Как же счастлив Ричард Рал, живя здесь и имея возможность любоваться этим садом, когда пожелает! Она подумала: а вдруг он появится, пока она здесь? Увидит ее… и сразу же забудет.
Вспомнив о задании, Кэлен заставила себя взяться за дело. Она побежала по дорожке, проложенной между россыпью цветочных куртин. Земля была усеяна опавшими красными и желтыми лепестками. Интересно, приходит ли сюда Ричард Рал, чтобы сорвать цветы для своей возлюбленной?
Она с удовольствием повторяла это имя. Его звучание утешало ее. Ричард Рал. Ричард… Ей хотелось узнать, как он выглядит, приятно ли его лицо для взгляда так же, как имя — для слуха?
Проходя по дорожкам, Кэлен увидела рассаженные среди цветов небольшие деревца. Она любила деревья. Они напоминали ей… о чем-то. Она чуть не взвыла от досады: снова не удалось уловить что-то, несомненно, очень важное. От бессилия памяти она страдала так, словно разучилась владеть собственным телом.
Она миновала пышный кустарник и покрытую плющом стенку. За ней открылась поросшая травой круглая лужайка — сестра Улиция говорила, что эта лужайка расположена в самом центре сада. Посреди круга возвышался клиновидный камень, а на нем лежала гранитная плита, образуя подобие стола.
Именно на этой плите и должны были находиться вещи, за которыми послали Кэлен. Увидев их, она оторопела. Они были черные как сама смерть. Казалось, будто они засасывают свет из окружающего их пространства, из окон, из самого неба.
Сердце Кэлен тяжело билось от страха, но она пошла по траве к гранитному столу. От близости к таким мрачным предметам ей стало не по себе. Она сбросила с плеч лямки и положила свой мешок рядом с черными шкатулками, которые должна была унести. Она несла мешок на плече, а не за спиной, потому что ей мешало скатанное в трубку одеяло, висящее наискось.
На мгновение она прикоснулась к скатке, ощутила под пальцами выпуклость спрятанной в ней драгоценности, и ей стало легче. Завернутое в одеяло, здесь крылось ее величайшее сокровище.
Опомнившись, она принялась за работу — однако тут же столкнулась с серьезным затруднением. Шкатулки оказались больше, чем предполагала сестра Улиция. Каждая из них была размером с целый каравай хлеба. Они никак не поместились бы в мешок все вместе.
Но ей ясно приказали принести все три. Желание сестер вошло в противоречие с действительностью. Как поступить? Она не могла ничего придумать.
Воспоминания о прежних наказаниях пронеслись в ее мозгу, и на лбу выступила испарина. Она потерла глаза, отгоняя видения перенесенных пыток. Вот уж это, как нарочно, она запоминала со всеми подробностями.
Кэлен решила, что деваться некуда, нужно попробовать выполнить поручение.
В то же время ее смущало то, что она собирается обокрасть сад лорда Рала. Шкатулки ведь не принадлежат сестрам, и лорд Рал не установил бы вокруг сада столь многочисленную стражу, если бы они для него ничего не значили.
Она не воровка. Но стоит ли ради честности подвергнуться неминуемому наказанию? Стоит ли сокровище лорда Рала ее крови? А сам лорд Рал предпочел бы, чтобы она отказалась от кражи ценою тех пыток, которые придумают для нее сестры?
Непонятно отчего — возможно, потакая своим сомнениям, — она решила, что Ричард Рал не дал бы ей пожертвовать жизнью, а разрешил бы забрать шкатулки.
Она откинула клапан мешка и попыталась уложить шкатулки поплотнее — но места оставалось совсем мало. Они и так уже еле входили.
С возрастающим беспокойством, понимая, что время уходит, она вытащила из мешка одежду, подыскивая, во что можно завернуть хотя бы одну шкатулку.
Ей попалось под руку атласное белое платье.
Кэлен уставилась на шелковистую, чисто белую ткань, зажатую в ее пальцах. Красивее платья она не видала.
Но откуда у нее такое взялось? Она ведь ничтожество. Рабыня. Что делать рабыне с таким чудесным нарядом? Она не могла найти ответа на эти вопросы, как и на многие другие.
