2

Столпившись на крошечном островке, они питались, прыгая в море и хватая одну или две бокси из проходящей стайки, но этого моллюска подобная охота не устраивала. Возможно, он был более разумным и предприимчивым, чем его собратья, что позволило ему найти отличное пастбище на небольшом расстоянии от островка. Моллюск понятия не имел о приливах и отливах, не понимал, почему, когда на небе не было луны, скала выступала над поверхностью моря, создавая естественный барьер для вечной миграции странных маленьких рыбок. Он знал только то, что, если подождать некоторое время на одной из каменных стен, проход в скале превращался в рог изобилия – как раз в то время, когда он начинал ощущать голод. Кстати, перепрыгивая со стены на стену, можно было проглотить гораздо больше бокси, чем если просто опускаться на дно сквозь косяк. Конечно, бесплатных обедов не существовало нигде, кто-то обязательно вел учет. Моллюск рос быстрее раковины, и скоро его нежная розовая плоть выступала из-под похожих на крышки щитков, обеспечивающих нормальных условия его безопасности. Небольшая пиявка, также обнаружившая изобилие бокси, в конце концов упала на прожорливого моллюска, обвила его раковину, выдвинула похожие на горный бур ротовые части и впилась в нежную плоть.

Амбела мучили кошмары о море, кишащем пиявками, которые сменяли приятные сновидения о тысячах лет счастливой жизни. Ветер с океана надувал парус, который был вполне доволен съеденными вечером кусками червя-носорога. На фоне зеленоватого рассвета эти перевариваемые куски темнели в прозрачном кишечнике паруса, и именно их вид заставил Пека забарабанить в дверь Амбела.

– Турбул под судном! – кричал он. – Косяк турбула!

Капитан сел и почти сразу же отчетливо услышал удары по днищу судна проходящего косяка турбула, которые невозможно было спутать с обычным скрипом и лязгом судовых механизмов. В каком-то оцепенении он окинул взглядом каюту, в которой находились все скудные, но необходимые для его существования вещи. Его мушкетон был закреплен кожаными ремнями в углу рядом со шкафом, где хранились порох, пули и обширный комплект инструментов для ухода за оружием. В узком платяном шкафу висели его рубашки из пластмассовой сетки, штаны и усиленные ботинки – единственная одежда, удовлетворявшая его требования к прочности. Под овальной, отделанной бронзой нишей находилась полка, к которой он приклеил устричным клеем несколько украшений: отполированный, как драгоценный камень, кусок древнего экрана ввода, миниатюрный человеческий череп из отполированного стекла и разрезанные шейные кандалы. Его взгляд скользнул по столу со множеством карт, прижатых спутниковым пеленгатором в виде старинного калькулятора, и остановился на матросском сундуке. Как просто накопить много вещей за столь длинную жизнь… Он долго смотрел на сундук тяжелым взглядом, потом едва заметно пожал плечами и откинул одеяло.

– Турбул! – снова закричал Пек. – Турбул!

– Иду! – крикнул Амбел в ответ.

Он спустил ноги с койки, встал и направился к платяному шкафу, чтобы взять аккуратно сложенную одежду. Вернувшись к койке, оделся, сел, осторожно надел и зашнуровал ботинки. Потом встал, подошел к двери и осторожно открыл ее. Капитан должен был все делать осторожно – иначе он рисковал неумышленно оторвать кому-нибудь руку или проломить локтем корпус судна.

Пек возбужденно подпрыгивал: так ему не терпелось вернуться к ловле. В одной руке он держал кусок червя-носорога, в другой – нож для резки наживки. Лиловая кровь сочилась из мяса, забрызгивая длинное кожаное пальто и парусиновые штаны, а также деревянную палубу под ногами. Амбел жестом приказал ему продолжать. Пек нетерпеливо кивнул лысой головой, сверкая зеленоватыми глазами, потом вернулся к остальным членам команды. С палубы доносились ругательства и крики, и вся она была завалена извивающимися мокрыми тварями.

