Сгорбленная фигура Гретхет пробиралась сквозь заросли жгучей крапивы и подлеска.

— Давай сюда, — пыхтела старуха. — Тут и ягоды, наверно, есть. Только смотри, берегись ядовитого плюща.

Ей удалось набрать большой букет атласно-белоснежных цветов и полный мешочек синеватых ягод, соком которых лечили чахотку на самой ранней стадии.

Помощник Гретхет жадно вдыхал сладкие ароматы леса, упиваясь богатством живописных оттенков буйной зелени и многоголосым пением птиц. Он смотрел вокруг широко раскрытыми глазами, и сердце его страстно билось. Опьяненная кровь снова застучала в висках, как раньше, в первые дни жизни в Башне. Только на сей раз он был Снаружи и мог в полной мере наслаждаться этим удивительным чувством. Теперь найденыш знал, откуда оно приходило. Он беззвучно засмеялся и, не в силах удержать порыв, побежал вперед с раскинутыми, будто для объятий, руками.

Поднялся ветерок, щекочущий кожу, словно нежное дыхание младенца, крики птиц усилились, и внезапно тучи скрыли солнце, превратив день в полночь. Кругом раздались ругательства и испуганные крики:

— Шанг! Бродячая буря идет! Прикройте скорее головы!

Мужчины и женщины бросились к телеге, превратившейся в огромную клумбу, на ходу натягивая капюшоны еще сильнее, чем обычно. Дети смеялись и плакали одновременно. Капуцины визжали, сбившись в стайку. Ветер налетал уже мощными порывами. Вдруг тьма озарилась огненными вспышками. Лес менялся на глазах. Яркие цветы пламенели, как драгоценные камни, на темном бархате травы. Края и переплетающиеся вены листьев то зажигались золотом, то опять гасли. Тени становились все гуще. Ветви деревьев вздымались и опускались, словно гривы неутомимых скакунов. Буря трепала листву, точно водоросли, попавшие в клокочущий водоворот — живой, прохладный, шелковистый на ощупь, подчинивший себе все вокруг. Сквозь призрачные стоны урагана раздавался серебряный перезвон бубенчиков — теперь более чистый, он почему-то вызывал острое чувство тоски.

Возничий прикрикнул на лошадей, и те пустились галопом, не дожидаясь удара хлыста, только алые искры полетели из-под копыт. Участники процессии ощущали себя подводными пловцами. Странные вспышки становились все ярче.

Найденыша охватило безумное желание оседлать этот ветер и ускакать далеко отсюда, прочь от своей болезни и жизни, полной унижений. Но ему приходилось бежать вместе с толпой, напялившей капюшоны и не глядящей по сторонам. А между тем вокруг происходило нечто необыкновенное.

На полпути к Совиному столбу найденыш увидел под сводами ветвей мерцающую, будто сотканную из света картину: двое мужчин с непокрытыми головами, одетые на нездешний манер, бились друг с другом на мечах. Они наносили и отражали удары, не издавая при этом ни звука, и были так сосредоточены на своей молчаливой игре, что не замечали стоящего между ними дерева — проходили сквозь него, как бестелесные духи. Вдруг один из мужчин застыл, схватился за окровавленное плечо и рухнул наземь, раскрыв рот в безмолвном крике. Все это свершилось в одно мгновение — и вот уже раненый был снова на ногах, целый и невредимый. Сцена повторилась точь-в-точь; фигуры слегка бледнели, когда ветер затихал, и вспыхивали, когда он набирал силу. Вот это удивительное явление, когда оставленный кем-то на месте события отпечаток душевных сил словно проявлялся во время непогоды, народ и окрестил «живыми картинками».

К тому времени, пока процессия выбралась из леса и достигла владений Башни, буря кончилась. Вспышки утихли, небо прояснилось, ветер больше не колыхал ни траву, ни ветки деревьев.

Итак, лорд Валерике из Пятого Дома, находящегося в Финварне, и леди Персефона из Эльдарайна, Дочь Седьмого Дома, сочетались браком. Маг Циммут провел церемонию обручения в специальной зале для торжественных случаев. После долгого официального ритуала все участники проследовали по широкой лестнице, освещенной свечами в канделябрах, накрытой коврами и украшенной гирляндами цветов, в Большую Пиршественную залу. Там и началось наконец само празднование. Об этом возвестила традиционная четкая барабанная дробь, призвавшая к тишине всех присутствующих. Взоры пятисот восемнадцати титулованных особ и почти стольких же слуг обратились к высокому помосту.

