Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Горькие узы (№1) - Заклятие немоты

ModernLib.Net / Фэнтези / Дарт-Торнтон Сесилия / Заклятие немоты - Чтение (стр. 1)
Автор: Дарт-Торнтон Сесилия
Жанр: Фэнтези
Серия: Горькие узы

 

 


Сесилия ДАРТ-ТОРНТОН

ЗАКЛЯТИЕ НЕМОТЫ

Посвящается моим любимым родителям, моему чудесному мужу и всем многочисленным родным, моему другу писателю Полу Витковеру, Бетси Митчелл и Марте Миллард, а также Лиззипервой читательнице рукописи.

ГЛАВА 1.

НАЙДЕНЫШ

Отверженный каприз Вселенной, безмолвен, крив — таков я сам.

Мои ступни увязли в землю, мой взор прикован к небесам.

Из талифской песни «Тоскуя о полете»

Дождь не имел ни начала, ни конца. Он все барабанил и барабанил, словно кто-то в нетерпении стучал пальцами по столу.

Беспрестанная дробь дождя да собственное хриплое дыхание — вот и все, что знало Существо. Оно понятия не имело о том, кто оно, не помнило, как попало сюда… Зачатки инстинкта гнали Существо вперед, в темноту. Ползком преодолевало оно шершавые каменные уступы, продиралось сквозь мокрые когтистые заросли. Порою засыпало, но лишь на пару мгновений — а может быть, то были провалы в сознании.

Дождь начал терять силу.

Время тянулось.

Безымянное Существо, чьи члены совершенно онемели, продолжало двигаться. Достигнув ровной площадки, оно встало на трясущиеся ноги и пошло. Обрывки мыслей, подобно мертвой листве, носимой ветром, вихрем кружились в голове.

Вдруг ноги потеряли опору. Тело сорвалось вниз. Обвязывавшая руку лента зацепилась за выступ скалы, и худенькое Существо повисло на ней, тихо раскачиваясь из стороны в сторону, словно наживка на крючке.

Затем медленно, с огромным усилием, подняло другую руку. По-птичьи тонкие пальцы нащупали узел и ослабили его. Лента развязалась, Существо полетело вниз.

Упав на камни, оно нашло бы легкую смерть, но судьба не сжалилась, и вместо этого Существо приземлилось в заросли ядовитого плюща.

Несколько часов оно пролежало там без чувств, в то время как отравленные соки капали с листьев на лицо, разъедая кожу. Существо проснулось слишком слабым, чтобы закричать; собрав последние силы, оно отползло подальше от ядовитых кустов. Рассвет застал его лежащим в окоченении, с изуродованным лицом, обращенным к нёбу.


Благословенное тепло начало закрадываться в продрогшую плоть, проникая до самого костного мозга. Существо отстранение, будто издали, почувствовало, как ему разжимают челюсти, затем вдохнуло ароматный пар горячего бульона — и невольно сделало глоток. Благоухающая питательная жидкость потекла внутрь, распространяя по телу волны приятного тепла. Существо сделало еще один глоток — и снова упало в изнеможении.

Пока тело только силилось вернуться к жизни, мозг работал стремительно. Одна мысль; вцепившись мертвой хваткой, не давала покоя: сколько Существо себя помнило, веки его всегда были закрыты. Оно попробовало разжать их, но не сумело; попыталось снова и, прежде чем беспамятство в очередной раз поглотило его, успело-таки разглядеть лицо старухи, чьи седые космы торчали клоками из-под запятнанной шали, словно паучьи лапки.


Тысячелетия, а может быть, дни, а может быть, минуты прошли в теплом туманном полусне. Порой Существо просыпалось, чтобы попить, увидеть перед собой все то же лицо, стянутое сетью морщин, и ощутить первые, еще неясные признаки возвращения сил в измученное тело. Пришло также осознание стен, грубых одеял и соломенной подстилки на каменном полу рядом с источником тепла — огромной обложенной железом печью, полыхающей днем и ночью. Онемевшее лицо Существа начало зудеть и чесаться. Ощущения возвращались, стало тяжко выносить кислое зловоние одеял.

