Все это случайности, думал он. Игра случая.
Сильные выживают, слабые погибают.
Чушь собачья! Мы все когда-нибудь умрем.
Городок неестественно затих. Перестрелка накануне всех озадачила. Конечно, Диллона боялись, но, главное, от него прямо-таки разило жизнью. Громогласный, не человек, а бык, излучающий силу и уверенность в себе. И во мгновение ока его сразил неизвестный, который встал поперек улицы и перечислил все его грехи.
Иаков Мун въехал в Доманго через три часа после убийства, как раз когда вернулись охотники. А тут прискакал человек с фермы Хонкина: еще двое убитых. Взыскующий Иерусалима? Очень даже может быть, подумал Мун.
Тем не менее рано или поздно он возьмет Шэнноу на прицел — и конец всем трудностям.
Мун улыбнулся и снова вспомнил про девушку. Кровь Диллона на мостовой еще не просохла, а она вошла в штаб Крестоносцев и встала перед ним.» Я не ошибаюсь, сэр, вы Иерусалимский Конник? — Мун кивнул, его глаза под набрякшими веками шарили по ее стройной фигуре. — Мое имя Исида. Я обращаюсь к вам в поисках справедливости, сэр. Нашего доктора Мередита арестовали без всяких оснований. Вы его не выпустите?«
Мун откинулся на спинку кресла и покосился на кряжистого Крестоносца, который стоял у стойки с ружьями. Тот прокашлялся.
» Они же фургонщики, — сказал он. — И попрошайничали «.
» Не правда! — сказала Исида. — Доктор Мередит просто повесил вывеску о том, что он врач, и пригласил больных обращаться к нему «.
» У нас свой доктор имеется «, — рявкнул Крестоносец.
» Отпусти его «, — сказал Мун.
Крестоносец постоял, помолчал, потом снял с гвоздя у стойки кольцо с ключами и прошел в глубину дома.
» Благодарю вас, сэр «, — сказала Исида.
Тут Мун улыбнулся, но ничего не сказал. Он повернул голову, когда Крестоносец привел Мередита, высокого молодого человека с песочно-рыжими волосами и слабохарактерным лицом. Мун прикинул, не любовник ли он девушки, и от нечего делать вообразил, как они совокупляются.
» Они знают убийцу Диллона, — сказал Крестоносец. — Это точно «.
Мун перевел взгляд на девушку.
» Он был ранен, — сказала она. — Мы нашли его при смерти и выходили. Потом позже, когда на нас напали, он нас защитил. — Мун кивнул, но ничего не сказал. — Потом он убил Клятвоприимца из Чистоты. И уехал. Куда, мне неизвестно «.
» Свое имя он назвал?«— спросил Мун.
» Да. Сказал, что он Йон Шэнноу. Наш главный, Иеремия, думает, что рана в голову немного помрачила его рассудок. Он лишился памяти, понимаете? Не помнит, кто стрелял в него и почему. Иеремия полагает, что он, так сказать, укрылся за личностью Йона Шэнноу «.
Рыжий доктор встал рядом с Исидой и положил руку ей на плечо. Мун почувствовал раздражение, но промолчал.
» Человеческое сознание крайне сложно, — сказал Мередит. — Очень вероятно, что в детстве он наслушался много рассказов про Йона Шэнноу. Теперь из-за амнезии его сознание склеивает кусочки таких воспоминаний. И он уверовал, что он легендарный Иерусалимец «.
» Так, значит, — спросил Мун почти шепотом, — он не помнит, откуда он?«
» Да, — сказала Исида. — Мне он показался очень одиноким человеком. Вы обойдетесь с ним бережно, когда разыщете его?«
» Всенепременно «, — обещал Мун.
Шэнноу смотрел на экран, запоминал ориентиры и слушал, как Люкас описывал земли Кровь-Камня. По большей части ландшафты были Шэнноу незнакомы, но время от времени он видел вдали вершины, будившие неясные отзвуки в его памяти.