Кэлен схватила одну шкатулку и, завернув в платье, сунула ее в мешок. Надавив сверху, она постаралась задвинуть шкатулку поглубже, потом попробовала закрыть мешок. Клапан кое-как натянулся поверх шкатулки, а ведь оставалось еще две! Клапан пришлось затянуть ремешком, чтобы содержимое не выпирало. От надежды на то, что оставшиеся шкатулки влезут в мешок, приходилось отказаться.
Сестра Улиция четко объяснила Кэлен, что шкатулки должны лежать в мешке, иначе стража их увидит. Они забудут Кэлен, сказала сестра Улиция — но шкатулки, которые унесет Кэлен из сада, распознают сразу и поднимут тревогу. Кэлен твердо усвоила, что должна спрятать шкатулки. Но теперь, когда дошло до исполнения плана, все зависело от размеров мешка…
Сидя у костра вечером на привале несколько дней назад, сестра Улиция наклонилась к Кэлен и шепотом изложила, что она с нею сделает в случае неудачи.
Кэлен задрожала, вспомнив те страшные посулы. Она подумала также и о сестре Тови — и задрожала еще сильнее.
Что она могла поделать?
Глава 57
Кэлен прошла по коридору, уставившись на мраморные узоры пола, боясь взглянуть в лицо сестрам.
Когда она приблизилась, сестра Улиция схватила Кэлен за рукав и затащила в нишу у дальней стены. Сестра Тови помогла ей, прикрыв собою нишу.
— Кто-нибудь пытался остановить тебя? — спросила сестра Тови.
Кэлен покачала головой.
Сестра Улиция облегченно вздохнула.
— Хорошо. Покажи их.
Кэлен сняла мешок с плеча и выставила перед собою так, чтобы сестры могли его раскрыть. Они вцепились в ремешок, стягивающий верхний клапан. Наконец им удалось заглянуть внутрь.
Сестры стали тесно, плечом к плечу, так что проходящие мимо люди не могли увидеть, чем они заняты и какой именно страшный предмет собираются извлечь на белый свет. Сестра Улиция осторожно вытащила сверток, сделанный из белого платья Кэлен, и развернула мягкую ткань, спеша увидеть вожделенную черную шкатулку.
Обе они уставились на нее в благоговейном страхе.
Сестра Улиция, дрожа от возбуждения, сунула руку в мешок и стала нащупывать остальные шкатулки. Не найдя ничего, она отступила на шаг, и лицо ее потемнело:
— Где остальные две?
Кэлен ответила, запинаясь:
— Я сумела уложить только одну из них, сестра. Остальные не поместились. Вы велели мне уложить их все, но они оказались слишком большими. Но я еще…
Кэлен не успела договорить, объяснить, что она сходит еще два раза и заберет оставшиеся шкатулки. Сестра Улиция в слепом бешенстве замахнулась своей толстой тростью так, что воздух засвистел, и со всего маху ударила Кэлен по голове.
Раздался треск, заглушивший все прочие звуки. Мир поблек и угас.
Кэлен рухнула на колени, как подкошенная. Она прикрыла рукой левое ухо, тяжело дыша от оглушительной боли. На полу виднелись пятна крови. Отняв руку от головы, Кэлен увидела, что на руку ей будто надели теплую кровавую перчатку.
Она могла только смотреть на свою руку и тихонько стонать. Голос отказал ей. Она не могла даже зарыдать громко. Ее подташнивало, и казалось, будто она смотрит в длинный черный туннель, полный дыма.
Внезапно сестра Улиция схватила Кэлен за шиворот, подняла с пола и припечатала кулаком к стене. Голова Кэлен стукнулась о камень, но по сравнению с потоком боли, текущим от виска, челюсти и уха, этот удар показался ей ничтожным.
— Ах ты глупая сучка! — прошипела сестра Улиция, снова притянув к себе Кэлен и опять бросив ее на стену. — Глупая, бестолковая, бесполезная сучка!
