Долгая, тягостная пауза заставила Асмодиана вновь облизнуть губы.

— День или два здесь значения не имеют. К тому времени ты или вернешься, или погибнешь. Позволь мне доказать свою верность. Может, я сумею что-нибудь сделать. Волосок на твоей чаше весов, и баланс сил изменится. — Асмодиана вновь наполнила саидин, но всего на миг. Ранд почувствовал, как тот напрягся, но поток Силы все равно был слабым. — Ты ведь знаешь, какой у меня выбор. Я цепляюсь за пучок травы на скалистом обрыве, молясь, чтобы травинки продержались еще мгновение. Если ты проиграешь, мне грозит больше чем смерть. Я должен увидеть, как ты победишь, и тогда я буду жить. — Внезапно кинув взгляд на Авиенду, он будто сообразил, что, может, сболтнул лишнего. Асмодиан гулко рассмеялся: — Как же иначе я сочиню песни во славу Лорда Дракона? Барду же надо кое-что иметь для работы.

Жара никогда не досаждала Асмодиану — ухищрение разума, как он утверждал, отвечая Ранду, а вовсе не трюк с Силой, — но сейчас по лбу его текли капельки пота.

Взять с собой, под надзор, или оставить? Оставишь, и тогда, вероятно, тот станет лихорадочно искать убежища, начав гадать, что же происходит в Кэймлине. Асмодиан останется тем же человеком, каким был, пока не умрет и не возродится. А может, даже тогда не изменится.

— Будешь у меня на виду, — тихо сказал Ранд. — И коли я хотя бы заподозрю, что волосок упадет не так, как мне угодно...

— Всецело полагаюсь на милость Лорда Дракона, — пробормотал Асмодиан, кланяясь. — С разрешения Лорда Дракона, я подожду за дверью.

Пока он уходил, пятясь к выходу в поклоне, Ранд обвел взглядом комнату. На обитом золочеными металлическими полосками сундучке в изножье кровати лежал Рандов меч с намотанным вокруг ножен поясом с застежкой в виде дракона. Там же было и шончанское копье. Убивать сегодня придется не сталью. По крайней мере, ему это оружие не нужно. Ранд коснулся кармашка, нащупал твердую резную фигурку толстячка с мечом; это сегодня единственное оружие, какое ему понадобится. В голове у Ранда мелькнула мысль, не Скользнуть ли в Тир, за Калландором? Или в Руидин, где он кое-что припрятал. При помощи любого из тех предметов Силы он мог бы уничтожить Равина прежде, чем тот узнает о появлении Ранда. Да и сам Кэймлин можно так уничтожить. Но может ли Ранд самому себе доверять? Такая мощь. Столько Единой Силы. Саидин была тут как тут, на краю поля зрения. Порча казалась частью самого Ранда. Под ее поверхностью медленно текла ярость. Ярость на Равина. На себя. Если она прорвется, а у него будет хотя бы Калландор... Что тогда? Ранд был бы непобедим. А имея тот тер'ангриал, он бы мог Скользнуть к самому Шайол Гул и положить конец всему, так или иначе завершить все разом. Так или иначе. Нет. Он не одинок. Он не имеет права так поступить. Он обязан победить.

— Мир у меня на плечах, — пробормотал Ранд. Вдруг он вскрикнул и хлопнул себя по левой ягодице. Ощущение было такое, будто его иголкой ткнули, но ему незачем было чувствовать пробежавшие по рукам и исчезнувшие мурашки — он и так понял, что случилось. — За что? — зарычал он на Авиенду.

— Просто чтобы проверить, по-прежнему ли Лорд Дракон из плоти и крови, как все мы, смертные.

— Да, — ровно ответил он и ухватил саидин — со всей ее сладостью, со всей ее мерзостью. Ненадолго — только чтобы коротко направить.

Глаза девушки округлились, но она не вздрогнула, лишь смотрела на него, как ни в чем не бывало. Тем не менее, идя с ним через переднюю, Авиенда, думая, что Ранд смотрит в другую сторону, украдкой почесала пониже спины. Похоже, она тоже из плоти и крови. Чтоб мне сгореть, но, по-моему, кое-каким манерам я ее научил.

