Горькие узы (№1) - Заклятие немоты

— Я не могу здесь оставаться! — Муирна вскочила, заламывая руки. — Я должна помочь брату, он там совсем один, против целой шайки головорезов!

— Можешь и останешься, — отвечала Ройзин. — Ты слишком взвинчена. Вот, выпей настойку: она поможет уснуть. Выпей, говорят тебе.

Девушка завозмущалась, но все же послушалась хозяйку. Служанка увела разгневанную девушку наверх.

— Побудь со мной, Имриен. Не хочу сидеть здесь одна. Ужасная ночка.

Ройзин посмотрела в окно, на тупые клинья крыш, купающиеся в свете звезд.

Минуты срывались и капали, понемногу разрушая ночь, подобно воде, которая точит мрамор старинного фонтана. Имриен сидела, обхватив голову руками.

* * *

Правда обрушилась на них в тот же миг, когда в конце улицы показалась медленная процессия. Из груди Ройзин вырвался стон. Впереди брела Этлин, указывая путь. Эта ночь превратила ведунью в сгорбленную, сломленную старуху, чьи космы свешивались на лицо, мешая смотреть. Палочка Этлин выросла и окрепла, обратившись узловатым посохом. За убитой горем матерью шагал Эочайд, неся на руках бездыханное тело Лиама. Следом шел Бриннегар и еще десяток-другой суровых, изможденных битвой мужчин.

Эочайд, побледневший и осунувшийся, с безграничной нежностью положил драгоценную ношу на стол, прикрыл тело плащом и обратился к своим товарищам:

— Пойдемте, друзья. Мы храбро сражались. Увидимся утром.

— Бриннегар, — заговорила Ройзин. — Умоляю, постой на страже, пока не рассветет.

Кучер молча удалился. В комнате остались четверо. Они стояли вокруг стола со склоненными головами. Эочайд произнес будничным, бесцветным голосом:

— Вот и Лиама нет. Отправился в могилу за Сианадом и братьями Сулибгаин.

Никто не шелохнулся.

А Эочайд хрипло продолжал:

— Лиам, друг мой, покойся с миром. Не сомневайся, твои убийцы заплатили сполна. Пятеро за одного. Мы рассчитались с ними.

Тут он повернулся к Этлин:

— Ваш сын прискакал ко мне нынче утром. Конь был в мыле, да и седок выглядел не лучше — весь израненный, в ссадинах. Поход за сокровищами окончился полным крахом. Лиам рассказал мне все. Уже на второй день пути экспедицию нагнали трое всадников из города — парни с восточного берега. Они окликнули Лиама и отозвали в сторонку на пару слов. Сперва ему показали золотую брошь в виде дракона, которая принадлежала Муирне. Потом объявили: «В последнее время ты стал слишком заметен, Лиам Бруадайр. С чего это вдруг такому голодранцу жить на широкую ногу? Клад, что ли, откопал? Мы знали, что ты готовишь вылазку в лес. Наш предводитель полагает, вы идете за остальной долей клада. Он хотел поделиться по-честному, но вы провели наших ребят и слиняли втихомолку. Наш предводитель очень зол.

Когда ты в последний раз виделся с сестрой? Мы — недавно. Делай, как мы скажем, и ей ничего не будет. Если к концу месяца мы не вернемся в город с богатством, твоей сестричке конец».

— Значит, похитители не имеют отношения к Коргуту, — безо всякого выражения заметила Ройзин. — Всего лишь кучка ворюг и душегубов из прибрежного района. Нет, те, кто следит за домом, они так похожи на нежить…

На этом ее мысли вслух оборвались. Горе с новой силой навалилось на бедную женщину. Эочайду было нелегко продолжать, но он заговорил:

— Лиам заверил их, что сам не знает, где сокровища, что просто следует за остальными. Тогда парни велели ему делать по пути секретные зарубки на стволах. «Мы будем держаться на расстоянии, — сказали прибрежные. — Когда найдете клад, изловчись и выкради оружие у своих товарищей. Наш господин не желает ненужного кровопролития. Мы только свяжем вас и ускачем в Тарв. Но если хоть у одного парня окажется нож — не пощадим никого». И еще пригрозили, чтобы не возвращался в город за сестрой, что его непременно поймают остальные члены огромной шайки, которые скачут следом. «Смотри, — говорят, — мы предупредили. Хочешь спасти жизни своим дружкам и сестрице? Тебе выбирать».

