Судно отвязали и спустили на воду. Диармид сейчас же схватился за весла и принялся грести так яростно, будто вода — его злейший враг, которого следует проучить на всю жизнь. Уже через минуту эрт взмок бы от пота, если б мокрая одежда и так не липла к спине. Имриен бросала долгие взгляды на дайнаннца, который стоял у руля — спокойный, прямой как струна — и обводил соколиным взором окрестности. Торну почти не приходилось править судном. Время от времени он негромко говорил гребцу:

— Возьми немного влево… Так держать… Справа по борту — коряга…

С небес легко, словно дуновение ветра, спланировал Эррантри. Опустившись на нос лодки, он вцепился чешуйчатыми пальцами в резную жабу, раскинул на миг свои мощные крылья и тут же сложил их. Суденышко чуть покачнулось и продолжало рассекать воды Мирринора, оставляя за собой серебристый клин разбегающихся гребней.

Вот в вышине пролетел с криками похожий клин диких гусей, и лодка заплыла в зеленый лабиринт между лесистыми островками. Крохотная ряска с тоненькими плавучими корнями покрывала глади спокойных заводей сложным узором. По берегам мраморными колоннами высились мятные деревья. Сквозь долгие складки бледной коры пробивались наружу раскидистые папоротники. Листья ив летели в воду обрывками старинного пожелтевшего пергамента. Сине-золотые стрекозы носились над латунными бутонами кувшинок. Юные крылатые жабы немного поиграли в чехарду, следуя за лодкой, носящей их имя, но эта игра им быстро наскучила.

Время от времени деревья расступались, и взглядам путников открывался потрясающий вид. Бескрайние зеркала, а может быть, окна в перевернутый мир, являли те же пышные облака, что плыли высоко над головой, и черных лебедей невозможно было отличить от их грациозных двойников. Девушка склонилась над волнами и коснулась воды пальцем. Волшебная красота этих мест заставила сжаться ее сердце до боли: все прекрасное в мире принадлежит Торну! Куда бы она ни посмотрела, везде он, и ничего другого.

Потом грести взялся дайнаннец, а Диармид застыл у руля, готовясь давать необходимые советы. Торн оказался так близко к Имриен, достаточно было протянуть руку… Чтобы отвлечься, девушка старательно глядела в сторону, вспоминая их плавание на плоту с Сианадом. Весла двигались ритмично и почти без единого всплеска.

Прошло несколько кратких мгновений, а сердце Имриен успело совершить много-много ударов, прежде чем она увидела в невообразимой глубине Затонувший Город. Из темноты вырисовывались башни, дома и колокольни. Девушке почудился печальный звон, восходящий из пучины к небесам города, где малой птицей парила зеленая лодочка.

Воздух был тих и покоен, гладь воды не нарушалась ни единой морщинкой. Девушка решилась попросить весла: она не желала стать беспомощной обузой для мужчин. К тому же, подумала Имриен, лучше Торну сидеть за спиной, иначе он прочтет в ее глазах слишком много. А разве можно бесконечно подвергать испытаниям доброту?

Диармида возмутила сама мысль: как это девица займется мужским делом? Ни за что на свете! Разве кто-то сомневается в его собственных способностях? Но Торн решительно возразил:

— Пусть леди сядет на весла, если хочет.

Поначалу у нее ничего не получалось, однако едкие косые взгляды эрта окончательно утвердили Имриен в ее намерении. Понемногу она овладела искусством гребли, и суденышко задвигалось хотя и медленно, но все же по прямой. На поверхности воды суетились насекомые-долгоножки. Невидимые лягушки начинали вечерний концерт, напомнив девушке тех жаб, что якобы улучшали качество бочкового вина в погребах Башни Исс. В узких, поросших тростником заливах качались на камышовых плотах связки молочно-белых полупрозрачных яиц, каждое величиной с дыню.

