— Как ты думаешь, что мне следует сделать?

— Накажите его, — сразу же ответила она. — Вы ведь король, не так ли?

Настоящим ответом на этот вопрос было: и да, и нет. Он царствовал, но едва ли правил. Но если бы он стал объяснять свои собственные проблемы Кристате, это вряд ли помогло бы ей.

Ланиус, помолчав, сказал:

— Лучше бы король Грас сделал это, чем я. Кристата бросила на него взгляд, который он часто ловил на своем лице. Взгляд говорил: «О, господи, а ты, оказывается, не такой сообразительный, как я думала». Вслух Кристата осторожно произнесла:

— Принц Орталис — сын его величества. «Наверное, так она разговаривала бы с ребенком-идиотом».

— Да, я знаю, — ответил Ланиус. — Но королю Грасу — поверь мне, пожалуйста — не нравится, когда его сын так поступает с девушками.

Кристата выглядела абсолютно разочарованной. Вздохнув, Ланиус добавил:

— И король Грас, поверь мне, пожалуйста, — именно тот человек, который обладает властью, чтобы наказать принца, когда тот совершает такие поступки. Я — не обладаю и не наказываю.

— О, — сказала она унылым голосом. — Мне следовало бы раньше понять это, не правда ли? Извините, ваше величество, что побеспокоила вас.

— Никакого беспокойства. Ты… — Ланиус остановился.

Он хотел сказать что-то вроде: «Ты слишком хорошенькая, чтобы стать причиной для беспокойства». Если бы он произнес эту фразу, то сделал бы первый шаг к осложнению его жизни с Сосией. И совершенно очевидно, Кристата могла слышать такого рода вещи от Орталиса. Она поверила ему — тогда и пожалела — потом. Что, как думала она, Ланиус может сделать для нее, если бы она снова решилась поверить?

Несмотря на то что он не договорил фразу, глаза девушки красноречиво свидетельствовали: она поняла, что король имел в виду. На этот раз вздохнула она. Возможно, больше для себя, чем для него, Кристата сказала:

— Когда-то мне казалось, что быть красивой — это так здорово. Если бы меня кто-нибудь тогда предупредил, что это опасно… — Она шевельнула плечами — жест получился очень изящным. — Простите, ваше величество, что отняла у вас время.

Прежде чем Ланиус нашелся с ответом, она выскользнула из комнаты.

Король провел следующие пять минут, проклиная своего шурина — не за то, что Орталис сделал, а за то, что невольно заставил Ланиуса испытать смущение по поводу своего мужского естества.

О речных галерах, бороздивших аворнийские воды, король Грас знал все. Корабли с глубокой осадкой и высокими мачтами, которые входили и выходили из Нишеватца, были судами совсем другого типа и отличались от галер даже больше, чем лошадь, запряженная в телегу, от скакуна. Плавание по Северному морю и близко не напоминало движение вниз и вверх по девяти рекам, которые пересекали аворнийскую равнину.

— Нам нужны наши собственные корабли, — сказал Грас Гирундо. — Без них мы никогда не выманим Василко из города.

— Да, ваше величество, — согласился генерал. — Нам на самом деле нужны корабли. Но где мы возьмем их? Построим сами? У нас нет плотников! У нас даже нет моряков, которые будут на них плавать. И у нас нет времени. Мы могли бы нанять их среди черногорцев, но вряд ли они помогут нам.

— Я знаю. — Грас кивнул. — Они думают, что если у нас будут корабли, мы используем их в следующий раз против них же.

Гирундо молчал.

Много лет тому назад черногорские города-государства принадлежали Аворнису. Сильный король мог бы вернуть их назад. Грасу нравилось думать о себе как о сильном короле. То, что черногорцы, очевидно, считали его именно таким правителем, было лучшим комплиментом. Но сейчас хотелось обойтись безо всяких комплиментов.

А вот и королевский волшебник!

— Как ты, Птероклс? — окликнул его Грас.

— Как я? — повторил вопрос Птероклс бесцветным голосом. — Я… лучше.

Он очень изменился после того, как неизвестный (или слишком хорошо известный) колдун нанес ему поражение. Грас не переставал удивляться его живучести — и невольно вспоминал Алсу, изгнанную из столицы, но не из сердца Граса. Если бы она оказалась рядом с ним под стенами Нишеватца, то и ее могло сокрушить такое же заклятие.

— Можешь ли ты колдовать, если понадобится? — спросил Грас.

— Полагаю, д-да.

Но, похоже, Птероклс не очень верил в это.

