— Ну а для чего же, кроме развлечения, нужны другие жены? — Ланиус решил, что он задал вполне разумный вопрос. — Иногда король так пытается найти женщину, которая может выносить для него сына, — то, что сделал мой отец. Но в большинстве случаев эти другие жены служат для забавы и развлечений.

— Может быть, это ты приятно проводил время, а я — нет, — резко бросила Сосия. — И я думала, что ты приятно проводишь время со мной. Я ошибалась?

Ланиус, который не всегда слышал подтекст в том, что говорили другие люди, наконец понял, в чем дело.

— Нет, — торопливо произнес он. — Нет конечно. Сосия внимательно смотрела на него.

— Это ты сейчас так говоришь. Почему я должна тебе верить?

Он начал объяснять, почему не видит большого смысла лгать ей, особенно теперь, когда Кристаты нет поблизости, нет в его жизни. Это был не тот ответ, которого она ждала.

Ему понадобилась не одна секунда, чтобы понять, какого сорта ответ она хочет от него.

Спустя какое-то время он сказал:

— Вот. Теперь ты видишь?

Они лежали рядом, обнаженные, потные, хотя снег покрывал подоконники. Иногда ответы не требуют слов.

— Может быть, — неохотно сказала жена.

— Ну, тогда я еще раз покажу тебе это!

После второго показа Ланиус сразу уснул. Когда он проснулся, было светло. Он зевнул и с удовольствием потянулся. Сосия уже встала. Она кивнула ему, не говоря ни слова.

— Доброе утро, — обратился он к ней.

— Оно и вправду доброе?

— Да, я так думаю.

— Конечно, ты так думаешь. Ты получил, что хотел, прошлой ночью.

Испытывая некоторое раздражение, Ланиус ответил:

— Не только я один.

— Вот как? — Но Сосия понимала, что так не годится. Она пожала плечами. — Одной ночи недостаточно, чтобы я простила тебя.

Ланиус вздохнул:

— И что я теперь должен делать?

— Ты ничего не должен, — ответила Сосия. — Тебе надо показать мне, что есть и другие вещи, которые ты хочешь для меня делать. Люди, небезразличные друг к другу, делают их не задумываясь.

Поскольку Ланиус едва ли делал что-либо не задумываясь, он уже открыл рот, чтобы спросить жену, о чем это она говорит. Но он быстро передумал спрашивать. «Докажи мне, что любишь меня, — вот что это значило. — Продолжай доказывать мне это, пока я не поверю тебе».

Требовалось какое-то реальное действие. Она хотела от него чего-нибудь необычного, чтобы убедить его и заодно — себя. «А может быть, нет», — упрямо подумал он. Но попытку следовало сделать.

И Ланиус попытался. Он вышел в коридор и поговорил со служанкой, которая торопилась в кухню. Она вернулась с подносом, на котором были яйца-пашот и маринованные бараньи языки — любимый завтрак Сосии. Ланиус предпочитал что-нибудь попроще — хлеб и мед.

Сосия улыбнулась мужу. В любом случае, это было уже кое-что.

Снежная буря закончилась, и воздух наполнился мягким белым безмолвием. И среди этого безмолвия король Грас и Гирундо пытались решить, что им делать, когда солнечный свет и зеленая листва сменят снег и холод.

— Сколько солдат вы хотите оставить, чтобы быть уверенным, что черногорцы не станут снова грабить побережье? — спросил Гирундо. — И какова будет численность армии, которая отправиться в Черногорию и сделает там что-то полезное?

Оба вопроса были одного свойства. Грас нахмурился и сказал:

— Ответ зависит от того, сколько кораблей сможет построить Плегадис, и от того, сможем ли мы побить пиратов прежде, чем они высадятся на берег.

— Вам следует знать об этом лучше, чем мне, — заметил генерал. — Все, что я знаю о корабле, это как быстрее добраться до поручней. — Он ухмыльнулся и поцокал языком. — В любом случае, дайте мне лошадь.