Солнце потихоньку клонилось к западу. В кустах насвистывали кулики. Эррантри с шумом вспорхнул с места и взмыл в небо. Стая лебедей, прилетевших с юга, плавно опустилась на озеро; птицы вразвалочку выбрались на берег, отряхиваясь от воды. Сквозь густую осоку путники смутно видели, как они сбросили оперенье, и вот уже стайка прелестных девушек с темными волосами, заливаясь сладкозвучным смехом, убежала в лес.

— Смертным тоже пора устраиваться на ночлег, — промолвил дайнаннец. — Если леди Имриен считает, что на сегодня мозолей достаточно, может быть, я все-таки продолжу грести? Капитан, оставайтесь на носу. Держим курс к тому скалистому берегу, острову Финдрелас.

Девушка вставила весла в уключины и поменялась с ним местами. Лодку качнуло, и Торн подхватил девушку за талию крепкой, как сталь, рукой. Имриен залилась краской. Странно: какой бы стороной девушка ни поворачивалась к дайнаннцу, та всегда горела, в то время как другая половина лица оставалась холодной, точно лед. Неужели один человек может стать пламенем для другого?

Зубчатый утес Финдрелас, к северному берегу которого причалил «Водяной Попрыгунчик», выглядел самым крупным среди своих соседей. Торн тщательно привязал суденышко к стволу мятного дерева.

— Надеюсь, утром мы найдем лодку на месте. Здесь полным-полно воришек, на суше и в воде.

— Почему бы не усложнить им задачу? — предложил Диармид. — Вытащим «Попрыгунчика» на берег и спрячем в кустах.

— Лодка вроде нашей не может так долго без воды: к рассвету она рассохнется и непременно даст течь.

— Ладно, по правде сказать, я не очень силен в этих премудростях, но кое-что посоветовать в силах. Не следует разбивать лагерь слишком близко от воды: кругом плоты с яйцами заразных сулисид. В сумерках сюда налетит столько тварей, что мало не покажется.

— Ты совершенно прав, — кивнул дайнаннец, — только вот в чем загвоздка: мы в Мирриноре, а здесь любое место слишком близко от воды.

И он легко зашагал вперед по мозаичному настилу из листьев, окрашенных в ярчайшие оттенки охры, меди, терракоты и бронзы. Мимоходом Торн срывал съедобные колоски, целебные цветы и травы, прятал их в мешочки на поясе и разъяснял попутчикам назначение каждого из растений.

Заночевать решили на пологом склоне. Вокруг шелестели золотистые тополя, и к извилистым корням болотных кипарисов жаркими искрами осени опадала рдяная листва.

Чуть поодаль деревья раздвигались, открывая вид на просторное озеро, обрамленное камышом и зелеными клинками водяных мечей. Хрустальную гладь усеивали белые, розовые и голубые лилии, между ними распростерлись блестящие озерные папоротники с тонкой багряной каймой.

— Ужин ждет нас там. — Торн махнул рукой в сторону озера и принялся стаскивать мундир. — Вначале соберем луковицы кувшинок, корни камыша и семена седача.

— Женская работа! — фыркнул Диармид. — Одолжи мне лук, и я настреляю дичи.

— Если под «женской работой» ты имеешь в виду легкое и неопасное занятие, то весьма заблуждаешься, — возразил дайнаннец. — Эти глубины только на первый взгляд такие безобидные.

— Водяных тварей я не боюсь.

— Хорошо, на кого же ты будешь охотиться? Нежить несъедобна.

— В Мирриноре обитает и лорральная дичь.

— Единственная стоящая дичь — это олени, а их здесь не найти.

— Когда мы высаживались, я заприметил семейку выдр. Говорят, из них выходит отменное рагу.

— Выдры? — переспросил Торн. — В таком случае не смею задерживать.

Он вручил Диармиду лук и стрелы. Дайнаннец усмехнулся, но его обычно жизнерадостный взгляд обжег эрта внезапным пугающим холодом; хотя то был не гнев, а скорее вызов. Диармид засомневался.

— Как-то некрасиво оставлять вас без оружия на милость неявных.

— Не беспокойся, приятель: я и так с ними справлюсь.

— А девушка?

— У меня же две руки.