Лиам согласился участвовать в их коварном замысле — а что оставалось делать? У злодеев была брошь Муирны. Как ни в чем не бывало вернулся он к товарищам и небрежно так объяснил — а у самого сердце разрывалось, — что, мол, прибрежные догнали его потребовать один должок, вроде как проигрыш в кости.

Но вы же знаете Лиама. Несколько дней парнишка промаялся, потом не стерпел и повинился перед товарищами. Стали думать, как быть дальше. Лиам ужасно страдал из-за Муирны, он все отдал бы, чтобы повернуть коня в город и разыскать ее. Однако позади поджидали эти мерзавцы. И тогда Сианад решил обмануть их. Он повел экспедицию не вниз, а вверх по течению, а Лиам исправно делал зарубки на деревьях. Так ребята проплутали одиннадцать дней. Конечно, по дороге встречалась и нежить, но ничего серьезного. Тварей запросто отпугивали стальные клинки, соль и амулеты.

Вскоре товарищи поверили, что им удалось оторваться от преследователей. Сианад пошел напрямик в то место, которое называл Лестницей Водопадов. Они почти подобрались к заветной скале — и тут на привале прибрежные подкрались к их лагерю да налетели коршунами. Друзья сражались, как львы, но что они могли против шайки головорезов, жадных до золота и крови?

Подлые мансскатас приставили кинжалы к шее Сианада и потребовали выдать всех, кто еще знает о сокровище. Они обещали сохранить ему жизнь. Большой Медведь ничего им не сказал. Злодеи бросили его — с кинжалом в груди.

Одному или двум братьям удалось бежать в лес; с тех пор Лиам потерял их след. Сам он заколол кого-то, но когда на парня кинулись еще пятеро, он тоже спасся бегством. Лиам ни на минуту не забывал о том, что Муирна в опасности, ради нее он просто обязан был выжить.

… Путь по бездорожью вдоль по реке занял одиннадцать дней. Лиам прискакал обратно за десять. Сквозь непроходимую чащу. Весь израненный. Вот так он спешил на выручку к сестре!

Эочайд пал на колени и зарыдал.

— Отправься я с ними, этого бы не случилось! Уезжая, Лиам дал мне мешочек золота. У парня всегда было щедрое сердце. Но моя мать калека. Деньги для нее не главное. В доме не обойтись без крепких мужских рук. Только поэтому я отказался. И тогда он пошел к прибрежным…

Этлин сказала что-то на языке немых.

— Она говорит, что здесь нет твоей вины, — глухо промолвила Ройзин. — Заклинаю тебя, расскажи нам, как вы нашли Муирну.

Молодой человек отвечал, глотая слезы:

— Лиам был знаком с… некими людьми. Он не нарушал спокойствия, просто выпивал иногда, ну, вы понимаете, резался в кости с… в общем, с теми, кому Диармид не подал бы руки. Вот мы и направились прямо к ним. В трущобах слухи расползаются быстро. Языки уже болтали о двух леди из богатого района, которых люди Скальцо удерживают в неприкрытом доме — том самом, где зал гилфов наверху. А тут как раз разыгралась шальная буря. Мы сразу — на верхний этаж, думаем: если что, прикинемся живыми картинками. Остальное вам известно.

Этлин подняла голову и заговорила жестами. Пепельно-серое лицо матери было чрезвычайно серьезным.

— Кузина спрашивает, — переводила Ройзин, — кто еще знает о сокровищах в скале, в той самой Лестнице Водопадов?

— Уверяю вас, леди, Лиам рассказал мне одному да братьям Сулибгаин. Но они убиты и больше не заговорят. Я же буду хранить молчание.

— Он описал, как добраться до места?

— Нет.

