Глава 11

ЭЛЬФИЙСКАЯ МАГИЯ

Напоследок, перед самыми холодами, солнце шпарило вовсю. Казалось, что с неба на многострадальную землю льются потоки расплавленного золота. Было так светло, что почти ничего нельзя было рассмотреть. Щурясь, Машка упорно топала по пыльной тропинке. До Солнышковой рощи оставалось совсем немного — буквально пара минут, которые она искренне надеялась выдержать. После набега дракона на поместье Вилигарк лежал практически не поднимаясь, жаловался и ныл, как заправский умирающий. Стены Роесны потускнели, а светящийся мох, хоть и расплодившийся в жутких количествах, светил совсем слабо. Скелет-секретарь почти не вылезал из своей ниши, валяясь там бесполезной грудой костей. Магической энергии не хватало даже на то, чтобы поддерживать в пределах поместья постоянный мягкий климат, к которому Машка успела привыкнуть. Солнышковая же роща располагалась на самой окраине владений Вилигарка.

Ругательски ругая работодателя-некроманта и всю его некромантскую практику, сильно расходящуюся с теорией, она миновала поворот и остановилась в восхищении. За совершенно обыкновенными дубами и елочками лесополосы открылась Солнышковая роща, прохладная и тенистая. Десятиметровые желтые ромашки величаво покачивали роскошными головами, давая себе труд реагировать на легкий ветерок. Если учесть еще, что ромашек росло здесь невероятное множество, можно понять, что впечатление это производило сногсшибательное.

Под одним из монструозных цветочков сидел Май и рассеянно чертил что-то прутиком на земле.

— Добралась наконец-то, — ворчливо отметил он, не поднимая головы.

Машка плюхнулась рядом с ним.

— Общаясь с тобой, я начала подозревать, что у эльфов глаза везде, а не только там, где положено! Что это?

Не церемонясь, она ткнула пальцем в рисунок. Эльф вздрогнул и зашипел, будто потревоженная неосторожным путником змея. Что поделать, эльфы действительно очень близки к природе.

— Гадаю! — сказал он, немного успокоившись. — Лапы убери, напортишь. Это, знаешь ли, дело тонкое, людям почти недоступное!

— Странно, — невинно заметила Машка. — А вот я в городе видела гадателей, и, клянусь тебе, это были не эльфы.

— Разве это гадатели?! — фыркнул Май с плохо скрываемым раздражением. — Ни тебе точного места события, ни тебе времени, ни списка действий, которые помогут события избежать. Дотошности — ни на лошик. Одно слово, люди.

— Ух ты! — слегка преувеличенно восхитилась Машка. — А ты это все можешь, о светлоликий представитель древней цивилизации Ишмиза?

— Ну почти все. — Май потупился, предпочтя пропустить мимо ушей ее иронию.

— А о чем ты гадаешь? — жадно спросила она.

— А как ты думаешь? — вопросом на вопрос ответил Май, но, взглянув на глубоко задумавшуюся девочку, смилостивился. — Я позвал сюда тебя. Ты спрашивала меня о своем ближайшем будушем. О чем я гадаю? Правильный ответ — о тебе!

— Какой ты милый! — растроганно улыбнулась не ожидавшая ничего такого Машка. — И что там видно?

— Сейчас узнаем. Вот тень солнышка на табличку упадет...

— Солнышко — это та зеленовато-желтая фиговина наверху или все-таки ромашка-переросток над нами? — уточнила Машка.

— Постарайся относиться к священному растению эльфийской расы хотя бы с малой толикой почтения! — укоризненно сказал Май. — Между прочим, на его выведение лучшим умам моего народа понадобилась не одна тысяча лет. В древние времена солнышки были гораздо мельче, смею тебя уверить.

— Я догадываюсь, — отозвалась Машка. — У вас вообще почему-то на этой почве комплекс. Если овощи — то с мою голову, если цветы — то размером с дерево, а уж деревья... И говорить нечего — гигантомания какая-то!

— И ничего у нас не комплекс, — обиделся Май. — Просто мы считаем, что все полезное и красивое должно быть большим.

— Ага! — хмыкнула Машка. — Чтоб издалека видать было, какую замечательную вещь создали эти эльфы.

— Ну и это тоже, — без тени смущения согласился Май. — Хотя, конечно, это не самое главное.

