-- Может, да, а может, и нет,-- ответила она,-- но эти улучшатели,-это слово она словно выплюнула,-- кажется, думают по-другому. И для меня этого достаточно. Я не специалист. Другие будут решать, что с тобой делать.
      -- И чем скорее, чем лучше,-- добавил ее товарищ.-- Ты вызвала подкрепление?
      -- Как только мы удостоверились.-- Она кивнула.-- Прибудут через несколько минут. Это ведь не Бриззи.
      Флинкс чувствовал себя неустойчиво на ногах и в сознании. Там, где он ожидал спасения, его встретили боль и равнодушие. Нет, хуже чем равнодушие. Эти люди видят в нем какое-то ненормальное больное существо. В этой комнате он ни у кого не встречает понимания: ни у прежних преследователей, ни у новых спасителей. Похоже, вся вселенная, представленная как незаконными организациями, так и законными, против него.
      Исправят, сказала эта женщина. Его исправят. Но в нем нет ничего неправильного. Ничего! Зачем они собираются это со мной сделать? Гневно думал он.
      Боль и смущение произвели результат, оставшийся незамеченными стоявшими друг против друга противниками. Ощутив сильные эмоции своего хозяина, наполовину проснувшись в атмосфере, куда перестало поступать снотворное, летающая змея начала приходить в себя. Ей не нужно было видеть Флинкса -взрыв боли ясно определял его местоположение.
      Крылья змеи оставались свернутыми, змея осматривала свою тюрьму. Затем поднялась и плюнула. В шуме и смятении тихое шипение растворяющейся клетки осталось незамеченным.
      -- Пусть выходят,-- мужчина-миротворец двинулся вправо, отделившись от своей спутницы, чтобы встать по одну сторону от выхода, она прошла за небольшую группу, образовавшуюся в комнате.
      -- Все в единую колонну,-- приказала она, указывая пистолетом.-- Все. Руки держите перед собой. Никаких драматических жестов в последнюю минуту. Я не люблю грязи.
      Круачан взмолился.
      -- Пожалуйста, мы всего лишь безвредные старые ученые. Это наш последний шанс. Этот мальчик,-- он указал на Флинкса,-- наша последняя возможность доказать...
      -- Я изучала вашу историю, читала отчеты,-- в голосе женщины звучал лед.-- Ваши поступки неисправимы и непростительны. Вы получите заслуженное, и у вас не будет возможности дальше экспериментировать с этим бедным искалеченным ребенком.
      -- Послушайте! Кто-нибудь! -- в отчаянии сказал Флинкс.-- Я не знаю, о чем вы говорите. Кто-нибудь скажет мне?..
      -- Кто-нибудь скажет,-- прервала его женщина.-- Я не знаю подробностей, и вообще объяснения -- не мое дело.-- Она "Заметно вздрогнула.-- К счастью.
      -- Роза, осторожно! -- Услышав предупреждающий окрик товарища, женщина повернулась. Что-то появилось в воздухе, гудя, как огромный шмель, быстро перелетая с места на место: розово-синяя тень на фоне потолка.
      -- Какого дьявола? Что это? -- крикнула она. Флинкс попытался ответить, но Круачан опередил его, выйдя на шаг из линии к женщине.
      -- Это животное мальчика. Не знаю, как оно выбралось. Оно опасно.
      -- Неужели? -- Ствол оружия поднялся.
      -- Нет! -- устремился к ней Круачан.-- Не нужно!
      Женщина инстинктивно реагировала на этот неожиданный бросок. В предводителя улучшателей ударил короткий залп звука высокой частоты. Внутренности вырвались у него через спину. Удар вызвал только легкий хлюпающий звук.
      Одна из пожилых женщин закричала. Женщина-миротворец выругалась и нацелилась в источник этой суматохи. И в тот момент, как она направила оружие на Пипа, волна ярости, боли и гнева взорвалась в голове Флинкса.
      -- Пип! Нет! -- закричал он, бросаясь к женщине. Второй миротворец передвинулся, прикрывая свою спутницу. Пип устремился в тыл комнаты. Пистолет женщины пошел за ним следом, палец ее начал давить спуск.