У Тови тоже явно имелось желание приложить руки к Кэлен. Она оглянулась в поисках орудия, но трость сестры Улиции валялась на полу у стены, разломанная пополам. Кэлен попыталась заговорить, зная, что в этом ее единственное спасение.
— Сестра Улиция, я не могла втиснуть все три сразу в мешок! — Кэлен глотала соленые слезы вместе с кровью. — Вы не дали мне другого мешка. Я хотела сходить за ними еще раз, вот и все. Пожалуйста, пустите меня — я пойду и принесу. Клянусь вам, я их достану!
Сестра Улиция отодвинулась, но пальцем уперлась в грудь Кэлен и не дала ей пошевелиться. Глаза ее пылали гневом, смотреть на нее было страшно. Кэлен, вдавленная в мраморную стену невероятной силой, исходившей от одного пальца колдуньи, как будто попала на рог огромного быка. Даже дышать было трудно. Она не могла даже поднять руку и хотя бы отереть кровь, заливающую глаза.
— Ты должна была завернуть другие две в одеяло и вынести все сразу! Разве не так?
Кэлен об этом не подумала, потому что для нее этот способ не годился.
— Но, сестра, у меня в одеяло завернута другая вещь…
Сестра Улиция снова нависла над нею. Кэлен боялась, что скоро ее заставят желать смерти, а может, и на самом деле убьют. Она не знала, какую из судеб считать худшей. Вдобавок к боли от удара она ощутила нарастающую боль внутри головы. Если бы ее не прижали к стене, Кэлен сейчас упала бы наземь, прикрыв уши, и закричала бы.
— Мне наплевать, что ты там носишь в своем одеяле. Нужно было все выбросить. Шкатулки важнее!
Кэлен могла только смотреть на нее: сила, прижимающая ее к стене, не давала двигаться, а боль, разрывающая сознание, лишала дара речи. Ей казалось, будто в уши ей вкручивают ледяные шпильки. Запястья и лодыжки непроизвольно задергались. Она вскрикивала каждый раз, когда накатывала новая волна пульсирующей боли, безуспешно пытаясь справиться с нею.
— Значит, ты уверена, что сможешь это проделать? — произнесла сестра Улиция низким, угрожающим голосом. — Пойдешь туда снова, завернешь обе шкатулки в одеяло и принесешь мне, как было уговорено?
Кэлен пыталась ответить, но не смогла. Она только кивнула, вынужденная согласиться, отчаянно желая избавиться от боли. Она чувствовала, как кровь течет из уха по шее и затекает под воротник. Она стояла на цыпочках, вытянувшись и мечтая провалиться сквозь стену — лишь бы избавиться от сестры Улиции.
— Помнишь, когда мы прошли через нижние ярусы этого дворца, мы видели там многие сотни бравых и очень одиноких солдат. У них там казармы, понимаешь? — спросила сестра Улиция.
Кэлен снова кивнула.
— Итак, если ты меня снова подведешь, я сперва переломаю тебе все косточки и заставлю пережить тысячу смертей, а потом исцелю тебя и продам тем солдатам в качестве казарменной шлюхи. Там ты и проведешь остаток жизни, переходя от одного чужого человека к другому, и никому не будет дела, каково тебе так жить!
Кэлен знала, что сестра Улиция не бросается пустыми угрозами. Она была совершенно беспощадна. Кэлен отвела глаза, не в силах больше выносить пронзительный взгляд сестры, и едва сдержала рыдания.
Сестра Улиция схватила Кэлен за подбородок и повернула ее лицо к себе.
— Ты уверена, что хорошо поняла, какова будет цена новой оплошности?
Кэлен удалось кивнуть, хотя сестра держала ее крепко.
Давление, прижимавшее ее к стене, вдруг исчезло. Она опустилась на колени, вскрикнув от новой волны боли, обжегшей всю левую сторону лица. Ей казалось, что у нее сломана кость — а может, и не одна.
— Что здесь происходит? — спросил солдат, привлеченный их возней.
Сестры Улиция и Тови обернулись и улыбнулись ему. Он бросил взгляд вниз, на Кэлен, и нахмурился. Она умоляюще поглядела на него, надеясь, что он спасет ее от этих чудовищ. Солдат приоткрыл рот, готовясь что-то сказать, но так и не сказал ничего, а улыбнулся обеим сестрам.
