А Илэйн раздала кулечек сладких красных конфет. Свет знает, откуда у нее взялись конфеты. И она вовсе не чувствовала себя виноватой, когда Найнив заметила, как девушка одну конфетку под шумок сунула себе в рот; она только ухмыльнулась, нежно вытащила изо рта малышки ее пальчик, а вместо него сунула другую конфетку.

Дети хохотали, будто лишь сейчас вспомнили, как смеяться, прятались за юбками Найнив, Илэйн и Бергитте точно так же, как за материнскими. В таких обстоятельствах сердиться и губы надувать затруднительно. Найнив заставила себя хмыкнуть, и то слабо, когда на второй день Илэйн вновь принялась изучать ай'дам. Девушка, казалось, все более и более убеждалась, что браслет, ошейник и поводок создают странную форму уз. Раз или два Найнив даже присела рядом с Илэйн; одного вида этой мерзкой штуки оказалось достаточно, чтоб она сумела обнять саидар и выслушать объяснения Илэйн.

Разумеется, были еще рассказы беженцев. Разлученные семьи, пропавшие или погибшие родственники. Пришедшие в упадок фермы, лавки, мастерские, когда волны обрушившихся на мир несчастий докатились до города и прервалась торговля. Люди не могут покупать, когда не в состоянии что-то продать. Пророк же оказался тем последним кирпичом на телеге, из-за которого сломалась ось. Найнив ничего не сказала, заметив, как Илэйн сунула золотую марку пожилому мужчине с редкими седыми волосами, а тот тер морщинистый лоб узловатым кулаком и норовил поцеловать ей руку. Девушке пора бы уже понять, как быстро исчезает золото. Впрочем, и сама Найнив раздала несчастным несколько монет. Ну, даже побольше, чем несколько.

Все мужчины, кроме двоих, были седы или лысы, с морщинистыми лицами и мозолистыми руками тружеников. Мужчин помоложе, если их не увлек за собой Пророк, насильно зачисляли в армию; тех же, кто отказывался примкнуть к той или иной стороне, вешали. Пара молодых парней, совсем еще подростков — Найнив сомневалась, что хоть один из них регулярно бреется, — глядела на мир загнанными глазами, и они вздрагивали всякий раз, как кто-то из шайнарцев на них смотрел. Иногда мужчины постарше заговаривали о том, чтобы начать все сызнова, отыскать клочок земли под ферму или вновь заняться торговлей, но, судя по всему, их заявления были скорее пустыми обещаниями и бравадой, чем надеждой, имеющей под собой реальную основу. Главным же образом они говорили о своих семьях, негромко, вполголоса: о потерянных женах, пропавших сыновьях и дочерях, сгинувших неизвестно где внуках. Они и сами казались потерянными. На вторую ночь один лопоухий беженец, который в этой печальной толпе казался самым жизнерадостным, попросту исчез; когда взошло солнце, его на корабле не обнаружилось. Может, поплыл на берег. Найнив надеялась, что доплыл.

Однако более всего, до глубины души Найнив тронули судьбы женщин. Ничего определенного в будущем, никаких перспектив у них, как и у мужчин, не было, но у многих, кроме тревог, была и иная ноша. Никто из них не знал, живы ли их мужья, но груз ответственности, лежащий на плечах этих женщин, не позволял им опускать рук. Ни одна женщина, обладающая твердым характером, не сдастся, если у нее есть дети. Впрочем, и остальные все же надеялись на будущее. У всех теплилась какая-то кроха надежды, которой, как те ни притворялись, не было у мужчин. Особенно сердце Найнив переживало за троих.

Николь, стройная темноволосая, большеглазая ткачиха, одних с Найнив лет и роста, собиралась замуж. Но ее Хирану вдруг втемяшилось в голову, будто долг призывает его последовать за Пророком, за Возрожденным Драконом. Когда долг его будет исполнен, тогда и о женитьбе можно поговорить. Для Хирана долг — очень важная штука. Как сказала Николь, из него вышел бы хороший муж и добросовестный отец. Только вот сколько бы хорошего ни было в его голове, ничего путного не получилось — только светлую головушку топором раскололи. Николь не знала, кто и почему, и хотела лишь одного: как можно дальше убраться от Пророка. Куда-нибудь, где не убивают, где не надо постоянно страшиться того, что может ждать за углом. Где-то же должен найтись тихий, безопасный уголок.