Вдоль всей залы тянулся высокий стол, щедро задрапированный серебряной и лазоревой тканями и уставленный дорогими, изысканными яствами. В самом центре располагался свадебный торт в виде облака заснеженных розовых бутонов, из которого во все стороны вылетали белые голуби. Это сверкающее чудо, созданное знаменитыми кондитерами из самого Каэрмелора, символизировало изобилие Дома. Белые кристаллики сахара, которые использовали для приготовления торта, стоили баснословно дорого, так как добывались из тростника, растущего только на Тенагайских островах. Лишь самые отчаянные головы решались отправиться туда через океан, волны которого были не менее опасны и вероломны, чем сами острова, кишащие оборотнями.

Наиболее важные гости восседали за высоким столом, взирая на происходящее сверху вниз. Платье невесты, все в потоках кружева, было сшито из серебряной парчи на атласной подкладке. Его украшали тысяча незабудок из белого шелка и четыре тысячи кусочков горного хрусталя. Длинные узкие рукава заканчивались пышными манжетами в расшитых серебром лентах. Пояс являл восхищенным взглядам замысловатые узоры из серебряных лебедей, летящих по бледно-голубому небу. Сияющие на нем сапфиры удачно сочетались с ожерельем леди Персефоны и браслетами на ее тонких запястьях — щедрым подарком будущего супруга. Изящное серебряное плетение покрывало роскошные каштановые косы леди.

Жених отличался от нее, словно уголь от сахара. Его камзол, надетый поверх шелковой блузы, был так искусно соткан из одних только черных нитей, что при свете солнечных лучей на ткани появлялся гербовый узор Дома. Соболья опушка оторачивала высокий воротник, длинные рукава и края камзола, чуть присборенного сзади на талии. На плечах красовался черный с лазурной отделкой парчовый плащ. На портупее висел меч в чеканных ножнах. На ногах, обтянутых черными чулками, были обуты такого же цвета узкие сапоги с вывернутым наружу небесно-голубым верхом. Из-под крылатого шлема струились длинные каштановые локоны, распущенные по случаю торжества. Лорд Валерике взирал на невесту с гордостью завоевателя. Леди Персефона сидела, скромно потупив очи.

Под прямым углом к высокому столу располагались еще двадцать восемь, для обычных гостей, с белоснежными скатертями и серебряной посудой. После третьей смены блюд лорд Вольтасус, глава клана Седьмого Дома, произнес торжественную речь, в которой высокопарно и неискренне превозносил своих будущих родственников. Лорд Осценис, конечно же, не остался в долгу. Красноречивые похвалы щедро изливались с обеих сторон — в общем, формальности этикета были соблюдены в точности.

После этого, по традиции, объявили выступление главного менестреля Башни Исс, Кардана Легендарного. Тощий, сухопарый мужчина поднялся на помост, отвесил почтительный поклон всем сидящим за высоким столом и оглядел Большую Пиршественную чалу, почти такую же просторную, как сама Башня.

Массивный свод потолка поддерживали хрупкие на вид колонны — опять-таки благодаря мастерски выполненным вставкам из силдрона. Настенные гобелены изображали сцены из великих битв прошлого — разумеется, тех, в которых Всадники Бури одерживали верх над противником. За окнами, имевшими вид стрельчатых арок, живописно расцветал закат, словно клумба маков и ноготков.

Главы кланов восседали за высоким столом. Лорд Вольтасус носом-луковицей и дутыми щеками смахивал на жирного кабана, облаченного в черную бархатную мантию с серебряным шитьем по краям и подкладкой из шкуры белого медведя, доставленной прямо с ледяных пиков Римана. Суровое лицо обрамляла нечесаная грива седых волос, почти скрывающая под собой высокий горностаевый воротник.

Его супруга, леди Артемизия, была одета в платье из черного бархата и серебряную парчовую накидку, расшитую мелким жемчугом. На запястьях дамы звенели дорогие браслеты, пальцы покрывали многочисленные перстни, а на шее сияли ожерелья из морских жемчужин и черного янтаря в серебряных оправах.

