19

— Принц Улаш мертв.

Король Ланиус уставился на гонца, который доставил эту новость на север, в Аворнис.

— Ты уверен? — вырвалось у Ланиуса.

Едва он произнес вопрос, как понял, что сморозил глупость. Однако младший король не мог удержаться. Улаш был самым сильным и осторожным принцем среди ментеше и приобрел эти качества задолго до появления Ланиуса на свет. Представить, как пойдут дела без него, было подобно прыжку в темноту.

Курьер принял вопрос всерьез. Вот оно, одно из преимуществ быть королем!

— Да, ваше величество. В этом нет сомнений, — ответил он. — Кочевники двинулись на юг от Стуры, а этого они не должны были делать, и пленники сказали королю Грасу, почему.

— Хорошо. Спасибо, — кивнул Ланиус и затем, после недолгого размышления, поинтересовался: — Ты знаешь, кто наследует ему? Принц Санджар или принц Коркут?

— Этого я не могу вам сказать. Кочевники, которых поймал генерал Гирундо, не знают, — ответил курьер. — Грас возвращается в столицу, с частью армии. Другая часть останется на юге, на случай, если один из сыновей принца Улаша — кто там из них возьмет верх — снова решит начать войну.

— Разумно.

Ланиус надеялся, что ни гонец, ни придворные не заметили его легкого вздоха. Как только Грас войдет в городские ворота, Ланиус снова станет номинальным королем. С одной стороны, этому не стоило придавать особого значения — тем более что его тесть лучше справлялся с управлением страной, — так что пусть продолжает. Но Ланиус помнил, как часто у него отнимали власть, и начинал уже испытывать некоторое раздражение.

Когда младший король покидал тронный зал, новость отдавалась в висках барабанной дробью: «Принц Улаш мертв». Как станут события развиваться дальше? Ланиус не знал. Он не был пророком, играющим в рискованную игру под названием «Предсказание будущего». Но ситуация, несомненно, изменится. Сыновья покойного принца не могли сравниться с ним, так как не обладали ни его опытом, ни его умом.

«Станет ли любой из них, придя к власти в Йозгате, еще более подходящим орудием в руках Низвергнутого? » Ланиус мог только пожать плечами. Прежде ему казалось, что ум, сила и успех Улаша давали ему больше свободы действий, чем имели большинство ментеше. Но затем принц бросил своих кочевников на север, чтобы помочь отвлечь Граса от Нишеватца. Когда Низвергнутый приказал ему действовать, он действовал. Вот и вся свобода действий.

К тому времени, когда Ланиус добрался до своих покоев, новость о смерти Улаша распространилась по всему дворцу. Однако оказалось, что не все знали, кем он был. Король прошел мимо слуг, спорящих, восседал ли он на троне Фервингии или правил одним из черногорских городов-государств.

— Ладно, кто он ни есть, его больше нет, — сказал тот, кто думал, что Улаш — король Фервингии.

— Это правда, — согласился другой слуга. — И это первая правдивая вещь, которую ты сказал за весь день.

Они могли позволить себе ссориться и быть невежественными. Ланиус, которому подобное было недоступно, почти позавидовал им. Почти — он ценил образование и знания слишком высоко, чтобы чувствовать удобство невежества.

Свернув за угол, король почти налетел на принца Орталиса. Они оба отступили на шаг. Сын Граса спросил:

— Это правда?

Что — правда? — Ланиус полагал, что правильно понял вопрос шурина, но он мог и ошибаться.

— Старый лис, сидевший в норе за Стурой, наконец-то сдох? — И Орталис добавил: — По крайней мере, так говорят.

— Это то, что сообщил твой отец, вернее, его курьер, — ответил младший король и заметил, как его шурин скривился. Орталис и Грас все еще не помирились. Возможно, они никогда не помирятся. Ланиус продолжал: — Теперь, когда ментеше ушли назад, твой отец вернется домой.

— Разве? — Орталис не стал скрывать свое недовольство этой новостью. — Я надеялся, он останется там и станет преследовать их до этого… как его… ну, города, где они припрятали… эту штуковину… ну, как она там называется.

— Город — Йозгат. Штуковина — Скипетр милосердия.

Да, Ланиус на самом деле предпочитал знания невежеству.