— Стало быть, тайна Лестницы Водопадов известна лишь Имриен и шайке этого негодяя Скальцо. Не думаю, что разбойники по своей воле поделятся секретом с кем-нибудь еще.

Ладони Этлин снова пришли в движение.

«Скоро появится Диармид. Он был с нами, когда мы нашли тело Лиама. И тут же бросился с друзьями в погоню — отомстить за брата. Диармид и Муирна не должны услышать всей правды. Достаточно сказать, что жалкая свора мерзавцев похитила девушек, а Лиам узнал об этом и повернул назад. И погиб, сражаясь за их свободу».

«Не говорить Муирне?» Недоумение Имриен вырвало ее на миг из беспросветного кокона горя.

«Дочь непременно проболтается Диармиду. Я знаю своего сына. Он пожелает возмездия. А Скальцо покупает дома на реке, имеет связи с намаррскими торговцами — чтобы выгнать столь могущественную шайку из города, нужны силы дайнаннцев, не иначе. Диармиду с его отрядом это не по плечу. Пусть лучше думает, что уже поквитался с убийцами. Но есть еще кое-что. Если дети проведают, какое беззаконное дело затевал их дядя и какую роль в его смерти сыграл Лиам, — это разобьет им сердца».

Мать нежно погладила пальцами холодный лоб сына.

«Не хочу, чтобы Диармид искал эти сокровища. Возможно, они прокляты. Все, кто их видел, жестоко поплатились. Те, что следят за домом — будь они слугами Скальцо или Коргута, — существа неявные и опасные. За ними стоит Нечто неведомое. Ни один смертный не может повелевать нежитью. По крайней мере так долго, как ему захочется».

Тьма за окнами постепенно исчезала. Звезды таяли в небесах над крышами домов, погруженных в тусклое сероватое мерцание. Вдалеке запел петух. Ему завторил другой. Ведунья повернулась к Имриен.

«Диармид и Муирна собираются на запад, хотят присоединиться к Королевскому легиону. Прежний договор остается в силе — вы вместе поедете со следующим караваном. Пусть скроются из города. Я не хочу лишиться еще и этих детей. Я уже потеряла брата и…»

Высохшие руки ведуньи безвольно упали на колени, как облетают осенью мертвые листья. Темные озера глаз устремились куда-то за пределы комнаты и даже городских стен — туда, где зеленые холмы, где мягкие и пыльные ветви перечных деревьев колышутся на ветру, словно вуали.

Туда, где на рассвете погребли юного Лиама.

ГЛАВА 7

ДОРОГА

Чаща и терн

Дорогой пенной расстелилось море,

Исход дороги скрыт вдали.

На беспокойном том просторе

Лишь рифы из пучины вознеслись.

И островов коралловая нить

Сирен и рыб манит к себе — укрыть.

Дорогой облачной уводит небо

Того, кто распахнуть сумел крыла.

Там перекрестки и разъезды

Для птиц и тех, кто мчится, ветер оседлав.

Где сокол разрезает неба гладь,

Ноге людской вовеки не ступать.

Земли дороги — торные и тропы,

Где поступь поднимает в небо пыль,

Дороги моря и небес дороги

В дорогу сплетены твоей судьбы.

Ты для того покинул край родной,

Чтобы в конце пути придти домой.

Напев странствующего Менестреля

Дорога на Каэрмелор лентой вилась по крестьянским землям среди загонов, амбаров, коровников, пашен, вдоль огороженных лугов, где топтался домашний скот и пастухи, опираясь на посохи, следили за своими стадами, мимо островерхих стогов, прудов, что кишели утками, спелых полей пшеницы, ячменя и полбы, на которых гнули спины усердные жнецы, мимо виноградников, где пурпурные ягоды лопались от переизбытка липкого сока, мимо разоренных уже садов, где сбитые ветром паданцы догнивали на земле среди замшелых корней, сладким запахом разложения привлекая к себе зудящих мошек. И вот уже деревни остались позади; теперь путь пролегал через холмы, покрытые рощицами, небольшими лесками и просто рядами деревьев. Осенние кроны горели травленой медью, бронзой, малиновым, золотисто-каштановым и ядовито-желтым. Мимолетными всполохами облетала листва, выстилая землю мягкими коврами редкой красоты.