Мариган, несколькими годами старше Николь, когда-то была пухленькой, но сейчас потрепанное коричневое платье болталось на ней, а лицо с грубоватыми чертами будто навсегда застыло в маске безмерной усталости. Два ее сына, Джарил и Сив, шести и семи лет, молча взирали на мир слишком большими глазами; вцепившись друг в друга, братья, кажется, опасались всего и вся, боялись даже собственной матери. В Самаре Мариган занималась травами и лекарственными снадобьями, хотя имела об этом деле несколько странные представления. Пожалуй, это и не удивительно: женщина, занимающаяся целительством, должна держаться тише воды, ниже травы, раз на соседнем берегу Амадиция и Белоплащники, да и с самого начала Мариган пришлось все самой постигать. В жизни ей хотелось одного — излечивать болезни, и Мариган утверждала, что хорошо с этим справлялась, хоть мужа выходить ей и не удалось. Лет пять после его смерти ей приходилось несладко, а появление Пророка к облегчению в ее жизни не привело. Озверевшая толпа, рыщущая в поисках Айз Седай, вынудила ее спрятаться, — она вылечила одного человека от лихорадки, а молва раздула это до того, будто она его со смертного ложа подняла. Еще одно свидетельство, сколь мало людям известно об Айз Седай: смерть невозможно Исцелить даже при помощи Силы. Но кажется, и Мариган считала, что это не так. Куда направится, Мариган знала не больше Николь. Надеялась поселиться в какой-нибудь деревне, где будет вновь мирно и спокойно заниматься травами.

Самой молодой из трех была Арейна; упрямые синие глаза сверкали на лице, покрытом фиолетовыми и пожелтевшими синяками, и была она родом вовсе не из Гэалдана. Об этом в первую очередь позволяла судить ее одежда, мало отличающаяся от наряда Бергитте, — короткая темная куртка и широкие шаровары. Вот и все, что у нее было. Откуда она, Арейна не распространялась, но рассказала, какие дороги привели ее на «Речного змея». Немного, впрочем, и кое о чем Найнив пришлось догадываться самой. Арейна отправилась в Иллиан, намереваясь вернуть к родному очагу младшего братца, пока он не успел дать клятву Охотника за Рогом. Однако людей в городе было тысячи, и брата она так и не отыскала, но каким-то образом все обернулось так, что — сама не понимая как — Арейна дала эту самую клятву и отправилась в поиск, не вполне веря даже в существование пресловутого Рога Валир. Отчасти она надеялась, что сумеет найти юного Гвила и отвести его домой. Но с тех пор жизнь стала... тяжелее. Расшифровывать подробнее Арейна охоты не выказывала, но прилагала такие усилия, чтобы все выглядело получше... Из нескольких деревень ее прогнали взашей, один раз ограбили, несколько раз избили. И все равно она не желала сдаваться, не станет она искать убежища или какую-нибудь тихую деревушку. Мир еще стоял перед ней, и Арейна намеревалась побороть его, положить на обе лопатки. Она так не высказывалась, но Найнив понимала, что именно таково стремление женщины.

Найнив очень хорошо осознавала, почему три эти женщины так глубоко тронули ее сердце. Каждый рассказ являлся в какой-то мере отражением ее собственной жизни. Она только не совсем понимала, почему ей больше всего нравится Арейна. Сама она полагала, сложив то и это, что почти все невзгоды Арейны проистекают от ее слишком вольного языка — кому понравится, когда ему правду-матку в глаза режут. Из одной деревни Арейна была вынуждена убраться так быстро, что пришлось бросить коня — после того, как она назвала мэра толстомордым тупицей и заявила деревенским женщинам, что подметальщицы на кухне, которые еле костями шевелят, не имеют никакого права расспрашивать ее, почему она в одиночку в путь пустилась. Это Арейна удосужилась рассказать. Найнив подумала, что Арейне пойдет на пользу несколько дней поучиться на примере самой Найнив. И двум другим Найнив чем-нибудь сумеет помочь. Найнив очень хорошо понимала их стремление к безопасности и спокойствию.

