Рымарь, лежавший рядом, только кивнул и, дернув за рукав Шилова, помчался с ним к реке, а я продолжал наблюдать.
      "Ничего себе обстановочка, - думал я. - Совсем недавно тот берег был наш, потом танки поползли, теперь Смирнов спокойно выходит... Куда же все-таки делась часть, которая на этом участке должна была занимать оборону?.. Что же у нас нет сплошной линии фронта, что ли?.."
      - Товарищ гвардии лейтенант, наши! - меня резко дергал сзади Черепанов.
      Я обернулся. На полной скорости приближалась наша батарея. Зачем?
      Я вскочил, и все мы бросились к дороге. А батарея уже замедлила ход и начала разворачиваться фронтом на... восток!!
      Это могло означать только одно, что и сзади враг. Но как он мог там оказаться? Я побежал к Васильеву. Командир батареи кивнул мне, продолжал хлопотать у орудий, сам расставлял буссоль.
      - Чепок и Богаченко остались там, у Александровки, - наконец пояснил он мне. - Как только разберутся, что это за гитлеровцы вошли в деревню и сколько их, сразу приедут сюда.
      "Гитлеровцы?! Что же это значит, что мы в окружение попали?!" - но вслух спрашивать не стал: неподалеку находились наши солдаты, к чему паниковать? Лишь поинтересовался, откуда вдруг противник.
      - Зашли с восточной стороны. Мы как только заметили их бронетранспортеры, так сразу сюда подались... Решим, как действовать дальше. - Васильев уже расставил буссоль и стал отдавать команды расчетам.
      Окружение! Возникло чувство, которое никак приятным не назовешь. С нами боевое оружие - гвардейские минометы, ни при каких обстоятельствах они не должны попасть врагу. Неужели, еще не повоевав как следует, придется их подрывать?
      Я увидел подходившего с Рымарем комбата Смирнова и бросился к ним. Вот кто подскажет правильное решение. От самой границы воюет, да и толковый он!
      - Что, и там фашисты? - сказал вместо приветствия Смирнов, кивая на восток. Командир батальона очень похудел, осунулся и выглядел неважно. Рука его была забинтована. Видно, досталось ему в эти дни. А все-таки мужество в нем так и просвечивало.
      - Пойдем к командиру батареи, - предложил я. Над картой, расстеленной на бугорке, склонились Смирнов, Васильев и только что приехавший с Богаченко Чепок. Остальные командиры батальона и батареи плотным кольцом окружили сидящих.
      Неподалеку оживленно переговаривались вышедшие из окружения солдаты. Они почтительно поглядывали на "катюши", слушая рассказы огневиков о том, как "она" стреляет. "С чего это они такие веселые? Обстановка вроде бы совсем не подходящая. Рады, что выбрались к своим и теперь надеются на нас".
      - В Александровке несколько небольших танков и бронетранспортеров, с десяток грузовиков. Солдаты по селу бегают. Пожалуй, человек двести, не больше. Вот что мы могли увидеть, - коротко доложил Чепок.
      - На Воронцовку они собираются наступать? - сразу задал вопрос Васильев, показывая на карте деревню километрах в пяти к востоку от Александровки.
      - Машины у них все больше по дворам расставлены.
      - А вы не собираетесь занять здесь оборону? - спросил теперь Васильев Смирнова.
      - Мы все эти дни находились в арьергарде, - глуховато сказал Смирнов. Свою задачу выполнили и теперь надо соединяться со своими.
      - Как, вы считаете, нам нужно действовать, чтобы выбраться отсюда? - прямо поставил вопрос Васильев.
      - Я думаю, - медленно начал Смирнов, - подразделение, что вошло в Александровку, взято из резерва или снято с какого-нибудь участка, взамен уничтоженной здесь ударной группы... - Он помолчал, потом взглянул почему-то на меня. - Опасаясь нашего налета, они ввели отряд в районе, где им уже удалось осуществить прорыв... Как нам выбраться из западни? Предлагаю самый простой вариант. Вы даете залп по Александровке, берете нас на машины, и мы врываемся в деревню. Ну дальше - дорога на Воронцовку.