По этой дороге и ехал караван Шамборда — два десятка крытых повозок, телеги, нагруженные товарами и затянутые сверху парусиной, экипажи, верховые, конная охрана. На откидных задках телег и козлах экипажей пристроились меткие лучники. Каждый путешественник в изобилии припас бубенцы, красные ленточки, рябиновые тилгалы, стальные клинки, подковы и прочее защитное снаряжение.

Караван с беспечным позвякиванием петлял среди холмов, временами пересекая ручейки, что ворчали и пузырились подобно яблочному сидру. Невзрачная придорожная трава качала поспевшими стрелками цвета розового вина; тот же оттенок обволакивал дымкой волнистые луга. В зарослях лещины ветки ломились от созревших орехов. Нежнейшая лазурь неба тонула в легком мареве у окоема. Над головой мчались облака, пушистые, словно горы одуванчиков; их быстрые тени пробегали по траве морскими волнами. Вовсю пригревало золотое солнце, похожее на большую спелую тыкву. Бодрящий ветер приносил с юга одинокие крики: в вышине, поймав теплые потоки воздуха и широко раскинув крылья, свободно реяли темные птицы.

Имриен ехала в тени навеса, скрыв лицо от назойливых взглядов под траурной маской вдовы. Повозка тряслась и подпрыгивала при каждом удобном случае. Пальцы девушки гладили новый тилгал, дар Этлин — продырявленный камешек на кожаном ремешке. Мысли путешественницы уносились в прошлое.

«Чего ты достигла, — спрашивала она себя, — с тех пор, как покинула Башню Исс? Теперь, когда лицо окончательно и непоправимо изуродовано, узнает ли меня кто-либо из прошлой жизни?

Смешно и надеяться! С какими мечтами отправилась я бродить по свету — найти свое лицо, память, настоящее имя? Обретено ли хоть что-нибудь? Нет. Зато этот мир перестал быть сплошной загадкой — я познала его лучшие и худшие стороны. Я встретила настоящего друга. И потеряла его».

Невыносимое горе обожгло ей сердце, и девушка поскорее перевела свои мысли на другое.

В то страшное утро Этлин поговорила с ней наедине. Руки женщины дрожали и часто ошибались.

«Имриен, в Тарве тебе оставаться нельзя. Уезжай без промедления. Неровен час, Скальцо пронюхает, что Сианад появился в городе не один. Ты тоже видела водопад и знаешь дорогу. Разбойнику не составит большого труда смекнуть, что к чему. Он разыщет тебя и снова захватит в плен. Но на сей раз тебе не уйти невредимой. Есть одно важное дело, которое под силу только тебе, Имриен. Ты должна отправиться в Каэрмелор и рассказать Королю-Императору о Лестнице Водопадов. Пусть восторжествует Закон. Так мы отомстим дурным людям, которые теперь, с руками по локоть в крови, расхищают сокровищницу».

«Ты просишь меня отправиться к Королевскому двору, мама? Как близки наши души и мысли! Клянусь, если бы ты промолчала, я бы сама решилась на этот шаг. Справедливость должна победить».

«Отправляйся вначале к одноглазой Дочери Грианана. Ее мудрость выше моих познаний. Сможет она исцелить твое лицо или нет, не будем загадывать наперед. Но вдруг Одноглазка прольет свет на историю твоей жизни? Чутье подсказывает мне, что это куда важнее. Подготовься наилучшим образом, прежде чем идти к Королю».

Канули в прошлое мечты о роскошном экипаже, четверке лошадей, служанках… Отъезд обставили как можно скромнее и незаметнее. Отправились на следующий день. Диармид, как и намеревался, примкнул к охране каравана. Девушкам нашлось место в большой повозке для женщин и детей. Эртийка ехала молча, углубившись в невеселые раздумья, и рассеянно теребила деревянную пряжку в виде воробышка — прощальный подарок Эочайда.