— Вам следует помнить, мистер Шэнноу, что это мир, сошедший с ума. Ученики, следующие за Кровь-Камнем, получают драгоценные подарки, но у подавляющего большинства только одно будущее: умереть для утоления его голода. Времени, чтобы найти Сэмюэля Арчера, у нас будет мало. Джип доставит нас в самую ближнюю точку, после чего в нашем распоряжении будут примерно сутки, чтобы спасти его.
— Джип? — переспросил Шэнноу.
— Средство передвижения, стоящее снаружи. Оно способно двигаться со скоростью шестьдесят миль в час по пересеченной местности. И никакой Пожиратель или всадник его не догонит.
Некоторое время Шэнноу молчал. А потом сказал:
— Вы можете видеть много разных мест и людей?
— Да, у меня очень подробные файлы, — согласился Люкас.
— Тогда покажите мне Йона Шэнноу.
— Амазига не хочет, чтобы вы видели ваше прошлое, мистер Шэнноу.
— Ее желания тут ни при чем. Я прошу вас показать мне его.
— Так что вы хотели бы увидеть?
— Я знаю, кем я был двадцать лет назад, когда сражался с людьми-ящерами и послал Меч Божий сквозь Врата уничтожить Атлантиду. Но что произошло потом?
Как я провел эти двадцать лет? И почему я относительно молод?
— Погодите немного, — сказал Люкас. — Я подберу информацию.
Шэнноу тут же охватило ощущение, которое он давно забыл, и это его ошеломило. У него свело желудок, сердце отчаянно заколотилось. Из глубин его сознания поднялись неясные страхи, и он с мучительной уверенностью понял, что не хочет ничего узнать. Во рту у него пересохло, он дышал так часто и неглубоко, что у него закружилась голова. Его охватило желание остановить машину, приказать, чтобы она молчала.» Я не буду трусом!«— прошептал он. И сидел неподвижно, вцепившись в подлокотники. Экран замерцал, и он увидел себя на вершине скалы-башни, а в небе ослепительно сиял Меч Божий. Человек на скале поник, серебро в его черной бороде потемнело.
— Это, — зазвучал голос Люкаса, — тот момент, когда вы вновь обрели молодость. Последние остатки силы Сипстрасси просачиваются сквозь каменную оболочку башни и омолаживают стареющие ткани.
Затем на экране появилась Долина Паломника, и Шэнноу увидел, как Йон Кейд читает свою первую проповедь, услышал слова надежды и мира. Бет Мак-Адам сидела в первом ряду, и ее устремленные на проповедника глаза сияли любовью.
Взыскующий Иерусалима ощутил томительную печаль… Печаль любви, горе утраты. Любовь к Бет вырвалась из его подсознания и разорвала ему сердце. Заставляя себя смотреть на экран, он наблюдал, как проходили годы, увидел, как его сбил с ног Сим Джексон, и вновь ощутил парализующий стыд от того, что у него хватило силы просто уйти. Вновь он услышал за спиной насмешливый хохот Джексона.
И потом он увидел сожжение церкви и убийство волчецов.
— Довольно, — сказал он тихо. — Больше я ничего видеть не хочу.
— Вы помните это? — спросила машина. — Я это помню.
— Вы человек крайностей, мистер Шэнноу, и огромной внутренней силы. Вы не способны следовать средним путем и так никогда и не научились идти на компромисс. Вы стали проповедником и проповедовали любовь и понимание — доктрину кротости в самом незамутненном ее виде. Вы не могли быть человеком, творящим насилие, и проповедовать такую доктрину. Поэтому вы спрятали свои пистолеты и стали для себя воплощать ее в жизнь, используя тот же железный контроль над собой, какой помогал вам расправляться с разбойниками.
— Но это был обман, — сказал Шэнноу. — Я вел притворную жизнь.
— Сомневаюсь. Вы пожертвовали всем, чем могли, даже смирились с потерей любимой женщины. На такую преданность идее способны немногие. Однако и железо можно разорвать. Когда налетчики сожгли церковь, железо не выдержало. Вы бросились за ними в погоню и уничтожили их. Сознание очень хрупко и уязвимо, мистер Шэнноу. Вышло так, что вы практически предали все, что отстаивали двадцать лет. И потому сознание, защищая себя, бросило все воспоминания об этих годах в ящик и спрятало его от вас. Вопрос теперь, когда ящик открылся, таков: кто вы? Йон Кейд, проповедник и богобоязненный человек, или вы Йон Шэнноу, бесстрашный убийца?
