Я гашу и утоляю,

Я ращу и примиряю,

Я чистейшим серебром

Вены леса наполняю!

Хочу — скачу!

Бегу — пою!

Мокро? Неприятно? Пустяки! Имриен счастливо улыбалась и шлепала в размокшей обувке прямо по лужам и ручейкам. Даже вид у девушки был отдохнувший и посвежевший. Она слушала музыку дождя и наслаждалась.

Вдруг перед путниками прямо изо мха вырос темнокожий карлик и долго шагал впереди, прежде чем исчезнуть под землей. Другое существо, что вышло им навстречу, стремительно увеличивалось в размерах. Поравнявшись с людьми, оно уже было ростом с могучее дерево. Но когда Имриен, не сдержавшись, обернулась, великан весь усох, съежился и юркнул под серый камень.

— Мороки это все, — шепнул Сианад на ухо девушке. — Обман, и ничего больше.

Впереди из колючих зарослей на путников уставилась горящими глазами темная, как смоль, собака ростом с теленка. Люди не сбавили шага и не свернули в сторону. Стиснув зубы, они прошли в такой близи от ощетинившегося пса, что почувствовали на себе его смрадное дыхание. Тварь не бросилась на них и даже не стала преследовать.

Спустя несколько часов дождь ослабел. По ветвям скакали белки, то и дело обрушивая на путников сверкающие водопады. Карту Сианад пока не доставал, опасаясь, как бы та случайно не погибла от сырости. Солнце до сих пор не показывалось; определить его положение не было никакой возможности. Наконец эрт остановился и сбросил хлюпающий ранец.

— Что толку идти, когда я не знаю направления. Так и будем блуждать кругами. Давай лучше разложим костерок и передохнем. Хоть просушимся.

Путники принялись собирать хворост. Девушка вернулась с охапкой подмокших сучьев. Сианад был горд собой: он обнаружил кучу сухих веток в дупле упавшего дерева. Эрт перевязал их и взвалил на спину, отправившись на поиски сухого мха.

— Оббан теш! — застонал Сианад через пару минут. — Ну и тяжелая эта вязанка, хребет сломаешь! Все, больше не могу! Костер жгем прямо здесь. Ох-ох-ох! Будто мешок с камнями! — Сианад расправил плечи, с наслаждением уронив ношу подле ранца.

Вязанка подпрыгнула и, забавно вихляясь, потрусила прочь. Сианад попытался схватить беглянку — та улизнула прямо из-под носа.

— Тани! Лови ее! Заходи справа, Имриен!

Они гонялись за своенравной вязанкой по всей поляне. Вдруг хворост завизжал и с хохотом растаял в воздухе.

— У, вонючие хитрюги! Чума вас возьми! — прорычал Сианад и погрозил пустому месту кулаком. — А ты-то че ухмыляешься?

Маленький костерок трещал и сильно дымил, практически не давая тепла. Дождь наконец перестал, солнечный свет пробился сквозь листву, и на земле обозначились резкие глубокие тени. От одежды Сианада и Имриен шел пар. Эрт сварил в небольшом котелке пшенную кашу с изюмом. После еды Сианад заметно повеселел и опять стал разговорчив.

— … Так вот, нежить бывает двух видов: явная и неявная. Даже нет, трех, есть еще хитрюги, эти сами по себе: то злые, то добрые, не разберешь их! Явная нежить — нам не помеха, в худшем случае созорничает чего-нибудь, а то и выручит. Вот неявные — от них хорошего не жди. Нет на свете такой силы, что заставила бы их пожалеть смертного. Хотя, знаешь, с любой нежитью держи ухо востро. Давай я объясню тебе законы, которых эти твари никогда не нарушают. Не удивляйся, шерна, у них свои правила — кто знает, тот уже не пропадет. Помнишь, я говорил тебе: встретишь нежить — не показывай страха. Это дает особую защиту. А вот еще: никто не должен знать, как тебя зовут. В лесу это неписаный закон, настоящего имени человека вслух произносить нельзя, разве что злейшего врага. Зато если выведать прозвание того, кто тебе угрожает, будь это хитрюга, явный или… другой, — тогда уж он тебе будет подчиняться, до какой-то степени. Или, например: никогда не смотри в глаза нежити. На некоторых глядеть можно и даже нужно, чтобы они не исчезли, но опять же не в глаза! Это очень опасно.

