Энни сложила вещи в маленький чемоданчик и, выйдя под раскаленное полуденное солнце, направилась к автомобилю. Оставаться в неведении больше не было сил. Телефонисты в Айове не могли разыскать ни Свифт, ни ее семью, словно они вовсе не существовали. Ни до нее, ни до Дэймона было невозможно дозвониться. Энни ничего о них не знала.
      Натянутые до предела нервы требовали решительных действий. Поездка в Аризону займет весь вечер. Но Энни было все равно. Хоть таким образом скоротает время до начала церемонии.
      Она надеялась, что не помешает им. Но кому мешать? Самые близкие в мире люди сейчас там, в пустыне, вместе. Она хотела быть рядом.

      Фрэнк повернул машину с Бенедикт Каньон Драйв в узкий тупик, к дому Дэймона. Ему было необходимо поговорить с Рисом. Фрэнк не мог больше ждать. Проведя весь вечер в офисе Мартина Фарроу за чтением досье Керта и остаток ночи в размышлениях над прочитанным, он чувствовал, что только Рис способен объяснить роль Энни во всем случившемся. Но как назло целое утро не было отбоя от клиентов, и освободился Фрэнк только сейчас.
      Конфиденциальное досье пролило новый свет на все уже известное Фрэнку – Керта, самого Фрэнка и главное на Энни. Оно содержало десятки свидетельств о сексуальных издевательствах извращенца над молодыми актрисами, девушками по «вызову» и несчастными, не имеющими отношения к шоу-бизнесу.
      Сколько денег ушло на то, чтобы откупиться, сколько жалоб подано!
      В репертуар Керта входили избиения, изнасилования, а потом… иногда жертве выплачивалась небольшая сумма, иногда применялись шантаж, запугивание или даже судебное преследование по обвинению в проституции.
      Мартин Фарроу и его коллеги целых пятнадцать лет «улаживали» подобные дела босса.
      Незапятнанная репутация скрывала море грязи. При мысли о страданиях невинных девушек к горлу Фрэнка подступала тошнота. И Энни была одной из них! Ее изнасиловали, избили, обвинили в проституции, заставили забрать жалобу на Керта и в конце концов предложили десять тысяч долларов в возмещение за моральный ущерб, от которых она, как и можно было предположить, отказалась.
      Фрэнк провел бессонную ночь, не зная, как излить бессильную злобную ярость, желая вытащить Керта из могилы и задушить собственными руками.
      Бледный от гнева, он с ужасом представлял все, что пришлось вынести Энни – боль, позор и унижение. И ни одной живой душе она не смогла поведать, каким пыткам подверг ее Керт, а ведь Энни в то время была совсем юной, едва ли не подростком, наивной девочкой, ничего не знающей о Голливуде и жизни взрослых людей.
      Фрэнк подумал о ее возвращении в Нью-Йорк после того, что сделал с ней Керт, о ее твердой решимости добиться чего-то в жизни, о блестящей работе с Диреном, сценической карьере, рекламных фильмах и наконец о возвращении в Голливуд и огромном успехе «Полночного часа», завоёванном во многом благодаря таланту Энни.
      Только сейчас, прозрев, Фрэнк понял, почему Энни выбрала именно Риса – самого непредсказуемого, неуправляемого и независимого человека в мире кино, гения, который не подчинялся ни Керту, ни «Интернешнл Пикчерз», ни кому бы то ни было в мире…
      Фрэнк словно ощущал молчаливую ярость Энни, ее расчетливую месть. Смогла ли она найти путь к Рису благодаря слепой удаче или намеренно искала встречи с ним? Он представлял себе силу решимости, с которой Энни добивалась и получила роль Лайны.
      Отказавшись от подачки Керта, она несомненно попала в его черный список. Керт никогда бы не позволил ей получить работу в Голливуде, знай он, что задумала Энни. Но она перехитрила его: Рис, так выделявшийся в узком замкнутом завистливом мирке, дал ей роль в фильме.
      К гневу Фрэнка на Керта добавилась гордость за Энни, за мужество, с которым та карабкалась к вершине, за победу над Кертом, несмотря на все его могущество.
      Только теперь Фрэнк припомнил кампанию в прессе, отравившую Энни жизнь после выхода на экраны «Полночного часа». Даже в то время вся эта шумиха казалась кем-то спровоцированной, необъяснимо жестокой еще и потому, что всякий истинный ценитель искусства мог видеть отточенность и мастерство Энни, ее настоящий талант.
