Сианад — разумеется, надо бежать к нему! Не в одиночку же ей спускаться в этот колодец! Нет, ни за что. Там холодные камни, слепые черви и беспросветные темницы…

Однако девушка не двигалась с места. Можно ли оставить сейчас то, что досталось такой ценой? А вдруг все пропадет, сгинет без следа, стоит ей отвести взгляд!

Имриен заметила, что коридор переполнен светом, но не тем голубоватым свечением, что испускали шляпки ядовитых грибов. Сияние исходило из глубины и было золотым, как сама осень. Словно зрелое яблоко или осиновые листья. Кто-то разводит огонь там, внизу. Вроде и добрый, уютный свет, но какой-то посторонний, будто чужое окно в глухой ночи, или драгоценные слитки, или свеча, что манит к себе ночных бабочек. Как бесконечное унылое утро на исходе долгой зимы.

Идти за эртом? И что дальше, трусиха? Влезть на скалу он не сможет, однако непременно попытается. Неугомонный, бесшабашный Сианад — хлебом его не корми, дай доказать свою ловкость, отвагу… Сколько раз он ставил жизнь на карту ради спасения Имриен. Разве девушка не может сделать то же самое во имя его заветной мечты?

Имриен вдруг охватила безрассудная отвага. Проход открыт. Статуи, изваянные из лунных лучей, и фигуры, высеченные из самой тени, расступились и внимательно смотрят на бывшую предводительницу. Еще миг промедления — и она никогда уже не решится. Девушка набрала в грудь воздуха, точно собралась прыгать в омут, и устремилась вниз по лестнице.

Промозгло. Как в склепе. Разумеется, ведь эти стены никогда не знали живительного тепла солнца; камни дышат вековым пронизывающим холодом. Удивительно: снаружи бурлит водопад, а здесь никаких признаков сырости. Ни одного слезливого потека. И дышится легко. Чем должны пахнуть подземелья? Спертым духом плесени, почвы, камня, перегнивших корней и дряблых, склизких тел каких-нибудь бесцветных тварей, что вечно прячутся в норах от лица дня. А тут воздух чистый, свежий, благоухает луговыми травами, лесом, даже облаками. Неизвестный зодчий строил на тысячи лет и заслуживает высшей похвалы за свое изумительное искусство.

Незваная гостья не могла похвастаться отличным знанием шахт, но даже она вскоре заподозрила, что этот коридор шахтой не является. Чем же тогда? Имриен терялась в догадках. Нескончаемая спираль ступеней, затопленная золотым свечением, могла вести куда угодно. Могла вообще никуда не вести, словно заклятый лабиринт без выхода.

Стоило девушке так подумать, как перед ней возникла высокая блистающая арка. Ощутив всей кожей легкое покалывание, словно во время бродячей бури, Имриен прыжками одолела оставшиеся ступени — и очутилась в огромном чертоге со сводчатыми потолками.

Лучезарное великолепие, торжествующее сияние красоты на миг ослепило девушку. Пола здесь не было — его покрывали груды сокровищ. Назначение большей части этих предметов для Имриен оставалось восхитительной загадкой, но каждая вещь имела идеальные формы и мерцала тем самым осенним блеском, что веками лишал людей разума. Рука девушки потянулась к карману: четырехлистник на месте. Значит, все это правда. Затаив дыхание, Имриен пошла прямо по золоту. Шаги ее замедлились, а волосы потрескивали и таинственно колыхались за спиной, будто в подводном королевстве. Девушка ласкала взглядом несметные богатства, заключенные в этих сияющих горах. Свирепая мощь бродячей бури и морского шторма вместе взятых — ничто в сравнении с магической силой, которая незримо пульсировала в воздухе сокровищницы, вызывая и суеверный трепет, и в то же время опасный, хмельной прилив воодушевления.