— Все в порядке, сударыни?
— О да, — сказала сестра Тови, жизнерадостно хихикнув. — Мы тут отдыхаем на скамеечке. Так спина разболелась, мочи нет. От старости, увы, никто здоровее не становится.
— К сожалению. — Он склонил голову. — В таком случае доброго отдыха, сударыни.
Солдат ушел, даже не заметив присутствия Кэлен. Если он ее и увидел, то тут же забыл. Примерно так же, поняла Кэлен, она сама забывала все о себе.
— Вставай! — прорычал голос сверху.
Кэлен кое-как поднялась на ноги. Сестра Улиция схватила ее мешок и вытащила мрачную черную шкатулку, завернутую в белое платье.
Она вручила сверток сестре Тови.
— Мы уже слишком долго околачиваемся здесь. На нас обращают внимание. Возьми это и ступай.
— Но это мое! — крикнула Кэлен и ухватилась за край платья.
Сестра Улиция ударила ее по рукам так, что зубы лязгнули. Кэлен не удержалась и упала боком на пол. Сжавшись в комок, обхватила голову ладонями, боясь, что она сейчас разорвется от боли. Мраморный пол был весь вымазан кровью. Кэлен била неудержимая дрожь.
— Ты хочешь, чтобы я уехала одна, без тебя? — спросила сестра Тови, взяв под мышку сверток со шкатулкой.
— Думаю, так будет лучше, — сказала сестра Улиция. — Пусть одна шкатулка отправляется в путь, пока эта никчемная сучка добудет остальные. Если она провозится так же долго, как и в первый раз, не стоит нам вдвоем здесь торчать и мозолить глаза страже: вдруг им захочется проверить, зачем мы тут застряли? Нам ни к чему драка; нужно ускользнуть, исчезнуть бесследно.
— Да, если они вздумают нас проверить, не стоит допускать, чтобы у нас обнаружили одну из шкатулок Одена, — согласилась сестра Тови. — Тогда я отправляюсь немедленно и подожду вас в каком-нибудь удобном месте. Или мне лучше ехать прямо до цели?
— Лучше тебе не задерживаться нигде. — Договариваясь с сестрой Тови, Улиция подняла Кэлен и заставила стоять. — Сестры Цецилия, Эрминия и я найдем тебя, как только доедем туда же.
Сестра Тови придвинулась к Кэлен и нехорошо улыбнулась:
— У тебя теперь будет несколько дней, чтобы подумать о том, как я разделаюсь с тобою, когда мы снова свидимся. Какие приятные раздумья, не правда ли?
— Да, сестра, — едва сумела проговорить Кэлен шепотом.
— Быстрого пути! — пожелала сестра Улиция.
Когда Тови удалилась, унося с собою чудесное платье Кэлен, сестра Улиция взяла в кулак волосы Кэлен и притянула к себе ее голову. Пальцы сестры ощупали лицо Кэлен без всякой осторожности. Она вскрикнула.
— Кость сломана, — объявила сестра, осмотрев рану. — Когда справишься с задачей, я тебя вылечу. Подведешь — знай, что это только начало. Другим сестрам и мне предстоит еще многое сделать, пока мы добьемся успеха. Тебе тоже найдется применение. Потому, если все выполнишь, я вылечу тебя. Ты нам нужна здоровая. — Сестра Улиция покровительственно потрепала Кэлен по щеке. — Но имей в виду, что я всегда могу найти тебе замену, если ты не справишься сегодня. Ну, а теперь бегом туда — и принеси мне другие две шкатулки.
У Кэлен не оставалось выбора. Жаловаться на боль и слабость сейчас значило навлечь на себя еще больший гнев хозяйки. Сестра Улиция изобретательна и неутомима. Кэлен понимала и то, что уйти от сестер ей не дано. Почему она не может забыть о боли, как забывает обо всем остальном? Казалось, что в темных глубинах памяти оседают лишь самые худшие события ее нынешнего существования.
