Скипетр милосердия (№2) - Пираты Черных гор

Скольким был обязан Аворнис этому почти не известному священнику… Если бы черногорцы попали под начало Низвергнутого столетиями раньше, королевство было бы зажато между двумя его сторонниками с севера и юга.

— Спасибо тебе, Ксенопс, — прошептал Ланиус — Ты получишь благодарность на столетия позже, чем тебе следовало бы, но ты ее получишь. Целую главу в моей книге.

В конце длинного свитка Ксенопс писал: «Теперь, повторяю снова, я стар. Я слышал, что старики всегда вспоминают времена их юности как сладкое лето мира. Я полагаю, это правда. Но кто мог бы обвинить меня в том, что я сам испытываю эти чувства? Прежде чем пришли варвары, Аргитеа был частью большого мира. Теперь он обособлен, и я редко слышу, что происходит за его стенами. Черногорцы даже не сохранили имя этому городу, но используют свое собственное ужасное название. Их речь вытесняет аворнийскую; даже мне пришлось освоить ее, как бы неохотно я ни выдавливал из себя ее гортанные звуки. Язык, который я учил с колыбели, угасает до полного исчезновения. Когда я уйду — чего ждать осталось недолго, — кто узнает, кто заинтересуется тем, что я начертал в этом свитке? Никто, я предчувствую — совсем никто. Если боги будут добры, пусть этот свиток сохранится до времен, пока не попадет в руки кого-то, кто позаботится прочесть его, как я позаботился написать. Король Олор, королева Квила, даруйте эту милость вашему слуге».

Слезы обожгли глаза Ланиуса.

— Боги услышали тебя, — прошептал он, хотя Ксенопс, конечно, не мог слышать его.

Но сколько веков понадобилось Олору и Квиле на то, чтобы доставить манускрипт священника в руки того, кто мог оценить его по заслугам? Если они собирались ответить на последнюю просьбу Ксенопса, не могли ли они сделать это быстрее? Очевидно, не могли.

Ланиус снова взглянул на заключительные слова манускрипта. Нет, Ксенопс не ожидал, что кто-то при его жизни сможет понять то, что он написал. Он просто надеялся, что кто-то когда-то его поймет. Значит, боги дали ему то, что он просил. То, что свиток очутился здесь, было чудом, пусть даже и медленным.

— Медленное чудо.

Ланиус произнес эти слова вслух, ему нравилось, как они звучат. Но Низвергнутый тоже умел делать то, что люди называли чудесами, когда он вмешивался в земные дела, и он не ждал столетиями. Были времена, когда падший бог выжидал, но не терял ни мгновения.

Боги сослали его в обычный мир. В каком-то смысле он стал его миром. Могли ли они в действительности противостоять его власти над происходящим здесь? Если не могли, то кто мог? Обыкновенные люди? У него было гораздо больше силы, чем у них, что Ланиус очень хорошо знал. И все же Низвергнутому не удалось уничтожить все. Возможно, это было чудо. Возможно, это просто означало, что Низвергнутый пока еще не восторжествовал окончательно.

Но он по-прежнему пугал Ланиуса, Граса и Птероклса — и также Алсу. Хотелось бы знать, какой поступок должен был еще совершить Ланиус, чтобы заслужить еще больше злобы Низвергнутого.

Какое-то время ничего не приходило ему в голову. То, что изгнанный бог заметил его, уже было чем-то вроде комплимента, даже если у того, кому он его делал, этот комплимент вставал в горле. Затем Ланиус кивнул сам себе. Если он — или, точнее, аворнийские волшебники — начнут освобождать рабов, Низвергнутый, конечно же, обратит на них внимание.

Что он тогда станет делать? Ланиус не знал, но дорого заплатил бы, чтобы выяснить это.

Гайзердзик находился в конце длинной отмели, выдававшейся в Северное море. Осада Нишеватца была какой угодно, но только не легкой. Осада же этого черногорского города-государства могла быть еще труднее, потому что защитникам пришлось бы удерживать от врагов только короткую по протяженности стену. Король Грас, опытный моряк, знал, что он мог бы осложнить жизнь черногорцев при помощи флота, но у них был собственный флот. Их корабли стояли на якорях у причалов вне пределов досягаемости катапульт.