Вообще у них много всяких правил, таких чудных, что иногда диву даешься. Но знаешь, чего не могут эти твари? Лгать. Вот так вот взять и сказать человеку неправду. Веришь ли? Не под силу им это. Оружие нежити — недоговорки, двусмысленности, как бы истина, только вывернутая наизнанку. Ну и потом, всегда можно подпустить мороку. Мы в Финварне кличем его пишогу. Люди и попадаются…

Сианада было не остановить. Имриен засомневалась, а не дышит ли он ушами. Слова заменяли эрту сладкое вино, а тут под рукой оказался подходящий кувшинчик…

— Есть твари стайные, они одеваются во все зеленое, есть одиночки, те ходят в красном. Одни маленькие, другие больше, третьи выглядят, как хотят. Кто-то бродит под землей, в море или в пресной воде. Попадается и домашняя нежить. Некоторые существа ночные, с рассветом они пропадают, а некоторые нет. Встречаются среди них и недалекие, и семи пядей во лбу, все, как у людей. Глупых можно перехитрить, а мелюзгу даже изловить. Смотришь на такое существо очень пристально и берешь прямо голыми руками. Главное — не моргнуть и не ослабить хватку. Тварь обязательно откупится: исполнит желание или выдаст, где зарыто золото.

Каких-нибудь неявных послабее легко отпугнуть солью, амулетами и прочим. Хорошо также, если у человека язык подвешен, как у Барда: за таким всегда останется Последнее Слово, а нежить этого боится. Еще одни не выносят звона колокольчиков. Есть даже такой стишок:

Хлеб да соль через порог,

Ручейки да серебро,

Палка — ведьмина метла,

Сохраните ото зла.

Клевер, колокольный звон,

Древний ясень, фай ворон,

На запястье красна нить,

От неявных сохрани.

Солнце, третьи петухи,

Сберегите от лихих.

Да… Простенькие талисманы — это хорошо, но могучую нежить ими не спугнешь, тут нужны заклятия покрепче. Вот почему наши маги никогда не останутся без куска хлеба. Да ведь и они, правду сказать, не всесильны… Но ты не бойся, мы-то непременно прорвемся.

Есть еще хитрость: коли человек на ходу свистит, зараза ему нипочем. Ну, или ей, — добавил Сианад, подумав.

Девушка потянула эрта за рукав, испуганно тыча пальцем вверх. Там, где небеса проглядывали сквозь кроны, мимолетной тенью пронесся человек на крылатом коне.

— Всадник Бури? Умереть — не встать!.. Скорее всего дозорный из Жильварис Тарв. Видишь, твой корабль уже ищут. Потому что здесь нет ни одной небесной дороги, обычным всадникам в этой глухомани делать нечего… Если только мы не… Да ладно, мы, конечно, капельку сбились с пути, но не заблудились же! Ерунда! Пока Медведь с тобой, шерна, тревожиться не о чем.

Если у Имриен и были дурные предчувствия, она оставила их при себе.

Так и не просохнув толком, путники затоптали костер и отправились дальше, отгоняя усталость, поминутно ожидая какой-нибудь опасности.

Впереди зазвучала прелестнейшая мелодия. Сианад остановился и прислушался склонив голову.

— Арфострунные деревья. Такое диво не каждый день встретишь. Кстати, они совершенно безобидны.

Еще немного, и путники вышли на полянку, окруженную чудесными деревьями. С каждой зеленой ветви опускалось не то множество тоненьких корней, не то усиков наподобие виноградных, которые крепко цеплялись за нижнюю ветку. Получался живой музыкальный инструмент; вокруг инструмента суетились мелкие блестящие жучки. Всякий раз, когда букашка задевала тугую струну, та звенела чистой золотой нотой — и вот уже всю поляну заливало солнечное пение сотен полнозвучных арф.