Глаза Торна оставались ледяными и колючими. Эрт вернул ему оружие и отвел взгляд.

— Завтра поохочусь.

— Как будет угодно.

Скинув рубашку и обувь, дайнаннец влез по пояс в озеро. Эти великолепные руки и плечи цвета густого меда казались вырезанными из гладкого дерева. Полночный ливень волос почти касался воды. Глядя, как четверолистники седача плавно огибают могучий торс, Имриен вдруг содрогнулась от ужаса: ей показалось, что по озеру бредет неявное существо, обратившееся прекрасным мужчиной, который завлекает бедных девушек в пучину и топит их, опутав длинными крепкими водорослями. Тут эрт нырнул вслед за дайнаннцем. Оставив спутников готовить пиршество, Имриен пошла за дровами, прихватив топорик Торна.

После долгих упражнений в гребле намозоленные руки с непривычки ныли. Девушка носила хворост в ведерке для вычерпывания воды, взятом с «Попрыгунчика» — так получалось быстрее. Самым краешком зрения Имриен уловила нечто совершенно поразительное в этих глухих краях: из-за тополей на берег легкой поступью вышла белая корова! Маленькая, дружелюбная и такая прелестная, с круглыми ушами.

Девушка продолжала рубить ветки стальным топориком, притворяясь, будто ничего не заметила. Существо медленно приблизилось и встало, укоризненно глядя на нее большими влажными глазами. Разбухшее вымя коровы чуть ли не волочилось по траве. Швырнуть в нее ведерком и удрать! — подумала Имриен.

Тут появились Торн с Диармидом.

— Не заставляй ее слишком долго ждать дойки, — улыбнулся дайнаннец, опуская на землю бугристый узел из собственной рубашки. — Видишь, как она устала.

«Явная?»

— Это Гворрет Энуун. У ее молока необыкновенный вкус.

Имриен положила топорик и опорожнила ведро. Круглоухая коровка сама подошла к ней и послушно встала, выжидая. Девушка уже доила коз в Башне Исс, разница оказалась невелика. Сливочно-белые струи с легкостью захлестали в ведерко, и в мгновение ока оно наполнилось до краев. Имриен нежно потрепала существо по шее.

На высоком скалистом уступе появилась длинная фигура в зеленых одеждах, и в сумеречной тишине раздался ясный громкий голос, который напевал:

Приди, золотая телица!

Остророгая озерная телица

И безрогий Долин!

Придите, возвратитесь!

Белое создание встрепенулось, навострило уши и потрусило на зов хозяйки. А песенка все звенела над озером. На берег со всех сторон стали выходить коровки, бычки и телята. Зеленая леди собрала их, выстроила рядами и повела за собой в темную пучину вод. И только желтые кувшинки сбились кучками там, где исчезло таинственное стадо.

Диармид словно пришел в себя после тяжелого сна, тряхнул головой и снова принялся растирать сухие палочки: теперь он добывал огонь только этим дайнаннским способом, не пользуясь трутницей. Когда в хворосте замерцали крохотные язычки пламени, эрт осторожно подул на них, и те ожили, набрали силу.

— Если молва не врет, — говорил он между сильными вдохами, — в жилах финварнского скота течет кровь эльфийских коров.

Торн снова исчез, но вскоре вернулся, распевая мягким полнозвучным голосом:

Это летняя ночь и мерцанье луны,

Это отблески звезд, это шепот волны,

Это возгласы, смех, это блики костра,

Это танец для тех, чья поступь быстра.

Пляски на траве, да! Пляски на траве!

Это голос, взлетающий к куполу неба

— Это песня сплела быль и чудную небыль.

Остановит тебя этот дивный мотив,

И заставит сквозь лес на огонь он брести.

Пение в лесу, да! Пение в лесу!

— Песенка, разумеется, не ахти, — весело заключил дайнаннец, — ни один мало-мальски уважающий себя бард не сознался бы в авторстве. Но ничего, пусть поэзия хромает, зато чувства — хоть отбавляй!