Однако, похоже, сражению не суждено было состояться. Принц Лейзетин, властитель Гайзердзика, не только говорил с Грасом со стены своего города, он вышел из боковых ворот, чтобы встретить его. Лейзетин был человеком лет тридцати, худощавым по черногорским меркам, с острым носом и умными, привлекательными чертами лица. Он утверждал, что говорит на аворнийском, и взял с собой переводчика. Грас подозревал, что он знает больше, чем делает вид, потому что принц слушал с настороженным вниманием, о чем говорят аворнийцы вокруг него.

Король изо всех сил старался выглядеть суровым.

— Вы попали в плохую компанию, ваше высочество, когда встали на сторону Василко, — говорил он.

Лейзетин быстро ответил по-черногорски, после чего его слова перевел коротенький толстый человек по имени Сверки: — Он говорит, ваше величество, таковы были обстоятельства. Это была политика. Это не было чем-то личным.

— Люди, которых убивают, в любом случае остаются мертвыми, — ответил Грас.

Вы показали, что сильнее, чем Василко, — сказал Лейзетин. Сверки так хорошо выполнял свою работу, эхом повторяя интонации своего хозяина, что Грас скоро забыл о его существовании. Правитель Гайзердзика продолжал: — Вы доказали, что боги на небесах сильнее Низвергнутого. Это тоже полезно знать.

Рядом с Грасом стоял один из его офицеров, понимавший язык черногорцев. Король хотел убедиться, что Сверки правильно переводит речь Лейзетина и его, Граса. Он бросил на него взгляд. Аворниец кивнул, что означало, что Лейзетин на самом деле сказал «Низвергнутый», а не «Падшая Звезда». Грас посчитал это хорошим знаком.

— В любом случае вам следовало бы это знать, ваше высочество, — проговорил Грас.

Принц Лейзетин слегка пожал плечами.

— Некоторые вещи охотнее принимаются с доказательствами. Человек может говорить то и это, но его слова и то, что есть на самом деле, не всегда одно и то же. Или вы считаете по-другому?

Он выгнул дугою бровь, как будто подзадоривая короля согласиться с ним. Но Грас не считал по-другому, да и не мог считать.

— В данном случае мы имеем дело не с людьми, — сказал он. — Мы имеем дело с теми, кто более чем люди.

— К ним это тоже применимо, — ответил Лейзетин. — И не в меньшей мере. Единственный путь узнать, кому больше верить, это посмотреть, кто одерживает победу, когда один меряется силами с другим.

«Беспринципная личность», — подумал Грас.

— И теперь вы увидели? — спросил он.

— О да. Теперь я увидел, — даже говоря на языке, который Грас не понимал, принц Лейзетин явно излучал искренность.

Но все эти словесные игры, в которые играл Лейзетин, склоняли Граса к тому, что доверяться этому человеку не стоит.

— И теперь, когда вы увидели, что вы собираетесь делать? — спросил король.

— Ах… делать? — Если ответ на вопрос и пришел в голову правителю Гайзердзика, он очень хорошо это скрыл.

Но Грас кивнул:

— Да, делать. Корабли из Гайзердзика нападали на побережье Аворниса. Гайзердзик поддерживал Василко. Думаете, что это сойдет вам с рук и вы не заплатите за содеянное?

Судя по выражению лица Лейзетина, он как раз так и думал. Ему не очень понравилась идея признать, что он ошибался.

— Если вы думаете, что можете взять мой город, как взяли Нишеватц… Ваше величество, вам лучше еще раз хорошенько подумать.

— Конечно, в этом году уже поздно, ваше высочество, — ответил Грас вкрадчивым тоном, и Лейзетин засиял от самодовольства. Но король продолжил: — Но если я предоставлю свободу своим людям, эту зиму вы запомните надолго.