Утром второго дня, когда Найнив, Илэйн и Бергитте вели себя образцово-показательно, а языки — кое у кого! — по-прежнему были неприветливы, произошла странная перемена. Найнив сказала, вполне мирным тоном, что Илэйн, мол, не во дворце у мамочки, поэтому пусть не думает, будто Найнив каждую ночь будет спать припечатанной к стенке. Илэйн вздернула подбородок, но, прежде чем она успела раскрыть рот, у Бергитте вырвалось:

— Так ты и впрямь Дочь-Наследница Андора? — Она даже не огляделась по сторонам, не проверила, нет ли рядом чужих ушей.

— Да, — ответила Илэйн куда величественнее, чем помнилось Найнив, но в голосе девушки проскользнул намек на... уж не на удовлетворение ли?

С ничего не выражающим лицом Бергитте отвернулась и ушла на нос судна, где уселась на бухту каната, глядя на реку впереди. Илэйн проводила спутницу нахмуренным взором, потом наконец подошла и села рядом с ней. Какое-то время они сидели и тихонько разговаривали. Найнив бы к ним ни за что не присоединилась, даже если б ее попросили! О чем бы ни шла речь, Илэйн казалась слегка недовольной, будто ожидала несколько иного результата, но после этого случая парочка едва ли словом перемолвилась.

В тот же день, позже, Бергитте вновь обрела свое собственное имя, хотя этому способствовала последняя вспышка ее характера. Поскольку Могидин благополучно осталась позади, Бергитте и Илэйн с помощью лаконоса смыли с волос черную краску, и Нерес, завидев одну девушку с рыжевато-золотистыми кудряшками до плеч, а вторую — с желто-золотистыми волосами, заплетенными в затейливую косу, да еще вдобавок с луком и колчаном, ехидно проворчал:

— Ну вот еще, Бергитте из треклятых сказаний явилась.

К несчастью, та услышала замечание шкипера. Это ее имя — так и было заявлено в самых резких тонах, а коли оно ему не по вкусу, она его уши к любой мачте пришпилит, на выбор. С завязанными глазами. Побагровев, Нерес удалился, покрикивая на команду, чтобы подтянули тали, — а если их еще подтянуть, они, того гляди, и лопнут.

Найнив же, пожалуй, было все равно, осуществит Бергитте свою угрозу или нет. Лаконос придал легкий рыжеватый оттенок ее собственным волосам, однако цвет их стал очень близок к природному, отчего ей хотелось орать от радости.

Если только все на судне не слягут с распухшими деснами и зубной болью, лаконоса у нее останется по горло. И в достатке красного фенхеля, чтобы утихомирить бунтующий желудок. Когда же волосы наконец высохли и она опять заплела их в надлежащую косу, Найнив не могла сдержать себя и то и дело удовлетворенно вздыхала.

Разумеется, раз Илэйн наполнила паруса хорошим ветром, а Нерес суетился днем и ночью, крытые соломой дома деревень и ферм на обоих берегах быстро пробегали мимо — днем оттуда приветственно махали руками жители, а вечерами там светились окошки, свидетельствуя о том, что здесь и в помине нет беспорядков, охвативших город выше по течению. Хоть и широкое, вопреки своему названию, судно споро и ходко шло вниз по реке.

