Горькие узы (№1) - Заклятие немоты

— Клянусь Звездой! — воскликнул мужчина. — Дядя Сианад!

Тот вскочил с места, прорычал приветствие и заключил вошедшего в крепкие медвежьи объятия. Оба присели за стол, все еще хлопая друг друга по спине. Лиам наполнил элем высокую кружку и поставил ее перед старшим братом, а Сианад обратился к девушке:

— Знакомься, Имриен, это Диармид — мой второй племянник.

Мужчина взглянул на обезображенное лицо и громко присвистнул. Этлин что-то сказала ему руками. Тот коротко кивнул и пробормотал, уставившись на свою кружку:

— Ваш покорный слуга, леди.

Девушка ответила приветственным жестом.

— Ну что, солдат, — сердечно продолжал Сианад, — как служится в охране караванов?

— Замечательно, дядя.

Голос у прибывшего был низкий. Взгляд — такой же ограниченный и резкий, как у Муирны. Чисто выбритый подбородок, а волосы у корней ярко-рыжие.

— Все еще собираешься к дайнаннским следопытам, а, вояка?

— Ну да. Больше, чем когда-либо. Это цель моей жизни. «Сын хочет отправиться к Королевскому двору, когда закончит обучение здесь».

— А, даже так? Выжать из местных наемных силачей все, что они знают о воинском искусстве, а потом бросить их и преспокойно двинуть на запад?

— Именно.

— Верный слуга Короля, без страха и упрека. Достойнейшие воины Эриса почтут за честь принять тебя в свои ряды.

Колокольчик у двери надоедливо затрезвонил; Этлин покинула комнату, чтобы принять больного. Мужчины углубились в серьезную беседу. Когда пациент ушел, ведунья приоткрыла занавески и поманила Имриен в приемную. Девушка только сейчас приметила необычную вышивку на левом рукаве женщины — темно-синюю голову оленя.

В тесной, похожей на клеть комнатушке размешались те же приспособления, сосуды и травы, что и в кухне, но здесь было больше порядка. Этлин показала Имриен некоторые из своих порошков, мазей, притираний, настоек, отваров и необходимых в ее ремесле инструментов. Ладони Этлин двигались медленно и четко.

«Хочешь, покажу тебе еще кое-что? Это моя Палочка. Она живая».

Из чехла, висящего на поясе, ведунья достала деревянную трость в два фута длиной, идеально гладкую, не считая трех шишечек на конце, расположенных на расстоянии друг от друга и направленных в разные стороны. Этлин коснулась каждой шишечки.

«Питание, Исцеление, Защита. Палочка берет силы от земли, поэтому я сажаю ее в почву, когда не пользуюсь».

Чудесный инструмент скользнул обратно в чехол.

«Я умею лечить большинство болезней смертных. Мне известны все лекарства, которыми пользуются Дочери Грианана по всему Эрису… — Ведунья коснулась голубого круга на лбу. — Мои снадобья сильны, но не против твоих недугов».

Пальцы женщины погладили Имриен по лицу. Никто и никогда не прикасался к этому кошмару с такой материнской лаской.

«Опухоли слишком запущены, хотя и совершенно лорральны. Одноглазка наверняка знает, как лечатся подобные повреждения. Ты спросишь, а как же с твоей немотой и воспоминаниями? Сианад рассказал мне и об этой беде. Если б это была только память — я дала бы магические средства, к примеру, розмарин, ты держала бы его под подушкой, и прошлое вернулось бы… Но здесь нужны иные средства. Понимаешь, два несчастья сразу — немота и утрата памяти, это уже не лоррально. Тут без нежити не обошлось. На тебя наложено заклятие».

По спине девушки точно крыса пробежала.

«Что еще ты знаешь?»

«Больше ничего. Лишь то, что ты под заклятием, причем под очень могущественным. Только не ходи к магам за помощью. Народ им верит, но вся их сила — обман. Истинные заклинания известны одним лишь бессмертным да немногим избранным из людей. Нежить пользуется настоящей магией, однако ее не сравнить с той мощью, которой обладали Светлые. Увы, этот народ покинул Эрис. Одноглазка — вот, кто тебе нужен. Она знается с явными существами, не то что я, горожанка».