Положив у костра охапку съедобных растений, Торн обронил девушке на колени маленький благоухающий цветочек. Куда только девался голод, что терзал Имриен с самого рассвета? Как это часто бывает с влюбленными безумцами, девушка позабыла обо всех дневных мучениях. Разве что плечи немного побаливали да лопнувшие волдыри стягивали кожу ладоней.

— Луковицы кувшинок и корни камыша обычно пекут в углях, — пояснил дайнаннец, присаживаясь к огню. — Семечки дикого имбиря можно есть сырыми, они довольно сладкие. А вот семена седача не так приятны на вкус. Если не приготовить их должным образом, они лишь усиливают голод.

— Не знал, что корни водяного ириса тоже едят! — удивился эрт.

Торн ссыпал луковицы в мешочек.

— Нет, это для других целей.

Друзья напились пенистого парного молока, передавая по кругу охотничий рог Торна в серебряной оправе.

— Я рад, что до сих пор использовал его в походе только для ягод и питья, — заметил дайнаннец.

После долгого отсутствия возвратился Эррантри. Теперь ястреб ежеминутно пикировал в траву, охотясь за сверчками. Не обращая внимания на пернатого хищника, его хозяин крошил ножом листья звездной боронии.

— Замочите их и промойте ссадины, — обратился он к спутникам. — Отличное снадобье. Волдыри скорее заживут от мази из пепла белолиста, замешанной на воде. Комаров и прочих кровососов отгоняет дым квандиона. Непременно киньте листья в костер, когда заслышите скулеж Заразных. Ночи сейчас прохладные, не для сулисид, однако если твари учуют человеческое дыхание — прилетят, несмотря ни на что.

Тьма сгущалась. Ястреб сидел на ветке и лакомился кем-то вроде крысы. Уютно потрескивал костер. Имриен выгребала из углей печеную еду, когда из мрака донесся яростный рев. Звук повторился три раза. Диармид пристально вглядывался в ночную мглу, нащупывая в траве лук и стрелы.

— Это всего лишь птицы бобри, — успокоил его Торн.

— А, те самые. С ними я уже встречался — охотятся только на домашний скот. Интересно, что им здесь надо? Или они и неявных коров едят?

— Или просто летят мимо.

Тоскливые одинокие вскрики постепенно умолкли.

После ужина Имриен и Диармид смазали раны теми снадобьями, что приготовил для них дайнаннец — сам-то он, конечно, не нуждался ни в каком лечении.

— Эррантри — лучший ночной страж, — сказал Торн. — Разбудит нас при малейшей опасности.

— Сви-свит, сви-свит! — откликнулся ястреб, распушил хвост, почесался когтем и спрятал одну лапу в теплые перья на брюшке.

Путники подкормили костер дровами и легли спать.

Ночь выдалась ясная. Лягушки выводили звонкие рулады по всему Мирринору. Имриен смотрела на небо. Ей было не до сна. Близость дайнаннца — воплощения мужской красоты и силы — невыносимо терзала девушку.

Над головой раскинулся бесконечный океан иных миров, где светили иные солнца и луны. «Уйле» — так называл Сианад это безбрежное Все, в котором детской люлькой качалась маленькая Айя. Великий Лебедь благосклонно распростер крылья над Эрисом. В ночи мерцали мириады звезд, и мириады лягушек хором воздавали им хвалу. Небеса склонились так низко, что Имриен могла бы дотронуться до них или упасть в эту манящую пучину и навеки утонуть в ней.

Внезапно визг сулисиды заставил девушку подскочить на месте. Эррантри предупреждающе свистнул и сердито разразился пронзительным клекотом. Огонь все еще горел. Имриен швырнула туда охапку листьев, и воздух наполнился едким голубоватым дымом. Заразная была совсем близко; остальные слетались на ее клич.

