Энни очень устала. Только сейчас она вспомнила, что почти не спала последние дни, а бесконечная пустынная дорога навевала предательский сон. Она чувствовала себя совершенно одинокой, особенно когда свет фар выхватывал из темноты унылый ландшафт. Но, несмотря ни на что, Энни улыбалась, вспоминая, что едет к Дэймону и Марго. Позади остался безликий Лос-Анджелес с его холмами и долинами. Впереди ждала семья.
      Энни пыталась придумать, чем их удивить и что сказать, когда Дэймон откроет дверь. «Пиццу заказывали, сэр?» Эта мысль развеселила Энни.
      Она взглянула на часы. Четверть одиннадцатого. Через полчаса покажется дом.

      95, 98, 100, 98… Сердце Уолли бешено билось: наконец удалось добраться до пустынного шоссе 93. Он никогда не был хорошим водителем, но сейчас знал: нужно спешить.
      Уолли не обращал внимания на стрелку спидометра. Если его остановят, придется убедить патрульного полицейского ехать с ним. Репутация Уолли среди полицейских Аризоны и Невады была безупречной – в прошлом он оказал им немало услуг.
      Но сейчас холодный ужас сковал все внутри. Кристин была где-то там, в темноте, и Уолли чувствовал, как смыкается над ней опасность – опасность, которую девушка не могла предвидеть, ибо она никогда не возникала в той, прошлой ее жизни.
      Кристин шла по неизведанной тропе, а впереди ждала гибель.
      И та же участь ждала Уолли. Дорога была прямой, видимость хорошей. Но Уолли приходил в ярость оттого, что эта прямая линия тянется бесконечно долго, а он не может мгновенно оказаться там, куда стремится.
      – Дьявол! – кричал он в пустоту, давя на педаль акселератора.
      – Дьявол! Дьявол!

      – Это Колорадо, – объявил пилот, показывая на темную широкую ленту реки, тускло отсвечивающую под луной.
      – Долго еще? – спросил Фрэнк, глядя на часы.
      – Двадцать минут до аэропорта.
      Пилот зевнул, глотнул кофе из бумажного стаканчика.
      – Потом найдете машину. Фрэнк коснулся его руки.
      – Мы не полетим в аэропорт. Пилот встревоженно глянул на него.
      – Слушайте, мистер Маккенна, законы довольно строги. У меня отберут лицензию. Не можете же вы просто…
      – Времени нет, – ответил Фрэнк. – Следуйте моим указаниям. Я возмещу все убытки.
      – О, Господи…
      Пилот нервно взглянул из окна на удаляющуюся реку.

      Энни увидела дом еще с дороги. Почти все окна были темными. Единственный огонек в гостиной делал здание похожим на далекую планету.
      Энни остановила машину на подъездной дорожке, рядом с другим автомобилем, по-видимому, взятым напрокат Марго.
      Вынув ключ, она попыталась открыть дверь. Заперто изнутри. Удивившись, Энни постучала и позвонила. Никто не ответил.
      Энни обошла вокруг, стараясь не уколоться о кактусы, не наступить на змею.
      Задняя дверь тоже оказалась закрытой на засов.
      Сбитая с толку, Энни попыталась заглянуть в окно гостиной. Она была вынуждена подпрыгнуть несколько раз, чтобы разглядеть, что творится внутри: занавески были опущены, но в щелочку удалось увидеть диван.
      Дэймон и Марго сидели, прижавшись друг к другу, и в их позах было что-то неестественное.
      Энни ощутила прилив оглушительного страха. Бросив чемодан, она схватила тяжелый камень, разбила окошко рядом с входной дверью, сумела дотянуться до засова. Через мгновение она оказалась в гостиной.
      Дом казался каким-то странным. У Энни закружилась голова, но она все-таки сумела подойти к дивану, коснуться плеча, а потом лица Дэймона. Холодное. Она начала трясти его, но он только сполз на диван, выпустив руку Марго.
