Колесо Времени (№5) - Огни Небес

— А мне-то казалось, они собрались по одной заходить туда и поцелуями положить конец твоим мучениям, — промолвил Мэт.

Ранд нахмурился, глядя на него, — тот стоял рядом, опершись на свое копье, и скалился во весь рот, сбив широкополую шляпу на затылок.

— А ты-то что такой веселый? — спросил он у Мэта. Запах горелой плоти по-прежнему висел в воздухе, повсюду раздавались стоны обожженных мужчин и женщин, вокруг которых хлопотали Хранительницы.

— Потому что я жив! — огрызнулся Мэт. — А что я, по-твоему, делать должен? Плакать? — Он неловко пожал плечами. — Эмис сказала, что Эгвейн через несколько дней вполне оправится. — Он оглянулся, но с таким видом, будто глаза бы его не смотрели на окружающее. — Чтоб мне сгореть, но если мы собираемся ту штуку провернуть, так давайте. Довай'анди се товиа сагайн.

— Что?

— Я сказал, пора кости метать. Или Сулин тебе уши заткнула?

— Да, пора кидать кости, — согласился Ранд. Пламя вокруг стекловидной трубы из Воздуха погасло, но белый дым по-прежнему тянулся, клубясь, вверх, словно огонь до сих пор уничтожал тер'ангриал. Морейн. Ему надо было... Что сделано, то сделано. Девы, скольких вместила набережная, столпились вокруг Сулин. Что сделано, то сделано, и с этим придется жить дальше. Смерть будет освобождением от всего, с чем он вынужден жить. — Приступим.

Глава 54

В КЭЙМЛИН

В сопровождении пятисот Дев во главе с Сулин Ранд отправился обратно в королевский дворец, где в огромном дворе подле главных ворот уже поджидал Бэил вместе с Громоходцами, Черноглазыми, Ищущими Воду и воинами из всех прочих сообществ. Их было много, они заполонили весь двор и стояли в выходивших сюда дверях. Кое-кто выглядывал из окон нижнего этажа, ожидая своей очереди. Окружающие каменные галереи и балконы были пусты. Во всем дворе находился лишь один человек, который не был айильцем. Когда здесь начали собираться айильцы, тайренцев и кайриэнцев — особенно кайриэнцев точно ветром сдуло, и к дворцовой площади они и приближаться не смели. Исключение стояло выше Бэила, на широких серых ступенях, ведущих во дворец. Певин, с темно-красным знаменем, вяло обвисшим на древке; лицо Певина выражало не более того, что можно было прочитать на лицах айильцев.

Позади Рандова седла, крепко цепляясь за юношу и плотно прижавшись грудью к его спине, сидела Авиенда. Прижималась она к нему до того самого мига, как он спешился. У причалов между девушкой и несколькими Хранительницами Мудрости произошел разговор, который, по убеждению Ранда, для его ушей вовсе не предназначался.

— Ступай со Светом, — сказала тогда Эмис, коснувшись лица Авиенды. — И оберегай его. Ты ведь знаешь, как много от него зависит.

— Многое зависит от вас обоих, — сказала Авиенде Бэйр, и почти сразу же Мелэйн нетерпеливо заметила:

— Было бы легче, если б уже сейчас у тебя получилось.

Сорилея фыркнула:

— В мое время даже Девы знали, как с мужчинами обращаться.

— Ей удалось гораздо больше, чем вам известно, — заявила им Эмис.

Авиенда замотала головой, вскинула руку в умоляющем жесте; браслет из резной кости в виде роз и шипов соскользнул по руке, но Эмис продолжила, не слушая невнятных протестов девушки:

— Я ждала, что она сама нам расскажет, но поскольку Авиенда не желает... — Тут она оборвала себя, заметив Ранда, который стоял всего в десяти футах от Хранительниц с поводьями Джиди'ина в руке.

Авиенда обернулась посмотреть, куда глядит Эмис. Увидев Ранда, девушка залилась густым румянцем, который потом так резко схлынул, что даже ее загорелые щеки показались бледными. Четыре Хранительницы уперлись в Ранда непроницаемыми взглядами.

