план и уж потом действовал.

В конце концов Сергей решился приоткрыть листок и заглянуть сразу в его конец, в графу «выводы»:

«Ни в одном из представленных образцов нет почерка, идентичного вашей записке» — не слишком официально, зато однозначно и лаконично.

Сначала это известие Сергея обрадовало, поскольку снимало с него тяжкий груз подозрения в собственном лунатизме. Но, с другой стороны, подобный поворот событий создавал проблем больше, чем решал, так как оставалось совершенно непонятным, кто же в таком случае написал записку?

Накануне ее получения, вечером, перед тем как заснуть, он просмотрел документы и хорошо помнил, что последний лист в его папке, где ночью появилось таинственное послание, был абсолютно чист. Сергей обладал фотографической зрительной памятью и не мог ошибиться.

Оставалось лишь два варианта — либо ночью, пока он спал, в дом проник посторонний, минуя консьержку и нейтрализовав сложную защитную систему, которой в обязательном порядке снабжала всех своих сотрудников «контора», либо надпись и в самом деле материализовалась в результате его сна.

В последнее он не верил. Еще в школе в его голову вбили аксиому — материя первична, сознание вторично, и отсюда следовало, что ничего «материального» сознание породить не могло, даже во сне. Тем более — во сне. Потому Сергею и нравился Кастанеда, что он вольно обращался с привычными надоевшими догмами.

Если же всерьез подумать над первым вариантом, то получается, что некто пошел на весьма сложное действо, рискуя попасть в полицию по серьезному обвинению в проникновении в чужое жилище, лишь для того, чтобы провернуть дурацкую шутку. Маловероятно, да и спал он всегда чутко. Если бы в комнате появился посторонний, он бы обязательно проснулся. Что же получалось?

А ничего не получалось. Концы с концами не сходились, и оставалось только ждать встречи со своей таинственной незнакомкой в следующем подобном сне. Он заставит ее все объяснить.

Неожиданно эта мысль вынудила его задуматься над тем, каким образом он собирается это сделать? Почему-то, вспоминая мелкие детали предыдущих снов, Сергей был уверен в том, что сможет заговорить во сне, и не просто заговорить, но и произнести определенные, заранее подготовленные слова. Ощущение того, что это у него получится, было достаточно определенным.

Выходит, он сможет управлять собственным сном, хотя бы частично?

Это был интересный, правда, чисто теоретический вывод. А из практических вопросов оставался самый главный: существует ли незнакомка в реальности, пусть даже в какой-нибудь иной, нездешней?

Сергей слегка испугался смелости подобного допущения, но уже не мог остановиться. Ибо, если она существует на самом деле, а не является плодом его сонного воображения, то тогда вполне реальными становились и эти самые орд осы, которых он должен остерегаться.

Рабочий день тянулся бесконечно. Сергей готовил материалы для оперативников по известному международному террористу Ахмеду, два дня назад замеченному в Париже. Вся его работа сводилась к анализу предыдущих операций, связанных с деятельностью Ахмеда, а все просьбы Сергея о переводе в ряды этих самых оперативников начальством игнорировались.

В Москве он занимался оперативной работой и здесь скучал по настоящему делу. Возможно, бумажная тягомотина, совершенно противоречившая его склонностям, да еще среда чужого города, отделенного от него языковым барьером, и породили неожиданный интерес к Кастанеде…

В конце концов и этот день завершился. Едва Сергей вышел на улицу, как им овладело странное чувство — ему казалось, что он находится в не совсем реальном городе. Выражалось это в непривычных скачках внимания. Оно перескакивало с объекта на объект, в промежутках полностью переключаясь на его внутренний мир, точнее, на необъяснимую тоску по тому недостижимому, несуществующему миру, который ему удалось увидеть во сне. Собственно, он увидел всего лишь женщину… Но какую женщину! Раз за разом его мысли возвращались к ее глазам, к развевавшейся на ветру гриве волос. Эту деталь ему удалось вспомнить только сейчас. Очевидно, на башне, где она стояла, ощущался сильный ветер.

Только теперь он вдруг осознал, что миновал знакомую остановку троллейбуса и бредет пешком по Елисейским Полям. Сейчас, например, он стоял перед кофейней, расположившей свои столики прямо на тротуаре, так что вечерний поток возвращавшихся с работы людей вынужден был обтекать ее с двух сторон.

Сергей не удержался от соблазна присесть за уютный столик. Он знал, что здесь, на Елисейских Полях, цены слишком высоки для его скромной зарплаты, но все равно не стал себе отказывать в удовольствии. Он сделал это еще и потому, что его все время преследовало странное чувство предопределенности, словно кто-то извне пытался направлять его поступки.

И сейчас он почувствовал, что должен сесть за этот столик.