Шэнноу ничего не ответил и встал.
— Благодарю вас, Люкас. Вы оказали мне неоценимую услугу.
— С величайшей охотой, мистер Шэнноу.
Снаружи свет начинал меркнуть, жар пустыни слабел. Шэнноу прошел к загону и перелез через изгородь, за которой щипали траву четыре лошади. Они стояли двумя парами носом к хвосту, защищая морды друг друга от кружащих над ним мух.
Шэнноу вытащил один из длинных вороненых пистолетов.
Вопрос теперь, когда ящик открылся, таков: кто вы? Йон Кейд проповедник и богобоязненный человек, или вы — Йон Шэнноу, бесстрашный убийца?
В те минуты, когда Нестор Гаррити и Клем Стейнер ехали в сторону Чистоты, а Йон Шэнноу стоял в одиночестве на улице Доманго, апостол Савл гнал свою усталую лошадь к развалинам древнего города.
Савл весь кипел яростью. Он получил известие, что Диакон остался цел, а Мун убил Джеффри, секретаря Диакона. Совет в Единстве был в смятении. Диакон исчез.
Исчез!
» Бог мой! — думал Савл. — А если он знает, что это был я?«
Комар впился в правую ногу Савла, и он свирепо его прихлопнул. От громкого звука лошадь прянула в сторону, и он выругался. Жара стояла невыносимая, вонючий конский пот впитывался ему в брюки. Спина после четырехчасового пребывания в седле отчаянно ныла, а древний город словно не приближался. Он снова выругался.
Диакон жив! Джозия Брум жив! Йон Шэнноу жив! Все идет прахом, все годы тщательного планирования расползаются по швам на его глазах.
» Я всегда был проклят «, — думал он, вспоминая свое чикагское детство: измывательства одноклассников, потому что он был коротышкой с остреньким лицом; насмешки девочек, которые лучше бы умерли, чем пошли в кино с» замухрышкой вроде тебя «. И на его работе успех всегда доставался другим, обгонявшим его на лестнице повышений, хотя они — и мужчины, и женщины — были куда менее способными, чем он. Однако Савл Уилкин всегда оказывался обойденным. Коротышка Савл.
И ведь он соблюдал правила игры. Подхалимничал перед своими начальниками, смеялся их анекдотам, поддерживал все их начинания и прилагал все усилия, чтобы быть не хуже других. И тем не менее он никогда не получал признания, которого жаждал.
И теперь это повторялось — на этот раз с высоким, красивым, золотоволосым апостолом Савлом. Обойденный Диаконом, он впервые в жизни рискнул поставить на карту все. И уже терпел неудачу. Как он всегда ее терпел…
Нет, не всегда, подумал он. Было золотое время, когда он впервые обрел Бога. Уволенный на севере, Савл перебрался во Флориду. Как-то под вечер во вторник на исходе февраля он ехал по Западному шоссе 14 и остановился выпить кофе в закусочной при автостоянке. Там был припаркован трейлер, и какие-то молодые ребята и девушки раздавали листовки. Девушка протянула одну Савлу приглашение на библейский пикник под Киссими в следующее воскресенье. Девушка осияла его улыбкой и назвала» братом «.
В воскресенье Савл отправился на пикник в числе еще трех сотен человек. Он чудесно провел время, а проповедь толстого пастыря задела какую-то струну в его сердце — особенно то, что было сказано о кротких и последних: именно их Господь возлюбил особо.
Без друзей, живя на последние деньги, Савл вступил в маленькую церковную общину. Это были самые счастливые годы его жизни, особенно после того, как общину возглавил Диакон и назначил его на оплачиваемую должность церковного казначея. На нее зарился Джейсон, высокий и красивый. Савл не сомневался, что будет вновь обойден. Но нет. Диакон пригласил его к себе и спокойно предложил ему эту должность. Джейсон, озлобившись, полный мстительного духа, вышел из общины.