Дернув на себя дверь, Ранд шагнул за порог и замер, удивленно озираясь. В коридоре стоял Мэт, он опирался на свое странное копье, низко надвинув широкополую шляпу — немного в стороне от Асмодиана, но ошеломило Ранда другое. Отсутствие Дев. Ни одной. Он должен был заподозрить неладное, когда без предупреждения вошел Асмодиан. Авиенда изумленно оглядывалась, словно ожидала обнаружить прячущихся Дев за гобеленами.

— Вчера вечером Мелиндра пыталась меня убить, — сказал Мэт, и Ранд перестал гадать, куда подевались Девы. — Мы разговаривали, а потом она меня вдруг пнула, как будто башку мне с плеч снести пыталась.

Короткими фразами Мэт рассказал о происшествии. Кинжал с золотыми пчелами. Свои умозаключения. Изложив, чем все кончилось, он закрыл глаза и, промолвив просто и безжизненно: «Я убил ее», тотчас же быстро открыл их, словно увидел под веками нечто, чего не желал видеть.

— Жаль, что тебе пришлось так поступить, — тихо произнес Ранд, и Мэт уныло пожал плечами.

— Лучше она, чем я. По-моему. Она была Приспешницей Темного. — Судя по голосу, особой разницы для Мэта и не было.

— Я разберусь с Саммаэлем. Как только буду готов.

— И сколько еще их останется?

— Отрекшихся здесь нет, — рявкнула Авиенда. — Как нет и ни одной Девы Копья. Где они? Что ты наделал, Ранд ал'Тор?

— Я? Вчера вечером их было тут не меньше двух десятков, и с той поры я ни одной не видел.

— Может, это потому, что Мэт... — начал Асмодиан и умолк, когда Мэт поднял на него взор, губы юноши спаяла боль и возникла готовность ударить.

— Не будьте дураками, — твердо заявила Авиенда. — Фар Дарайз Май не стали бы заявлять о тох против Мэта Коутона. Она пыталась убить его, и он убил ее. Даже ее первые сестры, будь они у нее, ничего бы не сказали. И никто не заявил бы о тох против Ранда ал'Тора за поступок, совершенный другим, если только на то не было его приказа. Это ты что-то сделал, Ранд ал'Тор. Ты их сильно обидел, иначе они были бы здесь.

— Ничего я не делал, — резко заявил девушке Ранд. — И я не намерен стоять тут и обсуждать невесть что. Мэт, ты уже оделся и готов отправиться на юг?

Мэт сунул руку в карман куртки, что-то нащупывая. Обычно он хранил там свои игральные кости вместе со стаканчиком.

— В Кэймлин. Я устал от того, что они ко мне подкрадываются. Я бы сам хотел к кому-то из них подобраться. И не цветочек какой растреклятый подарить, а по башке настучать, — добавил он с гримасой.

Ранд не спрашивал, что Мэт имеет в виду. Другой та'верен. Два вместе, наверно, перетянут на себя случай. Не сказать определенно, как или хотя бы если, но...

— Похоже, мы с тобой проведем еще немного времени вместе.

Мэт же сейчас скорее являл собой покорность судьбе.

Не успели они вчетвером удалиться по завешанному гобеленами коридору, как их встретили Морейн с Эгвейн, ступавшие так плавно, словно днем их ожидала, самое большее, прогулка в дворцовом саду. Эгвейн, спокойная, с холодным взором, на пальце — золотое кольцо Великого Змея, и впрямь сошла бы за Айз Седай, несмотря на айильские одежды и шаль и повязанную вокруг головы сложенную косынку. Морейн же... На свету сверкали золотые нити, прочерчивая платье Морейн из переливчатого голубого шелка. Маленький голубой камешек, свисавший на лоб на золотой цепочке, вплетенной в волны затейливо уложенных темных кудрей, сиял так же ярко, как и крупные, оправленные в золото сапфиры на шее. Вряд ли уместный наряд для того дела, к которому они готовились, но не Ранду, щеголявшему в красной, расшитой золотом куртке, рассуждать вслух на эту тему.

