— Понимаю. — Сказано было ровным тоном. — Вы захватили Кэймлин. Слышал, что и Тир ваш, и Кайриэн вскоре будет вашим, если уже не в ваших руках. Вы намерены весь мир завоевать со своими айильцами и армией мужчин, направляющих Единую Силу?

— Если понадобится. — Ранд говорил столь же ровным голосом. — Я с радостью встречу любого правителя, который примет меня, но до сих пор я видел лишь одно — интриги ради власти или открытую враждебность. Лорд Башир, в Тарабоне и Арад Домане царит анархия, и в Кайриэне беспорядков хватает. Амадиция зарится на Алтару. Шончан... Вероятно, вы в Салдэйе слыхали о них, и самые страшные слухи, скорей всего, правдивы... Так вот, Шончан с другой стороны мира посматривают на всех нас. На горизонте — Тармон Гай'дон, а люди сражаются между собой в своих мелочных битвах. Нам нужен мир. Нам нужно время — до того, как придут троллоки, до того, как вырвется Темный. Нужно время — чтобы нам самим подготовиться. Если я могу навязать порядок в мире и так получить необходимую отсрочку лишь одним-единственным способом — применить силу, то я пойду на это. Я не хочу поступать так, но поступлю.

— Я читал «Кариатонский цикл», — промолвил Башир. Сунув ненадолго кубки под локоть, он сломал печать на кувшине и наполнил кубки вином. — Что более важно, королева Тенобия тоже читала Пророчества. Относительно Кандора, или Арафела, или Шайнар ничего сказать не могу. Думаю, они будут за вас — в Пограничных Землях не сыщется ребенка, который не знает, что притаившаяся в Запустении Тень только и ждет, чтобы напасть на нас. Но за них я говорить не могу.

Энайла подозрительно уставилась на протянутый ей Баширом кубок, но поднялась по ступеням и передала его Ранду.

— По правде говоря, — продолжал Башир, — я даже за Салдэйю говорить не вправе. Страной правит Тенобия, я же всего лишь военачальник. Но думаю, если отошлю к ней быстрого гонца с посланием, то ответ будет таков, что Салдэйя заодно с Возрожденным Драконом. Тем временем я предлагаю вам свою службу и девять тысяч салдэйских конников.

Ранд крутанул кубок, взболтав темно-красное вино. Саммаэль в Иллиане, другие Отрекшиеся один Свет знает где. За Океаном Арит поджидают своего часа шончане, а здесь люди готовы на все, лишь бы урвать свою выгоду, заполучить побольше власти, как бы дорого их алчность ни обошлась миру.

— До мира еще далеко, — тихо промолвил он. — Еще какое-то время будут смерти и кровь.

— Как всегда, — негромко ответил Башир, и Ранд не понял, к чему из сказанного им относится утверждение генерала. Наверное, к тому и к другому сразу.

Сунув арфу под мышку, Асмодиан побрел прочь от Мэта с Авиендой. Ему нравилось играть на арфе, но какой толк играть для парочки, которая даже не слушает, не говоря уже о том, чтобы понять и оценить его музыку. Он не совсем понял, что же случилось этим утром, и не был уверен, что хочет знать о том наверняка. Слишком многие айильцы, увидев менестреля, выражали удивление и заявляли, будто видели его мертвым. Подробностей Асмодиан знать не желал. На стене перед ним тянулся длинный прорез. Он знал, почему такая острая кромка и такая гладкая, как лед, поверхность у среза — глаже, чем могла за сотню лет отполировать любая рука.

С праздным любопытством, хотя и с внутренней дрожью, Асмодиан размышлял, не сделало ли его новым человеком столь необычное возрождение. В этом он сомневался. Бессмертие исчезло. То был дар Великого Повелителя — сколько бы ал'Тор ни требовал иного в речах, в мыслях Асмодиан привык к этому имени. Достаточным доказательством являлся он сам. Бессмертие пропало, и хоть Асмодиан понимал, что виной тому его собственное воображение, порой ему чудилось, будто время тащит его, тянет к могиле, встречи с которой он никогда не предполагал. А зачерпнув самую чуточку саидин, он ощущал, что словно пьет из сточной канавы. О смерти Ланфир он едва ли сожалел. Не сожалел он и о гибели Равина, а уж о Ланфир тем более, памятуя о том, что она с ним сделала. Асмодиан рассмеялся бы и при известии о гибели прочих, а больше всего радовался бы смерти последнего из уцелевших. Нет, вовсе не похоже, чтобы он возродился заново, но за этот пучок травы на краю обрыва он будет цепляться так долго, как сумеет. Со временем корни не выдюжат и поддадутся, последует долгое падение в пропасть, но до той поры он по-прежнему жив.

Потянув на себя, Асмодиан открыл маленькую дверцу, намереваясь отыскать кладовую. Где-то же должно найтись приличное вино. Сделав шаг, Асмодиан замер, кровь отхлынула от лица.

— Ты? Нет!

Слово еще висело в воздухе, когда на Асмодиана обрушилась смерть.

