Гвардейские залпы

      Начал я с кануна Великой Отечественной войны, значит, и точку нужно ставить с ее окончанием. Поэтому совсем кратко.
      Вскоре мы узнали о том, как применялись наши системы при штурме Берлина. Против эсэсовцев, отчаянно оборонявших каждое здание города, на прямую наводку вывели гвардейские минометы. Батареи в упор всаживали целые залпы в сопротивляющихся.
      А на ближайших учебных стрельбах мы попробовали вести огонь одиночными снарядами и пристреливать отдельные цели.
      И тоже получилось неплохо.
      Это были первые шаги в овладении новым могущественным оружием - ракетами!
      Неожиданно в полк пришло распоряжение представить фамилии двух офицеров кандидатов для поступления в академию. И хотя желающих нашлось немало, мы с Комаровым тоже подали рапорта. Рассудили просто: "Не пошлют в этот год больше будет шансов в следующем".
      Война была позади, и что могло омрачить нашу любимую, хотя и нелегкую воинскую службу?
      Но в такие минуты не надо забывать, что и на мирном, казалось бы, ровном пути могут возникнуть неожиданные рытвины и ухабы.
      В самом наилучшем настроении возвращались мы с тактических учений в свой гарнизон. Я ехал, как всегда, в кабине первой машины. Мысли были самые радужные:
      "А вдруг пошлют в академию?.. Учеба... Мирная жизнь. Родные - Таня, мать, брат..." Я так размечтался, что не замечал, где и как мы едем. Шофер первого класса Царев был у нас признанным водителем. В этот момент, преодолев высокий подъем, боевая машина пошла под уклон. Дорога была пустынной. В то время по юго-восточной Европе колесило много греков, бежавших от разгула реакции в своей стране. Смуглые, в яркой одежде, они выглядели колоритно на фоне южной природы.
      И вот крутой поворот, а за ним - запрудившие всю дорогу греческие повозки, дети, женщины, старики. Они с ужасом смотрели на несущуюся на них громадную военную машину, грозившую всех раздавить, смять...
      - Тормози!.. - мы одновременно схватились за рычаг. Нога Царева до отказа выжала педаль ножного тормоза.
      Тяжелая боевая машина с людьми, со снарядами, стремительно скользя по асфальту, неумолимо приближалась к толпе.
      Мы не наехали на них. Буфер легко столкнул в сторону бетонный столбик ограждения, и перед нашими глазами встал почти отвесный обрыв.
      Грохот падения... Темнота. Не знаю, сколько я был без сознания. Потом различил журчание воды. Она быстро заполняла кабину. Собрав последние силы, выбрался наружу... Кажется, все живы. Сверху торопливо спрыгивали и бежали наши солдаты и офицеры...
      Ноги подломились, и я тяжело рухнул обратно в ручей.
      Дней семь я был отрешен от окружающей жизни. Иногда перед глазами смутно мелькали знакомые лица. Смутно и расплывчато. Наконец, под тревожными взглядами медсестер начал вставать. Все-таки ожил, но силы возвращались медленно.
      Приехал Комаров. На цыпочках прошел к кровати, присел на стул, негромко, хотя в палате, кроме нас, никого не было, начал рассказывать полковые новости.
      - Люди все здоровы, установку почти отремонтировали, комиссия, расследовавшая случай, установила, что мы в происшедшем не виноваты.
      Я с облегчением откинулся на подушку.
      - Когда ты поправишься-то? - спросил Иван. - Ходить можешь?
      - Только если поддерживают.
      - Дело-то какое! - Лицо его вдруг расплылось в улыбке. - Кузьменко ведь нас представил, как кандидатов в академию, и уже выезжать надо. Утвердили... Хорошая весть лучше всякого лекарства. Вскоре, поблагодарив от всего сердца работников госпиталя за лечение, осторожно усаживался в кабину машины.
      - Понеслась! - прокричал Иван из кузова.
      И вот последние дни в полку, в котором провоевали всю войну. Со сколькими товарищами надо проститься, сколько получить напутствий. И мы с Иваном ходили по городку.
      В последний раз взглянули на свои "катюши". Строго выровненные, идеально чистые боевые машины стоят в артпарке в полной боевой готовности. Последнее прощание с батарейцами и разведчиками. С Федотовым, только недавно вернувшимся из Москвы, где он в единственном числе представлял наш полк в колонне Первого Украинского фронта на параде Победы.
