2

Грас ненавидел верховую езду. Почему бы не добраться до черногорских городов-государств по реке? Долгие годы он был моряком: сначала капитаном галеры, затем — командором. На борту судна он знал, как себя вести и что делать. В седле он чувствовал себя всеобщим посмешищем. И очень часто лошадь, которая ему предназначалась, тоже решала, что он шут, и пыталась избавиться от такого седока.

К несчастью, если он хочет привести армию в земли черногорцев, ему придется ехать верхом. Выругавшись шепотом, Грас повернулся к генералу Гирундо:

— Должен же быть другой способ!

Гирундо был кавалеристом, так что давал повод злиться на него за это. Усмехаясь, он проговорил:

— Конечно, ваше величество.

— Ради бороды Олора, о чем ты? — Король был готов ухватиться за любую соломинку.

— Вместо езды верхом вы можете идти пешком, как копьеносец.

— Спасибо большое. Я рад, что именно к тебе обратился за советом, — сказал Грас.

Гирундо громко захохотал в ответ.

Армия двигалась на север, копыта лошадей и ноги пехотинцев взметали клубы пыли, которая оседала на всем, забивая глаза и рты. Здесь все было по-другому — не так, как на юге, где Грас и Гирундо провели свою юность.

Завидев солдат, люди разбегались — просто не хотели испытывать судьбу. Всем было известно, что аворнийские солдаты мародерствуют, грабят и убивают в основном ради развлечения.

Грас сказал:

— Крестьяне не должны спасаться бегством. Ведь если бы не солдаты, им пришлось бы беспокоиться о своей защите.

— Ну да, — согласился Гирундо. — Почти не сомневаюсь, что они уже понимают это. Но они также знают, что наши парни могут повернуть против них. Я бы хотел, чтобы этого не произошло, так же сильно, как и вы. Однако вам известно, чего стоят наши пожелания. Стоит только дать людям мечи, копья и луки и платить им, чтобы они сражались за короля, — и они займутся своими делами, впрочем, все-таки не забывая сражаться.

— Займутся своими делами, — повторил Грас — Это самый удачный способ, какой я когда-либо слышал, сказать: «Превратятся в разбойников».

— О, я хорошо воспитан, ваше величество, — отозвался Гирундо. — На самом деле я самый благовоспитанный сын шлюхи, какого вам когда-либо доводилось встретить.

— Да, это я понимаю, — засмеялся в ответ король.

Армию на марше сопровождали повозки, полные зерна, и стадо скота. Иначе в это время года прокормиться можно было бы только с помощью воровства. Подобные действия не могли бы способствовать дружеским взаимоотношениям солдат и населения, которое, предполагалось, они должны были защищать.

Останавливаясь на ночлег, одни солдаты спали прямо на голой земле под звездами, другие — в палатках из парусины или кожи. У Граса и Гирундо были красивые просторные шатры из шелка, впрочем, королевский отличался от генеральского только размерами — разумеется, он был больше.

После ужина Гирундо заглянул в палатку Граса:

Можно кое-что спросить у вас, ваше величество? Пара вопросов, а?

— Конечно. Входи. — Король указал на кувшин вина и пару кружек рядом с ним. — Хочешь?

Грас ел ту же кашу и то же мясо, что и его солдаты. Это был лучший способ узнать, хороша ли была еда. Однако вино на королевском столе было лучшего качества.

— Не стану отказываться.

Вопросительно взглянув на своего старого друга, Гирундо также наполнил его кружку.

— Что мы можем сделать, когда доберемся до Нишеватца? — спросил генерал после того, как оба сделали по основательному глотку.

— Я очень надеюсь, что мы сможем разгромить группировку сторонников Низвергнутого, — ответил Грас.

— Это было бы хорошо, — согласился Гирундо. — Но насколько это возможно? У Низвергнутого длинные руки. Если ничего не получится, у нас будут затруднения.

