Горькие узы (№1) - Заклятие немоты

На улице все так же барабанил дождь. Беспомощный Диармид неровно дышал раскрытым ртом. Лоб мужчины покрывали капли пота, а руки сжимались и мяли простыни.

И тут в дверь постучали.

Имриен подскочила на месте.

Звук повторился три раза.

Возможно, это отец Дженет. Или сама хозяйка. Хотя нет, она подала бы голос. Кто бы ни ждал там, за дверью, — Имриен не может окликнуть, спросить, что ему нужно.

Как странно: девушка совсем не слышала шагов. Внезапно Имриен подумала: что, если три условленных удара прозвучали случайно? Ведь и она сама постучалась именно так. Что, если на пороге враг?

Удары повторились более громко, более требовательно. Имриен решилась. В конце концов, хозяйка дома научила ее этому знаку. Девушка привычно спрятала лицо в тени капюшона, зажгла свечу и пошла к двери. Загремели запоры.

В дом вошел, отряхивая мокрый плащ, темноволосый мужчина.

Торн.

Имриен выронила свечу. Та с шипением погасла.

Конечно же, это был не он. Истосковавшийся взгляд обманул девушку, выдав желаемое за действительное. Вымокший до нитки незнакомец оказался ниже дайнаннца и уже в плечах. Ночной гость заговорил с Имриен на неведомом наречии — видимо, просил разрешения погреться у очага. Она смотрела на миловидного юношу с курчавыми локонами в блестящих каплях дождя — и вспомнила себя несколько часов назад. Разве сама она не стояла так же у порога, надеясь на милость хозяев? Теперь ее очередь оказать гостеприимство.

Хлеб и молоко все еще были на столе, но незнакомец не притронулся к еде — просто растянулся на полу перед очагом и тотчас уснул. Тихонько, чтобы не потревожить спящих, девушка раздула огонь пожарче. Веселое алое пламя осветило мужчину, и девушка присмотрелась внимательней.

Странный все-таки гость. Кудри не крашеные, судя по ровному оттенку корней, однако черты лица не феоркайндские. Что же это за новая раса? С такой Имриен еще ни разу не встречалась. Очаг вспыхнул ярче, девушка пригляделась — и застыла от ужаса. Темные локоны рассыпались, открыв уши незнакомца. Острые уши нежити.

Так вот оно что. Он… нет, это — водяной конь!

Вот, значит, как.

Тварь пришла ночью. Исчезнет лишь под утро, с первым лучом рассвета.

Имриен передернуло; спина порылась гусиной кожей.

Девушка продолжала недвижно сидеть у огня. В любой миг неявный мог проснуться и утащить ее в глубь темного лесного озера, а там…

Диармид пока затих — надолго ли? Стоит ему перевернуться или застонать — и нежить пробудится. Дождь прошел; за окном мерно капало с крыши. Колокольчики в рябиновой рощице молчали. Имриен вспомнила, что так и не затворила дверь. Теперь уже слишком поздно. Сколько же еще до рассвета?

Мгновения растянулись до бесконечности. Ночные тени сгущались. Девушка боялась вздохнуть или пошевелить пальцем. Хоть бы чудовище не просыпалось, хоть бы…

Это случилось слишком рано. Полено в очаге вспыхнуло с громким треском. Гость поднялся и поманил Имриен тонким пальцем. Существо вытянуло из рукава длинную нить изумрудных бус и закачало перед глазами девушки. Его влажные, мерцающие во мраке глаза наполняла нездешняя жажда убийства.

Девушка оттолкнула протянутую руку. Неявный схватил Имриен за платье. Несчастная рванулась и задела кочергу, что стояла у очага. Та с грохотом упала на пол. Шум пробудил черного петушка, мирно спавшего под кровлей; от неожиданности он закукарекал, и тварь опрометью кинулась за порог.

С улицы донеслось звучное цоканье копыт. Внезапный порыв холодного ветра с силой распахнул незапертую дверь, и та ударилась в стену. Имриен бросилась запереть ее — да так и замерла на месте.