Принц оскалил зубы — значит, слова попали в цель.

— Между прочим, вы можете ввести меня в искушение вернуться назад к Низвергнутому, — заметил он.

Да, он был беспринципный человек.

— Я рискну, потому что вы видели, что настоящие боги сильнее. Вы поступили бы лучше, если бы показали, что вы раскаиваетесь из-за того, что раньше сделали ошибку, чем если бы вы снова совершили ее.

— Лучше? — холодно сказал Лейзетин. Грас кивнул. Правитель Гайзердзика сердито взглянул на него. — И какая же будет цена этого моего раскаяния?

— Пятьдесят тысяч серебряных монет или товары в пересчете на эту сумму, — ответил Грас, — и еще пятьдесят тысяч ежегодно следующие десять лет.

Лейзетин побагровел. Он сказал несколько слов на черногорском языке, которые Сверки не перевел. Аворниец, который понял, о чем шла речь, нервно шевельнулся, но Грас не стал смотреть в его сторону. В конце концов при помощи Сверки Лейзетин прошипел:

— Это произвол! Грабеж!

— Я бы скорее решил, что это плата за ущерб, который причинили ваши пираты, — с процентами, чтобы напомнить вам, что эти игры могут стоить недешево, — ответил Грас.

Лейзетин быстро доказал, что он был правителем купцов, не только пиратов, — он начал торговаться с Грасом по поводу того, сколько он должен платить и как долго. Грас позволил ему добиться снижения компенсации до сорока тысяч в качестве первой выплаты и тридцати пяти тысяч в год на протяжении восьми лет. Он не желал до конца растоптать гордость Лейзетина. Таким образом, принц смог вернуться к своим людям и сказать им, что ему удалось кое-чего добиться от жестокосердного короля Аворниса.

Но последнее слово было все же за Грасом:

— Мы покинем ваши земли, как только получим первую выплату.

— И почему я не удивляюсь?.. — проговорил Лейзетин. Спустя мгновение он засмеялся с сожалением. — Вы зря родились среди аворнийцев, ваше величество. Вам бы надо было родиться черногорцем.

— Приятный комплимент, — сказал Грас, полагая, что Лейзетин именно это имел в виду. — Я тот, кто я есть. А в данный момент — я человек с кнутом в руке.

— Это точно, — кисло добавил Лейзетин. — А еще вы — неприятность для Гайзердзика.

— Как вы раньше были неприятностью для Аворниса, — ответил король. — Вы думаете, одно не имеет отношения к другому?

Принц Лейзетин именно так и думал. Почему бы ему было не делать то, что нравилось, не заботясь о последствиях? Чем быстрее мы получим плату, тем быстрее мы покинем вашу страну, — многозначительно сказал Грас, — и тем быстрее вы займетесь уборкой урожая.

Ярость залила лицо Лейзетина. Но это была бессильная ярость, потому что его воины были заперты внутри Гайзердзика. Они могли выдержать осаду, но не смогли вырваться. Если Грас захотел бы сжечь поля вокруг города, что бы они могли сделать с этим? Ничего, как понимал принц.

— Вы получите плату, — сказал Лейзетин. Затем он повернулся и гордо зашагал в сторону Гайзердзика. Переводчик Сверки зашагал за ним, копируя его ходьбу так же мастерски, как он передавал его интонацию.

— Он не любит вас, ваше величество. И уже не полюбит, — заметил Гирундо.

— Мне все равно, любит он меня или нет, — произнес Грас. — Я хочу, чтобы он принимал меня всерьез. Клянусь бородой Олора, он будет так делать с этого момента.

— О дорогой! — Голос генерала звучал как голос задыхающейся девушки. — Скажи мне, что ты… что это между нами серьезно.

Смеясь, король сделал вид, что собирается что-нибудь кинуть в него.

— Несчастный смутьян.

По поклону, который отвесил ему Гирундо, для генерала это была высшая похвала.