Сианад осторожно провел пальцем по сверкающим нитям — тысячи искрящихся жучков взметнулись ввысь вместе с чарующими звуками.

— Как в сказке, правда? Давно мечтал научиться музыке.

«Смотри!» — показала девушка. Эрт обернулся. Впереди между деревьев открывалась дорога, и не просто луговая тропинка вроде той, что завела путников в дубовую чащу, а настоящая широкая мостовая. Имриен и Сианад с опаской подошли ближе. Эрт наморщил лоб.

— Сдается мне, мы все-таки верно идем. Точно, нам сюда. Нежить такой путь не проложит. А вот бродить по нему — это запросто.

Воздух пел и звенел вокруг них. Люди ступили на просторную дорогу. Гладкая, прекрасно сохранившаяся мостовая вела вверх по склону. Ни одной травинки не пробивалась среди ее камней, уложенных ровно, один к одному. На обочинах доцветали поздние примулы. Волшебная музыка постепенно смолкла. Удлиняя тени, сгущались сумерки. Зловещее пламя заката озаряло полнеба.

У дороги росло огромное дерево. Из-за необхватного ствола вышли двое, вроде бы мужчина и женщина. Незнакомцы молча присоединились к путникам. Подобие дамы было затянуто в серое платье, а миловидную головку покрывала бледная вуаль. Наряд мужеобразного существа был такого же булыжного оттенка. Имриен прошиб холодный пот, однако она продолжала шагать за Сианадом. Нервно стянутые плечи эрта выдавали его напряжение. Краешком глаза девушка увидела, что у мнимой леди длинные заостренные уши, совсем как у лошади. Отвратительный якобы-мужчина мотал коровьим хвостом взад-вперед, отгоняя несуществующих слепней.

Наконец обе твари свернули с дороги и исчезли из виду, хотя их шаги невероятным образом продолжали раздаваться за спинами идущих, пока люди не прошли по мостику над быстрым потоком.

Сианад шумно выдохнул, будто спущенный кузнечный мех, и прикоснулся к неприметному янтарному тилгалу на шее.

— Действует, благодарение синеглазой Сеиллеин! Не зря маг заломил такую цену. А все же скорей бы унести ноги…

Дорога привела на вершину холма, откуда открывался вид на широкую равнину. Девушка задохнулась от восторга.

— Клянусь огненными колесницами! — восхитился Сианад. — Это же Заброшенный Город, тот самый, с моей карты!

Ярус за ярусом возвышались на равнине потрескавшиеся белокаменные руины некогда величественной крепости. Спустившись по склону, путники пересекли по мосту еще одну речушку, заросшую по берегам плакучими ивами, и очутились на окраине старого города. В последних вечерних лучах зловеще горели разрушенные дозорные башни и острые полуобвалившиеся крыши домов. Пустые окна слепо таращились на пересохшие колодца, забитые грязью и сорной травой.

Увитые плющом стены, опустелые дворы, запущенные сады, мусор в сточных канавах, мхи и плесень на облупившихся фасадах… Видимо, город был заброшен на протяжении многих-многих веков.

Незваные гости ступали почти бесшумно, словно боясь нарушить чей-то сон. Но даже легкие шаги отдавались гулким эхом на безлюдных улицах.

— Надо бы найти походящее укрытие на ночь, — прошептал Сианад. — Что-нибудь такое, с крышей. А то, неровен час, опять польет дождь.

Однако целых крыш как раз нигде и не было. Во всех домиках и строениях до сих пор стояли лужи после утреннего дождя.

— Выбора нет, — вздохнул Сианад. — Поворачиваем обратно. Там, у мостика я неподалеку заприметил невредимую постройку. Вроде как заброшенная мельница. По мне, так она стоит слишком близко от воды. Почти на самой речке… — Он махнул рукой. — Ничего, со мной не пропадешь!

И пальцы эрта вновь потянулись к амулету.