В конце дорожки качался, приближаясь, фонарь. К воротам спешили двое: женщина и высокий мужчина. Свет упал на его широкие плечи, высек рубиновые искры в спутанных полночных прядях — и девушку пронзило ощущение нежданного счастья. У нее перехватило дыхание, и каждый нерв сладко затрепетал.

— Он обидел тебя, мерзкий Глейстин? — спросил Торн, вглядываясь в ее лицо при янтарном свете фонаря. — Мы видели его: скакал прочь, как ошпаренный. Ты ранена?

Имриен замотала головой, не в силах сделать ни жеста. Она лишь смотрела на мужчину, как умирающий от жажды — на хрустальный источник в пустыне. Девушка не могла наглядеться на это скуластое лицо, плотно сжатый рот, глаза, полыхающие холодным огнем, на эту грациозную осанку, на тонкую руку, что держала фонарь в высоте… Так это действительно он.

— Повернись кругом, — велел дайнаннец.

Имриен прокрутилась на пятке.

— Да, теперь я вижу, ты не пострадала. Удивительно: Глейстин мчался во весь дух. А где капитан — в доме?

«Да, но…»

— Жди в доме, — сказал он и без лишних слов скрылся за углом. Шелкен Дженет улыбнулась и повела Имриен внутрь.

— Запри дверь, голубушка, он вернется, глазом моргнуть не успеешь. Твой друг поможет папе загнать волов. Да, я нашла папу, а красавчик-дайнаннец проводил нас до дома. Дайнаннец искал тебя. Он сказал, что вы оба вышли из штольни. Ты в порядке?

Девушка кивнула.

— А ты уверена? — Хозяйка смотрела на гостью с нескрываемым любопытством. — Небось сильно потрясена всем этим… Присядь, голубушка. Ты такая бледненькая. Как полотно. Этот ужасный водяной конь — зачем было впускать его?

Имриен устало постучала по столу: раз, два, три — и уперлась локтями в колени, спрятав лицо.

— Да что же это я — к чему столько вопросов! Ладно, ничего, отдыхай. Как себя чувствует мой голубчик? — Она склонилась над спящим Диармидом. — Все хорошо, Дженет здесь, Дженет позаботится о тебе…

Юная хозяйка захлопотала у очага, готовя запоздалый ужин, и вновь подхватила нить разговора:

— Что, Глейстин был прямо здесь, да? Ужасно. Ты, наверно, ведунья, раз управилась с такой тварью?.. Нет? А я думала, ты ведунья. Ведуньи расплачиваются за свою силу, обычно это их голос. Вот я и подумала, что ты отдала голос. Или лицо. Но ты ничего не получила взамен? В каком ужасном мире приходится жить. Представить только — неявный здесь, в моем доме! Прямо мурашки по коже. Надо нам с папой придумать другой сигнал, это же так глупо — почти любой постучал бы три раза!

На дорожке послышались шаги. Холодный ветер бросил в дом горсть сухих розовых листьев. Торн вошел, пригнувшись у низкого косяка. Седовласый отец Дженет привычным движением запер дверь. Суровый лик старца, потемневший от солнца и выдубленный ветрами, сохранил тем не менее некую красоту юности. Вот только плечи ссутулились с годами, словно влачили на себе непосильное бремя. На пальце хозяина сверкал золотой печатный перстень. У ног отца Дженет суетился поджарый пес.

Старик протянул гостье открытую ладонь, взял Имриен за руку и склонился в почтении.

— Добро пожаловать, миледи Имриен. Сэр Торн кой-чего рассказал мне о вас. Роланд Треновин, к вашим услугам.

Девушка отметила про себя, что впервые слышит столь странную смесь деревенского наречия и изысканного придворного стиля. Дайнаннец прошел сразу к постели Диармида.

— Возможно ли? — воскликнул он. — На лбу капитана знак самого Байтира!

Торн приложил ладонь к пылающему лицу товарища.

— У него жар, но горячка понемногу стихает. Капитан выкарабкается, у него железная воля. Полагаю, к утру станет лучше. Если этот выжженный зигзаг — то, о чем я подумал, значит, вы пошли неверным путем. Ручаюсь, это была не твоя идея, — обратился он к Имриен.

— Байтир! — изумилась Дженет. — Так вот кто напал на него! Бедный мой голубчик.