По левую руку от лорда Осцениса сидела леди Лиласэя в узорчатом лазоревом кафтане, отороченном собольим мехом. Волосы ее были упрятаны под золотую сеточку, а лоб обрамляла узкая повязка с плюмажем из крашеных перьев скопы, которые немилосердно щекотали сидящих рядом важных персон.

Сестра Усторикса и Персефоны, леди Хелигея, в наряде из парчи лунного оттенка, была мрачна и не сводила глаз с окна, за которым полыхало запретное для Дочерей вечернее небо.

Слуги почти беззвучно скользили меж гостей, наполняя вином их кубки.

Решив, что подходящий момент настал, Кардам Легендарный начал свою речь:

— Сейчас, когда с северо-запада доходят тревожные вести и в мире становится так неспокойно жить, нам просто необходимо обратиться назад, к своей Истории, и вспомнить тяжелые годины — ведь именно они стали Золотым веком воинства Небесных Всадников. Во времена Трехсотлетнего Раздора каждый король или крупный феодал искал поддержки величайших витязей Эриса, что летали на крыльях ветра, словно ястребы, внушая ужас и принося справедливое возмездие.

Тут Легендарный взял в руки арфу и запел нескончаемую «Песнь о Воинах Бури». Небеса за окнами цвели уже лавандой и фиалками; покрытые рябью воды гавани Исс напоминали потрескавшееся стекло; летний бриз, проникая в залу, слегка шевелил распущенные локоны гостей. Пламя свечей отражалось на поверхности кубков, усеивая их крохотными звездочками. Когда по завершении песни публика разродилась вялыми аплодисментами, менестрель сделал изрядный глоток вина и продолжал:

— Наконец в Империи восстал новый правитель, даровавший мир землям Эриса. То был Эдвард Завоеватель, потомок древней династии Д'Арморкорт, знаменитый своим неслыханным умом и необычайной силой. Ему удалось вновь объединить земли и Дома в одну мощную Империю, мирно процветавшую под его мудрым правлением. Прерванная на целых два века королевская династия вернулась к власти.

Последовала «Песнь о подвигах Эдварда Завоевателя», исполненная Карданом в сопровождении труб и хора учеников. Это произведение встретило гораздо более теплый прием, многие гости охотно подпевали, покачиваясь в такт мелодии.

— Но утраченное однажды — уже не возвратится никогда, — прогремел вдруг голос менестреля, и все затихли. Настроение было убито одной фразой, совсем в духе Терона Жаба. — Знания древности навек стерлись из людской памяти, Города так и не были отстроены заново. Только благодаря Эстафетным Башням и Перекладным Станциям, которые по-прежнему стояли на страже цивилизованных земель, смог возродиться славный Летучий флот. Возобновившаяся торговля принесла благоденствие той великой королевской династии, что продолжает править нами до нынешнего дня.

Кардан Легендарный закончил выступление песней, прославляющей Джеймса Шестнадцатого, Короля-Императора Эриса, и тостом в его честь.

За это время гостям было подано семь смен блюд. Последовало еще две смены. В зале слышались светские беседы и негромкие мелодии, издаваемые маленьким оркестриком из бубнов, флейт и лютен. Музыканты пытались играть, одновременно перемещаясь между столами; при этом они часто спотыкались и явно фальшивили. Кое-кто улыбался, но неподобающего случаю смеха не было.

Под звуки фанфар на помост вышел дородный Управляющий, который склонился в глубоком поклоне и объявил:

— Почтенные лорды и леди! Циммут-в-Перчатках, могущественный Маг Девяти Искусств и Мастер Заклятий, покорно просит вас с благосклонным терпением принять его скромные попытки продемонстрировать свои способности на потеху публики!

Безусловно, выступления магов, обязательные для любого собрания Всадников Бури, были не просто развлечением: они позволяли каждому Дому проявить собственное могущество — так, на всякий случай. Царивший в Империи прочный мир и брачные союзы, подобные тому, который только что был заключен, не смогли до конца истребить духа соперничества и воспоминаний о былых рознях.

В небесах уже отцветала бледная магнолия, и в невообразимой высоте вспыхивали первые звезды. Почти на цыпочках в залу вошли слуги, чтобы снять нагар со свечей в серебряных канделябрах.

