Скипетр милосердия (№2) - Пираты Черных гор

Ланиус знал о птицах меньше, чем хотел бы. На самом деле он знал меньше, чем хотел бы, о многих вещах. Не хватало часов в сутках, не хватало дней в году, чтобы изучить то, что ему было интересно.

— Они вкусные, когда запечены в тесте, — заметил Орталис.

Ансер снова кивнул. И Ланиус. Пироги — не важно, с какой начинкой — были одним из его любимых блюд. Однако он не имел желания охотиться на дроздов даже для пирога.

Мимо промчался кролик и исчез в кустах. Ансер стал прилаживать стрелу к тетиве, но остановился и засмеялся.

— Нет большого смысла стрелять в кроликов, — сказал он. — Только даром стрелу потеряешь. Если ты хочешь рагу из кролика, лучше отправиться на охоту с собаками и силками.

— А потом бьешь их дубиной по голове, — подхватил Орталис. — Таким образом ты не портишь шкуру.

— Понятно, — кивнул Ланиус.

Он задумался, что же ему было понятно. Голос принца звучал так, будто он наслаждался самой идеей бить кроликов но голове дубиной, или Ланиус просто слышал то, что он ожидал услышать? Король не был уверен и решил, что должен оправдать шурина за недостаточностью улик.

— Видите поляну недалеко отсюда? — спросил Ансер. — Если мы встанем на ее краю, у нас будет удобная позиция для стрельбы.

Трое высокопоставленных охотников шепотом вели свой обычный спор о том, кто будет стрелять первым. Ланиусу не хотелось выглядеть глупо в глазах сыновей Граса. «Ты мог бы попытаться убить оленя», — сказал он себе, а потом покачал головой. Не для этого он пришел сюда. Испуганный олень выскочил на поляну.

— Удачи, ваше величество, — вполголоса произнес Ансер.

— Попытайся хотя бы вспугнуть его, — прошептал Орталис.

Что ж, вполне разумная оценка способностей Ланиуса.

Король выпустил стрелу в направлении оленя, но тот прыгнул вперед. Ансер и Орталис одновременно вздохнули. Ланиус — чуть позже, с каким-то подобием облегчения. По крайней мере, на этот раз у него было достаточно хорошее оправдание для промаха.

Если бы олень остался стоять на месте, стрела пролетела бы мимо перед его головой. Но так сложилось, что стрела попала животному слева между грудью и горлом. Олень сделал четыре или пять запинающихся шагов, затем упал на бок, слабо дергаясь. Ланиус в ужасе наблюдал, как дергание прекратилось и олень затих.

— Хороший выстрел, клянусь бородой Олора! — закричал Ансер. — Очень хороший выстрел!

Орталис радостно вскрикнул и стукнул Ланиуса по спине. Охранники короля тоже приветствовали его криками.

Он снова промахнулся, но на сей раз никто не знал, даже не догадывался об этом. Ланиус вздрогнул. Он не хотел смотреть на животное, которое только что убил. Но, как стало ясно секунду спустя, суровое испытание на этом не окончилось.

— Теперь тебе надо научиться разделывать тушу, — предупредил Орталис. — Я сомневался, что когда-нибудь тебе придется делать что-нибудь подобное.

— Разделывать? — Ланиус задохнулся. — Это… нет, я не хочу…

Он повернулся к Ансеру за поддержкой. Архипастырь не пришел ему на помощь.

— Так полагается, — кивнул он. — Тебе следует знать, как и что делать. Даже не надо перерезать ему глотку; он определенно мертв. Это такая же чистая добыча, как та, что не так давно досталась Орталису.

— Ура, — произнес Ланиус замогильным голосом.

Ансер и Орталис неодобрительно хмыкнули, когда выяснилось, что у него нет с собой ножа. Они бы так же повели себя, если бы он поднялся утром и забыл надеть штаны. Орталис вытащил свой нож и подал его королю рукояткой вперед. Проделал он это медленно и осторожно, помня о телохранителях Ланиуса. Лезвие, любовно заточенное и отполированное, сверкнуло на солнце.

Следуя инструкциям Ансера, Ланиус сделал все, что полагалось. Его даже не вырвало, хотя он не понимал, как ему удалось укротить желудок.