— Можешь воспользоваться моей, — сказал Грас. Генерал засмеялся. Грас произнес серьезным тоном:

— Я не так много знаю об этих кораблях, как мне бы хотелось. И в этом я не одинок. Я даже не знаю, сможем ли мы на них обнаружить пиратов и не дать им сойти на берег. Однако это мы выясним.

Гирундо кивнул.

— О да. Следующий вопрос, конечно, когда мы выясним это. Собираются ли пираты удерживать нас от проникновения на их территорию?

— Нет, клянусь бородой Олора. Я поручу гарнизонам и кораблям заниматься черногорцами на юге. Вопрос не в том, чтобы вышвырнуть Васи л ко вон. Если бы дело было только в нем, я бы не беспокоился так сильно. Мы должны попытаться выгнать Низвергнутого из страны черногорцев.

— Когда мы начали эту войну, я все думал — кто же, Василко или Всеволод, являются орудием в руках Низвергнутого, — сказал Гирундо.

— Я тоже много времени потратил на подобные размышления, хотя если бы Всеволод узнал об этом, то, возможно, захотел бы задушить меня своими руками-крючьями, — ответил Грас. — Но теперь сомнений почти не осталось.

— Да, пожалуй.

Грас разослал приказы конникам и пехотинцам собраться у Аворниса. Благодаря другим приказам были укреплены гарнизоны в городах около Азанийского моря, а флот двинулся к устью реки Наин. Это значило, что весной, когда он двинется на Нишеватц, можно будет взять с собой меньше солдат. Но это также означало — во всяком случае, он надеялся, — что черногорцы будут не в состоянии справиться с теми, кто останется здесь.

Не успели курьеры отъехать от столицы, как с севера налетела пурга и навалила полтора фута снега на город и окрестности. Грас пытался убедить себя, что это только совпадение. Низвергнутый не имеет к этому ни малейшего отношения… или имеет?

Король уже хотел спросить об этом Птероклса, но потом передумал. Он уже однажды задавал точно такой же вопрос Алее — тогда зима была более ранней и суровой. Да, тогда выяснилось, что Низвергнутый использовал погоду как оружие против Аворниса, и свергнутый бог едва не расправился с ними при помощи колдовского обряда.

Снежная буря наконец-то закончилась, установилась обычная для того времени погода. Это заставило Граса усомниться, что за разбушевавшейся стихией стоял Низвергнутый. Когда он ударял по Аворнису, то вьюги почти не прекращались. Он был очень силен и получал удовольствие от своей силы. Он не оставлял своим врагам сомнений относительно того, что он делает, и не давал им надеяться, что они могут остановить его.

Милваго — бесконечно могущественный на земле, был ли он таким же на небесах? Возможно, не совсем, иначе богам, которых он породил, никогда бы не удалось изгнать его, низвергнуть в материальный мир. Может быть, он был слишком уверен в своих возможностях, думая, что они не смогут бросить ему вызов.

Но Грас не хотел больше об этом думать.

Зима уходила. Даже Низвергнутый был ограничен в своей власти над погодой… если это было вообще его рук дело. Он не мог остановить солнце, чтобы оно не поднималось с каждым днем все выше на небе, не мог заставить дни не становиться длиннее и теплее, не мог остановить таяние снега.

Даже после того как снег исчез, пришлось еще некоторое время подождать, чтобы дать дорогам просохнуть — иначе армия увязла бы в грязи. А затем Грас оседлал лошадь — оседлал с такой же неохотой, какую Гирундо выказывал, поднимаясь на борт речной галеры, — и выступил на север.

Время от времени он оглядывался через плечо — не скачет ли гонец за армией с новостями о каком-нибудь новом несчастье в Аворнисе, которое заставит его повернуть назад. Каждый раз, не обнаружив такого гонца, он чувствовал себя одержавшим победу. И армия продолжала двигаться вперед, в Черногорию.