      Энни дотронулась до Марго. Такая же холодная и недвижимая, как Дэймон. На столе стояли стаканы с виски и лежал небольшой снимок. Энни попыталась приглядеться к нему, но перед глазами все плыло. Комната сверкала неестественным блеском. Вдруг Энни почувствовала странную легкость в голове и во всем теле. Ей почему-то захотелось смеяться: хохот рвался из горла, словно злой дух, безумный, нечеловеческий, без капли веселья или радости; едва переводя дыхание, она в панике обернулась к Дэймону за помощью, трясла его изо всех сил, вцепившись в рубашку. Но Дэймон не двигался. Тогда Энни обняла Марго, легкую и хрупкую, и попыталась стащить ее с дивана. Но ужасное издевательское веселье завладело всем ее существом, лишая воли, отнимая разум. Марго казалась невероятно тяжелой.
      Дыхание Энни пресеклось. По лицу катились слезы. Атмосфера, окружавшая ее, прекрасная и убийственная, как и предметы в комнате, словно испарилась, уступая место пустоте.
      Энни тяжело упала на плетеный коврик, по-прежнему не выпуская Марго, и взглянула на пожелтевший снимок, но изображенных на нем людей узнать не смогла.
      Онемевшими пальцами она гладила волосы и щеки Марго, зная, что происходит нечто ужасное, но почему-то не ощущала ни страха, ни желания что-то предпринять.
      Потом в ушах раздался отдаленный гул, отчетливый и все же нереальный. Каким-то образом удалось положить голову Марго на ковер, но теперь сама Энни бессильно скорчилась около подруги, не в силах пошевелиться.
      Безразличие завладевало ею. Девушка уставилась в лицо Марго, взяла ее руки в свои, в последний раз пытаясь ее разбудить.
      Шум усиливался. Энни не хотела его слышать, глаза ее стали закрываться, но она заставила себя их открыть и вновь увидела лицо Марго.
      Старый кошмарный сон вернулся к Энни: из глаз маленькой девочки взметнулся огонь, чтобы пожрать ее, а крохотные ручки тянули кровь из пальцев.
      Энни начала исчезать, растворяться.
      «Каким фальшивым оказался мир», – успела подумать Энни, сползая в забытье. Земля под ее телом ускользала, а пустота все расширялась, готовая поглотить все на свете, оставляя Энни ни с чем, посреди ничего, словно чудовище, пожравшее сначала остальных, а потом самого себя.
      Но в последнее мгновение Энни увидела, как глаза малышки открылись. На этот раз в них было не пламя, а холодная голубая вода; вода, в которую Энни ринулась так же радостно, как в далеком детстве, не зная, поглотит ли она ее навсегда или выпустит когда-нибудь на поверхность.
      Энни резвилась самозабвенно, забыв обо всем, кристаллическая синева окружала ее.

      С высоты виднелся Гранд Каньон, рассекающий землю уродливой раной. На горизонте маячила гора Типтон. Внизу вилась дорога, хорошо заметная в ярком лунном свете.
      – Сажайте самолет, – велел он.
      – Куда?! Парень?! Ты спятил! – испуганно воскликнул пилот.
      – Сажайте на дорогу. Делайте, как сказано.
      – Парень, мы же разобьемся. Позволь мне добраться до Берри. Успеешь попасть, куда захочешь. И останешься живым, подумай, ради Бога!
      – Я знаю, где мы, – объяснил Фрэнк. – Вон тот огонек внизу – это дом. Приземляйся – или я сверну тебе шею и сам посажу самолет.
      Тяжело вздохнув, пилот повиновался. Им повезло: колеса самолета покатились по пустынной дороге. Вдалеке виднелся свет фар какой-то машины, но до нее было большое расстояние.
      – Давай, – командовал Фрэнк сквозь стиснутые зубы. – Прямо сюда, на подъездную дорожку.