      Кажется, этот план сразу понравился всем. Смелый, дерзкий и действительно простой.
      - Есть уточнения, - сказал Васильев. - Боевыми машинами мы рисковать не можем и потому в Александровке не задержимся. Постреляем с ходу - и прямо к Воронцовке. Теперь, товарищ старший лейтенант, человека по три ваших посадим на боевые, только уж давайте таких, чтобы, в случае чего, защищали бы машины до последнего!
      Смирнов кивнул, а Васильев продолжал:
      - Чепок, ты ответственный за подрыв машин. Если какую-либо подобьют, что делать - знаешь. В колонне поедешь замыкающим.
      - Ясно! - политрук наклонил голову.
      - Теперь давайте уточним вопросы взаимодействия...
      Через час все было готово.
      Расчеты и часть солдат батальона лежали в пшенице недалеко от установок в ожидании залпа. Им уже случалось ходить в атаку на броне танков. И теперь они нетерпеливо высматривали себе места на установках. Солдаты тревожно улыбались, перебрасывались редкими словами. Другая часть батальона разместилась на транспортных машинах поверх ящиков со снарядами. С ними будет сам Смирнов. И, наконец, десять солдат сидело в машине разведки. Мне выпало ехать головным. Все машины, за исключением боевых, выстроились на дороге.
      Было тихо, вдали догорало Синичкино. Через минуту вспыхнет Александровка.
      - Ну, все... По местам. - Васильев пошел к установкам. Повернулся к ним лицом...
      Сейчас рванутся первые снаряды и сразу вперед!.. За моим "фордом" - более тихоходные грузовики, и как раз боевые машины нас у Александровки догонят. Село совсем небольшое. Залп его полностью накроет, большинство захватчиков будет уничтожено... но все может случиться. Хорошо ли поняли бойцы?.. Сначала только гранаты! А потом уже стрелять. И чем ближе к тому концу села, тем интенсивнее... Эх, жаль, автоматов мало! Всего пять на взвод, да и то два из них трофейные. Правда, у бойцов Смирнова еще два автомата и ручной пулемет. Зато гранат четыре ящика, а это кое-что значит... Так, примерно, думал я перед началом этого прорыва. Автомат лежал у меня на коленях, под рукой две гранаты.
      Яркий блеск!.. Резкое шипенье выброшенных соплами газов, и небольшая колонна рванулась вперед.
      С каждой секундой все ближе запятая врагом Александровка. Я оглянулся назад. Боевые машины уже шли за нами. Мой "форд" взлетел на последний пригорок, и перед нами открылось село. Уже не такое, как было, когда тут стояла батарея. Разрушенное залпом, объятое разгорающимся пожаром... На околице курился легким, чуть заметным дымком большой стог сена. А вот и низкие, у самой земли, черные витки дыма. Ага! Горят, дымят фашистские танки. Трудно только их сосчитать на большой скорости, с какой мы мчались по селу. Дымящиеся воронки. И чем ближе к центру деревни, тем их больше... Первые гитлеровцы. Прямо на дороге и вдоль нее. Распластанные, скрючившиеся трупы.
      Машина подпрыгнула раз, второй. А живых что-то не видно. Но вот в кузове затрещали автоматы... Наконец и я их заметил, темно-зеленых солдат, торопливо бежавших далеко по огородам. Послал очередь в ту сторону...
      В Воронцовке были наши. Повыскочив из окопов, они торопливо бежали к дороге. Изумленно смотрели: "катюши"?! Почему они появились со стороны немцев?..
      В Воронцовке же расстались с батальоном Смирнова.
      - Еще встретимся, - сказал я ему с надеждой.
      - Обязательно. Крайнее место встречи - Берлин! - ответил он мне, улыбаясь.