Моргейз промокнула пот с лица, потом запихнула платок обратно в рукав и поправила надорванную кое-где соломенную шляпу. Хорошо, что удалось раздобыть приличное дорожное платье, хотя даже тонкую шерсть в такую жару носить весьма неудобно. Если говорить точнее, платье приобрел Талланвор. Пустив свою лошадь шагом, Моргейз посмотрела на высокого молодого мужчину. Округлость фигуры Базела Гилла, который скакал вместе с ним впереди, подчеркивала рост и сложение Талланвора. Он вручил ей платье со словами, что оно подойдет ей лучше, чем тот вызывающий зуд наряд, в каком она бежала из дворца. И глядел он при этом на Моргейз сверху вниз, не мигая, без единого слова почтения. Конечно, она сама решила, что безопаснее, если никто не будет знать, кто она такая, тем более когда беглецы обнаружили, что Гарет Брин уехал из Корийских Ключей. Как он посмел отправиться в погоню за какими-то поджигателями, когда он нужен ей? Впрочем, неважно, она и без него обойдется. Но в глазах Талланвора мелькало нечто тревожащее ее, когда молодой офицер называл ее просто Моргейз.

Вздохнув, она оглянулась через плечо. Массивный Ламгвин внимательно наблюдал за лесом, а Бриане, не отстававшая от него ни на шаг, смотрела на своего спутника, пожалуй, больше, чем на все прочее в мире. После Кэймлина войско Моргейз ничуть не увеличилось. Слишком многие были наслышаны о беспричинно изгнанных придворных, о введенных в столице несправедливых законах, поэтому и отделывались лишь глумливыми усмешками в ответ на большей частью небрежные упоминания о том, что не худо бы хоть пальцем пошевелить в поддержку законной правительницы. Моргейз сомневалась, что отношение их резко переменится, даже если люди узнают, кто с ними говорит. Потому-то она скакала через Алтару, держась по мере возможности лесов и глухих дорог — чуть ли не повсюду было полно вооруженных отрядов. И ехала Моргейз лесом, вместе с уличным громилой, лицо которого покрывали шрамы, с кайриэнской беженкой знатного рода, которая от него без ума, с дородным содержателем гостиницы, который едва удерживался от того, чтобы на колени не бухаться, когда бы она на него ни взглянула, и с юным солдатом, который порой смотрел на нее так, словно на ней одно из тех платьев, в которые она для Гейбрила наряжалась. Ах да, еще и Лини, конечно. Уж про Лини не забудешь.

И словно откликаясь на мысленный призыв, старая нянька подъехала поближе к Моргейз.

— Лучше вперед смотри, — тихо промолвила Лини. — Молодой лев нападает быстрее и когда меньше всего ожидаешь.

— Ты считаешь Талланвора опасным? — резко спросила Моргейз, и Лини искоса задумчиво посмотрела на нее:

— Настолько, насколько может быть опасен любой мужчина. Видный мужчина, как по-твоему? Очень даже высокий. Сильные руки, как мне кажется. Нет смысла излишне долго старить мед, прежде чем его съесть.

— Лини! — предостерегла няню Моргейз.

В последнее время старая Лини частенько высказывается в подобном духе. Да, Талланвор привлекательный мужчина, руки у него, похоже, и в самом деле сильные и икры стройные, но он слишком молод, а она — королева. Самое последнее дело для нее сейчас начать смотреть на Талланвора как на мужчину, вместо того чтобы относиться к нему как к подданному и солдату. Она собиралась так Лини и выложить, а заодно заметить, что та наверняка ума лишилась, коли думает, будто Моргейз заведет шашни с любым мужчиной младше лет на десять, а настолько-то она Талланвора точно старше, но тут Талланвор с Гилом повернули обратно.

— Попридержи язык, Лини. Если ты в эту молодую голову вобьешь какие-то дурацкие идеи, то я тебя где-нибудь брошу или потеряю ненароком.

Лини фыркнула в ответ — подобным поведением в Андоре и самая знатная особа заслужила бы достаточно времени для размышлений, в отдельной камере. Будь у Моргейз трон, так бы и случилось.

— А ты уверена, девочка, что хочешь так поступить? Когда спрыгнешь со скалы, передумывать поздно.

— Союзников я буду искать там, где могу их найти, — напряженно ответила Моргейз.

Подскакавший Талланвор — в седле он сидел высоко — натянул поводья. Пот градом катился по его лицу, но он будто не замечал жары. Мастер Гилл подергал за ворот своей кожаной безрукавки с нашитыми бляхами, словно ему хотелось ее скинуть.

— Леса кончаются, там впереди фермы, — сказал Талланвор. — Но маловероятно, чтобы кто-нибудь вас узнал. — Моргейз спокойно встретила пристальный взор офицера; день за днем становилось все труднее и труднее отводить взгляд в сторону, когда он смотрел на нее. — Еще миль десять, и мы выедем к Кормайду. Если тот парень в Сехаре не солгал, там есть паром, и еще до темноты мы окажемся на амадицийском берегу. Моргейз, вы уверены, что хотите так поступить?

То, как Талланвор произнес ее имя... Нет. Она не позволит нелепым фантазиям Лини завладеть собой. Это все жара, несносная жара.

— Я уже все решила, юный Талланвор, — холодно проговорила Моргейз, — и надеюсь, ты не станешь задавать вопросов, когда мною уже все решено.

Она крепко ударила лошадь каблуками, посылая животное вперед и так разрывая связь взглядов, соединяющих ее и Талланвора. Лошадь Моргейз скакнула мимо Талланвора. Пусть нагоняет. Она отыщет союзников там, где сумеет их найти. Она вернет себе трон, и горе Гейбрилу да и любому мужчине, который возомнит, что усидит на троне — на ее троне.