Волшебное представление началось. В каждом углу залы нежно и жалобно запели скрипки. Фонари на сцене таинственно мерцали голубым пламенем. На помост выплыли пять фигур в масках. Образовав круг, они стали медленно двигаться против часовой стрелки — и вдруг отступили назад, давая место вспышке яркого желтого дыма, из которой появился сам Циммут с палочкой в руках. Его морщинистое лицо, покрытое зажившими шрамами, чем-то напоминало птичье. Черные глаза метали искры из-под нависших бровей.

— Милорды, миледи, все, что вы увидите сегодня вечером, является чистейшей магией. На свете достаточно обманщиков, подражателей, трюкачей, но очень мало тех, кому открыты все премудрости Девяти Искусств. Я, Циммут-в-Перчатках, принадлежу к этим избранным. Способности свои я проявил, на протяжении долгих лет верно служа Седьмому Дому, защищая его от вторжения неявных сил и других противников.

Это было поистине эффектное зрелище: посреди разноцветных взрывов дыма и пламени, в окружении танцующих фигур в масках Циммут заставлял появляться и исчезать всевозможных птиц и зверей, под конец сделав их просто невидимыми. Для демонстрации Искусства Исцеления маг отрубил собственную кисть и остановил кровотечение при помощи заклинаний, а затем приставил ее обратно и пошевелил пальцами как ни в чем не бывало. Способность к Левитации и Подчинению своей воле Циммут явил, заставив лежащую ничком фигуру взмыть в воздух, после чего сдернул с нее шелковое покрывало, под которым ничего не оказалось! Стальные кольца летали, проходя одно сквозь другое, палочка танцевала сама по себе, маг превращал обезьянок в мышей, мышей в собак, а собак в голубей. Но самым захватывающим было то, что он заключил одного из танцующих в ящик, пронзил его мечами, произнес заклинание — и несчастный ожил, выйдя наружу невредимым! Затем Циммут исчез, бесследно растворившись в красочной вспышке пунцового дыма.

Гости разделались с двумя последними сменами блюд, и начался бал. Богато одетые леди и лорды выстроились рядами и элегантно раскланялись, приглашая друг друга на танец.

Совершенно иное представление творилось в это время в кухне для прислуги, многими этажами ниже. У стен громоздились горы жирных тарелок, в кадушках блестели грязные вилки и ножи, лакеи и судомойки с черными кругами под глазами сбивались с ног, танцуя под дудочку Долвач Тренчвисл, а псы грызлись из-за объедков.

После двенадцати часов беспрерывной работы, усердно исполняемой под аккомпанемент противоречивых приказаний, ругани, грохота столового серебра и беспрестанного звона бьющегося фарфора, найденыш незаметно для всех исчез.

Его тело страдало и ныло, требуя отдыха. Но вначале он решил украдкой заглянуть в Пиршественную залу, ощутить изысканные ароматы, насладиться нежной музыкой и красивым зрелищем — взамен снов, которых он никогда не видел.

Шахта лестницы кое-где освещалась мерцающим пламенем шипящих факелов. Скрыв лицо под капюшоном, все время держась темной стороны, юноша легко достиг дверей празднично украшенной залы. Тут он выждал пару мгновений и проскользнул внутрь, притворившись одним из слуг.

Парень ощущал себя лазутчиком на вражеской территории. Он огляделся вокруг — и его толстые уродливые губы расплылись в восхищенной улыбке. Скрипки и флейты играли чудесные, развеселые мелодии, в вихре которых изящно кружились, встречались, пересекались между собой и расходились вновь длинные ряды танцующих пар. Гости были облачены в приличествующие торжеству черные, серебряные и лазоревые наряды. Дорогое вино заливало белые льняные скатерти, усеянные крошками и масляными пятнами. Догорали свечи, роняя капли молочно-белого воска на посуду. Слуги плотнее закрывали ставни — не столько от прохладных ночных сквозняков, сколько от таинственных, леденящих кровь криков, что раздавались из темного леса. Музыкантам приходилось играть все громче, все веселее.