      Глубокая ночь, а светло почти как днем. Горел город и прилегавшие к нему деревни. Давно развеялись мои надежды, что бои под Красной Поляной носили местный характер. Оккупанты овладели Новым Осколом и вышли к Острогожску. Широкий разъезженный перекресток, где я решил занять НП, возвышался над окружающей местностью. Мне казалось, что именно сюда и нацелит свой удар противник с целью обойти город. Тогда-то мы их и накроем.
      Мы уже отогнали машину подальше от дороги, когда прямо на нас выскочила машина командира полка.
      - Немедленно отправляйтесь в город Коротояк! - еще издали закричал майор Виниченко. - Разыщите там мост и любыми средствами обеспечьте переправу полка через Дон. Все машины полка, которые встретите по дороге, от моего имени поворачивайте за собой!
      - А боевые машины?
      - В первую очередь! Понадобится стрелять - достанем и с того берега! - не дожидаясь ответа, он зашагал к машине.
      "Войска оставляют правый берег!" - понял я.
      Машина разведки понеслась к Коротояку. Еще далеко от города я отметил, что к Дону двигались в непрерывном потоке машины, повозки, люди. По кромке дороги тянулись жители, уходившие от врага на восток. Женщины и дети. Старики. По степи гнали овец и коров. Все спешили к переправе. На подходах к городу окапывались артиллерийские батареи.
      Мы резко затормозили. Эта встреча врезалась в мою память навсегда. По краю дороги сухонькая старушка вела за ручку девочку лет трех. Они, очевидно, только недавно вышли из дома. Выглядели чистенькими, только что умывшимися, и дорожная пыль еще не успела осесть на их одежду. У старушки в руке была котомка. До того они выглядели безмятежными, как бы и не осознающими, что вокруг творится, что поразили меня в самое сердце. Мы довезли их до Коротояка. Как-то им пришлось потом? Старушка сказала, что будут добираться в Пермь, к одной из ее дочерей.
      К городу мы привели около двадцати транспортных машин полка, встреченных по дороге. Опасаясь попасть в пробку, я, не доезжая до города, отвел свою колонну в сторону от дороги. Мы побежали с Ефановым к переправе. К ней отовсюду тянулся нескончаемый поток транспорта. И чем ближе к переправе, тем плотнее были забиты все улицы и проулки. Наконец мы выбрались к Дону. Переправы не было. Час назад немецким самолетам удалось сбросить бомбу прямо на мост, и теперь он был облеплен восстанавливающими его саперами.
      Стоял невыразимый грохот. Вражеские самолеты непрерывно бомбили переправу. Стреляли зенитки и пулеметы. Ревели моторы автомашин и тягачей. Кричали люди.
      Как я понял, движение скоро возобновится, но надолго ли?
      В центре моста, пренебрегая опасностью, стояла группа старших офицеров и генералов. Выделялся высокий генерал-лейтенант с забинтованной головой. Генерал отдавал какие-то распоряжения.
      Необходимо было определить, где же можно было пробиться к переправе. Протискиваясь между машинами, искали путь. Наконец наткнулись на старую колею, проходившую по берегу. Пробежав вверх по течению, я убедился, что с места, где сейчас стояли наши машины, проехать к берегу можно.
      Мы кинулись обратно за город.
      За это время к нам успели подойти транспортные машины и несколько батарей, среди которых, к своей радости, я заметил и свою. Мне махали Васильев и Чепок, но я выполнял приказ командира полка, дорога была каждая секунда.
      Еле двигаясь, переваливаясь на ухабах, машины шли к переправе. Когда до нее осталось метров сто, я пошел навстречу подполковнику, который командовал переправой. Тот яростно смотрел на внезапно появившуюся колонну автомобилей, которая могла застопорить все движение через мост, - нарушить с таким трудом установленный порядок.
      Упреждая его, я показал на передние машины с ящиками.
      Длинные невысокие ящики со снарядами для гвардейских минометов на фронте знали все.
      - Это что? - подполковник оторопело уставился на ящики. - Снаряды для "катюш"?!
      - Вы же видите!..
      - Выводите колонну! - показав мне кулак, подполковник побежал перекрывать движение.