Но Грас перестал смеяться, когда он прочел письмо от короля Ланиуса. Зять передавал беспристрастно, как только мог, что произошло между Орталисом и Бубулкусом. Однако как бы беспристрастен он ни был, это не могло вернуть жизнь слуге. Наказание, которое Ланиус назначил Орталису, Грас посчитал заслуженным, но только отчасти.

Перечитав письмо Ланиуса несколько раз, король вздохнул. Да, Орталис был разозлен. Но ударить человека в приступе гнева и убить его — не одно и то же. «Что мне делать с ним?» Долгое время Грас думал, что с возрастом сын избавится от дурных черт характера, и не обращал внимания на его выходки. Безрезультатно. Затем он жестоко наказывал его, пытаясь выбить из него пороки. И опять ничего не вышло. Что осталось? Единственное, что он мог делать, — принимать Орталиса таким, каков он есть, и пытаться свести к минимуму причиняемый им вред.

Когда Грас занял аворнийский трон, он предполагал, что наследником ему будет Орталис, а Ланиус останется в тени, чтобы придать новым правителям некий аромат светскости. Для чего еще существует законный сын? Но он начал сомневаться в этом спустя какое-то время. Его зять оказался более способным, чем ожидалось, а Орталис… Орталис продолжал совершать поступки, последствия которых не всегда можно было легко замять.

Он еще раз прочел письмо Ланиуса. Король из древней династии действительно сделал все, что мог. Если верить его сообщению, слуги возненавидели Орталиса ненамного больше, чем прежде. Это означало своего рода победу. Грас никогда не представлял, что сможет чувствовать себя должником по отношению к зятю, но он это чувствовал.

Принц Лейзетин заплатил сорок тысяч монет серебром на следующий день после того, как договорился об этом с Грасом. Он не сопровождал людей, несущих мешки с монетами, послав вместо себя переводчика.

— Передай его высочеству, что я благодарю его, — сказал Грас (после того, как он приказал открыть несколько мешков, чтобы убедиться, что в них действительно серебро).

— Всегда рады вам.

Сверки говорил и вел себя, как Лейзетин, даже тогда, когда правителя Гайзердзика не было рядом.

— Я надеюсь получить остальную плату, — сказал Грас.

— Не сомневайтесь в этом, — ответил Сверки.

Что-то в его тоне заставило Граса взглянуть на него внимательно. Может быть, он вел себя и говорил слишком похоже на Лейзетина. Почему-то король подумал, что следующих выплат он может не дождаться, и озвучил эту мысль:

— Если выплаты не придут, мы, возможно, снова наведаемся сюда. Убедись, что твой хозяин понимает это.

Сверки выглядел таким же рассерженным, каким бы выглядел Лейзетин.

— Обязательно, — кивнул он с мрачным видом.

28

Ланиус уставился на гвардейца.

— Ты шутишь, — сказал он.

— Клянусь богами, ваше величество, я не шучу. Он неравнодушен к Калипте. И я не могу спорить с его вкусом. Хорошенькая девушка.

— Да. — Ланиус сам замечал ее раз или два. То, что глаз раба — глаз бывшего раба — остановится на ней, никогда не приходило ему в голову. Он сказал: — Но у Отуса есть женщина там, на юге.

Стражник пожал плечами.

— Я ничего не знаю об этом. Но даже если и так, это не первый случай, когда мужчина, будучи далеко от дома, находит себе новую подругу.

— Это правда. — Ланиус находил себе новых подруг и не будучи далеко от дома. Он спросил: — Калипта понимает это? Если да, что она об этом думает?

— Калипта думает, что он очень милый. — По тому, как гвардеец произнес это слово, он, возможно, передавал ее точные слова. — Большинство служанок во дворце думают точно так же, и, я полагаю, тут причина в его смазливости, а не в том, что он к ним пристает.

— А такое бывает?

— Почему не бывает? Что до меня, я их щупаю, когда хочу. Иногда они бьют меня, иногда им нравится. Кидайте кости и смотрите, что получится.

— Вот оно что… — пробормотал Ланиус.