      Что-то произошло. Глаза Круачана еще были открыты. На его лице появилась довольная улыбка. Потом он умер.
      Неожиданно опустилась ночь.
      * * *
      Флинкс плыл в огромном стеклянном барабане. Кто-то бил в барабан с обеих сторон. Ритм рваный, звуки оглушающие. Больно.
      Что-то лежало у него на груди. Я лежу на спине, подумал он. Поднял голову и огляделся. На его плаще лежит Пип, побитый, но живой. Летающая змея кажется оглушенной. Но к ней постепенно возвращается сознание, тонкий раздвоенный язычок вылетает и касается носа и губ Флинкса. Удовлетворенный, минидраг прекратил свой осмотр и заполз под плащ на плечо. Флинкс с трудом сел.
      Что-то у него случилось с равновесием. Простое действие -- переход от лежачего положения в сидячее -- превратилось в сложную операцию. Два обстоятельства он заметил сразу: холод и дождь, заливающий лицо. Потом зрение его прояснилось, и он увидел наклонившегося к себе какого-то старика.
      На мгновение вернулся страх, но это не улучшатель. Лицо доброе и незнакомое. Старик одет совсем не так, как члены Общества. В их внешности не было ничего неаккуратного. Этот же незнакомец из обычной жизни.
      -- Ты в порядке, мальчик? -- Он оглянулся через плечо.-- Думаю, все нормально.
      Флинкс поглядел мимо старика. За ним стояло несколько других незнакомцев. Флинксу пришло в голову, что именно он центр их любопытства. Сильная рука помогла ему встать на ноги. Послышалось несколько замечаний относительно змеи у него на плече.
      Вперед вышел молодой человек.
      -- Как ты себя чувствуешь? -- Он смотрел Флинксу в лицо.-- У меня есть медицинская подготовка.
      -- Я не... я думаю...-- Странно, рот действует не как всегда. Флинкс глотнул.-- Что случилось?
      -- Я думал, ты мне расскажешь,-- ответил неулыбающийся молодой человек. Одет он был аккуратно, лучше, чем старик, который первым разглядывал Флинкса. Под его желто-зеленым в полоску плащом Флинкс разглядел деловой костюм.
      -- Я фактотум из отдела Дома Гранье. Как раз шел проверить прибытие груза с Эвории.-- Он повернулся и указал.-- Вот там наш склад. Чуть не споткнулся о тебя.
      -- Я тоже,-- сказал старик,-- хотя я фактотум только в своем доме.-- Он улыбнулся, демонстрируя отсутствующие зубы.
      Флинкс отвел влажные волосы с глаз и со лба. Как он так промок? Он не помнит, как попал на улицу. Вообще не помнит, чтобы он лег.
      Теперь собравшиеся вокруг него успокоились, но шум в ушах Флинкса стал оглушительным. Звучали сирены.
      В нескольких кварталах над одним из складов к небу вздымался столб пламени вопреки непрерывному дождю. С одной стороны над этим складом повис пожарный скиммер, его экипаж поливал огонь глушащей химической пеной. Вместе с дождем пена сбивала огонь.
      -- Я только входил в наш оффис вон там,-- продолжал молодой человек рядом с Флинксом; они оба смотрели на пожар,-- когда взорвалось это здание.-- Он кивнул на огонь.-- Если я правильно помню, в нем было четыре или пять этажей. Верхние три, должно быть, разлетелись в первые же секунды. Обломки по всей улице. Меня тоже сбило с ног, как и тебя.-- Флинкс увидел большую толпу зрителей. Крупные пожары в Дралларе редкость.
      -- У кого-то будет масса неприятностей,-- сказал старик.-- Держать взрывчатку в пределах города. Плохо дело. Плохо.
      -- Говорят, обломки разбросаны до самых пригородов,-- сказал разговорчивый молодой человек.-- Интересно, что могло вызвать такой взрыв. Мимо меня пролетел кусок здания. Ударил в нашу переднюю дверь. Можете сами посмотреть. Вставая, я увидел, что ты лежишь на улице. Либо тебя ударил маленький кусок, либо ты, падая, сам ударился головой о мостовую.