      Мучительные мысли раздирали сердце. Завеса спала с глаз Фрэнка… слишком медленно, слишком поздно. Керт, скорее всего, специально пригласил его в тот день под каким-то неуклюжим предлогом, именно в это время. Должна быть причина. Но какая? И почему Керт покончил с собой?
      В любом случае, если Керт намеревался разрушить отношения Фрэнка и Энни, это ему, несомненно, удалось. Даже в смерти он торжествовал: Фрэнк ни разу и не видел Энни с тех пор.
      Фрэнк изумленно покачал головой. Откуда столько хитрости и злобы в человеке? Неужели все это происходит на самом деле?
      Он должен поговорить с Рисом.
      Припарковав машину у входа, он понял, что не позаботился связаться с Рисом и узнать, дома ли он. Фрэнк был уверен, что Дэймон сейчас дома, пьет, пытаясь унять волнение перед церемонией присуждения премий. Но он с таким же успехом может сейчас сидеть в офисе, в «Интернешнл Пикчерз», и отвечать на поздравительные звонки по случаю его выдвижения на премию.
      «Ладно, ничего не поделаешь, – подумал Фрэнк. – Попробуем достучаться».
      Но тут он замедлил шаги, сообразив, что Энни, должно быть, тоже здесь. Пожав плечами, Фрэнк продолжал идти. Снявши голову, по волосам не плачут.
      Дверь открыла Кончита, экономка, иногда подававшая кофе во время визитов Фрэнка к Энни.
      Женщина встревоженно смотрела на Фрэнка.
      – Мистер Рис дома? – спросил он.
      – Нет… нет, сэр.
      Она испуганно оглянулась назад, словно тишина и полумрак пугали ее.
      – Значит, в офисе? Мне нужно с ним поговорить. Наверное, я должен был сначала позвонить ему…
      Экономка покачала головой.
      – Он не в офисе. Я… Она явно колебалась.
      – Что-то случилось? – нахмурился Фрэнк. Кончита вздохнула.
      – Мистер Маккенна, – начала она. – Не знаю, имею ли я право говорить вам, но больше не к кому обратиться. Я уже звонила секретарше мистера Риса… Пожалуйста, входите.
      Фрэнк вошел в холл и заглянул в гостиную. Давно он здесь не был. Все осталось по-прежнему. Те же потертые диваны с мексиканскими шалями вместо покрывал, странные безделушки на круглом журнальном столике, разбросанные повсюду книги и блокноты Риса, круглые пятна на столах от стаканов с виски…
      – В чем дело? – спросил Фрэнк.
      – Что-то случилось, – пробормотала Кончита. – Какие-то перемены в доме. Я пришла приготовить ужин час назад… Сейчас покажу. Вы – адвокат, может, разберетесь лучше меня…
      Фрэнк последовал за женщиной в комнату Марго. Она подвела его к туалетному столику. На нем лежали сложенная газета и тетрадь.
      Взглянув на газету, Фрэнк пожал плечами. Потом открыл тетрадь. Оттуда выпали рецепт и старый снимок – женщина с ребенком на пляже.
      Он пробежал глазами несколько страниц, заполненных аккуратным почерком. Заметки были чисто личными, глубокими и интересными. Вполне понятно – они принадлежали Марго. Фрэнк перевернул последнюю страницу, увидел список имен, заставивший его недоуменно поднять брови, и письмо:
      «Дорогая Энни! Знаю, ты никогда не прочтешь этого. Я не смогла придумать лучшего способа проститься с тобой, чем сделать это здесь, в уединении, где мои слова так и не будут услышаны…»
      Фрэнк внимательно дочитал до конца. Потом перебрал все бумаги, еще раз просмотрел тетрадь и повернулся к Кончите.
      – Дэймон видел это?
      – Не знаю.
      Женщина, дрожа, как от озноба, взглянула на Фрэнка.
      – Я звонила в службу ответа мистера Риса. Для меня никакого сообщения. Но они сказали, что мистер Рис отправился в пустыню и просил мисс Свифт срочно приехать туда. Я думала, она уехала к родным в Айову. Ничего не понимаю. Но хочу сказать вам кое-что еще. Только пусть это останется между нами. Вам, должно быть, известно о слухах насчет того, что собирается сделать мистер Рис… если… не захочет больше жить…
      – Да.