Сзади к Ранду подошли Асмодиан и Мэт, ведя своих лошадей.

— Неужели женщинам такой взгляд с колыбели известен? — пробурчал Мэт. — Или их таким штучкам матери учат? Я бы сказал, постой могущественный Кар'а'карн здесь подольше, у него в ушах вскоре зазвенит.

Покачивая головой, Ранд протянул руки, когда Авиенда, перекинув ногу через круп, собралась соскользнуть наземь, и снял девушку с крапчатого. Он задержал руки на талии девушки, глядя сверху вниз в ее чистые зеленовато-голубые глаза. Авиенда не отвела взора, выражение ее лица не изменилось, но руки девушки медленно сжали его предплечья. Что же у нее должно было получиться? Ранд пребывал в убеждении, что Хранительницы Мудрости приставили ее следить за ним, но если Авиенда и спрашивала о том, о чем он недоговаривал Хранительницам, это случалось, когда она откровенно сердилась на юношу за то, что у него есть секреты от Хранительниц. Никогда не обманывала, никогда не пыталась из него что-либо вытянуть. Угрожала, вынуждала — но никогда не хитрила. Ранду приходило на ум, что роль Авиенды схожа с тем, что вменяла в обязанность своим юным подопечным Колавир. Но через секунду он отметал эту мысль. Авиенда никогда не позволила бы использовать себя в подобном качестве. Кроме того, даже будь оно так, она должна была бы заманивать Ранда, а не отбиваться от него, как и от его поцелуя напоследок, не говоря уже о том, чтобы заставлять гнаться за ней через полмира! Не таким способом следует добиваться этой цели. Если же она и появлялась перед ним обнаженной, относясь к этому как к чему-то заурядному, так у айильцев обычаи совсем другие. А смущение Ранда доставляло Авиенде удовольствие, вероятно, потому, что она считала это великолепной шуткой, какую с ним можно сыграть. Ну так чего же она должна была добиться? Повсюду заговоры. Неужели все плетут интриги? Ранд видел свое лицо в ее глазах. Кто же подарил ей это серебряное ожерелье?

— Обниматься и ласкать мне нравится не меньше всякого мужчины, — заметил Мэт, — но тебе не кажется, что слишком много людей смотрит?

Ранд отпустил девушку и отступил на шаг, но не быстрей, чем сама Авиенда Она склонила голову и принялась придирчиво оправлять юбки, ворча, что поездка верхом, мол, привела их в беспорядок, но Ранд успел заметить алые пятна на ее щеках. Ну, смущать девушку он не собирался.

Обведя внутренний двор нахмуренным взором, Ранд произнес:

— Бэил, я же говорил, что не знаю, скольких сумею взять.

Девы цепочкой входили в ворота, и теперь во дворике стало совсем не повернуться. Шесть тысяч айильцев — по пять сотен от каждого сообщества; во внутренних коридорах, должно быть, не протолкнуться.

Рослый вождь пожал плечами. Как и у всех собравшихся здесь айильцев, голова у него была обмотана шуфа, вуаль наготове. Но и только, тогда как, по-видимому, не меньше половины остальных вдобавок имели темно-красные головные повязки с черно-белым кругом.

— Каждое копье, которое можно будет взять, тебе пригодится, — промолвил Бэил. — Две Айз Седай скоро придут?

— Нет. — Хорошо, что Авиенда сдержала свое обещание больше не позволять ему касаться ее. Ланфир пыталась убить ее и Эгвейн, потому что не знала, кто из них Авиенда. Откуда Кадир узнал? Ведь это он Ланфир рассказал. А, неважно. Лан прав. Женщинам достается боль — или смерть, — когда они оказываются слишком близко к ним. — Они не придут.

— Говорят, у реки... что-то случилось.

— Большая победа, Бэил, — устало промолвил Ранд. — И заслужено много чести. — Но не мною. По ступеням мимо Бэила спустился Певин и встал со знаменем позади Ранда. Его узкое, покрытое шрамами лицо не выражало абсолютно ничего. — Выходит, всем во дворце известно? — спросил Ранд.