      -- Я не видел, как его ударило,-- сказал старик.
      -- Это ничего не значит. Обломки летели быстро.-- Клерк взглянул на Флинкса.-- Ты, наверно, ничего и не почувствовал.
      -- Нет,-- признался Флинкс, по-прежнему ошеломленный.-- Не почувствовал. Но сейчас все в порядке.
      -- Ты уверен? -- Молодой человек осмотрел его.-- Странно. Должно быть, тебя не ударило, а пролетело мимо. Не вижу никаких синяков или порезов. Хотя твоя змея, кажется, немного получила.
      -- Бывает,-- сказал старик.-- Еще сантиметр, и у тебя в голове кусок металла.-- Он захихикал. Флинкс умудрился слабо улыбнуться.
      -- Я себя нормально чувствую. Он слегка покачнулся и встал устойчиво. Клерк все еще разглядывал свернувшегося минидрага.
      -- Интересное животное.
      -- Все так думают. Спасибо за заботу вам обоим.-- Он прошел вперед и присоединился к кольцу зрителей вокруг горящего здания. Медленно, неохотно мозг заполнял провалы в памяти. Третий этаж, он был там вверху, и улучшатели... Да, улучшатели -- так их звали -- готовы были провести над ним какие-то тесты.
      Потом ворвались миротворцы, и Пип высвободился, и один из миротворцев готов был выстрелить в него, и главный улучшатель -- Флинкс не мог вспомнить его имя, помнил только глаза -- запаниковал и бросился к миротворцу, и Флинкс вспомнил, как он отчаянно крикнул женщине, чтобы она не стреляла, не вредила Пипу, не... не...
      И пришел в себя, промокший и ошеломленный, на улице, и старик склонился над ним, и Пип лизал его губы.
      Он потрогал рукой затылок -- оттуда удары барабана из его видения. Никакой шишки, ни крови, но все равно такое ощущение, будто что-то здорово ударило по голове, как и предположил этот молодой чиновник. Но боль сосредоточилась внутри головы.
      Из горящего здания начали выходить люди: медики в белых плащах. Они кого-то вели. Одежда женщины порвана, в разрывах кровь. Она шла сама, но двое медиков ее поддерживали.
      И вдруг Флинкс почувствовал ее -- всего на мгновение. Никакой эмоции, никакого чувства. Потом он увидел ее глаза. Пустой взгляд, без всякой мысли. Вероятно, взрыв оглушил ее, подумал он. Это та самая женщина миротворец, которая чуть не выстрелила в Пипа.
      В больнице эта пустота пройдет, подумал он. Однако впечатление такое, словно у нее промыли мозги, и не избирательно, а полностью. Она похожа на ходячую человеческую оболочку. Флинкс отвернулся, смущенный сам не зная почему. Ее усадили в больничный скиммер. Машина поднялась над толпой и направилась под свист сирены в нижний город.
      Флинкс по-прежнему пытался реконструировать последние секунды на складе. Что случилось? Несчастная женщина собиралась убить Пипа. Флинкс устремился к ней, яростно протестуя, ее товарищ начал нацеливать на него оружие. Само оружие бесшумно. Может, женщина выстрелила? Или мужчина?
      Эти инструменты, что стояли вдоль стены, требовали массу энергии. Если миротворец промахнулся -- может, он сознательно давал предупредительный выстрел,-- удар мог пройтись во что-нибудь такое же чувствительное, но более взрывчатое, чем плоть человека. Как правило, на складах такая энергия не нужна. Возможно, в комнате были тщательно настроенные топливные ячейки. И выстрел попал в них.
      А может, один из улучшателей -- например, тот, что скрылся от клетки с Пипом,-- привел в действие самоубийственное взрывное устройство, чтобы избавить своих товарищей от позора и официального суда? Обдумывая обе эти возможности, Флинкс почувствовал себя лучше. Они объясняли случившееся -очень правдоподобно.