Итак, шурин хотел, чтобы Грас продолжал военную кампанию на юге не потому, что надеялся и верил в победу аворнийской армии, а потому, что тогда старшего короля не будет в столице. Самое верное в данной ситуации, пока Грас и Орталис выясняют отношения, — стоять в стороне. Стараясь перевести разговор на более безопасную почву, король спросил:

— Я надеюсь, принцесса Лимоза в порядке?

— О да, — сказал Орталис с улыбкой. — Она в порядке. Она в полном порядке. :

Произнесенный другим тоном, с другим изгибом губ, ответ означал бы «хорошо, просто хорошо», и ничего больше. Но сейчас дела обстояли так, что Ланиус поспешил покинуть общество шурина. Он пытался сказать себе, что не видел того, что он… ну да, точно видел! Орталис говорил о своей жене с тем же блеском в глазах, что был у него, когда он разделывал оленя.

Ланиус снова и снова встряхивал головой, но не смог заставить эту уверенность исчезнуть. И он больше не мог не верить в слова Зенейды.

Но он также не мог не вспоминать, какой безмятежной, светящейся, веселой выглядела Лимоза. Никакого притворства — но разве такое могло быть правдой?

— Ну вот, — сказал Грас, когда он увидел башни дворца, устремленный в небеса шпиль собора и крыши домов Аворниса, что возвышались над стенами, защищавшими столицу от захватчиков. — Я на самом деле возвращаюсь домой. И вовсе не затем, чтобы после короткого отдыха рвануть как можно быстрее на север или на юг.

— Во всяком случае, ваше величество, вы на это надеетесь, — усмехнулся Гирундо.

Грас пристально посмотрел на своего спутника, но в конце концов неохотно кивнул:

— Да, надеюсь.

Стражники на стенах тоже увидели приближавшуюся армию. Открылись боковые ворота, из них выехал всадник, чтобы убедиться, что это действительно аворнийцы. Когда он махнул рукой, распахнулись главные ворота.

Не вся армия, что следовала за Грасом с юга, вошла в Аворнис. Большая часть, которая не несла службу в гарнизонах у Стуры, распределилась по казармам в городах на пути на север. Это было связано с обеспечением солдат продовольствием. Столица, которая также была самым большим городом в королевстве, не испытывала необходимости в лишних ртах.

Вместо того чтобы ждать в королевском дворце, Ланиус решил встретить Граса на центральной площади.

— Ты должен сразу мне сказать — Санджар или Коркут? Судя по выражению лица младшего короля, он был готов на самые решительные поступки, если Грас не примет его вопрос всерьез.

— Я расскажу тебе все, что знаю, — пообещал Грас — Но дело в том, что я… ничего не знаю.

— Ох… провались ты пропадом!

То, что не было даже обычным ругательством, в устах Ланиуса прозвучало так, как если бы Грас пару минут извергал богохульства и непристойности. Вздохнув, младший король продолжал:

— Для Аворниса очень важно, кто из них одержит верх в Йозгате. Коркут причинит нам больше беспокойства, чем Санджар, хотя ни один из них не стоит и половины того, что можно было дать за отца.

— Откуда ты столько знаешь о них? — удивился с некоторым смущением Грас. — Для меня они оба — просто имена.

— Из архивов — откуда же еще? Слухи, поступавшие от купцов, тех, кто в мирное время бывал южнее Стуры. Сведения, которые сообщали послы Улаша, когда приезжали сюда. Коркут старше, но Санджар — сын любимой фаворитки Улаша.

— Замечательно, что у тебя есть эти сведения! — Старший король искренне радовался. — Ты должен мне рассказать больше.

Теперь настала очередь смущаться его младшему собрату на троне.

— Я уже рассказал тебе почти все, что я знаю.

— О. — Грас пожал плечами. — Все равно это важно. После этих слов Ланиус посветлел лицом. Тесть продолжал:

— Как здесь дела? Как принц Всеволод?

Ланиус скривил губы:

— Ничего нового. Он все еще раздражен, что мы посмели защищать наши собственные границы, вместо того чтобы продолжать сражаться и вернуть его на трон в Нишеватце, что в действительности было бы важно.

— О, — снова сказал Грас расстроенным тоном. — Ты прав. Я не могу сказать, что удивлен. А остальные дела?

— Кажется, все в порядке. Во всяком случае, большая часть.

Что это должно было означать? Единственный очевидный ответ пришел в голову Грасу, но он решил уточнить его:

— С моим сыном… все в порядке?

— Он и принцесса Лимоза, кажется, очень счастливы вместе, независимо от того, как они встретились и поженились.