Грас разделял его сомнения. Птероклс все еще выглядел и говорил как человек, который получил по голове камнем. Иногда казалось, что ему лучше, иногда — хуже, но даже «лучше» не значило «хорошо».

Под туникой Грас носил защитный амулет — еще со времен своей флотской службы. Он спас ему жизнь, когда королева Серфия, мать Ланиуса, пыталась убить его с помощью колдовства. Защитит ли амулет, если Низвергнутый попытается сделать то же самое? Грас не был уверен — и не хотел каким-либо способом проверить свою магическую защиту. Птероклс сказал:

— Я ведь хороший волшебник, лучше, чем множество других, ваше величество, — но я чувствую… такую пустоту внутри.

Он постучал себя по голове кулаком. Она не зазвенела, как кувшин, из которого вылили все вино, но Грас — и, наверное, Птероклс тоже — подумал, что она должна была бы ответить именно таким звоном.

— С тобой все будет в порядке. — Грас надеялся, что говорит правду, и, добавив: — Тебе ведь становится лучше? — почувствовал себя увереннее.

В стороне почтительно замер гонец, ожидая, когда же его заметят. Когда Грас кивнул ему, он сказал:

— Ваше величество, у меня целая сумка писем из Аворниса.

— О, замечательно! — обрадовался Грас. — Я хочу быть в курсе того, что происходит дома.

Слишком долго он находился вне пределов королевства, и с каждым днем там, в столице, Ланиус вел себя все больше как настоящий король. Если он хотел свергнуть Граса, сейчас у него имелся шанс. Однако, если судить по прежним наблюдениям за зятем, выходило, что Ланиус не любит управлять. Грас тихонько засмеялся, но не потому, что его развеселили воспоминания о другом короле. Надо же, на каком непрочном постаменте покоилось его собственное правление!

Грас повернулся, чтобы идти в свою палатку и просмотреть письма. Однако едва он сделал несколько шагов, как к нему подбежал другой гонец. Этот не стал ждать, когда его заметят. Он закричал:

— Ваше величество, они выступили!

— Кто выступил? — спросил Грас.

— Черногорцы! Целая армия черногорцев, с востока! — ответил гонец. — Непохоже, чтобы они вышли пригласить нас на танец.

— Вот как? — Грас грациозно качнулся с пятки на носок. Гонец уставился на него. Он вздохнул. — Ну, наверное, нет. Расскажи мне подробнее.

— Мы послали к ним гонцов выяснить, не идут ли они, чтобы помочь нам и принцу Всеволоду, — ответил гонец. — Они стреляли в наших людей.

— Значит, скорее всего, они не собираются нам помогать. — Грас машинально обернулся и посмотрел на стены Нишеватца. — Если они идут не на помощь Всеволоду, значит, Василко будет рад видеть их. Приятно думать, что кто-то будет рад, а?

— Э… да.

Казалось, гонец не очень воодушевился по поводу хороших новостей для Василко. Грас полностью был с ним согласен, более того, в отличие от гонца он знал, насколько плохими эти новости могут оказаться для Аворниса.

Он приказал армии построиться боевым порядком лицом на восток. Дела могли быть гораздо хуже. Он утешал себя — да, так или иначе, события могли бы развиваться гораздо хуже. Если бы армия продолжала осаждать Нишеватц, не посылая разведчиков на запад и восток, эти самые черногорцы с востока могли бы напасть на его войско внезапно. Вместо простой беды он бы получил настоящую катастрофу.

Аворнийские солдаты все еще строились, когда Грас заметил облако пыли на прибрежной дороге, ведущей опять-таки с востока. У него уже была некая практика делать выводы по облакам пыли, поднимаемой наступающей армией. Он повернулся к Гирундо, чей опыт был значительно больше.

— Похоже, что черногорцев много, — сказал он.

— Точно, — согласился Гирундо. — Впрочем, не исключено, что они играют с нами в игры. Пусти несколько лошадей перед армией с привязанными сзади ветками, и они поднимут достаточное количество пыли, чтобы заставить вас думать, что все солдаты мира направляются в вашу сторону.

— Ты думаешь, здесь нечто подобное? — поинтересовался Грас. Гирундо поджал губы.

— Хотелось бы, — сказал он.

Но это не было ответом на вопрос короля. С явной неохотой генерал покачал головой:

— Нет, я так не думаю. Разведчики видели черногорцев, много черногорцев… Я собираюсь отвести часть людей от линии фронта, если вы не возражаете.