      Полк быстро переправился через Дон. Осталась только батарея Баранова, безнадежно застрявшая в общем потоке. Она последней стреляла по окраине Острогожска, которую заняли захватчики, это и было причиной задержки.
      Баранов и Комаров бросились к Дону. Впереди невысокий, юркий Баранов, за ним громоздкий Комаров, - они торопливо протискивались среди суетившихся людей. Выбравшись к переправе, они только и увидели, как через мост проскочили последние машины полка.
      Комаров подбежал к экипажу поврежденной "тридцатьчетверки", тоже стоявшей в потоке недалеко от батареи. Отчаявшись, он был готов на все.
      - Жиманем, братцы! - Комаров показал на небольшой проулок между домами. Танк, пожалуй, и мог там пройти, порушив часть строений.
      Мучившиеся от безысходности танкисты побежали за Иваном. Но и дальше за домами, тесно прижавшись друг к другу, стояли повозки. Оставалось только ждать.
      По-прежнему вражеские самолеты висели над переправой. Цель противника была ясна: уничтожить, опрокинуть в Дон оставшиеся на правом берегу части нашей отходящей армии. И хотя многие самолеты догорали на обоих берегах реки, фашистские бомбардировщики, волна за волною, шли на переправу.
      Усилилась канонада и в степи. В городе начали рваться вражеские мины. Во многих местах вспыхнули пожары. Наконец прямым попаданием стервятникам опять удалось разрушить мост.
      Почти все подразделения и техника уже перебрались через Дон, мост не восстанавливали, действовали только паромы и лодки. Осталась на правом берегу и батарея Баранова.
      Были сняты прицелы, приборы управления огнем и другие важные устройства и части. Их перевезли на лодке. Специально хранившиеся на машинах ящики с толом подготовили для подрыва. И вот первая установка въехала на мост, дошла до его разрушенной части и остановилась. Комаров поджег шнур и вместе с водителем и командиром машины отбежал назад в укрытие. Сильный взрыв потряс остатки моста. Следующая, предназначенная к уничтожению машина столкнула первую в Дон. Четвертую установку сбросили вручную.
      Тяжело плеснув волной. Дон принял последнюю "катюшу".
      Комаров и солдаты усадили потрясенного гибелью орудий Баранова в лодку.
      В это время, гордые благодарностью командира полка за успешную переправу, мы с батареей отъехали на километр выше моста и там расположились.
      Несколько дней, пока стабилизировалась линия фронта, полк еще действовал на разных участках. Но именно в эти дни на нас и свалилась еще одна беда.
      Приехав на огневые, я застал там весь командный состав дивизиона, офицеры взволнованно рассматривали шасси боевых машин. Васильев лежал под рамой, руки у него были перепачканные.
      Встревожившись, я спросил у Комарова в чем дело.
      - Рамы полопались.
      - Только в дивизионе?
      - Во всем полку...
      Оказалось, что большинство установок не пригодны для дальнейших боевых действий. Рамы американских "шевроле" не выдержали нагрузок.
      Таким образом, полк оказался полностью без материальной части. В ожидании решения командования дивизионы были отведены в район станицы Ново-Анненской, в тыл фронта.
      Чтобы не терять времени даром, были составлены расписания боевой и политической подготовки, начались занятия. Я гордился своими разведчиками, во время боев они хорошо освоили свои приборы и оружие, стали разбираться в карте и местности.
      Погода стояла жаркая, небо безоблачное. За зеленой рощей, в которой расположился полк, протекал Бузулук - привольная степная река, прозрачная и светлая, богатая рыбой. В свободное время полковые любители рыбалки просиживали на берегу часами. Не обходилось и без запрещенных приемов. Нет-нет да и вздымался высоченный столб воды от взрыва толовой шашки или противотанковой гранаты.
      Ни я, ни Комаров рыбаками себя не считали. За всю свою жизнь довелось мне рыбачить всего несколько раз, да и то с бреднем. А тут не устоял перед соблазном.
      - Пошли попробуем!
      - Может, Богаченко еще прихватим?
      - Обойдемся! Начнет ахать да предосторожности разводить.