Капитан проводил Пека взглядом и увидел, как Планд вытащил турбула размером с каноэ и прыгнул ему на спину, чтобы тот не свалился за борт. Турбул действительно напоминал каноэ, все его тело было беспорядочно усеяно ярко-синими плавниками. Хвост, похожий на кнут, заканчивался плавником в форме топора.

– Скотина! – заорал Планд, когда турбул стал извиваться и изгибаться, стараясь сбросить его с себя. – А ну-ка успокойся!

Он не обращал внимания на глубокую рану на спине, нанесенную бешено извивавшимся хвостом турбула. Амбел подошел, сжал одной рукой челюсти турбула, затем протянул другую руку и легонько ударил тварь между глаз указательным пальцем. Раздался звук, словно по бревну ударили металлической балкой. Глаза турбула закатились, тело обмякло.

– Спасибо, капитан, – поблагодарил Планд, слезая с турбула. – Может быть, вы его выпотрошите. Для меня он слишком велик.

Амбел пожал плечами, покрепче сжал челюсти правой рукой, а пальцы левой вонзил в тело там, где заканчивалась голова. Он потянул, голова с треском отделилась от туловища, за ней последовал хребет. Он приложил чуть большее усилие, хвост и плавники начали втягиваться в туловище, пока совсем не исчезли. Амбел переместил руки на хребет для последнего рывка, и плоть твари снялась как чулок, оставив у него в руках голову, хребет, обвисший мешок внутренностей, плавники и хвост, причем все части тела остались соединенными. Он подержал все это перед собой и несколько раз встряхнул. Зрачки глаз пришли в нормальное состояние, хребет и хвост начали извиваться. Конец хвоста чуть не попал Амбелу в лицо, но он легко поймал его.

– Озорник!

Он бросил турбула за борт. Оказавшись в воде, скелетообразное существо некоторое время плавало кругами, потом высунуло из воды голову и издало громкий, похожий на ржание звук. Потом оно нырнуло и поплыло дальше вместе с косяком.

– Парни, не забудьте, нам нужно заполнить только пятьдесят бочек! – крикнул Амбел, наблюдая, как матросы вытаскивали из воды турбула за турбулом и разделывали рыбу аналогичным образом.

Один за другим скелеты падали в воду и уплывали, издав на прощание похожие на возмущенное ржание звуки. Скоро палуба была завалена скользкими трубками мяса турбулов.

Надевая наживку на блестящий крюк, капитан вдруг задумался, насколько медленно технология Правительства проникала в их жизни. Сейчас они использовали незатупляющиеся крюки из металлокерамики, а он помнил время, когда крюки вырезались из кости. По крайней мере, до сих пор использовались поплавки из мочевых пузырей. Отступив назад на шаг, чтобы забросить наживку, он едва не упал, наткнувшись на тушу турбула.

– Энн! Бочки и уксус! – крикнул он, но не слишком недовольным тоном, потому что знал, что в такие моменты команда бывает очень раздражительной.

Энн бросила на него сердитый взгляд, смотала леску и повесила ее на закрепленный на леере крюк, потом позвала на помощь младших членов команды. Перепрыгивая через туши турбулов, женщина повела их к люку заднего трюма, открыла его и быстро спустилась вниз. Двое матросов спустились в трюм вслед за ней, двое остались на палубе, чтобы повернуть рычаг лебедки и опустить трос.

– Думаю, хватит, – сказал Планд, разглядывая последнюю добычу.

Этот турбул оказался тонким и длинным, все его туловище было испещрено отверстиями от укусов пиявок. Удары по днищу корпуса становились все тише и реже, их уже трудно было расслышать сквозь лязг цепи паруса. Амбел тоже вытащил из воды турбула, рассмотрел его и бросил за борт.

– Главный косяк прошел, – сказал он. – Остались только покусанные пиявками.

