29

Граса провожала вся королевская семья. Но встречать пришел один Ланиус.

— Добро пожаловать домой! — воскликнул он.

— Клянусь бородой Олора, хорошо вернуться домой, — согласился Грас.

— Поздравляю с выдворением Низвергнутого из Нишеватца и из Черногории.

— Спасибо, — ответил старший король. — Я не уверен, что мы окончательно выдворили его из страны черногорцев, но мы значительно ослабили его влияние в тех краях.

Сильной чертой его характера была честность — за исключением разве что случаев, когда он беседовал с женой о других женщинах.

Грас встал рядом с Ланиусом, и теперь они провожали взглядом солдат, когда те проезжали верхом и проходили маршем мимо них, направляясь в город. Отощавшие, обросшие бородами… некоторые из них хромали, у Других виднелись свежие шрамы.

Один из пехотинцев замахал рукой Грасу.

— Мы отработали наше жалованье на этот раз, не так ли, ваше величество?

— Лично ты, Бьютео, отработал, — ответил старший король.

Лицо солдата растянулось в довольной улыбке. Он продолжал оглядываться через плечо, пока не скрылся за воротами.

— Ты знаешь его? — поинтересовался младший король. — Он из твоей охраны?

— Бьютео? Нет, он просто солдат, смелый, но не очень сообразительный. Никогда не дослужится до сержанта, проживи он хоть сто лет. Но он всегда прикроет твою спину в бою.

— Сколько же солдат ты знаешь… так близко?

— Я никогда об этом не думал. — Грас замолчал. — Я не могу тебе сказать точно, — наконец произнес он. — Но я имею представление почти о каждом. О ком-то меньше, о ком-то больше.

— Как тебе это удается? — спросил Ланиус. — Я не смог бы… даже под страхом смерти.

— Но ты же запоминаешь все сведения, которые находишь в архивах. Ты как-то раскладываешь их по разным… так сказать, полкам, — возразил тесть. — Я бы тоже такое не смог.

— Но знать людей, знать их в действии — это более важно. — Ланиус был уверен, что это более важно, не в малой степени потому, что сам не мог бы этого сделать. — Жаль, что у меня это не получается.

— Мне кажется, у тебя получается. Если бы это было не так, гораздо больше людей использовали бы тебя в своих интересах.

— Ты, например.

Это было первое, что пришло ему в голову, и Ланиус высказал это с меньшей горечью, чем он мог бы ожидать. Король Грас бросил на него острый взгляд.

— Я бы не был там, где теперь нахожусь, если бы твоя мать не пыталась убить меня при помощи колдовства.

— Согласен.

В жизни Грас сделал множество всяких вещей, которые ему не нравились, но Ланиус едва ли мог не признать, что старший король мог бы сделать гораздо худшие вещи, чем он сделал.

— Как моя дочь? — спросил Грас. Вопрос, который любой тесть задал бы своему зятю.

— Замечательно, — произнес Ланиус.

В общем и целом это было правдой. Если у Сосии иногда и были причины кидаться в него посудой, Граса это не касалось. И не похоже, что Эстрилда также не имела причин кидаться вещами в Граса.

— А как насчет Орталиса? Ты сообщал мне о какой-то жуткой истории.

Ланиус осторожно начал:

— Ты, конечно, знаешь, что Орталис и я не всегда ладим так хорошо, как могли бы. — Грас кивнул. Ланиус продолжал: — Даже я скажу, что это не была целиком вина Орталиса. Бубулкус его спровоцировал — вынудил поступить так жестоко. Но все равно то, что произошло, не должно было случиться.

— Я тоже так думаю, — согласился старший король. — Но по крайней мере, он сделал это не для забавы. А это то, чего я боялся.

— О да, я тоже этого боялся. Не знаю, как бы я тогда поступил.

К его облегчению, Грас сменил тему.

— И у меня есть новая внучка? — спросил он.

— Да.

Ланиус чувствовал себя в безопасности. Интересно, а если бы Капелла была мальчиком, что бы думал по этому поводу Грас?