      Через несколько минут мы уже выходили из расположения дивизиона с ведром, в котором лежало несколько противотанковых гранат.
      Раздевшись, я по всем правилам метнул гранату. Оба залегли на берегу, ожидая разрыва. Высокий столб воды, глухой грохот и... громкие стоны в зарослях у самого берега.
      Перед остолбеневшими "рыбаками" из кустов вылез Женя Богаченко, прижимая руку к окровавленной щеке.
      Ранение оказалось пустяковым, да и Женя был не такой человек, чтобы поднимать шум, но урок был хорош.
      - Через месяц и заметно-то не будет! - каким-то необычно мягким тоном доказывал Комаров Жене.
      - Что ты, Иван! - возражал Женя. - Осколочные шрамы всегда очень заметны
      Кажется, он был даже не прочь иметь небольшой шрам на щеке.
      А на следующий день меня разыскал посыльный из штаба:
      - Уполномоченный особого отдела капитан Чупиков вызывает вас к себе.
      Я стоял, раздумывая: "Чупиков?.. Это кто? Незнакомая фамилия. Ну, сейчас будет!.. Ранение военнослужащего, расход боевых гранат, то да се..." Неприятно пораженный и встревоженный, я торопливо направился в штаб.
      Старший уполномоченный особого отдела встретил меня сугубо официально. Это был тот самый толстяк капитан, что разбудил меня после Красной Поляны. Вот тебе и завклубом...
      Чупиков задавал вопросы, на которые я должен был отвечать. И вопросы и ответы записывал на отдельных листах бумаги.
      Вопрос первый: сколько телефонного кабеля было оставлено вами под Красной Поляной?
      - Кабель у нас весь в наличии, даже лишнего - катушка есть.
      - Это вы где-то в стрелковой части достали. Я вас спрашиваю о том кабеле, который был вами брошен в районе Красной Поляны, - смотря мне прямо в лицо, как-то вкрадчиво сказал Чупиков.
      - ...пять катушек...
      - Также поступили сведения, - сказал дальше Чупиков, - об утере бинокля, взамен которого вы представили трофейный.
      Тут я сразу понял, кто ему все эти сведения предоставил. Бурундуков, неизвестно за что ополчившийся на меня. Но где же было взять отечественный, раз утеряли...
      - Трофейный - цейсовский, десятикратный, - только и нашелся я что сказать.
      Затем он спросил, почему я по прибытии на высоту 120.0 не установил связь с находившимся в Красной Поляне гвардии лейтенантом Будкиным, - начальником разведки дивизиона, и почему покинул высоту, не попытавшись оказать помощь Будкину?
      Здесь Чупиков расспрашивал особенно тщательно. У меня даже сложилось впечатление, что он вообще удивлен, как это мы остались целы, когда другие разведчики погибли.
      Вопросов было очень много и все они с неопровержимой силой доказывали, что я действовал под Красной Поляной нерешительно, да и вообще оказался просто трусом и плохим командиром.
      В заключение старший уполномоченный предложил подписать материал.
      Не имел я никогда дела с подобными вещами и расписался на каждом листе в отдельности.
      Вышел я от уполномоченного совершенно подавленный. Понуро добрел до берега Бузулука.
      Разом рухнули, провалились все мечты. Ведь героем мечтал стать. Комсомолец - и трус! Как же теперь людям в глаза смотреть? Что же теперь будет?.. Из гвардии откомандируют?.. И как все нелепо получилось! Как нужно было действовать? Ссутулясь, я сидел на высоком берегу Бузулука и смотрел на воду, игравшую солнечными бликами.
      Здесь и разыскал меня Иван Комаров. Он присел рядом. Долго молчал, а потом сказал, что недавно побывал у уполномоченного. По делу о потоплении машин. Только, кажется, в качестве свидетеля. С кем я мог поделиться бедой, как не с Комаровым? Я рассказал ему обо всем, в чем меня обвиняли.
      - Ну, это точно дело рук Бурундукова! - убежденно сказал Иван. - Вот же гад! Испугался, как бы ему не попало, и давай валить на других.