Хорошие дни. Замечательные дни, вдруг понял Савл.
Затем судьбоносный полет и конец того мира, который он знал. Но и тогда впереди его ждали радости — дары Сипстрасси: красивое тело, бесчисленные женщины.
» Все это у меня было «, — думал Савл. Но сила Сипстрасси иссякала, Диакон старел, и скоро всему этому должен был прийти конец.» Без Сипстрасси я снова буду коротышкой Савлом Уилкинсом, лысым, сутулым, щурящимся на мир слезящимися глазами. Кто будет относиться ко мне серьезно? Что я буду делать?«
Ответ был прост. В новом мире надо стать богатым. Взять его в свои руки, как делали жестокие беспощадные люди в старом мире. Взять в свои руки землю и полезные ископаемые — нефть, серебро, золото. И искать, искать Сипстрасси.
Диакон нашел свой клад вскоре после их прибытия сюда. Уехал в дикие земли и вернулся с полной сумкой камешков.
» О Господи, — подумал Савл, — их же было никак не меньше тридцати!«И он спросил Диакона, где тот их нашел.
» Во время моих путешествий «, — ответил Диакон с улыбкой.
А год назад в Единстве появился человек, который утверждал, что знаком с Диаконом. Его проводили к Савлу. Старик старатель объяснил, что встретился с Диаконом, когда тот ездил по землям за Стеной.» А где точнее?«— спросил Савл.
» Да неподалеку от Долины Паломника… ну, вызнаете, — был ответ. — Где Господь посадил вашу летающую машину «.
И значит, где-то там Диакон нашел Камни Силы.
Пусть там будут еще Камни! Снятый Боже, пусть там будут еще Камни!
С запасом Сипстрасси он все еще сможет взять власть. Всего пять камешков! Три.» Господи, Господи, пошли мне найти их!«
Ему уже были видны высокие каменные столпы — остатки южных ворот атлантидского города. Один был выше другого и достигал в высоту почти шестидесяти футов. Некогда их соединяла поперечная каменная плита, но она упала, усыпав дорогу множеством обломков.
Оглядывая мили и мили того, что в незапамятные времена было великолепным городом, Савл даже забыл на время о своей цели. Повсюду валялись мраморные статуи, чаще всего разбившиеся, однако кое-где они удержались на постаментах, уставив каменные глаза на этого — самого последнего — созерцателя их безмолвного горя. Многие здания все еще стояли, и тысячи лет на океанском дне словно бы не оставили на них никакого следа. Савл ехал и ехал вперед, копыта его лошади стучали по плитам мостовой, будя тревожное эхо.
Диакон рассказывал ему про древнего царя Атлантиды, Пендаррика. Это он стал погубителем своего народа — из-за него Земля опрокинулась, и колоссальная волна погребла под собой его империю.
Савл направил усталую лошадь вверх по длинному склону к многобашенному дворцу. Она тяжело дышала, с боков срывались хлопья пены. На вершине он спешился и привязал бедную животину на солнцепеке. Лошадь стояла, понурив голову, но Савл, забыв про нее, торопливо вошел во дворец. Пол покрывал плотный слой густой пыли, которая когда-то была илом.
Возле окон, где ветер сдул пыль, Савл различил изысканный мозаичный узор из синих и красных камешков. Никаких следов мебели или еще чего-либо деревянного. Дерево давно было уничтожено, возможно, смешавшись с бывшим илом. Но у стен по-прежнему стояли статуи воинов в панцирях и шлемах, напомнив Савлу греческих воинов на картинках, изображавших осаду Трои.
Он миновал много дверных проемов и наконец очутился в огромном круглом зале, середину которого занимало кольцо из поставленных вертикально искусно обработанных прямоугольных камней. И пыль повсюду. Под его ногами она клубами поднималась в воздух, иссушала его горло, вызывала кашель.
Он неторопливо обыскал зал, но нашел только золотую рукоятку церемониального кинжала, которую спрятал в карман. Вернувшись к лошади, он напился из фляжки. С этого места древний город выглядел даже еще обширнее. Во всех направлениях, куда хватало глаз, тянулись руины.