      Фрэнк, несомненно, слышал все эти истории, но никогда им не верил, особенно после того, как узнал Дэймона ближе. Скорее всего, если он и убивал себя, то делал это медленно, с помощью спиртного, которое потреблял в огромных количествах. Не того он типа человек, чтобы наложить на себя руки.
      – Это правда, мистер Маккенна, – кивнула Кончита. – Я работала на мистера Риса, когда строился дом в пустыне. В котельной на задах дома стоят канистры – газ. Очень опасный… Не знаю названия. Они хранятся в специальной кладовой, и труба врезана в отопительную систему дома. Нужен только ключ, чтобы открыть кладовую и отвести клапан, и этот ключ находится в голливудском доме, наверное, из предосторожности, чтобы мистер Рис не сотворил чего-нибудь нехорошего, если… скажем, слишком много выпьет.
      Фрэнк кивнул. Это казалось вполне логичным соображением, стремлением к самосохранению, особенно со стороны пьющего человека, никогда не знающего, что может ему прийти в голову на разных стадиях опьянения.
      – Видите ли, – вздохнула экономка, – ключ пропал. Кое-что лежало не на месте, вроде тех бумаг, что я вам показала. Тогда я встревожилась и решила поискать ключ, но его не было. Я только что звонила секретарше мистера Риса. Она ничего не знает. Поэтому я и тревожусь. Может, вызвать полицию?
      Фрэнк задумался.
      – Когда вы приехали сюда? – спросил он.
      – В час дня. Может, чуть позже.
      Рис не поднялся бы с постели раньше девяти или десяти. Время еще есть. Есть ли?
      Одно известно наверняка: Рис видел бумаги в комнате Марго. Поэтому и уехал. Должно быть, он сейчас на полпути к Аризону.
      – Хорошо, Кончита, – сказал Фрэнк. – Спасибо, что рассказали. Я немедленно приму меры. Но скажите мне, где Энни?
      Женщина пожала плечами.
      – Дома, у себя в квартире, наверное. Не знаю.
      Фрэнк подошел к телефону, набрал номер. Включился автоответчик:
      – Привет, это Энни. Я сейчас не могу подойти к телефону, но если хотите что-нибудь передать…
      Фрэнк закрыл глаза, пытаясь припомнить имя квартирной хозяйки Энни, но в конце концов сдался.
      Открыв глаза, он увидел растерянную Кончиту, явно ожидавшую, что он возьмет на себя инициативу.
      – Ладно, – решил он, – оставайтесь здесь. Не отходите от телефона. Если кто-нибудь позвонит, перезвоните в службу ответа и скажите, чтобы передали мне, когда свяжусь с ними. Ждите моего звонка.
      – Куда вы собрались? – спросила экономка.
      – В пустыню.
      – Что же будет?
      Покачав головой, Фрэнк пошел к двери. Он не знал ответа.

      Из-за пробок на шоссе Уолли опоздал на самолет, вылетавший в половине шестого в Лас-Вегас. Сгорая от нетерпения, Уолли сидел в зале ожидания аэропорта, считая минуты.
      Если бы в этом проклятом «пустынном доме» был телефон! Тогда в мелодраматическом поступке сыщика не было бы необходимости. А пока Уолли не имел ни малейшего представления о том, что скажет Кристин, когда его увидит. Если там ничего не случилось, его вторжение окажется совершенно необъяснимым и неуместным. Но тревога смешалась со страхом, не давала покоя. Уолли боялся, что Кристин и, возможно, Рису стали известны сведения, могущие поставить под удар их жизни… в зависимости от того, что он или она могут попытаться предпринять.
      Уолли снова уставился на снимок, который он достал из своего портфеля. И обнаружил, что уже в который раз задумался о происхождении Энни. Не может же быть так, что и она связана с Рисом? В конце концов, она родилась только через восемь месяцев после женитьбы Гарри, 22 апреля 1946 года.
      Но нет: она должна быть дочерью Гарри. Снимки не лгут. Лоб, подбородок, темные волосы… типичные черты Хэвилендов. Правда, глаза не похожи. Нет, нет, никакого сомнения. Они с Кристин – сестры только по матери. Две великих актрисы родились от матери-актрисы. Два секс-символа от прирожденной шлюхи. Разделение генов по линии добра и зла.
      Долгое время Уолли сбивали с толку группы крови. АВ – у Энни, О – у Кристин, А – у Гарри, В – у Элис. Он думал, что девушки – сестры по отцу и матери. У сыщика не было времени делать проверки, но он знал – группа крови Риса была О.