Он никогда не был настолько бесцеремонным. Хотя вполне мог быть таким. Интересно, многие ли из женщин способны врезать королю Аворниса? Ланиус пожал плечами. Ему это было неинтересно.

Он хочет просто уложить ее в постель? Или он хочет чего-то большего? А если так, может ли и она хотеть этого? — Какое ему дело, в конце концов.

Гвардеец засмеялся:

— Клянусь богами, ваше величество, вы и вправду задаете много вопросов.

Ну конечно, — ответил Ланиус с некоторым удивлением. — Как же я выясню, если не буду спрашивать?

Это был очередной вопрос. Раньше чем солдат сообразил, что это так, король сказал:

— Отведи меня к нему.

Когда Ланиус вошел в маленькую комнату Отуса, бывший раб низко поклонился.

— Приветствую, ваше величество, — произнес он. — Как вы сегодня? — Он был безупречно вежлив, и только старомодный акцент южанина говорил о его происхождении. — Чем могу быть полезен?

— У меня все хорошо, — ответил Ланиус — Я пришел поинтересоваться, как дела у тебя.

— У меня? Довольно неплохо. — Отус засмеялся. — У меня много еды. Никто не дает мне много работы. Мне даже удается быть чистым. По большей части я счастлив, как корова на лугу.

— По большей части? — это была зацепка, которую Ланиус искал. — А в чем ты несчастлив? Как мы можем сделать тебя счастливым?

— Ну, здесь есть девушка, на которую я положил глаз. Отус был прям. Возможно, это шло из тех лет, когда он был рабом — тогда он не мог скрыть ничего и не имел ничего достойного, чтобы скрывать. Но не исключено, что такова была его натура. Какая разница? Отус продолжал:

— Я не знаю, хочет ли она иметь что-то со мной. — Он вздохнул. — Если бы моя собственная женщина была со мной — и здоровая, это ясно, — я бы и дважды ни на кого не посмотрел, но я одинок.

— Я понимаю, — сказал Ланиус. — Ты пытался выяснить, как она относится к тебе?

О да, — бывший раб кивнул. — Но это трудно объяснить, если вы понимаете, о чем я. Она не приходит и не говорит прямо, чего хочет. Она заставляет меня гадать. — Он бросил на Ланиуса открытый взгляд и простодушно улыбнулся.

— Все сложнее, чем ты привык?

— Сложно! Вот верное слово! — Отус снова кивнул, на этот раз более выразительно. — Вернее не скажешь! Что мне делать?

— Продолжай попытки выяснить. Вот все, что я могу тебе предложить, — ответил Ланиус — Нет, еще кое-что… надеюсь, тебе повезет.

— Спасибо, ваше величество. — Отус лукаво улыбнулся. — Могу я сказать ей, что вы надеетесь, что мне повезет? Если она услышит, вдруг мне выпадет наконец удача?

Король тоже улыбнулся в ответ.

Можешь, если желаешь. Я надеюсь, это поможет. Выйдя из комнаты, Ланиус обратился к стражникам:

— Если он захочет уединения, разрешите ему. Только не пускайте его одного бродить по дворцу. Но вам не нужно оставаться с ним в одной комнате.

Гвардейцы заулыбались и кивнули. Один из них сказал:

— Будь я проклят, если мне была бы нужна компания — кроме девушки, разумеется.

— Да. Кроме девушки. Это то, что я имел в виду, — согласился король.

— Вы уверены, что это безопасно, ваше величество? — спросил другой стражник.

— Нет, не уверен. Но я так думаю. Птероклс, похоже, все-таки вылечил его. А если волшебник ошибся, я предполагаю, что вы в таком количестве будете в состоянии удержать Отуса от того, чтобы он не наделал много вреда.

Солдаты снова кивнули. По их виду было ясно, что они тоже так думают. Гвардеец, который первым заговорил с ним, усмехнулся.

— Тут еще кое-что. Мы знаем, что Отус хочет быть наедине с Калиптой, но не знаем, хочет ли она быть с ним наедине.

— Верно, мы не знаем. Но мне кажется, что Отус заслужил возможность выяснить это. А вы как думаете?