Если прочертить на карте прямую линию через весь Эльдарайн, то путь от Жильварис Тарв до Каэрмелора вытянется более чем на восемь сотен миль. На самом деле извилистая Каэрмелорская дорога гораздо длиннее. Караваны проводят в пути не менее четырех недель. Существует еще одна дорога — через Рингспиндл, она выводит на Великий Королевский Путь, что вьется вдоль побережья до самой столицы. Слов нет, так спокойнее, но где же вы видели купца, который ради безопасности пожертвует несколькими лишними днями и сотней неотложных дел?

Среди путешественников разнесся слух о непрекращающемся потоке неявных сил, текущем на северо-восток. Злобные существа уничтожали всякого смертного, что вставал на пути. А путь их пролегал через Каэрмелорскую дорогу. Всего лишь за несколько часов до отъезда Жильварис Тарв ужаснула весть о последнем погибшем караване, что столкнулся с нежитью. Те, кто не убит, бесследно исчезли — гласила молва: повозки разбиты в щепки, словно скорлупки орехов, а товары и пожитки бездумно раскиданы по всей округе.

Однако Шамборд и слышать не хотел о том, чтобы сменить дорогу. Все, что его интересовало, это сроки, в которые нужно уложиться. Если кучка суеверных глупцов и трусов откажется ехать — тем хуже для них. Шамборд удвоил число наемных стражников, разве этого недостаточно?

Многие действительно отступились от затеи жадного безумца. Но не все.

Ночами слышались странные звуки. Иногда вспыхивали огни. Выныривая из-за деревьев, украдкой перебегали дорогу диковинные твари — в одиночку и стайками, несуразные, порой низкорослые, смахивающие то на людей, то на лесных хищников. Все это были существа низшего порядка, ни одно из них не отваживалось беспокоить вооруженных тилгалами смертных. «Что-то будет при встрече с неявным посильнее?» — вздыхали, перешептываясь, путешественники.

Сианад много рассказывал Имриен о повадках нежити. Природные законы этих существ мало чем сходны с человечьими, наставлял он. К примеру, смертный не может стать невидимым или превратиться во что-нибудь другое, а для неявных это пара пустяков. Но и у тварей есть свои пределы, за которые никто не выходит — разве что самые могущественные. Человек способен напасть просто так, по праву сильного. А нежити нужен повод, она ждет определенных дел или слов. Нельзя, например, открыто проявлять страх. Опасно верить всему, что видят глаза и слышат уши. Или нарушать молчание, когда это воспрещено правилами. Называть свое настоящее имя. Невежественно отвечать на вопросы. И, конечно же, нападать на тварей или посягать на их владения. Нарушители караются без пощады: их разрывают на куски, размалывают в порошок, вешают, высасывают кровь — способов не счесть. Но даже в самом худшем случае всегда остается надежда. Бывало, что смертного спасали резвые ноги, смекалка, бесстрашие, чья-либо помощь или обыкновенная удача.

Это произошло через неделю. Всадники, посланные вперед на разведку, доложили: узкое ущелье на пути завалено камнями. Конный и пеший с трудом пробьются на ту сторону, повозки — ни за что. Капитан охраны, что скакал во главе кавалькады на вороном мерине, поднял руку. Весь караван тут же остановился. Купец Шамборд что-то сказал капитану; распоряжение передали назад по цепочке:

— Сворачиваем с главной дороги. Сделаем крюк через Эфирию.

Люди разволновались, начали переговариваться. Не смея тревожить печальную подругу вопросами, Имриен сцепила руки на коленях и больше не шелохнулась.

За ее спиной беседовали две пожилые дамы. Одна тут же заахала:

— Надо же, Эфирия! Вот уж не чаяла побывать в тех краях. О них столько всего рассказывают! Интересно, что там на самом деле? Хотела бы я посмотреть на… странных карликов!

— Что касается меня, надеюсь, они на выстрел к нам не приблизятся! — проворчала другая.

Повозки повернули на юг. Деревья поредели, затем исчезли вовсе. Величественную небесную полусферу лазуритового оттенка покрывали размашистые изогнутые ленты перисто-кучевых облаков. Солнце светило сквозь них подобно гигантскому георгину.