Всегда, когда Грас отправлялся в военный поход, Ланиус махал ему вслед и желал удачи, а улыбка на его лице становилась с каждой минутой шире. Когда старший король был у границы или за границей, власть, по крайней мере в столице, сосредоточивалась в руках младшего короля.

Ланиус думал, что мог бы восстать против Граса, если бы имел хоть какую-то надежду на успех. С одной стороны, он не был человеком, способным рискнуть всем. С другой — успехом могла бы быть только победа в гражданской войне. Но разве такое возможно — победа в гражданской войне? Если он и Грас станут сражаться — разве это улучшит жизнь аворнийцев и сделает королевство процветающим? Кто выиграет, кроме Низвергнутого?

Ланиус не любил признаваться в этом даже себе, но… если есть кто-то, способный заниматься теми областями правления, которые тебе не интересны, что в этом плохого? Он не был военным человеком и никогда уже им не станет. Однако иметь власть во дворце — совсем другое дело.

Как обычно, королевская семья поднялась на городскую стену, чтобы проводить Граса и пожелать ему удачи. Как обычно, принц Орталис не присутствовал.

Чем больше Ланиус об этом думал, тем сильнее это его беспокоило. Если Орталису пришлось бы выбирать между Грасом и Низвергнутым, кого бы он выбрал? Воспоминания о том, что случилось в Нишеватце, как принц Василко поднялся против своего отца и помог Низвергнутому войти в его город, не позволяли Ланиусу успокоиться. Раньше он обсудил бы все это с Сосией, чтобы в том числе выяснить, насколько обеспокоена она. В конце концов Орталис был ее братом, она знала его лучше, чем кто-либо другой. Но жена все еще была раздражена — и это еще мягко сказано — из-за Кристаты, и поэтому Ланиус не хотел провоцировать ее.

Что, если обсудить мучившую его проблему с Ансером? Но архипастырь не принадлежал к числу тех людей, с которыми можно было обсуждать подобные проблемы. Веселый, добродушный, он старался не замечать плохое в человеке. И к тому же Ансер недостаточно знал об истинном характере Низвергнутого, а у Ланиуса не было желания рассказывать ему об этом.

Не найдя никого, с кем поговорить об Орталисе, Ланиус продолжил свои раздумья в одиночестве, шагая во дворец. Когда-то он не хотел быть таким одиноким, теперь же принимал это как должное.

Когда он и остальные члены королевской семьи вернулись во дворец, они нашли слуг в волнении.

— Он это сделал! Он пошел и сделал это! — восклицал разноголосый хор.

Звучало впечатляюще, интригующе — но толку от этих криков было не много.

— Кто пошел и что сделал? — спросил Ланиус. Слуги посмотрели на него так, как будто он идиот, у которого, кроме мозгов, нет глаз и ушей.

— Ну, принц Орталис, конечно! — ответили сразу несколько человек почти одновременно.

Ланиус, Сосия, Эстрилда и Ансер переглянулись. Крекс и Питта были слишком малы, чтобы беспокоиться о том, что сделал их дядя, и убежали играть.

Ланиус кивнул:

— Хорошо, теперь мы знаем — кто. А что сделал принц Орталис?

Он собрался с духом услышать почти о любом зверстве. Покалечил ли Орталис еще одну служанку? Решил ли он сделать рагу из котозьянов? Король был готов к любому из вариантов. Но слуги ответили:

— Он женился.

— Он — что?

Король, две королевы, архипастырь — все они издали дружный крик. Эти новости можно было сравнить с землетрясением. На протяжении многих лет Грас пытался найти Орталису невесту, однако он так и не добился успеха: слишком подмочена была репутация его сына. Грас отправил Лептуруса, главу королевских гвардейцев, в Лабиринт за то, что тот отказался выдать свою внучку за принца. И Орталис сам нашел себе жену…

— На ком? — спросил Ланиус. — И как это случилось?

— Как вышло, что мы ничего не слышали об этом? — добавила Сосия.

Бубулкусу были известны все подробности — Ланиус мог бы догадаться об этом.