Выщербленные калеки-здания, слабо различимые в вечернем полумраке, провожали путников тяжелыми взглядами порожних глазниц. Сианад не ошибся: постройка и впрямь оказалась старой мельницей. Невозможно было и представить, сколько же лет назад перестало вертеться огромное колесо, погруженное в водосточный желоб чуть ниже запруды, которая теперь зацвела, покрылась ряской и напоминала мутное зеленое стекло. С лопастей колеса свисала тина. Входная дверь давным-давно обратилась в труху. Сианад с трудом разобрал полустертые руны над порогом:

— Феавирд — ключ, значит; идрел — меч; ненте — то есть шов; кьедре — луна; ну, это шип — атка; дракон, слегорн… Получается: Финкасл. Что ж, принимай гостей, Финкаслская Мельница!

Внутри было зябко, зато сухо. Из нескольких уцелевших комнаток путники выбрали ту, в которой имелся каменный стол, а главное — настоящий очаг, при виде которого эрт возликовал и тут же бросился собирать дрова, благо в одичалом саду, что пышно разросся вокруг мельницы, этого добра было в избытке. Путникам удалось также разжиться луком и спелыми померанцами.

— Огонь отпугнет лесных зверей, а мы пока приготовим на нем свой ужин! — Сианад радостно потирал ладони. Возле жарко полыхающего очага лежала внушительная поленница, про запас. — Сегодня поедим не хуже Короля, в собственной столовой. Смотри, что у меня осталось: ломтики вяленого мяса! Щас потушу с лучком, добавлю овсяной муки, такое рагу получится — язык проглотишь!

Имриен ушла на речку принести воды. Плакучие ивы окунали длинные пальцы в темные волны, утратившие свой цвет. Вокруг опор шаткого мостика вились чахлые побеги ядовитого плюща.

Ужин у теплого очага показался обоим роскошной трапезой. Хотя, как ни уговаривал эрт девушку, к мясу она не притронулась. Померанцы же были бесподобны. После еды Сианад удовлетворенно откинулся назад, на мягкий ранец, и сцепил руки за головой. Ему хотелось только одного: глоточка доброго виски. Но Имриен жаждала задать вопросы, томившие ее весь день.

«Что?» — Девушка обвела руками вокруг.

— Все это?.. Заброшенный город, в Эрисе таких хватает. Возводили их много столетий назад, еще в Славную Эру. Без магии, говорят, не обошлось: недаром крепостные стены стоят до сих пор, и ничего им не делается. Жара, стужа, пыль, ветра, непогода — ничего не берет. Даже дороги травой не зарастают — вот как прежде строили! Все прекрасно, одна беда: зодчие тогда еще не знали, что для городов нужен камень доминит, ничто другое не годится. В домините много… э-э… тригексида талия, того самого металла, из которого скованы цепочки в наших капюшонах. Это ведь сейчас по закону каждый обязан их носить, раньше все были небрежны, ходили просто так…

Знаешь, что такое живые картинки? Образы настоящих людей. Когда мы страдаем или, например, сильно радуемся, на это уходят силы, так? Во время шанга эти силы превращаются в яркие отпечатки в воздухе. Стоит начаться шальной буре — и мы видим картинки, но не только: шанг заставляет нас чувствовать то же самое. Потому-то одни боятся бродячего урагана, а другим он — как веселое вино.

«Шанг» — слово из одного древнего языка. «Ш» означает ветер, «Анг» — Великую Южную Звезду. Вместе — «Звездный ветер». А дует он сквозь любой металл и камень, кроме доминита. Вот города и наполнились призраками. В каждом доме, на каждой улице, куда ни глянь — видения, видения… Бесконечные смерти, слезы, трагедии — и ничего не забудешь, все рядом, навечно! Кому же захочется так жить? И люди ушли, покинули Великие Города.

Слыхал я об одном заброшенном граде на дальнем севере — говорят, там нет призраков. Вроде бы народ ушел оттуда еще до наступления Славной Эры, а изгнала его самая обычная болезнь, чума или что-то в этом роде. Но крепостные руины чисты, и бродят по ним одни лишь золотые львы Авлантии — это, кстати, на земле талифов. Твой народ так и не вернулся туда, и никто не знает, где он сейчас.

«Что? Почему?» — Девушка откинула капюшон и показала на свои волосы.