Имриен потеряла счет времени. Внезапно оно просто перестало существовать. Что значат минуты, часы, дни, когда вокруг, куда ни повернись, — сказочные дары, и каждый хочется рассмотреть, потрогать, погладить дрожащими пальцами!.. Бесценные кубки и чаши; блюда, украшенные самоцветами; позолоченные подсвечники; водоносы замысловатой чеканки, имеющие вид львов с закрученными хвостами, которые служили сосудам ручками; всевозможная посуда; резные стулья из слоновой кости, выложенные золотой и серебряной нитью; инкрустированные ларцы, полные драгоценных камней, жемчужных бус, колец, браслетов, крученых цепочек; оправленные золотом камеи и медальоны; богато расшитые пояса. Находился здесь также и полный боевой арсенал — кольчуги, латные перчатки, наголенники, шлемы, кирасы с причудливым рельефным орнаментом, наточенное оружие из неведомого металла: топорики, алебарды, пики, копья, дротики, мечи и кинжалы с затейливыми рукоятками и еще много всякой непонятной утвари. Девушке вспомнились черно-белые статуи, что занимали ее мысли в течение долгих дней. Такая же невозможная красота, недоступное смертным искусство и то же отсутствие знаков Времени — значит, и этот жестокий тиран не всесилен?

Лишь когда зубы Имриен принялись выбивать мелкую дробь, девушка опомнилась и почувствовала, что совсем закоченела. Кованые сундуки у стен были до отказа набиты чудесной одеждой. Искательница сокровищ выбрала первое, что подошло ей по размеру — теплую блузку из легкой, словно пух, сероватой ткани. И тут Имриен стало жутко: вход в пещеру пропал! Девушка начала метаться, но потом взяла себя в руки. Просто она слишком далеко ушла — вон она, арка, еле виднеется. Зато во время поисков взгляд Имриен наткнулся на двойные двери высотой футов в шесть.

Что там, за ними? Девушка приблизилась и легонько подтолкнула створки. Двери без усилия распахнулись наружу, словно только этого и ждали.

Следующие чертоги оказались еще просторней. Никаких факелов в мире не хватило бы для того, чтоб осветить их своды, что терялись в вышине. Все богатства первой залы померкли в глазах Имриен, когда она увидела необычайное сокровище, достойное пера королевских бардов. Нет, в это просто нельзя поверить! На высоком, хитро устроенном помосте, сияя ровным белоснежным пламенем, стояла сказка, легенда, греза!..

Настоящая трехмачтовая бригантина, с парусами, с полной оснасткой; не просто корабль, а птица мечты — белая лебедь, готовая полететь над волнами быстрее ветра.

Ее перышки самой изысканной работы были вырезаны из крепкого дерева и покрыты белой эмалью. Все детали оснастки, которые на любом другом судне сверкали бы начищенной медью, здесь отливали чистейшим, без единого пятнышка, серебром. Паруса казались снежными сугробами, повисшими на реях. Безукоризненную белизну подчеркивали миндалевидные глаза птицы из солнечно-зеленого нефрита и восковица над клювом, выложенная кровавыми рубинами.

Рядом с этой королевой морских просторов Имриен почувствовала себя маленькой, как детская игрушка. Охваченная трепетом, она обошла бригантину кругом, любуясь стройными, обтекаемыми линиями киля, и наконец заметила, что глаза лебедя устремлены на вторую пару дверей. Что же дальше? Девушка тихонько тронула створки — те поддались так же свободно, как и первые. Только открылись они вовнутрь.

Пещеру залил слепящий огонь. Страшный великан с ревом занес над головой копье, чтобы прикончить незваную гостью.

В глухом лесу, за сотни миль от человеческого жилья, там, где раскидистые горчичные деревья роняли длинные листья на прибрежную поляну, стоял высокий резной трон. Благородную древесину, напоминающую редкий багряный махагон, покрывали инкрустации из красного золота, рубинов и сияющих розовых кристаллов. Ножки кресла обвивал узор из листьев, растущих, как казалось, прямо из упругого зеленого дерна; на боках, поручнях и треугольной спинке пышным цветом рдели маки.

Напротив возвышался другой трон, из беленого перламутрового дерева. Он во всем походил на первый, разве что бриллианты на изумрудной эмали складывались в узор из переплетенных лилий.