Грас не ответил и снова приложился к кружке. Он хотел разрядить ситуацию шуткой, как часто делал Гирундо, но не мог найти ничего подходящего.

— Затруднения у нас уже есть, — наконец сказал он. — До сих пор Низвергнутый не пытался так открыто вмешиваться в дела. Ланиус утверждает, что раньше он никогда не пытался убить королей Аворниса, если они не воевали против него.

— Ланиус знает, что говорит, — улыбнулся Гирундо.

— О да!

Его зять не знал только одного: что — важно, а что — нет. Грас продолжал:

— Ты говорил, что хочешь задать мне пару вопросов. И какой следующий?

Генерал сосредоточенно сдвинул брови, но спустя мгновение просиял:

— А, вот теперь вспомнил! Если мы заварим эту кашу в Нишеватце, как вы думаете, насколько долго здесь придется застрять? Или мы собираемся следующие пять — десять лет не тушить костры в стране черногорцев?

— Я все-таки надеюсь, что мы сможем сделать это быстро и затем вернуться домой, — ответил король. — Хотя я в точности не уверен. Это не в моей власти. Низвергнутый будет что-то предпринимать. И черногорцы не останутся в стороне. Они любят ссориться друг с другом — и не всегда любят, когда чужаки суют нос в их дела.

— Похоже на отношения в семье, — высказался Гирундо. Сравнение вызвало смех у Граса.

Чем дальше на север продвигалась армия, тем выше становились горы на горизонте; снег уже начал таять на их вершинах в отличие от Бантианских гор, чьи остроконечные верхушки всегда прятались под белыми шапками.

Несколько перевалов на дальней стороне гор открывали проход в страну черногорцев. Естественно, Грас вел своих людей к одному из ближайших к Нишеватцу, но прежде отправил туда разведчиков. Если сторонники Низвергнутого захотят устроить засаду, лучшего места не найти.

На перевале никого не оказалось, но неприятное известие все же не заставило себя ждать.

— Ваше величество, мы доскакали до водораздела и затем проехали немного дальше. Когда мы посмотрели на север, то увидели, что вся местность затянута дымом, — сообщил один из разведчиков.

Остальные дружно закивали.

Грас и Гирундо обменялись взглядами: они оба знали, чем, вероятнее всего, это может быть вызвано.

С отрядом кавалеристов Грас направился вперед, намереваясь самому оценить обстановку. Действительно, когда он поднялся на вершину и посмотрел на север, все оказалось так, как предупредил разведчик.

— Они решились и начали свою войну без нас, — сказал он, ни к кому не обращаясь. — Бьюсь об заклад, я знаю, на чьей стороне Василко. Он не наш союзник.

Король Ланиус ненавидел, когда его отвлекали во время занятий с котозьянами. Это было известно всем во дворце, и как правило, с его желанием считались и беспокоили только в самых редких случаях. Когда кто-то постучал в дверь комнаты, где жили котозьяны, Ланиус раздраженно крикнул:

— Кто там? Что нужно?

Он сидел на полу и держал на коленях Бронзу — рыжую самку из первой пары, подаренной ему Ярополком несколько лет назад. Она была размером с обычную кошку, да и характером не слишком отличалась от представителей семейства кошачьих. Но внешние различия были существенными: так, лапы котозьянов больше напоминали человеческие руки и ноги. На своем родном острове, где-то в Северном море, — где именно, Ярополк не сообщил — котозьяны жили на деревьях.

— Это я, — раздалось из-за двери.

— Я — это кто?

Ланиус сознавал, что его голос звучит раздраженно. Он действительно был раздражен, поэтому изо всех сил старался, чтобы Бронза этого не почувствовала: нежно поглаживал ей спинку, чесал за ушами.

Дверь в комнату распахнулась. Это заставило Ланиуса в ярости вскочить на нога и уронить Бронзу с колен. Котозьян взвыл от такого бесцеремонного обращения. Король резко обернулся, чтобы посмотреть, кто, кроме Граса, осмелился его здесь побеспокоить.