— Ладно тебе, дочка, — сказал старец. — Сэр Торн говорит, что к утру все пройдет. А раз так, нечего заставлять гостей ждать, ставь ужин на стол. Милости просим, окажите любезность и разделите нашу скромную трапезу…

Больше Имриен ничего не слышала. Комната покачнулась, и углы поползли прямо на девушку. Она ухватилась за край стола, чтобы не упасть, но тот ускользнул из-под руки. События последних дней — нападение Байтира, подземные странствия с полумертвым Диармидом, долгие бессонные часы на холодном камне, чудесное избавление от Глейстина и, наконец, встреча с Торном — нахлынули на Имриен штормовой волной ужаса, отчаяния и радости.

Девушка не могла дальше сопротивляться: ревущая тьма захлестнула ее сознание, вырвавшись из самых глубин мозга.

Где-то кукарекал петух. Сквозь тягучую пелену сна Имриен расслышала голос Шелкен Дженет:

— Иди-ка сюда, голубчик, здесь тебе не место. Ишь удумал — добрых людей будить! Пойдем-ка в курятник. Хочешь пшена?

Раздались протестующие вопли, шумно захлопали крылья, потом все стихло. Долгие-предолгие волны забвения с новой силой накатили на Имриен.

Кажется, спустя минуту девушку пробудил какой-то скрип. Шелкен Дженет распахнула оконные ставни; дом тут же заполнили солнечные лучи, сладкозвучное птичье пение, сельские ароматы сырой листвы и глины. Под карнизом нежно ворковали голуби. Во дворе квохтали куры, в отдалении мычала корова. Девушка чувствовала себя по-настоящему отдохнувшей — и душой, и телом. Воздух наполняло благоухание свежевыпеченного хлеба.

— С добрым утром, — улыбнулась хозяйка. — Какое же оно славное! Вот и капитан так говорит.

Диармид как раз показался из-за занавески в углу. Эрт совершенно не прихрамывал. Гладко выбритый, облаченный в одежду Треновина — шерстяные штаны, кожаные краги, льняную рубашку и куртку из саржи, — эрт смотрелся деревенским щеголем, ни дать ни взять. Картину портили разве что полурыжие-полукаштановые волосы до плеч.

Имриен вскочила с постели и бросилась к Диармиду: «Как хорошо ты выглядишь!»

Она сказала чистую правду. Глубокая рана на лбу еще не затянулась, однако щеки эрта покрывал здоровый, а вовсе не горячечный румянец.

«Покажи мне свои руки!»

«Они заживают, — ответил Диармид на языке жестов. — Это лучшее утро в моей жизни, и я твой вечный должник».

Он преклонил колено и поцеловал ей ладонь, после чего встал и протянул к девушке обе руки. Повязки были сняты. Обожженные ладони затягивала новая кожа — розовая и очень уязвимая на вид. Белый знак раздвоенной молнии остался на каждой из них. «Целебные мази нашей хозяйки — просто чудо!»

Тут он опустил ладони и спросил вполголоса:

— Этой ночью, я слышал, с тобой чуть не приключилось несчастье. Как же ты справилась с самим Глейстином?

«Петух запел раньше времени. Неявный решил, что рассвет близок, вот и сбежал».

— Так-так! — изумился Диармид. — Значит, хриплая птаха отплатила за добро с лихвой! Где он сейчас?

«В курятнике».

Снаружи зазвучали шаги и смех. Шелкен Дженет выглянула из окна.

— Вот вы где, голубчики мои! Как спалось на сеновале?

Старец вошел в распахнутую дверь. Торн стоял на дорожке, подняв руку, на которую спикировал Эррантри. Впившись острыми когтями в кожаную повязку, ястреб шумно махал крыльями, чтобы удержать равновесие. Распущенные волосы его хозяина развевались на поднятом ветру, словно черные водоросли глубин.

Дженет покосилась на хищника и с заметной тревогой в голосе спросила:

— Ваш ястреб охотится на грачей, сэр Торн?

Дайнаннец улыбнулся, глядя ей в глаза.