Меж королевских кресел подобострастно пригнулся к траве столик на коротких ножках. Его полированную ореховую поверхность украшали васильки из серебра и аметистов, хотя разглядеть их было бы трудно под роскошной посудой. Серебряные блюда, чаши из цельного хрусталя, дорогие потиры, увитые изумрудным виноградом, в изобилии переполняли уже не поддельные, а самые настоящие спелые плоды. В золотых кубках искрились соки, как и в перевернутом боевом шлеме, небрежно оставленном у корней дерева, рядом со сверкающим мечом, рукоять которого оплетали серебристые листья.

Поляну усеивали сокровища, рассыпанные из многочисленных шкатулок и ларцов, каждый из которых сам по себе являлся чудом искусства. Картины на их крышках и стенках играли всеми оттенками меди, красного и желтого золота; некоторые были вырезаны по серебру и залиты прозрачной эмалью; прочие же составлялись из изысканных сочетаний янтаря, жемчуга, слоновой кости, кожи, рога, самоцветов и глазури.

В папоротниках блестело жгучее золото и вспыхивало серебро, словно листья, оброненные неведомыми деревьями: то были монеты, что пригоршнями разбросал Сианад в порыве чисто детской радости.

Сам рыжий великан восседал сейчас на маковом троне, разговаривая с Имриен, которой, как нетрудно догадаться, принадлежало кресло с лилиями. Эрт опустошил серебряный чеканный кубок и бросил его на траву. Руки Сианада затанцевали в воздухе, сопровождая каждое слово подобающим знаком.

— Мы с тобой (он указал на себя и на нее) богаты, как (указательные пальцы развернулись в противоположные стороны, затем соединились, правая ладонь взлетела вверх и сжалась в кулак) все (правая рука описала широкую петлю) грязные (суставы пальцев зашевелились под подбородком) двурушные (указательный палец прижался к подбородку) жирные свиньи (большой и мизинец неуклюже «зашагали» по перевернутой ладони правой руки, пальцы которой затем согнулись и опять поднялись к подбородку), эти торговцы из Луиндорна (руна «Л» и имитация пересчитывания денег), вместе взятые (кулаки описали над землей круг по часовой стрелке)!

Эрт откинул голову и расхохотался. Потом устроился поудобней на троне, выложенном пучками травы для удобства, поднял до краев полный кубок и пригубил его, довольно разглядывая девушку поверх игристого рубинового сока. Имриен почти безошибочно повторила каждый жест.

— Ты забыла сказать «жирные», — поправил Сианад и пошел проверить содержимое шлема, которое, как он от души надеялся, должно было вскоре забродить и превратиться во что-нибудь покрепче.

Девушка, вся расцветшая от сознания своего успеха, откинулась на спинку трона и принялась подбрасывать монетки. Те крутились в солнечных лучах: свет — тьма, свет — тьма… Имриен никогда еще не держала в руках золота, по крайней мере насколько себя помнила.

Одно ужасное мгновение ей все-таки пришлось пережить: надо же было, шагнув наружу, принять рев водопада за рычание оборотней, а вспугнутого товарища — за кровожадного людоеда!.. Зато с тех пор оба радовались, как дети. А опасность — куда от нее деться, так даже увлекательнее, да и свыклись они с опасностью за время своих странствий. Имриен с наслаждением вспоминала выражение лица эрта в тот момент, когда он признал ее. Несуразная статуя с игральной доски, ни дать ни взять! Рука с дубинкой застыла в воздухе, челюсть отвисла… И вот оружие полетело на пол, а с губ Сианада сорвались отборные эртские обороты речи. Долго же пришлось ждать от него первых вразумительных слов, хотя, пожалуй, он и сейчас еще не в себе!