Стражники переглядывались, обдумывая его слова. Затем, в большем согласии, чем минуту назад, они снова кивнули.

Король Грас сверг Василко и уничтожил почитание Низвергнутого в Нишеватце. Он доказал принцу Лейзетину, что поддержка Низвергнутого и участие в атаках на Аворнис не самые разумные вещи, совершенные Лейзетином, — он убедил его дорогой ценой, способом, незабываемым для человека, который был купцом только тогда, когда не занимался пиратством. Теперь Грас вел свою армию на восток, к Йобуке, которая тоже участвовала в набегах на аворнийское побережье. Он хотел, чтобы все черногорцы запомнили, что они не могут безнаказанно наносить урон южному соседу.

Пока его армия двигалась на восток, Грас настороженно наблюдал за погодой и за хлебом, зреющим на полях. Когда урожай будет убран, армия больше не сможет кормиться с полей, и ему придется уходить домой, а он хотел напомнить не только Йобуке, но и Грвейсу, который располагался еще дальше на востоке, о своем существовании.

Равно, который правил на землях между Гайзердзиком и Йобукой, был недружелюбен к ним обоим и не посылал корабли в поддержку тем, кто разорял восточное побережье Аворниса. Грас приказал своим людям вести себя сдержанно, пока они шли по его землям. В благодарность правитель прислал фургоны с провиантом.

— Я знаю, что нам следует делать, — сказал Гирундо как-то вечером, когда армия разбила лагерь. Заходящее солнце окрасило его золоченый шлем и кольчугу красным светом, как кровью. — Почему бы нам не стать пекарями?

— Пекарями? — переспросил Грас, разглядывая пряди седины в бороде генерала.

Впервые они встретились молодыми офицерами, впрочем, Гирундо был помоложе. Конечно, Гирундо оставался младше Граса по возрасту, но теперь ни один из них не был больше молодым. «Куда ушли все наши годы? » Куда бы они ни ушли, он не мог вернуть их назад.

Тем временем энтузиазм переполнял Гирундо. — Да, пекарями, клянусь бородой Олора. У нас есть вся эта пшеница. Мы можем печь хлеб и продавать его дешевле, чем кто-нибудь в черногорских городах-государствах. Мы опередим всех купцов и заставим их скрежетать зубами, и вернемся домой богатыми.

Он широко улыбнулся, и Грас улыбнулся ему в ответ. Никто не мог бы сдержать улыбку, когда Гирундо широко улыбался.

— Ты сошел с ума, — сообщил ему Грас. Гирундо поклонился:

— Спасибо большое, ваше величество.

Если кто-нибудь спорил с Гирундо, как правило, этот человек проигрывал.

Йобука не была так удачно расположена, как Нишеватц или Гайзердзик. Чтобы компенсировать данный недостаток, аворнийцы, которые строили город, и черногорцы, которые столетиями удерживали его, позаботились о его защите. Широкий, наполненный вонючей водой ров не позволял нападающим даже приблизиться к этим стенам. Иными словами, Грас не хотел штурмовать город.

Но, как и в случае с Гайзердзиком, этого ему делать не пришлось. Достаточно было появиться, напугать армию вне стен города, а затем пригрозить разорить поля, если принц Глеб не обратит на него внимания. Все это оказывалось удивительно легко. Если черногорцы не хотели встречаться с его людьми на поле битвы — а они очень ясно давали понять, что не хотят, — какой выбор у них оставался, как только не отступать назад в свою крепость? Грас не видел никакого выбора. А как только они отступали в крепость, это открывало ему доступ к окрестным полям и фермам.

Вместо того чтобы сразу же начать жечь и грабить, Грас послал офицера с флагом парламентера ко рву — подъемный мост через ров, ведущий к главным воротам, был поднят, — чтобы тот прокричал, что Грас хотел поговорить с принцем Глебом, правителем Йобуки, и что терпение короля Аворниса может лопнуть, если Глеб откажется от переговоров.