      Одно оставалось необъясненным -- как он оказался в двух кварталах, невредимый, только с головной болью.
      Что ж, он двигался в сторону двери, а взрывы способны на самое неожиданное. На улицах масса ям, полных дождевой водой. А он промок. Может, взрыв бросил его в такую яму, вода смягчила удар, а потом он скользнул, как камень по поверхности пруда? Очевидно, так и случилось. Другого возможного объяснения нет.
      Голова болит.
      Наконец появились местные жандармы. При их появлении Флинкс инстинктивно отвернулся, углубился в толпу, скрыв Пипа под плащом. Он был рад, что ему не пришлось пустить в ход нож, счастлив, что остался жив. Может быть, теперь наконец эти силы оставят его, матушку Мастифф и Пипа в покое.
      Он снова подумал о последнем мгновении на складе. Гнев и отчаяние поднимались в нем, пока он больше не мог этого выдерживать и слепо устремился на женщину, готовую убить Пипа. Он надеялся, что больше никогда в жизни не испытает такой гнев.
      Толпа не обратила никакого внимания на уходящего юношу; он скрылся в тени в узком переулке, который вел назад, к центру города. Ничего необычного в мальчике не было, и ни один жандарм не стал его останавливать и расспрашивать. Старик и чиновник, нашедшие его лежащим на улице, уже, вероятно, забыли об этом, поглощенные необычным зрелищем большого пожара в постоянно промокшем Дралларе.
      Флинкс прошел в более оживленные районы города, приблизился к спорам, крикам, запахам и зрелищам рынка, к теплому знакомому маленькому магазину матушки Мастифф. Ему было жаль. Жаль всех тех неприятностей, которые он причинил. Жаль забавных старых улучшателей, которых больше нет. Жаль слишком ревностных миротворцев.
      Матушка Мастифф не стала бы жалеть, он знал. Она может быть такой же мстительной, как Эй Энн, особенно если угрожают кому-то близкому.
      Но сам он сожалел о смерти такого количества людей. И все из-за чего? Из-за странной бесполезной способности ощущать эмоции, которой он обладает. Но это их вина. Все, что произошло, их вина, улучшателей и миротворцев в равной степени. Он пытался их предупредить. Никогда не становитесь между мальчиком и его змеей.
      Мокрая дорога домой истощила его последние силы. Никогда раньше город не казался ему таким громадным, его улицы и переулки такими извилистыми и кривыми. Он страшно устал.
      Матушка Мастифф была в магазине, ожидая его так же беспокойно, как ждет обычно покупателей. Своей худой, старческой, но сильной рукой она поддержала его и помогла сделать последние мучительные шаги в дом.
      -- Я очень беспокоилась о тебе, мальчик! Ты причиняешь старой женщине большую тревогу.-- Она щупала его щеки, лоб, глаза в поисках серьезного ущерба.-- Ты ведь порезан, в крови. Что с тобой было, Флинкс? Тебе надо научиться держаться в стороне от неприятностей.
      Он сумел улыбнуться, радуясь дому.
      -- Они как будто сами меня ищут, мама.
      -- Гм! Объяснения. У мальчишки голова полна объяснениями. Что случилось?
      Он пытался собраться с мыслями, вынимая Пипа из-под плаща. Матушка Мастифф попятилась. Минидраг повис, как обрывок веревки. Лежал, свернувшись, на коленях хозяина, и если не спал, то очень правдиво изображал сон.
      -- Кто-то похитил Пипа. Эти люди называют себя улучшателями. Но на самом деле им нужен был я. Они...-- Он с напряженным лицом пытался вспомнить.-- Один из них сказал, что меня нужно исправить. Что исправить? Что им нужно было от меня?
      Она долго молчала, глядя на мальчика. Похоже, он говорил правду. Узнал не больше, чем рассказал ей. Не обращая внимания на близость страшной змеи, она села и обняла его за плечи.