      Пилот, нервничая, подкатил едва ли не к самому дому. Фрэнк отстегнул ремни, распахнул дверцу и, спрыгнув на землю, помчался к двери, мельком заметив маленький автомобиль Энни и еще одну машину. Прямо на дорожке валялся чемодан.
      Окно у входа было разбито. Фрэнк ворвался в дом. Дэймон скорчился на диване. Девушки лежали на полу, лицом к лицу, накрепко держась за руки. Кожа всех троих холодная, но у Энни, кажется, чуть теплее.
      Фрэнк сразу же понял: в доме полно газа. Он вспомнил о баллонах, запасенных Дэймоном, но знал, что уже поздно что-либо предпринять.
      Он распахнул дверь гостиной, вбежал туда, опустился на колено около Энни, поднял обмякшее тело, словно тряпичную куклу. Голова его уже стала кружиться. Нужно поскорее выбраться наружу.
      Фрэнк выбежал на улицу с Энни на руках. Ночной воздух был после отравленной атмосферы дома словно бесценное лекарство. Оставив Энни подальше от крыльца, Фрэнк взглянул на самолет, казавшийся чем-то абсурдно ненужным здесь, на дороге, заметил приближающийся автомобиль и приготовился бежать обратно за Дэймоном и Марго. Но тут, вспомнив о реле времени, снова подхватил Энни на руки и бросился к самолету. Потрясенный пилот растерянно скреб в голове, не понимая, что происходит. Внезапно ночное небо разорвал оглушительный взрыв. Фрэнк увидел плясавшие в глазах пилота отблески пламени и, повернувшись, молча наблюдал, как жадно пожирает огонь внутренности здания. С ужасным треском провалилась крыша, рухнули стены. Фрэнк стоял как парализованный, с ужасом сознавая, что лишь несколько секунд отделяли любимую женщину от страшной гибели.
      К нему подошел приземистый человек в легком спортивном пиджаке, только что остановивший свой автомобиль перед тем, что было еще минуту назад домом Дэймона Риса.
      Фрэнк был слишком поглощен попытками нащупать еле ощутимый пульс на шее Энни, чтобы удивиться первым словам коротышки.
      – Рис и другая девушка? – спросил тот. Фрэнк покачал головой.
      – Слишком поздно.

      Энни сидела рядом с Фрэнком в павильоне Дороги Чендлер, слушая, как Дэвид Нивен представляет Чарлтона Хестона и Сьюзен Хейуорд, которые должны были открыть конверт с именем лучшей актрисы семьдесят третьего года, но их слова и натянутые шуточки, предназначавшиеся, чтобы снять напряжение, не затрагивали ее сознания.
      Церемония началась точно в назначенное время, несмотря на ужасные новости о гибели Дэймона Риса и его ассистентки. Похороны должны были состояться послезавтра.
      Четверть часа назад Дэймону посмертно дали «Оскара» за лучший сценарий года. Поспешно собранные клипы из его вошедших в историю фильмов были показаны в этом зале вместе с монтажом о его жизни и карьере. Марк Сэлинджер принял награду Дэймона со слезами на глазах, не в состоянии произнести традиционных слов благодарности за своего погибшего друга.
      Энни вцепилась в руку Фрэнка. Ее жизнь казалась ей пустой и никчемной без Дэймона и Марго. Потеря ощущалась тем острее, что она не могла понять ее причины.
      Только вчера утром она собиралась пообедать с Дэймоном, надеялась услышать хорошие новости от Марго. Потом ужас поглотил их всех и едва не отнял жизнь самой Энни.
      Что случилось?
      Дэймон вовсе не казался отчаявшимся, когда Энни в последние дни говорила с ним по телефону. Но газетчики намекали, что депрессия, вызванная окончанием съемок, в сочетании с неизвестными обстоятельствами, должно быть, заставили его привести в действие давно задуманный план самоубийства. Предполагалось, что Марго погибла из-за трагической случайности. Но Энни знала – Дэймон просил Марго приехать в пустыню. Зачем? Надеялся, что в последнюю минуту она поможет изгнать злых демонов?