Потянулись долгие часы. Закатное солнце окрасило возвышенности в цвет пылающих розовых лепестков с налетом темного золота. Поздним вечером караван въехал на возвышенность, и перед путешественниками раскинулось ошеломляющее зрелище.

Глубоко в поверхность земли врезался огромный каньон, мили три в поперечнике. Противоположный склон терялся в клубах пыли и мелких песчинок. Дно каньона скрывала непроглядная тень. Слева, в полумиле от каравана, вниз по скале вилась широкая серебряная лента, переплетаясь со струйками тумана. Грохот грандиозного водопада терялся в просторах ущелья, созданного силой летящих капель. Однако, высекая эту пропасть, вода столкнулась с породой, неподвластной для разрушения: каньон усеивали десятки тысяч длинных колонн из адаманта. Их плоские верхушки вздымались вровень с краем ущелья. Казалось, прихотливый великан обрубил все деревья в густом лесу на одной высоте, а потом обтесал их гладкие стволы.

На крутом склоне массивной впадины была вырублена извилистая тропа, по которой и начал опасливо спускаться караван. При ближайшем рассмотрении оказалось, что у вершин колонн теснятся постройки — угловатые дома из булыжников и клея, соединенные друг с другом при помощи подвесных мостиков. Беспорядочное переплетение тонких веревок напоминало замысловатую паутину.

Здесь, среди отвесных утесов, ветер бушевал с особой яростью. Каньон как бы вбирал в себя заунывно свистящие потоки, а затем с силой выбрасывал их к небу. В воздушных струях реяли, взмывая и кидаясь вниз, некие темные создания. Они походили не на птиц, а скорее на гигантских летучих мышей, между острыми треугольными крыльями которых качались человекообразные существа. Некоторые из тварей перетаскивали из дома в дом вещи или детенышей на веревочных шкивах.

— Смотри, это кланнойны, — сказала одна из женщин своему ребенку, — карликовый народец с перепончатыми крыльями. Не бойся, они ничего нам не сделают.

Путешественники разбили лагерь на берегу реки. Вокруг разожгли костры и выставили стражу. В низине тьма наступала мгновенно. Ночью серебряные струи потока пели особенно громко.

Имриен узнала из чужих разговоров, что кланнойны питаются горной порослью и крылатыми насекомыми, которых в сумеречном воздухе кружило столько, что хоть отбавляй. Мошкара ловилась в сети, растянутые между колоннами, или сама залетала в рот парящему в воздухе существу. Создания пили обычно дождевую воду или росу, а то и прямо из лужиц на верхушках колонн. Еще перепончатокрылые ни разу в жизни не опускались на дно каньона, боясь неявных тварей, обитающих там. Больше об удивительном народце не было известно ничего. Он имел свою собственную культуру и язык, никогда не связывался с людьми и мирно обитал в своей обособленной от остального мира стране — Эфирии.

Пока Имриен и Муирна грелись у костра, перед ними неожиданно возник Диармид. Он вежливо справился, все ли у них благополучно, и так же стремительно скрылся из виду. Молодой эрт ел, отдыхал и работал вместе с остальными стражниками. Появлялся он редко, но и тогда скупился на слова.

Утром караван снялся со стоянки. До наступления темноты путешественники пересекли Эфирию и с трудом поднялись по узкой дорожке с необычайно крутыми поворотами. Путь вывел их в густую, мрачную чашу.

— Говорят, мы не достигнем Каэрмелорской дороги до ночи, — возмущалась одна из женщин. — Встанем лагерем в нижних окраинах Тириендора. Не нравится мне эта лесная глушь за мили от главного пути. Уж лучше вернулись бы в Эфирию. Пусть не так удобно, зато гораздо спокойнее!

И в самом деле, лес внушал тревогу и чувство незащищенности. Кони и собаки беспокойно рвались вперед. Жалобно хныкали дети. Внезапно все обратили взгляды к северу и на миг обернулись назад. Имриен, которую вдруг безумно потянуло в ту сторону, поняла: она не одинока. Словно люди стали водорослями в могучем потоке, стремительно бегущем на север. Воздух гудел, как натянутая струна, готовая лопнуть.