— Он женился на Лимозе, ваше величество. Вы же ее знаете — дочь Петросуса, казначея.

Казалось, он насмехается над королем за его неведение.

«Они достойны друг друга» — такова была первая злая мысль, пришедшая ему в голову. Но это было несправедливо по отношению к Лимозе, которую он до этого пару раз встречал во дворце. Впрочем, ему не нравился ее отец, который был скуп и злобен даже для человека на такой должности.

— Как это случилось? — снова спросила Сосия таким тоном, словно речь шла о потопе, пожаре или любой другой катастрофе, а не о свадьбе.

— Я думаю, как всегда, — ответил Бубулкус. — Они стояли перед священником, и он сказал над ними нужные слова, а потом они… — Он хитро ухмыльнулся.

— Не будь большим глупцом, чем ты есть, — резко бросил Ланиус, и Бубулкус, догадавшись, что зашел слишком далеко, побледнел. Король добавил: — Ты же понял, что имеет в виду королева.

— Что за священник осмелился поженить их? — Ансер проговорил это с видом человека, отвечающего и переживающего за церковные дела. — Он сделал это без разрешения короля и без моего ведома. Ему придется ответить более чем на несколько вопросов — можешь быть уверен.

Сердиксу, который поженил короля Мергуса и королеву Серфию, тоже в свое время задали более чем несколько вопросов. Впрочем, он процветал, пока был жив отец Ланиуса… и отправился в Лабиринт вскоре после его кончины. Там он встретил свою смерть.

— Мне не известно имя священника, хотя уверен, вам нетрудно будет его узнать, — сказал Бубулкус, подразумевая, что если он не знает, значит, это не важно. — Но я знаю, что они поженились в маленькой церкви на окраине города, а не в соборе.

— Хотел бы я надеяться, что не в соборе! — воскликнул Ланиус. — Разве это не было бы скандалом? Еще большим скандалом, я имею в виду. Ему вообще нельзя жениться без разрешения — так не делается в королевской семье.

Устами Ланиуса говорило не одно поколение правителей Аворниса.

— Теперь делается, — заметила королева Эстрилда. — И это не худшая партия для него, даже если ему и не следовало делать это без нашей на то воли.

— А не сам ли Петросус предложил сыграть свадьбу? — сказала Сосия, которая испытывала к казначею не самые лучшие чувства. — Он, похоже, очень хочет войти в нашу семью.

— Он знает… об Орталисе? — поинтересовался Ансер.

— Как он может не знать! — Ланиус пожал плечами.

— Если знает, как он может подвергать такой опасности свою дочь? — Архипастырь повторил его жест. — Я надеюсь, она не будет слишком несчастна.

Это пожелание оказалось лучшим из того, что члены королевской семьи сочли своим долгом сказать по поводу этой свадьбы.

Грас уже слез с лошади, когда с юга в расположение аворнийской армии галопом прискакал курьер, выкрикивавший его имя.

— Здесь! — отозвался он и помахал рукой, чтобы гонец увидел, где находится король.

Генерал Гирундо тоже только что спешился.

— Не можем ли мы провести пару дней без этих преследующих нас возбужденных парней, скачущих так, как будто у них костер под седлом?

— Такая уж у меня судьба.

Грас сделал вид, что потирает затекшие ноги. Курьер почтительно ждал, пока он закончит, и затем протянул ему свернутый лист пергамента.

— Спасибо, — поблагодарил король. — О чем речь?

— Ах, ваше величество, там все сказано, — ответил курьер. — Думаю, пусть скажет оно, а я лучше помолчу.

— Мне не нравится твой ответ, — заметил Гирундо.

— И мне не нравится.

С этими словами король Грас взломал печать и развернул послание от короля Ланиуса. Закончив читать, он шепотом выругался.

— Что там, ваше величество? — поинтересовался Гирундо.

— Орталису взбрело в голову жениться на дочери Петросуса, Лимозе. Точнее, ему не просто взбрело в голову, он просто сделал это.

— Ого! — протянул Гирундо. Редко удается человеку вложить столько смысла в одно восклицание.