Кто бы мог предполагать — принц Орталис!

Котозьяны были умнее обычных кошек и знали, что открытая дверь означает возможность убежать. Благодаря ловким конечностям они могли забраться в такие места, куда обычные кошки наверняка не отважились бы, — несколько побегов доказали это.

— Ради бороды Олора, закрой дверь, прежде чем они все разбегутся! — воскликнул Ланиус.

Как ни странно, Орталис послушался. Законный сын Граса был на пару лет старше, а также выше и красивее, но обладал гораздо худшим характером. Сейчас он оглядывался в немалом изумлении, так как никогда прежде не переступал порога этой комнаты.

— Какие странные звери, — сказал он. — Они на что-нибудь годятся?

— Не больше и не меньше, чем обычная кошка, — ответил Ланиус. — Ты пришел сюда, чтобы узнать об этом?

Орталис скривился. Вопрос напомнил ему, зачем он действительно сюда пришел.

— Ты должен помочь мне, Ланиус, — проговорил он.

Сердце короля сжалось. Если у Орталиса беда, то Ланиус подозревал, в чем ее причины. Надеясь, что все-таки ошибается, он спросил:

— Ну? Что ты сделал?

— Все было не так, как она говорит, — ответил его шурин.

Увы, Ланиус не ошибся. Орталис между тем продолжал:

— Во имя богов, ей нравилось это, так же как и мне, до тех пор, пока… — Он потряс головой. — Дальше все непонятно. Знаю только, что мы оба выпили много вина.

— Так что случилось? — Ланиус подумал, хочет ли он знать ответ, и решил, что это необходимо. — Что ты сделал?

— Она… получила небольшую царапину. — Орталис замолчал, потом поспешно продолжил: — На самом деле все не так плохо, как она говорит, — клянусь, не так плохо. И она сама была не против, когда все это продолжалось. Я бы не стал лгать тебе, Ланиус. Она хотела… Она действительно хотела!

— Твой отец не будет очень доволен, когда узнает.

— Вот об этом я и говорю! — простонал Орталис. — Ты должен помочь мне, чтобы он не узнал. Если он узнает… — Он постучал пальцами себе по шее сзади.

— Чем я могу помочь? — спросил Ланиус. — У меня нет власти сделать хоть что-нибудь. Кому, как не тебе, знать об этом.

Даже если бы он и мог повлиять на ситуацию… Только ради Сосии. Ее брат внушал отвращение, возмущал, пугал его.

Орталис пояснил:

— Деньги. Она хочет денег.

— А кто их не хочет? — Ланиус указал на одного из котозьянов. — Ты знаешь, я ведь рисую этих зверей и продаю эти картины, потому что казначей не дает мне столько денег, сколько мне нужно.

— О-о, — Орталис произнес это так, словно Ланиус предал его, когда его помощь была нужнее всего. Возможно, Ланиус и в самом деле сделал бы так.

Сын Граса не отступал:

— Но ты мог бы поговорить с Петросусом и получить все, что мне нужно, — все, что тебе нужно, я имею в виду.

— Маловероятно, — Ланиус пожал плечами. «Ты верно сказал первый раз — только о себе и думаешь».

— Но что же мне теперь делать? — в голосе Орталиса послышались ноты отчаяния. — Что мне теперь делать? Если ей не заплатить, она все разболтает. И тогда кто знает, что сделает мой отец? Он уже не раз кричал на меня… из-за женщин.

«И все потому, что ты проделывал отвратительные вещи со своими женщинами». Ланиус не видел смысла говорить об этом вслух. Орталис ценил только себя и становился отталкивающе-злобным, когда ему перечили.

Желая только одного — успокоить своего шурина, — король сказал:

— Может быть, тебе следует поговорить с архипастырем Ансером? Он имеет доступ к деньгам, которые не проходят через Петросуса.