— Лимоза считает, что она самая удивительная малышка на свете. Я бы сделал на этот счет парочку исключений.

Король Грас тихо засмеялся, но улыбка быстро исчезла с его лица.

— Лимоза, — он словно выплюнул имя жены Орталиса. — Он наконец нашел кого-то, кому нравится порка.

— Она любит его, — сказал Ланиус, что не противоречило словам Граса.

— Это его оправдывает?

Ланиус некоторое время думал, что ответить.

— Я не знаю, — наконец сказал он. — А ты?

— Я знаю… больше об Орталисе, чем мне хотелось бы, — проговорил Грас. Не прямой ответ на то, что спросил Ланиус, но и не уход от ответа.

Между тем в столицу вошли последние солдаты. Они были счастливы вернуться домой, предвкушая отдых в казармах, вино и женщин. Происходящее во дворце ничего не значило для них. Не в первый раз Ланиус позавидовал людям, которые могли жить сегодняшним днем. Иногда он тоже желал не беспокоиться о том, что случится завтра. Впрочем, с его характером такое вряд ли было возможно.

Хотя Грас во время похода жил в лучших условиях, чем его солдаты, он был рад возвращению во дворец. К тому же он был старше своих солдат и нуждался в более обустроенной жизни. Так, во всяком случае, он говорил себе.

Эстрилда внимательно оглядела его — она всегда так делала, когда он возвращался из военного похода. Выражение ее лица прямо свидетельствовало: она требует отчета обо всех его приключениях определенного рода в Черногории. На этот раз Грас мог спокойно посмотреть жене в глаза, так как почти ничего не позволял себе там. Во-первых, черногорские женщины не слишком привлекали его. Во-вторых, он достиг возраста, когда такие победы были менее необходимы, чем в молодые годы. Это не значило, что он не наслаждался ими, когда они случались.

С неявным подозрением в голосе Эстрилда сказала:

— Ты так долго отсутствовал.

— Да, это так. Много надо было решить, и это было нелегко. Если бы ты обращала какое-то внимание на мои донесения, ты знала бы это.

— Не все, что ты делаешь, попадает в твои донесения, — возразила жена. — В этом я неоднократно убеждалась.

Он не стал оправдываться, просто пожал плечами: если Эстрилда ищет ссоры, ее не остановишь. Но она не искала ссоры.

— Хорошо, что ты вернулся.

— Всегда хорошо, когда возвращаешься, — согласился Грас. — Я уже был готов убить кого-нибудь из-за отсутствия моей любимой ванны.

Он погрузился в медную ванну больше чем на час, оттирая глубоко въевшуюся грязь похода и просто наслаждаясь теплой водой. После ванны был ужин. Жареный гусь, фаршированный яблоками, получился как никогда удачным. На севере он пил много эля — это было лучше, чем вода, которая часто приносила болезни, — но сегодня он отдал предпочтение вину. А затем Граса ждала его постель — и это было лучше всего.

Эстрилда легла рядом с ним, и Грас почувствовал аромат новых духов. Сначала сон не шел к нему, но глаза постепенно слиплись, и он уснул.

Он проснулся на следующее утро, чувствуя себя посвежевшим и отдохнувшим. Его ждали дела: кто был, в конце концов, настоящим королем? Он или Ланиус?

Однако прежде всего он увиделся с внуками. Крекс и Питта удивились, почему он не привез им подарков из страны черногорцев.

— Простите, мои дорогие, — сказал он. — Я себя-то привез с трудом, не то что подарки.

У него была дань от Гайзердзика и Йобуки, но он не думал, что серебряные монеты с лицами густобородых принцев могли бы привести в восторг детей.

Капелла не просила подарков. Она двигала руками и ногами, сидя на коленях у Лимозы, и улыбалась беззубым ртом.

— Она хорошенькая, ваше высочество, — сказал Грас.

— Спасибо, ваше величество, — вежливо произнесла Лимоза. — Я бы хотела, чтобы и другой дедушка тоже мог увидеть ее.