Возможно, Морейн бывала во дворце, когда Дом Дамодред владел Солнечным Троном, однако изящная осанка придавала ей еще более царственный вид, чем помнил Ранд. Даже неожиданное появление затесавшегося сюда Джасина Натаэля не поколебало ее величественной безмятежности, но Мэту Айз Седай тепло улыбнулась.

— Итак, Мэт, ты тоже идешь. Научись доверять Узору. Не потрать жизнь впустую, пытаясь изменить то, чего изменить нельзя. — Судя по лицу Мэта, он готов был задуматься, не изменить ли ему в корне свое решение, но Айз Седай, нисколько не встревоженная, отвернулась от него. — Это тебе, Ранд.

— Еще письма? — спросил он. На одном послании он увидел свое имя, выведенное изящным почерком, который он немедленно признал. — От тебя, Морейн? — На другом было имя Тома Меррилина. Оба письма были запечатаны, по-видимому, ее же кольцом Великого Змея: на кругляшах синего воска оттиснуто изображение змея, кусающего себя за хвост. — Зачем ты мне письмо написала? Да еще и запечатала! Раньше ты никогда не боялась говорить мне в лицо все, что хотела сказать. Если я и забудусь, то Авиенда не преминет мне напомнить, что я всего-навсего из плоти и крови.

— Ты изменился. Ты уже не тот мальчишка, которого я впервые увидела у гостиницы «Винный Ручей». — Голос Морейн звенел нежными серебряными колокольчиками. — Ты на него мало похож. Молюсь, чтоб ты изменился достаточно.

Эгвейн что-то тихонько пробормотала. Ранду показалось, что то было: «Я молюсь, чтоб ты не изменился чересчур». Нахмурясь, она глядела на письма, словно силилась разобрать, что в них. Как, впрочем, и Авиенда.

Морейн продолжила с большей бодростью, даже с живостью:

— Печати — для пущей сохранности. Я написала кое-что, о чем бы тебе не худо поразмыслить. Нет, не сейчас, потом, когда для этого будет время. Что до письма Тому... Я не знаю рук надежнее твоих. Вот тебе и вручила. Когда увидишь его снова, передай ему это письмо. А теперь тебе надо кое на что у причалов взглянуть.

— У причалов? — сказал Ранд. — Морейн, сегодня ведь такое утро, у меня ни минуты нет для...

Но Айз Седай уже двинулась по коридору, явно не сомневаясь, что Ранд последует за ней.

— Лошади готовы, я распорядилась. Кстати, Мэт, и для тебя тоже есть, — сказала Морейн.

Эгвейн на миг заколебалась, потом пошла за Айз Седай.

Ранд открыл рот, собираясь окликнуть Морейн. Она же поклялась слушаться. Что бы она ни хотела ему показать, можно ведь и в другой день поглядеть.

— А что от одного часа изменится? — пробурчал Мэт. Наверное, он и в самом деле еще передумает.

— Было бы неплохо, если б тебя увидели утром, — заметил Асмодиан. — Равин, возможно, очень скоро узнает, что ты выходил в город. Если у него закрались какие-то сомнения и если у него есть шпионы, которые в замочную скважину подсматривают, то твое появление на людях приглушит на сегодня его подозрения.

Ранд поглядел на Авиенду:

— Ты тоже советуешь задержаться?

— Я советую тебе послушаться Морейн Седай. Только дураки не слушают Айз Седай.

— Интересно, что такого у причалов, что важнее Равина? — пробурчал Ранд и покачал головой. В Двуречье бытовала поговорка, правда, при женщинах ее не упоминали. Создатель сотворил женщин радовать взор и терзать разум. В этом отношении Айз Седай ничем не отличались от обычных женщин. — Ладно, один час, — подытожил Ранд.