      Энни никогда не узнает. Она сознавала только, что их больше нет. А она осталась.
      Фрэнк сидел рядом, неподвижно, словно манекен, понимая, как необходима Энни его поддержка.
      Уолли Дугас рассказал ему все, пока мужчины ожидали у двери реанимационного отделения в Кингмене, все еще не уверенные в том, выживет ли Энни после сильного газового отравления.
      Детектив, как видно, знал все до мельчайших подробностей о жизни Энни – таких, о которых Фрэнк даже не подозревал. Он подтвердил не только омерзительные подробности тайной жизни Хармона Керта, содержащиеся в конфиденциальном досье Мартина Фарроу, но и подозрения Фрэнка насчет того, кто был инициатором газетной травли, выставлявшей Энни в столь невыгодном свете после выхода на экраны «Полночного часа».
      – Они все это сочинили, – уверял детектив. – Мисс Хэвиленд познакомилась с Шейном только на съемках и кроме него в жизни не была ни с одним мужчиной, мистер Маккенна. – И, улыбнувшись, добавил:
      – Только с вами.
      Детектив, казалось, смирился с собственной ролью в махинациях Керта и предпочитал не распространяться о ней.
      Фрэнк видел, что единственным глубоким чувством Уолли была скорбь по погибшей Марго. Или Кристин.
      Что касается Энни, Дугас никогда ее не встречал, но с присущей ему проницательностью понял характер и душу девушки.
      Мужчины решили, что не стоит открывать Энни правду о взрыве, едва не убившем ее, правду слишком страшную, чтобы открывать ее Энни.
      – Она привыкла бороться за жизнь, – заметил Уолли. – И ей ни к чему знать все это. Мисс Хэвиленд может жить без Риса и Кристин. – Он покачал головой. – Для Кристин все было по-иному. Она знала. Должна была знать. Чувствовала, как смерть подкрадывается, и не боялась последствий. Она давно уже устала от жизни, мистер Маккенна. Что же касается Риса… мы никогда не узнаем, что он чувствовал в конце.
      Фрэнк взглянул детективу в глаза.
      – Думаю, он был горд, – ответил он.
      «И возможно, – размышлял Фрэнк, – именно гордость помогла Дэймону все выдержать и совершить задуманное до конца – вместе с Кристин. Слишком долго он жил в холодном одиночестве, когда единственным спутником и товарищем было спиртное. Может, в нем родились сильные чувства, и он был счастлив, что запутанные тропинки наконец пересеклись, и двое отчаявшихся людей смогли наконец связать свои жизни.»
      Фрэнк уже не узнает, так ли все было. Главное для него – Энни жива. Там, в реанимационной палате, он долго молча держал ее руку, прежде чем сказать о своих чувствах, попросить прощения за долгую разлуку, причиной которой были обман Керта и глупая доверчивость Фрэнка. Фрэнк сказал, что поймет, если Энни никогда не сможет доверять ему после того, как он ее предал.
      – Я люблю тебя, – повторял Фрэнк. – И хочу, чтобы ты вышла за меня замуж. Можешь не отвечать сейчас, но мне необходимо, чтобы ты знала о моих чувствах. Я буду ждать сколько угодно.
      Вместо ответа Энни обхватила его за шею, прижалась к нему и долго-долго не отпускала, пока слабость не заставила ее вновь откинуться на подушки. Но Фрэнк так и не понял, что означал этот жест.
      … «Претендентки на звание лучшей актрисы года: Джоан Вудворд, фильм «Летние желания, зимние грезы…». После каждого имени на экране шли кадры из фильмов, в которых играла названная актриса. Энни увидела себя в роли Дейзи, снятую камерой Марка, рожденную талантом Дэймона.
      Наконец настал самый важный момент. В зале воцарилась абсолютная тишина. Зрители многих стран наблюдали, как Сьюзен Хейворд открывает конверт.