Получеловеческий вид этих тварей внушал суеверный ужас. Их изящные хрупкие ножки неправдоподобно извивались, будучи в два раза длиннее, чем у любой танцовщицы, но тоньше мужского большого пальца, а ручки с крохотными ладонями казались бледными цветочными тычинками. Такие по-детски наивные с виду, сулисиды отличались изощренностью и коварством. Им ничего не стоило напасть на спящего смертного и незаметно ввести под кожу свое жало. Высасывая кровь, существа одновременно заражали человека лихорадкой, чесоточным зудом и паразитическими червяками, что означало для несчастного верную мучительную погибель. Лишенные всяких человеческих чувств, сулисиды представлялись неумолимыми, не знающими устали машинами смерти. Одно это сводило многих жертв с ума, не говоря уже о непрекращающемся, разрывающем уши визге. Голубой дым отпугивал сулисид, но добыча влекла их, заставляя возвращаться вновь и вновь. Стая тварей росла на глазах.

— Они почуяли кровь и не отстанут, пока не напьются! — вскричал Диармид. — Нам всем конец!

— Листьев должно хватить до утра, — сказал Торн.

«Может быть, бриз унесет этих кровососов?» — с надеждой спросила Имриен.

— Здесь когда-нибудь дует ветер? — буркнул эрт.

— Очень редко… — начал было дайнаннец, но тут воздух и впрямь заколыхался. Робкий ветерок усилился, сбил заразных в одну стаю, а потом разогнал в стороны. Сулисиды отчаянно замахали слабыми крыльями, но вихрь подхватил их и унес вдаль, всех до единой. И снова все стихло.

— Они еще вернутся, — покачал головой Торн.

Попутчики дайнаннца свернулись клубочками у костра и попытались уснуть. Девушка изредка погружалась в тяжелую дрему; ее глаза беспрестанно распахивались и видели одну и ту же картину: белое сияние далеких звезд, что сетью раскинулись от края до края неба — и на их фоне статную черную фигуру дайнаннца, который спокойно и неусыпно стоял на страже.

Иногда Имриен украдкой любовалась на него из-под ресниц. Описать гармонию безжизненной статуи можно с помощью линейки и арифметики, размышляла девушка. Но Торн — это неукротимая стихия, которой неведомы законы и доводы рассудка. Не разложить на части, не пришпилить к бумаге красоту бурлящего океана, неприступного утеса в клочьях седых облаков, загадочное сияние звезд…

Эррантри еще не раз возвещал о приближении Заразных, и дайнаннец отгонял кровопийц голубым дымом. На заре ветерок развеял пепел последних листьев квандиона. И заодно сдул последних мерзких тварей.

В чжухта, когда над миром разливалось жидкое предрассветное марево, девушка пробудилась и подняла голову. Белесая дымка клубилась над гладью озера, извивалась меж высоких мятных деревьев и золотисто-коричневых тополей и оседала на листьях мельчайшими капельками. Казалось, будто лес парит в воздухе, вырастая прямо из облаков. Еще немного — и далеко на востоке алое солнце вынырнет из утренних туманов, окрасит осенние деревья розовой позолотой. Ястреб хрипло приветствовал светило. Торн был уже на ногах. Интересно, а спит ли он вообще? Диармид заворочался, пробуждаясь.

Неожиданно вблизи раздался страшный шум: сквозь тополиные заросли с треском продиралось нечто громадное. Из-за кустов вытянулась трехфутовая шея, увенчанная головой цапли с тяжелым крючковатым клювом. Тварь выбралась на опушку, чертя по земле острыми когтями перепончатых лап, и оглушительно заревела. Два маленьких белых существа выскочили из рощи и заметались на открытом пространстве. В мгновение ока дайнаннец выхватил свой лук и натянул тетиву. Запела стрела, ей вослед другая — и на ковре опавшей листвы закувыркались два зайца с пронзенными сердцами. Бобри с рычанием отступила к воде.

Торн подобрал добычу и швырнул на землю у костра. Наступая обутой ногой на еще теплые тела, бьющиеся в судорогах, дайнаннец вытащил стрелы.

— Вот вам и мясо к завтраку. Они были обречены. Если бы не я, тварь бы все равно их убила.

Диармид едва оправился от изумления.

— Я думал, вы не охотитесь на зайцев, сэр Длинный Лук.