Нерес же, по-видимому, разрывался между удовольствием от удачи, что дует такой ветер, и тревогой от дневного плавания. Не раз и не два он жадными и тоскливыми взглядами провожал уходящие за корму небольшие протоки, скрытые за пологом деревьев, или укромные, глубоко вдающиеся в берег заводи, где «Речной змей» мог бы причалить и спрятаться. Изредка Найнив высказывала вслух — чтобы Нерес мог услышать — замечания, как, мол, должно быть, обрадуется капитан, когда беженцы из Самары оставят его судно, присовокупляя вскользь, как хорошо выглядит нынче та женщина, отдохнув немного, а у той вон дети такие бойкие и подвижные. Этого было достаточно, чтобы всякие идеи об остановках вылетели у Нереса из головы. Проще, пожалуй, было бы пригрозить ему шайнарцами или Томом с Джуилином, но тогда они, и без того нестерпимо довольные собой, точно надулись бы, как индюки. И Найнив определенно не имела никакого желания спорить с мужчиной, который по-прежнему не хочет с ней разговаривать, даже взглянуть на нее ни разу не удосужился.

Наступил серый рассвет третьего дня, и команда вновь взялась за весла. «Речной змей» подплывал к пристани Боаннды. Город был немаленький, весьма внушительных размеров, крупнее Самары, располагался он на оконечности полуострова, где быстрая река Боэрн, бегущая от Джеханнаха, впадала в неторопливый Элдар. За высокими серыми стенами виднелись аж три башни, а белое здание под красночерепичной крышей вполне могло сойти за дворец, пусть и маленький. Канаты закрепили за массивные сваи, и вот судно пришвартовалось в конце одного из причалов, половина которого возвышалась над высохшим илом. Найнив громко поинтересовалась, зачем Нересу понадобилось плыть до Самары, когда он с успехом мог бы здесь свои товары выгрузить.

Илэйн кивнула на коренастого мужчину на пристани, тот носил на шее цепь, с которой на грудь свисала какая-то печать. Здесь находилось еще несколько человек, похожих на него, — все с цепями и в синих кафтанах. Они придирчиво наблюдали, как у других причалов разгружаются еще два широких судна.

— Я бы сказала, что это чиновники королевы Аллиандре пошлины собирают, — заметила Илэйн. Нерес, барабаня пальцами по поручню, старательно не смотрел на мужчин в синем, так же старательно, как те наблюдали за разгрузкой двух кораблей. — Может, в Самаре у него с местными обо всем договорено. А с этими, по-моему, он и говорить-то не хочет.

Мужчины и женщины из Самары неохотно поднялись по сходням на причал, чиновники не обратили на них никакого внимания — с людей таможенные пошлины не берут. Для самарцев от этого причала начиналась неизвестность. Каждого из них впереди ждала своя жизнь, а начать ее заново предстояло лишь с тем, что они сумели спасти и что им раздали Найнив с Илэйн. Не прошли они и половины пути по причалу, по-прежнему держась гурьбой, а кое-кто из женщин унылостью уже походил на мужчин. Некоторые даже заплакали. Лицо Илэйн пошло от жалости алыми пятнами. Она всегда хотела позаботиться обо всех. Найнив надеялась, что Илэйн не прознает, что кое-кому из женщин она дала еще немножко серебра.

Судно покинули не все. Остались Арейна, Николь и крепко взявшая сыновей за руки Мариган, те с молчаливым беспокойством глядели вслед ребятишкам, уходящим в город. От самой Самары Найнив от этих двоих мальчишек не слыхала ни единого слова.

— Я хочу отправиться с вами, — сказала, обращаясь к Найнив, Николь, не замечая, как заламывает руки. — Рядом с вами я чувствую себя в безопасности.

Мариган согласно закивала. Арейна ничего не сказала, но шагнула ближе к двум другим женщинам, становясь третьей в группке, хоть и смотрела на Найнив в упор, явно не желая принять того, что та прогонит их от себя.

Том еле заметно покачал головой, Джуилин скривился, но Найнив оглянулась на Илэйн с Бергитте. Илэйн без колебаний кивнула, Бергитте помедлила лишь секунду, а потом тоже кивнула. Подхватив юбку, Найнив решительно направилась к стоявшему на корме Нересу.

— Думаю, теперь я могу забрать свое судно, — сказал он, глядя куда-то между судном и причалом. — Наконец-то! Худшего плавания я не припомню.