«Значит, эта ведунья — моя единственная надежда?»

«Да. Хотя, есть еще возможность. По крайней мере насчет памяти…»

На миг руки Этлин зависли в воздухе. Взгляд женщины застыл, устремившись куда-то сквозь полки с кувшинами и бутылками.

«Мой муж… — последовал неизвестный жест. — … Ну да, ты не можешь знать его имени. В юности он ходил на торговых кораблях. Как-то ночью он засиделся в луиндорнской таверне, распевая песни — знала бы ты, что за голос у него был тогда! Возвращается на причал и видит — корабль отплыл с последним приливом. Пришлось моему моряку искать работу в Луиндорне и дожидаться следующего судна. А по вечерам он учил местных ребят игре под названием херлинг…»

Имриен кивнула: этот жест был ей знаком. Этлин продолжала:

«Во время одной игры случилось так, что его сбили с ног, и голова сильно ударилась о землю. Он очнулся, но уже ничего не помнил, даже собственного имени».

Девушка затаила дыхание, склонилась вперед, обняв руками колени, и впилась в рассказчицу глазами.

«Обычно в таких случаях все, что нужно человеку, — это привычное окружение. Воспоминания понемногу возвращаются сами. Но муж был на чужой земле, вокруг ничего знакомого. И все же в конце концов он исцелился. Догадываешься, что вернуло ему память?»

Имриен покачала головой.

«Запах печеного хлеба!»

Надежды девушки рухнули в мгновение ока. Сколько раз в темных казематах ее ноздри ловили ароматы булочек и караваев, доносящиеся из кухонь Башни Исс, — и никакого заметного действия, разве что рот переполнялся голодной слюной.

Кожаные шторы зашевелились. Сианад отправился на улицу вместе с Лиамом, перед уходом подмигнув Имриен:

— Мы по делам.

Не успели мужчины удалиться, опять зазвучал колокольчик: вернулась Муирна. Рыжеволосая девушка, не задерживаясь, прошла в кухню.

«Тебе пришлось многое испытать, — вновь заговорили руки Этлин. — Отдыхай, чувствуй себя как дома. Подготовка к путешествию потребует времени. Следует нанять охрану, закупить провизии, найти приличную повозку, а потом дождаться дорожного каравана — странствовать в одиночку становится все опаснее. Леса нынче уже не те. Неявных развелось ужасное множество».

«Разве нельзя отправиться на Летучем корабле?»

«Да, ты и вправду не знаешь этого мира! Торговые линии не берут пассажиров. Только титулованная знать позволяет себе странствовать по небу на птице-конях или покупает собственные Летучие судна. Но и они не берут пассажиров. Все, что тебе остается, — это земные дороги… Что же касается нежданных сокровищ — я пока не решила, как поступить с ними. Они многое изменят в нашей жизни. Надеюсь, в лучшую сторону… Кстати, если хочешь посмотреть на ларцы — они в безопасности, все три, в нашем тайнике под камином. Показать?»

«Нет. Я верю».

Входная дверь бесцеремонно распахнулась. Имриен поспешила скрыться в большой комнате от глаз очередного посетителя ведуньи. За столом сидел Диармид с распущенными по спине длинными волосами, а Муирна втирала коричневую пасту в его голову, закрашивая медно-рыжие корни.

Немного погодя Диармид отправился к себе в казармы. Лиам с дядей вернулись только к ужину, к уже накрытому столу. Теперь все разговоры вращались вокруг военных приготовлений в Намарре.

— Давненько же меня не было, столько пропустил! — восклицал Сианад. — Клянусь дымящимися костями Вождей, я и не догадывался, что все так серьезно! Неявные твари спешат со всех концов Эриса в намаррские бастионы, чтобы соединиться с выскочками-варварами, кто бы мог подумать… Я только не понимаю, белены, что ли, объелись эти сгораммас мятежники — на самого Короля-Императора замахиваются! И какие же могущественные маги на их стороне, что нежить сама к ним толпами валит? Поверить не могу, отродясь такого не было!