— Можно развести небольшой костер и поджарить яички, это отличная еда, — с готовностью сказал один из стражников. — Кусок печенки, когда она еще совсем свежая, — тоже неплохо, ее нельзя хранить больше нескольких часов.

Ланиус знал о разведении костра не больше, чем о свежевании. И об этом позаботился Ансер. А стражник насадил яички на прут и поджарил над огнем. Когда они были готовы, он протянул прут Ланиусу. Король хотел выбросить его. Но… под выжидательными взглядами с безмолвным вздохом съел угощение.

— Вкусно? — спросил стражник. — Вы не получите ничего подобного во дворце.

Это было правдой.

— Неплохо, — кивнул Ланиус с набитым ртом. Все вокруг засмеялись, потому что его голос, должно быть, звучал удивленно.

Орталис нагнулся и отрезал кусок от печени оленя. Он также насадил ее на прут и поджарил над огнем.

— Вот, — сказал он, протягивая прут Ланиусу. — Лучшая еда на свете.

Это было не так — во всяком случае, не для короля.

— Не хватает соли, — заявил Ланиус.

К его изумлению, не только Ансер, но еще двое стражников протянули ему маленькие пузырьки с солью.

— Спасибо, — сказал он и посолил мясо, затем кивнул остальным. — Кто хочет, можете угощаться.

Скорость, с которой исчезла печень, свидетельствовала о том, каким деликатесом ее считают окружающие. Один из стражников ткнул ножом в сердце оленя и вопросительно посмотрел на Ланиуса. Король снова кивнул.

— Твоя очередь следующая, — сказал Ансер своему сводному брату. — Как, сможешь потягаться с королевским выстрелом?

— Не знаю. — Орталис послал Ланиусу косой взгляд. — Но зная его способности, не уверен, что в следующий раз он сможет сам с собой потягаться.

Ланиус и сам был убежден, что не сможет.

— Прояви уважение к своему монарху, — сказал он надменно.

Сказанный немного другим тоном, этот резкий ответ мог бы испугать Орталиса. А так — законный сын Граса громко расхохотался. К нему присоединились Ансер и стражники. Ланиус почувствовал, что тоже смеется. Ему все равно не нравилась охота с ее обязательным преследованием и убийством животных. Охота как возможность развлечься… это было другое дело.

Орталис не только не сделал смертельный выстрел, когда ему пришлось стрелять в оленя, он промахнулся так же позорно, как обычно делал Ланиус. Олень ускакал прочь.

— Что случилось? — поинтересовался Ансер.

— Меня укусила муха, как раз когда я выпускал стрелу, — ответил Орталис — Попробуй держаться спокойно, когда тебе воткнули раскаленную иглу в шею.

Он потер пострадавшее место.

— Ну, во всяком случае, это похоже на объяснение, — медленно произнес Ансер.

Орталис издал грубый звук и изобразил еще более грубый жест. В ответ архипастырь изобразил точно такой же жест. Подобное вряд ли можно было ожидать от священнослужителя, но Ансер едва ли когда-нибудь претендовал на это звание. И он стрелял лучше, чем просто хорошо. Ансер попал в оленя, когда пришло его время делать выстрел. Олень умчался, но не слишком далеко; след крови, который он оставил, помог легко выследить раненое животное.

У архипастыря был нож на поясе. Он наклонился над оленем и перерезал ему глотку.

— Твой черед есть яички, — сказал Ланиус.

— Мне они нравятся! — просиял Ансер. — От них я не зеленею так, как это сделал ты, прежде чем их попробовал.

— О! — Ланиус не думал, что это было заметно. Король постарался лучше промахнуться, когда пришла его очередь стрелять. Он промазал, и олень убежал в лес. И все-таки после убийства оленя совесть тревожила его гораздо меньше, чем он ожидал. На следующей охоте, сказал себе Ланиус, он даже попытается попасть в кого-нибудь, когда станет стрелять.

30

Король Грас сидел на алмазном троне, глядя сверху вниз на послов из Грвейса.

— Ну? — Голос Граса был холоднее, чем осенний ветер, завывавший за стенами дворца. — Что вы готовы сказать от себя? Что вы готовы сказать от имени своего принца?