      Совсем неожиданно Комаров спросил:
      "Ну Будкину помочь, я понимаю, ты никак не мог. А кабель? Неужели нельзя было смотать?"
      Даже он засомневался.
      Немного погодя появился Богаченко. Присел рядом, но так и не заговорил, в конце концов поднялся и ушел. А вскоре подошел Чепок. Он лишь заглянул нам в лица и принялся расхаживать по берегу. Потом, обронив не очень твердо: "Все будет хорошо!" - тоже ушел.
      Ночь спустилась, а мы все сидели на берегу...
      Все эти дни я не находил себе покоя. Мысль, что не сегодня - завтра придется мне расстаться и со своими разведчиками, и с полком, угнетала страшно. Не по себе было и ребятам из-за того, что все так получилось.
      И вот, кажется, эта минута настала. Меня вызвали к командиру полка.
      Нетвердыми шагами я направился к штабу.
      - Старшим уполномоченным особого отдела оформлен материал на откомандирование вас из гвардии, - Виниченко скользнул глазами по лежавшей на столе серо-голубой папке личного дела. - Правильность следствия подтверждают ваши подписи...
      И вдруг я впервые увидел, что командир полка может улыбаться.
      - Под Красной Поляной и Синичкино ваша батарея сорвала наступательные действия немцев, уничтожив при этом их значительные силы. В этом и ваша прямая заслуга. Кроме того, я лично очень высоко ценю ваши решительные действия при переправе полка у Коротояка... Значит, поставим на этом крест, - он положил руку на папку. - Я даже не собираюсь отзывать оформленный на вас наградной материал. Есть что-нибудь ко мне?
      - Спасибо! - сам не свой я вышел из кабинета. В тот же день был подписан приказ о назначении меня начальником разведки дивизиона. Иван Комаров принял батарею Баранова, переведенного во второй дивизион начальником штаба.
       
      Глава четвертая. Под Ржевом
      После всего пережитого за это короткое время я снова дома. Юрка и мать с приходом весны выглядели куда лучше. Посвежели и повеселели. С радостью смотрели они на меня, живого и невредимого.
      Хотя и немножко, но все-таки я привез гостинцев. Все, что успел скопить, когда узнал о предстоящем возвращении полка в Москву. Сухари, несколько пачек пшенного концентрата, печенье, масло из офицерского доппайка и три банки чудом уцелевших крабов. Все это, вместе взятое, выглядело очень солидно.
      Юрка не сводил глаз с моей новенькой, сияющей эмалью "Красной Звезды". Брат-орденоносец. Юрка не выпускал из рук мою орденскую книжку и, в который уже раз перечислял орденские привилегии, которыми теперь я буду пользоваться. Особенно его восхищал бесплатный проезд в трамваях. "Эх, мне бы так!" - без конца говорил он, хотя, насколько мне было известно, он никогда не брал билета. Все его сверстники из Замоскворечья предпочитали устраиваться на подножках.
      Сходили с Юркой в кино. Администратор кинотеатра "Заря", посмотрев в окошечко на орден, без звука протянула два билета. После сеанса побродили по Пятницкой, но так никого и не встретили из знакомых ребят.
      Ночевал я дома.
      На этот раз полк разместили на окраине Москвы, в Щукино. Приехав, в дивизион к подъему, я уже застал всех в лихорадочных сборах. Поступил приказ. Полк срочно выступает на поддержку наступления наших войск под Ржевом. Уже сегодня нужно било прибыть в район боевых действий.
      Рано утром командиры дивизионов вместе с водителями боевых машин выехали за новыми установками.
      Какие же они теперь будут, боевые машины? А вдруг опять на "шевроле"?
      Наконец колонна медленно въехала во двор школы, где расквартировался полк.
      "Студебеккеры"!..
      А сколько ведущих осей?
      Оказалось, что все три ведущие. Ну, это было неплохо. Вернее, то что надо. О "студебеккерах" говорили много хорошего.