Его зять говорил с осторожностью, которую даже не пытался скрыть. Может быть, эта осторожность объяснялась взаимной нелюбовью. Возможно, имелись вещи, о которых не следовало говорить на улице. Чтобы выяснить, придется подождать. Грас кивнул:

— Пойдем во дворец. Я рад, что в этом году черногорцы не совершали набегов на наше побережье.

— Да, я тоже, — поддержал его Ланиус — Как бы ты справился с этим, если бы они нападали с моря?

— Подозреваю, плохо.

Младший король прищурился, потом засмеялся; возможно, он не ожидал такой искренности. Старший король спросил:

— Как дела у твоих котозьянов?

— Очень хорошо, — с воодушевлением ответил Ланиус и рассказал ему больше, чем тот желал услышать, в частности о выходках и воровстве зверька по имени Когтистый.

Не в малой степени из-за того, что зять наскучил ему, Грас придал сардонический оттенок голосу, спрашивая:

— А не нашел ли ты каких-нибудь других любимчиков, пока меня не было?

Было ясно, что Ланиус понял его, так как мгновенно покраснел.

— Ну да, — признался он с неохотой. — Ты прав насчет этого.

Сутью Ланиуса была прямота; не многие мужчины признались бы — тем более тестю. Но затем, тоже придав определенный оттенок своему голосу, он поинтересовался:

— А как там в Пелагонии?

Грас хорошо помнил, что он не называл город в своих письмах домой, не желая напоминать Эстрилде, что был рядом с этим местом — или рядом с Алсой. Что ж, ему не следовало удивляться, что младший король разгадал его хитрость. На мгновение он подумал о том, чтобы поговорить о городе, а не о колдунье. Но Ланиус дал ему прямой ответ, и он решил, что он должен ответить зятю тем же. Пожав плечами, он сказал:

— Все умерло. Я не предполагал, что так будет, но это так.

Он ничего не сказал об Элоде — и о ребенке, который будет у Элоды. Слухи о том, что он завел любовницу на юге, могли, в конечном счете, достичь ушей Эстрилды. Поскольку он не взял Элоду в Аворнис, жена, хотелось бы надеяться, не будет сильно расстраиваться, когда рано или поздно ей сообщат правду. Он был далеко от нее достаточно долгое время и рисковал жизнью в бою — по его мнению, веские основания для измены. Но она не обрадуется, если узнает, что на свет появится еще один незаконнорожденный отпрыск мужа.

Вдруг Ланиус знает об Элоде? Впрочем, младшему королю обычно не очень удавалось скрывать секреты — его выдавало лицо. Это немного успокоило Граса.

И вот наконец показался дворец, а на лестнице — Эстрилда, которая махала ему рукой. И это еще больше успокоило короля. Его жена придерживалась своей тактики поведения относительно некоторых вещей, но это не касалось его любовниц. Значит, она тоже не знала об Элоде, по крайней мере пока. И когда Грас спешил к ней по широким ступеням, он пожалел, что недавно думал о другой женщине.

Ланиус изучал отчеты о собранном урожае, пришедшие в столицу, с большим вниманием, чем обычно. Он не мог забыть ту ужасную зиму и беспокоился, что Низвергнутый снова употребит погоду в качестве оружия. В случае если изгнанный бог сделает это, королевство должно быть готово.

Половина отчетов об урожае из мест, которые разорили ментеше, содержали просьбы о зерне и корме для скота. Губернаторы настаивали, что их население станет голодать, а животные умирать с голоду, если они не получат этой помощи.

Грас тоже изучал эти отчеты, к тому же своими глазами видел, что там происходило, и был мрачен из-за этого.

— Нас ждет голод, — напрямик сказал он. — Я буду благодарен королеве Квиле за ее доброту, если у нас не будет настоящего голодного мора. А если кочевники продолжат переходить Стуру год за годом, я не знаю, что мы будем делать. Они причинили нам большой вред.

— Разве мы им не причинили вред? — спросил Ланиус. — Надеюсь… Проклятье, они так сильны!

— Мы прогнали их на другой берег Стуры.

— Нет. — Грас был неумолимо прямолинеен, как и Ланиус в большинстве случаев. — Мы прогнали их назад в долину реки Стура. Они перебрались на тот берег сами. Если бы Улаш не умер, у нас было бы еще одно большое сражение.