— Нет, и не собираюсь.

— А это что же, неявные?

— Полагаешь, я не вижу разницы? То была совсем не охота.

Торн отправился к озеру, где цвели кувшинки, омыть стрелы от крови. Эрт повернулся к Имриен.

— Ты умеешь снимать шкуру?

Девушка решительно покачала головой. Кто хочет мяса — тот пусть его и разделывает. Роль поварихи не для нее, тут уж увольте.

Лодка ждала их в укрытии, опутанная за ночь блестящей липкой паутиной. Когда путники отчалили от берега, Диармид заметил, что того острова, где вчера отдыхали девы-лебедушки, больше нет — одно лишь гладкое зеркало воды.

— В Мирриноре уйма плавучих островов, — пожал плечами Торн. — Наш Финдрелас по крайней мере пустил крепкие корни в озерное дно.

Первым взял весла эрт. Нынче его руки перевязывали широкие полосы ткани, отрезанные от нижних юбок Имриен.

По пути изредка попадались мосты самых разных форм: солидные замшелые сооружения из камня, шаткие деревянные понтоны и просто сплетенные бечевки, подвешенные между стволами на двух берегах.

— Люди всегда избегали этих краев, — рассказывал Торн, — а в последнее время совсем их покинули. Стоячая вода слишком притягательна для всяких тварей. Каменным мостам уже сотни лет, а все прочее строили не смертные.

Над поверхностью озера показалась лошадиная голова с ленточками водорослей в гриве. С минуту существо наблюдало за путниками, затем поплыло к южному берегу. Там оно выбралось на сушу, скрылось в чаще и — нате вам! — на берег вышел оборванный мужичок разбойничьего вида.

Потом люди спугнули стайку резвящихся тварей, похожих на голых человечков ростом не выше двенадцати дюймов. Существа ныряли с листьев кувшинок и хохотали, но, завидев смертных, бросились врассыпную, притворно повизгивая от ужаса.

Днем поморосил дождичек, и в небесах раскинулась нежная разноцветная радуга. К вечеру озеро затянул сонный, бледный туман. До слуха путников теперь доносились обрывки заунывной мелодии. Дымка слегка рассеялась, и смутная тень впереди приняла очертания ладьи, которая плавно скользила по воде без помощи паруса или весел, оставляя за собой длинные мерцающие борозды. Складки серебряной парчи ниспадали с обоих бортов и развевались у самой воды. В лодке лежал витязь в доспехах лунного цвета. Руки его были сложены на груди, а забрало шлема откинуто. Опущенные ресницы резко темнели на меловом лице. На носу ладьи недвижно стояла сгорбленная фигура.

Пелена вечернего тумана поглотила и лодку, и плывших на ней. Вскоре и печальная мелодия, что лилась прямо к сердцу, растаяла в вечном безмолвии Зеркальных Вод.

Наконец Диармид нарушил молчание.

— Клянусь небом, что это мы видели?

— Ан Вата Сайдеа Ван, — отвечал Торн. — Ладья Бледного Витязя.

Эрт озадаченно нахмурился. А дайнаннец прибавил:

— Ей суждено бесконечное плавание по недвижным просторам Мирринора.

— Этот витязь был когда-то человеком?

— Нет.

— А тот, кто стоял у руля?

— Тоже нет.

За бортом тихо журчала вода. Помолчав, Диармид спросил:

— Сколько времени потребуется, чтобы выйти из этих мест?

— Дней десять. Возможно, одиннадцать.

Шли дни. «Попрыгунчик» плыл себе дальше средь изумительных «лугов», усеянных лилиями и золотыми чашами калужниц. Порой берега островов почти смыкались, и лодка скользила в зарослях ивняка, ольхи, казуарин и тополей. В кронах на все голоса распевали птицы. Пару раз путники видели гордых, высокомерных рысей, которые спускались к озеру на водопой, выдр и усердных трудяг-бобров.

Ночами вокруг костра мерцали сквозь туман зеленоватые вспышки, окруженные тусклыми ореолами. Мгла курилась, изредка обнажая черные воды, а то и вовсе таяла, и тогда путники любовались бархатной мантией неба, богато расшитого жемчужинами звезд.