Его охватило отчаяние. Даже если Камни здесь есть, как их найти?
И тут его осенила мысль. Блистательная в своей простоте: Савл Уилкинс, хотя он этого не знал, нашел решение, ускользавшее в прошлом от тысяч и тысяч блестящих умов. Он облизнул губы, стараясь справиться с нарастающим волнением.
Сила Сипстрасси может все! Так почему бы не использовать камешек как магнит, чтобы он притянул другие камешки или хотя бы направил его к ним.
Савл сунул руку в карман и вытащил камешек. Всего три золотые прожилки! Хватит ли их? И где проверить свое предположение?
Камни обеспечивали такое могущество, что вряд ли в городе ими владело много людей. Только самые богатые.
А владелец дворца должен был быть богатейшим из богатейших.
Круглый зал занимал середину здания. Значит, там и следует начать, решил Савл. Торопливо пройдя пустую анфиладу, Савл встал в самом центре кольца камней. И задумался. Как именно употребить силу камешка? Соображай! Соображай!
Крепко сжав камешек в кулаке, он представил себе чисто золотой осколок и мысленно притянул его к себе. Ничего не произошло. Камешек у него в кулаке не потеплел, как бывало, когда из него источалась сила. Савл не знал, что в древних развалинах не осталось ни единого Сипстрасси. Он сжал кулак еще крепче, острый край вонзился в его ладонь. Савл выругался и разжал кулак. На ладони вздулась бусинка крови и коснулась камешка. Блестящие желтые прожилки потемнели, стали багряно-золотыми в тусклом свете зала.
Однако теперь камень потеплел. И Савл попробовал еще раз. Подняв кулак, он пожелал, чтобы камень притянул себе подобных. И новорожденный Кровь-Камень повиновался, послав свою силу сквозь Врата, очерченные вертикальными камнями.
Вокруг разлилось фиолетовое сияние. Савл возликовал. Сработало! Он был почти ослеплен, а когда сияние угасло, увидел то, чего никак не ожидал увидеть. Ярдах в тридцати от него на массивном золотом троне восседал мужчина могучего сложения и смотрел прямо на него. Кожа мужчины была багрово-красной и как бы украшена узором из черных линий. Савл оглянулся. Позади него все осталось прежним: вертикальные камни, устланный пылью пол. Но впереди он опять увидел непонятного человека.
— Кто ты? — спросил татуированный мужчина звучным басом.
— Савл Уилкинс.
— Савл… Уилкинс, — повторил мужчина. — Дай-ка я прочитаю твое сознание, Савл Уилкинс. — Савл ощутил странную теплоту, заползающую к нему в голову. Когда она исчезла, он почувствовал себя одиноким и потерянным. — Ты мне не нужен, Савл Уилкинс, — сказал татуированный. — Мне нужен Иаков Мун.
Перед Савлом, заслоняя от него все, вздыбилась непонятная фигура. У него оставалась доля секунды, чтобы увидеть гладкий серый мех, налитые кровью глаза и желтые клыки в разинутой пасти. Но времени вскрикнуть у него не было. В его грудь впились когти, а жуткие клыки сомкнулись на его голове…
9
Мудрец, и дурак заблудились в пустыне. Один ничего про жизнь в пустыне не знал и вскоре, измученный жаждой, совсем отчаялся. Второй вырос в пустыне и знал, что там часто можно найти воду, если копать в выгибе луки пересохшего речного русла. Так он и сделал, и они оба напились.
Нашедший воду сказал своему спутнику:
— Ну, кто из нас мудрец?
— Я, — ответил второй. — Потому что я привел тебя с собой в пустыню, тогда как ты взял в спутники дурака.
Мудрость Диакона, глава VI
Амазига встретилась с сыном на перекрестке дорог за Доманго. Она улыбнулась, когда он подъехал, и помахала ему. Он был красив, более худощав, чем его отец, но его отличали природная грация и уверенность в себе. Сердце Амазиги преисполнилось гордости.
— С ним все сошло благополучно? — спросил Гарет, наклонясь с седла и целуя Амазигу в щеку.