— Ты прав, дядя, странно все как-то. Но жителям Тарва не стоит ломать голову: не их это забота! — возразил Лиам. — Короли Эриса хранят верность Императору, каждый из них немедля пошлет свои рати на помощь Королевским легионам и дайнаннцам в случае надобности. Хотя я не верю, что до этого дойдет. Ну кто там взбунтовался? Жалкая кучка разбойников и нежити. Даю руку на отсечение, Дайнаннское Братство разберется с восставшими без постороннего вмешательства.

«Я не уверена, — нахмурилась его мать. — Чувствую, что за мятежом кроется нечто посерьезнее, чем полагает большинство. Более могучие силы».

— О чем ты, сестра?

Она пожала плечами и сложила руки на коленях.

— Дайнаннцам не мешало бы заняться этими ужасными небесными пиратами, — вмешалась Муирна. — Ты слышал, дядя Медведь? Не так давно возле Тарва напали на торговый клипер линии Кресни-Бойлач. Ограбили и разбили о скалы, просто жуть! Дозорный корабль нашел одного матроса по прозванию Сэндовер, тот висел на верхушке дерева. Аэронавт рассказал, где искать других уцелевших. Но пиратское судно скрылось без следа. Почему его до сих пор не найдут?

— Гм-м. Ну да, кошмар. Но с чего ты взяла, что все пираты конченые люди? — произнес Сианад, запинаясь. — Ты ведь их не знаешь, мало ли у кого какие причины…

— Ты что, дядя Медведь? Конечно, они все плохие! Разве можно сомневаться?

— Ладно, сейчас речь не об этом, — уклонился от ответа Сианад. — Тани, мятеж в Намарре принимает крутой оборот. Так, чего доброго, Жильварис Тарв лишится лучших мужчин и парней! Город кишит слухами: если темные силы будут продолжать в том же духе, жди нового рекрутского набора. У молодых уже сейчас головы кружатся. Каждый спит и видит себя в Каэрмелоре, в рядах дайнаннцев или, на худой конец, добровольцем Королевского легиона. И ведь даже не из-за денег! Разве ж это плата — курам на смех! Поговаривают, всадник в полном вооружении получает шиллинг за день, конный лучник — шесть пенсов, пеший лучник — три, копьеносец — вообще два. Нет, парни ищут славы, почета, острых ощущений, а кое-кто и мести. Все-таки немало жизней унесли неявные в последнее время.

— Дядя Медведь, а тебе-то что за дело, если все храбрецы разбегутся из Жильварис Тарв? — удивилась Муирна.

— Э-э… Ну, мы с Лиамом собирались в одну экспедицию, вот и искали сегодня помощников.

— Ты сказал — в экспедицию?

— Д-да… разведка… то бишь охота.

Племянница строго, испытующе посмотрела на него. Затем кивнула.

— Ясно.

Но Сианаду снова удалось выкрутиться:

— Послушай, Воробушек, пойдем завтра стрелять из лука во дворе? Помнишь, как дядя натаскивал тебя в прежние времена?

— Спасибо за предложение, конечно, помню. Только вот боюсь, как бы ученице не превзойти учителя. Пока тебя не было, я много чего усвоила и теперь целюсь гораздо лучше.

— Превзойти меня! — загоготал Сианад. — Бьюсь об заклад, что так оно и будет!

Этим вечером Имриен рано отправилась в постель. Но уснуть с непривычки не могла, все ворочалась и думала — то о предстоящем путешествии, то об опасной экспедиции своего товарища. Девушку также удивляло, куда это запропастилась Муирна. Этлин уже давно спала внизу, недалеко от входной двери, ведь больные навещали ведунью и по ночам. Сианад и Лиам храпели за перегородкой. Вчера Имриен слишком устала, чтобы обратить внимание, но сегодня заметила, что занимает кровать Муирны. Должно быть, рыжеволосой красавице неприятно делить постель с таким страшилищем.