— Нет, если я запрещаю. Вперед, Ваша Доблесть! — обратился он к Эррантри и подбросил его, помогая взмыть ввысь.

И вот все пятеро собрались за столом вкушать обильный завтрак. Одного стула не хватило, и Торн уселся на подоконнике, раскачивая правой ногой. За спиной дайнаннца расстилалось лазурное небо. Он поминутно оборачивался туда, где стаи облаков мчались над шумящими кронами, — будто не мог находиться взаперти.

Гости нахваливали угощение, и, надо сказать, вполне искренне. Блюдо спелой ежевики, пирог с крыжовником, ревень и розоватая айва в патоке, хлеб с маслом, яичница-болтунья, сливки, зеленый сыр с крапинками, пенящееся молоко, тягучий янтарный мед и одуванчиковое вино — давно не видели путники такого роскошного стола! За едой и разговорами никто не заметил, как солнце подобралось к зениту.

Странники жаждали новостей из большого мира. Треновин поведал, что Королевские легионы в Каэрмелоре приведены в полную боевую готовность; дайнаннцев собирают в Изенхаммере. Даже сюда, в Долину Роз, докатились слухи о том, что силы неявных возрастают с каждым днем, и следует ожидать великого сражения. Стоит ли упоминать о том, как живо заинтересовали подобные вести Торна и Диармида!

Дайнаннец рассказал товарищам, как встретил отца Дженет, разыскивая их.

— Вы слишком долго не выходили на поверхность, я уже начал беспокоиться…

Эрт спросил:

— Что это было за срочное дело, когда ты так неожиданно оставил нас?

— Трубил мой друг Кремень из Третьего Триеснуна. Он и другие следопыты попали в отчаянное положение. Вы ведь знаете, кто такие фридеаны?

— Я-то знаю достаточно, — вставил Треновин. — Безмозглые твари. Весь Дон-Дел-Динг изрешетили своими норами. Добро бы работали, как другие мнимые рудокопы, мои друзья стуканцы, к примеру, те-то всегда укрепляют стены и потолки штолен. А глупым фридеанам — лишь бы копать. Идут себе по прямой, без всякого порядка, наткнулись на камень — поворачивают и роют в другом направлении. Частенько я слышал их подземную музыку, да только ноги моей больше в тех местах не было: упаси рок провалиться в лабиринт, ни за что не выберешься!

— Значит, на твоих товарищей напали фридеаны? — уточнил Диармид.

— Нет, эти твари не вредят смертным — по своей воле. Но их лабиринт оказался ловушкой. Случилось так, что следопыты провалились под землю, и в этот миг за ними явился Цеарб. Вы, конечно, слышали о Князе Неявных, его еще кличут Убивцем. Он так могуществен, что не пугается и солнечных лучей. Земля под ногами этого существа дрожит и покрывается трещинами.

— Но вы спасли своих друзей? — вмешалась Дженет, сгорая от любопытства.

— Да, отвлек чудище, дав остальным сбежать. Я поспел как раз вовремя… хотя бы на сей раз, — загадочно прибавил он и больше на эту тему не распространялся.

Настала очередь Диармида. Утолив наконец чудовищный голод, он принялся расписывать их с Имриен приключения, начиная от разгрома сухопутного каравана Шамборда и заканчивая подземными странствиями в штольнях Дон-Дел-Динг. Девушка дополняла историю своими воспоминаниями.

Шелкен Дженет сидела тихо-тихо, разинув рот от изумления. Настоящие путешественники редко заглядывали в Долину Роз, а уж рассказчики из них были и вовсе никудышные.

— Ой, как же все это интересно! — воскликнула она, когда закончилась последняя история. — Никогда, сколько живу, ничего такого не слышала! Я и не бывала дальше наших полей! Выходит, в Долине Эммин под землей тоже полно карликов, как у нас?

— У вас? — переспросил Диармид.

— Ну да, сэр. Приезжает к нам как-то папин кузен со всей семьей — сразу шестеро гостей, ну и набегалась же я тогда, готовя для всех еду, убирая и устраивая всех на ночлег! А наши маленькие доможилы, доложу я вам, любят, чтобы очаг был выметен дочиста и рядом чтобы непременно стояла кадка с чистой водой. И так каждую седьмую ночь, они строго проверяют. Какое там! Я в тот вечер так уходилась, что забыла обо всем на свете и растянулась на ночь прямо у очага.