Когда друг кинулся в сокровищницу, девушка заметила, что он сильно хромает. Причина стала известна ей немного позже, когда эрт, смущаясь, поведал о том, как пытался искать ее и полез на скалу, но потерял сознание из-за боли в ребрах и очнулся уже на земле, с опухшей лодыжкой. По счастью, небывалые богатства избавили его от мучений быстрее любых чудодейственных лекарств. Заразилась ли Имриен воодушевлением Сианада или золото обладало собственной властью, только девушка забыла усталость, прыгая и ликуя вместе с товарищем.

Потом, правда, была еще неприятная минута. Имриен вышла на свет с красивым серебряным канделябром в руках, и тут нечто подхватило ее и рывком подняло в воздух. В ушах засвистело, дух занялся от ужаса; лишь теперь девушка сообразила, что перепутала «серебро» с силдроном. Она разжала пальцы и ухнула вниз с головокружительной высоты в несколько футов. Эрт неловко поймал Имриен, непочтительно поставил на землю и тут же отчитал:

— Думать надо, что выносишь! Там же все полы из андалума! Мало ей моих несчастных ребер и ноги, хочет еще и шею сломать! Огхи бан Кэллан, это не девица, а смерть для Большого Медведя!

Имриен помрачнела: ну и выражения у него.

Девятисвечный канделябр парил где-то в облаках. Теперь его выловит спасательной сетью какой-нибудь счастливчик аэронавт или же он достанется пиратской братии.

Весь день искатели сокровищ готовились к торжественному пиру: прежде всего закрепили двери в открытом положении, привалив к ним тяжелые камни, потом долго благоустраивали и украшали место своей стоянки, ну и, разумеется, собрали уйму спелых плодов и винограда.

— Два дня и две ночи, шерна! Разве можно на столько исчезать? И ты хотела, чтобы я не волновался, не пытался искать тебя!.. А все-таки удачная шутка — эти камушки, согласись. Нажать по порядку, делов-то. И ведь нипочем не догадаешься! Для чего же тогда статуи, доска? Я вот думаю: кто вырезал все эти глупые надписи на дверях? Поди, скучно было, вот парни и поигрывали, развлекались. М-да, другая культура, нам их не понять… Впрочем, какая разница. Зачем что-то понимать, когда надо просто наслаждаться! Верно, Имриен?

Началось блаженное время, золотая эра Лестницы Водопадов.

Путники знать не знали других забот, как любоваться дарами сокровищницы да выносить на солнечный свет все, что приглянется. Может, они и не видали дворцов, но ничуть не жалели об этом, ведь их поляна превосходила убранством любой королевский замок. Разве стелят во дворцах такие пышные зеленые ковры, в которых утопают сейчас махагоновые ножки столика? Разве факелам под силу так празднично осветить золото и драгоценности, как это делает солнце? И разве сравнятся красотой стенные гобелены с настоящими горами, речкой, раскидистыми деревьями и папоротником?

Такую сказочную картину мог написать только счастливый безумец! Самоцветы вспыхивали в воде среди гальки. Лесные пичуги опускались на спинки тронов, будто на ветки деревьев, чистили клювики о филигранные рельефы боевых шлемов. Блестящие букашки карабкались по узорчатым ножкам потиров, на каждый из которых самый одаренный умелец мог потратить всю свою жизнь; если какой-нибудь жучок останавливался, он так идеально вписывался в рисунок, что становился неотличим от его прочих изящных подробностей. На мягких мхах покоились крученые цепочки из золота с рубинами, подле которых и лепестки живых цветов казались горящими шелками.

Клинки оружия сияли перламутровым блеском морских раковин, переливаясь то мерцающей зеленью, то молочной голубизной, то нежным золотом восхода, а то вспыхивая чистейшим серебром.