* * *

В комнате появились истопники, накормили проголодавшуюся печь лакомыми для нее дровами, с лязгом захлопнули стальную задвижку, поорали друг на друга и ушли прочь. Откуда-то взявшиеся дети с волосенками пивного цвета принялись глазеть на Существо, держась на безопасном расстоянии.

Седовласая женщина дала своему подопечному немного бульона и заговорила на непонятном наречии. Существо вздрогнуло, когда старуха подняла его вместе с одеялами и всем прочим и отнесла в маленькую комнату. Развернув ворох постельных принадлежностей и сняв с Существа лохмотья, женщина опустила его в ванну с тепловатой водой. Оно уставилось в изумлении на собственное тщедушное тельце, колыхавшееся в воде подобно длинной бледной рыбе, и обнаружило, что тоже является человеком, с руками и ногами, как и спасительница, только гораздо моложе. Позади ванны стоял отдельный бак, в котором женщина делала с волосами Существа что-то, чего оно не могло видеть, намыливая их душистым мылом и ополаскивая снова и снова.

Старуха облачила спасенного в одежды неописуемого желтоватого оттенка: теплые штаны и хитон с длинными рукавами, стянутый веревкой на талии. Тяжелый островерхий капюшон с широким горжетом висел за плечами, оставляя голову открытой. Вокруг шеи Существа женщина повязала кожаный ремешок с амулетом в виде петуха, грубо вырезанным из рябины.

Сбитое с толку, ослабшее Существо прикоснулось тощей ручонкой к своей голове. Паукообразные пальцы потрогали короткую поросль и принялись ощупывать лицо, несмотря на легкое раздражение всей кожи. Они обнаружили нелепое скопление наростов и опухолей: шишковатый, выступающий вперед лоб, толстые губы, асимметричный кочан цветной капусты вместо носа, щеки, подобные мешкам с желудями. Глаза его наполнились слезами, — а благодетельница продолжала беззубо шамкать, болтая сама с собой, словно и не замечала его мук.

Время поделилось на дни и ночи. Дневное время, в свою очередь, поделилось на приемы пищи, дремоту и утомительные минуты бодрствования.

Пауковолосая ткнула себя в грудь похожим на обрубок большим пальцем.

— Гретхет, — повторила она. Несомненно, старуха уже заметила, что ее подопечный не страдает глухотой.

Мгновенно исполнившись благодарностью за эту первую попытку общения, он открыл было рот, чтобы ответить.

Ни звука не сорвалось с губ.

Челюсть беспомощно повисла, недоверчиво разинутый рот напоминал полый кратер вулкана: Существо просто забыло — если, конечно, знало раньше, — как произносятся слова. Оно стал исступленно рыться в своих воспоминаниях… И вот тут холодная рука отчаяния со всей силой сжала сердце найденыша.

Воспоминаний не было.

Никаких.

Несчастный пролежал полночи, уставившись в жаркую железную темноту, но, к своему совершенному унынию, не сумел извлечь из недр памяти ни крупинки знания о прошлом. Не удалось вспомнить даже собственное имя, если только оно когда-нибудь было.


Шли дни, и смущавшие его прежде бессвязные звуки, издаваемые другими людьми, понемногу превращались в полуосмысленные слова. Новичок все еще дичился людей, однако разглядывал их украдкой и как-то, сравнив их одежду с той, которую получил от Гретхет, пришел к выводу, что он мужского пола. Хоть какая-то надежная истина среди той трясины неопределенности, в которой он погряз.

Вторым открытием было то, что он никому здесь не нужен.