      – Премия присуждается Энни…
      Раздался оглушительный гром аплодисментов, заглушивших конец фразы. Зрители встали, все как один человек. Все камеры были направлены на лицо Энни. Она повернулась к Фрэнку, поцеловала его в щеку. Он помог Энни встать, показав глазами, что проводит ее до подиума, если понадобится. Энни покачала головой и под неутихающие восторженные крики направилась к сцене.
      Сьюзен, обняв ее, прошептала:
      – Мне так жаль, Энни. Держись. Дэймон гордится тобой, где бы он ни был сейчас.
      Энни стояла, сжимая позолоченную статуэтку в руках, улыбаясь как можно пленительнее, пока камеры безжалостно снимали ее лицо крупным планом. Эхо аплодисментов все громче и громче отдавалось в стенах зала.
      Внезапная ясность мыслей снизошла на Энни, вытесняя боль потери, когда девушка смотрела на множество людей, собравшихся, чтобы приветствовать ее.
      Неутомимо хлопая в ладоши, будто этот вечер никогда не кончится, обитатели этого царства грез словно осенние листья, поднятые ветром и осевшие под этими сводами, изливали свою симпатию к Энни овациями, эхо которых скоро растает в вечернем воздухе, улыбаясь женщине, стоявшей на сцене. Через минуту сцена будет пуста… Но эта недолговечность только делала их всех еще прекраснее, как те сказочные истории, запечатленные на пленке для жаждущих иллюзий человеческих созданий.
      Мысль эта могла бы принадлежать Дэймону, хотя родилась в усталом мозгу Энни. И это делало ее одиночество не таким безнадежным.
      Дэймон ушел навсегда, а ведь он лучше других понимал, что все и вся может исчезнуть в свой срок, проскользнуть между пальцев, как песок, а зеленая земля предлагала убежище и утешение – единственно вечное.
      Такова была жизнь для Дэймона…
      Теперь и для Энни. Только боль стала острее, потому что Дэймон и Марго покинули ее так скоро, так несправедливо скоро.
      Когда аплодисменты, наконец, немного утихли, Энни начала говорить:
      – Спасибо, большое спасибо за вашу доброту. И за ваши похвалы, они значат для меня больше, чем я могу высказать.
      Дыхание у нее перехватило: слова не шли с языка.
      – Все прекрасные, преданные делу люди, работавшие над «Плодородным полумесяцем», – сказала она наконец, – с самого начала знали, что Дейзи и ее история никогда не существовали бы, не говоря уже о том, что не появились бы на экране, не подари им жизнь гений и неутомимый дух Дэймона Риса. Но лишь немногие понимали, как велики были поддержка и помощь друга и ассистентки Дэймона Марго Свифт. Марго пришла к Дэймону в начале своей карьеры, когда Рис был в расцвете славы. Они так много значили друг для друга, и, принимая эту награду, я хотела бы вспомнить о любви, сделавшей их необходимыми друг для друга и для меня.
      Блестящими от слез глазами Энни взглянула на притихший зал.
      – Сегодня, – продолжала Энни, – я чувствую, что потеряла свою семью. Дэймон Рис был мне отцом в лучшем и самом глубоком смысле этого слова, дал мне мужество и гордость помочь себе, когда я считала, что мне уже ничто не поможет. Я так любила его…
      Скорбь вновь сжала сердце. Несколько минут Энни была не в силах говорить.
      – А Марго была настоящей сестрой, которой я никогда не имела. Она поддерживала меня всеми силами своей мужественной души и понимала меня лучше, чем я понимала себя. Я всегда с болью буду думать о будущем, которое отнято у нее, но и я благодарна судьбе, позволившей мне узнать Марго.
      Энни замолчала, грустно улыбнувшись.