      Радостные огневики начали торопливо обживать машины. Перетаскивать свои карабины и немудреный скарб.
      Для танкистов родной дом - это танк. Для гвардейского минометчика "катюша".
      В ней он, удобно устроившись под брезентом возле рамы, находится на марше, под машиной спит на коротких привалах, ее обслуживает в бою. Увязнет установка в труднопроходимой топи, надежные руки и плечи огневиков ее вытянут.
      Мои разведчики давно уже все устроились в своей машине.
      - Иди, иди! Ты теперь не наш! - Васильев сердито махнул рукой. Долго он еще не мог мне простить, что я, переходя на место Будкина, прихватил с собой и часть своих людей. С Будкиным погибло все его подразделение, а своих-то все-таки я готовил. Поэтому я только улыбнулся Васильеву.
      Похаживая вдоль колонны боевых машин, новый командир батареи Иван Комаров спокойно руководил сборами своего подразделения.
      - Здорово, комбат!
      Комаров радостно хлопнул меня по плечу своей оглоблей.
      - Все хорошо, что хорошо кончается!
      - А Кондрашов и другие уехали?
      - Да... В отдел кадров.
      Гвардии старший лейтенант Бурундуков, прохаживавшийся возле штабной машины, широким движением руки подозвал меня к себе. Начальник разведки является и помощником начальника штаба дивизиона. Я заспешил к нему.
      - Главное требование... - подняв вверх указательный палец, сказал Бурундуков, - при любых обстоятельствах разведсводка должна быть утром на моем столе. Понял?
      Я кивнул.
      - Хорошо будешь работать - можешь всегда рассчитывать на мою поддержку. Понял?
      - И если бинокль потеряем или кабель?
      - Но, но... Кто старое вспомянет!.. - Он поморщился и, махнув рукой, полез в кабину. - Давай, командуй...
      Из дверей школы вышел гвардии майор Виниченко. Он подал знак выезжать.
      Под Ржев полк направлялся очень срочно и, видно, на короткий срок, потому что выступали только боевые подразделения. Тылы оставались в Москве.
      Вытягиваясь по Щукинской улице, полк направился к Волоколамскому шоссе.
      Миновали разрушенный Волоколамск и дальше уже двигались по лесным грунтовым дорогам. Недавно прошли дожди, и дорога была сильно размыта, на каждом шагу ямы с водой, вспученные корневища, поэтому колонна продвигалась очень медленно. Начавшийся у Волоколамска лес тянулся не обрываясь. К ночи полк остановился на привал, разместив машины вокруг большой лесной поляны.
      Потом мы увидели двигавшуюся с запада колонну гвардейских минометов собратьев по оружию. Очевидно, полк прибыл на смену этой части. Боевые машины вышедшего из боев полка были сильно потрепаны. Иссеченные осколками фермы и направляющие, разбитые смотровые стекла, помятые капоты без слов свидетельствовали, что полк побывал в основательных переделках.
      Кое-кто соскочил с машин, наши тут как тут, закурили, завязался накоротке разговор.
      Скоро лес кончится. Начнется равнина. Так кое-где рощицы и балки, а то все голо и ровно. Волга, Вазуза, Зубов, Ржев. Где-то в этих местах самые бои.
      Наши войска форсировали Волгу, захватили большой плацдарм. Возьмут ли Ржев? Трудно сказать. Враги люто сопротивляются. В воздухе все время "юнкерсы". Правда, и наших немало летает, особенно штурмовиков и истребителей, но "юнкерсов" и "мессершмиттов" все-таки пока еще больше. И бомбы мощные. Воронки такие, что в любую войдет боевая машина и видно не будет. В основном от бомбардировок и пострадал их полк. "Давайте быстрее!.. Вас там очень ждут!" - говорили солдаты.
      Меня тревожило одно: не получится ли так, что вот приедем наступать, а фашисты сами попрут, как под Осколом. Я спросил об этом какого-то лейтенанта. Тот подумал и сказал: нет. Слишком у нас здесь большие силы. По крайней мере сейчас.