— Единственный раз на моей памяти, когда Дженет что-нибудь не сделала! — усмехнулся в бороду Роланд. — Хозяйка она у нас отменная.

— Ну да ладно, — продолжала его дочь, — просыпаюсь ночью — шум, гам, пыль столбом! Что такое? Карлики рассерчали! А па спит себе, да и гости перебрали ягодной наливки, никто ничего не замечает. Лежу и смотрю: что же дальше? Рядом сидят две доможилицы с махоньким таким ребеночком и бранятся на чем свет стоит: надо бы ребенка искупать, а воды чистой нету! Зато в углу полно бутылей с выпивкой. Со злости хватают они наши бутыли, выливают в глубокий чан — и давай намывать малыша! Потом перестирали в настойках да ликерах всю его одежку и развесили сушиться — как бы вы думали? — на собственных ножищах! Легли у огня и задрали лапы кверху! Умора, да и только!

Торн расхохотался, губы Диармида тронула улыбка, и даже лик Треновина как-то по-особому потеплел. Услышав смех дайнаннца, рассказчица вспыхнула, как роза, и оживилась еще сильнее:

— А настойки-то, настойки разлили обратно в бутылки, да еще с приговором: «Нате, получайте вашу грязь, неряхи!» Гляжу я на них во все глаза, не моргаю: вдруг что дельное скажут! Но рассвет не за горами, чую, заерзали мои карлики, а исчезнуть нельзя, я же смотрю! Доможилицы, не будь простофили, возьми да раскали в очаге папины клещи — и тычут мне в лицо, сами злые, аж все перекошены! Я, конечно, струхнула, мигнула. Тут их и след простыл. Наутро открываем одну бутыль, вторую — ничего, сплошь грязь да мутная водица!

— И все же осторожней надо с нежитью, — проворчал старик, когда все отсмеялись. — Неровен час, уведут скотину со двора, а то и человека утащат.

— Это ты о Ромашке вспомнил, па? — нахмурилась Дженет. — Действительно, бывало и такое. Как-то подобрались карлушки прямо к нашей любимой коровке — и давай перед носом юлить, шныряют туда-сюда, вроде веселятся. Ну и она с ними разрезвилась. Пока я до ворот добежала, они уж на самом холме, и Ромашка с ними. Кричу папе, а тот спокойно так отвечает: «Да что ты? Коровка на месте». А я клянусь вам, вот этими глазами видела, как ее свели!.. Недолго мы радовались: зачахла скотинка и в тот же вечер преставилась.

— Как же так? — воскликнул Диармид.

— А это агедь, мнимость, они ее оставили заместо нашей Ромашки подыхать, а любимица наша пропала, — печально пояснила девушка.

— Но это еще цветочки, — изрек Треновин. — Случались вещи и пострашнее!

Обменявшись с дочерью быстрыми взглядами, он начал:

— Однажды зимней ночью вернулся я домой после недолгой отлучки. Еду во тьме по знакомым холмам, а навстречу — шайка этих самых карлушек. Меня еще раздумья взяли — что у них в большом мешке? Чую неладное, но нежить пропускаю, больно уж торопился. Вхожу в двери: нет моей Дженет! Только в любимом ее кресле как две капли воды спедь — ну вылитая дочка. Хватаю поганую куклу — да в огонь…

— Клянусь жизнью! — снова вскричал Диармид. — Откуда вы узнали, что это не она?

— Хорош я был бы отец, коли не помнил бы, как родная дочь меня встречает! — покачал головой Роланд и отвернулся на миг, так что гости не могли видеть его глаз.

— Чем же все закончилось? — мягко спросил Торн.

— Спедь мгновенно занялась, стала дымом да вылетела в трубу. Тут и Дженет возвратилась, живая и невредимая. Только я после того сразу к магу в Изенхаммер — так, мол, и так, подсоби наговором. Тот выручил: мы с тех пор никакой нежити близко не видели. И еще бы лет сто не видеть! — Он даже сплюнул со злости.