Наконец дверь скрипнула. Гостья тут же прикинулась спящей. Никакого шороха простыней, ни звука. Имриен приоткрыла один глаз. Муирна лежала на полу, завернувшись в одеяло. Горькая обида желчью подступила к горлу несчастной девушки. Она спрыгнула с кровати, постучала по плечу хозяйки и указала ей на опустевшую постель, а сама взяла одеяло и улеглась в другом углу.

Гордость Муирны, кажется, была задета. Уж чем-чем, а гостеприимством эрты славились испокон веков.

— Это твоя постель. Ты гость. Ложись, пожалуйста.

«Кровать принадлежит тебе».

— Мне она без надобности.

«Мне тоже».

— Если ты ляжешь на полу, мама здорово на меня рассердится.

«Я ей не скажу».

Муирна одарила Имриен таким же тяжелым, суровым взглядом, каким до этого смотрела на Сианада.

— Ложись в постель, тогда я тоже лягу.

«Ладно».

Хозяйка легла на самом краю, свернулась в комочек и словно окаменела. Ночью разбушевалась шальная буря. Створки окна с грохотом распахнулись. Ромашки на подоконнике вспыхивали белым и желтым пламенем, будто мигающие звезды. Муирна даже не шевельнулась.

Несколько дней Сианад с племянником провели в хлопотах, готовясь к предстоящему походу за сокровищами и закупая все необходимое для странствия Имриен. Золото в ларцах незаметно таяло. Зато дом ведуньи был до отказа набит всякой всячиной, так что и повернуться стало негде.

Этлин с великим любопытством изучила плащ Сианада, сотканный из драгоценного паучьего шелка. Достав из-за подкладки полуистлевший голубой цветок Гайлледу, она удивилась еще больше.

«Он обладает могущественной силой».

Ведунья закатала увядшие остатки в ароматную смолу и отдала хрупкий стекловидный шарик брату.

— Цветочек на память? — усмехнулся Лиам.

Муирна вела себя с исключительной любезностью, но при всем желании не могла скрыть, как претит ей уродливый вид гостьи. Имриен, которая и так уже не смела показываться на люди, все больше тяготилась своей болезнью.

И вот как-то вечером Сианад решил поговорить с ней наедине.

— Я тут сегодня повстречал одного приятеля. Когда-то он был первым красильщиком в Тарве, старина Тарвон Кайден. Всегда ходит со своей гончей — такая бойкая белая псина… Теперь у него своя лавка на Веревочной улице. Живет, надо сказать, на широкую ногу и родных подмогой не обижает. А был-то гол, как осиновый кол. В те времена домишко Таврона стоял далеко на отшибе, на морской скале, там, где полно всякой нежити. Ходят слухи, парень потому и разбогател, что чем-то угодил одному явному. Вот как судьба оборачивается… Но мы отвлеклись. Знаешь, я этому другу доверяю, как родному, вот и спросил, а вдруг ему известно снадобье от ядовитого плюща? Ну, старина сначала поотпирался — боялся говорить, да я из него все вытянул. Надежда у нас есть. Здесь в Тарве живет очень сильный маг по прозванию Коргут Шакал. Цены, конечно, ломит — не мне тебе рассказывать, но и слава о нем идет по всему Эрису. Если верить молве, так Шакал чуть ли не могущественнее самого Саргота из Каэрмелора!

«Да, я тоже что-то слышала об этом чародее».

— Семья Коргута — одна из самых процветающих в городе. Еще с тех пор, как отец Коргута был мальчишкой и ухитрился раздобыть волшебные свирели. Где они сейчас, никто не знает. Шакал уверяет, что у него, однако ему не очень-то верят. Скорее всего загадочные инструменты вернулись к прежнему владельцу, кем бы он там ни был… Но предки нашего мага держали в страхе весь город, пока свирели находились у них. Никто не осмеливался им перечить.

При упоминании о чудесных инструментах радостный свет дня внезапно померк для девушки. Неясная тоска охватила все ее существо, словно заныла старая рана. Нечто притягательное и одновременно гадкое заключалось во всей этой истории… Но в какой именно? Ведь Имриен еще ничего не услышала. Девушка чувствовала, что не может не спросить.