Солнце поднялось не высоко, и выстроившиеся вдоль каменной набережной фургоны Кадира не покинула длинная тень, протянувшаяся от городской стены, но купец тем не менее утирал лицо большим платком. Громадные серые стены, полукольцом охватывая череду причалов и уходя концами в реку, превращали набережную в тусклую мышеловку, в которую и поймали Кадира. К пристаням привалились лишь широкие, с округлыми носами баржи для перевозки зерна, и такие же стояли на якоре в отдалении, ожидая разгрузки. Кадир подумывал, не проскользнуть ли на какую-нибудь, когда та отчаливать будет, но тогда придется бросить большую часть нажитого добра. Тем не менее, если бы купец был уверен, что неспешное плавание по реке, куда угодно, отдалит его от смерти, он бы махнул на все рукой и сбежал. В сны его Ланфир больше не являлась, но ожоги на груди напоминали о ее приказаниях. При одной мысли о неповиновении кому-то из Избранных Кадира затрясло от озноба, хоть по лицу его и струился пот.

Если б только знать, кому доверять! В известной мере можно было положиться на своих подручных из числа Приспешников Темного, но последние его возчики, давшие обеты, пропали дня два назад. По всей вероятности, удрали на одной из барж. Кадир же до сих пор не ведал, какая из айилок подсунула ему под дверь фургона ту записку — «Ты не одинок среди чужаков. Путь избран». Впрочем, кое-какие мысли на этот счет у него имелись. Не меньше, чем работников, толклось на причалах айильцев — они приходили поглазеть на реку. Некоторые лица попадались Кадиру на глаза гораздо чаще, чтобы это было совпадением, и кое-кто со значением на него посматривал. Были тут и несколько кайриэнцев, и лорд из Тира. Само по себе это, разумеется, ничего не значит, однако если бы отыскать нескольких верных людей...

В дальних воротах показался отряд верховых. Среди всадников были Морейн и Ранд ал'Тор, а вел всех, петляя среди повозок с наваленными на них мешками с зерном, Страж Айз Седай. Прохождение отряда сопровождалось волной приветственных кличей: «Слава Лорду Дракону!» и «Да здравствует Лорд Дракон!»; то и дело повторялось также: «Слава лорду Мэтриму! Слава Красной Руке!»

К хвосту колонны выстроившихся фургонов Айз Седай повернула, не взглянув на Кадира, случилось такое впервые — чему тот был только рад. Даже не будь она Айз Седай и даже не гляди на него так, словно знала самые потаенные, самые черные уголки его души, глаза бы его не смотрели на кое-какие из тех предметов, которыми она под завязку нагрузила его фургоны. Вчера вечером Морейн заставила купца снять парусину с той причудливо перекошенной дверной рамы, которая стояла в следующем после его собственного фургоне. Кажется, она находила какое-то извращенное удовольствие в том, чтобы заставлять Кадира собственноручно помогать ей возиться с тем, что ей хотелось изучать. Он бы снова спрятал эту штуку под парусину, если б пересилил себя и свой страх и решился к ней подойти. И заставить поработать своих возчиков он не мог. Никто из тех, кто был с ним сейчас, не видел, как в Руидине в эту раму упал Херид — и наполовину исчез. Едва караван миновал Джангай, Херид сбежал чуть ли не первым. Вдобавок у малого явно стало не все в порядке с головой, хоть Страж и успел выволочь его обратно. Но и нынешние, взглянув на эту раму, видели, что углы не пересекаются подобающим образом, не проследить глазами за ее очертаниями — либо мигнешь, либо от головокружения совсем худо станет.

Кадир тоже не обращал внимания на трех первых всадников — раз Айз Седай его игнорировала, и тем более он не хотел замечать Мэта Коутона. Этот носил его, Кадира, шляпу, которой купец так и не нашел достойную замену. Эта айильская шлюха, Авиенда, ехала на крупе лошади позади молодой Айз Седай, юбки у обеих задраны, выставляя напоказ ноги. Если Кадиру и требовалось какое-нибудь подтверждение, что эта айилка спит с ал'Тором, ему достаточно взглянуть, как она на него смотрит: женщина, которая затащила мужчину к себе в постель, потом всегда вот так глядит на него — в глазах загорается этакий собственнический огонек. Куда более важно, что с ними ехал Натаэль. Сейчас впервые после пересечения Хребта Мира Кадир оказался настолько близко к нему. Натаэль, который среди Приспешников Темного занимал высокое положение. Если б удалось пробраться к Натаэлю через заслон Дев...