— Я слыхал, — произнес Певин. Он задвигал челюстью, словно перекатывал во рту новые слова. Ранд подыскал замену заплатанной деревенской куртке Певина, и теперь тот был одет в добротную, из красной шерсти. На груди новой куртки по обеим сторонам были вышиты драконы. — Я слыхал, что ты уходишь. Куда-то. — Кажется, эти фразы исчерпали весь запас слов Певина.

Ранд кивнул. Во дворце слухи прорастают, точно грибы в тенечке. Но пока что Равин ничего не узнал. Ранд оглядел черепичные крыши и верхушки башен. Никаких воронов. В последнее время он не замечал ни одного ворона, хотя слышал, что их убивали. Вероятно, теперь мерзкие птицы избегали Ранда.

— Будьте наготове.

Ранд ухватил саидин, поплыл, лишенный эмоций, в пустоте.

У подножия лестницы возникли врата — сначала яркая линия, которая стала разворачиваться в прямоугольный, шириной в четыре шага проем, ведущий в черноту. Айильцы даже не зашептались. Стоявшие позади видели Ранда словно сквозь закопченное стекло, тускло мерцающее в воздухе, но им, пожалуй, проще было бы пройти через дворцовую стену, чем через это мерцание. Сбоку же врата оставались невидимы, за исключением немногих, кто стоял совсем рядом, — им врата в лучшем случае казались длинным и тонким туго натянутым волосом.

Четыре шага в ширину — большее Ранду не под силу. Как утверждал Асмодиан, у каждого есть свои ограничения; кажется, для всего всегда есть какие-то пределы. И количество зачерпываемой саидин тут не имеет значения. К самим вратам Единая Сила имеет мало отношения, только к их созданию. Сон сна, так называл это Асмодиан.

Ранд ступил через проем на то, что с виду напоминало камень мостовой, приподнятый над двором, но тут серый прямоугольник висел в сердце непроглядного мрака, и чувство было такое, будто во всех направлениях ничто. Вечное ничто. На ночь это не походило нисколько. Себя и камень Ранд видел превосходно. Но все прочее везде было темнотой.

Пора проверить, насколько большой можно сделать платформу. С этой мыслью разом возникло еще больше каменных плит, в точности до дюйма повторяющих внутренний двор дворца. Ранд представил себе площадь еще большей. И с той же быстротой серый камень протянулся во все стороны, насколько видел Ранд. Вздрогнув, он сообразил, что сапоги его начинают погружаться в камень под ногами; с виду камень никак не изменился, но медленно поддавался, будто грязь, наползая на сапоги. Ранд поспешно вернул все к прямоугольнику величиной с двор — тогда камень еще оставался твердым. Потом он начал понемногу увеличивать платформу, наращивая по одному ряду плит. Не потребовалось много времени, чтобы уяснить, что у него не получится создать платформу ощутимо большую, чем при первой попытке. Камень по-прежнему выглядел хорошо, ноги не тонули в нем, но Ранд добавил второй ряд, и возникло ощущение... хрупкости, точно под ногами тонюсенькая скорлупка, готовая проломиться при неверном шаге. Не потому ли, что он с самого начала не подумал о ней как о еще большей? Мы все создаем себе ограничения, неожиданно выскользнула откуда-то мысль. И замахиваемся на большее, чем имеем право.

Ранд ощутил дрожь. В Пустоте казалось, будто дрожит кто-то другой. И хорошо — дрожь напомнила, что внутри у него по-прежнему Льюс Тэрин. Ранд должен быть очень внимателен, чтобы во время сражения с Равином не ввязаться в схватку за себя. Не будь этого, он бы мог... Нет. То, что случилось на набережной, — в прошлом; и ни к чему опять пережевывать старое.

Уменьшив платформу на одно внешнее кольцо квадратных плит, Ранд повернулся. Бэил ждал на ступенях за порогом того, что казалось громадным дверным проемом, ведущим в сияние дня. Певин, как и айильский вождь, выглядел ничуть не взволнованным тем, что увидел. Казалось, Певина вообще ничто не может встревожить, и он понесет свое знамя, куда бы ни отправился Ранд, хоть в Бездну Рока, и даже не моргнет. Мэт, сдвинув на затылок шляпу, почесал в голове, потом вновь надвинул шляпу на глаза, ворча что-то об игральных костях у себя в голове.