Несмотря на неспособность понять или хотя бы наполовину догадаться, о чем говорят окружающие, несчастный юноша легко чувствовал их презрение и ненависть. Он залезал в угол за печкой и сжимался в комок, превращаясь в жалкую кучку тряпок и костей, когда дети шипели и плевали на него. Они брезговали прикасаться к столь отвратительному созданию, иначе ему наверняка пришлось бы снести больше обидных щипков, чем любой из ребят получал от своих товарищей. Мужчины и женщины обычно игнорировали его, а если замечали, то принимались отчитывать Гретхет, которая выглядела абсолютно безучастной. Иногда, как бы в свое оправдание, она показывала волосы чужака, и это в чем-то их убеждало.

Причина этого явления оставалась для юноши загадкой. Возможно, старуха просто упряма, никто не мог сбить ее с толку. Так или иначе, хрупкий найденыш не обманывался: спасительница ни капли не любила его. Да, ее огрубелое сердце было по-своему добрым, но он видел также, что за любым поступком старухи стояло одно: личная выгода. Стать эгоистом, как быстро понял юноша, было единственным способом здесь выжить.


Но где — здесь? Юноша почти ничего не видел, кроме этой комнаты, где стояла печь и у стены огромным штабелем лежали дрова; в дровах прятались полупрозрачные пауки, выставляя наружу лишь кончики когтей — по четыре в ряд. Черные стены комнаты, сложенные из грубо отесанных каменных глыб, в свете огня поблескивали серебряными искорками. В одном углу в изобилии были свалены щипцы, кочерги и прочие инструменты, которыми старуха шуровала в топке по нескольку раз в день, после того как истопники забрасывали в огонь дрова.

Каждый мужчина здесь носил желто-серую поддевку с поясом, толстые штаны, заправленные в ботинки, и странный тяжелый капюшон, висевший за плечами. Их каштановые волосы были коротко подстрижены. Некоторые мужчины имели бороды. Они обращали на чужака не больше внимания, чем на тех существ, что выползали из дров или же по глупости прятались там и позже сгорали, как сухие листья в костре.

Дети частенько стучали по дровам, распугивая пауков и других насекомых, и когда те в ужасе выскакивали на пол, человеческие отродья с удивительным хладнокровием топтали их ногами. По окончании безумного танца на черном каменном полу оставался лишь едва заметный случайный узор из жирных пятен — размазанных чешуйчатых тел, напоминающих засушенные орхидеи.

Такова была реальность: чем ты меньше, тем меньше у тебя шансов.

Большую часть времени Гретхет где-то пропадала. Она появлялась в комнате, только чтобы поддержать огонь, время от времени принося с собой еду; иногда она неожиданно склонялась над своим подопечным так близко, что тот шарахался от ее смрадного дыхания.

— Парень, — говорила она. — Эй, парень. Слушайся меня. Так будет лучше.

Неокрепший юноша испытывал благодарность, если его оставляли в одиночестве — лежать в тепле, слушая неспокойное биение сердца; так птица рвется из клетки на волю), то погружаясь в тяжелый сон без видений, то просыпаясь вновь.

В тот день, когда юношу нашли, он словно впервые появился на свет. Но он не был младенцем, у которого есть лишь врожденные инстинкты, — тело помнило многое из того, что отказывался вспомнить разум. Найденыш безо всяких экспериментов воспринимал основные понятия этого мира, такие как жарко — холодно, высоко — низко, свет — тьма, хоть и не сумел бы назвать их вслух. Услышав чей-то насмешливый голос, увидев нахмуренные брови или играющие желваки, внезапно ощутив гул в висках, он понимал: сейчас последует пинок или удар; и все же, способный ходить, есть, работать, как все нормальные люди, юноша к их числу не принадлежал. Между ними было существенное различие: он не помнил прошлого.

Лишенная воспоминаний подвижная оболочка, не более того.

Были ночи, когда он, находясь между сном и бодрствованием, вдруг чувствовал непонятное покалывание, щекочущий зуд в спинном мозге и, неизвестно почему, так напрягал внимание, что волосы становились дыбом. Были дни, когда нечто подобное волнами носилось в воздухе, возбуждая кровь не хуже, чем крепкий эль. Эти странные, хрупкие ощущения длились обычно не более часа, и со временем юноша привык не обращать на них внимания. Они приходили Извне, а значит, из того мира, что был сейчас недоступен.