— Да. И он согласен.
— Видела бы ты, мама, как он вышел на улицу и вызвал Диллона. Потрясающе!
— Он убийца. Кровожадный варвар! — оборвала Амазига, раздраженная восхищением в его тоне. Гарет пожал плечами:
— Кровожадным варваром был Диллон. Теперь он мертв. Не жди, что я стану его оплакивать.
— И не жду. Но я никак не думала, что мой сын возведет в герои человека вроде Йона Шэнноу. Ну да ты странный мальчик, Гарет. Почему, получив образование в современном мире, ты пожелал жить в подобном месте?
— Здесь не соскучишься.
Она с бессильной досадой покачала головой и повернула лошадь.
— Времени мало, — сказала она. — Надо поторопиться.
Они галопом въехали в каменный круг. Амазига подняла камешек, и вокруг них вспыхнуло фиолетовое сияние.
Впереди возник дом, и они направили лошадей к загону. На изгороди сидел Шэнноу. Он поднял голову и кивнул в знак приветствия.
Амазига спрыгнула с седла и открыла ворота загона.
— Расседлай лошадей, — велела она Гарету. — Я нагружу джип.
— Никакого джипа, — сказал Шэнноу, слезая с изгороди.
— Что?
— Мы поедем на лошадях.
— Джип способен двигаться втрое быстрее лошадей. В мире Кровь-Камня ничто не сможет его догнать.
— И все-таки мы его не возьмем, — сказал Иерусалимец.
Ярость Амазиги вырвалась наружу.
— Да кем ты себя вообразил, черт побери? Здесь командую я, и ты будешь делать то, что скажу я! Шэнноу покачал головой.
— Нет, — сказал он мягко, — вы здесь не командуете. Если вы хотите, чтобы я вас сопровождал, седлайте свежих лошадей. Или будьте любезны вернуть меня в мир, который я знаю.
Амазига проглотила гневную отповедь. Меньше все-то ее можно было обвинить в глупости, и, услышав сталь в его голосе, она сразу переменила тактику.
— Послушайте, Шэнноу, я знаю, вы не понимаете, как движется… этот экипаж, но доверьтесь мне. С ним мы будем в гораздо большей безопасности, чем разъезжая верхом. А наша цель слишком важна, чтобы допускать ненужный риск.
Шэнноу шагнул к ней и пристально посмотрел в ее темно-карие глаза.
— Вся эта затея — ненужный риск, — холодно сказал он, — и не будь я связан словом, то без всяких колебаний предоставил бы вам действовать в одиночку. Но пойми одно, женщина, руководить буду я, а ты и твой сын будете следовать за мной. Будете подчиняться безоговорочно… и с этой минуты. Выберите лошадей.
Прежде чем Амазига успела ответить, заговорил Гарет:
— Если можно, я бы хотел оставить себе эту кобылу, она очень вынослива и еще не успела устать. Шэнноу оглядел ее и кивнул.
— Как хотите, — сказал он, повернулся и зашагал в сторону пустыни.
Амазига набросилась на сына:
— Как ты мог встать на его сторону?
— Зачем держать собаку, если ты будешь лаять сама? — ответил Гарет, спрыгивая на землю. — Ты говоришь, он убийца и кровожадный варвар. Все, что мне известно об Иерусалимце, свидетельствует, что он умеет выходить живым из тяжелейших переделок. Да, он суров и беспощаден, но там, куда мы отправляемся, нам нужен как раз такой человек. Не обижайся, мама. Ты замечательный ученый и несравненная собеседница за столом. Но в данных обстоятельствах я, пожалуй, предпочту подчиняться ему. Амазига подавила гнев и выдавила из себя улыбку.
— Как бы то ни было, а насчет джипа он ошибается.
— Я в любом случае предпочитаю ездить верхом. Амазига сердито ушла в дом и поднялась к себе в комнату. Из стенного шкафа напротив двери она вынула наплечные ремни с прикрепленными к ним серебряной и черной коробочками. Затем подсоединила два проводка к первой коробочке, угнездившейся на ее талии слева. Подсоединив другие концы проводков ко второй коробочке, она пристегнула ее к поясу на спине рядом с кожаным футляром, вместившим четыре обоймы к девятизарядной» беретте»у нее на бедре. Вернувшись в переднюю комнату, она достала еще пару проводков из ящика под компьютером и соединила их сначала с задней стенкой машины, а потом с коробочкой у себя на поясе.