— Впечатляет, — тихо произнес Асмодиан. — Очень впечатляет.

— Польсти ему как-нибудь иначе, арфист, — сказала Авиенда. И она первой шагнула в проем, глядя на Ранда, а не себе под ноги. Девушка прошла к Ранду, миновав всю платформу, ни разу не посмотрев вокруг, глядя лишь ему в лицо. Впрочем, подойдя к Ранду, она круто развернулась и, поправляя висящую на локтях шаль, принялась вглядываться в темноту. Порой женщины бывают крайне странными, пожалуй, они — самое необычное из всего, что сотворил Создатель.

Сразу за девушкой вошли Бэил и Певин; потом Асмодиан, одной рукой он судорожно стиснул на груди ремень от футляра с арфой, другая до белизны костяшек сжала эфес меча; затем Мэт — пошатнувшись, но преодолев нежелание и ворча, словно споря с самим собой. Причем на Древнем Наречии. Сулин заявила, что первой из прочих честь ступить сюда принадлежит ей, но вскоре воины двинулись сплошным потоком, и не только Девы Копья, но и Тайн Шари — Истинной Крови, и Фар Алдазар Дин — Орлиные Братья; Красные Щиты и Рассветные Бегуны, Каменные Псы и Руки-Ножи; на платформе вплотную, плечом к плечу выстраивались представители всех воинских сообществ.

Число воинов росло, и Ранд отошел на дальний от врат конец платформы. На самом деле не требовалось смотреть, куда двигаться, но ему так хотелось. По правде говоря, он мог бы оставаться и на том конце или отойти на другую сторону; направление тут менялось легко: какое ни избери, если все сделать правильно, он попадет в Кэймлин. А если ошибется, то в бездонную черноту, в никуда.

Айильцы оставили немного свободного пространства вокруг Ранда, Мэта и Асмодиана с Певином, рядом с ним стояли только Бэил и Сулин — и Авиенда, разумеется.

— Подальше от края стойте, — сказал Ранд. Ближайшие к нему айильцы отодвинулись как один. Дальше ему ничего не было видно за лесом обернутых шуфа голов. — Все встали? — окликнул он. На платформе поместилось, наверное, с половину тех, кто желал отправиться, но вряд ли много больше. — Поместились?

— Да, — долетел наконец женский голос, в котором слышалась легкая досада. Ранду показалось, что голос принадлежал Ламелле. Однако у проема продолжалось какое-то движение — айильцы, как видно, старались отыскать еще местечко.

— Хватит! — выкрикнул Ранд. — Больше не надо! Отойдите от врат! Подальше! — Ему бы не хотелось, чтоб с живым человеком произошло то же, что с шончанским копьем.

Пауза, а потом:

— Готово! — Это уж точно Ламелле. Ранд поставил бы в заклад свой последний медяк, что где-то рядом сыщутся и Энайла с Сомарой.

Врата будто развернулись боком, утончившись, и исчезли, сверкнув напоследок щелочкой света.

— Кровь и пепел! Да здесь похуже, чем в растреклятых Путях! — пробормотал Мэт, тяжело опираясь на свое копье, чем заслужил изумленный взгляд Асмодиана и еще один, задумчивый, — Бэила. Мэт же ничего не заметил он слишком напряженно всматривался во мрак.

Не было никакого ощущения движения, ни ветерка, от которого шевельнулось бы знамя в руке Певина. Все словно стояли на месте. Но Ранд знал, он почти чувствовал, как становится ближе место, к которому они направлялись.

— Если ты подберешься к нему слишком близко, он это почувствует. — Асмодиан облизнул губы, стараясь ни на кого не смотреть. — По крайней мере, так я слышал.

— Я знаю, куда направляюсь, — произнес Ранд. Не слишком близко. Но и не очень далеко. Он хорошо помнил то место.