— Твои соломенные локоны? У всех талифов были такие. Эта раса уже почти вымерла. Остаток скитается по чужим странам, совсем позабыв родину. Авлантия — хорошая земля, красивая, если верить слухам: на западе — алые леса, восток утопает в цветах. Погода там теплая, приятная, вот только, боюсь, другим народам она не по нраву, иначе почему же такая страна — и до сих пор необитаема? Феоркайндцы, эрты, ледяные — мало ли кто мог заселить ее, так ведь нет.

Сианад подбросил еще дровишек в очаг, взметнув целый столб ярких искр, и повернулся к девушке.

— Как давно ты помнишь себя? — спросил он, выгнув дугой колючую рыжую бровь.

Имриен поведала ему все, что могла, рисуя пальцами в пыли и пользуясь языком жестов. Сианад обучил ее новым знакам, которые она тут же с жадностью усвоила. Когда «рассказ» был окончен, эрт озадаченно покачал головой.

— Даже и не знаю, что с тобой поделать, Имриен. Тилгал у тебя — одно название, что амулет, не стоило и дерево переводить. Послушай, а что это за шрам на горле?

На горле? Насколько девушка помнила, били ее только по плечам и спине. Смотреть на свое отражение Имриен всегда избегала… Чуткие пальцы нащупали на шее плотный косой рубец. Девушка нахмурилась и пожала плечами.

— Тоже забыла? Наверное, от удара плетью. У моего кузена была такая же метка на руке — сам виноват: неосторожно щелкнул кнутом… — Сианад задумчиво строгал деревяшку. — Знаешь, я ведь вырос в деревне, в Финварне. Добрые были денечки. У нас даже имелся свой овинный. Задира еще тот, но помогал нам исправно.

Эрт вытянул ноги поближе к огню, разглядывая потрескавшийся очаг.

— Один раз они с моим папашей сильно повздорили на ярмарке. Возвращается па домой — а у него был любимый платочек, именной, вышитый мамой еще до их свадьбы, и вдобавок с магическим заклятием — глядь, а платка-то и нет. На кого же думать, как не на овинного. Пошел назад — и точно, сидит себе наш драчун и трет платочек о камень. Еще чуть-чуть, и протер бы дыру, а это верная смерть для хозяина. «Вернулся? — говорит. — Вот и славно. Давай биться». И бились же, скажу я тебе! Но па уложил его на обе лопатки. Зато потом, когда мы остались без дров, как полагаешь, кто притащил к нашему домику целую березу? А грязи было уже по колено! У папаши тогда страшно болела нога, и он почти не ходил.

Сианад отрешенно почесал подбородок.

— И молотильщик он был знатный, овинный-то. Не знаю, что бы мы без него делали по осени… Все равно крестьянская жизнь не по мне. Не могу сидеть на месте. Вот разыскивать силдроновую шахту — всегда пожалуйста. Даже если все это шутка и ничего там нет. Я ведь ни одной душе про карту не проболтался, один хотел. И племянника Лиама с собой не взял…

Он погрузился в молчание. Имриен пошуровала палкой в очаге; у девушки слипались глаза.

— Пора спать! — Сианад потянулся и пристроился на скамье, положив под щеку ранец. Имриен свернулась в комок под маленьким одеяльцем, укрывшись с головой, и моментально заснула.

Долго ли, коротко ли, но пробудиться ей пришлось. Что-то неимоверно тяжелое ползло по ногам девушки и шумно дышало. Мерцающий огонь очага высветил неподалеку ее товарища — огромный храпящий утес. Имриен с силой отшвырнула от себя неведомое существо, которое тут же метнулось за дверь, и вскочила на ноги. Сианад проснулся мгновенно. В руке его сверкнула холодная сталь.

— Что это было? Ты видела?

Девушка помотала головой, взяла полено и направилась к выходу. Сердце скакало в ее груди перепуганным кроликом. Выглянув наружу, Имриен не заметила ничего подозрительного, одни лишь темные силуэты деревьев да звезды, что качались на водной глади. В мельничном пруду мирно квакали лягушки.