Улица перед ним ничем не отличалась от той, что маячила за окном его кабинета. И все же это была не совсем та улица. Что-то в ней изменилось. Появилось ощущение призрачности, нереальности окружающего, словно он сидел в панорамном кино и ожидал, что в любую минуту кадр может смениться. Было и еще что-то… Ощущение постороннего присутствия.

На секунду Сергею показалось, что лицо женщины за соседним столиком ему знакомо, но это ощущение прошло, едва к нему подошел официант.

Он заказал одну чашечку кофе. Не такой уж необычный заказ для этих мест из-за дороговизны. Сюда часто заглядывали туристы только для того, чтобы вдоволь поглазеть на Елисейские Поля и, как им казалось, приобщиться к богемной жизни.

Когда официант отошел, небрежно чиркнув в своем блокноте, за столиком, где Сергей увидел женщину, уже никого не было. Он не успел как следует рассмотреть ее лицо, только свободная копна сверкающих каштановых волос, спускавшаяся почти до пояса и производившая слишком необычное впечатление для европейской столицы, показалась знакомой.

Но и этого было достаточно, чтобы сердце на секунду замерло… И вот теперь он испытал горькое разочарование. Мгновение безвозвратно унеслось прочь. За этот ничтожно короткий промежуток времени, пока он делал заказ, она не могла незаметно встать и удалиться, но тем не менее она исчезла, растворилась, как мимолетное видение, и город сразу же приобрел свою всегдашнюю однозначность и реальную осязаемость.

Сергей вцепился в край стола с такой силой, что костяшки пальцев побелели. Если бы он мог убедить себя, что ему все это померещилось! Но он как раз был уверен в совершенно обратном. В том, что все было абсолютно реально — и женщина из его сна мгновение назад действительно сидела за соседним столиком. Он даже успел рассмотреть край ее одежды. Нечто весьма странное для европейского города, какая-то куртка из кожи, украшенной то ли бижутерией, то ли драгоценными камнями…

«Спокойно! — приказал он себе. — Давай рассуждать спокойно и давай наконец примем то, что произошло, как реальность, сколь фантастично это бы ни выглядело». В конце концов альтернативы у него не было. То есть она была, но слишком уж нежелательная: сумасшедший дом.

Итак, остается предположить, что сон можно использовать как средство общения. По земным меркам это невозможно, но под звездами Вселенной наверняка существуют и другие подходы… Итак, предположим, она пытается с ним связаться. Для чего? Лишь для того, чтобы предупредить о какой-то опасности? С чего бы такая неожиданная забота? Значит, он ей зачем-то нужен. Но тогда непонятно, почему она исчезла? Почему не поговорила с ним?

Кто знает… Может быть, все не так просто, и контакт в реальности намного сложнее, возможно, именно это она и пыталась сделать, но у нее не получилось или ей помешали…

Подошел официант с дымящейся чашкой кофе на крошечном подносике.

— Три кусочка сахара, как вы просили, мистер. Что-нибудь еще?

— Скажите… Вот за этим столиком только что сидела женщина, она, видимо, еще не успела сделать заказ и ушла. Вы ее случайно не знаете?

— Извините, сэр, я плохо говорю по-английски.

— Сколько я вам должен?

— Пять евро, сэр.

Когда дело коснулось расчета, этот тип все отлично понял. Сергей швырнул на стол смятую банкноту и, не сказав больше ни слова, вышел на тротуар, оставив презрительно прищурившегося официанта за своей спиной. Он шел по Елисейским Полям стремительным шагом, не обращая внимания на удивленные взгляды прогуливающихся туристов, до тех пор, пока улица не сменилась парком Елисейского дворца.

Здесь было тихо, и здесь было мало людей. Только журчание фонтанов и воркование вездесущих голубей нарушало вечернюю тишину.

Он выбрал пустую скамью и сел, чтобы немного отдышаться. А возможно, и не только для этого. Возможно, в глубине души он все еще продолжал надеяться… Может быть, здесь, в этом пустынном уголке, он увидит ее снова.

Во сне он запомнил ее лицо, запомнил настолько отчетливо, что, будь он художником, сумел бы нарисовать ее портрет… Неожиданная мысль пришла ему в голову: он не художник, но зато у него есть другое умение — умение разыскивать людей. Если составить ее портрет из стандартных деталей, которые используют для создания словесных портретов, а затем дать задание машине разыскать в огромной европейской базе данных ее лицо…

Сергей не хотел думать о том, насколько бредовой выглядела его идея с точки зрения любого нормального человека — пытаться разыскать лицо, привидевшееся ему во сне. И, возможно, именно из духа противоречия, из-за критического отношения к нормальной логике, появившегося после того, как материализовалась женщина из его снов, ему захотелось немедленно проверить свою идею на практике. Но он знал — придется ждать следующего утра. Работать по ночам в «конторе» категорически запрещалось, это вам не Москва…

Сергей осмотрелся, словно пытался найти в окружающем пейзаже ответы на свои мучительные вопросы.