      -- Послушай меня, мальчик. Слушай внимательно, потому что для тебя это важно. Мне не нужно говорить тебе, что ты особый. Ты всегда был особенным. Тебе придется это скрывать, и нам вообще нужно скрыться. Драллар -- большой город. Можем переместить магазин, если понадобится. Но тебе нужно научиться жить тихо, держать свои отличия при себе, иначе мы снова привлечем к себе это ненужное и опасное внимание.
      -- Но это глупо, мама. Только потому, что я иногда ощущаю чувства других людей?
      -- Да. А может, и еще что-то.
      -- Ничего больше нет. Я ничего больше не могу.
      -- Так ли это, мальчик? А как ты ушел от этих людей? -- Она посмотрела мимо него на улицу, неожиданно встревожившись.-- Они придут за тобой?
      -- Не думаю. Когда я уходил, большинство их было вроде бы мертво. Не знаю, как я от них ушел. Мне кажется, кто-то из них что-то взорвал. Произошел большой врзыв. Я попал из здания прямо на улицу.
      -- Тебе повезло, что ты уцелел. Но я все же удивляюсь. Ну, может, так оно и лучше. Может, хорошо, что ты не очень много знаешь о себе. Мозг у тебя всегда был развит лучше тела. Может, в нем еще что-то есть.
      -- Но я не хочу быть особенным,-- настаивал он почти со слезами.-- Я хочу быть таким, как все.
      -- Я знаю, мальчик,-- мягко ответила она.-- Но каждый должен играть теми картами, какие сдала судьба, а если тебе выпадает джокер, надо научиться играть и с ним, обратить его в свое преимущество.
      -- Не хочу никаких преимуществ! Особенно если они приносят такие неприятности.
      -- Довольно, мальчик! Отличие всегда можно превратить в преимущество. Тебе пора выбрать профессию. Я знаю, работать в таком магазине ты не хочешь. А что хочешь?
      Он немного подумал, прежде чем ответить.
      -- Мне нравится делать других людей счастливыми. Она печально покачала головой.
      -- Иногда мне кажется, что ты не заинтересован в том, чтобы зарабатывать на жизнь. Но если тебе это нравится, ты должен найти способ кормиться этим.
      -- Я временами мечтаю о том, чтобы стать врачом и лечить людей.
      -- Советую тебе нацелиться немного пониже, мальчик.
      -- Ну, хорошо. Тогда актером.
      -- Нет, это слишком низко. Будь разумен. Что-нибудь такое, чем ты можешь заняться сейчас, без многих лет учебы и подготовки.
      -- Я мог бы давать представления прямо на рынке,-- сказал он задумчиво.-- Я хорошо жонглирую. Ты ведь видела?
      -- Да, и кричала на тебя, когда ты играл моими товарами. Но это разумная мысль. Мы найдем тебе хорошее место на улице. Ведь не можешь ты попасть в неприятности, давая представление перед местными зрителями.
      -- Конечно! Пойду прямо сейчас потренируюсь. -- Спокойней, мальчик, спокойней. Ты чуть не засыпаешь стоя, а я не хочу, чтобы ты ломал мои вещи или себя самого. Иди ложись. Я приготовлю тебе что-нибудь поесть. Иди, мальчик, и не забудь прихватить с собой твое чудовище.
      Неся утомленного Пипа в руках, Флинкс встал и прошел мимо витрин с товарами в глубь дома. Матушка Мастифф смотрела ему вслед.
      Что стало с мальчиком? Каким-то образом он привлек внимание влиятельных и опасных людей. Ну, есть вероятность, что теперь какое-то время они не будут его тревожить. Особенно если они остались "вроде бы мертвы".
      Но как он спасся? Иногда он по-прежнему пугает ее. Нет, он никогда не причинит вреда ее старой голове. Наоборот, совсем наоборот, как доказало его упрямое преследование и освобождение ее в недавние дни. Но в этом юноше действуют силы, которые недоступны пониманию простой владелицы магазина, силы, которыми он, может быть, не сумеет управлять. И это не только чтение эмоций других людей. В этом она была убеждена. Можно только догадываться, что еще есть в нем: ясно, что мальчик еще сам не знает себя.