Чей-то мутный взор разглядел найденыша, и гость потребовал принести вина. Юноша подал ему полный кувшин и хотел отойти, но тут приказы посыпались со всех сторон. Утомленный слуга бегал от стола к столу, пока на беду случай не свел его с Мастером Мечей. Рядом сидели другие наставники, некоторые из них также узнали найденыша. Парень тяжело вздохнул, потом внезапно расправил плечи и открыто посмотрел в лица Мастеров. Он даже немного откинул капюшон, устав таиться и заискивать перед этими людьми, за удовольствия которых так тяжко расплачивались другие. Всем своим видом найденыш как бы заявлял: «Ваша братия мне осточертела. Делайте, что хотите: я готов умереть, лишь бы не пресмыкаться перед вами».

Но захмелевшие гости только досадливо отмахнулись от уродца.

Все, кроме Мортье. Тот положил на стол острый нож, которым ковырял тушку какой-то мелкой лесной птички, и подозвал юношу к себе. Накидка и рукава Мастера были перепачканы едой, на пунцовом лице блестели капли пота. Мортье покачнулся, наклонился вперед с видом заговорщика и повторил:

— Подойди-ка сюда, ко мне.

Слуга приблизился; в каждом его движении сквозил открытый вызов и пренебрежение к этому существу, от которого дурно пахло и которое походило на тех скользких тварей, что прятались под камнями в темных и сырых местах Башни.

— Не пугайся, парень, я не причиню тебе зла. Хочешь монету? Тогда честно ответь мне, да или нет. — Глаза наставника превратились в узкие щелки. — Ты боишься шанга?

Юноша замотал было головой, однако, уловив недобрую вспышку в глазах Мастера, быстро кивнул. Мортье ухмыльнулся.

— Лжешь. Ничего ты не боишься. Откинувшись на спинку стула, он продолжал:

— Здесь много людей, которых считают никем, но ты еще хуже, чем никто. Я могу это исправить. Будь моим слугой. Ты тот, кто мне нужен. Под становится все упрямей. Отправляйся наверх и жди распоряжений.

Найденыш немедленно согнулся в глубоком и одновременно насмешливом поклоне: он опасался, что Мастер Мечей заметит его бешенство. Губы юноши зашевелились, беззвучно вымолвив: « Ты слизняк, Мортье!»

Праздничная музыка превратилась для ушей найденыша в звон кандалов, грохот ржавых тюремных решеток и полночное совиное уханье.

Юноша бросился прочь из залы и побежал вниз по витой сужающейся лестнице. Он ненадолго задержался на пятом этаже, чтобы забрать из темной ниши свой узелок, и продолжал поспешный спуск, пока не очутился на глубине двенадцати футов под землей, в подвале, где лежал на полу, сжавшись в комок, совершенно пьяный Под-Хромоножка.

— И как ты меня всегда находишь? — заныл тот, увидев безобразного парня. — Я забираюсь все глубже и глубже, а ты всегда меня находишь. Может, я от тебя и прячусь, а? Что-то похитило твой голос, что-то украло твое лицо и прошлое. Над тобой висит проклятие. Скажешь, откуда мне знать? Запомни: Поду Бодлаку известно все! — Он уже бессвязно бормотал, наклонившись к собеседнику и разводя руками в тусклом рассеянном свете подвала. — Что ты знаешь об этом мире, об этом месте. Так слушай, я тебе расскажу… Летучие корабли, они плавают поверх деревьев, птице-кони, они скачут по небесам ради Двенадцати Домов, а Башни, они стоят в любой стране Эриса, а в странах Эриса есть люди, но есть и неявные, такие страшные, что тебе и не снилось, они вторгаются к нам и несут зло. Король-Император сидит в Каэрмелоре, во дворце, ему принадлежит Эрис и все несметные богатства Империи. Земные ветра бродят в руинах погибших городов. Есть еще шанг, он бродит в наших головах и вызывает кошмары. Но я не боюсь шального ветра, нет, не боюсь!

Белки глаз Пода ярко выделялись в темноте. Найденыш весь обратился в слух, пытаясь разобраться в хмельном бреде.

— Мой Лорд Гнилая Кишка, вот кто боится. До безумия. Потому и ищет власти — над шальными ветрами, над неявными… Эти его книги заклинаний, черные свечи, кровавые приношения — Мортье должен был стать магом, однако его вышвырнули из Школы Девяти Искусств. Догадайся, за что? Связался с нежитью, хотел купить недостающую силу. А теперь он хочет подчинить меня, чтоб я ему служил.