— Поляны Тириендора наводят на мысли о нежити, — пробормотал кто-то.

Один из путешественников затянул было песню, но сбился с ритма, запнулся и беспомощно умолк.

Для ночевки караван остановился посреди дороги. Над головами трепетали темные, наполовину лишившиеся листвы ветки вязов. Путешественники распрягли коней, подсунули под колеса тормозные клинья и разложили костры. Убедившись в сохранности защитного снаряжения, принялись устраиваться на ночлег.

Около полуночи тишину взорвали странные удары, что раздались из чащи недалеко от лагеря. Внезапно с другой стороны из леса выскочил черный, как смоль, лохматый пес ростом с теленка. Он встал у черты между светом и мраком и уставился на стражников огромными пылающими, точно угли, глазами.

Люди онемели, будто превратились в ходячие трупы. Их собственные собаки рычали, ощетинившись, однако напасть не осмеливались. Кто-то из охраны очнулся и бросился за магом. Когда тот появился, тварь повернулась и мягко потрусила в лес.

Маг принялся разъезжать вокруг на серой лошади, напевая заклинания. Надутый петух, пристроившийся на его перчатке, с важным видом хлопал крыльями. Стражники сбивчиво засвистели, отчего ночь стала еще тоскливее.

За час до рассвета, в то время, что эрты прозвали ухта, не на шутку разыгралась бродячая буря. Караван получил приказ остановиться и стоять до тех пор, пока шанг не закончится. Шальной ветер вызвал сотни ярких вспышек, но ни одной живой картинки.

— Здесь не ступала нога смертного, иначе мы увидели бы отпечатки, — заметил какой-то путешественник. — Откуда же взялась дорога?

— Это очень древний окольный путь, — возразил товарищ, — его проложили еще до появления бродячих бурь. Тогда умели строить на века.

Наконец перезвон затих вдали, угас последний всполох, и люди воспрянули духом. Солнце восходило. Все знали об этом, и даже сизая листва, что застила небо, не могла унять общей радости. К полудню караван выбрался на главную дорогу, теперь она была свободна и неизменно шла под уклон. Все чаще встречались мосты.

После обеда на солнце наползли мертвенно-бледные тучи с северо-востока. Деревья сплетали свои кроны над Каэрмелорской дорогой. Тени сгущались. Предчувствие беды, возникшее у людей еще ночью, обострилось до предела.

Муирна, что ехала рядом с Имриен на откидном задке повозки, поправила на спине ремень с колчаном, достала стрелу и натянула тетиву лука. Эртийка метала быстрые взгляды по сторонам.

— Я сама видела, как у дороги что-то мелькнуло. В следующий раз не уйдет.

Страдания и горечь потерь как будто закалили путешественницу. Робость покинула Муирну без следа, а вместе с нею — и неприязнь к Имриен. За долгие дни заточения огненноволосая красавица многое осмыслила. Она поняла, что несчастная, проявившая столько доброты к ней и ее семье, не виновата ни в своем недуге, ни в том, что маг поглумился над бессловесной жертвой. В благодарность эртийка удостоила талифскую пришелицу искренней дружбой. Что касается самой Имриен, она уважала подругу и преклонялась перед ее искусством скакать верхом и метко стрелять.

«Смотри!» — указала вдруг Имриен.

— Что?.. А, вижу. Опять ушел. Как резво они бегают. — Девушка сощурилась. — Проклятые мелкие скирдас!

Мимо прогарцевал Диармид.

— Будь осторожна, Муирна! — крикнул он. Сестра помахала ему: мол, сами знаем.

— Подозрительно, что твари так нахально высовывают носы среди бела дня, — размышляла она вслух, провожая взглядом старшего брата. — Их время — ночь. Одно из двух: или нежить спугнули, или ее здесь очень много. Хотя почему одно из двух? Может быть, и то, и другое. Ладно, не важно. Охранники уверяют, что мы выберемся из этой глуши до прихода ночи…

Не успела она договорить, как впереди что-то произошло. Заскрежетало дерево, испуганно заржали кони, раздался страшный лязг железа. Часть охраны тут же поскакала назад на случай коварной засады, другие остались на местах и приготовились сражаться. И вот по каравану пронеслось:

— Вторая повозка попала колесом в колею. Ось сломана. Объехать невозможно.