— Я уже пробовал. Он отказал мне. Мой брат, мой единокровный брат, и тот отказал мне. Решительно.

Ансер тоже был сыном Граса, но незаконнорожденным. Несмотря на его незаконное происхождение, Ланиус — и все остальные — отдавал предпочтение ему. Король не был уверен в наличии у Ансера каких-либо особых талантов. Но не сомневался, что незаконный сын Граса, в отличие от законного, имеет сердце.

Больше чем когда-либо Ланиус хотел, чтобы его шурина не было сейчас рядом с ним. Разведя руками, он со вздохом произнес:

— Мне жаль, но я не знаю, как помочь тебе.

— Она должна исчезнуть, — прошептал Орталис. — Так или иначе, она должна исчезнуть.

— Ради всех богов, не делай вещей хуже тех, что ты уже совершил! — воскликнул Ланиус в тревоге.

— Они не могут быть хуже, чем уже есть, — ответил сын Граса. — Только помни, ты ничего не слышал.

— Конечно! Если ты думаешь, что я хочу оказаться между твоим отцом и тобой, лучше хорошенько подумай еще раз.

Он и прежде обещал молчать о некоторых вещах — и выполнял обещания. Теперь он ничего не обещал и надеялся, что Орталис не заметил этого. И Орталис, озабоченный ситуацией, не заметил.

— Она должна исчезнуть, — еще раз повторил он и затем бросился вон из комнаты.

Король поспешил за ним, догадываясь, что Орталис не станет закрывать за собой дверь. Так и случилось.

Ланиус закрыл ее прежде, чем какой-нибудь из котозьянов успел улизнуть. Они тоже причиняли вред своей, по их представлению, «добыче», но не намеренно и без всякой злобы. Хотелось бы сказать то же самое об Орталисе…

Стоило Грасу вздохнуть, как он чувствовал дым. Когда он сплевывал, слюна была черной. Он повернулся к Гирундо и сказал:

— Как мило, что нас приветствуют таким своеобразным способом на землях черногорцев.

— О да! О да, разумеется! — Генерал тоже сплюнул, а затем сделал большой глоток из кружки с элем, прополоскал им рот, проглотил и сказал: — Я тоже рад, что люди Нишеватца пригласили нас в свой город-государство. Только подумайте, ваше величество, что бы нас ожидало в противном случае.

— Если тебе все равно, то мне — нет, — устало ответил Грас.

Армии Аворниса еще предстояло увидеть Нишеватц. Сейчас солдаты захватывали форты к югу от города. Вараздин, последний из фортов, не очень отличался от других. Надо сказать, местный известняк был золотистого цвета, поэтому крепостные стены выглядели обманчиво приветливыми. Грас уже убедился в этом на примере трех других фортов, и Вараздин не оказался исключением. Его люди окружили крепость вне досягаемости лучников и катапульт. Как только аворнийцы подходили ближе, черногорцы начинали стрелять и бросать в них камни.

Горстка черногорцев — сторонников принца Всеволода, сопровождаемая телохранителями из солдат Аворниса, — спешила навстречу Грасу. Они утверждали, что были его истинными друзьями, и вели себя соответствующим образом. Но если люди Граса поверят им, а хотя бы один из них на самом деле поддерживает бунтовщиков и принца Василко, то есть поддерживает Низвергнутого, который стоит за ними… Если так случится, то у Аворниса на троне останется один король, Ланиус, и все пойдет по-другому.

Грас не желал, чтобы все пошло по-другому. К счастью, черногорцы, казалось, не обижались, что телохранители, как тени, повсюду следовали за ними. Они тоже играли в политические игры при помощи ножа, яда и черной магии.

Предводитель черногорцев, герцог Радим, поклонился Грасу. На хорошем аворнийском языке с характерным гортанным акцентом он сказал:

— Ваше величество, я выяснил, кто командует в Вараздине.