— Зачем?

— Потому что я бы хотел иметь резерв под рукой, на случай, если Василко решит сделать вылазку из Нишеватца, пока мы станем заниматься с этими, другими ублюдками, — Гирундо широко взмахнул рукой. — Ничто не ставит тебя в такое трудное положение во время боя, как атаки с двух направлений одновременно. Вы понимаете, о чем я говорю?

— Хотелось бы не понимать, но я понимаю, — мрачно произнес Грас — Хорошая идея. Займись этим.

Гирундо быстро отдал честь и поспешил прочь. Появился принц Всеволод. Он коснулся рукава королевской туники.

— Ваше величество, мне жаль, что я привел тебя в это место, — сказал он. — Я упорно сражаться за вас.

— Спасибо, ваше высочество. Скоро мы немного повоюем, — ответил Грас.

Для него это означало надеть кольчугу и сесть на лошадь. Он ненавидел сражаться верхом, как любой, кто большую часть времени провел на речной галере. Качающаяся палуба — одно дело, а вставшая на дыбы лошадь — совершенно другое. Грас дружелюбно похлопал Всеволода по спине.

— Это не ты привел меня в это место. Меня привели сюда Василко и Низвергнутый. Я знаю, кто мои враги.

— Я благодарю тебя, ваше величество. Ты такой, каким должен быть король Аворниса, — сказал Всеволод. — Я сражаться упорно. Ты увидишь.

— Хорошо. — Повысив голос, Грас крикнул Гирундо: — Давай двинем навстречу им! Пусть они не думают, что мы боимся встретиться с ними лицом к лицу. да

— Боимся встретиться лицом к лицу с кучкой черногорцев? Ну уж нет!

Гирундо сказал это легко и весело — для своих людей и, может быть, для Граса тоже. Но генерал и король знали: торговцы, которые жили у Северного моря, превращались в грозных воинов, когда им приходило в голову воевать.

Раздались пронзительные звуки аворнийских труб. Выкрикивая имена короля Граса и принца Всеволода (иногда путаясь в титулах), солдаты двинулись вперед.

Скоро сквозь пыль Грас стал различать сверкающие на солнце наконечники копий, мечи, шлемы и кольчуги. Черногорцы ехали на больших, неуклюжих лошадях, не быстрых, но достаточно выносливых и сильных.

Гирундо раздавал приказы. Как художник, работающий над фреской внутри храма, он видел результат задолго до того, как сцена будет закончена. Аворнийские всадники-лучники галопом помчались на фланги и начали осыпать стрелами черногорцев. Некоторые из северян соскользнули с седел и свалились на землю. Такая же участь постигла и крепких, приземистых лошадей, на которых они ехали. Но большинство черногорцев не замечали стрел и продолжали наступать. У них были свои лучники, большинство из них шли пешком, а не ехали на лошадях, и они начали стрелять в людей Граса, как только достигли пределов досягаемости. Стрелы втыкались в щиты, стучали по шлемам и кольчугам, и время от времени они достигали цели. Каждый крик боли заставлял Граса вздрагивать.

Стрела, злобно жужжа, как оса, пролетела мимо его головы, несколько дюймов в сторону — и он бы тоже уже кричал. А может быть, и нет. Неподалеку от него аворниец получил стрелу в лицо и упал с лошади, даже не охнув. Он так никогда и не узнал, что его убило. Это была легкая смерть, и ему позавидовало большинство людей на поле сражения или оставшиеся там умирать после него.

Грас надеялся, что всадники-лучники Гирундо заставят черногорцев дважды подумать, прежде чем приближаться к его армии. Но нет! Выкрикивая яростно звучащие слова на своем гортанном языке, густобородые воины с грохотом врезались в ряды своих аворнийских врагов.

— Вперед, аворнийцы! Покажем им, что мы можем делать теперь, когда встретились с ними в открытую! — кричал Грас. — До сих пор они прятались в фортах, боясь встретиться с нами лицом к лицу!

Командуй он черногорцами, он бы делал то же самое.

— Они верно поступали, когда не решались выйти против нас!

Несколько мгновений спустя он обменивался ударами меча с мощным черногорцем, у которого на носу была большая бородавка. После того как он чуть было не отрубил ухо у своей лошади, Грас сумел ранить вражеского воина. Тот проревел полные боли проклятия Грасу, и битва развела их в разные стороны. Как часто бывает, Грас так и не узнал, что случилось дальше с его врагом.