«Откуда появились эти волшебные свирели? Где он взял их?» Голубые глаза Сианада затянулись поволокой, Рассказчик предался воспоминаниям…

— Отца мага звали Джеком, отсюда и «Шакал», просто звучит похоже, мне так кажется. Его семья крестьянствовала, а сам он пас овец. Джек уходил на холмы спозаранку, а мачеха давала ему в дорогу узелок с обедом. Да только еды там было все меньше и меньше. Бедняки они были, еле сводили концы с концами. И вот однажды мальчик получил такой маленький сверток, что и взглянуть-то не на что. Пастушок положил его рядом с собой, да и забыл вовсе. А тут, откуда ни возьмись, подходит седой и оборванный попрошайка, клянчит еды. Джек взял и отдал ему весь обед. Как же обрадовался этот нищий! А потом и спрашивает: «Что ты хочешь за свою любезность?» Тут парнишка смекнул, что старик-то не прост, поди, из явного рода или еще что. Но виду не подает, а скромно так, с улыбкой отвечает: «Ничего мне не надо. Разве маленькую дудочку, чтобы играть на потеху добрым людям». Тогда мнимый нищий протягивает ему свирель необычайной красоты, да не одну, а несколько, и говорит: «Смотри, они волшебные: заиграешь — все, кто окажется рядом, немедля пустятся в пляс и не перестанут, пока ты сам не позволишь».

Взял парнишка свирели и с тех пор не давал прохода ни мачехе, ни соседям своими проказами. Всех вокруг уморил, в чем только душа держалась. Однажды проезжал мимо странствующий купец, услышал музыку да так расплясался, что упал с повозки в грязь и чуть не до смерти ушибся.

Вызывают Джека на суд к самому шерифу. Приходит мальчик со своей бедной мачехой, приходит и судья. Набивается полный зал зрителей — всем интересно послушать, чем дело кончится. В зале разжигают камин: на улице зима и к тому же раннее утро.

«Вот парень, который причинил много бед честным жителям всей округи», — объявляет шериф.

«Как же это получилось?» — спрашивает судья. (Сианад воодушевился и стал изображать Историю в лицах.)

«Ваша честь, говорят, что он в сговоре с нежитью. И вот доказательство: малый раздобыл у них некие свирели, заставляющие порядочных людей скакать и плясать, пока те не выдохнутся».

Судья в недоумении смотрит на обвиняемого, видит невинно распахнутые глаза, ангельскую улыбку сорванца и, видимо, вспоминает собственную молодость — ведь и он когда-то был не без греха. Тогда страж закона с усмешкой заявляет, что не поверит ни одному слову из россказней шерифа, если сам не увидит этих свирелей и не услышит их пения.

«Помилуйте, ваша честь! — восклицает мачеха обвиняемого. — Умоляю вас, пусть не делает этого в моем присутствии!»

«Играй, Джек, — нетерпеливо повелевает судья. — Покажи-ка нам, на что ты способен».

Разгорячившийся Рассказчик ухмылялся до ушей, то и дело прыская в кулак.

— … Подносит парень свирель к губам, и весь зал точно с ума сходит. Все скачут и танцуют, словно у них состязание: кто кого перепрыгает да перепляшет! Одни сигают через скамьи, другие кувыркаются на столе, а третьи кидаются в самый огонь! Почтенный судья тоже не усидел — пошел вприсядку, да скоро отшиб обе ноги. Видит: дело-то нешуточное, кричит парню: «Во имя мира и милосердия, приказываю тебе прекратить!» А тот играет себе, где ж ему в таком гаме что-нибудь расслышать.

Надоело Джеку в суде — он за дверь и пошел по улице, а люди-то за ним. И вся толпа выделывает такие коленца, что только держись! Соседи услышат музыку — и тоже бегом на улицу плясать. Через заборы скачут, а догоняют! Которые в ту пору еще спали, тем совсем не повезло, так голышом и повыскакивали — да прямо в толчею. Все безумные, как в хмельном бреду, скачут и не смотрят, обо что ударятся. У кого ноги отнялись, прыгают на карачках, лишь бы танцевать!

«Хватит, перестань, Джек!» — взмолился судья.