Искалеченная телега пришла в негодность. На то, чтобы распределить поклажу по другим подводам и расчистить путь, понадобилось время. В результате с наступлением темноты караван все еще брел по лесу. Вокруг мерцали блуждающие зеленоватые огоньки. Зрение то и дело подводило коней, они шарахались с дороги прямо на деревья, невидимые во мраке.

Тогда по цепочке передали приказ:

— Привал! Ночуем здесь.

И снова растянулись по дороге ряды экипажей, телег и повозок. Возницы распрягли коней, оставили их пастись неподалеку на привязи. Запылали яркие костры, разгоняя ночь на несколько футов вокруг. Безмолвная тьма надвигалась на эти клубы света, грозя раздавить их своей каменной тяжестью. Бдительные охранники объезжали лагерь. После ужина кое-кто из путешественников забрался на повозки, где и лежал теперь без сна, прочие остались у костров и приглушенно переговаривались. Случайно позвякивала сбруя, иногда скрипели чьи-то сапоги. Не считая этих звуков, кругом стояла гробовая тишина. Не ухали филины, не кричали жалобно ночные птицы.

Девушки сидели на своем привычном месте, на откидном задке повозки, и смотрели, как причудливо переплетаются непроглядные тени между деревьями.

— О Мать всех Воинов, спаси нас, — чуть слышно шептала Муирна. — Прошлая ночь и так была ужасна. Сегодня я вообще не усну. Все это сильно смахивает на западню.

Подруги разожгли костер поярче и продолжали унылое бдение. Ледяное предчувствие сжимало им сердца. Враги явились в полночь.

Темно, хоть глаз коли. Уши словно заложены: ни шелеста, ни вздоха. И вот в глубине Тириендорского леса проносится ветер — как будто вздохнул океан. В слабых огнях костров возникает Нечто. Перламутровый силуэт. Косматый, точно облако, с той лишь разницей, что движется осмысленно против всякого ветра. Распространяя вокруг мертвенный холод и спертый запах прокисших одеял, существо плавно поднялось в воздух и заскользило над караваном. Оно заглянуло в каждый укромный уголок или щелочку. Затем полетело дальше, клубясь и извиваясь.

Перепуганные смертные прижались друг к другу, тотчас утратив силы от глубокого потрясения.

Вскоре из дебрей донесся журчащий смех и беспечные голоса, словно запела стайка бриллиантовых птичек. Каждый охранник изменился в лице и вытащил клинок. Блеск звонкой стали прорезал темноту. Путешественники встряхнулись, взяли себя в руки и дружно забормотали заклятия, теребя заветные тилгалы. За деревьями вспыхивали огни, доносились обрывки веселых песен. Мелодии были столь неотразимы и зажигательны, что любой, кто слышал их, невольно забывал свой страх и принимался подергивать пальцами ног и отбивать волшебный ритм ладонью. Сердца забились чаще. И вот дальние костры выхватили из тьмы широкий хоровод прелестных дев. Танцовщицы двигались с удивительной грацией, подпрыгивали от избытка чувств, смеялись и пели, захлебываясь восторгом. Полупрозрачные одеяния развевались вокруг стройных ножек волнами изумрудного тумана в золотых и серебряных искрах.

— Старый фокус, — проворчала Муирна. — Нашли дураков, тут никто не купится.

Но эти девы… Ах, какими простодушными, какими чистыми и беззаботными казались они! И музыка пела так чарующе, сродни легким движениям танцовщиц. Имриен вдруг испытала упоительное волнение, сродни тому, что предвещало шальную бурю. Вопреки всем доводам рассудка ей мучительно захотелось, чтобы прямо сейчас Диармид прискакал за ней, она вскочила бы к нему на лошадь, обняла его за талию, и они вместе умчались бы к пленительным танцовщицам подальше от запуганных, дрожащих путешественников.