      Ну, что ж, пусть немного поиграет в жонглера. Это безвредно. И не принесет ему неприятностей.
      Она весь остаток дня повторяла себе это, а вечером смотрела, как он спит. Ложась наконец в свою постель, она подумала, что оставила воображаемые страхи за собой, но это оказалось не так.
      Она чувствовала, что мальчик, мирно спящий в соседней комнате, способен на большее, чем представления на улицах. На гораздо большее. И она каким-то образом знала, что эта проклятая вселенная, которая постоянно сует свой космический нос в дела невинных граждан, ни за что не оставит ее Флинкса в покое.
      ТАР-АЙИМСКИЙ КРАНГ
      Глава первая
      Флинкс был этичным вором, в том смысле, что он крал только у жуликов. И притом только тогда, когда это становилось абсолютно необходимо. Ну, возможно, не абсолютно. Но он старался. Его этика носила легко адаптирующийся к требованиям окружающей среды характер. А когда человек живет один и еще не достиг семнадцати лет, в таких вопросах требуется делать определенные скидки.
      Можно было бы возразить -- если бы Флинкс захотел слушать (событие крайне маловероятное) -- что выносить окончательное решение, кто попадает под определение жулика, а кто -- нет, есть проявление страшного тоталитаризма. Философ знающе кивнул бы, соглашаясь с этим. Флинкс не мог позволить себе такой роскоши. Его этика диктовалась борьбой за выживание, а не абстракциями. И к его большой чести, он сумел, насколько возможно, оставаться на позициях общепринятой мирской морали. Впрочем, этим он был обязан случаю.
      Как правило, свой скромный доход он получал, по большей части, честно. Причина этого заключалась не только в его выборе, но и в обыкновенном здравом смысле. Чересчур преуспевающий вор всегда привлекает нежелательное внимание. В конечном итоге вступает в действие "закон уменьшения отдачи" в применении к преступной деятельности.
      Да и дралларские тюрьмы славились своей негостеприимностью.
      Хорошие места в городе для демонстрации своих талантов бродячими жонглерами, менестрелями и тому подобными личностями имелись в ограниченном количестве. Некоторые были намного лучше других. То, что он в своем сравнительно малом возрасте сумел обеспечить себе одно из наилучших, являлось данью удаче и стойкости старой матушки Мастифф. Она с детства зарезервировала ему небольшой помост рядом со своей лавкой, отгоняя других предприимчивых циркачей криком или выстрелом, в зависимости от случая и силы покушавшегося на место конкурента. Матушка Мастифф было, конечно, не настоящее имя, но все называли ее именно так. Включая Флинкса. На рынках Драллара настоящие имена и фамилии употреблялись редко. Они плохо помогали поискам и слишком хорошо сборщикам налогов. Поэтому каждого нового обителя быстро награждали более подходящим именем. Матушка Мастифф, например, имела поразительное сходство с земной представительницей семейства собачьих того же названия. Имя это дали смеха ради; хотя и приняли с плохой миной, но тем не менее приняли. А ее язвительный характер вполне дополнял физическое сходство.
      Флинкс был сиротой. Вероятно, невольным, как и большинство ему подобных. И все же, кто мог сказать что-либо точно, не проходи матушка Мастифф в то время мимо загонов для рабов и не взгляни случайно в определенном направлении, она бы никогда и не заметила его. По причинам, которых она так никогда до конца и сама не поняла, она купила его, вырастила, направила учиться ремеслу, как только он достаточно подрос. К счастью, его театральные наклонности обнаружились в очень раннем возрасте, наряду с его другими, довольно своеобразными, талантами. Поэтому проблема выбора ремесла разрешилась сама собой. Он обладал острой, хотя и несколько мрачной, наблюдательностью и поэтому сделался своим собственным наилучшим учеником. Оно к лучшему, потому что артисты постарше всегда становились в его присутствии нервозней, чем надо бы, и, предпочитая не признаваться в этом, объявили его неподдающимся обучению и предоставили самому себе.