Но, Господи Боже, этот мир звал его! Иногда звуки Извне достигали его ушей: голоса, серебряный трубный зов в отдалении, выстрелы, тяжелый грохот башмаков, лай собак и — очень, очень часто — стук копыт по граненой, напоминающей звездное небо поверхности черного камня.

Однажды ночью разбуженный найденыш на трясущихся ногах выбрался из комнаты в соседнее помещение склада. Через узкую щель окна, прорубленную в толстой каменной стене, парень увидел круглую красную с золотым луну. Ему даже почудилось на миг, что он видит невероятный летящий силуэт на ее фоне.


Вскоре — слишком скоро, чтобы безымянный юноша мог пожелать этого или хотя бы набраться сил — благодетельница сочла его вполне окрепшим для выполнения несложных работ и, вытряхнув из груды одеял, заставила мести полы, помогать в прачечной и чистить всевозможные инструменты, скопившиеся здесь за многие годы: латунные подсвечники, щипцы для снятия нагара, коробки для свечей, светильники и тому подобные вещи.

Ноги юношу почти не держали, он часто был близок к обмороку. Из-за слабости и недопонимания он работал так медленно, что выводил из терпения Гретхет, которая нередко поколачивала его. Когда это случилось впервые, найденыш застыл на месте, пораженный, в ужасе глядя на нее, и беззвучно зашевелил распухшими губами в попытке выразить слабый протест. Что-то мелькнуло в выражении ее лица, какое-то подобие вины… но тут же она ударила парня снова — еще сильнее.

День следовал за днем, словно череда убогих, серых оборванцев, и юноша свыкся с подсвечниками старухи, ее побоями и вечно недовольным тоном. Только ночами он порой тихо плакал, тоскуя о любви.

Однако пища, сон и тепло постепенно делали свое дело, и он начал набираться сил. Кроме того, пришло большее понимание слов, используемых другими слугами, что жили вместе с ним в темных, мрачных стенах. Он «разговаривал» с бездушной Гретхет на языке универсальных, всем понятных жестов.

— Спрячься, — частенько понукала старуха. — Ты калека, парень. Завернись, чтобы тебя не видели.

Как я попал сюда? — желал он узнать. — Кто я?

Но, сколько ни размышлял, не мог придумать способа получить ответ на свои вопросы, хотя немало других вещей открылось его внимательным глазам и ушам.

Как, например, один из законов здешней жизни.

Однажды найденыш подметал пол прачечной, усыпанный льняными волокнами. В воздухе находилось столько горячего пара, что было не продохнуть. Юноша всего на несколько секунд откинул капюшон с промокнувшей головы, испытав мгновенное облегчение, сделал глубокий вдох — и сразу же тяжелая палка ударила его по плечу. Он молча отскочил, так как не мог вскрикнуть.

— Капюшон на голову! — завопила главная прачка, побагровев, точно спелая слива. — Не смей снимать, понял?

Ношение капюшона было не просто обычаем. Нарушение этого правила приравнивалось к преступлению, каралось побоями и ущемлением в правах. Носить тяжелый капюшон, закрепленный на шее при помощи завязок, внутри комнаты было, похоже, не столь обязательно, как за ее пределами.

Чуть позже Гретхет отвела парня в сторонку и, ткнув пальцем в узкую щель окна, произнесла на своем упрощенном языке, придуманном специально для найденыша:

— Снаружи, снаружи — носи капюшон. Всегда.

Она взяла его за плечи и встряхнула, чтобы подчеркнуть важность сказанного. И чуть не удавила юношу, возясь с завязками его капюшона.

— Старайся туже, — прошипела она. — Вот так.

Изучив поближе свой неказистый, грязного цвета капюшон, юноша обнаружил причину его необычайной тяжести. Между лицевой тканью и подкладкой непонятно зачем была вшита сеть из тонких стальных цепочек, которые прощупывались сквозь материал.