Пек неохотно смотал леску, свернул ее, потом из ящика под леером, где хранилось почти все охотничье снаряжение, достал длинную и смертельно острую пангу.

Капитан подошел к матросам, чтобы помочь выгрузить на палубу бочки, которые Энн уложила в грузовую сетку. Когда сетка коснулась палубы, они откатили пустые бочки в сторону. Амбел вскрыл запечатанный бочонок, и по воздуху разнесся запах пряного уксуса, почти заглушивший едкий запах мяса турбулов. Пек тем временем принялся рубить туши на аккуратные кольца.

– Хороший косяк, – заметил он, энергично размахивая пангой.

– Хороший, – согласился Амбел, поднял с палубы измочаленный кусок мяса червя-носорога, оставшийся от наживки, и направился в свою каюту.

Пек проводил его взглядом, и костяшки сжимавших пангу пальцев побелели от напряжения. Потом он перевел взгляд на тушу турбула и особенно яростно нанес по ней удар.

Гласситовая полоса была проложена по земле поперек арочного выхода из Купола. Джанер с озадаченным видом смотрел на нее, неуверенно крутя в руках идентификационную карточку.

– Никаких барьеров, никакой таможни. Как же осуществляется контроль?

– Хуперам абсолютно наплевать на подобные вещи, – сказала Эрлин.

Со стороны территории Правительства аккуратно вымощенная дорожка терялась между полей гигантской кукурузы и плантаций граната. Джанер посмотрел на деревья, потом опустил взгляд на полосу. На земле со стороны Спаттерджей валялись омерзительные останки существ, считавшихся на этой планете паразитами: скелет какой-то птицы, спиральная раковина размером с человеческую голову и еще что-то плоское и гниющее размером с человеческую ногу, вероятно, одна из знаменитых пиявок. И все-таки контроль имелся: в верхней части арки был установлен лазер.

– Выход контролируется. – Эрлин бросила взгляд на шершней в футляре. – Не думаю, что ИР захочется связаться с разумом Улья.

– Разум видит этот мир впервые, – заметил Джанер. – Его беспокоит не пересечение линии ячейками, а их возвращение, если разуму понадобиться вернуть только одну ячейку.

– Я думаю, автоматика сможет их распознать, но все-таки спроси об этом у ворот. Уверена, один из подразумов Блюстителя следит за ними.

Джанер посмотрел вверх, как и большинство людей, когда обращались к невидимому ИР.

– Блюститель, мой разум Улья выразил некоторую тревогу по поводу вашей автоматической системы уничтожения насекомых. Она сможет отличить шершня от разновидностей живой природы Спаттерджей?

– Конечно сможет, – ответил несколько раздраженный голос. – Только люди способны совершать такие ошибки.

Джанер пробормотал что-то неприличное и вышел за пределы территории Правительства. С трудом скрывая удивление, Эрлин последовала за ним. На видимой половине лица Кича полностью отсутствовало выражение, даже когда лазерный объектив повернулся, чтобы проследить за ним.

За воротами они увидели широкую улицу, по обеим сторонам которой стояли деревянные дома с остроконечными крышами, многие из которых были лавками и питейными заведениями. Вдоль грунтовой дороги тянулся рынок, и хуперы энергично предлагали свой товар другим хуперам и гражданам Правительства, рискнувшим пересечь границу. Эрлин кивнула на лавку, рядом с которой в террариумах из зеленого стекла извивались блестящие пиявки.

– За несколько шиллингов можно получить укус пиявки. Можно посчитать это небольшой платой за бессмертие, а можно и грабежом, если вспомнить, что нужно только войти в заросли и немного постоять под грушевидным деревом. – Она бросила взгляд на Кича. – Полагаю, тебе это не подходит.

Кич издал несколько сухих щелчков, прежде чем заговорить:

– Об этом можно поспорить.

– Хочешь попробовать? – спросил Джанер, рассматривая лавку.

– Для того чтобы получить бессмертие, я должен сначала стать живым, – ответил Кич.