      Память услужливо подсказала дату рождения Риса из биографии – 19 марта 1915 года. Гарри родился 5 июня 1920 года. На брачном свидетельстве Элтея вывела свою дату рождения – 20 октября 1925 года. Фальшивка? Возможно.
      Если бы только знать, где и когда родилась Кристин. Но Элтея унесла секрет с собой в могилу… если только, конечно, помнила сама.
      Но какая разница? Кристин – дочь Риса. Уолли теперь знал это, и Элтея тоже знала. Вся теория, выстроенная Уолли на основе расследования, разлеталась на куски.
      Элтея издевалась над Кристин и мучила ее не из ненависти к Гарри Хэвиленду, а из-за Риса.
      Почему? Что он ей сделал?
      Возможно, безжалостно бросил ее в юности! Или, может, оскорбил чем-то…
      А скорее всего, ничего и не было.
      Уолли пожал плечами. Вполне возможно, что гнусные поступки Элтеи были так же немотивированны, как и извращенные деяния капризных богов, изображенных греками в трагедиях.
      Наверное, не стоит пытаться понять людей, подобных Элтее; лучше бежать от них как можно быстрее и молиться о том, чтобы больше никогда с ними не встречаться.
      Но судьба не всегда так сговорчива. Случай иногда приводит к совершенно неожиданным последствиям. 19 марта, 20 октября, 22 апреля, 5 июня…
      Уолли скептически относился к астрологии, но не мог не заинтересоваться числами и созвездиями: Рыбы, Весы, Телец, Близнецы… Но, без сомнения, самое главное – брачная церемония, происходившая в Буффало, 24 августа 1945 года, в первый день царства созвездия Девы. Дева в доме Меркурия, непредсказуемого… Где был Меркурий в тот августовский день?
      Сейчас уже слишком поздно разбирать все это. Но одно можно сказать точно: Элтея приехала в дом Дэймона с намерением посеять раздор. Именно в этом было все дело – люди, стремившиеся соединиться после стольких лет разлуки, пути, упрямо пересекавшиеся снова и снова, пока наконец не изменили направление предначертанной дороги навсегда… Возможно, только высшая неведомая сила знает природу и ход таких событий.
      Прагматичный и неискушенный ум детектива вряд ли был способен осмыслить подобное.
      А сегодня… сегодня было 1 апреля 1974 года.
      День дураков.
      Уолли проклял собственное невезение. Если бы только он успел на рейс в пять тридцать!

      Дэймон действовал методично, не торопясь.
      Он знал, что Марго приедет сегодня вечером. Но полет в Лас-Вегас и путешествие по шоссе 93 отнимут у нее много времени, так что он все успеет приготовить.
      Конечно, Марго будет спешить. Получив его сообщение, она подумает, что срочно понадобилась ему.
      Ну что ж, так оно и есть.
      Дэймон достал ключ, открыл кладовку в котельной и проверил, на месте ли канистры. Все готово.
      Он принял еще одно решение и установил реле времени, чтобы включить подачу газа, но не завел его. Это подождет до приезда Марго.
      Как только реле будет включено, через сорок – сорок пять минут комната заполнится воспламеняющимся метаном, прежде чем сигнальное включающее устройство зажжет плиту.
      Тогда не останется ничего.
      «Почему они должны найти нас, лежащих здесь, словно говядина в холодильнике? – спрашивал он себя, наливая в стакан виски. – Кроме того, этот дом мне больше не понадобится».
      Приготовив все, он поставил на проигрыватель пластинку с записью партиты Баха в исполнении Церинга и уселся со стаканом виски в руке ждать приезда Марго.

      Энни облегченно вздохнула. Не привыкшая к езде по автострадам, она должна была пробраться через поток машин, чтобы доехать до шоссе 15, а оттуда на шоссе 40, ведущее в пустыню.
      Но сейчас дорога опустела, и единственными спутниками были густой кустарник да величественные кактусы, темнеющие на фоне красноватого закатного неба.
      Еще полтора часа – и она доберется до Нидлза, городка, название которого так забавляло Дэймона. Потом – через Колорадо и Кингмену в дикую местность, окружавшую одинокий дом. Это настоящая пустыня, где невероятно жарко днем, а ночью холодно, как на Северном полюсе, не очень-то гостеприимная по отношению к человеку. Но сегодня там были люди. Люди, которые обрадуются ей.

      Фрэнк, нетерпеливо барабаня пальцами, слушал звонки на другом конце линии. Наконец трубку подняли.