      "Ничего, на месте разберемся!" - подбадривал я себя, направляясь к месту ночлега.
      Солдаты уже нарубили еловых веток и застелили их плащ-палатками. От моросящего дождя натянули тент. Получив в руки котелок с ужином, я совсем успокоился:
      "Отдохнем сегодня нормально!"
      Еловые ветки приятно пружинили. Пахло влажной хвоей.
      - Рымарь!.. Выставить пост и отдыхать!..
      На рассвете полк двинулся дальше. Командир полка уже поставил задачи перед дивизионами, указал части, которые они должны поддерживать.
      - Бои здесь очень напряженные, местность за Волгой открытая, противник стянул большие силы и очень много авиации. Поэтому решающее значение имеют маневр и маскировка, иначе достанется нам, как и тому полку, что вы видели, заключил гвардии майор Виниченко.
      Весь день гремела канонада, весь день висели в воздухе самолеты и шли воздушные бои.
      Рассредоточившись побатарейно, полк вышел на огневые позиции.
      Переправившись через Волгу, еще не широкую в этих местах, мы зашагали на свой новый НП.
      Стемнело. В черной заволжской степи никаких ориентиров, а неугасавшие немецкие ракеты озаряли впереди бескрайнюю равнину и многочисленные темные силуэты горелых танков.
      Как ни осторожно мы шли, ноги все время спотыкались о трупы вражеских солдат, полузасыпанных землей. Сначала мы включали карманный фонарик и взглядывали на убитых, потом перестали.
      А вот я споткнулся о что-то твердое. Нагнулся с фонариком - остатки фундамента. Развернул карту. Деревня Зубки, от которой не осталось даже печей. Обычно они всегда торчат после пожарищ. А здесь и артиллерия и авиация так поработали, что смели все до основания.
      "Как же тогда на местности ориентироваться, если все заметные предметы уничтожены? - вдруг пришло мне в голову. - Не определишь точно координаты стрельбы. Особенно если по глубине вражеской обороны и, как всегда, залп потребуется очень быстро". Эта тревожная мысль завладела мной полностью. Сразу вспомнился полковник-артиллерист из училища, говоривший как раз о таких случаях. На такой равнине гаубица для пристрелки куда бы как пригодилась. На Юго-Западном было просто. Куда ни глянь - везде ориентиры. Деревни, перекрестки и развилки дорог, высотки, обозначенные на карте. Ни разу при определении координат не возникало у меня серьезных затруднений. А здесь все выступающие предметы сметены. Маленькие высотки трудно отличать на местности. Перекрестки и развилки дорог могли сохраниться. "Во всяком случае, сразу же с утра необходимо будет как следует заняться ориентированием!"
      Мы шли в ночи, и не было видно ни зги. Внезапно в стороне вспыхнула спичка. Кто-то, осторожно пригнувшись в воронке, прикурил. Я заспешил на мелькнувший огонек.
      Но еще раньше туда подоспел подполковник с двумя автоматчиками. Он с ходу принялся яростно выговаривать двум оцепеневшим от страха солдатам из похоронной команды.
      - Вы кто такие будете? - повернулся ко мне подполковник.
      - Артиллеристы... Ищем КП действующего здесь полка.
      - Я начальник особого отдела дивизии. Почему идете не по ходу сообщения? Покажите ваши документы! Я протянул удостоверение.
      - До КП дойдете вот по этому ходу сообщения, - подполковник показал в темноту и снова повернулся к воронке. Но солдат там уже не было. Воспользовавшись тем, что подполковник и его автоматчики отвлеклись разговором с нами, они выскочили из воронки и скрылись в ночи.
      Начальник штаба полка - молодой, очень утомленный на вид капитан, быстро ввел меня в курс боевых действий.
      - Противник все время контратакует. И сегодня, если ворвемся в их траншею, нужно ждать контратаки. Ваша задача в том и состоит, чтобы ее сорвать. Готовьте огонь точно по второй траншее. Блиндаж занимайте рядом, там накат поврежден, так через отверстие высунете стереотрубу. - Капитан свернул папиросу.