      И вот осталось проститься с двумя полковыми святынями. Знамя 70-го гвардейского минометного полка. Алое полотнище, яркие орденские ленты. И рядом - колонка фамилий погибших воинов. Первый - Миша Будкин и за ним его разведчики. И дальше дорогие имена: Прудников, Плюша Сорокин... Гвардии капитан Чепок... Женя Богаченко... Последняя - гвардии майор Баранов.
      На посту часовой с автоматом. Мы встали рядом. Приложили руки к козырькам...
      Не было у воинов Великой Отечественной войны лучших в жизни дней, чем те, когда они с победой возвращались на Родину.
      По Венгерской равнине, по ущельям Закарпатья, по привольной Украине один за другим с запада на восток шли эшелоны. Из окон классных вагонов, дверей теплушек рвались наружу звуки гармошек, патефонов, аккордеонов и, все заглушая, гремела многоголосая солдатская песня: "..Ты ждешь, Лизавета, от друга привета, и не спишь до рассвета - все грустишь обо мне".
      Разъезжались по домам воины-победители.
      На узловых станциях эшелоны подолгу стояли. Воины гуляли по перрону, знакомились, отыскивая земляков.
      Гаубичник с Одерского плацдарма!.. Я дернулся было к капитану, но вовремя вспомнил, что тот не очень приветлив. Но капитан подошел сам.
      - Сколько лет, сколько зим!.. Тоже домой? Я вот совсем. К детишкам. - Он устало улыбнулся.
      - А видели бы кадровики, как вы с "тиграми" управлялись - ни за что бы не отпустили, - горячо сказал я ему.
      - Да... Было дело под Полтавой, - улыбнулся капитан.
      - Не под Полтавой, а на Одере.
      - И под Полтавой было, - капитан подморгнул, - Надо бы отметить такое дело!
      Разве я мог отказать офицеру, спасшему мою батарею в тяжелом бою?
      С нашим эшелоном шла одна теплушка, в которой ехали люди, возвращавшиеся из фашистской неволи. За все время пути они почти не выходили из вагона. Вся группа сошла в Киеве и долго стояла на перроне, чего-то ожидая.
      Прогуливаясь вдоль состава, я как раз проходил мимо них, когда какой-то человек из этой группы взволнованно выкрикнул мое имя.
      Я изумленно обернулся...
      Видимо, мое удивление отразилось на лице, потому что человек замедлил шаги и, как-то растерянно улыбнувшись, проговорил:
      - Неужели ты меня действительно не узнаешь? Голос был глуховатый и неразборчивый, но все же очень знакомый.
      Давно известно, что в жизни бывают самые удивительные встречи, но такой...
      "Не может быть!.. Как же это?!". Еще мгновение, и я стремительно обхватил человека за плечи, прижал к себе, а он, уткнувшись мне в плечо, беззвучно зарыдал.
      Неузнаваемый, с перекошенным плечом и шрамом через все лицо, весь какой-то чуть живой - это все-таки был Мишка Будкин.
      - Мы все думали, что ты погиб!
      - Ранило меня, - сказал Мишка, - своим же снарядом. - И он показал рукой на лицо и плечо.
      - Значит, ты был... - не смог я произнести это слово: "плен".
      Мишка взглянул на мой сверкающий погонами и орденами китель, кивнул и быстро опустил голову. У него снова брызнули слезы.
      - Ты думаешь, я там находился по своей воле? Нет, этого я не думал. Всегда и я, и Комаров пошли бы за Будкиным на любое трудное дело. Жалость сдавила горло.
      - Ну, мы за тебя и за других хорошо отплатили.
      - Я жил этим, - сказал Мишка, - мечтал что-нибудь о вас узнать. Но чтобы вот так встретить!.. Иван жив?
      Наш паровоз свистнул и дернул состав.
      - Жив!.. Да вот он в вагоне спит - Я заметался. - Ведь нас послали... Когда ты в Москву приедешь?.. Я там же живу!
      Я побежал к нашему вагону и вскочил на подножку.
      - Напиши все! И скорее приезжай! - Я замахал Мишке рукой.
      Тощая фигурка в какой-то иностранной засаленной и потрепанной блузе медленно двинулась к своим товарищам.
      Все мое праздничное настроение как ветром сдуло. Я пошел будить Комарова.
      Через несколько лет Будкин вернулся в Москву. К этому времени он отошел и стал похож на прежнего жизнерадостного и веселого Будкина. И только иногда нет-нет да и проскальзывали в нем неизгладимые следы перенесенных страданий в фашистской неволе.
      ...А на следующий день наш эшелон подходил к Москве. Замелькали знакомые названия дачных станций. Тихо стало в вагоне. Песен уже никто не пел. Даже те, кому нужно было ехать далеко, в Поволжье, на Урал и в Сибирь, разговаривали вполголоса. Все готовились к встрече с Москвой.