      – Ангар, двенадцатый, Джерри у телефона.
      – Это Фрэнк Маккенна из «Фарроу, Фарроу энд Пирс». Срочно нужен реактивный самолет. Я должен лететь в Аризону.
      – Ни одного не осталось, мистер Маккенна. Здесь проходит какой-то съезд – за неделю все забронировано. Если вы зарезервировали самолет…
      Фрэнк сжал кулаки.
      – Что у вас осталось?
      – «Пайперов» две штуки и «Сессона». Скорость выше. Могу доставить вас туда, если хотите!
      – Как скоро?
      – Куда именно вы хотите попасть?
      – В район к северу от Кингмена.
      – Часа через два с половиной – в зависимости от ветра. Фрэнк взглянул на часы.
      Визит на квартиру Энни не принес утешительных результатов. Квартирная хозяйка помялась, но впустила его в квартиру, когда сверху от Энни не ответили на звонок Фрэнка. Записки она не оставила, и никто не знал, куда она поехала. Возможно, отправилась за покупками или в гости. Но, связавшись со службой ответа Дэймона, Фрэнк узнал, что они сообщили Энни о намерении Риса встретиться с Марго в пустыне. Фрэнку этого было вполне достаточно.
      – Прогрейте мотор «Сессоны», – велел он пилоту. – Приеду через четверть часа. – И, покачав головой, повесил трубку.
      Два с половиной часа… Как бы не было слишком поздно.

      – Леди и джентльмены, мы сожалеем о задержке, но придется подождать еще несколько минут, прежде чем самолет поднимется в воздух…
      Голос командира экипажа неприятно дребезжал в переговорном устройстве, заглушаемый шумом вентиляционной системы.
      – К сожалению, – продолжал он, – на борт до сих пор не доставили семьдесят порций обедов. Поверьте, я сам ненавижу проволочки, но, поскольку во время полета полагается обед, нельзя же, чтобы наши пассажиры умерли от голода, не дождавшись чудесного отдыха в Лас-Вегасе! Если повезет, мы уже через двадцать минут будем в воздухе.
      «Быстрее», – думал Уолли, раздраженно подсчитывая, сколько времени потребуется, чтобы найти контору по прокату автомобилей в Лас-Вегасе и побыстрее оказаться на шоссе 93.
      Он доберется туда нескоро. Может быть, слишком поздно. «Быстрее!»

      Окна были ярко освещены. Дом выглядел ярким оазисом в конце длинной монотонной дороги. Кристин остановила машину.
      Заросли шалфея и кактусы словно живые существа мерзли на холодном ветру.
      Кристин вышла из машины, взяла чемоданы, направилась к дому и постучала. Когда никто не ответил, она открыла замок собственным ключом и, собрав остатки воли, выдавила улыбку. Она не имела ни малейшего представления, что ее ожидает, но намеревалась войти сегодня в этом дом как Марго Свифт, любовница Дэймона и мать его ребенка.
      Дэймон стоял в гостиной, протягивая руки. Поставив чемодан, она пошла к нему.
      – Красавица, – пробормотал он, обнимая ее, – добро пожаловать домой.
      Она уткнулась лицом в шею Дэймона, вдыхая присущий лишь ему чуть горьковатый запах.
      Руки, обхватившие Марго, были теплыми и сильными, мягкий живот упирался в груди.
      – Хочешь освежиться? – спросил он. Марго, покачав головой, взяла его за руку. Она была готова во всем слушаться Дэймона.
      – Сядем? – предложил он, показав на огромный диван. – Что будешь пить?
      – То, что пьешь ты.
      Дэймон прошелся по комнатам, выключая повсюду свет. Его долго не было. Кристин не видела и не слышала, как он спустился в котельную.
      Наконец до ушей Марго донеслось звяканье льда в стакане, и вернувшийся Дэймон, поставив виски, полез в нагрудный карман сорочки, достал маленькое выцветшее фото и положил его на стол.
      Марго не прикоснулась к снимку. Она только перевела взгляд на Дэймона, и глаза ее были глазами человека, потерпевшего поражение.
      Но в улыбке Дэймона не было ни гнева, ни ярости.
      – Как тебя зовут? – спросил он. Она едва заметно поколебалась.
      – Кристин.
      – Кристин, – отечески кивнул Дэймон. – Прелестное имя. Божественное. Красивое имя для красивой девушки.