— Вот и я о том же.

Больше всего на свете Грасу хотелось не верить зятю, но он понимал, что Ланиусу, не важно, насколько умным он был, никогда бы не хватило воображения придумать такое.

— Что вы будете делать, ваше величество? — поинтересовался Гирундо.

Чем больше Грас думал об этом, тем меньше ему нравились ответы, которые приходили в голову.

— Я не знаю, что с этим можно сделать… Наверное, Ансеру следует наказать священника, который поженил их так поспешно, — неохотно ответил он. — Свадьба законна, никто в этом не сомневается. Я не могу прервать кампанию, чтобы вернуться в столицу и попытаться все исправить. Но, ох, если бы ты знал, как мне хочется… Петросус соблазнил Орталиса Лимозой с единственной целью — добиться для себя большего влияния. Никто во дворце и вокруг него не пожелал использовать собственную дочь в подобной игре. Если казначей полагает, что это даст результаты, ему следует еще раз хорошо все обдумать.

— Да. — Гирундо не сказал многого из того, что мог бы сказать, — это лишь подтвердило наличие у него дипломатического дара. Но выражение его лица было красноречиво.

— Может быть, все еще будет хорошо. — Его слова прозвучали не слишком убедительно.

— Да, может быть.

Грас умудрился преуспеть в неубедительности даже больше, чем Гирундо, что, разумеется, было нелегко. «И так я говорю о своем собственном сыне! » Это была горькая пилюля.

Король вздохнул.

— Я должен продолжать. Мы должны продолжать. Что бы ни случилось там, в столице, все это менее важно, чем то, ради чего мы здесь.

Гирундо склонил голову.

— Да, ваше величество.

Грас был уверен, что новость о женитьбе Орталиса распространялась по армии с обычной скоростью сплетни. Никто, кроме Гирундо, вроде бы не осмеливался прямо высказаться по этому поводу. Это вполне устраивало короля.

«Я почти хочу, чтобы черногорский флот ударил по нашему западному побережью достаточно сильно, чтобы заставить меня повернуть назад, — подумал он и затем быстро, на случай, если боги или Низвергнутый могут каким-то образом подслушать его, добавил: — Всем понятно? Почти».

За исключением жажды чего-то гнусного, часто просвечивающей в глазах Орталиса, с его внешностью все было в порядке. Впрочем, сейчас даже эти тлеющие огоньки казались притушенными — такое уже бывало, когда он регулярно охотился. Улыбка, которую он послал королю Ланиусу, была самой обыкновенной — такой, какой и должна быть улыбка. Поклон, который затем последовал, был гораздо более полон формальной вежливости, чем Ланиус когда-либо от него получал.

— Ваше величество, — сказал Орталис, — позвольте представить мою жену, принцессу Лимозу.

— Благодарю вас, ваше высочество, — ответил Ланиус так же официально. Он кивнул дочери казначея: — Мы раньше встречались. Позвольте приветствовать вас в королевской семье. — «Что еще я могу сделать? » — Я надеюсь, вы будете очень счастливы. — «На самом деле я не верю, но человеку свойственно надеяться».

Младший король также надеялся, что никакая из его мыслей не отразилась на его лице. Очевидно, он справился со своей физиономией, потому что Лимоза улыбнулась, обнажив кривоватые зубы, и, приседая в реверансе, сказала:

— Спасибо, ваше величество. Я уверена, что буду.

Она смотрела на Орталиса блестящими темными глазами. Девушка была слегка полновата, с круглым розовым лицом и кудрявыми каштановыми волосами с рыжеватым отливом. Никто бы не назвал ее красавицей, но она производила приятное впечатление.

В обеденный зал вошла Сосия. Орталис представил свою жену сестре. Как и Ланиус, Сосия сказала все приличествующие случаю слова. Даже если она и была неискренна (как и он), Ланиус не расслышал этого в ее голосе. Он надеялся, что Орталис и Лимоза тоже не обладают особой чуткостью ко лжи. Но Сосия все-таки не смогла сдержаться до конца. Обращаясь к брату, она сказала:

— Это было так внезапно.