Найденыш продолжал нести свой нелегкий труд среди замкнутого пространства темных коридоров и тесных комнат, все в большей мере познавая обширную, сложную иерархию мира, на низших этажах которого обитал.

Как-то Гретхет послала его за хлебом в одну из кухонь. Лишь только парень вошел в эту прокопченную, ароматную пещеру, какой-то младший дворецкий заметил его и разразился яростным воплем. К тому времени не имеющий имени юноша привык к шумным возгласам негодования, сопровождавшим его появление где бы то ни было, и принимал их как часть собственного образования.

— Убирайся отсюда! — закричал дворецкий, размахивая черпаком. — В кухни — нельзя!

Парня вытолкали взашей, он успел лишь услышать, как захихикали, едва сдерживаясь, судомойки.

— Повар грохнется в обморок прямо в суп, если увидит этого уродца, — сказала одна.

— Это добавит запаха, — откликнулась вторая.

Внешность юноши не позволяла появляться в некоторых людных местах; впрочем, работы хватало и там, где ему находиться разрешали.

Одно лишь полирование дверных украшений отнимало уйму времени и сил. Там были медные шишечки, набалдашники, ручки, щеколды, а также щиты с фамильными гербами, украшенные зигзагами молний; были гравированные пластиночки для прикрывания замочных скважин, дверные петли и кованые бронзовые наличники замков. Временами, полируя выпуклую поверхность дверной ручки, юноша видел собственное отвратительное отражение, и сердце его давало сбой.

Стоило Гретхет заподозрить найденыша в праздности, как она принималась громко, взахлеб перечислять занятия, которые помогли бы ему развеять скуку. К тому времени ее подопечный уже, к несчастью, слишком хорошо понимал сказанное.

— Отполировать настенные подсвечники из бронзы! — орала старуха. — Отдраить полы! Вычистить второсортное серебро, вымести сажу и золу из топок, начистить ваксой решетки!

Он таскал, носил и чистил, тер мелом серебряные подносы, сияющие подобно луне, и изящные колокольчики, с помощью которых хозяева подзывали слуг более высокого ранга.

Как-то раз, заблудившись в лабиринте коридоров и лестниц, парень без имени очутился на неисследованном им до сих пор этаже. Поднимаясь по незнакомой лестнице, он забрался выше, чем следовало бы. К собственному удивлению, юноше удалось достигнуть последней ступени, где перед ним открылся богато украшенный коридор, щедро залитый золотым сиянием светильников филигранной работы.

Массивные куски ткани покрывали каменные стены от пола до потолка, представляя взору живописные изображения лесных чащ, гор, садов, сражений. Должно быть, первобытный инстинкт помог понять эти картины юноше, сознание которого не сохранило ни одного воспоминания. При ближайшем рассмотрении пейзажи оказались составленными из бесчисленных цветных нитей, переплетенных между собой.

Голос, раздавшийся в другом конце коридора, поверг найденыша в панику. Он чувствовал, что не должен находиться здесь, что в случае обнаружения будет наказан строже, чем обычно. Времени, чтобы спуститься по лестнице, не оставалось. Юноша тихонько скрылся за ближайшим гобеленом и вжался в холодную каменную стену. Появились двое, не спеша прогуливающихся мужчин, в одежде простого покроя, но из роскошной ткани. Один из них, облаченный в черный бархат с серебряной отделкой, читал лекцию второму, одетому в парчу, переливающуюся всеми оттенками закатного неба.

… нижняя треть Башни, занимаемая слугами, давным-давно была вырублена из огромной настоящей скалы. Теперь эти этажи испещрены естественными и выдолбленными в камне туннелями и пещерами, в то время как верхние уровни, предназначенные исключительно для нас, сооружены из громадных глыб, добытых в основном из тех самых шахт. Бесчисленные этажи соединены между собой как внешними, так и внутренними спиральными лестницами, но мы, хозяева Дома, пользуемся единственно подъемными клетками.