Черногорцы недоуменно переглянулись. А по толпе пробежал шепот, и Грас знал, о чем говорят его придворные. В отличие от Ланиуса, он не придавал значения церемонии как таковой. И не был уверен, что образцы вежливости применимы к тем, кто находится с Аворнисом в состоянии войны.

— Ваше величество, я — Бониак, посланник принца Творимира из Грвейса, — сказал один из черногорцев с самой красивой вышивкой на тунике. Я приношу вам приветствия Творимира, так же как и всех других черногорских принцев.

— Клянусь богами, я уже имел дело с другими черногорскими принцами! — прорычал Грас. — Я бы пообщался и с Творимиром, если бы не бесконечный ливень. А заодно ты не приносишь мне приветствия от Низвергнутого?

— Нет, ваше величество, — ответил Бониак. — Я приношу заверения от принца Творимира в том, что он не имеет ничего общего с Низвергнутым и что он никогда ничего общего с ним не имел.

— Да? И станет ли Творимир утверждать, что его кораблей не было среди флота, который устраивал набеги на мое побережье? Насколько ему хватит наглости?

Улыбка Бониака напоминала странную смесь оскала волка и овцы.

— Принц Творимир не отрицает, что его корабли совершали набеги на ваше побережье. Но он велел мне сказать — велел мне напомнить вам, — что черногорцу нет нужды вставать на колени перед Низвергнутым, чтобы почуять сладкий аромат грабежа.

— Сладкий, вот как? — Грасу пришлось постараться, чтобы не засмеяться. Когда Бониак важно кивнул, королю пришлось постараться еще больше. Он сказал: — И ты познал это из личного опыта, не так ли?

— О да, — заверил его посланник и торопливо добавил: — Конечно, я никогда не грабил побережье Аворниса.

— Конечно. — Голос Граса был сух. — Но это могло быть. И я полагаю, что то, о чем говорит принц Творимир, тоже могло быть. Почему он послал тебя сюда, в Аворнис?

— Почему? Чтобы возместить убытки за наши набеги, ваше величество, — Бониак жестом указал на своих оруженосцев. — У нас есть подарки для королевства, и у нас также есть подарки для вас.

— Подождите.

Грас кивнул одному из придворных — тот прятался за колонной, наблюдая за поворотом событий. Но поскольку Бониак казался настроенным примирительно…

— Сначала, ваше превосходительство, у меня есть подарки для вас и ваших людей.

Придворный раздал черногорцам кожаные кошельки. Бониак прикинул вес серебра в руке и остался доволен. Наконец-то Грас вернул церемонию в привычное русло.

— Мои благодарности, ваше величество, — сказал посланник. — Мои самые сердечные благодарности. Теперь разрешите, мы преподнесем ответные дары?

— Если вы будете так добры, — разрешил король. Бониак толкнул локтем своих подчиненных, занятых взвешиванием кошельков; они тотчас прервали увлекательное занятие и поспешно расставили перед алмазным троном обитые железом деревянные сундуки.

— Это для Аворниса, ваше величество, — сообщил Бониак.

Придворные подались вперед с жадным любопытством на лицах. По кивку посла один из людей, которые сопровождали его, откинул засов с самого ближнего сундука и поднял крышку.

Пятьдесят тысяч серебряных монет от принца Творимира Аворнису, — сообщил Бониак. — Его высочество также согласен заключить договор, подобный тому, что не так давно заключили с вашим королевством правители Гайзердзика и Йобуки.

— Согласен ли? — переспросил Грас.

Бониак кивнул. Аворнийские придворные снова шептались между собой. Подарок был не ахти какой — они повидали много серебра, — но новость, его сопровождавшая, была хорошей. В ответ Грас тоже кивнул.

— Я рад принять это серебро, — заявил он официальным тоном. — И никогда пусть не будет сказано, что я не искал мира между Аворнисом и черногорскими городами-государствами.

— Принц Творимир думает то же самое, — проговорил Бониак.

«Конечно, то же — на какое-то время, — заметил по себя Грас — Я заставил его бояться». Черногорский посланник продолжал:

— Принц Творимир также посылает вам подарок от себя лично.