Между тем солнце продолжало свое неторопливое движение по небу. Глазастое и любопытное, оно солидно и плавно, как и подобает крупному светилу, ползло вверх, изредка помаргивая ресницами. Наконец тень ромашки коснулась рисунка, вычерченного эльфом на земле. Май затаил дыхание и жестом велел Машке сесть рядом. Мучительно медленно темная тень поглощала табличку. Май закатил глаза и, казалось, принялся молиться, если такое понятие вообще существует у эльфов, известных своим свободолюбием и наплевательским отношением к богам. По его губам бродила мечтательная улыбка. Наверное, он и в самом деле был хорошим гадателем, раз ему так нравилось его дело. По-настоящему любить свою профессию может только отличный специалист, досконально разбирающийся в ней и не мыслящий без нее своей жизни. Некоторое время спустя эльф сложил губы трубочкой и запел-замычал довольно мелодично, покачиваясь вперед-назад.

— Эй, с тобой все хорошо? — испуганно спросила Машка на всякий случай шепотом: вдруг остроухий чем важные занят?

— О! — внушительно сказал Май, но глаза в нормальное положение так и не вернул.

Руки его слепо зашарили по табличке, стирая рисунок, нацарапанный с такой тщательностью. Этого Машка перенести не смогла: ей, значит, нельзя, а самому можно?

— Май, приди в себя! — громко велела она и потрясла его за плечо.

Эльф вздрогнул, потряс головой и издал горлом неопределенно-удивленный звук.

— Я же просил тебя не трогать! — с досадой сказал он.

— А это не я! — возмущенно отозвалась Машка. — Это ты сам, в состоянии глубокого транса. Скажи спасибо, что я тебя вообще разбудила, а то оторвал бы еще себе голову. А что? С тебя станется. Может, у тебя подсознательное желание такое есть. И ходил бы, как дурак, без головы, если бы не я.

— То есть ты что, не шутишь? — недоверчиво спросил Май.

— С такими вещами не шутят, — с достоинством ответила Машка.

— Интересное вранье... — протянул эльф тем самым тоном, которым Машкины одноклассники произносили фразу «интересное кино».

Киноиндустрии в Ишмизе не было, так что на «вранье» Машка решила не обижаться. Май задумчиво изучил свои ладони и, не найдя в них ничего необычного, перевел взгляд на полустертый рисунок. Потом почесал нос и изрек:

— Сдается мне, в твою судьбу кто-то постоянно вмешивается.

— А то я не знаю! — Машка издевательски усмехнулась. — Еще бы ты сказал, кто именно...

Май задрал голову и с упреком взглянул на колышущиеся от ветра солнышки, словно они были виноваты в неясности предсказания. Но те безмолвствовали, как и подобает воспитанным священным растениям.

— Знал бы, сказал бы, — буркнул эльф и стер остатки нацарапанной на земле таблички ногой.

— Еще скажи, что все это происки конкурентов, — подначила Машка.

— А что?! — запальчиво воскликнул эльф. — От людей всего можно ожидать. Они странные. У нас говорят: «Нет ничего более кривого, чем человек».

— Почему кривого? — обиделась Машка, демонстративно отставив в сторону очень даже прямую ногу.

— Я не в том смысле, — оправдался Май поспешно. — Эта пословица родилась вскоре после окончания войны.

— Что-то не замечала я раньше, чтобы ты людей не любил, — ехидно сказала Машка. — Да и люди, особенно женского пола, к тебе, кажется, не испытывают ненависти.

— Во-первых, я очень красивый, — рассудительно ответил Май. — А во-вторых, в этом и кроется кривость людей. Сначала они с нами воюют, а потом носятся, как покойник с последними тапками. Где тут последовательность, присущая всякому разумному существу?

— Может быть, им стало стыдно? — неуверенно предположила Машка. — Так бывает, знаешь ли: сначала напакостят друг другу, а потом стараются загладить вину.

— Но мы же так не поступаем! — сказал Май таким тоном, словно был истиной в последней инстанции и хранителем правил, которых всякое существо должно придерживаться.

— Ну и что? — хмыкнула Машка.

Май пожал плечами:

— Мы гораздо умнее людей. Нам нужно подражать. А люди этого не делают. Почему бы им не творить и другие глупости?

— Но если вы настолько умнее, то почему же люди завоевали вас? — Машка начала злиться. Она, конечно, никогда не была расисткой, но снобизм остроухого приятеля буквально вывел ее из себя. — Я слышала, что войска разрушили ваши города, пожгли произведения искусства. Да и я никогда не слышала про нелюдей — уважаемых магов или торговцев.