Диармид все чаще вспоминал Муирну, пытаясь хотя бы таким образом вернуть сестру. Она жива и невредима, убеждал себя эрт, она обязательно отыщется, надо лишь немного подождать…

Заразные сулисиды не оставляли смертных в покое, каждую ночь слетаясь на теплое человечье дыхание. Они парили над самым костром и кровожадно выли. Одна из лукавых тварей чуть не подобралась к Диармиду. К счастью, Эррантри заверещал, разбудил эрта, и тот успел полоснуть сулисиду кинжалом. Хрупкое существо пало на землю, и Диармид добил его камнем. Труп тут же растекся, превратившись в ничто; остался лишь расплывчатый рисунок с багровым пятном посередине. Прочие твари все также назойливо скулили, не обращая никакого внимания на происшедшее. Похоже, их вовсе не заботил собственный род.

Однажды ясным утром, наполняя бурдюк прозрачной водой из источника, Имриен поймала улыбчивый взгляд Торна: тот отмывал свой клинок от зелени. Девушка шутливо плеснула в дайнаннца водой. Мужчина ответил. Имриен уронила бурдюк и зачерпнула побольше — обеими руками. Бриллиантовые брызги так и засверкали, разлетаясь во все стороны. Тут обоими завладело беспричинное веселье, и они расшалились, как дети. В лагерь Имриен и Торн возвращались, отряхивая мокрые волосы. В сердце девушки царил неописуемый сумбур: она была смущена, потрясена и счастлива в одно и то же время.

Две ночи подряд бродячий ветер отгонял прочь стаи сулисид, однако поверхность озера оставалась непотревоженной, переливаясь тысячей пылающих изумрудов и ледяных вспышек. Вечерами девушка и бывший охранник лечили травяными растираниями натруженные за день плечи. Порой дайнаннец подолгу рассказывал попутчикам о жизни дикого леса, а иногда Торн замыкался в себе и часами молча смотрел на тихие воды Мирринора. Какая-то затаенная тоска пряталась на дне этих глаз даже в светлые минуты радости.

Опасность нагрянула, когда ничто не предвещало беды. Скрыв лодку в камышах, путники брели по берегу — как вдруг деревья закачались от могучего ветра, заревели, будто семь тысяч умалишенных, огромная тень затмила жемчужину солнца и пала с неба на Имриен. Шестифутовые перепончатые крылья с когтистыми пальцами на концах мощными взмахами срывали с деревьев листья. Глубоко посаженные глазки метали молнии из-под костлявых надбровных дуг, а острый клюв разевался, показывая красную пасть с двойными рядами зубов. Лапы чудовища рассекали воздух серпами когтей, стараясь достать жертву.

Тут визг возвысился до немыслимых ноток, словно стальной буравчик проник в голову девушки. Тиракс взмыл к облакам и рухнул на траву. В глазницах существа торчали оперенные концы стрел.

Победный звон тетивы еще не затих. Отставив оружие, прямой, точно струна, Торн проследил за падением чудовища. Несколько мгновений тиракс бил бесперыми крыльями по земле, но вскоре затих.

Диармид осторожно подошел к твари, осмотрел ее и вернулся, недоверчиво качая головой.

— Я уж не мечтал уцелеть. Надо же, всего два выстрела — и каждый прямо в точку!

— Тиракса по-другому не убьешь. Глаза — единственное слабое место.

— Понимаю, сэр Длинный Лук. Просто я никогда не видел подобной меткости.

— Дайнаннцев обучают стрельбе.

— Не думал, что человеку под силу такое! Похоже, ты подлинный рыцарь без страха и упрека, — кисловато улыбнулся эрт.

Торн одарил его странным взглядом. Дайнаннец был почти зол.

— Еще чего! Мне есть в чем упрекнуть себя. Я знал страх и не раз поддавался ему в решающую минуту. Но и поплатился жестоко…

Он замолчал. Набравшись храбрости, Диармид спросил:

— Вытащить стрелы?