Неровно дыша от еле сдерживаемых слез и боли, она просунула руку в лямки мешка и забросила его за спину.
— И пораскинь остатком мозгов, как принести сразу обе шкатулки, — прорычала сестра Улиция.
Кэлен кивнула и поспешно зашагала уже знакомым путем по широкому коридору. На нее по-прежнему никто не обращал внимания, как будто она стала невидимой.
Кэлен обеими руками взялась за бронзовый череп и приоткрыла дверь со змеями. Она пробежала по мягким коврам мимо гвардейцев так быстро, что те даже удивиться не успели. На караульных, расхаживающих в зале у лестницы, она едва не натыкалась — но лишь немногие из них хотя бы на мгновение ощущали ее присутствие, и тут же о нем забывали. Кэлен чувствовала себя, как призрак среди живых людей; его вроде бы нет, но он есть.
Она кое-как раздвинула створки двери, выложенной золотом, чтобы протиснуться в сад. Это усилие стоило ей дорого — теперь она едва могла переставлять ноги. Она хотела одного: вернуться, чтобы сестра избавила ее от боли. В саду по-прежнему было тихо и спокойно, как и положено в святилище. Однако теперь у нее не было времени смотреть по сторонам и любоваться цветами и деревьями. Она прошла по траве и остановилась перед каменным столом. Вид двух черных шкатулок, стоящих на нем, заставил ее вспомнить, что ей было велено сделать.
Медленно прошла она последние несколько шагов. Ей не хотелось идти сюда, не хотелось совершать то, что она была вынуждена совершить. Но дергающая, неотступная боль в голове подгоняла, как кнут.
Дойдя до каменного стола, она сняла с плеча мешок и уложила его плашмя рядом со шкатулками. Потом вытерла кровоточащий нос рукавом. Осторожно прикоснулась к виску, боясь нажать слишком сильно, но надеясь немного унять боль. Она едва не потеряла сознание, когда нащупала что-то острое, торчащее наружу. Это могла быть щепка от сломавшейся трости сестры Улиции — или осколок кости. От одной мысли об этом у нее потемнело в глазах и чуть не стошнило.
Помня, что время дорого, она прижала одну руку к животу, а другой принялась развязывать кожаные ремешки, которыми скатанное одеяло крепилось ко дну мешка. Пальцы стали липкими от крови, узлы поддавались с трудом. Пришлось работать обеими руками.
Отвязав наконец скатку, Кэлен бережно развернула одеяло и вынула свое сокровище. Его пришлось поставить на стол, чтобы высвободить место для отвратительных черных шкатулок. Она сдержала рвущиеся наружу слезы, стараясь не думать о том, что оставит здесь эту милую сердцу вещь, расстанется с нею.
Кэлен заставила себя заняться делом и стала заворачивать шкатулки в одеяло. Закончив, тщательно затянула шнурки, чтобы шкатулки не выпали на ходу. Наконец она снова забросила мешок за плечо и неохотно пошла прочь от лужайки, зеленеющей посреди чудесного сада под крышей.
Пройдя через кольцо травы, она обернулась, глядя сквозь слезы на то, что оставила на каменной плите вместо шкатулок.
Не было для нее на свете ничего дороже этой вещи.
И теперь она прощалась с нею.
Отчаянное нежелание уходить захлестнуло ее. Чувствуя себя еще беспомощнее, чем прежде, Кэлен опустилась на колени прямо в траву.
Съежившись, она наконец расплакалась, проклиная свою жизнь. Из-за жестокости четырех злых женщин она лишалась своей последней отрады.
Кэлен плакала безудержно, вцепившись в жесткие стебли травы. Она не хотела оставлять свою драгоценность. Но сестра Улиция никогда не простила бы ей нарушение прямого и ясного приказа. Кэлен оплакивала безнадежность, ждущую ее впереди.
Никто, кроме сестер, не знал о ней, никто даже не подозревал, что она существует.
Ох, хоть бы один-единственный человек вспомнил о ней!
Лорд Рал мог бы прийти в свой сад и спасти ее.
Хоть бы, если бы… Стоит ли вообще чего-то желать?