Никакого движения. Бесконечная чернота, и они, повисшие в ней. Неподвижность. Прошло, наверное, с полчаса.

Среди айильцев пробежало легкое шевеление.

— Что такое? — спросил Ранд.

По рядам пронесся шепоток.

— Кто-то упал, — наконец промолвил коренастый мужчина рядом с Рандом.

Юноша узнал его. Мекиар. Он был из Кор Дарай, Ночного Копья. На голове у него была красная повязка.

— Это не... — начал было Ранд, но поймал на себе бесстрастный взгляд Сулин.

Ранд отвернулся, устремил взор во мрак, гнев пятном лип к лишенной чувств Пустоте. Получается, его не должно волновать, не упала ли какая-то из Дев, так? Но это волновало. Вечное падение сквозь безграничную тьму. Что наступит раньше: безумие или смерть — от голода, от жажды или от ужаса? При таком падении со временем даже айилец испытает такой сильный страх, что остановится сердце. Ранд почти надеялся на подобный исход; должно быть, это куда милосердней иного.

Чтоб мне сгореть, что же случилось с той твердостью, какой я так гордился? Дева или Каменный Пес — копье есть копье. Только, сколько ни тверди себе это, так не будет. Я буду тверд! Он отправит Дев танцевать с копьями, куда они захотят. Отправит. И Ранд знал, что вызнает имя каждой погибшей и что каждое имя будет еще одной ножевой раной на его душе. Я буду тверд. Да поможет мне Свет, буду. Да поможет мне Свет.

Будто недвижимы, зависшие во мраке.

Платформа остановилась. Трудно сказать, откуда Ранд это узнал, как и то, почему полагал, что раньше она двигалась, но он знал.

Ранд направил, и во мраке, точно так же, как в Кайриэне, открылись врата. Солнце светило под тем же углом, но здесь раннее утро заливало мощеную улицу и крутой склон с бурыми заплатками убитых засухой трав и луговых цветов — склон, увенчанный каменной стеной двух, а то и более спанов высотой. Грубо обработанные камни создавали иллюзию природного нагромождения. Поверх этой стены Ранд видел золотые купола королевского дворца Андора, несколько бледных шпилей несли колышущиеся на ветру стяги с белым львом. По ту сторону стены был сад, где Ранд впервые встретился с Илэйн.

Извне, из Пустоты, на него осуждающе смотрели голубые глаза, оттуда же всплыли и воспоминания о поцелуях, украдкой сорванных в Тире, о письме, в котором она клала свое сердце и душу к его ногам, о посланиях, переданных через Эгвейн, с признанием в любви. Что она скажет, если когда-нибудь узнает об Авиенде, о той их ночи в снежной хижине? Воспоминание о другом письме, в котором она изливала на Ранда ледяное презрение — королева, осуждающая свинопаса на вечное прозябание во мраке. А, все это не важно. Лан прав. Но ему хочется... Чего? Кого? Голубые глаза, и зеленые, и темно-карие. Илэйн, которая, наверно, любит его и которая, видимо, никак не может сама решить? Авиенда, которая изводит его, не позволяя ему коснуться себя и пальцем? Мин, которая смеялась над ним, считая балбесом с шерстью в голове? Все эти мысли проносились по границе Пустоты. Ранд пытался не обращать на них внимания, не замечать мучительных воспоминаний о еще одной голубоглазой женщине, лежащей мертвой в дворцовом коридоре, давным-давно.

Ранду нужно стоять на платформе. Айильцы же вслед за Бэилом устремились в проем, на ходу закрывая лица вуалями и рассыпаясь налево и направо. Именно присутствие Ранда сохраняло платформу, она исчезнет, едва он шагнет через проем. Авиенда ожидала с не меньшим спокойствием, чем Певин, хотя время от времени высовывала голову и, слегка хмурясь, смотрела то в один конец улицы, то в другой. Асмодиан нервно теребил рукоять меча и часто-часто дышал. Ранд подумал: а умеет ли тот оружием пользоваться? Да и вряд ли ему придется меч обнажить. Мэт глядел на стену, словно ему досаждали неприятные воспоминания. Однажды и он вошел во дворец этим путем.