На этот раз парень его расслышал. «Что ж, — говорит, — это можно. Пусть только жители города поклянутся не делать мне никакого зла до конца моих дней!»

И вот жители, сколько их там было, дали зарок перед лицом судьи: ничем не обижать парнишку, помогать ему и всеми силами бороться с недругами Джека, когда тот ни попросит. Довольный пастушок помахал им на прощание и, весело насвистывая под нос, пошел домой. С тех пор жизнь мальчишки пошла в гору: весь Жильварис Тарв трепетал при звуке его имени! Джек вырос, добился приличного положения и скопил много богатств, которые и оставил после смерти своему сыну Коргуту…

Сианад нахмурился и почесал подбородок.

— Как, бишь, их называли, эти тачи дудочки? А, верно — Леантайннские, или Влекущие Свирели. Вот только их давно уже никто не видел. И не слышал.

Словно ледяной сквозняк ворвался в комнату. Имриен передернуло. А рассказчик, ничего не замечая, продолжал:

— Ну так вот, шерна. Первым делом, ничего не говори Этлин — она терпеть не может магов! Не будем расстраивать сестренку. Во-вторых, угадай, чем Большой Медведь занимался после разговора с Тавроном? Не такой уж я бездельник — между прочим, успел наведаться к самому Коргуту во дворец. Да-да, во дворец, это тебе не шуточки! Правда, дальше ворот меня не пустили. Стражники сказали, что великий маг слишком занят, посетителей у него — на месяцы вперед! Но я не растерялся, отстегнул ребятам кое-что — и у великого мага сразу появилось время. Теперь он примет нас через два дня. Когда эти парни назвали цену, у меня аж волосы дыбом встали! Да ничего, нам с тобой это пара пустяков. Ты только представь, Имриен, если Коргут поможет, вообще не придется никуда ехать. Останешься здесь, под присмотром Этлин, преспокойно дождешься меня. Вернусь — отстрою тебе роскошный дворец. Будешь как сыр в масле кататься. С такими деньгами, с новым лицом — знатная невеста, всем на зависть! Чего еще девице надо? Ну, что скажешь, шерна? Согласна попробовать?

Сианад весь светился от восторга. Страхи девушки улетучились в одно мгновение, радость друга передалась и ей.

«Да! Да!»

Имриен готова была расцеловать его колючий ежик рыжих усов, да и всего эрта с головы до ног. Но вспомнила о своей наружности — и не решилась оскорбить его чувства.

Поход к магу требовал подготовки. Сианад вызвал на дом лучшего портного, чтобы заказать одежду для Имриен. К тому времени уже вся семья щеголяла в подарках дяди Медведя. Рисковать не стали — для примерки к портному вышла Муирна.

— Так чего именно вы желаете, дорогая? — вопрошал мастер, не сводя глаз с очаровательной клиентки. — Вечерний наряд? Должно быть, бальное платье? По финварнской моде, я полагаю?

— Что-нибудь… э-э… простенькое, но милое, — осмелилась наконец Муирна.

— Два платья для этой женщины и четыре для девицы, и еще два подлиннее, чтоб можно было носить с высокими каблуками, — заявил Сианад, забыв о торжественном обете не вмешиваться в женские дела. — Наряд на каждый день. Фасон попроще, ткани побогаче. Мода — естественно, финварнская, а ты как думал, сгоррама? Давай снимай мерки и пошевеливайся. Чтоб все исполнил в лучшем виде, а нет — смотри, на такую работу охотников и без тебя достаточно!

Сам Большой Медведь и его племянник давно облачились в традиционные костюмы своей родины: сапоги из овечьей кожи, крест-накрест зашнурованные от лодыжек до колен; телячьи камзолы, расшитые медными чешуйками; кожаные килты, увесистые крученые цепочки из золота и, наконец, тяжелые плащи из медвежьих шкур, что было уж совсем не по погоде. На головах эртов сияли шлемы с открытыми забралами, имеющие вид животных. Дядя выбрал медведя, Лиам — оскалившегося пса.