Вдруг Кадир заморгал. А куда подевались Девы? Ал'Тора всегда окружал эскорт вооруженных копьями женщин. Нахмурившись, купец сообразил, что среди айильцев на набережной и на причалах не видно ни единой Девы.

— Что ж ты, Хаднан, старых друзей не признаешь?

От этого мелодичного голоса Кадир дернулся, обернулся. Его вытаращенным глазам предстали громадный нос и темные глаза, почти утонувшие в складках жира.

— Кейлли?!

Это невозможно! Никому еще не удавалось выжить в Пустыне! Только айильцам! Она должна была погибнуть. Но вот она стоит — на обширных телесах натянулся белый шелк, костяные гребни высоко воткнуты в темные кудри.

С намеком на улыбку на губах Кейлли повернулась с изяществом, которое по-прежнему изумляло Кадира в столь грузной женщине, и легко взобралась по ступенькам в фургон.

Купец ненадолго замешкался, потом заторопился за Кейлли. Он бы охотно признал, что Кейлли Шаоги погибла в Пустыне — она была несносна, любила командовать, и ни к чему ей полагать, будто она хоть пенни получит из той малости, что он сумел спасти. Но положение ее было не ниже, чем место Джасина Натаэля. Наверное, она ответит на несколько вопросов. Ладно, хоть появился кто-то, с кем можно будет работать. Или же, на худой конец, тот, на кого можно свалить вину. Чем выше стоишь, тем больше власти, но тем больше и возможности, что тебя обвинят в неудачах тех, кто стоит ниже тебя. Сколько раз сам Кадир, выгораживая себя, подставлял старших над собой тем, кто стоял еще выше них.

Тщательно затворив дверь, Кадир повернулся — и чуть не заорал, если б глотку его не стиснуло так, что он и пикнуть не мог.

Стоящая перед ним женщина была облачена в белый шелк, но оказалась вовсе не толстухой, а самой прекрасной женщиной, какую он когда-либо видел: глаза ее казались темными бездонными горными озерами, тонкую талию стягивал затканный серебром пояс, в блестящих черных волосах сверкали серебряные полумесяцы. Кадиру лицо этой женщины было знакомо по снам.

Колени Кадира глухо стукнулись об пол, и он наконец сумел вздохнуть.

— Великая Госпожа, — хрипло вымолвил он, — чем я могу служить?

Ланфир же будто глядела на насекомое, не зная, то ли раздавить его обутой в изящную туфельку ногой, то ли оставить ползать.

— Выкажи послушание и исполняй мои приказы. Я была слишком занята и не следила сама за Рандом ал'Тором. Расскажи мне, что он делал, оставляя в стороне завоевание Кайриэна. Расскажи, что он затевает.

— Это трудно, Великая Госпожа. Такому, как я, не под силу близко подобраться к такому, как он. — Насекомому, сказали холодные глаза, позволено жить, пока оно полезно. Кадир ломал голову, вспоминая, сопоставляя все, что увидел, услышал или домыслил. — В огромном числе, Великая Госпожа, он отправляет айильцев на юг, хотя я и не знаю зачем. Тайренцы и кайриэнцы этого, по-видимому, не замечают, но они, по-моему, вряд ли отличат одного айильца от другого. — Впрочем, на это и сам он не способен. Лгать Ланфир он не осмеливался, но если она решила, что Кадир был более полезен... — Он основал нечто вроде школы в городском дворце, принадлежавшем Дому, в котором никто не уцелел... — Впервые не было возможности сказать, нравится ли Избранной то, что она слышит, но по мере того, как Кадир продолжал говорить, лицо Ланфир начало темнеть.

— Морейн, ты хотела, чтобы я это увидел? — нетерпеливо промолвил Ранд, привязывая поводья Джиди'ина к колесу последнего в ряду фургона.

Морейн стояла на цыпочках, глядя поверх борта повозки на пару бочонков, казавшихся ему знакомыми. Если только Ранд не ошибается, в них находились две печати из квейндияра. Теперь, когда за неразрушимость печатей нельзя поручиться, их, для сохранности, тщательно упаковали в шерсть. Очутившись рядом с печатями, Ранд гораздо сильнее обычного ощутил порчу Темного, от бочонков будто исходило тлетворное веяние, некие слабые миазмы, словно что-то гниет в укромном уголке.