— Неужели? Хорошо. — Король Грас отхлебнул большой глоток из кружки с элем. Он пил много: чтобы избавиться от привкуса дыма, а заодно и от жажды. — Кто он?

— Барон Лев, ваше величество, — ответил Радим. Этот сутулый старик с белой бородой напоминал Грасу крепость, гораздо более древнюю, чем Вараздин. Та сила, что оставалась в нем, свидетельствовала об удивительной мощи, которой он обладал в молодые годы. Радим добавил:

— Он — сторонник Всеволода или, по крайней мере, должен быть им.

— Им выбран странный способ доказать это! — воскликнул Гирундо.

Герцог с серьезным видом кивнул:

— Его не считали важным человеком и не известили, что Всеволод станет искать помощи в Аворнисе. Он думал, что ваш приход — настоящее нашествие.

— Теперь он разобрался? — спросил Грас.

— О да, — Радим снова кивнул. — Но его честь затронута. Как он может сдаться вам, если его правитель нанес ему оскорбление?

— Мы пытаемся помочь его правителю, — заметил Грас.

— Он знает это. Но оскорбление — превыше всего.

— Ты имеешь в виду, что он перешел на сторону Василко? — уточнил Гирундо.

Теперь Радим покачал головой. Сопровождавшие его черногорцы, казалось, были потрясены.

— О нет, — заявил он, — ничего подобного. И все-таки, может ли человек, с которым обошлись так, словно он ничего не значит, сотрудничать с тем, кто так обидел его? Может ли женщина, которую взяли силой, лежать рядом со своим насильником, будто они любовники?

У короля Граса заболела голова. Он был практичным человеком и всегда считал, что черногорцы тоже практичные люди. Конечно, большинство черногорцев, которые прибывали в Аворнис, были купцами, которым сама природа определила быть практичными. Неужели столь достойное качество не распространяется на знать? Увы, это так. То же самое он наблюдал у себя, в Аворнисе.

— Ладно, — сказал он. — Если барон Лев не сдастся нам по-хорошему, мы будем вынуждены взять крепость силой.

И через три дня он подтвердил свои слова, приказав организовать два отряда. На рассвете люди из первого отряда атаковали северную стену, выкрикивая имена Граса и — для большего успеха — Всеволода. С ними вместе бросились вперед лучники, стреляя так быстро, как только могли, чтобы не дать черногорцам внутри крепости даже поднять головы.

По приставным лестницам вверх полезли аворнийцы и черногорцы, которые не только поддерживали законного правителя Нишеватца, но и хотели доказать это. Люди барона Льва бросились защищать форт. Они оттолкнули несколько приставных лестниц, лили кипящую воду и горячее масло. Они были так же верны своему командиру и так же отважны, как любые солдаты, каких Грас когда-либо видел.

Когда сражение в этой части форта по-настоящему закипело, Грас приказал второй группе атакующих идти вперед, к южным стенам Вараздина. На этот раз его люди приблизились к стене, ничего не выкрикивая. Они не могли проползти четверть мили по открытой местности незаметно, однако старались изо всех сил не привлекать к себе ненужного внимания.

И это сработало. Несмотря на крики горстки защитников форта, которые не побежали к северной стене, никто больше не обратил на них должного внимания.

Они оказались отчаянными смельчаками и, вместо того чтобы убежать или сдаться, делали все, что могли, чтобы отбросить атакующий отряд Граса. Используя множество длинных, с зубцами на концах, шестов, им удалось опрокинуть несколько приставных лестниц. Аворнийцы кричали, падая вниз, и грохот, который производили их кольчуги, когда они валились на землю, заставил Граса невольно вздрогнуть.

Но еще больше аворнийских солдат, вместе с черногорцами, отвоевывали плацдарм на южной стене. Они уже начали спрыгивать во двор крепости, и кто-то из них бросился к башне, чтобы не дать людям Льва шансов отступить туда для дальнейшего сопротивления. Видя это, защитники Вараздина бросили свое оружие и подняли руки, прося пощады.