Один из оруженосцев посла вышел вперед с огромным глиняным кувшином, который он поставил рядом с сундуками с серебром. Бониак сообщил:

— Это спиртной напиток особого сорта, которым мы торгуем. Его готовят на одном из островов, далеко в Северном море. Он крепче любого эля или вина, крепкий настолько, что немного жжет глотку, когда его пьешь.

— Неужели? — вежливо поинтересовался Грас. Бониак понял, что король имел в виду.

— Я с удовольствием сделаю для вас пробу, ваше величество. И пусть ваши волшебники попробуют его, если вы думаете, что я принял противоядие. Клянусь богами на небесах, пусть моя голова ответит, если это яд.

Он действительно выпил, и с видимым удовольствием.

— Я все равно проверю, — ответил Грас, — и если это яд, ответит твоя голова. А сейчас ты и твои люди свободны.

Кланяясь, черногорцы удалились из тронного зала. Грас позвал Птероклса и объяснил, чего он хочет. Волшебник выглядел заинтригованным.

— Напиток, но не эль и не вино? Как интересно! Я полагаю, это не мед, потому что мед не крепче ни одного из них. Да, конечно, я проверю его на содержание яда.

Он зачерпнул немного напитка из кувшина, затем налил его на аметист. Ни камень, ни напиток нисколько не изменились. Птероклс добавил в ковш несколько травинок.

— Лапчатка и вербена, — объяснил он Грасу. — Лучше этих трав ничего нет, когда речь идет о ядах.

Он прошептал заклинание, подождал, потом пожал плечами:

— Я ничего не нашел, ваше величество. Безусловно, можно проверить еще.

Он выловил травинки из ковша.

— Каким способом? — спросил король.

— Самым главным, — усмехнулся Птероклс. Он поднял ковш к губам, выпил содержимое и почти сразу же закашлялся. — Ого! Чертовски крепко — ваш черногорец не шутил. — Волшебник подождал, прислушиваясь к ощущениям. — Не могу пожаловаться — он все согрел у меня внутри. Интересно, как люди, у которых черногорцы берут его, делают этот напиток?

— Спроси Бониака — хотя вряд ли он скажет, даже если знает, — проговорил Грас. — Ну, если от этого тебя не вывернуло наизнанку и не перевернуло вверх тормашками, почему ты не дашь мне попробовать тоже?

— Конечно же. Почему нет? — Птероклс наполнил ковш снова и подал его королю.

Грас взял его. Содержимое ковша пахло скорее как вино, чем что-нибудь другое, хотя виноград почти не ощущался. Король осторожно отхлебнул и сделал глоток.

— Неплохо, — сказал он после такой же паузы, которая понадобилась Птероклсу. — Кружки будет достаточно, чтобы сделаться пьяным.

Волшебник посмотрел на кувшин.

— Я думаю, кружки будет достаточно, чтобы сделаться мертвым, — но кто же так поступает?

Ланиусу казалось, будто какой-то сумасшедший кузнец с тяжелым молотом использует его голову вместо наковальни. Птероклс настаивал, что напиток, который принц Творимир дал королю Грасу, не был отравлен. Но Ланиус явно отравился им прошлым вечером! Тесть предупреждал, что даже небольшое количество сделает его пьяным. Не хотелось признавать это, но тесть оказался прав, и даже более чем прав.

Из-за того, что Грас оказался настолько прав, Ланиус стоял на пороге комнаты котозьянов и больше всего на свете хотел оказаться в каком-нибудь другом месте. Жара и запахи — особенно запахи — было совсем не то, что могла вынести его больная голова. Но он никогда не доверял слугам уход за животными, и если они не делали эту работу, значит, ее должен был делать он.

После уборки комнаты король пошел на кухню, чтобы взять для них немного мяса. Увидев его, повар Кьюкулатус усмехнулся и сказал:

— Давненько не видел этого вашего смешного зверька. Вы посадили его на цепь?

— Нет, но у меня есть такое искушение. Когтистый выглядит очень подозрительно, когда ведет себя хорошо, — возможно, он что-то замышляет.

Прежде чем положить еду в их миски, он обычно раздавал по кусочку то одному, то другому котозьяну. Но почему-то Когтистый не выпрашивал угощение вместе с остальными. Ланиус осмотрел комнату — и не увидел его.