Сианад растопил очаг пожарче, и путники сели спинами к огню, вглядываясь в окружающие тени. Пламя металось и потрескивало. Кровь гулко стучала в висках девушки.

В соседней комнате что-то завозилось, застучало, заскрежетало о камень… Сианад выглянул, и звуки сразу прекратились. Потом начались удары в стену, будто в нее бросали чем-то тяжелым, а то и били молотом, как по наковальне.

— Фу ты! Это всего лишь жалкая кучка лешачков! Они нас просто пугают.

«И с большим успехом», — подумала Имриен.

Снаружи кто-то заревел. Жалобный вой оборвался хохотом. Загремели ржавые цепи. Сквозь щели в полу и стенах в комнату пробивались ослепительные огни, которые с шумом взвивались вверх и необъяснимым образом исчезали. По воздуху летали тяжелые камни. То тут, то там громко хлопали двери — вот только дверей-то на мельнице не было. Уснуть путникам больше не удалось.

Когда настала тишина и очаг уже еле мерцал, на мельницу наведался Фуатан — злобный водяной, принявший вид отвратительного карлика в оборванных зеленовато-серых одеждах, которые мерзко хлюпали при каждом шаге.

— Кто вы? — вопросил он. — И как вас зовут?

— А ты кто? — нашелся эрт. — И как твое имя?

— Я сам, — вывернулся лукавый Фуатан.

— А мое — Собственной Персоной, — небрежно проронил эрт. — А моего друга зовут Это Я.

Путники продолжали сидеть у огня. Водяной подсел к ним, как можно ближе к очагу. У ног Фуатана вскоре натекли две большие лужи, однако одежда его ничуть не просохла. Девушка сидела очень тихо. Сквозь дверной проем в комнату заползали глубокие черные тени.

Неустрашимый Сианад резко разворошил угли. И зря! Искры и горячая зола вырвались на свободу и опалили карлика. Тот подпрыгнул, яростно завертелся и завыл (откуда только взялась такая силища в тщедушном тельце?):

— Горю! Горю!

Тут из-под камелька раздался ужасный голос:

— Кто посмел обжечь тебя?

— Прячемся! — зашипел Сианад, увлекая Имриен за собой под каменный стол.

Еще миг — и было бы поздно. Путники забились во тьму и мелко задрожали, услышав во второй раз:

— Кто посмел обжечь тебя?

— Это Я и Собственной Персоной! — вопил Фуатан.

— Будь это смертный, я отомстил бы за тебя, — ответствовал голос. — Но раз это ты, и собственной персоной, я ничего не могу поделать.

Водяной застонал и бросился вон. На мельницу упала вязкая, плотная завеса тишины.

Остаток ночи бедняги провели, скорчившись под столом и едва смея дышать. Они почти не надеялись дожить до утра. Но вот оживленный сорочий стрекот возвестил о приближении рассвета, и с первым проблеском солнца путники были спасены.

Сианад и девушка собрали пожитки и спешно вернулись в город. Небосвод был ясным и каким-то твердым, будто нарисованным на эмали. Утро выдалось на редкость жаркое.

— Ох, жизнь моя непутевая! — простонал рыжий великан. — Эти ночевки выматывают почище дневных переходов. Или я отосплюсь в ближайшее время — или стану похожим на одряхлевшую ищейку. Тачи, во рту так паршиво, точно я съел эту самую ищейку.

Он отхлебнул из бурдюка, но тут же сплюнул на дорогу.

— Тьфу ты! И не напиться теперь. Чтобы вода из горной речушки отдавала тиной? Склизкий Фуатан! Его проделки, чьи же еще! Ясно, что только полоумный назовет себя «Я Сам»! Тут нам повезло. А вот его таинственный защитник из-под камелька… Коли здесь водятся такие твари, надо быть готовыми ко всему. Эх, нам бы еще парочку заклятий да крепкий палаш!

Сианад предложил девушке отойти за полуразрушенную стену и вывернуть одежды наизнанку. Над дорогой нависала крона могучего ясеня. Эрт выломал пару дубинок.

— Этим любой твари башку проломишь!

Так они и шли по широким улицам и переулкам Заброшенного Города — две темные фигурки в вывернутых одеяниях, с тяжелыми палками наперевес.