— А может, вы просто заслужили уважение карликов? — предположил дайнаннец.

— Ну… вот уж не знаю, сэр Торн, — замялся от неожиданности старик. — Стуканцы меня, может, и почитают за седины, но карлушки?

— Кто такие стуканцы? — перебил его эрт.

— Маленькие рудокопы явного рода, — отозвался Треновин. — Как раз те, которых ты встретил, капитан. Подземелья Дон-Дел-Динг и болотные холмы в Долине Роз — их излюбленные места обитания. Можно сказать, наши кормильцы и поильцы. Я не о тех тупицах, что прикидываются работягами. Стуканцы выискивают богатую жилу, а Голубые Шапки по ночам вывозят вагонетки на поверхность и вываливают руду аккурат в мою повозку: я ставлю ее у входа в штольню там, на Холме Рудокопа, отсюда не видно. Как наполнится подвода, еду в Изенхаммер и продаю товар городским кузнецам. Дня через три пора уже отправляться — если желаете, могу подвезти. Очень они прилежные, эти стуканцы, но и платы требуют по справедливости. Попробуй оставить им на фартинг меньше, чем следует, — разгневаются и ни гроша не возьмут! Больше заплатишь — в следующий раз подсыплют еще руды. Честные! Но и я их не обманываю.

— Все-таки непонятно, почему люди сами не работают в здешних штольнях? На мой взгляд, горы полны рудой. А между тем все шахты до единой заброшены.

— Ты прав, — кивнул Треновин. — Рудники отменные, но людей-рудокопов и калачом не заманишь в те места, где развелась подземная нежить.

За окнами угрюмо закричали грачи. Резкий, неприятный скрежет их голосов напоминал стоны умирающих. Стая черных птиц сорвалась с ветвей и взлетела в холодное пустое небо. Торн быстро повернулся к окну, Дженет и ее отец вздрогнули. В неловком молчании Роланд помрачнел и поднялся с места.

— Пойду посмотрю за скотиной, — мрачно молвил он, свистнул псу и вышел.

— Сколько было грачей? — тихонько спросила Шелкен Дженет. Торн бросил на нее проницательный взгляд.

— Семь.

Начавшийся так радостно завтрак завершился на странной щемящей ноте.

Имриен и Диармид помогли Дженет убрать со стола. Эрт казался озабоченным.

«Ты знаешь, как там наш петушок?» — спросил он жестами. Теперь капитан часто разговаривал на языке немых — из уважения к девушке.

— Что вы так трясете руками? О чем это? — спросила хозяйка.

— Петушок, видишь? — Диармид дурашливо замахал ладонями.

— Ах вот что! Он в курятнике. Там хорошо, ведь его последний соперник скончался месяца два назад от старости.

«Можете оставить птицу себе», — показала знаками Имриен. Диармид передал предложение Дженет, и та захлопала в ладоши от восторга.

Тем временем Певунчик быстро смекнул, что он здесь единственный и неповторимый. Когда Имриен вышла в сад, петух не удостоил спасительницу даже взглядом. Ни дать ни взять почтенный глава беспокойного семейства! На суетливых клушек он поглядывал свысока и при случае ловко таскал у них жирных червей.

Проходя мимо дома, Имриен заметила в окне Диармида. Дженет мыла ему волосы темной водой.

Девушка присела на край колодца погреться в лучах осеннего солнышка. Маленькие серые лягушки, неотличимые от камней, таращились на нее из влажных сумеречных глубин. Островерхую крышу колодца покрывали мхи и лишайники. За домиком начинались крутые холмы, будто сама земля тянулась к нежнейшим небесам, где в курчавых облаках парил крохотный силуэт Летучего корабля. К западу от порушенной ограды расстилался заливной луг; на берегу небольшого ручейка паслись пара волов и рыжая корова. На севере виднелось пологое ущелье, заросшее до краев сладким шиповником. Восток же покрывали рудниковые копи. Долины окаймлял облетающий боярышник, усыпанный бледно-розовыми ягодами, и старые тополя, чьи кроны кипели в небесах жарким золотом. В высокой траве перепархивали изумрудные попугайчики — лори.