      Отставив стакан, он обнял ее, поцеловал и, не выпуская из объятий, уселся на диван.
      Потом осторожно коснулся ее больной ноги и вновь взглянул на фото.
      – Наверное, ты должна была это сделать, – вздохнул Дэймон.
      Кристин, зарывшись лицом ему в грудь, кивнула.
      – Она не дала мне выбора. Собиралась уничтожить всех. Для этого она и появилась на земле.
      – Да, красавица, понимаю, – сказал Дэймон. – Понимаю. Он отпил из стакана и снова вздохнул.
      – У нее было достаточно времени, чтобы рассказать тебе все?
      Кристин кивнула.
      – Ты не должна винить себя, – возразил Дэймон. – Я знаю, кто всему причиной. Мне нужно было давно задуматься над своей жизнью, но, видишь ли, любимая, мы всегда ошибаемся, когда думаем, что можем навеки забыть о прошлом. Не можем. Оно всегда подстерегает нас. В этом вся загадка.
      Он сжал ее лицо ладонями, глядя на девушку глазами, полными боли.
      – Только подумать, что ты должна была расти с ней… Кристин покачала головой.
      – Ничего. Зато я нашла тебя, верно?
      Дэймон нерешительно кивнул. Глаза Кристин наполнились слезами, словно освободившими ее – впервые на своей памяти девушка заплакала.
      – Папочка, я так люблю тебя. Дэймон сжал ее руки.
      – И я люблю тебя.
      Кристин чувствовала странную легкость, почти дурноту. Рыдания, рвавшиеся из груди, были настолько новы для нее, что пришлось вновь попытаться улыбнуться.
      Но Кристин тут же умоляюще взглянула на Дэймона.
      – Ты не считаешь… не считаешь… что мы как-нибудь могли бы…
      – Нет, милая.
      Выражение лица Дэймона стало отрешенным и спокойным, странно противоречащим напряженному взгляду.
      – Но если хочешь, можешь уехать. Только сейчас, сию минуту. Понимаешь?
      Кристин провела ладонью по его курчавым волосам.
      – Я остаюсь.
      Дэймон снова притянул Кристин к себе. Девушка благодарно прислонилась головой к его груди, потому что перед глазами все кружилось. Земля уходила из-под ног; все, что осталось, – это Дэймон, и она держалась за него.
      Комната будто наполнилась неестественным свечением. Кристин поразилась – неужели она видит мир впервые?
      «Возможно, – подумала она. – Но уж, несомненно, в последний».
      Эта мысль заставила ее улыбнуться. Горькая шутка, вполне в духе Дэймона Риса.
      – Значит, откланяемся вместе, малышка? – глухо и спокойно спросил Рис. – Только ты и я?
      – Да, – послышался шепот, – только мы. Дэймон рассеянно гладил Кристин по голове.
      – Ты была у нее одна? – спросил он. – То есть в детстве…
      – У меня была сестра, но она с нами не жила. Я… никогда по-настоящему не знала ее.
      Тихий вздох прозвучал лаской.
      – Все в порядке. Мы так мало знаем людей… даже родных. Главное – насколько они важны для нас и нашей жизни. Только это и имеет значение.
      Рука Дэймона скользнула к нежному местечку между бедрами и пупком, медленно провела по гладкой коже.
      – Дебора Энн Рис, – сказал он. Кристин кивнула, поцеловала его в щеку.
      – Она была бы частью тебя, папочка. Была бы только твоей.
      – Нашей, милая. Нашей.
      Кристин попыталась сфокусировать зрение. Она почти не могла видеть, но мозг был на удивление ясным. Образы, стоявшие перед внутренним взором, появлялись ниоткуда и расплывались в ярко освещенной комнате.
      Дэймон мрачно нахмурился.
      – Когда она пришла, – спросил он, – у нее что-то было, так? Доказательство того, что она все знала. Какое же?
      Вместо ответа Кристин подняла глаза. Только сейчас она, вздрогнув, поняла, что забыла вечером надеть зеленые контактные линзы. Они так и остались в ванной, в доме у каньона. Хотя после всего, что случилось, линзы больше не понадобятся.
      И теперь она смотрела на Дэймона собственными голубыми, полными любви и доверия глазами… хотя видела в блестящих ледяных глубинах его глаз приговор своему будущему.
      Почувствовав, что Кристин все поняла, Дэймон прижал ее к себе, вглядываясь в ее глаза с любопытством и самоотречением… пока не умерла последняя надежда.