Джанер оглянулся на него, пытаясь понять, что он имел в виду, но лицо рейфа оставалось бесстрастным. Эрлин повела их дальше.

– Нам сюда, – сказала она, указывая на окно лавки между баром и бондарной мастерской, почти невидимой за штабелями бочек. Над окном средней лавки висел длинный зазубренный гарпун.

– Крупная рыба здесь водится, – заметил Джанер.

– Можно и так сказать, – согласилась Эрлин, остановившись у входа в лавку. Когда она открыла дверь, глухо звякнул колокольчик, и двое хуперов, рассматривавших что-то в стеклянном шкафу, посмотрели на нее, потом друг на друга и продолжили разговор.

– Можешь платить в несколько приемов, Армел, – сказал один из них. – Я поверю, если поклянешься своим судном.

– Подумаю, – ответил Армел и, бросив последний, полный тоски взгляд на шкаф, поспешил выйти из лавки.

Лавочник вытер руки о рубашку, прежде чем подойти к ним. Он широко улыбался.

– Правительство? – спросил он.

– Да, – осторожно ответила Эрлин, – но уже бывали здесь.

Улыбка хупера стала не столь широкой.

– Чем могу помочь?

Джанер осматривал предлагаемые товары. В стеклянном шкафу была представлена небольшая коллекция пороховых ружей, которые раньше он видел только в музеях. Стены были увешаны разнообразным колющим и режущим оружием – его было достаточно для того, чтобы вооружить небольшую средневековую армию.

– Шоковые ружья и лазеры, – сказала Эрлин. Улыбка лавочника снова стала широкой, и он жестом пригласил их в глубь лавки.

– Ты уверена, что нам это нужно? – спросил Джанер.

– Видел раковину у ворот? – вопросом ответила Эрлин.

– Да…

– Это была раковина моллюска-лягушки. Когда они видят тебя, то сразу же пытаются оторвать кусок. Одним движением они могут откусить руку. Хуперы считают их забавными животными – а есть еще хуже.

Открыв шкаф, лавочник достал три комплекта оружия в кобурах.

– Можете приобрести лазеры и шоковые ружья отдельно, но я предлагаю взять эти.

Эрлин взяла лазер и с сомнением его осмотрела. Кич тоже заинтересовался одним из них: он отвел назад затворную планку, открыл нижнюю часть рукоятки, заглянул внутрь и со щелчком закрыл.

– КК-лазер медленного горения, с широким импульсом… и так далее. – Он бросил взгляд на женщину. – Сделает все, что необходимо.

– КК? – не понял Джанер.

– Квантово-каскадный, стандартный полупроводниковый, – объяснил Кич.

– А как насчет шока?

Кич постучал по короткому стволу.

– Ионный разряд, эффективен на расстоянии до пяти метров, – сообщил он, еще раз оглядывая оружие. – Мне оно не понадобится.

Эрлин задумалась, не отводя глаз от оружия, потом обратилась к лавочнику.

– Сколько?

– Двести шиллингов каждый.

– Ты – грабитель и вор! – возмутилась женщина. – Я дам тебе двести шиллингов за два лазера.

– Я – вор? Я – вор? Сто семьдесят пять за каждый с ремнями и кобурами.

– Семьдесят пять за каждый, и я никому не скажу, что ты нас ограбил.

– Сто пятьдесят за каждый, хотя я не получу никакой прибыли.

– Сто, и да простят тебя Старые капитаны.

– У меня семья! Дети хотят есть!

– Сто.

Лицо лавочника пылало от злости, которая, впрочем, мгновенно исчезла, едва Эрлин повернулась, чтобы уйти. Он схватил ее за руку.

– Сто двадцать пять, и ты никому не должна говорить, как ограбила меня.

– Согласна, – улыбнулась женщина.

Джанер открыл бумажник, но, прежде чем он успел отсчитать деньги, Кич остановил его своей костлявой рукой. ,

– Ты забыл упомянуть источники питания. Они учтены в твоей цене ? – обратился он к лавочнику.