Вдруг руины огласил чистый звон, словно задрожали на ветру все голубые колокольчики, позвякивая серебряными язычками.

— Близится шанг, — заметил Сианад, привычно потянулся к завязкам капюшона. Но потом передумал и беспечно отбросил его назад. — С какой стати? Двумя картинками больше, двумя меньше — их здесь и так пруд пруди! И потом, не знаю, как ты, а я ни на какие чувства уже не способен. Разве что увижу призрак мягкой перины!

Имриен улыбнулась. Эрт и в самом деле напоминал понурого гончего пса: глаза налиты кровью, под ними темные мешки, ввалившееся лицо… Интересно, а сама она сейчас — что за пучеглазое чудище?

Сианад разделил с ней корабельный сухарь, разгрыз свою долю и с набитым ртом проворчал:

— Нечего радоваться!

Но у Имриен были причины для веселья. Статуи с потрескавшимися плечами, дикие побеги молодой зелени, выросшие из каждой щели в мраморе, теплый ветер, что беспрепятственно гулял по вымершим дворцам, — чем не повод для радости? Кроме того, приближалась бродячая буря.

Первый же порыв шанга поднял в воздух листья из сточных канав и стремительно закружил их небольшими смерчами. Лилово-черные тучи сокрыли светлый лик солнца. Имриен ощутила знакомое покалывание: тоненькие волоски на коже становились дыбом.

— Боишься, шерна?

«Нет».

— Хорошо, тогда идем дальше, посмотрим, что нам покажут.

День превратился в ночь, а солнечный свет — в лунное сияние. Начались вспышки, а с ними проявились и молчаливые живые картинки, сильно поблекшие от времени.

Через створчатое окно прощались друг с другом возлюбленные. Оба беззвучно плакали. Богатые парчовые одеяния и драгоценности печальной пары вышли из моды столетия назад. Мужчину ждал блестящий экипаж, запряженный четверкой вороных. Кони грациозно выгибали шеи, встряхивая пенящимися гривами так, что искры летели во все стороны. Прежде чем сесть в карету, влюбленный обернулся в последний раз. Женщина махала на прощание кружевным платком. Дверцы коляски затворились — на каждой из них был изображен геральдический щит, — и экипаж медленно тронулся, покачивая мерцающими фонарями. Но вот он исчез, чтобы появиться вновь на прежнем месте, и возлюбленные снова зарыдали у окна.

В заброшенном саду ребенок со смехом летал взад-вперед на качелях, золотые цепочки которых висели в небе ни на чем: старое дерево давным-давно рухнуло и сгнило.

На улице появилась погребальная процессия. Роскошно убранные похоронные дроги тянула шестерка гнедых. Упряжь коней отливала серебром, на головах их качались пышные черные султаны. Гроб был покрыт тканью и щедро усыпан цветами. Впереди шагали шестеро сухопарых мужей в черных цилиндрах, а за ними влачились все остальные участники процессии. Их были сотни — конных рыцарей, дам в темных вуалях и мужчин в траурных костюмах старомодного покроя. Тусклое видение прошло так близко, что Имриен померещился тихий шелест шелковых платьев.

Некоторые сценки происходили, должно быть, в публичных парках, от которых теперь остались только зубчатые стены оград: пылкие дуэлянты умирали снова и снова, совсем как тогда, в лесу; люди с венками в волосах плясали вокруг костра; полупрозрачная юная пара выбежала из рощицы молодых конских каштанов, взялась за руки и горячо поцеловалась. Талию девушки обвивал пояс из расплывчатых изумрудов.

На холме стоял некогда величавый замок. Многие из его башенок уцелели и доныне, однако верхние этажи бесследно сгинули, и лишь одинокий волынщик вышагивал в пустоте, оплакивая песней погибшего принца, увы, давно позабытого.