Раскидистые каштаны и клены уже тронула позолота, и печальная красота осени отметила своей печатью парк. Было уже довольно поздно, он и не заметил, пока сидел здесь, как тихо подкрался вечер. На пустынных аллеях вспыхнули фонари, а последние туристы давно разбрелись по своим гостиницам. И только на скамейке, стоявшей напротив, приютилась какая-то парочка. Сергея отделяло от них довольно широкое озерцо фонтана, и его струи мешали как следует рассмотреть сидевших на скамейке людей. Что-то в них было необычное, что-то такое, что привлекло его внимание.

Сергей осторожно передвинулся на другой край скамейки и стал украдкой разглядывать плохо освещенные силуэты. Нет, это определенно не влюбленная парочка. Прежде всего их одежда, совершенно одинаковая и достаточно необычная даже для Парижа. Какие-то темные плащи или скорее балахоны с глубоко надвинутыми и скрывавшими лица капюшонами. Монахи? Возможно… Вот только что они делают в такой поздний час в Елисейском парке? Подойти к ним и заговорить о чем-нибудь нейтральном, изобразив из себя заблудившегося туриста, например, спросить, не знают ли они, как добраться до площади Пигаль? Эта мысль показалась ему удачной, и он, поднявшись со своей скамьи, направился к монахам.

Но они мгновенно отреагировали на его движение. Тоже поднялись, повернулись к нему спиной и пошли прочь от него по аллее, в глубь парка. Раздосадованный Сергей ускорил шаг, пытаясь их догнать, но чем быстрее он шел, тем быстрее удалялись от него монахи, ни разу при этом не оглянувшись, словно у них были глаза на макушке. Это уже становилось интересным, и Сергей перешел на бег, решив во что бы то ни стало догнать этих странных монахов.

Но их фигуры по-прежнему отдалялись от него, и в конце концов темные силуэты полностью растворились в сгущавшейся вечерней мгле.

Он вынужден был остановиться и стоял теперь с бешено бьющимся сердцем на какой-то незнакомой аллее, почти в полной темноте, поскольку сюда уже не проникал свет уличных фонарей.

Кажется, теперь он и в самом деле заблудился. Сразу же вспомнились строчки записки: «Будь осторожен, за тобой следят ордосы». Почему-то он не испытывал страха — только досаду, оттого что тень неведомого вновь ускользала от него. Кем бы ни были эти странные монахи, они могли подсказать разгадку его снов, подсказать путь, ведущий…

«Ведущий куда? Ты готов рискнуть? Ты хочешь этого?» — спросил он себя и не смог найти ответа. Но покончить с неопределенностью он уже был готов любой ценой.

ГЛАВА 3

Пробродив в парке еще с полчаса, прежде чем удалось выбраться на знакомую улицу, Сергей утешил себя тем, что ночью ему предстоит новый сон, и если он снова увидит свою незнакомку, то заставит ее объясниться, сказать, что все это значит. Он не был уверен в том, что ему удастся заговорить во сне и тем более произнести нечто осмысленное — к сожалению, несмотря на все усилия, он так и не научился контролировать свои сны. Но он надеялся, что горячее желание сделать это поможет ему. Однако его надеждам не суждено было сбыться.

Едва Сергей прилег на свою жесткую неудобную постель, он тут же провалился в небытие и проснулся лишь от звонка будильника. Пришлось в ускоренном темпе пить кофе, бриться и выполнять десятки стандартных утренних дел, на которые никогда не хватает времени. Он поймал себя на том, что стоит посреди комнаты, задумавшись и совершенно забыв о стрелке часов, неумолимо приближавшейся к красной черте опоздания. Ему сейчас не хватало только еще одного нагоняя от шефа.

Добравшись до «конторы» без опоздания и в ускоренном темпе разобравшись с накопившейся текучкой, он отправил аналитикам свое ежедневное заключение вместе с выборками из оперативных сводок и теперь наконец мог заняться задуманным вчера экспериментом по составлению портрета ночной незнакомки.

Оказалось, что сделать это совсем не так просто, как ему представлялось вначале. Прежде всего стандартные блоки из компьютерной программы совершенно не соответствовали типу ее лица. И он, время от времени чертыхаясь, продолжал работать под прицелом подозрительных взглядов, которые то и дело бросал на него Марк. Слава богу, что эти взгляды не могли проникнуть сквозь обращенную в сторону Ша-рена заднюю стенку дисплея.