Прошел слух, что Этлин одарила монетами несколько неимущих семей — и тут же к двери ведуньи цепочкой потянулись попрошайки. Жители Бергамотовой улицы начали яростно судачить. Чтобы заткнуть на время рты, Сианад распустил сплетню о том, что таинственная леди, поселившаяся в доме Этлин, — ее щедрая кузина, у которой денег куры не клюют.

Этлин вздыхала: «Наши соседи бедны: они не простят нам такого быстрого взлета. Если станет совсем невмоготу, придется подумать о переезде».

В Имриен словно вдохнули новую жизнь. Так долго ее обезображенное лицо не вызывало ничего, кроме неприязни и насмешек — неужели все переменится? Скорее бы! Девушка потеряла покой, возбужденно расхаживая по дому. С ненасытной жадностью вглядывалась она в чужие лица. Это так просто: надо выглядеть как все, тогда к ней потянутся, возможно, с ней будут даже дружить. Как страстно желала этого Имриен! Приходили, конечно, и сомнения. Как выглядит ее настоящее лицо? Красиво, так себе или ужасно? Что, если только часть опухолей поддается лечению?

Девушку лихорадило, она чуть не заболела от волнения, считая часы до встречи с магом. Два дня превратились в два нескончаемых года.

Сианад нанял повозку с кучером. Когда колеса кареты застучали по булыжной мостовой Бергамотовой улицы, все соседи, как один, высунулись в окна посмотреть на диковину. Прохожие вжимались в стены, протискивались бочком, минуя повозку на узенькой кривой дороге, и кляли колымагу на чем свет стоит. При появлении великана-эрта завистники отпрянули от окошек, а пешеходы проворно ретировались. Сианад посадил в экипаж прекрасно одетую леди с опущенным на лицо капюшоном, а сам занял место позади. Карета с грохотом тронулась.

— Ну, теперь мы совсем как лорды и леди! — ликовал Сианад.

«Полно, неужели это я? — боялась поверить Имриен. — Может, это все-таки сладкая греза: я еду в повозке, на мне шелковое платье цвета нежнейших фиалок, парчовая накидка, расшитая узором цветущих садов. Вот сейчас я пробужусь в Башне Исс, на пятом этаже для слуг, в кладовке для мыла… Но если все так, как кажется, — лишь бы только маг мне помог!»

Дурное предчувствие заставило живот Имриен похолодеть и обратиться в камень. Девушка решила отвлечься и выглянула на улицу через окошко, не снимая богато расшитого капюшона.

Осеннее утро усеяло жемчужными каплями небесный свод, что раскинулся над лесом крыш. Черным мотыльком промелькнул в облаках силуэт Всадника Бури, прибывшего в Башню Десятого Дома. Улицы являли взгляду такое пестрое смешение сценок из городской жизни, что глаза с непривычки разбегались. Толпы людей в невиданных одеяниях сновали туда-сюда. Вот спешат по делам простые ремесленники в суконных камзолах; вот степенно шагают, о чем-то беседуя, купцы в широкополых шляпах; вот эрты в клетчатых килтах, с медными гривами и усами, в которых запутались солнечные зайчики. Моряки в закатанных по колено штанах и повязанных наискось полосатых косынках ссорятся, задирая «лимонников» — аэронавтов с торгового судна. Кто-то провел на цепи ручного медведя.

Но самое неизгладимое впечатление произвели на Имриен мужчины с жестокими лицами, когтями на латных перчатках и воротниками из железных пластин, расходящихся вроде веера. Тела великанов покрывали живописные татуировки в виде извивающихся чудищ. Некоторые мужчины носили полосатые косынки с концами, свисающими до плеч, головы других венчали высокие крылатые шлемы.

— Ребята из Намарры, — пояснил Сианад. — Злодеи и преступники, как пить дать.

Вскоре повозка миновала бедную часть города. Менялась архитектура, менялись и люди. Кузнецы, котельщики, ткачи, дубильщики, плотники и сапожники уступили хозяевам постоялых дворов, торговцам рыбой и фруктами, а тех потеснили ювелиры, продавцы пряностей и дорогих тканей. Цветистые шелка и атлас раздувались на ветру и снова опадали, как будто бриз развлекался, перебрасывая знойную радугу с ладони на ладонь. Вдоль дороги тянулись ряды развесистых старцев-эвкалиптов, щедро усеянных бархатистыми алыми цветами.