Найнив широко улыбнулась. А потом заговорила. Она еще не успела закончить, как Нерес, хоть раз, но все-таки взглянул на нее. Ну, почти взглянул.

Вообще-то, особого выбора у Нереса не было. Вряд ли он мог обратиться к властям в Боаннде. А если Нересу не нравится предложенная Найнив плата, то ведь ему же все равно надо плыть вниз по реке. Посему «Речной змей» вновь отчалил, направляясь в Эбу Дар, с одной остановкой, о которой капитана известили только тогда, когда Боаннда уже исчезала за кормой.

— Салидар! — прорычал Нерес, глядя поверх головы Найнив. — Салидар заброшен со времен Белоплащниковой Войны. Сойти на берег у Салидара! Удумать такое может только глупая женщина.

Даже улыбаясь, Найнив разъярилась настолько, чтобы обнять Источник. Нерес взревел, хлопнув себя одновременно по шее и по бедру.

— В это время года от оводов просто спасу нет, — сочувственно заметила Найнив.

Бергитте, не успели женщины пройти и полпути к носу, просто взорвалась от смеха.

Стоя на носу, Найнив глубоко, полной грудью вдыхала речной воздух, а Илэйн направляла Силу, вновь призывая ветер, и «Речной змей» тяжело вошел в быстрое течение из Боэрна. Красный фенхель Найнив чуть ли не по три раза на дню ела, но даже если ей по пути к Салидару совсем худо станет, теперь уже все равно. Плавание почти закончилось. И все, через что ей пришлось пройти, того стоило. Разумеется, она не всегда так считала, и не только язвительные языки Илэйн и Бергитте были тому причиной.

Той первой ночью, лежа в сорочке на капитанской койке, в то время как зевающая Илэйн расположилась на стуле, а Бергитте прислонилась к двери, почти упираясь макушкой в потолок, Найнив воспользовалась перекрученным каменным кольцом. Свет исходил от единственной ржавой подвесной лампы, и, как ни удивительно, масло источало пряный аромат — может, и самому Нересу не нравился запах затхлости и плесени. Найнив подчеркнуто напоказ пристроила кольцо на груди — да так, чтоб другие наверняка увидели, что оно касается тела, — у нее была на то причина. Несколько часов их кажущегося разумным поведения не заставили Найнив утратить настороженность.

Сердце Твердыни имело в точности тот же вид, как каждый раз прежде, бледный свет исходит отовсюду и ниоткуда, под громадным куполом торчит в полу сверкающий кристаллический меч Калландор, ряды гигантских колонн уходят в тень. И ощущение, будто за тобой наблюдают, было так же привычно для Тел'аран'риода. Найнив была способна лишь на одно: не убежать и не кинуться лихорадочно рыскать среди колонн из полированного краснокамня. Она заставила себя стоять на одном месте, возле Калландора, медленно считая до тысячи и после каждой сотни выкликая имя Эгвейн.

Честно говоря, вот и все, что она могла делать. Самообладание, которым она так гордилась, исчезло. Одежды сменялись в мгновение ока, откликаясь на ее тревожные мысли о себе, о Могидин, об Эгвейн, о Ранде и о Лане. Добротное двуреченское шерстяное платье превратилось в наглухо запахнутый плащ и глубокий капюшон, которые сделались белоплащниковыми кольчужными доспехами, те обернулись красным шелковым платьем — всего лишь просвечивающее! — а оно стало еще более плотным плащом, который превратился в... Найнив казалось, что и лицо ее меняется. Раз ее взгляд упал на руки: кожа на них оказалась темнее, чем у Джуилина. Наверное, если Могидин не сумеет ее узнать...

— Эгвейн!

Последний хриплый призыв эхом раскатился между колонн, и, как ни дрожала, Найнив заставила себя простоять еще недолго, вновь досчитала до ста. Громадная палата оставалась пустой — здесь находилась одна Найнив. Со стыдом, что чувствует больше желания поспешить, чем сожаления, она шагнула из сна...

...и теперь лежала, ощупывая висящее на шнуре каменное кольцо, глядела на толстые балки над кроватью и прислушивалась к всевозможным скрипам, которых тысячи на корабле, бегущем вниз по реке сквозь тьму.