Последний айилец в вуали шагнул наружу, и Ранд жестом велел выходить остальным, потом вышел следом. Проем, мигнув, исчез, оставив Ранда в центре широкого кружка Дев. Айильцы бегом рассредоточивались по дуге улицы — она следовала абрису холма, как и все улицы Внутреннего Города подчинялись изгибам ландшафта. Воины исчезали за углами улиц, отыскивая тех, кто мог бы поднять тревогу. Еще больше айильцев взбиралось по склону, а некоторые даже начали залезать на стену, опираясь на выступы, цепляясь за выемки ногами и пальцами.

Вдруг Ранд замер. Улица слева уходила вниз и, свернув, исчезала из виду; уклон открывал широкую панораму одного из множества парков, раскинувшегося позади башен с черепичными крышами, искрящимися в утреннем солнце и переливающимися сотней оттенков, за крышами домов до самого Внутреннего Города. Белые дорожки и монументы парка с этой точки зрения складывались в львиную голову. Справа же улица немного приподнималась и отклонялась в сторону; там над коньками крыш сверкало еще больше башен, увенчанных шпилями и куполами всевозможных форм. Улицу заполняли айильцы, веером растекавшиеся по боковым улочкам, плавными изгибами отходящим от дворца. Айильцы — и больше ни одной души. Солнце стояло высоко, и горожане давно должны были выйти из домов по своим делам, пусть и в такой близи от дворца.

Точно в кошмарном сне, стена в полудюжине мест опрокинулась, айильцы и камни повалились на тех, кто еще взбирался по склону. Не успели подпрыгивающие, соскальзывающие обломки кладки докатиться до улицы, как в брешах возникли троллоки. Отбрасывая тараны с добрый дуб в обхвате, которыми своротили стену, они выхватывали похожие на косы мечи. И еще больше громадных, похожих на человеческие, фигур в черных кольчугах с шипастыми оплечьями и налокотниками, размахивая зазубренными копьями и топорами с шипами на обухах, хлынуло по склону; их человеческие лица были обезображены звериными рылами, клювами, рогами и перьями. В гуще троллоков полуночными змеями скользили безглазые Мурддраалы. Из всех дверей, выходящих на улицу, выскакивали завывающие троллоки и безмолвные Мурддраалы, уродливые твари выпрыгивали из окон. С безоблачного неба ударила молния.

Против Огня и Воздуха Ранд сплел Огонь и Воздух — медленно расширяющийся щит устремился навстречу падающим молниям. Слишком медленно. Одна огненная стрела грянула в щит прямо над головой Ранда, разлетевшись слепящими искрами, но остальные достигли земли; волосы у Ранда встали дыбом, и тут будто сам воздух, точно молотом, сшиб его с ног. Ранд чуть не упустил плетения, чуть не упустил и саму Пустоту, но продолжал плести что мог, ничего не видя сквозь застившую глаза пелену ослепительного сияния, растягивая щит, спасающий от огненных копий с небес, которые, будто молотом, колотили по щиту. Молнии били, стремясь достать Ранда, но это можно исправить. Зачерпывая саидин через ангриал в кармане, Ранд плел щит, пока не убедился, что тот прикрывает по меньшей мере половину Внутреннего Города, потом закрепил плетение. Когда Ранд с трудом поднялся на ноги, зрение начало возвращаться, хоть поначалу глаза слезились и болели. Он должен быть попроворней. Равин знал, что Ранд здесь. А ему надо было...

По-видимому, прошло на удивление мало времени. Равину было наплевать, скольких своих он заденет. Оглушенные троллоки и Мурддраалы на склоне падали на копья в руках Дев, многие из воительниц и сами нетвердо стояли на ногах. Некоторые Девы, из тех, что находились ближе к Ранду, раскиданные первым ударом, только сейчас поднимались. Певин стоял враскорячку, держась прямо лишь благодаря древку знамени, его покрытое шрамами лицо было невыразительно и серо, как пластина шифера. Еще больше троллоков ломилось через бреши в стене, и улицы повсюду были наполнены звоном и криками битвы, но для Ранда это все могло бы происходить и где-нибудь в другой стране.