Принц вышел на следующий день, также с флагом парламентера. Он не опустил подъемный мост, а воспользовался боковыми воротами и пересек ров в маленькой лодке. Его сопровождал лишь один гвардеец.

— Это для соблюдения приличий, — проговорил принц на хорошем аворнийском языке, указывая на своего охранника. — Если бы я взял людей больше, вы бы меня неправильно поняли.

— Мы приветствуем его, так же как приветствуем вас, — ответил Грас, оценивая Глеба глазами.

Принц был старше, чем Лейзетин, старше, чем Василко… «Но не так стар, как я», — с грустью подумал король. Глеб выглядел гораздо проще, чем умный и угрюмый Лейзетин. Его борода нуждалась в гребне, а брови удивляли своей густотой. Сейчас он нахмурил их.

— Что вы делаете на моей земле? — потребовал он ответа. — У вас нет здесь дел, будь оно проклято.

— Что делали ваши корабли, совершая набеги на мое побережье несколько лет назад? — спросил Грас в свою очередь.

— Это другое.

— Да, это так, клянусь богами. Разница в том, что вы никогда не думали, что я приду и отомщу вам.

Глеб продолжал сердиться:

— Ну, теперь, когда вы здесь, что я должен сделать, чтобы избавиться от вас?

— Подождите! — Король жестом остановил его. — Не так быстро. Мы еще не все выяснили. Что делали ваши люди, помогая Василко? Что они делали, помогая Низвергнутому против богов на небесах? Вы все еще преклоняете колени перед Низвергнутым, ваше высочество?

— Я никогда так не делал, — голос Глеба звучал возмущенно.

Нет? Тогда что вы делали, помогая Василко? Я уже спрашивал вас об этом, и вы не ответили.

— Что я делал? Вы, аворнийцы, вторглись в страну черногорцев. Что я должен был делать, дать вам пройти сюда? Если бы я мог остановить вас, я бы это сделал.

Теперь сердито смотрел Грас. Он уже встречал черногорцев, говоривших ему то же самое. Он мог понять их, даже поверить им. Но это также служило удобным предлогом.

— Так значит, вы понятия не имели, что Василко отверг богов на небесах и что Низвергнутый стоял за ним? Вы ожидаете, что я поверю вам?

— Мне все равно, чему вы поверите, — ответил Глеб.

— Вы уверены в этом? Действительно уверены? Если это так — я обязательно разорю ваши земли. Быть другом своим соплеменникам — одно дело. Быть другом Низвергнутому — совсем другое.

Принц Глеб открыл рот. Затем снова закрыл его, ничего не сказав. После очевидной паузы для раздумий он снова попытался дать объяснения:

— Я говорил вам однажды — я не поклоняюсь Низвергнутому. Я почитаю короля Олора и королеву Квилу и других богов на небесах. Я всегда почитал их. И так же поступал мой народ.

Возможно, он говорил правду. Грас кивнул:

— Так это или нет, вам все равно придется заплатить за набеги на наши побережья. Вам не нужны аворнийцы в Черногории. Нам не нравятся черногорцы, грабящие Аворнис.

Глеб снова открыл рот, и Грас мог с уверенностью предположить, что он собирается сказать — что-нибудь вроде: «Чем вы лучше нас? » Но ответ короля был настолько очевиден, что принц закрыл рот, не проронив ни звука. То, что аворнийская армия стояла лагерем под стенами Йобуки, давало Грасу сильный аргумент. Застывший взгляд черногорского принца говорил, что он это понимает. Он угрюмо проговорил:

— Сколько вы собираетесь выжать из меня?

Грас назвал ту же цену, что и принцу Лейзетину. Ему было интересно, начнет ли Глеб торговаться, в чем король сомневался.

И действительно, правитель Йобуки воскликнул:

— Дать вам свободно жечь наши поля было бы дешевле!

— Ну, это можно устроить, ваше высочество. — Грас жестом подозвал Гирундо. — Будь так любезен, отдай приказ предоставить солдатам свободу действий…

— Так точно, ваше величество.