— Нет, ты видела такую красоту? Видела, что за диво эти клинки? — восторгался Сианад. — Стали ни грамма, ни одной заклепочки, а все редкие, благородные металлы! Половину из них я только понаслышке и знаю. Например, вот серебристый сплав платины с иридием, который так обожают ледяные воины… Смотри, какая медь — блестящая, будто волосы моей Муирны, совсем без мутного налета!.. Ну, дальше понятно: хром, золото, серебро, талий и желтая бронза. А эти металлы и вовсе странные — один синий, точно вечернее небо, другой как океанские волны. Чувствуешь, поверхность гладкая, будто стекло! Чем-то похоже на фарфор, да? Только, ручаюсь, не хрупкостью. Должно быть, мастер использовал соли кобальта. А все-таки почему во всей сокровищнице нет ни одного, даже самого маленького железного гвоздика? Чем ее создателям так не угодила холодная сталь? — Он в задумчивости почесал затылок. — На ум приходит лишь одно объяснение… Тачи, в моем вине оса!

И, так и не развив свою мысль, Сианад бросился спасать забродивший сок.

В эти дни безмятежного счастья эрт много и охотно рассказывал о себе, удобно устроившись меж гор золота и драгоценных камней. Много же постранствовал на своем веку этот человек, побывавший во всех Известных Землях Айи. Во сколько безумных грязных авантюр позволил он себя втянуть по собственной наивности и доверчивости, и как тяжело потом за это расплачивался! Немало историй касалось и сестры Сианада — Этлин, которая в шестнадцать лет разбила сердце матери, приняв решение стать подлинной ведуньей. Даже страшная цена вечного безмолвия не устрашила девушку, мечтающую о волшебной палочке, которую и вручила ей в День Солнце-межени Зимняя Ведьма Койлач Грэйм, из рода нежити. А как любил эрт вспоминать родные края своей юности! Глаза его при этом загорались, понемногу подергиваясь туманной поволокой, взгляд устремлялся куда-то вдаль, а голос становился благозвучным, напевным, как у менестреля.

— … Горная цепь западных берегов Финварны — это и есть граница Известных Земель. Там воздух полон криками белых чаек, и скалы от них будто в снегу!.. Дальше только ужасный темный яростный океан и бушующее Кольцо Штормов. Запад моей родины нелюдим и по-особому прекрасен дикой красотой речушек, гор, болот и чистых озер. Небеса там часто хмурятся, и тяжелые тучи рвутся о верхушки деревьев, почти касаясь земли. Таинственные, неприветливые края, пристанище всякой нежити! Но человек научился обходить разных тварей стороной, а с явными карликами даже сблизился. Этой полезной дружбе уже несколько столетий. Поэтому наши мастера и славятся искуснейшими изделиями из золота, серебра, бронзы и меди. Суровая, неласковая земля, что и говорить, зато люди открытые, щедрые и хлебосольные. Мы, эрты, рады любым гостям. Родня, друзья-приятели, просто прохожие, кто бы ни зашел — на столе угощение, хозяева приодеты, и песни льются рекой. Жадные мы до новых людей, до вестей из мира. Нет для нас большей радости, чем послушать добрую речь или славную музыку… Разве что поиграть в Королей-и-Королев, — прибавил он, подумав. — Или в херлинг. Вот игра, ради которой стоит жить! Говорят, наш народ перенял ее в стародавние времена от самого племени Странников, когда те еще не исчезли с лица земли. Знаешь эту игру?.. Нет? На пальцах ее название можно показать вот так. — Он изобразил нужный знак. — Будто клюшки ударяют по мячу, понятно? Но ты не думай, не такой уж я патриот. Сколько молодых жизней полегло на полях сражений из-за этой самой любви к родине! А только, поверишь ли, рано или поздно место, где ты вырос, начинает звать тебя. И ты все время слышишь его зов — не ушами, но сердцем.

Сианад вздохнул и умолк на минуту.

— Однако в Финварне есть и безбрежные леса, и холмистые луга, открытые, без всяких заборов или стен; там пасутся огромные лоси, чьи ветвистые рога бывают величиной с дерево. Временами стада набредают на развалины древних городов и Башен. А к югу от реки лежат изобильные фермерские земли — мои корни там. Милая Финварна, желанная, далекая сторона. Вернусь ли я к тебе?.. Что это со мной? Ни к чему людям скучать по дому! Тоска — неизлечимая болезнь, зачастую смертельная, она выжимает из тебя все силы. Бабуля моя поговаривала: «Есть два дня, о которых никогда не следует тревожиться, — завтра и вчера».