— Она была там? — спросила Илэйн. — Ты ушла не так давно, но...

— Я устала бояться, — сказала Найнив, не отводя взора от потолка. — Я т-так устала быть т-трусихой. — Последние слова потонули в слезах, которые она не сумела ни остановить, ни скрыть, сколько ни терла глаза.

Илэйн тотчас же оказалась подле Найнив, обнимая подругу, гладя ее по голове, а еще через миг Бергитте прикладывала к ее затылку смоченную холодной водой тряпицу. Сквозь рыдания Найнив умоляла, чтоб они сказали, что она не трусиха.

— Если б я считала, что Могидин за мной охотится, — сказала наконец Бергитте, — я бы наутек кинулась. Если б спрятаться от нее можно было лишь в барсучьей норе, я бы заползла туда, свернулась клубочком и холодным потом обливалась, пока она не ушла бы. Я бы и на пути несущегося Керандинова с'редит не встала. Ни то, ни другое трусостью не назовешь. Нужно самой выбрать место и время и напасть на нее так, как она менее всего ожидает. Если смогу, я ей когда-нибудь отомщу, но только так у меня может что-то получиться. Все остальное — просто глупость.

Вряд ли Найнив хотела услышать подобное утешение, но ее слезы и сочувствие подруг пробили еще одну брешь в колючей ограде, которая выросла между ними.

— Я докажу тебе, что ты не трусиха. — Достав с полки темную деревянную шкатулочку, которую сама туда поставила, Илэйн извлекла из нее железный диск с нанесенной на него спиралью. — Мы отправимся вместе.

А вот это Найнив хотела услышать менее всего. Но уклониться было невозможно — после того, как ее наперебой уверяли, что она не трусиха. Поэтому они и отправились вместе.

Отправились вновь в Твердыню Тира, где поразглядывали Калландор — лучше на него смотреть, чем коситься через плечо и гадать, не появится ли вдруг Могидин. А потом — в королевский дворец в Кэймлине, куда их отвела Илэйн; затем, под водительством Найнив, в Эмондов Луг. Найнив доводилось видывать дворцы: все эти гигантские переходы, высокие изукрашенные потолки, мраморные полы, золотая отделка, тонкой работы ковры и изысканные гобелены, но в этом дворце выросла Илэйн. Глядя вокруг и проникаясь сознанием этого, Найнив начала немножко лучше понимать Илэйн. Разумеется, теперь понятно, почему та ожидала, что весь мир будет ходить перед ней на задних лапках; Илэйн ведь росла с таким чувством, и ее учили, что так и впредь будет, — во дворце-то иного отношения к наследнице и быть не может.

Пока девушки находились во дворце, Илэйн, ставшая из-за тер'ангриала, которым воспользовалась, бледным отражением самой себя, казалась странно притихшей. Но ведь и Найнив несколько примолкла в Эмондовом Луге. С одной стороны, деревня стала больше, чем она помнила, выросли новые дома под соломенными крышами, возводились новые деревянные каркасы. Сразу за околицей строили очень большой дом — три раздавшихся вширь этажа. На Лужайке высился каменный постамент пятнадцати футов высотой, весь испещренный именами. Очень многие имена Найнив знала; и по большей части они были двуреченские. По обе стороны плиты стояли флагштоки, на одном развевалось знамя с красным орлом, на другом — стяг с красной волчьей головой. Все вокруг выглядело счастливо и процветающе — насколько могла судить Найнив, учитывая, что здесь не было людей. Но все это не имело никакого смысла. Что, Света ради, это за знамена? И кому взбрело в голову такой домище себе строить?

Найнив с Илэйн переместились в Белую Башню, в кабинет Элайды. Здесь почти ничего не изменилось, разве что перед столом Амерлин осталось стоять полукругом всего полдюжины табуретов. И пропал триптих с Бонвин. Картина с Рандом осталась, только на лице Ранда заметна была плохо заделанная дырка, точно кто-то швырнул чем-то в холст.