— Зачем же тогда нужны лестницы? — спросил второй, демонстрируя отменную тупость.

Первый великодушно разразился объяснениями, пока юноша, скрытый гобеленом, дрожал от страха.

— Слуги размещены согласно сложной иерархии. Люди нижнего ранга, которым запрещено ездить с одного этажа на другой по причине загруженности подъемных шахт, ходят по лестницам. Они выполняют свои обязанности вне поля зрения представителей лучшего сословия. Только лакеям высшего уровня дозволено лично прислуживать лордам и дамам Башни. Они используют верхние лестницы и в крайних случаях подъемные клетки.

Говорящий прочистил горло.

— Вы, дорогой мой купец, явились к нам в Башню из тех мест, где бьют горячие подземные источники, так что, возможно, вам будет интересно узнать, каким образом нагревается вода для душистых ванн.

В ответ раздалось лишь неопределенное хрюканье.

— Все отопление здесь осуществляется специально изобретенной печью.

— Поразительно, — пробормотал оранжевый гость.

— Поразительно? Ну что вы! — возразил черно-серебряный лорд. — В конце концов, Башня Исс является главным оплотом древней могущественной династии, второй после королевской! Мы, Седьмой Дом, Всадники Бури, достойны самого лучшего обслуживания и превосходнейших удобств!

— И, несомненно, заслуживаете их, в качестве компенсации за вынужденную жизнь на таком острове, как этот, — сказал посетитель как-то кисло, — окруженном пустыней и тварями. Вы и ваши слуги, несомненно, редко выбираетесь из Башни, возможно даже, никогда, если не считать охраняемых караванов.

Совсем наоборот, мы покидаем ее и возвращаемся, когда захотим, у нас есть небесные дороги! — воскликнул собеседник. — А что значат слуги? Им так лучше. Они здесь в безопасности, их хорошо кормят, даже слишком хорошо, если учесть, какими пустячками занимаются эти ленивые обжоры. Им-то что за нужда путешествовать?

Голоса начали стихать, и невольный свидетель разговора понял, что собеседники уходят. Когда реплики превратились в едва различимый шепот, юноша выглянул из-за окаймленного бархатом края гобелена. Убедившись, что аристократ и странствующий купец покинули коридор, найденыш стремглав выскочил из своего убежища и кинулся вниз по лестнице.

Но найти обратный путь оказалось не так просто. Юноша в панике метался в поисках знакомого коридора или галереи. Он осознавал, что первый же встречный отправит его обратно на пятый этаж, причем не самым ласковым образом, и потому предпочитал сам определить дорогу.

Во второй раз услышав приближающийся голос, найденыш, не раздумывая, скользнул в полутемную нишу в стене и притаился между каменными опорами изогнутых сводов коридора.

В поле зрения юноши появился не кто иной, как Безумный Маллет. Работа Маллета заключалась в том, чтобы таскать овощные очистки из кухонь вниз на землю, где он смешивал их с навозом, получая удобрение для огородов. Куда бы Маллет ни шел, о его появлении всегда можно было узнать заранее — по стойкому «рабочему» запаху и бессвязной, ни на минуту не прекращающейся речи, разобрать которую не было ни малейшей возможности. В соответствии со своим прозвищем он и в самом деле был умалишенным. Однако лучшее происхождение и правильные, даже миловидные черты лица позволили ему подняться по иерархической лестнице ступенью выше изуродованного парня.

Воодушевленно беседуя сам с собой и монотонно напевая странным высоким голосом, Безумный Маллет приблизился к тому месту, где таился, изо всех сил притворяясь нелепой статуей, найденыш. Пустой взгляд Безумного Маллета был словно сосредоточен на некоем удаленном предмете, разглядеть который под силу только лунатику.

Парень на цыпочках последовал за ним.

Безумный Маллет частенько бывал у истопников — возможно, и в этот раз он направлялся на пятый этаж.