– Вы все воры!

Кич отошел в сторону, предоставив Эрлин продолжать торг.

Капитан плотно закрыл дверь каюты, сел на койку и долго смотрел на матросский сундук, держа в правой руке, как окровавленный платок, мясо для приманки. Он наклонил голову, словно прислушиваясь к чему-то, затем раздраженно потряс ею, прежде чем резко встать и подойти к сундуку. Свободной рукой он открыл крышку и достал из сундука продолговатый ящик около метра в длину и втрое меньше в ширину и глубину. Амбел поставил ящик на стол, затем достал из верхнего кармана ключ. Открыв замок, положил ключ в карман, отошел на шаг и откинул крышку.

Нечто синего цвета заполняло ящик. На самом деле это была голова. Когда-то она принадлежала человеку, но сейчас была настолько увеличена, растянута и перекошена, что понять это было практически невозможно. Скорее, ее можно было принять за голову чудовищной помеси бабуина и бородавочника. Амбел стоял и свирепо смотрел на нее, и вдруг один из ее глаз открылся и посмотрел на него – черный, безумный. Голова все еще оставалась живой, и он сам часто не мог понять, зачем поддерживать в ней жизнь. Капитан не хранил ее ради выгоды или из научного интереса – хотя историк Олиан Тай предложила за голову целое состояние. Возможно, им двигало иное чувство, близкое к садизму. Никто не заслуживал наказания больше, чем этот… индивидуум.

Бросив кусок мяса в ящик, Амбел захлопнул крышку. Когда он заглянет в ящик в следующий раз, мяса не будет – Скиннер отчаянно цеплялся за жизнь. Капитан вытер руки, запер ящик, убрал его в сундук, захлопнул крышку и запер ее тоже. Он спешил покинуть каюту, как человек, выполнивший неприятную, но необходимую работу.

Пек стоял рядом с дверью и как-то странно смотрел на него. В правой руке он держал пангу и был весь, с ног до головы, забрызган лиловой кровью и ошметками мяса турбула. Даже Амбелу его вид показался неприятным.

– Всех турбулов нарубили? – спросил он.

Матрос ответил не сразу. Как там этот ублюдок?

– Жив. Все еще жив.

– Слышу , как он бормочет.

– Мы всегда будем это слышать . – Амбел осторожно похлопал Пека по плечу. – Давай уложим и замаринуем мясо.

Капитан прошел мимо матроса, который смотрел на дверь каюты с лицом, искаженным то ли воспоминаниями о мучениях, то ли страстным желанием чего-то.

– Сколько бочек? – спросил Амбел у Энн, опускавшей грузовую сетку в кишевший людьми трюм.

– Всего двенадцать, пустых осталось еще на неделю. Хороший косяк.

Амбел задержал взгляд на ее лице. Шрамы от укусов пиявок ничуть не уменьшили ее суровую привлекательность, а в длинных черных волосах не было и намека на седину, несмотря на преклонный возраст. Вирус по-разному влиял на людей. Одни становились морщинистыми занудами с седыми волосами, другие, подобно Энн, сохраняли свежесть и красоту, третьи теряли не только волосы, но и зубы. Что касается Амбела, то в течение долгих лет он, подобно многим Старым капитанам, нарастил мышечную массу. Сейчас этот коротко стриженный седовласый мужчина с круглым моложавым лицом производил впечатление человека, способного сломать палубную доску двумя пальцами, – причем внешность не была обманчивой.

– Отправимся за другим косяком? – спросил Борис из трюма.

– Нет, – ответил капитан. – Ночь лунная, и у нас еще есть время добраться до отмели. Я не хочу, заполнить турбулом все бочки. Стоит мясу подешеветь на несколько скиндов, и рынок будет переполнен. – Он посмотрел на небо. – Мы отправимся на восток, – сказал он так громко, чтобы его услышал парус.