Девушки перебрали бумаги в лакированном ларчике с золотыми соколами, не забыли просмотреть и пергаменты, лежавшие в приемной на столе Хранительницы Летописей. В ходе просмотра документы и письма менялись, однако Найнив с Илэйн узнали мало. Элайде стало известно, что Ранд пересек Драконову Стену и вступил в Кайриэн, но что нынешняя Амерлин намеревалась предпринять, оставалось загадкой — на это не было никаких намеков. Сердитое требование всем Айз Седай немедленно возвратиться в Башню, если только у них нет специальных приказов, исходящих не иначе как от нее, от Элайды. Судя по всему, Элайду злило очень многое: что так мало сестер вернулось после объявленной ею амнистии, что большинство глаз и ушей в Тарабоне по-прежнему молчат, что Пейдрон Найол продолжает собирать Белоплащников в Амадиции, а она не знает зачем, что Даврама Башира по-прежнему не могут отыскать, несмотря на то что с ним целая армия. От каждого документа с ее подписью или печатью веяло гневом. Ничего интересного или полезного среди бумаг не отыскалось, не считая, быть может, тех, что имели отношение к Белоплащникам. Вряд ли у путешественниц возникнут с ними какие-либо затруднения, пока они плывут на «Речном змее».

Вернувшись в свое тело, Илэйн молчала, просто поднялась со стула и убрала диск в ларчик. Без особых раздумий Найнив помогла девушке раздеться. Потом, оставшись в сорочках, девушки вместе забрались в кровать, а Бергитте поднялась наверх; она настояла, что будет спать на палубе у лестницы.

Направив Силу, Илэйн потушила лампу. Полежав недолго в темноте, она сказала:

— Дворец казался таким... пустынным, Найнив. Такое чувство, словно он пуст.

Найнив не понимала, каким же еще должен быть дворец в Тел'аран'риоде.

— Дело в том тер'ангриале, которым ты пользовалась. Для меня ты выглядела туманной.

— Ну а для себя я выглядела превосходно. — Впрочем, в голосе Илэйн был лишь намек на резкость, и девушки решили, что пора спать.

Найнив помнила о локтях подруги, но они ничуть не испортили ее доброго настроения, как и жалобное ворчание Илэйн, что это у нее холодные ноги. У нее получилось! Наверное, забыть о своем страхе не то же самое, что бояться, но по крайней мере Найнив сумела вновь вступить в Мир Снов. Наверное, придет тот день, когда она вновь поднакопит смелости и не будет бояться.

Начало было положено, и с каждым разом продолжать вылазки казалось легче, чем их прекратить. Девушки каждую ночь вместе отправлялись в Тел'аран'риод, всегда посещая Башню, дабы что-нибудь разузнать. Правда, многого разнюхать не удалось, разве что попался указ об отправке в Салидар эмиссара с поручением пригласить находящихся там Айз Седай вернуться в Башню. Однако, насколько Найнив успела прочитать приглашение, прежде чем текст превратился в доклад об отборе потенциальных послушниц, имеющих подобающее отношение — что бы под этим ни подразумевалось, — являлось оно скорее требованием, чтобы эти Айз Седай немедленно подчинились Элайде и были благодарны, что им это еще позволено. Тем не менее приказ подтверждал, что девушки не гоняются по полям за диким зайцем. Тревогу вызывало другое: во многих фрагментах они видели то, чего не понимали. Не понимали они и как сложить вместе эти разрозненные кусочки. Кто такой этот Даврам Башир и почему Элайда так настойчиво его ищет? Почему Элайда запретила упоминать имя Мазрима Таима, Лжедракона, пригрозив строгим наказанием? Почему королева Тенобия Салдэйская и король Изар Шайнарский прислали письма, в которых вежливо, но самым решительным образом возмущались вмешательством Белой Башни в свои дела? Все это заставило Илэйн проворчать одну из поговорок Лини: чтобы узнать два, нужно сначала знать один. Найнив оставалось лишь согласиться, что дело, несомненно, выглядит именно так.