— Ты сердита, — сказал Люкас.
— Батареек хватит дней на пять. По-моему, этого достаточно, — сказала она, пропустив его слова мимо ушей. — Ты готов для перекачки?
— Да. Ты, конечно, понимаешь, что я не могу загрузить все мои файлы в твою портативку? Так что мои возможности будут ограничены.
— Мне нравится твое общество, — ответила она с широкой улыбкой. — Ну, так ты готов?
— Конечно. А ты не подключила микрофон.
— Прямо-таки жизнь с девствующей тетушкой! — сказала Амазига, вешая на шею обруч с наушниками. На перекачку файлов ушло чуть меньше двух минут. Надев наушники, она выщелкнула изогнутый серп микрофона. — Ты меня слышишь?
— Мне не нравится, что я не могу видеть! — Голос Люкаса доносился словно издалека. Амазига добавила громкости.
— Не все сразу, мой хороший, — сказала она. Оптоволоконная камера была встроена в обруч наушников, а ее проводки соединялись с набором миниатюрных батареек на наплечном ремне. Расположив все по своим местам, она включила батарейки.
— Так-то лучше, — сказал Люкас. — Поверни голову вправо и влево. — Амазига повертела головой. — Прекрасно. А теперь скажи мне, почему ты сердишься?
— Зачем мне говорить тебе то, что ты уже знаешь сам?
— Гарет прав, — сказал Люкас. — Шэнноу из тех, кто выживает. Он натренированный ясновидящий. Его дар — осознавать опасность до того, как она материализуется.
— Я знаю о его дарованиях, Люкас. Потому-то я и заручилась его услугами.
— Посмотри вниз, — сказал Люкас.
— Зачем?
— Я хочу посмотреть на твои ноги. Амазига засмеялась и наклонила голову.
— Ага! — сказал Люкас, — Я так, и знал. Кеды! Надень-ка лучше сапоги.
— Я и так уже по бедра в проводах и батареях. Кеды удобны. Ну, еще какие-нибудь пожелания?
— Было бы очень мило, если бы ты дошла до сангуаро, в котором гнездится сова-эльф. С такого расстояния камера на крыше не дает четкого изображения.
— Когда мы вернемся, — пообещала она. — А теперь я хотела бы, чтобы ты сосредоточился на землях Кровь-Камня… если тебя это не слишком затруднит. Тебе следует еще раз продумать путь, место и время переброски. Без джипа все пройдет чертовски медленно.
— Мне джипы никогда не нравились, — объявил Люкас.
Джозия Брум проснулся и увидел, что старик чистит два длинноствольных пистолета. Грудь ему прожгла боль, и он застонал. Джейк обернулся к нему.
— Как бы ты сейчас себя ни чувствовал, ты будешь жить, Джозия, — сказал он.
— Так мне не приснилось? — прошептал Брум.
— Нет. Иерусалимские Конники пытались убить тебя и во время этой попытки застрелили Даниила Кейда. Теперь ты — беглый преступник. Им велено стрелять в тебя без предупреждения. — Брум попытался сесть, но у него отчаянно закружилась голова. — Не напрягайся, Джозия, — предупредил Джейк, — Ты потерял много крови. Ну и не торопись — потихоньку да полегоньку будет куда лучше. Ну-ка! — Джейк отложил пистолеты и снял дымящийся кувшин с раскаленных углей. Налив оловянную кружку до краев, он протянул ее Бруму, который ухватил ее левой рукой, а сам вернулся на свое место, взял пистолет, вынул барабан и зарядил его.
— Что мне делать? — спросил Брум. — Кто мне поверит?
— Не придавай важности, сынок, — откликнулся Джейк. — Вот что я тебе скажу.