— Понятное дело. — Май улыбнулся. — Пойдем, я тебе все объясню по дороге.

Машка с сожалением оглянулась на стертую табличку, по которой все еще ползла солнышковая тень, и ей на мгновение показалось, что мелкие блестящие камешки и песчинки, вроде бы беспорядочно лежащие в этом месте, сложились в карикатурную улыбку. Неведомый товарищ, вмешивающийся в ее жизнь, словно насмехался над ее попытками узнать побольше о том, что ее ждет. С Машкиной точки зрения, это было ужасно невежливо. Она бы с удовольствием объяснила это загадочному могущественному существу, но, увы, — ни имени его, ни адреса она не знала.

— Не расстраивайся, так бывает, — постарался подбодрить ее эльф. — В следующий раз попробуем выяснить все немножко иначе. Я думаю, получится.

— Думай, — Машка вздохнула, — вдруг поможет. Хотя вряд ли. Ты там что-то интересное про неправильное поведение людей рассказывал.

— А что люди? Сначала налетели, развоевались... Теперь платят за поддержание нашего столичного водопровода в рабочем состоянии. — Май сорвал травинку. — Вот и все. А нам-то что? Может, людям нравится тратить свои деньги? Ради всех богов, нам ведь не жалко. Мы считаем, что они взяли нас на попечение. Как вымирающую расу.

Эльф хихикнул, посерьезнел и суровым взглядом настоящего мужчины обозрел окрестности. На представителя вымирающего вида он не походил совершенно. Сунув в рот особенно приглянувшуюся ему травинку, он с удовольствием принялся жевать ее.

— Но они же завоевали вас и теперь вами распоряжаются! — возмутилась Машка.

— Это они так думают. Вероятно, им так легче. — Эльф усмехнулся. — У нас другое мнение, но если под этим предлогом они продолжают тратить на нас свои красивые деньги, мы не против. Завоевали так завоевали. Хоть поработили и в фулеганов перекрасили.

— А как же ваша культура, уничтоженная захватчиками? Мне в музее об этом рассказывали, так жалко было... — протянула Машка.

В музей эльфийской культуры ее недавно таскала Тиока, возмущенная тем, что человек, постоянно общающийся с таинственными и прекрасными эльфами, так мало о них знает.

— В каком музее? В людском? — уточнил Май.

Машка кивнула, не понимая еще, к чему он клонит.

— А большой музей? — продолжал допытываться он.

— С поместье Вилигарка.

— А вот у нас таких никогда не было, — с чувством произнес Май. — Как-то не до этого было, да и заниматься этим никто не хотел... А у людей — захватчиков — видишь ли, чувство вины сработало. Они теперь наши памятники культуры разыскивают и коллекционируют. Для потомков, значит, сохраняют. Молодцы!

Выражение лица у него было такое похабное и комическое, что Машка не выдержала и засмеялась. Май, наблюдая за ней, меланхолично жевал свою травинку.

— А ущемление завоеванного народа в правах? Как с этим? — осведомилась Машка, отсмеявшись и уже без всякой надежды услышать какие-нибудь ужасы о положении эльфов в этом мире.

— Ты бы еще предположила, что нам запрещают на собственном языке разговаривать! — фыркнул Май.

Травинка выпала из его рта и съежилась на земле под недовольным взглядом эльфа. К этому Машка уже привыкла: все растения, животные и даже погода в этом мире всегда вели себя так, как будто были эльфам чем-то очень обязанными. Май передернул плечами, не глядя протянул руку в заросли травы и сорвал увядший сероватый лист. Быстро скрутив из него толстую трубочку, он прищелкнул пальцами и прикурил ее, словно сигару. Выпустил облачко белого дыма. В воздухе отчетливо запахло ванилью и карамелью.

— Да, так хорошо, — задумчиво произнес он.

Машке показалось, что нечто невидимое, но огромное вздохнуло рядом облегченно, как будто сдержанное одобрение Мая много значило для этого прозрачного великана. По спине ее побежали мурашки. Чтобы отвлечься, Машка принялась припоминать все, что она знала из курса истории о плачевной судьбе завоеванных народов. Насильственные переселения? Не подходит! Эльфам в принципе все равно, где именно проводить время своей жизни. Они везде чувствуют себя как дома. Земля любит их, балует, лишний раз споткнуться не позволит.