— О, клянусь богами, куда ушло в этот раз это тупое существо? — воскликнул он.

Но Когтистый отнюдь не был тупым — наоборот, чересчур смышленым.

Итак, кухня или архив? Король взял несколько кусочков мяса и поспешил туда, где он провел столько счастливых часов, — в архив, разумеется. К сожалению, вместо того чтобы удовлетворенно копаться в пергаментах, он вынужден был осматривать все темные углы, откуда, вероятнее всего, можно было ждать появления котозьяна, как всегда в этих случаях безмерно довольного собой. Ланиус не мог решить, забавляет это его или злит.

— Когтистый? — позвал он. — Ты тут, Когтистый, вонючее, убогое создание?

Когтистый был чистоплотен, как любой другой котозьян, и от него не пахло. Густой мех животного свидетельствовал, что ни о какой убогости тоже не может быть и речи. Так или иначе, хозяин клеветал на него. Однако Когтистый, вероятнее всего, обращал не больше внимания на то, что Ланиус говорит ему или о нем, чем любой другой котозьян.

Однако он обращал внимание на еду. Ланиус лег навзничь на наименее пыльный кусок пола, какой он смог найти, и начал постукивать себя по груди, издавая характерный звук. Если Когтистый был где-то поблизости, этот шум должен был привлечь котозьяна. Он взберется ему на грудь и заработает свою вкусную награду. Зверек сделает так — если находится достаточно близко, чтобы услышать своего хозяина.

— Мроур?

Услышав мяукание, хотя и приглушенное, Ланиус едва не закричал от радости. Вот только чему он радовался? Победе над ментеше? Важным сведениям о черногорцах, найденным в архиве? Нет, он перехитрил котозьяна.

Каков властитель, такова и причина радости.

— Мроур?

Мяуканье Когтистого определенно звучало странно, словно зверек что-то держал в зубах.

Так оно и было — хвост крысы свешивался из одного угла его рта, голова крысы — из другого. Когтистый вскарабкался на грудь королю и уронил крысу, потянувшись за мясом.

— Спасибо тебе большое! — воскликнул Ланиус.

Он не хотел брать крысу в руки даже для того, чтобы выбросить ее. А Когтистый, естественно, был убежден, что он не только оказал ему услугу, но также честь, подарив свою добычу.

Мроур, — ответил Когтистый тоном, который мог значить только одно: «Почему ты не берешь ее? »

— Извини, — сказал Ланиус, нисколько не раскаиваясь. Когда он сел, крыса скатилась с него и упала на пол.

Мяукнув, на этот раз обеспокоенно, котозьян прыгнул за ней. Ланиус, улучив момент, поспешно схватил Когтистого.

— Баранины тебе мало, а? — требовательно спросил Ланиус.

Он отнес зверька назад в комнату, зная, что вряд ли котозьян останется там надолго, и отправился на поиски короля Граса.

Как выяснилось, тесть уединился с генералом Гирундо. Они обсуждали военную кампанию в страну черногорцев за кружками вина.

Приветствую, ваше величество, — Грас был подчеркнуто вежлив. — Не хочешь ли присоединиться ко мне?

— Собственно говоря, ваше величество, я бы хотел поговорить с тобой наедине — не очень долго, — ответил Ланиус.

Взгляд Граса стал острым. Младший король не каждый день — и даже не месяц — обращался к нему, упоминая титул. Старший король поднялся.

— Прошу прощения, Гирундо.

— Конечно, ваше величество. Я чувствую, когда не нужен.

Скажи он это другим тоном, можно было бы подумать, что генерал смертельно оскорблен и в скором времени следует ждать мятеж.

После того как Гирундо, поклонившись, закрыл за собой дверь, Грас снова повернулся к Ланиусу:

— Хорошо, ваше величество. Если ты хотел моего внимания, ты его получил. Что я могу для тебя сделать?

Ланиус покачал головой:

— Нет, это я могу кое-что для тебя сделать. — Честность заставила его добавить: — Или, возможно, смогу для тебя сделать.