Имриен пила холодный вольный ветер жадными глотками, радуясь ему, словно другу, после сырых и мрачных подземелий. Обносившийся капюшон был откинут назад, и длинные, как у эрта, локоны свободно струились по спине мелкими завитушками цвета золотого морского песка. Нужно будет покрыть их платком перед тем, как ехать в Каэрмелор, подумала девушка и тяжко вздохнула: Королевский Город — как же он близко. А до Байт Даун Рори и вовсе рукой подать. Конечно, если Одноглазка оправдает безумные надежды и вернет Имриен человеческий облик, тогда хотя бы одно из желаний девушки сбудется. Вот только теперь все мечты поблекли в сиянии новой звезды, чьи лучи выжгли тоскующее сердце неутолимой жаждой, и все колдовские чары были бы здесь бессильны.

К колодцу легким шагом приближался тот, кто на веки одарил Имриен ее незаживающей раной. Чистый, безупречно ясный голос напевал окончание знакомой песенки:

Это голос, взлетающий к куполу неба,

— Это песня сплела быль и чудную небыль.

Остановит тебя этот дивный мотив

И заставит сквозь лес на огонь он брести.

Пение в лесу, да! Пение в лесу!

Котел закипает, похлебка дымит,

Улыбка у всех на лицах горит.

Еда на тарелках и в кубках вино.

Садимся за стол мы — пора уж давно!

Празднуйте все, да! Празднуйте все!

Глаза девушки вспыхнули неведомым доселе дерзким восторгом, когда мужчина с ястребом на плече грациозно присел рядом с ней. Его рукав коснулся запястья Имриен — о звезды! Да этот коварный колодец без дна — девушка падает в него и не может приземлиться… А может, она по-прежнему сидит на краю? Какая, в сущности, разница!

Торн, похоже, ничего не заметил.

— Близится конец нашего странствия. Мы могли бы воспользоваться любезностью хозяев и подождать подводу, но мне не по душе терять еще три дня. Пожалуй, я уйду завтра на заре.

«Я тоже», — поспешила добавить Имриен.

— Что за дело ведет тебя в Каэрмелор?

Девушка смутилась. Как обмануть эти темные смеющиеся глаза? Но ведь она дала слово! Как тяжело и горько держать обещания! «Я ищу деревню здесь неподалеку. Ее название — Байт Даун…»

— Байт Даун Рори? — подсказал дайнаннец. — Ясно. Значит, наши пути разойдутся у Королевского Перекрестка, там, где Бронзовая дорога пересечет Каэрмелорскую и уведет тебя прямо к цели.

Торн снял с шеи цепочку с золотым медальоном чуть больше ногтя. Тончайшие узоры из цветов и листьев превосходили совершенством все, что Имриен видела до сих пор.

«Что там внутри?» — спросила она.

Губы дайнаннца тронула улыбка.

— Всего лишь это.

Крышка медальона звонко щелкнула и открылась. Внутри лежала щепотка пыли. Торн посмотрел на нее долгим отсутствующим взглядом, предавшись далеким воспоминаниям.

С виду обыкновенный сухой суглинок — отчего же у девушки внезапно перехватило дыхание? Никогда ничего она не желала так страстно, как прикоснуться к этим пылинкам. Имриен протянула дрожащую руку, но опоздала. Когда Торн дунул и мельчайшие частички развеялись над садом, наполняя воздух радужным сиянием, девушке послышался мириад шелестящих вздохов.

Ястреб сорвался с плеча хозяина и устремился ввысь.

— В этом году Дженет удивится обильному урожаю, — с нежностью произнес Торн. — И не только в этом.

Дайнаннец захлопнул крышку медальона и убрал его за пазуху.

Петушок, взлетевший на ограду, конфузливо брякнулся наземь на глазах у своего гарема.

Что-то произошло с Имриен. Она чувствовала себя так, словно утратила самое дорогое в жизни.

Торн серьезно взглянул на нее и сказал на языке знаков:

«День такой солнечный. Погуляешь со мной по фруктовому саду?»