– Янтарные моллюски? – уточнил Планд, вычищая из-под ногтей мясо ножом для срезания шкур.

– Янтарные моллюски, – подтвердил Амбел.

Он поспешно спустился в трюм, чтобы помочь Борису и другим матросам укладывать бочки.

Голос разума Улья немного напоминал жужжание, но, как полагал Джанер, это было сделано умышленно. Шершни не переговаривались такими звуками. Наверное, жужжание было своеобразной попыткой разума пошутить.

– Я хочу, чтобы ты путешествовал с этой Эрлин. Мне она кажется интересной, – сказал разум.

Это не было приказом, разум перестал отдавать приказы двадцать лет назад, когда истек срок действия контракта. Просьба сопровождалась обещанием неограниченного кредита, бесконечных путешествий и отсутствия скуки, а для Джанера скука являлась проблемой, как и для многих других граждан Правительства.

– Я думал, что ты хочешь, чтобы я остался с рейфом, – прошептал он (вокруг было слишком много посторонних ушей).

– Я полагаю, что рейф отправится с ней. Если нет, он все равно разыщет ее в будущем. Их истории связаны между собой.

– Ты еще не рассказал мне их истории.

– Всему свое время, всему свое время. А пока давай понаблюдаем за этим боем.

Хуперы, стоявшие друг перед другом, были раздеты догола и намазаны маслом с головы до ног. Толпа жаждала крови, хотя ее крики были лишены искренности.

– Ты заметил, что сначала они сняли с себя всю одежду? – спросил разум.

– Ну и что?

– Их тела восстанавливают себя сами, а одежду придется зашивать.

Джанер обдумал это и кивнул. Проходящий мимо букмекер решил, что кивок предназначался ему.

– Домби или Форлам? Шиллинги, йены, доллары или, если угодно, скинды. Какая ставка?

Человек был низкорослым, но очень крепкого сложения. Шрамов от укусов пиявок видно не было. Говорил он, как понял Джанер, с неместным акцентом.

– Каковы шансы?

– Домби триста пятьдесят лет, Форламу – сто пятьдесят, у него впечатляющий список побед. Тринадцать к одному на Домби за «И», десять к одному на Форлама за «хлопок». Если любой из них лишится чувств из-за «васо», ты проиграл. Длительность боя – не больше двух часов.

– Ставлю десять шиллингов на Домби за «И», – сказал Джанер.

– Отлично, сэр. – Букмекер выглядел несколько обеспокоенным, когда выписывал квитанцию и принимал от Джанера десятишиллинговую банкноту. Другие зрители заинтересованно наблюдали за сделкой.

– Для данного места слишком высокая ставка, – пояснил разум. – Обычный хупер вынужден работать полгода за такую сумму.

– Правда? Если ты так много знаешь, может быть, разъяснишь, что такое «И», «хлопок» и «васо».

– «И» – это извлечение внутренностей, «хлопок» – выбитый глаз, «васо» – когда один или оба соперника теряют сознание из-за потери крови.

– Очень мило! Каковы мои шансы на выигрыш?

– Ты их уже слышал.

Джанер бросил сердитый взгляд на шершней в футляре, потом решил понаблюдать за боем. Домби, которым, по мнению Джанера, был мужчина с большим количеством шрамов от укусов пиявок, вышел на ринг с длинными кривыми кинжалами в каждой руке. Форлам вооружился стилетом и чем-то похожим на ледоруб. Крики мгновенно стали громче, как только соперники начали кружить по рингу и делать ложные выпады. Первым нанес удачный удар Домби. Он распорол руку противника до кости, кровь хлынула из раны, которой через несколько мгновений уже не было видно. Форлам отошел, потом прыгнул вперед и воткнул стилет в живот Домби. В качестве ответа тот отрезал Форламу ухо так, что оно повисло на лоскуте кожи. Соперник не остался в долгу и нанес удар снизу, надвое распоровший мошонку Домби.