Пешеходы попадались на глаза все реже, экипажи — все чаще. Мимо проехал маг в белоснежных одеждах и остроконечной шляпе. По улице прогуливался странствующий менестрель; за спиной у него качалась лютня, в правое плечо вцепился тонкими пальцами капуцин. Бряцая шпорами и оружием, прогрохотала по мостовой свита какого-то важного господина — группа высокомерно держащихся всадников в кольчугах и пышных рыцарских плащах. Щегольски одетые прохожие проворно попятились, дабы конские копыта не забрызгали грязью их пестрые платья по колено и длиннополые плащи с восьмидюймовыми разрезами по краям. Крикливо разукрашенные капюшоны мужчин были до смешного вытянуты и заужены, так что их концы приходилось перекидывать через плечо, где они и болтались подобно уснувшим змеям.

Из повозки вышла юная леди в длинном платье, грациозно облегающем талию; нижние рукава девушки украшали ряды крохотных блестящих пуговок от локтя до запястья, с верхних рукавов свисали пушистые перья; гладкокрашеную ткань платья обвивали широкие ленты узорчатой вышивки. Дамы постарше одевались почти так же, как и молодежь, только на головах вместо басок и вуалей они носили сияющие туманности: вытянутые закругленные футляры из проволоки, прикрывающие лоб и опускающиеся к подбородку по обе стороны от лица; через особые отверстия по бокам струились волосы, концы которых опутывали специальные сеточки. Чаще всего локоны были черными, иногда — каштановыми.

Навстречу проехала отборная упряжка; из окна повозки печально смотрела вдова в траурной маске из черного шелка. Мимо прошел мужчина, на локте которого капризно повисла жеманная леди, хныча и беспрестанно нюхая серебристый ароматический шарик — средство против заразы…

Вдруг словно молния ударила Имриен. С отчаянно бьющимся сердцем она рванула задвижку дверцы и, когда та не поддалась, начала бешено трясти ее. Огромная ладонь Сианада легла на щеколду, не давая ей открыться.

— Эй, потише… Кучер, стой! Что с тобой, шерна, скажи мне!

Имриен схватила в горсть свои локоны и затрясла ими перед лицом друга.

«Золото. Леди с золотыми волосами».

Эрт выглянул наружу, проводил взглядом богатую девицу с льющимися по спине пышными кудрями цвета бархатцев.

— А, ну да, золото. Но не талифское, если ты об этом. Приглядись повнимательнее: у корней локоны совсем другого оттенка. Нынче модно красить волосы в желтый и черный цвета, примазываться к талифам или феоркайндцам. Но уж точно не в рыжий: эртов они считают ниже себя, сгоррамы! Да и наш Диармид туда же — выкрасился, лишь бы не выделяться среди товарищей по службе. Все это враки, сплошное притворство, скажу я тебе. В Жильварис Тарв парики и краска стали выгодным делом, потому блондинок здесь хоть пруд пруди, а настоящих талифов ни одного. Ни одного, я проверял — наводил тут справки для тебя.

Расстроенная Имриен откинулась на спинку сиденья и отвернулась от окна. Повозка тронулась дальше. Очутившись в самой роскошной части города, кучер остановил лошадь у высокой стены с бронзовыми воротами, на стойках которых пригнулись, будто готовясь к прыжку, обсидиановые шакалы. Сианад немного пообщался со стражниками, после чего одна створка ворот распахнулась, пропуская посетителей.

Широкую мощеную дорогу окаймляли стройные кипарисы и колонны, обвитые драконами из яшмы и увенчанные все теми же оскаленными шакалами. И вот наконец путники достигли парадной лестницы. Перед ними возвышался дворец великого мага.

Дворецкий провел эрта и девушку по долгой галерее чертогов с высокими сводами, отражающими звуки шагов. Мраморные двери были отполированы до зеркального блеска. Кругом стояли стражники Коргута в черно-белых ливреях.