— Я все время думаю, что происходит на том берегу реки. — Ланиус вопрошающе смотрел на тестя. — Санджар или Коркут? Коркут или Санджар? Кого выберут ментеше? Сколько времени это у них займет?

— Ты представляешь, какие трудности нас ждут, когда они это сделают! — Грас был также неумолимо практичен.

Ланиус предпочел не останавливаться на трудностях.

— Как действовал Птероклс против колдунов кочевников?

— Прекрасно, — сказал старший король, потом покачал головой, исправляясь: — Нет, более чем прекрасно. Если бы он не проснулся во время той ночной атаки ментеше… О! — Старший король снова покачал головой. — Он также говорит, что полон новых идей о том, как лечить рабов.

— Неужели?

Ланиусу хотелось бы, чтобы в его голосе прозвучало восхищение. Если судить по архивным документам, аворнийские волшебники были полны новых идей о том, как лечить рабов, с тех самых пор, как колдуны ментеше начали создавать их.

— А что за идеи?

— Ничего не могу рассказать тебе, — ответил Грас. — Я ни о чем не спрашивал, тем более о деталях. Мне все равно, как и что он делает, хотя не отказался бы понаблюдать за ним. Меня интересует только результат.

«Как» привлекало Ланиуса почти так же, как и «почему». Он едва не спросил у старшего короля, чем вызвано такое безразличие. После секундного колебания спрашивать расхотелось. Интерес единственно к результату тоже имел свои преимущества.

— Ты бы не возражал понаблюдать за ним? Ты действительно думаешь, что у него есть шанс завершить это?

— Я думаю, что он так думает, — произнес Грас, и Ланиус улыбнулся этому обороту. Тесть продолжал: — И я думаю, он заслужил шанс попробовать. Разве нам станет хуже, если у него не получится?

Последний вопрос, конечно же, был риторическим, но Ланиус без затруднений нашел буквальный ответ:

— Как нам может стать хуже? Предположим, Низвергнутый убьет его, а рабы попытаются убить нас. Это было бы хуже, не так ли?

— Может быть, чуть-чуть, — допустил Грас. Ланиус негодующе ахнул. Старший король улыбнулся:

— Мы будем осторожны — насколько сможем.

— Когда волшебник попытается?

— Когда будет готов. — Тесть пожал плечами. — Прежде чем начнет, он должен приготовить все свои заклинания; если он этого не сделает, ему не следует даже пытаться. Возможно, попытаться и потерпеть неудачу хуже, чем не пытаться вовсе. Или ты смотришь на это по-другому?

— Нет, я думаю, ты все правильно понимаешь. Просто бросить камень в Низвергнутого недостаточно. Мы должны удостовериться, что попали в него.

Он задумался: не равна ли его смелость глупости? Могут ли они — Ланиус, Грас, Птероклс причинить вред Милваго? «Если мы не сможем, то проиграем. Аворнис проиграет.».

Больше чем почти неделю спустя Грас едва ли не потащил Ланиуса в комнату, где содержались рабы.

— Где ты был? — раздраженно спросил Грас, пока они шли туда. — Я искал тебя! И почему мы столкнулись с тобой именно в том коридоре?

Ланиус развлекался с Зенейдой и не хотел признаться в этом Грасу. Он просто пожал плечами и ответил:

— Ну ты же нашел меня. Птероклс готов?

— Он утверждает, что да. Мы это узнаем, не так ли?

— Точно, — согласился Ланиус — Так или иначе… Полдюжины вооруженных гвардейцев привели раба из помещения, в котором содержались эти полулюди, в соседнюю комнату. Гвардейцы открыто выражали возмущение — зачем понадобилось столько народу, чтобы охранять одного невооруженного человека, у которого мозгов было не больше, чем у козла. Раб же оглядывался с обычным тупым отсутствием любопытства.

Неважно, насколько тупым выглядел раб, все равно Ланиус смотрел на него подозрительно. Низвергнутый мог следить за ними сквозь эти почти не мигающие глаза. Птероклс также не сводил с него взгляда.

— Ты уверен, что готов? — спросил его Грас.

— Уверен. Но мы здесь, чтобы выяснить, прав ли я, что не одно и то же, — ответил волшебник. — Думаю, я прав, ваше величество. Я хочу… — Колдун остановился. — Нет, я не скажу, что намереваюсь сделать. Уши этого малого могут передать мои слова Низвергнутому. Я просто начну и попытаюсь сотворить волшебство.