— Ну…

Орталис покраснел? Ланиус никогда бы не поверил, что такое возможно.

— Мы нашли, что подходим друг другу, и вот мы сделали… то, что сделали.

Молча кивнув, Лимоза стала еще более розовой (и такое оказалось возможно).

Подходят друг другу? Что это могло значить? «Я на самом деле хочу это знать?» — задумался Ланиус. Прежде чем он нашел подходящий случай, чтобы спросить об этом молодоженов, вошли слуги с подносами: хлеб, масло, мед, яблоки — обычный завтрак.

Он, Сосия, Орталис и его новобрачная сели за стол. Ланиус задавался вопросом, не появится ли Петросус. Но казначей не пришел. Быть вежливым с Лимозой не составило для Ланиуса труда, но ему пришлось бы постараться сильнее, чтобы оставаться вежливым с ее отцом.

Орталис поднес свою чашу с вином к губам Лимозы. Это был красивый, романтичный жест — пожалуй, последнее, что Ланиус мог бы ожидать от своего шурина. «Кристата тоже сначала была счастлива с Орталисом, — напомнил он себе. — Она так говорила. А что случилось потом? »

Лимоза сказала:

— Я надеюсь, война с черногорцами идет успешно. Никто не стал обсуждать эту тему. Ланиус не выдержал:

— Я надеюсь, расходы королевской казны, которой ведает твой отец, не превысят разумный уровень?

Девушка подняла на него глаза.

— Вы имеете в виду, что он не всегда поступал правильно?

Ланиус молча кивнул головой. Лимоза произнесла:

— Это ужасно!

— Да, Сосия и я тоже так думаем, — согласился Ланиус. Его голос звучал сухо.

Интересно, какое влияние имеет Лимоза на Петросуса? Если она действительно думает, что это ужасно, и если у нее действительно есть какое-то влияние… Но новоиспеченная родственница сказала:

— Мне жаль, но мой отец не прислушивается ко мне. Значит, она поняла намек Ланиуса. Это не удивило его.

Петросус был придворным долгие годы; почему бы и его дочь не могла видеть в том, что казалось замечанием, фактически просьбу к ней что-то сделать? Затем Лимоза добавила:

— Он даже не знал, что мы собираемся пожениться, узнал только после того, как священник провел церемонию.

— Неужели? — Ланиус не смог скрыть удивления — и недоверия.

Лимоза кивнула. И то же самое сделал Орталис. Ланиус мельком посмотрел на Сосию. Она выглядела такой же потрясенной, как и он. Если бы Лимоза спросила своего отца, хочет ли он, чтобы она вышла замуж за Орталиса, что бы он сказал тогда? А что каждый отец говорит, когда к ним подходят с такой вестью? Петросус, возможно, пожелал бы пожертвовать счастьем дочери ради собственного продвижения. Это бы не удивило Ланиуса… слишком сильно. «Или во мне говорит моя неприязнь к казначею? » — подумал Ланиус.

Сосия спросила:

— Что твой отец думает об этом сейчас?

— Ему бы лучше быть довольным! — рявкнул Орталис раньше, чем Лимоза успела ответить.

Она, казалось, была не против, чтобы за нее говорил муж. Это было интересно. «Появилось новое лицо, кого не плохо было бы разгадать», — подумал Ланиус. Манускрипты из архивов легче поддавались трактовке, чем живые люди. Даже загадочные котозьяны были более понятны.

Он поднял чашу с вином, приветствуя молодоженов.

— Я надеюсь, вы будете… очень счастливы вместе. Он едва не сказал: «Я надеюсь, вы будете счастливы так же, как Сосия и я». Учитывая удар, который нанесла его интрижка с Кристатой их счастью, это были не слишком верные слова, какими бы они могли быть немного раньше.