Аворнийские солдаты не очень вежливо подтащили барона Льва к королю Грасу. Лоб черногорского дворянина пересекала повязка с пятнами крови. Кровь также сочилась из его раненой руки. Он пристально смотрел на короля, и тот ответил ему таким же пристальным взглядом.

— Ваше превосходительство, вы — идиот! — рявкнул Грас.

— Как я и предполагал, аворнийцы и слыхом не слыхивали о таком понятии, как честь, — прорычал барон в ответ.

— Вы на стороне Всеволода или Василко? — Король тщательно выговорил имена черногорцев: глухие и шипящие звуки были чужды аворнийскому языку, и он не хотел перепутать имена того, кого он поддерживает, и того, кому он противостоит.

— Всеволода, конечно, — ответил Лев, как будто общался со слабоумным.

— Ну что ж, отлично. Я так и думал, но не был до конца уверен. Вы знали — вы знаете, — что я пришел оказать помощь ему, насколько у меня хватит возможностей? — спросил Грас.

Он дождался, когда Лев с неохотой кивнул. Тогда он ткнул в него пальцем, настойчиво требуя ответа:

— В таком случае, почему вы продолжали пытаться убивать моих людей?

— У аворнийцев нет никаких понятий о чести — в отличие от моих соплеменников, — барон проговорил это с мрачной гордостью.

— Честь? При чем здесь честь? Тем более что у каждого свои представления об этом. Сейчас я вижу одно — тупость, у меня на нее чутье, — сказал король. — Нам следует сражаться на одной стороне, против Василко. Вместо этого вы задерживаете меня, убиваете моих людей и своих тоже, тем самым помогая человеку, которому, по вашим словам, противостоите. Низвергнутого устраивает такого рода представление о чести. И вы правы, когда говорите, что я не понимаю этого.

— Мы могли бы справиться с Василко без вашего вмешательства, — угрюмо заметил Лев.

— Всеволод думает иначе. Именно он попросил Аворнис о помощи.

— Он ошибся. И он еще раз ошибся, пренебрегая мной, — ответил барон.

— Понятно, — кивнул Грас. — И поэтому вам пришлось в ответ совершить ошибку, чтобы отплатить Всеволоду.

— Да, — согласился Лев и тут же воскликнул: — Нет! Это не было ошибкой. Я сделал то, что должен был сделать.

Грас повернулся к герцогу Радиму, который совсем не казался удивленным этим диалогом. Очевидно, он понимал, почему Лев не сдал Вараздин, пока крепость не пала. Если бы не это, Грас решил бы, что Низвергнутый замутил мысли Льва.

— Позвольте мне задать еще один вопрос, — начал Грас. — После того как мы выковырнули вас из вашей раковины, — он указал на Вараздин, который хорошо просматривался с возвышения, на котором они стояли, — будете ли вы и ваши люди сражаться за Всеволода?

— Конечно, — в голосе барона прозвучало искреннее удивление.

Король снова бросил взгляд в сторону Радима. Тот кивнул: он, безусловно, верил Льву. Грас не мог с полным правом сказать о себе то же самое.

Оставалось просто признать, что он не понимает, как работают мозги у черногорской знати. Если Радим хочет полагаться на Льва, предполагается, что он тоже до некоторой степени этого не понимает.

Король также посмотрел на генерала Гирундо. Казалось, его соплеменник готов подпрыгнуть от возмущения при мысли о доверии Льву. Грас видел это, но он знал Гирундо много лет. Он сомневался, что черногорцы поймут, насколько огорчен Гирундо.

— Очень хорошо. Я принимаю ваш отряд в мое войско, — обратился Грас ко Льву и затем добавил: — Извините, мне нужно поговорить.