      – Как все вы, я чувствую себя сегодня ужасно, потому что потеряла Дэймона и Марго. Но я не одинока – вы здесь со мной. И я хочу, чтобы вы стали моей семьей. Ваша любовь и ободрение означают для меня больше, чем могу высказать. И теперь, когда вы подарили мне свою симпатию, обещаю, что никогда не подведу вас. С этой минуты буду стараться как могу, и пока жива, не забуду эту ночь и эту минуту.
      Энни сошла со сцены под нарастающий грохот аплодисментов, превратившихся в овацию.
      Идя по проходу, она видела сотни залитых слезами улыбающихся лиц, тысячи хлопающих рук.
      И заметила напряженно ожидающего Фрэнка.
      Журналисты понимали, каких сил стоил Энни сегодняшний вечер, и великодушно освободили ее от обязательного интервью после церемонии награждения.
      Через полчаса после речи Энни церемония завершилась. Энни обнимали, жали руки, желали счастья… Наконец она осталась наедине с Фрэнком. Оба молча направились через ночь, к стоявшему неподалеку автомобилю.
      В воздухе уже чувствовалось приближение лета. Соленый морской запах смешался с ароматом эвкалипта, жасмина, подстриженной травы. Звезды висели совсем низко. Когда-то Энни в такую же ночь шла с Бет Холланд по Фаунтин авеню, не зная, что через несколько минут произойдет знаменательная встреча с незнакомцем по имени Дэймон Рис.
      Это было пять лет назад… а казалось, прошла вечность. Но это тот же город и тот же воздух. И даже тогда Энни спрашивала себя в изумлении и тревоге – может ли судьба распорядиться так, что эти улицы станут ее домом?
      Фрэнк нес статуэтку в одной руке, другая лежала на плече Энни.
      Когда они добрались до автомобиля, он повернулся к ней.
      – Куда теперь?
      – Ты знаешь.
      Фрэнк наклонился, чтобы поцеловать ее в щеку. Оба знали – тихие комнаты квартиры ждут их сейчас. Ничто теперь не разделяло Энни и Фрэнка. Они вместе.
      Он слегка отстранил Энни от себя: Энни, прикрыв глаза, чуть покачнулась: усталая, хрупкая нимфа в его сильных руках.
      – А после сегодняшнего вечера? – спросил Фрэнк. В глазах Энни горела боль, смешанная с желанием.
      – Неужели ты и вправду можешь хотеть меня? – спросила она. – Сама не знаю, кто я, Фрэнк, откуда и куда иду. Можешь ли ты это понять?
      – Я знаю, кто ты.
      Энни недоуменно, с нежностью взглянула на него. Возможно, Фрэнк прав. Неужели всю свою жизнь она пыталась достичь того, что не под силу совершить одному? Может, единственный способ найти себя—довериться этому человеку и принадлежать ему? Наверное, единственная Энни Хэвиленд, которую стоит узнать, – та, что отражается сейчас в глазах Фрэнка.
      И когда она спрятала лицо на его груди, ожидание, так долго копившееся в душе, почему-то пропало куда-то, истощилось, ушло. Куда так срочно нужно бежать? От чего скрываться? Нетерпение улеглось, а ведь перед Энни открылось будущее, пусть такое же непроницаемое, как раньше, но обещавшее радость и добро.
      Через секунду они очутились в автомобиле; статуэтка валялась на заднем сиденье. Машина легко влилась в поток.
      Ладонь Фрэнка опустилась на руку Энни; девушка закрыла глаза, счастливая, что может, наконец, дать им отдохнуть. Слишком много битв, чтоб видеть ясно, слишком много слез, истощивших их.
      Дорога стелилась под колеса, как бесконечный океан под днище корабля; покачивание рессор, убаюкивающих Энни, навевало дремоту… Глаза Фрэнка будут смотреть на нее этой ночью, а его рука будет спасительным ориентиром, в котором она так нуждалась сейчас.
      Энни нерешительно стиснула его пальцы. В ответ Фрэнк прижал ее к себе еще сильнее.
      И так они ехали до самого дома.