Идя узкими проходами, напоминающими норы дождевых червей, Маллет ни разу не обернулся, как и его перепуганный преследователь. Оба шли совсем не туда, куда надеялся попасть юноша. Внезапно порыв холодного чистого воздуха ударил им в лица, море хрустально-голубого света обрушилось на них откуда-то сверху — и оба неожиданно очутились на просторном, как бальная зала, балконе, пол которого был вымощен камнем.

Так найденыш впервые оказался Снаружи.

В благоговейном трепете юноша и думать забыл о том, что ему нужно скрываться. Бросившись к самому краю балкона, он устремил свой взгляд на окоем, стараясь до мельчайших подробностей запомнить увиденное. Когда впечатления переполнили его, он посмотрел вниз, затем направо, налево и, наконец, вытянув шею, уставился вверх.

Крепость, возведенная у самого моря, была вся из черного, сверкающего на солнце камня — доминита. Сорок с лишним этажей гордо возвышались над соседним лесом. Взметнувшуюся в небо громаду, увенчанную орудийными и смотровыми башнями, окружали зубчатые стены, ее владения с одной стороны ограничились гаванью, а с другой — океаном деревьев.

Отвесные стены были изрезаны случайным узором балконов. С четырех сторон света, на выступающих платформах, ведущих в никуда, были на разных уровнях установлены арочные ворота. Высоко над землей, на уровне седьмого этажа, округлое здание резко сужалось к западу подобно ступени гигантской лестницы. Края широкой ровной площадки не были огорожены ни парапетом, ни балюстрадой — вместо этого там тянулся ряд гладко отполированных железных тумб. За ними стена оканчивалась крутым обрывом высотой примерно в сто футов над уровнем земли.

Над этой пропастью и стоял сейчас юноша, забыв о присутствии сумасшедшего за спиной. Но уже через миг Безумного Маллета не было рядом.

Издав пронзительный крик: «Я могу летать!», тот радостно бросился вниз с платформы и камнем упал, разбившись насмерть.


Позже юноше довелось услышать, что подобные «полеты» здесь не редкость.

ГЛАВА 2

ДОМ ВСАДНИКОВ БУРИ

Работа по истории

Невспоминаемое Вчера — мертво.

Без него и день сегодняшний не имеет смысла.

Кто ты, когда ты все забыл?

Кто ты, как не скопление собственных воспоминаний?


Даже будучи замурованным заживо в душных, темных, тесных помещениях Башни, даже не общаясь с окружающими и имея множество непосильных забот, найденыш быстро понял, что вся жизнь здесь так или иначе вращается вокруг лошадей. Эхо конского ржания доносилось до него порой с самых неожиданных сторон. Теплая струя лошадиного запаха могла ударить в ноздри в любой момент, смешиваясь почему-то с более крепким ароматом птичьего двора. Коней содержали в стойлах на верхних этажах и перевозили в подъемных клетках.

Начав работать Снаружи, даже самый последний из слуг догадывался о предназначении этих коней.

Однажды утром найденыша впервые послали Наружу, на балкон — выбить пыль из половиков. Кучевые облака с позолоченными зарей пушистыми краями плыли в небе, будто скопление мыльных пузырей, почти на уровне глаз юноши. Прильнув к тумбе, он взглянул вниз и увидел владения крепости как на ладони: огороды, заброшенные цветочные оранжереи, конюшни, загоны для тренировки лошадей, чертоги мага, а также дорожные колеи, полускрытые разросшимися кронами деревьев. Кони бродили по лугам, скаковым дорожкам, загонам и стойлам. У каждого из них, как показалось юноше, по бокам висели вьючные корзины, но разглядеть их содержимое было невозможно.