      Она также достаточно рано внушила ему, что в Дралларе независимость всегда была чем-то больше, нежели неосязаемой мыслью. Независимость была имуществом, несмотря на то, что ее не положишь в карман или сумку, и поэтому должна цениться как таковое. И все же, когда Флинкс поймал матушку Мастифф на слове и переехал жить отдельно, печаль долго не отставала от нее, как новый слой краски. Но она никогда не открывала ему этого из страха проявить слабость. Ни в словах, ни в лице. Его подгоняли любовно, но твердо. К тому же она знала, что для нее смерть может прийти в любое время, и хотела, чтобы это задело его жизнь как можно меньше.
      Флинкс снова почувствовал в душе мягкую боль, как от подслащенного зондирования, из-за знания того, что матушка Мастифф доводилась ему приемной матерью, а не родной. Отцом его был случай, а наследием -- удача. О своих истинных родителях он ничего не знал, равно как и аукционист. В его карточке имелось даже больше пробелов, чем обычно, она не сообщала ничего, даже самой элементарной родословной. Помесь. Это проявлялось в его длинных оранжево-рыжих волосах и оливковой коже. Причина его сиротства навеки останется столь же неясной, как и лица его родителей. Он дал потоку городской жизни войти к себе в мозг и затопить неприятные мысли.
      Один турист, более проницательный, чем большинство его собратьев, заметил однажды, что идти через большой центральный рынок Драллара все равно, что стоя в низком прибое давать лизать себя геометрически терпеливым волнам. Моря Флинкс никогда не видел, так что сравнение это оставалось неясным. На Моте вообще было мало морей, и никаких океанов. Только бесчисленные озера ослепительной голубизны, по сравнению с которой лазурь казалась жалким подражанием.
      Планета с необычайной быстротой выходила из своего последнего ледникового периода. Быстро уменьшающиеся ледники оставляли ее поверхность словно изрытой оспой сверкающей ляпис-лазурной глади озер, прудов и больших водоемов. Почти ежедневные дожди поддерживали установленный отступающими ледниками уровень воды. Драллару случилось располагаться в исключительно сухой долине, хороший дренаж и отсутствие ливней и, более специфически, грязи являлись одной из главных причин роста города. Здесь купцы могли торговать своими товарами, а ремесленники ставить мастерские, не страшась, что их будет смывать несколько раз в год.
      Круговорот воды на Моте также отличался от данного явления на многих других планетах хьюманкского типа, в остальном достаточно схожих с родиной Флинкса. Появление пустынь предотвращалось отсутствием настоящих горных хребтов, перегораживающих путь обремененному влагой воздуху. Соответствующее отсутствие океанских бассейнов и общая неровность местности так и не дали шанса возникнуть крупной системе стока воды. Рек на Моте было бессчетное количество, как и озер, но они были по большей части небольшими по длине и объему воды. Поэтому вода на планете распространялась по ее поверхности довольно ровно, за исключением двух больших ледяных шапок на полюсах и остатков крупных ледниковых систем на материках. Мот представлял собой Величие Прерии Земли с хвойными деревьями вместо кукурузы.
      Полиритмичный речитатив зазывал, торговавших вразнос товарами с тысячи миров, образовывал резкий контраст к сравнительно ровному гомону и ропоту толпы. Флинкс прошел мимо знакомой галантерейной лавки и мимоходом обменялся с ее владельцем короткой тайной улыбкой. Этот почтенный рослый блондин среднего возраста только что закончил продажу пары курток из шкуры дурфарка двум броско одетым инопланетянам... по цене в три раза больше, чем они стоили. В голове Флинкса лениво прожурчало еще одно изречение: "Те, кто прибывает в Драллар не готовыми купить шкуру, неизбежно ее покупают".
      Подобные вещи не оскорбляли хорошо продуманных этических постулатов Флинкса. Это была не кража. Caveat emptor. Меха и древесное волокно, древесина и воды были Мотом. Разве можно украсть семечки у помидора? Продавец был счастлив от своей продажи, покупатели довольны своей покупкой, а выручка все равно пойдет на поддержание города в виде мероприятий по улучшению быта и взяток. Кроме того, любой инопланетянин, могущий себе позволить поездку на Мот, вполне мог, черт возьми, позволить себе платить по местным ценам.