      Мы давно уже сняли свои чемоданы с багажных полок, и они стояли в проходе в полной готовности. В чемоданах подарки - разные трофеи, патефон с пластинками, альбомы, зажигалки.
      Подперев рукой щеку, о чем-то крепко задумался Иван Комаров. О чем? О прошедших боевых годах? О предстоящих трудных конкурсных экзаменах? Дома у него все в порядке. Родители ждут не дождутся сыночка. Я представил себе шумную радость отца Комарова и невольно улыбнулся.
      Меня тоже очень ждали дома. Уже с начала сорок пятого года завод, на котором мне довелось работать в войну, перешел на выпуск сантехники отопительных радиаторов, раковин и прочего. Воспользовавшись переменами в цехе, переехала в Москву Таня. А я с тех пор, как попал в госпиталь, не писал ни одного письма. Думал, что скоро будем в Москве, а растянулось все на месяц. Конечно, мои волновались - не случилось ли чего?..
      Москва... Эшелон с ликующими фронтовиками остановился у киевского вокзала.
      "А ведь отсюда до Ленинских гор рукой подать!" - пришло мне в голову, и я сказал об этом Ивану. Тот счастливо кивнул.
      Мирным светлым днем, теперь уже надолго, вернулись мы домой. От станции метро "Новокузнецкая" Комарову направо к Якиманке, мне налево - неподалеку.
      Сразу потеряли свой вес чемоданы. Шел, не чувствуя ног, и озирался по сторонам.
      Постарел наш тихий переулок. На стенах домов - громадные пролысины от обвалившейся штукатурки. А посередине большой пустырь. Фашистский стервятник, подбитый зенитчиками, врезался как раз в наш район. Совсем сдал, завалился на бок и наш дом, со всех сторон окруженный бревенчатыми подпорками.
      И еще сразу бросилось в глаза: несмотря на воскресенье, людей на улицах немного и совсем отсутствуют малыши. А раньше они заполняли все тротуары и закоулки.
      Много потерь и бед принесла война, но тем значимее победа!
      Наш подъезд... Одна дверь, другая... Все мои оказались дома. Длинный и тощий Юрка, заложив руки за спину, расхаживал по комнате, мать с Таней увязывали очередную стопу рукавиц. В войну мать шила солдатское белье, ну а с окончанием ее, видимо, перешла снова на мирную продукцию - рукавицы для сварщиков.
      Я втиснулся в двери, взволнованно произнес первые слова:
      - Здравствуйте! С Победой, мои дорогие!
      * * *
      С той поры минуло двадцать пять лет. По всей стране разъехались боевые соратники из 70-го гвардейского минометного полка. Живут они на Урале и в Крыму, в Запорожье и Комсомольске. Но кое-кого удается встретить, про других услышать. До настоящего времени командует в пожарной охране автозавода имени Лихачева наш бравый старшина Николай Степанович Кобзев. Тоже пожарником в Бабушкине - Гребенников. Очень приятно встречать на страницах "Правды" и "Крокодила" рисунки Юры Черепанова.
      В 1957 году я отдыхал в Ялте. Сидя на набережной, заметил любопытную пару. Плотный широкоплечий мужчина как-то уж очень галантно вел под руку даму. Я окликнул его. "Галантный кавалер" бросился ко мне, схватил в объятия. Встречу с Павлом Васильевичем Васильевым мы отмечали у одного из наших однополчан Григория Яковлевича Виноградова, служившего в то время в Ялте военкомом.
      Удалось повидаться и с командиром полка. Иван Захарович по-прежнему бодрый и боевой. Старается поддерживать связи со всеми старыми воинами. От него узнал о Федотове. Николай - знатный дояр в Горьковской области.
      Несколько раз заезжали ко мне по старому адресу другие боевые товарищи, но так и не довелось встретиться. В то время я служил в дальних гарнизонах. Так жаль...
      Я не смог рассказать на страницах книги о всех боевых друзьях по дивизиону и полку. Я имею в виду Михаила Тарасюка, Виктора Постнова, Петра Завизиона, Григория Гуменюка, Геннадия Бесчастнова, Алексея Дмитриева, Александра Евстратова, Яна Борухова, Михаила Мусатова, Николая Кузьмина, Михаила Давиденко, Павла Комаркова, Василия Молчанова и многих, многих других. Надеюсь, что они не обидятся на меня за это. Им и всем солдатам и офицерам 70-го гвардейского минометного полка посвящается эта книга.