— Здесь они будут в безопасности, — пробормотала Морейн. Грациозно приподняв юбки, она двинулась вдоль фургонов. По пятам за ней ступал Лан, похожий на полуприрученного волка. Свисавший с плеч плащ неприятно для глаз рябил, по нему пробегали разноцветные волны и тени.

Ранд сердито сверкнул глазами:

— Эгвейн, тебе-то она сказала, в чем дело?

— Просто сказала, что тебе надо на что-то взглянуть. Что тебе все равно надо сюда прийти.

— Ты должен довериться Айз Седай, — сказала Авиенда почти бесстрастно, но с ноткой сомнения. Мэт фыркнул.

Ранд промолвил:

— Ладно, сейчас все узнаем. Натаэль, отправляйся к Бэилу и скажи, что я буду у него через...

В дальнем конце ряда повозок стенка Кадирова фургона вдруг взорвалась, щепки и осколки нещадно секли айильцев и горожан. Ранд понял сразу. И без мурашек на коже. Он припустил к фургону следом за Морейн и Ланом. Время будто замедлилось, словно воздух превратился в желе, облепившее каждое мгновение, и все произошло сразу.

В ошеломленной тишине, нарушаемой лишь стонами и криками раненых, вперед шагнула Ланфир; с руки ее свисало нечто бледное, мягкое, исчерченное красным. Она спускалась по невидимым ступеням, а это волочилось за нею. Лицо Ланфир было вырезанной изо льда маской.

— Он сказал мне, Льюс Тэрин, — чуть ли не простонала Ланфир; взмахнув в воздухе той бледной тряпкой. Ветер подхватил ее, и на миг тряпка раздулась в окровавленную полупрозрачную статую Хаднана Кадира. Это была его кожа, снятая целиком. Фигура незадачливого купца смялась и опала, а голос Ланфир едва не сорвался на визг: — Ты позволил другой женщине себя коснуться! Опять!

Мгновения липли одно к другому, все происходило одновременно.

Прежде чем Ланфир ступила на камень набережной, Морейн подобрала свои юбки повыше и побежала прямо к ней. Как ни быстра она была, Лан оказался проворней, проигнорировав ее окрик: «Нет, Лан!» Вылетел из ножен меч, длинные ноги понесли Стража вперед, оставив Морейн позади, меняющий цвета плащ развевался у него за спиной. Вдруг Лан будто на невидимую каменную стену наскочил, отлетел, попытался, пошатываясь, вновь двинуться вперед. Один шаг — и словно гигантская ладонь смела Лана в сторону, отбросила на десяток шагов, кинув на камни.

Он еще не упал на мостовую, как Морейн, оскальзываясь на брусчатке, рванулась вперед, пока не оказалась лицом к лицу с Ланфир. Длилось это лишь мгновение. Отрекшаяся посмотрела на Айз Седай, словно заинтересовавшись, что оказалось у нее на пути, потом Морейн отшвырнуло вбок, да так сильно, что она несколько раз перекатилась и исчезла под одним из фургонов.

Набережную охватило смятение. Разметало Кадиров фургон всего несколько мгновений назад, однако только слепой не понял бы, что Единой Силой вовсю орудует именно эта женщина в белом. Вдоль причалов громко тукали топоры — на баржах обрубали канаты, и команды торопливо отгоняли освободившиеся неповоротливые суда на открытую воду. Работники на причалах и городской люд в темных одеждах отчаянно пытались забраться на борт барж. Повсюду мужчины и женщины бестолково метались и кричали, стремясь пробиться к воротам, убежать в город. И среди всего этого коловращения фигуры в кадин'сор нацепляли вуали и устремлялись на Ланфир — с копьями, ножами, просто с голыми руками. Они не могли не знать, что она виновница этого нападения и что она сражается Силой. Но, не считаясь ни с чем, бежали танцевать с копьями.

Огонь волнами покатился на них. Пламенные стрелы вонзались в людей, и на них вспыхивала одежда. Но Ланфир не сражалась с ними, даже особого внимания на них не обращала. Так она могла бы отмахиваться от кусименя или от надоедливых мошек. Спасающихся бегством опаляло так же, как и тех, кто кинулся в бой. Ланфир двинулась к Ранду, словно больше для нее ничего не существовало.