С другой стороны расстилалось обширное гладкое водное пространство гавани Исс, сияя в утреннем свете подобно золотому с розовым отливом шелку. Далеко в залив выдавался мыс, по всей длине которого были разбросаны доки и пристани на мраморных опорах. Простояв несметное число столетий, гавань Исс являла собой чудо инженерного искусства, последнее напоминание о великих свершениях давнего прошлого. Здесь бросали якорь корабли из дальних стран — великолепные птицы глубин с лелейно-белыми крыльями парусов доставляли богатый груз новостей и изделий ремесленников, доверху полные баррелями вяленого мяса, жирных ароматных сыров, тюками одежды, мешками с мукой и с бобами, бочонками вин и спирта. Чего здесь только не было — кувшины меда, сушеные фрукты, корм для скота, горшки и миски, драгоценный фарфор, воск, красители для холстов, конские сбруи, редкостные ткани, кожи, духи, эссенции, специи и многое, многое другое.

Юноша обратил изумленный взгляд к северу и к западу и увидел покатые лесистые холмы до самого окоема, укутанные рассветной туманной дымкой. Под девственным покровом леса, по слухам, обитала нежить — как явная, так и неявная, но, сколько бы найденыш ни вглядывался, он не мог найти признаков их существования. Любимое пристанище тварей — озеро в виде воронки — располагалось, как он слышал, на северо-западе, а на востоке, в двух милях от моря, находилось нечто куда более удивительное — останки древнего корабля с разбитой кормой, застрявшего в расселине меж двух холмов. Если верить легенде, Империя Эрис воистину была когда-то чудесна и могущественна.

Со стороны леса дул легкий бриз, лаская лицо, словно невидимая атласная шаль. Чайки, крича, кружили над гаванью. Юноша выбивал ковры, поднимая тучи пыли, которые заставляли его судорожно чихать. Пошатываясь, слуга прислонился к парапету, чтобы сделать передышку. То, что предстало его слезящимся глазам в этот момент, заставило парня усомниться, не лишился ли он последних мозгов, вычихав их вместе с пылью.

Сначала вдали на юго-востоке появился темный силуэт огромной птицы — орла или альбатроса. Когда тот приблизился, стали видны очертания всадника, скачущего на крылатом коне прямо по белым пуховым облакам. Юноша моргнул, потряс головой, посмотрел во второй раз. Теперь уже не оставалось сомнений в том, что видение абсолютно реально, к тому же оно стремительно приближалось к крепости. Голова наездника выглядела как череп чудовища, потому что на ней был надет крылатый шлем с опушенным забралом. У ног всадника качались пузатые дорожные сумки, его широкий плащ волнами развевался по ветру. Птице-конь скакал сверхъестественно быстро, с математической точностью попадая копытами чуть ниже точки сгущения пара в облаке. Крылья его одновременно выписывали в воздухе две широкие величавые дуги.

Опустившись на парапет, юноша смотрел во все глаза. Кровь отлила от его головы. Парень почти потерял сознание. Должно быть, этот мир сошел с ума, если уж кони имеют крылья, чтобы летать!.. Со стороны слуга выглядел как пучеглазая, разинувшая рот статуя химеры, которую высекли из скалы вместе с балконом.

В это время протяжный голос трубы наполнил утренний воздух звучными серебряными нотами. Небесный всадник достиг верхнего этажа крепости и опустился на выступ платформы.

Костлявые ноги юноши подкосились, сердце прыгало, как испуганный кролик. Но тут найденыш вспомнил о своем поручении и о том, что за безделье его поколотят сильнее, чем грязную циновку. Он принялся рьяно бить по коврам, поднимая клубы пыли и беспрестанно чихая.

Теперь наконец он понял значение слова, которое слышал так часто: «эотавр». Так называли сильных, увенчанных рогами небесных коней, гордость Всадников Бури. И это было далеко не последнее чудо в жизни найденыша.

Юношу все избегали, его никто не замечал, и постепенно он обнаружил в этом свои плюсы. Благодаря собственной незначительности он мог бродить по лабиринтам Башни, не привлекая внимания, и таким образом пополнять запас знаний.

Однажды найденышу удалось улизнуть от Гретхет и спрятаться в кладовке, чтобы немного вздремнуть. Звуки, разбудившие его, больше всего напоминали воркование двух голубей. На бочонке с сидром сидела горничная, пристроив на коленях маленькую дочурку. Они беседовали.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28