— Как вы можете говорить такое? — охнул Брум. Джейк вернул пистолеты в глубокие кобуры под мышками и взял короткоствольное ружье, которое тоже начал заряжать, вставляя патрон за патроном в овальное окошко магазина. Закончив, он пощелкал затвором и отложил ружье.
— Очень скоро, — сказал он негромко, — люди забудут про эту стрельбу, а будут думать только о том, как бы уцелеть. А это будет очень нелегко, когда явится то, что явится. Ты же был тут во время вторжения Кинжалов. Но то были дисциплинированные воины. Они выполняли приказы. А подстерегающий теперь ужас превосходит всякое понимание. Вот почему я здесь, Джозия. Чтобы противостоять ему.
Джозия Брум ничего не понял. Он был способен думать только о страшных событиях, разразившихся накануне, — об убийстве Даниила Кейда, о мучительной тряске в тележке среди ночной тьмы. Может, старик не в своем уме? Но говорит как будто бы разумно. Боль в груди утратила остроту, стала тупой, ноющей; поднявшийся к рассвету ветер пронизывал его холодом. Его сотряс озноб. Повязка на его щуплой грудной клетке была вся в запекшейся крови, и каждое движение правой руки вызывало тошноту.
— Кто вы? — спросил он старика.
— Диакон, — ответил Джейк, убирая пустой кувшин в большой заплечный мешок.
На мгновение Брум забыл о боли и в изумлении уставился на старика.
— Да нет! — еле выговорил он, оглядывая поношенные брюки, стоптанные сапоги, видавшую виды куртку из овчины, спутанные седые волосы, нерасчесанную бороду.
Джейк улыбнулся:
— Не суди по внешности, сынок. Я тот, кем себя назвал. А теперь нам с тобой пора отправиться к Бет Мак-Адам. Мне надо поговорить с ней. — Джейк всунул руки в ремни мешка, взял ружье, подошел к Бруму и помог ему встать. Закутав раненого в одеяло, Джейк вывел его из пещеры и подошел с ним к стреноженному мулу.
— Ты поедешь, а я поведу, — сказал старик. Брум с большим трудом взгромоздился на мула. Из-за деревьев донесся жуткий вой, и Джейк остановился как вкопанный. Затем донесся ответный вой… с востока.
Брум услышал вой, однако боль в груди и стук в висках мешали ему замечать окружающее. Тут в отдалении прогремели два выстрела, и сразу же раздался вопль ужаса. Брум пошатнулся в седле.
— Что это было? — спросил он.
Джейк не ответил. Сняв путы с передних ног мула, он взял поводья в левую руку и начал долгий спуск в лесистую долину.
Шагал Диакон очень осторожно, часто оглядываясь на раненого. Брум был в полубреду, и старику пришлось привязать его кисти к луке седла. День занялся ясный, солнечный, почти безветренный. Диакона это обрадовало. Мешок был тяжелым, как и ружье, и он смертельно устал. Спуск в долину был очень медленным, к тому же он часто останавливался, прислушивался, вглядывался в деревья.
Теперь в горах рыскала Смерть: он знал, как стремительно Пожиратели разделываются со своими жертвами. У него не будет времени вскинуть ружье к плечу. Иногда Диакон посматривал на мула — тот ведь учуял бы их много раньше, чем он. Но пока мул шагал спокойно, опустив голову, уши поставив торчком и охотно повинуясь поводьям.
Если им повезет, они доберутся до фермы Бет Мак-Адам к закату. Но что тогда?
Как можно сразить бога крови?
Этого Диакон не знал. А знал он, что грудь у него очень болит и его старое усталое тело напрягает последние силы. Впервые за долгие годы у него возник соблазн использовать камешек для себя: омолодить одряхлевшие мышцы, исцелить изъеденное временем сердце.
Было бы так хорошо вновь почувствовать себя молодым, полным энергии, целеустремленным, вернуть себе страстность и веру юности. И быстроту, подумал он. Это могло бы стать решающим.
Внезапно мул встал как вкопанный, дернув Диакона на себя. Он резко обернулся, и увидел, что мул вздернул голову, а глаза у него расширены от страха. Сняв мешок с плеч, старик вскинул ружье и вернулся к мулу.