Она притихла и, сидя на корточках, еще раз посмотрела на гранитную плиту, где стояла теперь совсем другая вещь.
Никто не придет и не спасет ее.
Она не привыкла к такому положению. Она не могла бы объяснить, откуда это знает, но знала наверняка: когда-то, в исчезнувшем, смутном прошлом она могла справляться со всеми бедами сама, могла положиться на собственную силу — и выжить. Тогда она не тратила время на жалобы: «Ах, если бы…»
Осмотревшись, она вдруг ощутила свежее дыхание чудесного, мирного сада лорда Рала, и оно как будто придало ей сил. Да, сад поддержал ее — но также и что-то другое, скрытое в глубине души. Она вдруг захотела стать решительной, как прежде, и отстоять свою душевную свободу.
Кэлен захотела спастись сама.
То, что она оставила здесь, больше ей не принадлежало. Пусть это будет ее даром Ричарду Ралу в благодарность за чувство собственного достоинства, которое вернулось к ней в его саду.
«Магистр Рал ведет нас», — вдруг вспомнилось ей изречение из молитвы. Она еще раз всхлипнула и еле слышно пробормотала:
— Спасибо вам, магистр Рал, за то, что привели меня сегодня к новым, важным решениям!
Она потерла глаза тыльными сторонами ладоней, стирая слезы и кровь. Ей хотелось стать сильной, чтобы сестры не одолели ее. Они могут отобрать у нее все — и тогда победят.
Кэлен постановила не поддаваться им.
Она вдруг вспомнила про свое украшение и прикоснулась пальцами к маленькому камешку, висящему на шее. Этого камешка у нее пока не отняли. Вот и хорошо.
Она сохранила этот кулон.
Кэлен с трудом поднялась на ноги и выпрямилась, хотя мешок тяжело давил на спину. Сперва нужно вернуться к сестре Улиции, чтобы та исцелила ее от увечья, ею же нанесенного. Кэлен охотно воспользуется ее помощью — потому что потом она будет в состоянии сделать следующий шаг и найти путь к победе.
Оглянувшись в последний раз, она повернулась и пошла к двери. Она знала теперь, что не поддастся сестрам, сколько бы они ни пытались управлять ее жизнью. Они, возможно, все-таки одолеют ее — но не потому, что она сдастся без сопротивления.
И даже если в конце концов она погибнет, то уж душу ее поработить им не удастся.
Глава 58
Ричард, глубоко задумавшись, медленно ходил взад-вперед по тесной комнатке и в который раз перебирал подробности того утра, когда исчезла Кэлен. Требовалось наконец во всем детально разобраться, и поскорее. На то было несколько причин. В первую очередь, чтобы вызволить Кэлен, он должен поверить, что все еще может спасти ее, что она жива и время еще есть.
Он один помнит о ней и верит в ее существование. И помочь ей может только он.
Перед ним стояли и задачи более общие. Ее исчезновение породило сложные последствия. Невозможно было сразу сказать, насколько далеко зайдут эти изменения. И эти вопросы, и таящиеся за ними враждебные замыслы интересовали также его одного.
Поскольку Кэлен до сих пор не убежала от похитителей, значит, она этого сделать не может, и ей нужна помощь. Зверь мог нанести новый удар когда угодно — и Ричард с болью осознавал, насколько легко может умереть в любой момент. А тогда последняя ниточка, связывающая Кэлен с миром, оборвется.
Он не мог терять даром ни минуты. Нельзя было тратить время даже на то, чтобы укорять себя за пустую растрату стольких дней.
Итак, все началось в то утро, незадолго до того, как он был ранен. Нужно перебрать заново все, даже мельчайшие воспоминания об этих нескольких минутах. Отрешившись от сознания трудности задачи, он сосредоточился на решении. Если рвать волосы на голове и выходить из себя из-за беспокойства о ней, доказывая всем, что он прав, ни к чему это не приведет.