Все эти страсти, печали и радости, что составляли чью-то жизнь и затмевали собою весь мир, теперь стали туманными картинками, пятнами в воздухе. Мало что можно было понять из обрывочных сценок, которые так много значили для жителей древнего города. Мысли, разбитые надежды, взлелеянные планы и мечты уподобились сухой листве, гонимой ветром. С каждой шальной бурей город вновь переживал дни былой славы, пульсируя мучительно-прекрасными воспоминаниями в то время, когда металлические вспышки усеивали буйно разросшиеся сады с укромными беседками, и серебристые потоки растекались по поверхностям полуобрушенных куполов, разваливающихся стен, крушащихся парапетов и лестниц, ведущих в никуда.

Имриен плотнее надвинула капюшон. Путники шли по широкой прямоугольной площади, по обеим сторонам которой тянулись ряды каменных драконов. Неожиданно эрт остановился, раскинул руки, задрал голову и прокричал в восторженном порыве:

— Вот он Я — Собственной Персоной! Смотрите все! Я тоже оставил свою метку в этом городе!

Миновав бульвар, путники обернулись. Ликующий призрак Сианада стоял посреди площади. Звенящий ветер улетел прочь, в необозримые дали. Вскоре и странники покинули окраины города. Как раз в этот миг солнце показалось из-за туч.

Сианад обвел взором окрестности, потом покосился на карту.

— Ладно мы немного сбились с дороги тогда, но теперь идем верно.

Он щелкнул пальцем по компасу, стрелка которого не переставала дико вращаться.

— Значит, Кирка Жнеца у нас слева, а Верхолаз вон там. — Он неопределенно помахал рукой. — А мы приближаемся к склону Мрачного Джека. Эти горы зимой покрывает снег — не сейчас, конечно, не в разгар лета. Надо сказать, повезло тебе, Имриен, а то пришлось бы ловить волка и сдирать с него шкуру, чтобы согреться. Знаешь что, ищи круглые камешки по дороге. Пригодятся мне для рогатки, может, и подстрелю кого поменьше на ужин.

Под ногами путников хрустели сухие ветви и полоски сброшенной коры.

«Куда мы идем? — думала девушка, глядя не бесконечные ряды бледных древесных стволов. — Должно быть, никуда».

Здесь даже в тени воздух светился от жары. Где-то впереди пронзительно звенели цикады.

Из-за деревьев появился гибкий стройный юноша. Не прячась и не глядя на путников, он просто зашагал в нескольких ярдах слева от них. Имриен успела подробно разглядеть смуглого незнакомца, прежде чем тот исчез. Внешность была типично эльфийская: удлиненное лицо, вздернутый нос и острые уши; распущенные черные волосы ниспадали до середины спины. Шел юноша босиком, зато его лесной наряд выглядел весьма изысканно. Длинный камзол был сшит из пятиконечных листьев цвета красного вина, скрепленных меж собой зелеными нитками, оторочен пушистым мхом, отделан кружевом дубовой листвы и подпоясан ивовой лозой. Расширяющиеся рукава в оборках спускались до самых икр. На плечах воротник из желтых с бордовыми прожилками листьев цветущей вишни. Штаны из бархатного мха имели на коленях щеголеватые подвязки из плюща. Голову украшала треуголка из сложенных пополам листьев озерной лилии с длинным папоротником вместо султана. Незнакомец держал в руке побег золотарника. У ног юноши трусила маленькая белая свинка с глазками, точно семечки граната, и круглыми ушами, похожими на мягкие малиновые тапочки.

— Я как-то слышал, что он вернулся в Тарв, — прошептал Сианад. — Одна девочка заблудилась в лесу, Гайлледу спас ее и заботился о ней. Когда малышку нашли, она только и рассказывала, что о его доброте. Сейчас девчушка выросла, стала писаной красавицей. Я знаю, это он. Все сходится: и волосы, и одежда. А его красноухая свинка, по-моему, вообще приносит удачу.

К полудню путники оказались в мглистом ущелье. Под раскидистыми древовидными папоротниками сидели две девы в черных платьях до пят, с венками из кроваво-красных гранатов в длинных волосах цвета воронова крыла. При появлении нежданных гостей обе леди поднялись с травы и направились к небольшому озерцу в лощине. Поднялся сильный ветер — и пара черных лебедей с печальными криками взлетела в небеса.