— Мне жаль, — ответил Грас. — Мне действительно жаль, но Петросус останется в Лабиринте.

— Разве это он виноват в том, что ваш сын и я поженились? Даже если мы поженились потому…

Она не стала продолжать и крепче прижала к себе ребенка.

Грас очень хорошо понимал, что она имела в виду. Он собрался с духом.

— Даже если и так… Если твой отец не замышлял это, он замышлял что-то другое. Он останется там, где есть.

— Да, ваше величество, — прошептала Лимоза.

Она поспешно поднялась и унесла девочку, как будто это был единственный способ, которым она могла наказать Граса. Возможно, так оно и было.

Орталис не пришел засвидетельствовать ему свое почтение. Грас послал за ним слугу. Когда король увидел своего сына, он сказал:

— Ну, теперь, когда ты наконец докатился до этого, скажи мне, каково это — убить человека?

— Я знал, что ты это спросишь, — мрачным тоном заявил Орталис. — Ну так вот, я не получил удовольствия, воткнув в него нож. Просто… так вышло. Я хотел бы, чтобы этого не было. Но он разозлил меня, а потом он сказал что-то по-настоящему обидное, и…

Он пожал плечами. Глядя на него, Грас понял, что все могло быть гораздо хуже. Орталис не был полон раскаяния, но, по крайней мере, у него было представление о том, что он сделал.

— Тебе следовало просто побить его.

— Да, наверное, — ответил сын. — О его женщине и ее надоедливых детках позаботятся. Ланиус уже постарался. Могу я теперь идти, или ты хочешь еще покричать на меня? Я не убиваю слуг для развлечения.

— Ступай, — велел Грас.

«Надо отвлечься чем-то более интересным». И король пошел в комнату, где обитал Отус, бывший раб.

— Извините, ваше величество, — сказал охранник. — Сейчас его там нет.

— Где он?

— У него появилась подруга. Он с ней, — пояснил солдат.

— В этот час, утром? — воскликнул король. Стражник ухмыльнулся и кивнул. Грас сказал: — Если бы я носил шляпу, а не корону, я бы снял ее перед ним. Мне подождать, пока он, х-м-м, закончит?

— Я могу привести его, если хотите, — предложил стражник.

— Нет, не стоит, — произнес Грас. — Я навещу его попозже. Он не стал бы благодарить меня за вмешательство, не так ли?

— Не знаю, как он, ваше величество, но я не стал бы. — Ладно. Я попытаюсь зайти через час.

Когда король спустя два часа вернулся, стражник кивнул ему:

— Он здесь, ваше величество, и ждет вас.

Ваше величество! — воскликнул Отус, когда Грас вошел в его комнату. — Как хорошо снова увидеть вас.

Мне тоже тебя приятно видеть, — ответил Грас. — Я рад, что у тебя все хорошо.

Это было правдой. Только южный акцент Отуса и небольшая неуверенность в речи свидетельствовали о том, что когда-то он был рабом. Он выглядел радостным, оживленным — как самый обычный человек — и вел себя точно так же.

— Кто твоя… х-м-м… подруга? — поинтересовался король.

— Ее зовут Калипта, ваше величество. — Отус казался менее счастливым, чем предполагал Грас. — Она очень милая. И все-таки… Вы знаете, у меня была женщина там, на юге, женщина, которая все еще рабыня…

— Да, я знаю это. Отус вздохнул:

— Я плохо поступаю по отношению к ней, когда делаю это. Я понимаю. Но я здесь, а она там — и она едва ли больше, чем грубое животное. Я любил ее, когда сам был животным. Я мог бы любить ее, если бы она стала человеком. Ваше величество, там так много рабов! Спасите их!

Призыв Отуса не удивил Граса. Его удивило чувство, с каким бывший раб произнес его.

— Я сделаю, что смогу, — ответил король. — Это будет зависеть от гражданской войны среди ментеше и от того, как хорошо волшебники, а не один только Птероклс, смогут научиться излечивать рабов.