Он даже отложил в сторону книги, «Гендросс» и «Оденическую Теорию», которые нашел здесь, в комнате между щитами. Первая была написана на древне-д’харианском наречии, а он давно уже не имел дела с этим языком и не мог сейчас тратить много времени на дотошное медленное чтение. Беглый просмотр показал, что в книге могут найтись весьма существенные сведения, хотя пока ничего дельного он не нашел. Позже, когда-нибудь, можно будет засесть за полный перевод, заодно и поупражняться в знании этой древней высокой речи. Но сейчас перед ним стояли более насущные задачи.
Вторая книга отличалась запутанностью изложения, следить за мыслью автора было трудно, особенно если отвлекаться все время на тревожные мысли, — но Ричарду достаточно было прочесть первые несколько страниц, чтобы убедиться: книга действительно посвящена шкатулкам Одена. До сих пор, помимо «Книги Сочтенных Теней», ему не попадались другие работы о шкатулках Одена. Одно это придавало книге огромную ценность — не говоря уже об опасности, исходящей от самих шкатулок. Но шкатулки сейчас не интересовали Ричарда. Он отложил и эту книгу.
В комнатке были еще другие, но он не был расположен рыться в них. Кэлен — вот главное. Эту задачу следовало решить, рассуждая логически, а не бросаясь из стороны в сторону, высасывая доводы из воздуха.
Как Кэлен исчезла, неведомо. Зато известно, когда. Накануне вечером Ричард забрался под одеяло с нею вместе. Вечером Кэлен точно была с ним. Он помнит, как обнимал ее. Помнит, как она улыбнулась в сумерках и поцеловала его. Это не ложные воспоминания.
Пусть ему никто не верит, но он не выдумал Кэлен. С этой частью задачи он также должен разобраться позже. Ему для убежденности хватает обнаруженных в лесу следов.
Он не мог объяснить другим то, что было очевидно для него, с детства обученного разбирать следы. Но сам-то он читал в лесной книге уверенно! Ричарду не помешало то, что большую часть следов кто-то стер при помощи магии, заровнял поверхность земли и так далее. Камень, сдвинутый с места, подтвердил его правоту. Теперь нужно определить, что именно случилось с Кэлен, — а тогда появится возможность придумать план спасения. Кто бы ни увел ее, похититель владел магией. Это уточнение сужало круг возможных виновников. Вероятнее всего, это был кто-то из пособников Джеганя.
Ричард вспомнил, что спал в то утро как мертвый — а проснувшись, обнаружил, что лежит на боку. Он не сразу сумел раскрыть глаза и с трудом поднял голову. Почему? Вряд ли он просто осовел спросонья; это состояние напоминало сонливость, но было намного тяжелее.
Увы, именно этот момент вспоминался с большим трудом; Ричард то и дело подходил к самому порогу понимания — но тут же все таяло в глухой темноте ложного рассвета. Что именно успел заметить он, борясь с тяжелой дремой? Он решил, отрешившись от всего остального, сосредоточиться только на этом моменте.
Первое, что всплывало в памяти, были густые ветви деревьев: они колыхались туда-сюда, словно на ветру.
Но в тот день ветра не было! На этом сходились все, с кем Ричард говорил. Он и сам прекрасно помнил, что стояла полная тишина. А ведь лес всегда откликается шелестом даже на слабое дуновение ветра! И все же темные ветви несомненно шевелились. Вот такое противоречие.
Но, как говорит Зедд, Девятое Правило Волшебника — «противоречий не бывает». Реальность не может противоречить сама себе. И если противоречие наблюдается, значит, какая-то часть реальности не является тем, чем кажется. Таков один из важнейших законов бытия.
Ветви не могли колебаться сами по себе и без ветра.
Значит, он смотрел на эту часть реальности не с той стороны. Его все время сбивало с толку это видение колеблющихся ветвей при полном безветрии. А следовало признать, что такого быть не может. Колебание ветвей могло вызвать какое-нибудь скрытое за ними существо.
Ричард вдруг застыл среди комнаты как вкопанный.
Да! Двигались не ветви, а тот, кто скрывался за ними!
Он видел все, что тогда происходило, при неверном освещении и спросонок. Потому сразу и не догадался…
В одно мгновение Ричард увидел всю картину целиком. Наконец-то пришло понимание.