Он начал излагать идею, которая недавно им овладела. Старший король сначала пристально смотрел на него, а потом начал смеяться. Ланиус нахмурил брови — он ненавидел, когда над ним смеются. Заметив выражение его лица, Грас протестующе поднял руку:

— Нет, нет, нет. Клянусь богами, ваше величество, ты тут ни при чем.

— А в чем тогда дело? — сухо спросил Ланиус.

— В идее, а не в тебе.

«Но это моя идея», — обиженно подумал младший король и вслух поинтересовался:

— С ней что-то не так?

— Ну… — с подъемом начал старший король, но остановился. Он подумал, потом признался: — Я думаю, с ней действительно что-то не так. Хотя она все равно забавная.

Этой ночью Ланиусу во сне явился Низвергнутый. Ощущая холодно-прекрасный, нечеловеческий взгляд, король представлял себя меньше детеныша котозьяна. Низвергнутый всегда вызывал в нем подобное чувство, но в эту ночь оно было особенно сильным. Эти глаза, казалось, проникали в самую основу его души.

— Ты замышляешь заговор против меня, — сказал Низвергнутый.

— Мы — враги, — ответил Ланиус. — Ты всегда плел заговоры против Аворниса.

— Ты заслуживаешь всего, что случится с тобой, — ответил Низвергнутый. — Ты заслуживаешь худшего, чем то, что случится с тобой. Но если ты замышляешь козни и интриги против меня, твои дни будут еще короче и каждый из них будет полон болью и горем. Ты сомневаешься во мне? Не смей сомневаться, ты — скулящий, маленький, жалкий человечишка.

— Я никогда не сомневался в тебе, — сказал ему Ланиус. — Тебе нет нужды беспокоиться об этом.

Низвергнутый засмеялся:

— Я беспокоюсь о том, что делает жалкий смертный? Ты преувеличиваешь свою важность в великой, общей картине вещей.

Даже во сне логические способности Ланиуса не оставляли его.

— В таком случае, — спросил он, — зачем ты беспокоишься, являясь мне?

— Ты преувеличиваешь свою важность, — повторил Низвергнутый. — Укус блохи раздражает и после того, как человек прихлопнет ее рукой и от блохи остается лишь грязное пятно. И так будет с тобой, и раньше, чем ты думаешь.

— Иногда блоха отпрыгивает прочь, — заметил Ланиус.

— Для меня между блохой и человеком нет большой разницы, — продолжил Низвергнутый. — Но между мной и человеком — ты увидишь, какая разница между мной и человеком. О да — ты увидишь.

И он начал тянуть руки к Ланиусу.

Вовремя — ни секундой раньше или позже — король заставил себя проснуться. Он сел в постели, держась за грудь, словно пытаясь успокоить колотившееся сердце.

— С тобой все в порядке? — сонно спросила Сосия.

— Плохой сон. Просто плохой сон. — Голос Ланиуса дрожал.

Это действительно был плохой сон. Просто плохой сон? О нет. Так он и поверил! Низвергнутый почти схватил его, и если бы эти невозможно длинные руки коснулись…

Он не знал, что бы тогда случилось. Он не знал, и ни за что не хотел бы этого узнать.

Успокоенный мыслью, что изгнанный бог никогда не приходил к нему больше одного раза за ночь, он лег и попытался снова уснуть. Однако сон не шел. Грас еще некоторое время подождал, пока не уверился, что его жена крепко спит, затем натянул сапоги, набросил мантию поверх ночной рубахи и покинул спальню. Стражники в коридоре замерли по стойке «смирно».

— Вольно, — приказал им Грас.

Король шел по тускло освещенному коридору и не был удивлен, когда открылась еще одна охраняемая дверь. Ланиус — тоже почти раздетый — совсем не удивился, завидев тестя.

— Приветствую тебя, ваше величество, — кивнул Грас. —

— И ты тоже?

— Да, я тоже… ваше величество, — ответил Ланиус. Всякий раз, когда Ланиус снисходил в обращении к нему до титула, старший король принимал ситуацию очень серьезно. Словно в ответ на его размышления, младший король вежливо предложил:

— Прогуляемся?

— Думаю, да, — согласился Грас.

За их спинами тревожно зашептались стражники. Гвардейцы наверняка удивлялись: почему оба короля проснулись одновременно? Грас тоже бы мог удивляться этому. Но, к сожалению, на этот счет у него не было никаких сомнений.