Лишь несколько ударов сердца.

Ланфир сделала три шага, когда Ранд схватился за мужскую половину Истинного Источника — расплавленный металл и звонкий, как сталь, лед, сладкий мед и навозная куча. Глубоко в Пустоте схватка за жизнь была отдаленной, а битва перед ним — и того дальше. Едва Морейн исчезла под фургоном, Ранд направил Силу, отнимая жар из огня Ланфир, отводя пламя в реку. Языки пламени, что за миг до того охватывали людей, исчезли. В тот же миг Ранд вновь сплел потоки, и возник туманный серый купол, вытянутым овалом накрыв Ранда, Ланфир и большую часть фургонов — почти прозрачная стена отсекла все, что оказалось за ее пределами. Даже закрепляя плетение, Ранд не был уверен в том, что это такое и откуда взялось. Наверное, из каких-то воспоминаний Льюса Тэрина. Тем не менее огонь Ланфир натыкался на преграду и останавливался. Ранд смутно видел людей за куполом, которые — слишком многие — метались и размахивали руками: он избавил их от огня, но не от телесных мучений; запах горелой плоти густо висел в воздухе. Однако новых жертв пламени он не замечал. Внутри купола тоже лежали тела, кучи обгорелой одежды, кое-кто, еще живой, слабо шевелился и стонал. Ланфир не было до них никакого дела. Огонь, что она направляла, погас — надоедливая мошкара разогнана, и Отрекшаяся не глядела по сторонам.

Еще несколько мгновений, несколько ударов сердца. Ранд был холоден в опустошенности Ничто, а если и испытывал сожаление о погибших, жалость к умирающим и обожженным, то чувство это было столь хорошо запрятанным, что его могло и не быть вовсе. Ранд сам стал холодом. Самой пустотой. Лишь ярость саидин наполняла его.

Движение сбоку. Авиенда и Эгвейн, взгляды устремлены на Ланфир. Ранд же надеялся отгородить их от всего происходящего. Должно быть, девушки побежали вместе с ним. Мэт и Асмодиан. Эти снаружи, стена не достала до нескольких последних фургонов. В ледяном спокойствии Ранд направил Воздух, спутывая его потоками Ланфир. Пока он отвлекает Отрекшуюся, Эгвейн с Авиендой, может, сумеют отгородить ее от Источника щитом.

Что-то рассекло потоки Ранда; они лопнули, отлетели, хлестнув его, обратно — он аж крякнул.

— Кто из них? — рявкнула Ланфир. — Какая из них Авиенда? — Эгвейн запрокинула голову и завыла, глаза девушки были выпучены, ее голосом будто вопил корчащийся в предсмертной агонии мир. — Какая? — Авиенда приподнялась на цыпочки, содрогаясь, стенания ее вторили воплям Эгвейн, становясь все выше и выше.

Вдруг в пустоте возникла мысль. Дух, вплетенный таким образом, вместе с Огнем и Землей. Вот так. Ранд почувствовал, как что-то режется, что-то невидимое для него, и Эгвейн упала, недвижимо застыла, Авиенда свалилась на четвереньки. Голова девушки была опущена, ее шатало.

Ланфир пошатнулась, перевела взор с девушек на Ранда — темные омуты черного огня.

— Ты мой, Льюс Тэрин! Мой!

— Нет. — Собственный голос, как почудилось Ранду, доходил до ушей словно через тоннель длиной в милю. Отвлечь ее от девушек. Он продолжал идти вперед не оглядываясь. — Я никогда не был твоим, Майрин. Всегда принадлежал Илиене.

Пустота задрожала от печали и чувства утраты. И от отчаяния, что ему нужно сражаться еще с чем-то, кроме клокочущей саидин. Мгновение он балансировал на самой грани. Я — Ранд ал'Тор. И — Илиена, лишь ты одна была и будешь в моем сердце. Балансирование на острие ножа. Я — Ранд ал'Тор! Иные мысли пытались вырваться на волю, взметнуться бурным фонтаном — об Илиене, о Майрин, о том, что он может сделать, чтобы одолеть ее. Ранд загнал их поглубже, даже последнюю. Если он примет ошибочное решение... Я — Ранд ал'Тор!