«Если они на самом деле смогут», — подумал он. Грас не сказал этого Отусу, который выглядел человеком вполне здоровым. Если бы Отус не был здоровым, Грас вообще не подумал бы о военном походе на юг от Стуры.

— Вы можете превращать зверей в людей. Кто, кроме богов, мог делать это до сих пор? Вас будут помнить вечно. Грас рассмеялся:

— Ты уверен, что не был рожден придворным?

— Уверен, ваше величество, — ответил Отус — Придворные лгут. Я слишком туп для этого. Я говорю вам правду.

— Я тоже собираюсь сказать тебе правду, — проговорил Грас. — Я собираюсь воевать южнее Стуры. Я не знаю, что из этого выйдет. Для аворнийских королей опасно переходить границу. Целые армии так никогда и не вернулись назад. Я хочу излечить рабов. Я не хочу видеть, как свободных людей обращают в рабство.

— Вы и не увидите! — воскликнул Отус. — Посмотрите на меня. Я свободен. Я здоров. Как бы ни старался Низвергнутый, он не может заставить меня превратиться в того, кем я был.

Из того, что писал Ланиус, следовало, что Отус всегда настаивал на своем перерождении. Проблема была в том, что он вел бы себя так в любом случае — и если бы он лгал, и если бы это было правдой. Грас не знал, какой вариант истинный.

— Я уже сказал тебе о своих планах на будущую весну, — произнес он после некоторого раздумья. — Если у ментеше к тому времени будет принц и они объединятся вокруг него, я могу выждать. Если они не сделают этого… Если они не сделают… я как следует просчитаю, что делать дальше, вот и все. У меня уже есть солдаты на юге. И есть еще одна вещь, которую мне надо проверить прежде, чем я окончательно решусь.

Они побеседовали еще немного, а затем король ушел. Оказавшись у себя в кабинете, он приказал слуге:

— Найди горничную по имени Калипта и скажи ей, что я хотел бы поговорить с ней.

— Да, ваше величество. — Слуга поклонился и поспешил прочь.

Калипта явилась к королю спустя четверть часа. Тридцатилетняя женщина маленького роста, склонная к полноте, с круглым лицом, она могла привлечь к себе внимание белоснежными зубами и темными лучистыми глазами. На ней было зеленое, цвета листьев, платье, очень темные, почти черные волосы она убрала под косынку. Присев в реверансе, Калипта спросила:

— Что угодно вашему величеству?

Ее голос звучал нервно. Грасу это не показалось странным. Наверняка она думает, что попала в немилость или что король собирается соблазнить ее.

Он сказал:

— Вы… друзья с Отусом, не так ли?

— Да, так. — Теперь, когда Калипта знала, о чем речь, ее волнение исчезло. Она вздернула подбородок. — А почему бы и нет?

«Отважная малышка», — подумал король и едва спрятал улыбку.

— Да, да, конечно, — ответил он. — Я просто хотел задать тебе пару вопросов о нем.

— Зачем? — настойчиво спросила Калипта. — Какое до этого дело кому-либо, кроме меня и него?

— Боюсь, что это также и дело королевства, — сказал Грас, — ты не забыла, что он когда-то был рабом, не так ли?

— О! — Ее глаза заблестели еще ярче. — Если вы на самом деле хотите знать, я и вправду забыла, пока вы не напомнили мне. Он не поступает как раб — хотя я не знаю, как при этом поступают рабы. Он просто действует — как мужчина.

Она посмотрела на мозаичный пол и покраснела. Грас догадался, что Отус вел себя очень по-мужски сегодняшним утром. На этот раз он не стал прятать улыбку.

— Я не хочу ничего знать о ваших отношениях. Это совсем не мое дело — ты права. Что я хочу знать — замечала ли ты, что когда-нибудь он ведет себя не как человек? Чувствуется ли в нем, что когда-то он был рабом?

Калипта задумалась, однако ей не понадобилось много времени. Женщина тряхнула головой, и черные пряди упали на ее лоб. Заправив их под платок, она сказала:

— Нет, я так не думаю. Отус ведь не жил во дворце до этого, так что есть вещи, которых он пока что не понимает, но любой из новых слуг ведет себя точно так же.