Иногда налетал шанг; девушка чувствовала его приближение, но в глухих, необитаемых местах бродячая буря бессильна вызвать живые картинки. Пару раз в сумерках Имриен замечала краешком глаза белоснежного коня с витым рогом на лбу — сотканный из лунного луча силуэт цвета слоновой кости на фоне темного леса.

Неуловимое, ускользающее от взгляда существо, одно из тех, что эрт называл куинокко.

Счастливые обладатели сокровищ развлекались тем, что снова и снова изучали бесценное содержимое тайника, отбирая наиболее понравившиеся вещицы, чтобы прихватить их с собой в город. Во время одного из таких вторжений Сианад и Имриен обнаружили третью комнату, маленькую и битком набитую силдроном — ту самую, куда спускался капуцин. И все же покрытые рунами двери до сих пор верно хранили много запутанных загадок. К примеру, как получалось, что драгоценности сами, без постороннего вмешательства каждый день меняли свое местоположение в сокровищнице?

Но самым притягательным среди несметных богатств был, разумеется, корабль-птица. На таком впору плавать одним лишь коронованным особам. Вдосталь налюбовавшись чудесной бригантиной, друзья в благоговейном трепете поднялись по тонким, как паутина, лесенкам и мостикам, чтобы на цыпочках, с замирающим сердцем пройтись по безукоризненно белой палубе. Серебряные мачты, лилейный шелк парусов, блестящие перья на обтекаемых боках лебедя, которые так и хотелось нежно погладить, — все казалось сотворенным из лунного света.

— Лебединая Королева! Представляешь, Имриен, какое наслаждение — летать на такой красавице!

Сианад, задрав голову, смотрел вверх, на реи.

— Вот жалость! Мачты чересчур высокие, в двери нипочем не пройдут. Похоже, ее собирали уже внутри. Теперь, чтобы выкатить бригантину, пришлось бы снимать оснастку, а это работенка для нескольких здоровых силачей.

Однако расстраиваться путники не стали. Причин для радости и размышлений хватало. Однажды эрт спросил у девушки, где та взяла серую рубашку.

— Это ведь настоящий шелк из паутины, а паучье волокно в двенадцать раз прочнее стали, хотя и неизмеримо легче. — Сианад с удовольствием вжился в роль наставника. — Твоя одежка плотнее любой кольчуги и гораздо удобнее. Вот только стоит она… простая семья лет десять могла бы безбедно жить на эти деньги. На Севернессе полным-полно паучьих ферм, да только не очень-то они процветают: насекомые такие ненадежные, а знаешь, сколько волокна требуется, чтобы изготовить один квадратный дюйм шелка?

В сундуке оказался целый склад одежды из чудесной ткани. Эрт долго выбирал подходящий наряд, после чего вдруг воскликнул:

— Да ну его к огням Тафтара! Оденусъ-ка я с иголочки, как подобает!

И Сианад зарылся в кучу разбросанных одеяний, как собака, выкапывающая кость. Когда эрт появился вновь, он был весь в сером с ног до головы: новоявленный щеголь выбрал камзол с прорезями, блузу с длинными рукавами, присборенный жилет, облегающие брюки со шнуровкой на лодыжках и длинный плащ с золотой брошью. На голове красовалась лихо повязанная косынка. А пояс! Настоящее произведение искусства, выполненное из серебристых змеиных чешуек с затейливой гравировкой и роскошной пряжкой. И поверх всего этого Сианад нацепил броню из заостренных металлических пластинок, в которой рисовался до самого полудня, пока жара не стала совершенно невыносимой. Тогда эрт небрежно сбросил панцирь под деревом, словно повзрослевшая цикада, что избавляется от старого хитинового покрова. Из прежней одежды он оставил только привычный капюшон и крепкие ботинки.

Девушка тоже переоделась, запрятав образчик паучьего шелка под плавными складками платья, затянутом на талии при помощи кушака из чеканного золота. В приступе сумасбродства она добавила еще золотые кольца, браслеты, филигранный воротник и венок на волосы.