Он застыл, широко раскрыв глаза, не шевелясь, как будто боялся спугнуть сложившуюся в уме картину. Все обрывки сведений о том утре выстроились в правильной последовательности. Теперь он полностью понимал, что произошло. Для того, чтобы похитить Кэлен, кто-то, видимо, навел чары и на нее, и на Ричарда. В результате он крепко заснул, а она дала себя увести. Потом похитители собрали все вещи Кэлен и убрали в лагере все признаки ее присутствия. Именно это движение он и заметил. В темноте двигались люди. Люди, наделенные даром.
Ричард заметил красное свечение в дверном проеме. В комнату вошла Никки.
— Ричард, мне необходимо поговорить с тобой.
Он сказал, думая о своем:
— Я все понял! Я знаю, что такое «змея о четырех головах»!
Никки отвернулась, как будто боясь посмотреть ему в глаза. Наверное, она решила, что он добавляет новые слои к нагромождению своих иллюзий.
— Ричард, выслушай меня! Это очень важно…
— Ты что, плакала? — нахмурился он.
Глаза у нее были красные и опухшие. Никки была не из слезливых женщин. Ему приходилось видеть ее плачущей — но всегда по очень веским причинам.
— Это не важно, — сказала она. — Ты должен меня выслушать.
— Никки, лучше ты послушай, я выяснил…
— Послушай меня! — Подбоченившись, она сердито вскинула голову, но на глаза ее снова наворачивались слезы. Ричард сообразил, что никогда еще не видал ее в таком расстройстве чувств. При всем нежелании тратить время на новые споры он понял, что нужно дать ей высказаться.
— Хорошо, я слушаю.
Никки подошла к нему и крепко схватила за плечи. Ее лоб перерезала морщина, все лицо выражало твердую решимость.
— Ричард, тебе следует убираться отсюда.
— Что?
— Я уже велела Каре собрать твои вещи. Она сейчас принесет их сюда. Она сказала, что знает, как спуститься в башню, минуя щиты.
— Да, я как-то показал ей путь. — Ричард уже начал беспокоиться. — Что происходит? На замок напали? С Зеддом все в порядке?
Никки погладила его ладонью по щеке.
— Ричард, они твердо решили излечить тебя от иллюзий.
— Кэлен — не иллюзия. Пять минут назад я понял, что с нею случилось.
Она словно не расслышала его слов; видимо, ожидала очередной попытки доказать невозможное. А он на этот раз вовсе не собирался ничего доказывать.
— Ричард, повторяю, тебе нужно уходить отсюда. Они захотели, чтобы я удалила твою память о Кэлен, применив Магию Ущерба.
Ричард недоверчиво прищурился.
— Это Энн и Натан? Зедд никогда бы такого не захотел!
— Именно Зедд меня и позвал. Гости убедили его, что ты болен, и единственный способ спасти тебя — вырезать ту часть твоих мыслей, которую они считают болезненной. От нее-де и возникают ложные воспоминания. Они напомнили Зедду, что время поджимает и тебя пора лечить. Зедд так сокрушается из-за твоего безумия, что ухватился за этот шанс, как утопающий за соломинку…
— И ты согласилась?
Она негодующе хлопнула его по руке:
— Ты спятил? Думаешь, я действительно на такое пойду? Хоть я и считаю, что они правы, но в жизни не согласилась бы коверкать твою душу! После всего, чем я тебе обязана… А ты подумал, что я… Неужели, Ричард?
— Нет, по-моему ты такого бы не сделала. Но как мог Зедд? Он же любит меня!
— Именно потому он так боится за тебя. Его ужасает, что ты попал во власть заблуждения, или заклинания, или чего-то еще и, оставаясь в живых, перестаешь быть самим собой, становишься чужим ему. Не думаю, чтобы кто-то из них — Энн, Натан или Зедд — действительно этого хотел, но Энн искренне верит, что ты — единственный спаситель нашего общего дела. Она верит в силу пророчества и потому отчаянно старается направить тебя по нужному пути любыми средствами. Зедду это не нравилось, но они показали ему послание в дорожном журнале, и он дал себя уговорить.