Он отвел Гирундо в сторону и тихо сказал:

— Мы разобьем его людей на маленькие группы, пусть они будут среди наших солдат. Если они перейдут на сторону противника, мы их убьем. Это устраивает тебя?

— Да, ваше величество, — сразу же ответил Гирундо. — Я боялся, что вы сошли с ума.

— О нет, — Грас покачал головой, — только не я.

Король Ланиус хотел бы править Аворнисом, вместо того чтобы царствовать в нем. Когда курьер ворвался во дворец и предстал перед Ланиусом, на какой-то миг король почувствовал, что его желание сбылось. Гонец выглядел смертельно уставшим, пот струился по его грязному лицу.

— Надеюсь, ваше величество, моя лошадь жива, — сказал он, подавляя зевок. — Это не первое животное, которое я загнал до смерти, двигаясь с юга с новостями.

— Должно быть, это важно, — серьезно проговорил Ланиус. Курьер кивнул. Король продолжал: — Полагаю, ты скажешь мне, какие это новости.

Гонец выглядел изумленным.

— Клянусь бородой короля Олора, — прошептал он. — Разве я еще не сказал?

— Нет, — отозвался Ланиус, — не сказал.

— Тогда я скажу. Ваше величество, по дороге за мной следует посол от принца Улаша, властелина ментеше.

— О-о! — Ланиус с трудом заставил себя открыть внезапно онемевший рот.

Улаш был, несомненно, самым важным из принцев, правивших южными кочевниками, которые склонились перед Низвергнутым — Падшей Звездой, так они его называли. Так считали не потому, что у него было самое большое царство, хотя оно у него действительно было. И не потому, что в его столице, Йозгате, находился Скипетр милосердия, хотя это было именно так. Все дело в том, что Улаш почти сорок лет удерживал свое положение. Этот коварный старый лис умудрялся получать все, что хотел, как при помощи хитрости, так и при помощи стрел и кривых сабель своих угрюмых воинов.

— Да, ваше величество, — сказал курьер. — Я знал, что вы и король Грас должны как можно быстрее узнать об этом. Он сделал паузу, кажется, впервые осознавая, что говорит с церемониальным королем, а не с настоящим.

— Где же король Грас?

Если он ехал с юга, то мог и не знать об этом.

— Он в стране черногорцев, — ответил Ланиус — Там идет гражданская война. Мы наблюдаем, какую выгоду могли бы получить от этого.

Теперь курьер сказал «О-о» с весьма унылым видом.

Ланиус понял, что это значило: с посланником Улаша придется иметь дело ему. Жаль, но Грас не может настолько быстро вернуться в столицу.

«Могло быть и хуже, — сказал он себе и тут же спросил сам себя: — Как?» Но на это не было ответа. Однажды Низвергнутый сам посылал посла в Аворнис. Королевство пережило это. Ланиус полагал, что и теперь оно справится. Он спросил:

— Когда ментеше будет здесь?

— Не так скоро, ваше величество, — ответил курьер. — Никто на юге не станет торопить его. Мы знаем, что вам нужно подготовиться.

— Хорошо, — кивнул Ланиус.

— Успеет ли вернуться король Грас, чтобы встретиться с ним? — с надеждой задал вопрос курьер.

— Нет, — это был единственный ответ, который мог дать Ланиус.

Молодой человек выглядел разочарованным. Король притворился, что не замечает этого. Гонец сделал все, что мог, чтобы помочь. «Как поступил бы Грас в этом случае? Он бы наградил его — вот как». Ланиус сказал:

— Ты получишь золото в награду.

Ланиус разозлился на себя. Ему бы следовало догадаться самому, а не думать, что бы сделал Грас. Курьер не выглядел расстроенным — конечно, он не мог знать, что творилось в голове у Ланиуса. Он только знал, что получит вознаграждение. Низко кланяясь, он проговорил:

— Большое спасибо, ваше величество!