Горечь потери оставила девушку. Имриен не шагала, а парила над дорожкой, не чуя под собой ног. Девушка и дайнаннец миновали старенькую каменную маслодельню, наполовину вкопанную в землю, чтобы молоко не скисало, коровник, гудящие ульи и вышли через калитку в низеньком заборе из ивовых прутьев в маленький фруктовый садик. Полуобнаженные ветви яблонь и айвы сохранили совсем немного подгнивших плодов, еще не успевших опасть в высокую траву цвета ржаного хлеба, над которой колыхались тонкие сверкающие колоски. Слива уже ожидала прихода зимы, сбросив последний покров с темных веток. Зато в конце сада тянулся ряд столетних камедных деревьев, чья вечная зелень приятно радовала глаз в эти дни увядающей осени.

Торн вздохнул полной грудью, тряхнул смоляными волосами и вновь запел. Его чудный голос согревал душу и кружил голову словно крепкое приправленное вино.

Осень — роскошная зрелая дама,

Росы ее, как алмазы горят.

Ив позолота и кленов багрянец

— Осени спелой дивный наряд.

Лето — девчушка, рыжие косы;

Жаркое время, пора сенокоса,

Губы в малине, а вечер так долог…

Лето — беспечнейшая из девчонок!

Кто ты, Весна? Первый дождик на листьях,

Желтое платье на вербе пушистой.

Трель соловья долетела из леса…

Ты — кроткий ягненок, ты — чудо-принцесса!

Леди Зима — это мудрость седая,

Белою мантией всех укрывает.

Сядь отогреться зимой у костра

— Вот твой покой!

Эта Леди мудра.

— Ты — воплощение весны, не правда ли, Златовласка? — спросил он, кончив песню.

Имриен склонила уродливое лицо, так что ливень солнечных локонов совсем скрыл его, и лукаво ответила вопросом на вопрос:

«Ты полагаешь, золото цвет весны? Зима седа, а лето каштаново. Осень, я думаю, должна быть рыжей, даже красной, как вино. А что же ты за время?»

Не удержалась-таки, поддела красавца. Ведь ясно же было, зачем собирает он повсюду корни ириса, которые, как известно, дают стойкую черную краску. Выходит, и дайнаннцы неравнодушны к веяниям городской моды?

В ответ на насмешку Торн лишь расхохотался. Старая яблоня, под которой они стояли, была похожа на многорукую нищенку; ветер шелестел сухими листьями, и солнечные зайчики плясали на покрытой лишайниками коре.

— Каждое время года прекрасно по-особому, — задумчиво произнес Торн, не сводя глаз с дерева. — В каждом своя поэзия, музыка, краски. Можно вечно воспевать это четырехкратное обновление природы. Кто любит и понимает ее, никогда не будет голодать ни душой, ни телом в щедрых землях Эриса.

«Не все же владеют умением дайнаннцев искать пищу. Есть путники, что погибают от голода».

— Ты, видно, много натерпелась в жизни, Златовласка? Позволь дать тебе один совет. Когда нет совсем ничего, помни о Хлебе Светлых, Кормильце Странников — как его только не называют. Слышала?.. Нет? Говорят, это выдумка бардов, однако он существует. Хлеб Светлых очень сложно увидеть. Как в плутанных землях: выход все время перед глазами, но чары отводят взгляд.

«Как же разрушить их?»

— Легендарный плод любит только определенные деревья: ольху, яблоню, лещину, дуб, вяз, падуб, ветлу, березу, бузину. Особенно когда мхи и лишайники так и льнут к стволу. Дождись первых или последних лучей солнца — главное, чтобы ветер не дул с востока, — встань у такого дерева и скоси взгляд влево. Тут нужна доля везения, но если все сойдется, краем глаза ты увидишь новые ветки, покрытые листвой, и шариками плавно мерцающего света. Протяни руку и ешь! Силы от них заметно прибавляется. Хлеб Светлых растет круглый год, только не пытайся искать его ночью: луна и звезды непременно отравят сок.

«Благодарю. Если бы все это знали!»

Долгие годы росли в саду камедные деревья, сплетая ветви прихотливыми арками, и в конце концов образовали уютную живую беседку, окруженную сплошной стеной из побегов. К толстой ветке были привязаны старые веревочные качели.