Генерал тотчас повернулся, чтобы уйти. Принц Глеб понял, что с ним не шутят. Гирундо сделал только пару шагов, как черногорец остановил его:

— Подожди!

Гирундо замер на месте, оглянувшись на короля.

— Зачем ему ждать? — деланно удивился Грас. — Вы сообщили нам о своем выборе, ваше высочество. Мы желаем дать вам то, что вы хотите. Выполняй, Гирундо.

— Подожди! — снова произнес Глеб, более настойчиво — почти яростно. И снова Гирундо остановился. Грас махнул ему рукой. Принц поднял руки вверх:

— Остановитесь, будь оно проклято! Я был не прав. Я лучше заплачу.

— Всю сумму? — требовательно уточнил Грас. Теперь, когда он диктовал Глебу свои условия — после того как правитель Йобуки сам загнал себя в угол, — он намеревался использовать это в своих интересах.

— Да, всю сумму, — сказал Глеб. — Только оставьте посевы в покое!

О чем это говорило? Что его склады были почти пусты? Грас не стал бы этому удивляться.

— Принесите серебро завтра в это же время, — приказал король Глебу, — иначе…

— Я понял. Вам нет нужды беспокоиться об этом, ваше величество. Я очень хорошо вас понял.

Принц сдержал обещание. Грас проверил серебро даже еще тщательнее, чем те деньги, что он получил от Лейзетина. Король оставил лагерь около внушительных стен Йобуки и выступил со своей армией на юг.

— Мы двигаемся домой, ваше величество? — спросил Гирундо в некотором удивлении. — Я думал, мы нанесем визит также в Грвейс.

— Нанесем, — ответил король.

— Но… — Гирундо указал на запад. — Он там.

— Большое спасибо, — проговорил Грас, и генерал поморщился. Король продолжал: — Прежде чем я поверну на запад, я хочу скрыться с горизонта Йобуки. Если Глеб увидит, что я иду в ту сторону, он наверняка пошлет корабль в Грвейс. Он может попасть туда раньше нас, и тогда принц Творимир устроит засаду.

Гирундо поклонился:

— Я не могу сказать вам, ваше величество, что вы не правы, потому что это не так. Единственное, что я вам скажу, — Глеб, скорее всего, в любом случае пошлет туда корабль. Нам следует приготовиться к неприятностям.

— Мы так и сделаем, — произнес Грас. — Надеюсь, ты позаботишься о том, чтобы мы подготовились?

— Вы — сама доверчивость, не так ли? — улыбнулся генерал.

Король Грас громко рассмеялся. Возможно, какие-то короли Аворниса обладали этим замечательным качеством. Ланиус, знаток древностей, наверняка знал одного или двух, но Грас не мог вспомнить никого. Если бы госпожа доверчивость каким-то образом и оказалось на престоле Аворниса, она бы там долго не удержалась.

Ланиус искал документы, связанные с Фервингией во времена правления его отца и его собственного детства, — дни, когда король Дагиперт правил королевством на западе и когда он грозился, что будет также управлять Аворнисом.

«Сейчас, — писал Ланиус, — аворнийцы редко вспоминают о Фервингии. Это тихая, мирная страна, не из тех, что причиняют тревоги или беспокойство. Но так было не всегда, и нет никаких гарантий, что так будет оставаться всегда. Со временем Фервингия снова может представлять собой страшную опасность. А поэтому, мой возлюбленный сын, тебе следует знать как можно больше о прошедших днях, когда Фервингия угрожала самой нашей династии».

Для Крекса те времена будут казаться такими же далекими, как и времена, когда ментеше захватили Скипетр милосердия. Но Ланиус хорошо их помнил и надеялся дать своему сыну какие-то наметки на то, как обращаться с Фервингией, если она снова станет источником проблем.

Как вели дела с Дагипертом его отец и Грас? Читая письма, которыми обменивались Мергус, Грас и архипастырь Букко с королем Фервингии, Ланиус удивлялся, что Дагиперт одерживал верх чаще, чем проигрывал.