Орталис и Лимоза просияли. Они, должно быть, не заметили этой паузы. А Сосия заметила. Знала ли она, что он хотел сказать? Она разбиралась в нем лучше, чем кто-нибудь другой — кроме, пожалуй, ее отца. Ланиус не любил признаваться даже самому себе, что Грас умел проникать ему в мозги. Но он также не любил отрицать истину.

Он снова посмотрел на Орталиса и Лимозу. Готовы ли они были примириться с правдой? Приходила ли вообще эта мысль им в головы? Он сомневался в этом. «Тем хуже для них».

— Иди же! — велел Грас. Его лошадь устало тащилась, взбираясь на перевал, который связывал Аворнис с Черногорией. Грас наклонился вперед в седле и сжал брюхо животного коленями. — Поднимайся туда.

Лошадь пошла немного быстрее — не очень, но все-таки быстрее. Гирундо, ехавший рядом с королем, широко улыбнулся.

— Вы становитесь настоящим наездником, ваше величество.

— Давай, оскорбляй меня, — проговорил Грас — Если все пойдет так, как я хочу, скоро мне едва ли будет нужно взбираться на одно из этих несчастных животных.

Гирундо, казалось, не знал, как это понимать. Грас надеялся, что он не понял.

Король ехал вперед. Армия следовала за ним. Время от времени Грас оглядывался через плечо, чтобы посмотреть, не скачет ли с юга курьер. Пока никто не появился. Итак, либо черногорцы не атаковали аворнийское побережье, либо гарнизоны и речные галеры, а также новые морские корабли отбили их атаку. Грас надеялся, что так или иначе отсутствие гонца означало что-то одно из этих двух вещей.

На вершине перевала он еще раз оглянулся на свое королевство. Вот уж никогда не думал король, что поднимется так высоко! Яркая зелень недавно засеянных полей пшеницы, ячменя, ржи и овса контрастировала с более темными пятнами садов и лесов; тут и там над городами поднимались столбики дыма.

Постепенно легкая дымка скрыла восхитивший его пейзаж.

Когда он посмотрел вперед, картина была другая. Туман, поднимавшийся клубами со стороны Северного моря, словно окутывал Черногорию тайной. Но Грасу не было нужды видеть чужую страну, он и так знал, что ждет его впереди — беда. Если бы черногорцы не собирались нанести урон его королевству, ему не пришлось бы приходить сюда и смотреть сверху на их землю.

Потом король Грас посмотрел на своих спутников. Тут был принц Всеволод, как всегда угрюмый, окруженный горсткой слуг и друзей. Верил ли он, что Грас сможет восстановить его как властителя Нишеватца после двух лет изгнания? Грас надеялся, что это так; Всеволод мог бы оказаться полезным для Аворниса.

Птероклс, казалось, вообще не замечал Всеволода и его спутников в юбках. Он выглядел как человек, отправляющийся в бой, который не надеялся выиграть, — то есть казался достаточно смелым, но далеким от мыслей о победе. Вспоминая, что случилось с Птероклсом в Черногории пару лет назад, Грас думал, что не может осуждать его за это.

Птероклс также держался в стороне из-за своего плохого умения ездить верхом. Рядом с ним даже Грас был похож на кентавра. Волшебник сидел в седле так, словно никогда не слышал о езде верхом и не видел всадников до того, как вскарабкался на мула. Наблюдая за ним, Грас чувствовал раздражение и одновременно сострадание.

— Ты отлично справляешься! — крикнул король волшебнику. — Расслабься немного, и все будет хорошо.

Птероклс посмотрел на него, как будто собирался упасть в обморок.

— Если я расслаблюсь, то сразу же умру… ваше величество, — ответил он.

Грас не понял, говорил ли он о муле или о предстоящей дуэли с колдунами. Поразмыслив немного, он решил, что не хочет уточнять.

К удивлению Граса, черногорцы не пытались защищать Вараздин. Вместо этого, спасаясь бегством от наступающих аворнийцев, они вывели оттуда войска. Король оставил там небольшой гарнизон — такое количество солдат, чтобы быть уверенным, что черногорцы не смогут захватить форт, как только он отправится к Нишеватцу.