— Не надо, оставь.

Путники тронулись дальше. Эрт все еще не мог прийти в себя от удивления.

— Получается, лук — главное оружие Братства? — не выдержал он.

— Нет.

— Тогда, разумеется, меч? — гнул свое Диармид.

— И не меч.

Бывший охранник беспомощно умолк, и Торн пояснил:

— Первое оружие дайнаннца — он сам, его сильное тело и острый ум. Этого достаточно, чтобы выжить и исполнить свой долг перед Королем-Императором. Когда тебе грозит опасность, оглядись и почти всегда найдешь камень, палку или что-нибудь в этом роде. Наконец, есть много способов завладеть оружием противника.

— С голыми руками против ножа? Что-то не верится…

Потеряв терпение, дайнаннец швырнул свои вещи наземь и остановился.

— Доставай кинжал.

Эрт с готовностью повиновался. Мужчины смерили друг друга взглядами. Вокруг высокими свечками горели золотистые тополя, и сухие листья кружились в воздухе, словно клочки солнечного шелка.

— Ну а теперь попробуй воспользоваться им, — бросил Торн. Вооруженная рука взметнулась — но не далее, чем на четверть дюйма. Стальной захват, удар в низ живота, бросок через бедро — и вот уже Диармид распластался ниц. Немыслимая сила сжимала его правое запястье, пока побелевшие пальцы не выронили кинжал. Дайнаннец подобрал клинок, отпустил противника и сделал шаг назад.

Эрт поднялся, тяжело дыша. Сердце девушки медленно ударило пять раз. Торн вернул Диармиду оружие. Эрт спрятал клинок в ножны и проворчал:

— Научишь меня так драться?

Торн кивнул. И, взглянув на Имриен, прибавил:

— Эти приемы подходят и для женщин тоже. Суть в том, чтобы направить силу противника против него самого.

Диармид еще немного пообижался, но его неприязнь к победителю довольно быстро рассеялась без следа. Как только выдавалась лишняя минута, эрт сам просил Торна рассказать о заповедях Дайнаннского Братства или научить основным приемам безоружного боя. Захваты, зажимы, удары ногами, броски… Диармид старательно выполнял все указания добровольного наставника. Время летело незаметно.

А вот натаскивать эрта в стрельбе Торн поначалу отказался.

— Никто не может хорошо целиться из чужого лука, — втолковывал он. — Это все равно что биться чужим мечом. Кроме всего прочего, я левша, и мастер учел это, создавая оружие.

Но, видя настойчивость пылкого воина, дайнаннец все же пошел на уступки. Теперь Диармид не упускал случая поупражняться в новом искусстве.

Как бы ни сблизились трое за время путешествия, Имриен сердцем чуяла огромную бездну, что пролегла между ними и рыцарем дикого леса. О нет, он не такой, как все…

Однажды она спросила Диармида:

«Как ты думаешь, Торн владеет магическими силами?»

Близился к концу шестой день их странствий по Мирринору. Тот, о ком говорила Имриен, скрылся ненадолго по каким-то своим делам, доверив попутчикам разложить костер.

— Какая магия? — удивился эрт. — Да, он, конечно, многое умеет, больше любого из смертных, что я встречал, но при чем тут заклятия? Хотя… — Он задумчиво поскреб подбородок. — Почему бы Торну не знать Девяти Искусств? Насколько мне известно, это не помеха при вступлении в Братство.

Мысль девушки никак не желала облечься в знаки.

«Старинная раса… Светлые. Может ли быть, чтобы в его жилах текла их кровь?»

— Светлые? Ну ты даешь! Бессмертные давно канули в легенду. И потом, видела, сколько на нем железа? Нож, топор, наконечники стрел, пожалуй, даже пряжка на ремне. А старшая раса, как и нежить, не терпит холодной стали. Нет, я уверен, он просто человек — но такой, что многим людям стоило бы у него поучиться. Может, и маг, какая разница? И вообще невежливо говорить о ком-то за спиной. Хватит об этом.