В том первом залпе была не одна молния, но не все они оказались нацелены на Ранда. Дымящиеся сапоги Мэта лежали шагах в десяти от самого Мэта, навзничь распростершегося на земле. Усики дыма вились над его черным копьем и над курткой, дымок курился даже над вылезшим на рубашку серебряным медальоном; лисья голова не уберегла его от удара, который направлял Силой мужчина. Асмодиан, превратившийся в скорчившуюся обугленную фигурку, угадывался лишь по почерневшему футляру с арфой, по-прежнему висевшему за спиной. И Авиенда... С виду без ран и ожогов, она словно прилегла отдохнуть — если б могла не мигая глядеть на солнце.

Ранд склонился над девушкой, коснулся ее щеки. Уже холодеющей. На ощупь щека была... совсем непохожей на человеческую плоть.

— РА-А-А-АВИ-И-ИН!

Ранда слегка ошеломил тот вопль, что вырвался из его горла. Он будто погрузился куда-то глубоко-глубоко в собственный разум, а Пустота вокруг стала шире и еще обширнее, чем прежде. Саидин яростно забурлила через него.

Ему было безразлично, что его может смыть прочь. И порча просачивалась всюду, пятная все. Ему было безразлично.

Три троллока прорвались через кольцо Дев, воздев в волосатых ручищах громадные шипастые топоры и оснащенные странными крючьями копья, взгляд слишком человеческих глаз был прикован к нему — стоящему, по-видимому, без оружия. Тот, что сверкал клыками на кабаньем рыле, пал от копья Энайлы, пробившего ему хребет. Орлиноклювый и медвежьемордый устремились к Ранду, один грохоча сапожищами, второй бесшумно ступая мягкими, как у кошки, лапами.

Ранд почувствовал, что улыбается.

Два троллока взорвались огнем. Пламя рванулось изо всех пор, пробиваясь сквозь черную кольчугу. Рты у троллоков распахнулись для вопля, и в то же мгновение на месте, где они стояли, развернулись врата перехода. Упали наземь окровавленные, аккуратно рассеченные половинки пылающих троллоков, но Ранд глядел в открывшийся проем. Не во тьму, а в громадный колонный зал, украшенный каменными панелями с резными львами, где с золоченого трона в удивлении приподнялся рослый мужчина с белыми прядями в темных волосах. С дюжину человек, кто выряжен как лорд, кто в кирасе, повернулись взглянуть, что привлекло взор их господина.

Ранд едва замечал их.

— Равин, — произнес он. Или кто-то другой. Ранд не знал кто.

Послав вперед себя огонь и молнии, Ранд шагнул в проем и позволил вратам сомкнуться за своей спиной. Он был сама смерть.

* * *

Найнив без всяких усилий сохраняла гнев, позволявший ей направлять поток Духа в янтарного цвета пластинку, с вырезанной фигуркой спящей женщины, что лежала в ее кошеле. Этим утром через ее гнев не проникло даже ощущение невидимых взглядов. Перед Найнив на улице Салидара, в Тел'аран'риоде, стояла Суан. Улица была пуста только они двое да несколько мух, и еще какая-то лисица ненадолго остановилась, с любопытством глянула на женщин и убежала восвояси.

— Ты должна сосредоточиться, — отрывисто говорила Найнив. — В первый раз у тебя было больше контроля, чем сейчас. Сосредоточься!

— Я сосредоточена, ты, глупая девчонка! — Простое платье Суан из синей шерсти вдруг стало шелковым. На шее возник семиполосный палантин Амерлин, а на пальце — золотой змей, кусающий собственный хвост. Хмурясь на Найнив, она словно не замечала произошедшей перемены, хотя сегодня уже раз пять оказывалась в подобном облачении. — Если в чем и загвоздка, так в том мерзостном пойле, которым ты меня напичкала! Тьфу, гадость! До сих пор его вкус чувствую. Будто желчь камбалы.