— Тебя зовут Ланфир, и я скорей умру, чем полюблю Отрекшуюся! — выкрикнул он.

По лицу ее пробежало нечто, что могло бы быть мукой, потом оно вновь застыло мраморной маской.

— Если ты не мой, — холодно промолвила Ланфир, — то ты умрешь.

В груди у Ранда полоснула боль, сердце грозило вот-вот лопнуть, а в голову будто вбивали раскаленные добела гвозди — боль была столь ужасна, что даже внутри кокона Ничто ему захотелось закричать. Смерть была здесь, и он знал об этом. Отчаянно — даже в Пустоте его охватило отчаяние, сама же Пустота сжалась, подернулась рябью, — Ранд сплел вместе Дух, Огонь и Землю, принялся дико размахивать получившимся плетением. Сердце его больше не билось. Пальцы темной боли сминали кокон Пустоты. На глаза наползала серая пелена. Он чувствовал, как его плетение рывками разрезает ее потоки. Пробившийся в пустые легкие воздух обжигал; дернувшись, сердце вновь погнало кровь. Ранд опять стал видеть. Перед глазами метались, кружились серебристо-черные пятнышки, но он видел каменнолицую Ланфир, которая все еще приходила в себя после удара отскочившими плетеными потоками. Голова раскалывалась, грудь словно разворотили, но Пустота укрепилась, и телесная боль сделалась отдаленной.

И хорошо, что она далека, поскольку времени опомниться у Ранда не было. Заставляя себя двигаться вперед, Ранд ударил Ланфир Воздухом — как дубиной, пытаясь лишить ее сознания. Она полоснула по его плетению, и он ударил опять, потом снова и снова — каждый раз она рассекала все его плетения, до последнего, каким-то образом замечая и отражая яростный град ударов, но Ранд подступал все ближе. Если он не даст ей ни мгновения передышки, отвлечет целиком на себя, если хоть одна из невидимых дубинок приголубит ее по голове, если он сумеет подобраться к ней настолько близко, чтобы ударить ее кулаком... Без сознания она будет так же беспомощна, как и любой другой.

Вдруг она словно сообразила, чего добивается Ранд. С прежней легкостью отбивая удары, словно видела каждый из них, Ланфир начала пятиться, пока не уперлась плечами в борт фургона позади себя. Улыбка ее наводила на мысль о трескучих морозах.

— Ты будешь умирать медленно. Станешь умолять, чтобы я позволила тебе перед смертью полюбить меня, — промолвила Ланфир.

И на этот раз удар она нанесла не по Ранду. Ударила по тому, что связывало его с саидин.

При первом касании — будто остро отточенным ножом — панический ужас забился в Пустоте, точно гонг загремел. Сила убывала по мере того, как лезвие входило глубже между Рандом и Источником. С помощью Духа, Огня и Земли он отсек лезвие ножа — ему было известно, где оно должно находиться, поскольку он знал, где тянется его связующая нить, чувствовал тот первый порез. Щит, которым Ланфир неудачно пыталась его отгородить, исчез, появился вновь и, как только Ранд сумел отбить его, — возник опять. Но всякий раз происходило мгновенное угасание саидин, и в те миги саидин почти пропадала, а его ответный удар едва успевал отразить атаку Ланфир. Управляться с двумя плетениями сразу наверняка легко и просто — Ранд не испытал бы затруднений и с десятком, а то и с большим числом плетений, — но не тогда, когда отчаянно защищается от неизвестно чего, и тем более не тогда, когда узнает об ударе чуть ли не в последний момент, а незримое, смертельно опасное лезвие оказывается совсем рядом. И не тогда, когда мысли другого человека по-прежнему пытаются вырваться на поверхность из Пустоты, стремясь подсказать, как сокрушить Ланфир. Если он прислушается к ним, то в мир шагнет Льюс Тэрин Теламон, а Ранд ал'Тор в лучшем случае станет, быть может, голоском, который изредка будет всплывать у того в голове.