Крики с севера привлекли внимание короля. Как и опасался Гирундо, люди Василко покидали Нишеватц, чтобы принять участие в сражении. Достаточно ли солдат генерал отвел в резерв? Не возьмут ли аворнийскую армию со стороны флангов в тиски? Тем или иным путем, он это узнает.

Его армия сохраняла строй — Гирундо хорошо знал, что он делает. Но аворнийцы не победили — они и близко не подошли к победе, которую жаждал Грас. Все, что он мог сделать, это сражаться упорно и посылать людей то туда, то сюда, прикрывая слабые места в своих боевых порядках. У него было чувство, что черногорские генералы делали то же самое — никаких хитростей и неожиданностей.

Вылазка Василко оказалась неудачной, и уцелевшие защитники Нишеватца поспешили назад, в город. Если бы ситуация на поле боя против оставшихся черногорцев складывалась удачнее, люди Граса могли бы броситься им вдогонку и войти с ними в Нишеватц. Но ситуация не сложилась, и аворнийцы никуда не вошли.

Наконец черногорцы тихо отступили. Это была в некотором роде победа, и Грас уже подумывал о том, чтобы начать преследовать их. Он подумал, посмотрел, насколько измучены и изранены его солдаты, и решил не рисковать.

Подскакал Гирундо и слез с лошади. Он выглядел очень уставшим и измотанным.

— Ну, ваше величество, мы отбросили их, — сказал он. — На самом деле мы дважды отбросили их.

Грас кивнул.

— Да, мы сделали это, — сказал он и широко зевнул. — Клянусь бородой короля Олора, я устал.

— Я тоже, — отозвался Гирундо. — Мы все-таки сделали здесь все, что смогли.

— Да, — снова сказал Грас.

Они сделали все, что могли, и нисколько не приблизились к изгнанию Василко из Нишеватца или восстановлению власти Всеволода. Грас оглянулся, ища законного правителя Нишеватца, но не увидел его.

— Интересно, нападут ли на нас завтра снова или черногорцы уже получили сполна?

— Интересно, — повторил Грас — А что ты думаешь?

— Трудно сказать. Я бы не стал посылать такую армию завтра вперед. Противник тоже измотан. Но точно сказать нельзя. Некоторые генералы, как бараны или козлы, — они просто продолжают бодаться.

— А еще одна атака черногорцев для кого была бы опаснее, для них или для нас? — спросил Грас.

— Еще один хороший вопрос, — ответил генерал. — Никогда не знаешь наверняка, пока сражение не началось. Поэтому следующая битва, где все измотаны, может быть гибельной для обеих сторон.

— Ты полон оптимизма, не так ли? Гирундо поклонился:

— Мне положено думать о таких вещах. Я бы не мог делать свою работу, если бы так не думал.

— Я знаю. — Грас снова оглянулся, ища Всеволода. Когда он опять не увидел его, он кликнул гонца.

— Посмотри, здоров ли принц, — приказал он молодому человеку. — Если да, скажи ему, что я хотел бы его увидеть.

Юноша поспешил прочь, и спустя несколько минут Всеволод присоединился к Грасу. На голове у изгнанного властителя Нишеватца была окровавленная повязка. Несмотря на это, он отмахнулся от встревоженных вопросов Граса.

— Видели бы вы человека, который сделал это со мной! Где-то теперь вороны выклевывают его глаза.

— Рад за вас, — произнес Грас — У меня есть вопрос.

— Спрашивай.

— Насколько вероятно, что мы увидим другие армии черногорцев — тех, кто больше не хочет видеть нас на своей земле?

Всеволод нахмурился.

— Это может случиться, — наконец сказал он. — Да, вполне может быть.

— Но насколько это вероятно? — настаивал король. Принц Всеволод выглядел так, как будто он испытывал дикую ненависть к Грасу.

— Если бы я был властителем другого города, я бы повел своих воинов вперед.

— Я этого и боялся, — сказал Грас. — У нас, знаешь ли, нет столько солдат, чтобы отвечать на каждый вздох черногорцев.

— Что ты тогда станешь делать? — в свою очередь спросил Всеволод. — Ты скажешь, что тебя побили? Побежишь назад в Аворнис, поджав хвост?

«Он пытается пристыдить меня, — понял Грас. — Он пытается смутить меня, так как хочет, чтобы я остался здесь и продолжал войну». Будь он на месте Всеволода, он тоже не захотел бы, чтобы его союзник вышел из борьбы. Но он не на месте Всеволода, и ему не хочется рисковать своей армией. И поэтому он сказал с сожалением:

— Да.