— Ты уверена? — уточнил Грас. — Это может быть более важно, чем ты представляешь.

— Я не колдунья, или что-то в этом роде, ваше величество, — ответила Калипта. — Я не умею накладывать заклинания или делать что-то подобное. Но из того, что я знаю, он настолько человек, насколько может быть человеком.

Она была права. Птероклс мог всячески проверять бывшего раба — но не так, как могла это сделать Калипта. Грас обнаружил, что снова улыбается.

— Достаточно честно, — кивнул он. — Можешь идти. И в следующий раз, когда увидишь Отуса, передай ему, что я считаю его очень удачливым человеком.

Служанка тоже улыбнулась:

— Я сделаю лучше. Я докажу это ему.

И по тому, как качались ее бедра, когда она выходила из кабинета, было ясно, что Отуса ждет отменное удовольствие.

Листья горели золотом, малиновыми и алыми сполохами. Ветер трепал их на ветках и, срывая, отправлял кружиться в танце. Больше всех времен года Ланиус любил осень.

— Вот причина, чтобы просто походить по лесу, — сказал он.

Архипастырь Ансер и принц Орталис дружно засмеялись.

— Да, конечно, — согласился Ансер, — но причина совсем другая — охота.

— Верно, — произнес Орталис, но Ланиус и не ожидал, что он скажет что-то другое.

Ансер ходил на охоту, потому что наслаждался ею. Орталис ходил на охоту, потому что тоже получал от этого удовольствие, правда несколько иного рода. «А ты зачем ходишь на охоту? » — спросил себя король. Он не получал удовольствие, как Ансер. Он не нуждался, не жаждал этого в том смысле, в каком нуждался Орталис.

Но время от времени Ансер выглядел так, как будто смертельно разочаруется, если услышит очередное «нет» в ответ на приглашение поохотиться, а Ансер был слишком приятным человеком, чтобы разочаровывать его.

Архипастырь сказал, улыбаясь:

— Возможно, на этот раз ты пристрелишь кого-нибудь.

— Возможно, — проговорил Ланиус — Возможно, олень умрет от смеха над тем, как плохо я стреляю.

Ансер засмеялся, независимо от того, стал бы это делать олень или нет. Ланиус изобразил кривую улыбку. Он использовал свою плохую стрельбу как предлог, чтобы никого не убивать, и надеялся, что Ансер или Орталис никогда не догадаются об этом.

— Подумай об оленине, — нежно произнес Орталис — Подумай о жареном бедре или о кусочках, тушенных в вине и травах. Это не наполняет твой рот слюной?

Ланиус кивнул, потому что так и было. Ему нравился вкус мяса. Но убивать самому, чтобы насытить себя, было чем-то другим. Он признавал противоречие и не имел понятия, что с этим делать.

Один из загонщиков Ансера кивнул в сторону архипастыря.

— Мы пошли, — сказал он и вместе с товарищами исчез среди деревьев.

— Они охотники получше любого из нас, — заметил Ланиус.

— Еще чего! — возразил Орталис. Ансер был на его стороне. Его шурин добавил: — Двое из здесь присутствующих вообще в загонщиках не нуждаются, они вполне могут выследить дичь сами. А вот некоторые, не будем называть кто…

— Если это тебя волнует… — оборвал его Ланиус.

— Что? Ты думаешь, что смог бы сам выследить дичь? — усмехнулся Орталис — Не смеши меня.

Это было совсем не то, что начал говорить Ланиус. Он собирался сказать сыновьям Граса, что его меньше всего интересует, как выслеживать дичь, и он пошел на охоту исключительно за компанию и для того, чтобы погулять по осеннему лесу.

Вверху зачирикала какая-то птица. Сквозь ветки Ланиус разглядел полосатое брюшко и коричневые крылья.

— Дрозд, — сказал Ансер, даже не взглянув на нее. — Они скоро улетают на юг.