Не было их и у Ланиуса. Он сказал:

— Низвергнутый знает, что у нас есть кое-что на уме.

— Несомненно, знает, — согласился Грас.

— Хорошо, тогда следующей весной… Грас жестом остановил его:

— Возможно, следующей весной. А может быть, еще через год. До тех пор пока ментеше будут убивать друг друга.

Ланиус кивнул:

— Нам надо правильно использовать время, которое у нас пока есть — завладеть большим количеством рабов…

— Но тогда нам пришлось бы пересечь Стуру, что крайне опасно.

— Я полагаю, ты прав. — В голосе Ланиуса чувствовалось сожаление, но не протест. — Птероклсу следует обучить волшебников заклинанию, которое он изобрел. Когда мы все-таки пойдем на юг от Стуры, оно нам понадобится.

— Лучше бы оно нам никогда не понадобилось, — заметил Грас, и Ланиус кивнул. За кивком последовал зевок.

— Я думаю, мне удастся снова заснуть, — сказал он.

— Неужели? — Грас заглянул в себя. Спустя мгновение он слегка пожал плечами. — Что ж, ваше величество, мне остается только завидовать. Боюсь, что не сомкну глаз до утра.

— Сочувствую. — Ланиус снова зевнул. — Прошу прощения, но я тебя покину.

— Спокойной ночи. Не храпи слишком громко, а то разбудишь мою дочь.

Тихо смеясь, Ланиус направился в свою спальню.

Грас медленно шел по коридору, почти не отрывая подошв от мозаичных плиток пола. Сколько раз он проходил здесь, не замечая сцен охоты, над которыми многие искусные художники трудились так усердно и так долго? Сегодня ночью король наконец их заметил. Сегодня ночью ничто не отвлекало его.

Чьи-то шаги послышались за углом. Грас осознал, что у него не было с собой даже ножа. А вдруг Низвергнутый явился также и к Отусу, как он пришел к двум королям, и раб рыскал в поисках добычи? Держал ли он на уме убийство? Был ли у него ум, или этот человек — не более чем отражение воли Низвергнутого?

В тусклом свете факелов обозначилась чья-то фигура. Отус? Грас вгляделся, и его ночные страхи вытеснила реальность.

— Птероклс! — воскликнул он. — Что ты делаешь здесь в такой жуткий час?

— Ваше величество? — Голос волшебника звучал удивленно и встревоженно, в унисон чувствам короля. — Я мог бы задать вам этот же вопрос.

— Я… Мне приснился плохой сон.

Мне тоже, ваше величество. — Птероклс судорожно закивал. — Мне тоже.

— Один из… тех снов?

— О да, ваше величество. В течение долгого времени у меня не было ни одного… из тех снов. И я не жалел об этом.

— Я тебе верю, — кивнул Грас. — Никому не хочется визита Низвергнутого.

— Значит, он навестил нас обоих? — спросил волшебник.

— Верно. — Король снова кивнул. — И короля Ланиуса тоже.

— Вы удивляете меня, ваше величество. Когда последний раз было, чтобы Низвергнутый послал трем людям сны в одно и то же время?

— Откуда мне знать, делал ли он что-нибудь подобное раньше. Интересно, не правда ли?

Возможно, и интересно. — Колдун склонил голову к плечу, размышляя. — Да, очень может быть… — Он зевнул.

— Если вы не возражаете, я покину вас.

Король Ланиус тоже вновь захотел спать. Искренне завидую вам обоим, — вздохнул Грас — Может быть, я подремлю днем, но сейчас… нет. Я в этом уверен.

Грас бесцельно бродил по коридорам — а затем почему-то направился в сад. Стражникам понадобилось мгновение или два, чтобы узнать его.

Ступени казались холодными, но не настолько, чтобы король повернул назад. Он стоял и ждал, наблюдая, как тают звезды, а на смену серому цвету небосвода приходят розовый и золотой. Все, что окружало его, постепенно обретало четкие очертания.

У Ланиуса появилась идея, которая беспокоит Низвергнутого… Чем больше Грас думал об этом, тем больше ему нравилось возможное развитие событий.

Он ждал новый день.