— А как же обучение? — осенило ее вдруг. — Знаешь, школы, клубы... Обучение эльфийских детей наверняка ведется на человеческом языке!

— Глупенькая ты. — Май вздохнул. — Впрочем, как и все люди твоего возраста. Зачем учить тех, кто и так все необходимое знает с рождения? А чего не знает, узнает, когда будет нужно. Просто вдохнет поглубже, посмотрит попристальнее или вслушается повнимательнее — и узнает. Это людям надо зарываться в книги и задавать кучу дурацких вопросов другим людям, чтобы стать чуточку умнее. А у нас учителя лучше, да и всегда под рукой. Небо, трава, земля...

И он ласково провел ладонью по тропинке. Погладил как кошку. Машка могла бы поклясться, что в ответ на ласку эльфа тропинка чуть выгнулась и еле слышно мурлыкнула. Ненавязчиво так, как будто для него одного. Кошка и есть.

— Где вы были? — вместо приветствия поинтересовался Вий, ловко спрыгивая на тропинку с ветки.

Вслед за ним, будто не желая расставаться, посыпались мелкие чешуйки коры. Несколько запуталось в его волосах, сделав эльфа похожим на лешего из сказки.

— Мы обсуждали порабощение людьми великого эльфийского народа, — небрежно отозвался Май, предостерегающе взглянув на Машку.

— Уверен? — спросил Вий.

— Абсолютно, — заверил Май. — Ей было интересно, почему мы до сих пор не подняли восстание и не свергли человеческое иго.

— Еще не время, — загадочно улыбнувшись, сказал старший.

Его улыбку, на мгновение обнажившую слегка заостренные зубы, вполне можно было назвать гримасой. Лицо сделалось неприятным и хищным, словно у киношного террориста. Машка передернулась и, обхватив руками плечи, спросила:

— А что, такие планы есть?

— Ты опять упускаешь одну важную деталь, — пожурил ее Вий. — У эльфов планов не бывает. Мы просто принимаем течение жизни таким, каково оно есть, не пытаясь прогнуть его под себя.

— Ага, — Май хохотнул, — нам и так неплохо.

— Тогда какого времени вы ждете? — подозрительно спросила Машка, в которой неожиданно проснулась патриотка.

В конце концов, она тоже человек, и коварные планы, вынашиваемые остроухими интриганами, непременно должна выяснить. Хотя бы ради благополучия собственной расы. А то мало ли что вчерашним товарищам в голову взбредет? Может, они спят и видят, как бы геноцид устроить.

— Какие плоские мысли плавают в твоей голове! — укоризненно сказал Вий. — Голова, знаешь ли, не место для помойки. Учись разводить в ней мысли полезные, а не всякий мусор.

— Извини, — примирительно произнесла Машка, шаркнув ногой по земле.

— Ничего, — отозвался эльф. — Многие люди реагируют на мои предчувствия именно так. Понимаешь, я умею слушать мир. А он говорит мне, что люди утомили его.

— Чем это? — обиделась за человечество Машка.

— Люди слишком шумные и капризные создания. Они не умеют находить компромиссы и жить в согласии со всеми прочими существами. Им непременно нужно утвердить свое главенство и превосходство над окружающими. Такими они созданы, но миру трудно выносить их претензии. Он уже начал слабеть и болеть. Эльфы гораздо более приспособлены к тому, чтобы жить здесь, да и вообще где бы то ни было. Когда мир начнет лечить себя, все изменится. И однажды, рано или поздно, эльфийский триколор будет реять над всем миром. — Вий улыбнулся. — Может быть, я и не доживу до этого, но так будет.

— Надейся-надейся, экстремист эльфийский! — пробурчала Машка.

— Надеяться могут люди, а эльфы — знают, — просто ответил Вий. — Вот я знаю про триколор.

— Кстати, а какие цвета входят в ваш триколор? — поинтересовалась она, чтобы сменить политическую тему на менее опасную.

— При чем тут цвета? — удивился Вий. — Триколор — это такие священные для нашей расы штаны с глазами и ушами, для которых нет тайн в мире. Это символ эльфийского образа жизни, символ свободы.

— Хм, а почему именно штаны? — спросила Машка.

Вий пожал плечами.

— Так исторически сложилось. Спроси какого-нибудь работника музея эльфийской культуры.

— А у меня есть предположение по этому поводу, — ухмыляясь, оповестил их Май.