— Шикарно выглядишь! Это твой металл. Ты молодец, что не выбрала серебро.

Имриен почудилось какое-то смущение в голосе эрта. Сбитая с толку, она повернулась к бронзовому зеркалу и поймала в нем свое отражение. В животе у нее все похолодело. Точеная фигурка изысканной куклы, густые, льющиеся пряди золота до плеч — и омерзительное лицо химеры. Столь дерзкое и вызывающее зрелище привело ее в ужас. Кольца и прочие дорогие побрякушки зазвенели об пол, покатившись прочь. Изящное платье было выброшено, его место занял мешковатый мужской наряд.

Внезапно половинки игральной доски беззвучно сошлись друг с другом. Фигуры вернулись в боевой строй, хотя новых перчаток не появилось. Не желая быть захваченными врасплох и навечно запертыми в сокровищнице, Имриен и Сианад понадежнее заклинили двойные двери.

В воздухе стало очень душно. Южный ветер в мгновение ока затянул небо длинными рядами рваных сизых лохмотьев, тяжелое одеяло из которых нависло так низко над землей, что, казалось, упало бы совсем, если бы не зацепилось за деревья. Сперва косматые тучи разродились несколькими теплыми брызгами, потом всерьез и надолго зарядил ливень. Путники укрылись в пещере с бригантиной-лебедушкой. Беспрестанный гул водопада заглушал здесь шум дождя. Эрт воспользовался вынужденной передышкой, чтобы заняться обучением Имриен. Кроме языка жестов, он изложил ей всемирную историю — так, как зазубрил ее в школе, правда, приукрашенную собственными комментариями.

— Ты ведь ничего не знаешь, так что придется начинать с самых основ. До Первого года, то есть до объединения, племена Эриса постоянно бились друг с другом. Количество кланов множилось, и отдельные сражения со временем переросли в кровопролитные войны. Самыми могущественными противниками стали Эльдарайн, Намарра, Авлантия, Финварна и Севернесс. Риман и Луиндорн тогда еще не имели главного правителя… нет, вру, Луиндорн вообще не был заселен.

В те дни золотоволосые талифы, твои соплеменники, считались самым просвещенным и достойным народом по сравнению с остальными тремя расами. Их воины получали превосходную подготовку и снаряжение. Но они не желали вторгаться в чужие владения, чтобы расширить свои. Все, чего хотел этот народ, — оставаться в родной Авлантии и мирно процветать, никого не трогая.

Эрты, мои сородичи, испокон веков возделывали землю Финварны и тоже не мечтали о других краях. Да и ледяные о набегах не помышляли, хоть и сеяли смерть у себя в Римане. Белая раса любит холод и не переносит северного солнца, так зачем им идти в чужие страны?

Если кто и обожал захватнические нашествия, так это феоркайндцы. Их легко узнать по каштановым волосам. Твои приятели-моряки, пираты с черного брига — все это одна неугомонная, воинственная раса. В течение десятков, а может быть, и сотен лет им удалось заполучить Эльдарайн, Севернесс, Луиндорн и Намарру. Последнюю использовали в качестве тюремной колонии. Узники, разумеется, устраивали побеги и заселяли необитаемые земли севера. Так что не удивляйся тому, что Намарра превратилась в пристанище пиратов и разбойников.

Все это происходило в древние времена, еще до Первого года.

Джеймс Д'Арманкорт Первый был мудрым и могущественным королем Эльдарайна. Действуя где уговорами, где силой, он создал из разрозненных стран великую Империю Эрис, за что его и прозвали Объединителем. Первый из Королей-Императоров, он ввел также новую, всеобщую систему летосчисления, ведь до этого в каждой стране был собственный календарь, что порождало уйму неудобств. Теперь за точку отсчета приняли год Объединения. И воцарился мир…

Короли из династии Д'Арманкорт жили долго и женились довольно поздно. Сын Объединителя правил с умом, а вот его сын оказался слишком беспечным и опрометчивым молодым человеком, чтобы удержать хрупкое равновесие власти в Империи. Впрочем, как нередко случается, с возрастом пришли проницательность и трезвая рассудительность — не смейся, однако именно этого короля прозвали впоследствии Вильямом Мудрым.