Под содрогнулся.

— Да я и служу. Иногда. Но его страх растет. Он уже посылает Пода в лес, разговаривать с ними. Ни за что не пойду, пусть даже не надеется. А ты, чем ты лучше Мортье? Ты тоже тащил меня туда. Бродячий ветер мне не страшен, но те, в лесу, да еще ночью — бр-р-р! Лучше спрыгнуть с оружейной башни, чем это, уж поверь мне.

Неожиданно паж выпрямился, будто проглотил доску. Его лицо осунулось от ужаса, а взгляд был мутен, как вода в грязной луже.

— Ужасные вещи случаются там! Заблудишься — сгинешь, никто не отыщет. Берегись ночных шагов и темных крыльев, бьющих в окна. Дикой Охоты бойся тоже! Не верь воде, ветрам и камню! Вот, я тебя предупредил.

Тут голос его превратился в неразборчивое жужжание трутня.

Новоявленный паж Мастера Мечей делал руками какие-то знаки. В ответ Под бессмысленно пялился в пустоту. Вконец отчаявшись, немой слуга разочарованно ударил себя по лбу и швырнул на пол узелок, из которого вывалилась еда и кожаный бурдюк с водой.

— Что? Побег? Нет! — взвизгнул Под, резко протрезвев. Но тут же добавил: — Хотя ладно. Ты победил. Хочешь вытащить меня отсюда? Тогда вперед. У самой Башни стоит на якоре торговый корабль — ты про него, да? Подходящая ночь, чтобы улизнуть, верно? Подальше от этого треклятого леса! Они там все перепились или так заняты, что нас и не заметят. Пошли.

Слишком усталый и обрадованный, чтобы удивляться переменчивости чужого сердца, юноша взвалил узелок на плечи и отправился вслед за Подом по спиральной лестнице к Причалу, который находился на уровне ста двенадцати футов над землей.

Полночь давно миновала, близился рассвет. Сверху все еще доносились обрывки танцевальных мелодий. Огромная луна, укутанная в легкую дымку лавандового оттенка, казалась хрустальной. Гавань Исс и ее берега, что расстилались далеко внизу, напоминали искусно вырезанную гравюру на оловянном кубке. Корабль «Жильварис Тарв» стоял на якоре, покачивая желтыми огнями на мачтах. От причала к судну тянулись два трапа; у швартовных тумб выстроились бочки и деревянные ящики. Не было видно ни команды, ни охраны — да и кто устоял бы перед старым добрым ромом и обильными яствами, выданными по случаю торжества?

Под зашагал по висячему трапу, волоча правую ногу. Его товарищ держался рядом, то и дело озираясь по сторонам. Неизвестно, что было тому виной: свет луны, запутавшийся в корабельных канатах, или воспаленное воображение беглецов, только подозрительных теней было предостаточно. Забравшись на палубу, юноши принялись искать подходящее укрытие. Крышка на одном из люков оказалась приподнятой.

— Иди первый, — подтолкнул Под найденыша.

Тот спустился в темный колодец трюма и задрал голову в ожидании своего спутника. Сверху раздался шепот:

— Я не с тобой. Я возвращаюсь в Башню. Рискуй своей головой, коли хочешь.

Найденыш уронил сверток на пол и проворно полез обратно. В последний момент ему удалось ухватить беглеца за лодыжку.

— Пусти меня, — прохрипел Под. — Я был пьян, я не хотел…

— Эй, что тут за шум? — раздалось вдруг рядом с ними.

Под вскрикнул и сразу почувствовал, как нога его освободилась. Тогда он побежал к трапу так быстро, как только мог.

На корабле поднялась суматоха. Один из матросов выскочил на палубу, держа фонарь высоко над головой, и заорал:

— Клянусь грот-мачтой, неявный на борту!

— Лови его! Убей!

— Ищите других — может, он не один! Проверить трюмы!

Аэронавты обшарили корабль и весь причал, но никаких незваных гостей не обнаружили. Пода уже не было — он успел нырнуть в какой-то одному ему известный тайный ход Башни.

На рассвете «Жильварис Тарв» снялся с якоря, дождавшись попутного ветра.