Не считая вылазок в кабинет Элайды, девушки усиленно овладевали навыками, необходимыми в Мире Снов, учились держать под контролем как самих себя, так и окружающее. Найнив не хотела, чтобы ее вновь застали врасплох Эгвейн или Хранительницы Мудрости, как уже случалось. О Могидин же она старалась не вспоминать. Куда лучше сосредоточиться на мыслях о Хранительницах Мудрости.

О трюке Эгвейн, появлении в чужом сне, что она проделала с подругами в Самаре, Найнив с Илэйн не узнали ровным счетом ничего. Сколько они ее ни окликали, ничего не происходило, не считая того, что чувство, будто за ними откуда-то наблюдают, усилилось. Эгвейн же больше ни разу не появлялась. Попытка удержать кого-нибудь другого в Тел'аран'риоде казалась невероятной, и у Найнив от неверия в собственные силы чуть руки не опустились, даже когда Илэйн в конце концов уразумела секрет: другого надо считать лишь частью сна. В конце Илэйн даже проделала этот фокус сама, и Найнив поздравила ее со всей любезностью, какую сумела в себе сыскать. Но у самой Найнив несколько дней ничего не получалось. С тем же успехом Илэйн могла быть тем туманным образом, каким казалась, — она с улыбкой исчезала в любой момент, когда хотела. А когда Найнив все же сумела удержать Илэйн, то почувствовала себя такой измотанной, точно целый день валуны ворочала.

Много веселей было создавать фантастические цветы или образы силой одной лишь мысли. Затраченные усилия были, видимо, как-то связаны с тем, насколько велико желаемое, а также с тем, существует ли оно на самом деле. Деревья, усыпанные причудливыми цветками красных, золотистых и фиолетовых оттенков, получались с большим трудом. Много проще было вообразить стоячее зеркало, в котором можно наблюдать, что ты или другая женщина вытворяет со своим нарядом. Еще трудней оказалось создать поднимающийся из земли сверкающий хрустальный дворец; хоть на ощупь он представлялся твердым, дворец менял облик, когда его образ в мыслях начинал колебаться, и здание исчезало в тот же миг, как пропадал породивший его образ. Не сговариваясь, девушки решили оставить в покое животных, после того как необыкновенное создание — во всем похожее на лошадь, только с рогом, растущим на морде! — немало погоняло их по холму, прежде чем они заставили его исчезнуть. Из-за него едва не вспыхнул новый спор; каждая заявляла, что это другая создала животное, но к тому времени Илэйн вновь начала походить на себя прежнюю и принялась похихикивать над тем, как они, должно быть, выглядели со стороны: подхватив юбки, припустили вверх по холму и кричали на ту тварь, требуя убраться прочь. Даже то, что Илэйн упрямо отказывалась признать свою вину в случившемся, не помешало Найнив тоже втихомолку давиться смехом.

Илэйн поочередно использовала то железный диск, то янтарную с виду пластинку с вырезанной спящей женщиной, но ей не нравилось применять ни тот, ни другой тер'ангриал. Как бы настойчиво она с ними ни работала, она не чувствовала себя столь полно в Тел'аран'риоде, как то происходило с кольцом. И с каждым нужно было работать постоянно: нельзя завязать потоки Духа и оставить их без присмотра, тогда тебя мгновенно просто выкидывает из Мира Снов. Направлять иную Стихию в то же самое время оказалось невозможным, однако почему дело обстояло так, Илэйн не понимала. Ее, по-видимому, больше занимало, как изготовлены тер'ангриалы, и ей пришлось не по вкусу, что они не раскрывают своих секретов с той же легкостью, как ай'дам. Незнание «почему» было для Илэйн все равно что колючка в чулке.

Раз Найнив тоже попробовала воспользоваться одним из тер'ангриалов. По стечению обстоятельств, произошло это в ту ночь, когда они должны были встречаться с Эгвейн, в первую же ночь, как «Речной змей» отплыл из Боаннды. Найнив не была бы в достаточной степени рассержена, если б ее так часто не раздражало кое-что. Мужчины.