И вот настал восемьдесят девятый — ужасный год. Говорят, как раз тогда исчезли Светлые, удивительная тайная раса. Возможно, они скрылись за Кольцом Штормов или в пустотах под землей — мало ли куда отправляются бессмертные, устав от нашего мира. По всей Империи прошли страшные бури. Да-да, в то время возник и первый шанг, вызвав большое смятение среди людей. Но Вильям Мудрый открыл чудесные свойства тригексида талия, повелев своим подданным носить капюшоны с цепочками из этого металла. Приблизительно тогда же был обнаружен силдрон и, конечно, сразу стал королевским достоянием. В городах возвели первые Дома Всадников Бури, появились Летучие корабли — и с ужасного года началась Эра Славы. Рассказывают, что в те дни оставшиеся на земле Светлые рука об руку с талифами строили в каждой стране Великие города, вроде того, через который мы с тобой проходили. И еще, чуть не забыл: в восемьдесят девятом было основано Дайнаннское Братство — стражи мира в то золотое время, отборные бойцы на случай войны.

Теперь о Светлых. В захолустье Светлых до сих пор почитают настолько, что боятся произносить вслух их имя. Подобно нежити, они не выносили прикосновения к холодной стали. И вдобавок не оставляли живых картинок, попадая под бродячую бурю, хоть с покрытой головой, хоть нет. А среди людей существует поверье, что и мы можем не оставить отпечатка, если только будем полностью владеть своими чувствами. Теперь ты понимаешь, почему феоркайндцы, Всадники Бури и прочие так ценят в человеке именно это свойство — умение держать себя в руках, не смеяться, не гневаться, не горевать? Обыкновенная гордыня: вот, мол, мы какие, ничуть не хуже Светлого народа! Ни шанга, ничего не боимся! Многие и по сей день ходят без капюшонов, храбрятся, не признавая за собой никаких чувств. Да только не думаю, чтоб они достигли больших успехов…

В середине первого тысячелетия, году в пятьсот шестьдесят первом, началась Черная Эра. Империю захлестнула волна природных бедствий, болезней и междоусобиц. Те из Светлых, кто еще задерживался в Эрисе, видимо, тоже утомились и ушли навсегда. С тех пор ни одного из них на земле не встречали. Раса талифов стремительно пришла в упадок, культура их угасла, а руины Великих городов поросли травой забвения.

Власть династии Д'Арманкорт пошатнулась. Вскоре Короля-Императора свергли с трона Эльдарайна, а вернее, всего Эриса, вынудив бежать и скрываться со своими домашними. Ослабленные мором, чумой и беззаконием, страны Империи стали уязвимы, превратились в лакомый кусочек для намаррских головорезов и злых магов, заключивших мерзкий союз с нежитью. Дайнаннцы и Всадники Бури впервые стали настоящими воинами. Так продолжалось примерно три столетия.

Феоркайндцы вступили во владение покинутыми Великими городами. Раздоры, неизлечимые болезни, отказ покрывать головы — все это привело к тому, что улицы заполнились призраками, и людям пришлось бежать в менее заселенные места. Но Каэрмелор выстоял благодаря стенам из доминита и Закону о Непременном ношении капюшонов.

Но чуть более двух столетий назад всплыл из безвестности полноправный наследник высочайшего престола. Долгие годы династия Д'Арманкорт тайно продолжала свое существование, и наконец Эдвард Одиннадцатый по прозвищу Завоеватель почуял в себе силу великих предков. Он учредил Аттриод — совет семерых, состоящий из мудрейших людей Эриса, и с их помощью собрал могучее, многочисленное войско. Один успешный военный поход — и преемник династии взошел на трон, изгнав преступников обратно в Намарру. Произошло это двести сорок лет назад, в восемьсот сороковом году, который объявили годом Восстановления.