Он отступил к окну и достал маленький прозрачный кристалл на серебряной цепочке из мешочка, прикрепленного к поясу. Затем начал медленно раскачивать кристалл, сверкавший всеми своими гранями в солнечном свете. Это сверкание приковало внимание Ланиуса к хрусталику, и ему потребовалось усилие воли, чтобы отвести глаза. Он переключил свое внимание на раба, глаза которого тоже скользили взад-вперед, взад-вперед, следуя за движением прозрачного камня.

— Ты — пустой, — спокойно сказал Птероклс. — Твоя воля — не твоя. Ты всегда был пустой, твоя воля никогда не была твоей.

— Я — пустой, — повторил раб. Его голос звучал невыразительно, все эмоции и чувства были выхолощены из него. — Моя воля — не моя воля. Я всегда был пустой, моя воля никогда не была моей.

— Милостивая королева Квила! — прошептал Грас. — Только послушай, что сделал волшебник!

Что ты имеешь в виду? — в ответ прошептал Ланиус.

— Я видел множество рабов там, на юге. Они тоже могут говорить — не так много и не так хорошо. Птероклс сумел сделать что-то необычное, чтобы добиться нормальной речи от этого парня.

— Ну, не знаю, — с сомнением произнес младший король. — Мне показалось, что раб просто повторял слова за волшебником.

Птероклс сделал протестующий жест, Ланиус кивнул и замолчал. Грас как будто хотел еще что-то сказать, но тоже подчинился. Колдун продолжал раскачивать свой сияющий кусочек хрусталя, глаза раба — следить за ним. Возможно, это была единственная вещь во всем мире, которая что-то значила для этого немытого, грязного бородатого человека.

Волшебник обратился к рабу, его голос звучал мягко и участливо:

— Ты хочешь обрести свою собственную волю? Ты хочешь снова стать самим собой?

— Я хочу обрести свою собственную волю, — монотонно заговорил раб. — Я хочу снова стать самим собой.

Понимал ли раб, что он говорит? Или просто механически повторял слова колдуна? Ланиус уже не был так в этом уверен.

— Я могу снять тень с твоего духа и дать тебе свет. Сколько аворнийских волшебников говорили уверенным тоном, пытаясь вылечить рабов? Много. Сколько из них имели основания на такую уверенность? Мало. Точнее — никто. Птероклс продолжал:

— Ты хочешь, чтобы я поднял тень с твоего духа и дал тебе свет?

— Я хочу, чтобы ты поднял тень с моего духа и дал мне свет.

— Тогда я сделаю, что смогу, для тебя.

— Тогда сделай, что ты можешь, для меня, — проговорил раб.

Птероклс моргнул, затем широко ухмыльнулся. Раб ответил, пусть ответ был еще одним повторением, почти эхом, не был ли это знак, что он старается вырваться из тени самостоятельно? Во всяком случае, Ланиус осмелился надеяться на то, что это так.

Зазвучали ритмичные заклинания — очень тихо, на очень древнем аворнийском диалекте. Младший король считал себя знатоком, но даже он затруднялся в понимании того, что говорил волшебник. Старший король был в полном замешательстве.

Кристалл отбрасывал радуги на стены комнаты — больше и больше радуг каждую минуту. Песнопение продолжалось, оно стало более настойчивым, хотя ничуть не громче. Внезапно волшебник сказал:

— Пусть они соберутся.

Удивительно, но Ланиус понял его слова! Птероклс произвел пасс, и все сияющие радуги сошли со стен и начали кружиться вокруг головы раба. Младший король воскликнул в изумлении — нет, в благоговейном страхе, эти же два чувства наполнили голос старшего короля.

Даже раб, который, как предполагалось, едва отличался от животного, заметил, что происходит вокруг него. Он потянулся правой рукой, как будто желая схватить одну из крутящихся радуг. На его невыразительном лице было благоговение? Ланиусу пришлось бы трудно, попытайся он доказать, что это было не так.

Младший король не мог разглядеть, кружились ли разноцветные ленты вокруг руки раба, скользили ли они сквозь его пальцы или они просто проходили сквозь его тело. В конце концов, имело ли это значение?

— Пусть они объединятся! — выкрикнул Птероклс. И радуги объединились. Вместо того чтобы кружиться вокруг раба, они начали проникать внутрь. На какой-то миг, даже после того как разноцветные полосы вошли в его плоть, они сохраняли свое сверкание, или это только казалось ослепленным глазам Ланиуса?