Он не слишком углубился в Черногорию, когда понял, что Аворнис остался позади. Небо и солнечный свет здесь были отнюдь не такими, как в его родном королевстве. Постоянно висевший над низинами туман делал солнечный свет бледным, а цвет неба серо-голубым. Проплывающие облака не имели четких очертаний; они казались дымкой, чего никогда не бывало в его стране, где ярко светило солнце, а небо сияло ослепительной голубизной.

Пейзаж тоже удивлял короля. Крыши из соломы заменили собой черепичные. Даже стога сена выглядели по-другому: на верхушках лежали куски холста, чтобы уберечь сено от дождя.

И Северное море нельзя было даже сравнивать с Азанийским. Серое и холодное, оно поразило Граса своей негостеприимностью. Он знал, что черногорцы думают по-другому. Для них это был лучший путь для торговли — и грабежа. Что ж, пускай они этим и занимаются.

Вместо того чтобы предложить бой за пределами Нишеватца, принц Василко, казалось, намеревался защищать город. Небольшое количество лучников тревожили наступающих аворнийцев: они стреляли из засады, затем либо прятались в укрытиях, либо пытались ускакать на быстрых лошадях. Черногорцы не вступали в открытый поединок. Это оскорбляло Всеволода.

— Мой сын не только отдал себя Низвергнутому! — негодующе восклицал он. — Нет, не только. Он еще показывает себя трусом. Лучше бы он умер.

— Лучше бы он сдался, чтобы ты мог вновь оказаться на троне, а мы могли вернуться в Аворнис.

Но Грас не верил, что такое могло произойти. У Василко что-то было на уме. Король надеялся, что, когда он поймет, что именно, это не принесет ему слишком много неприятностей.

Впрочем, Всеволод не слушал его.

— Позор, — шептал он. — Мой сын — мой позор.

Это чувство было более чем знакомо Грасу. Он положил руку на плечо Всеволоду.

— Постарайся не винить себя, ваше высочество. Я уверен, ты делал все, что мог.

«Как я с Орталисом».

Всеволод стряхнул его руку и покачал массивной головой. Грасу тоже не хотелось думать о своих ссорах с сыном. И чего можно ждать от женитьбы Орталиса на Лимозе, кроме неприятностей?

«Внук, который мог бы стать наследником», — подумал Грас. А как же Крекс? И если иметь двух внуков, которые могли бы быть наследниками, не означало крупную неприятность, то Грас не знал, что вообще можно считать неприятностями.

— Ваше величество! — Кавалерийский капитан подъехал к Грасу. — Можно задать вам вопрос, ваше величество?

— Задавай, — ответил ему Грас.

— Какой бы вопрос ни подготовил капитан, он будет менее беспокойный, чем мысли о двух внуках, которые будут воевать друг с другом из-за короны.

— Вот, ваше величество, здесь некуда ступить, чтобы не наткнуться на корову или овцу, и я ставлю свои сапоги, если здешние свинарники не ломятся — можно сказать и так — от такого же количества свиней. Я знаю — мы здесь, чтобы помочь его высочеству принцу, но все было бы намного проще, если бы мы смогли также запастись продовольствием.

Грас не задумывался ни секунды. И не стал спрашивать Всеволода. Он сказал:

— Насколько нам известно, капитан, это вражеская страна. Отправляйтесь и запаситесь продовольствием сколько посчитаете нужным. Я надеюсь, вы досыта наедитесь бараньими окороками и жареной говядиной и свининой. Сейчас мы озабочены тем, как победить Василко. Когда мы свергнем его, вот тогда начнем беспокоиться о том, чтобы помочь Всеволоду. Или ты думаешь, я не прав?

— О нет, ваше величество! — быстро сказал офицер. Грас рассмеялся, а затем продолжал:

— Конечно, мы запасемся продовольствием. Мы начнем войну с черногорцами. Пускай они голодают.