Палантин и кольцо исчезли; высокий ворот шелкового платья опустился настолько, что показалось перекрученное каменное кольцо, висящее на золотой тонкой цепочке в ложбинке груди.

— А кто настаивал, чтоб я тебя учила? Ты сама! И тебе ведь надо было как-то уснуть! Иначе ничего и не понадобилось бы!

В той смеси, вообще-то говоря, присутствовало немного корня овечьих язычков и кое-каких других травок, не совсем необходимых. Суан давно заслужила, чтоб у нее язык узлом свернулся.

— Вряд ли ты можешь обучать меня вместе с Шириам и остальными. — Шелк выцвел; ворот вновь стал высоким, окруженным плоеным жестким белым кружевом, волосы Суан прикрыл чепец из жемчужин. — Или ты хотела, чтоб я явилась сразу после них? Сама ведь твердила, что тебе надо немного поспать спокойно.

Найнив затряслась мелкой дрожью, прижав кулаки к бокам. Шириам и остальные были не самым худшим, что не давало погаснуть ее гневу. Они с Илэйн по очереди приводили Айз Седай в Тел'аран'риод, по двое за раз, иногда всех шестерых за ночь, и даже если Найнив и давала наставления, они не позволяли ей забыть, что она — Принятая, а они — Айз Седай. Одно резкое слово, когда они допускали дурацкую ошибку... Илэйн лишь раз отправили чистить котлы, но у Найнив кожа на руках сморщилась от горячей мыльной воды — во всяком случае, так было там, где спало ее тело. Но и не эти Айз Седай были для нее самым худшим. И не в том дело, что Найнив едва выкраивала минутку, чтобы заняться изучением хотя бы того, что касалось усмирения и укрощения. Хорошо хоть, Логайн был более сговорчив, чем Суан и Лиане, во всяком случае, на ее попытки он откликался с большим желанием. Хвала Свету, у него хватало ума держать занятия Найнив в тайне. Или он думает, что понимает ее, и, вероятно, полагает, будто со временем Найнив его Исцелит. Нет, хуже было то, что Фаолайн прошла испытание и ее повысили... Не до Айз Седай — ведь Клятвенного Жезла здесь нет, он под замком в Башне, — но она стала чем-то больше, чем просто Принятая. Теперь Фаолайн ходила в платьях по своему выбору, и хотя не имела права носить шаль или выбрать себе Айя, но всю прочую власть получила. Фаолайн то и дело посылала ее за бессчетными чашками воды, за книгами — оставленными нарочно, Найнив была уверена! — за перьями, за чернильницами и за прочей бесполезной всячиной, причем Найнив представлялось, что за последние четыре дня гоняла ее Фаолайн намного больше, чем за все время, проведенное Найнив в Башне. Однако даже Фаолайн была не самым худшим из всего. О том Найнив даже вспоминать не хотелось. Полыхавший в душе Найнив гнев, пожалуй, мог бы обогреть дом зимой.

— Ну, девочка, какой сегодня крючок засел у тебя в жабрах? — Платье на Суан походило на наряд Лиане, только было еще прозрачней, чем Лиане когда-либо носила на людях. Такая тонкая ткань, что трудно определить, какого платье цвета. И это происходило сегодня уже не в первый раз. Интересно, что сейчас всплыло в подсознании Суан? В Мире Снов подобные превращения, вроде изменения одежды, выдавали мысли, в которых себе порой и отчета не отдаешь. — До сегодняшнего дня с тобой еще вполне можно было дело иметь, — с досадой продолжила Суан и немного помолчала. — До сегодняшнего дня... Теперь я понимаю. Вчера днем Шириам поручила Теодрин помочь тебе сломать поставленный тобою барьер. Потому-то у тебя рубашка как жеваная? Тебе не нравится то, что Теодрин велела тебе сделать? Она же тоже дичок, девочка. Если кто и поможет тебе научиться направлять так, чтобы сначала крапивы не наесться, то она...

— А что тебя так дергает, коль тебе и платья не удержать? — Теодрин вот от чего на самом деле было больно Найнив.