      Планета эта была по большей части довольно открытой. Правительством служила монархия, атавизм более ранних времен планеты. Историки находили ее странной и изучали ее, туристы считали ее колоритной и снимали ее, и она лишь номинально нагоняла страх на своих граждан. Мот внезапно и без подготовки швырнуло в водоворот межзвездной жизни, и он выдержал этот трудный переход довольно неплохо, как быстро выяснили несостоявшиеся заезжие культуртрегеры. Но на планете, где основная масса туземного населения состояла из кочевых племен, следующих за такими же кочевыми стадами носящих мех животных, выказывавшими редкую драчливость при потере названных мехов, представительное правительство оказалось бы крайне неудобным. А Церковь, естественно, не вмешивалась. Советники даже себя не считали составляющими правительство и, следовательно, и подумать не могли навязывать таковое другим. С демократией на Моте придется подождать, пока кочевники не позволят себя сосчитать, снабдить индексами и ярлыками, занести в картотеки, а это казалось делом далеким-предалеким. Было хорошо известно, что Королевское Бюро Переписи ежегодно публиковало цифры скорее комплементарные, чем точные.
      Главными промыслами планеты являлись продукты леса, меха и туризм. И ремесла. В бескрайних лесах планеты изобиловали покрытые мехом существа всех мыслимых видов (и несколько немыслимых). Даже насекомые носили мех, чтобы укрыться от вездесущей воды. В Лесных Землях произрастали главные разновидности твердой и мягкой древесины, включая множество уникальных и неклассифицированных видов, например, некая периодически отмирающая древесная губка. Когда на Моте поминали "зерно", оно не имело никакого отношения к муке. В гигантских озерах водилась рыба, которую приходилось ловить с модифицированных барж, снаряженных оперируемыми киборгами лесками. Широко цитировалось, что из всех планет Галактики только на Моте настоящие неподдельные pisces SFPisces (лат.) -- рыбы. имели равный шанс уйти домой с рыбаком, а не наоборот. А охотники только начинали открывать этот аспект потенциальных возможностей планеты... по большей части оттого, что уходившие в огромные леса неподготовленными уже не возвращались.
      Драллар был столицей и самым большим городом планеты. Благодаря удачным галактическим координатам и просвещенной налоговой политике сменявших друг друга королей, он стал теперь межзвездной расчетной палатой для товарообмена и коммерческих сделок. Все крупные финансовые дома имели здесь по крайней мере филиал штаб-квартиры, зарезервировав свои более пышные представительства для более "цивилизованных" планет. Монарх и его чиновники были не более чем номинально коррумпированными, и король присматривал за тем, чтобы народ не задавливали репрессивными правилами и постановлениями. Делалось это, правда, вовсе не из любви к простому человеку. Просто это было хорошо для бизнеса. А не будь бизнеса, не было бы и налогов. Нет налогов -значит, нет и правительства. А нет правительства -- значит, нет и короля, положение дел, которого текущий монарх, Его Найсушайшее Величество Король Деве Ног На XXIV, изо всех сил старался избежать.
      И к тому же Драллар обладал собственным запахом.
      Вдобавок к местным жителям, в Дралларе занимались бизнесом представители полусотни других разумных рас. Для поддержания постоянного уровня жизни этого скопления коммерции требовалось фантастическое разнообразие органического горючего. Поэтому сам центральный рынок окружала кажущаяся бесконечной серия закусочных, автоповаров и ресторанов, образовывавших в действительности одну огромную непрерывную кухню. Конечная комбинация ароматов, производимых этими заведениями, сливалась в неповторимую атмосферу. На более рафинированных торговых перекрестках такие экзотические миазмы держали бы, как приличествует, под замком. В Дралларе же не имелось для разложения никакого озона. Хлеб насущный для одного являлся для другого ядом. А деликатес для одного мог вызвать у другого тошноту.