— Так и сказал?

Ланиус кивнул. Грас застонал.

— Что дает тебе основания думать, что она найдет кого-то «подходящего», если у нее есть шанс стать королевой?

Ланиус нахмурился. Грасу было знакомо это выражение — означало оно задумчивость. Неужели ничего подобного не приходило Ланиусу в голову? Наверное, нет. Наконец младший король сказал:

— Говори о ней, что хочешь, но она честная девушка.

— Так или иначе, она, конечно, заставила тебя думать, что она такая, — проговорил Грас. — Одно ли это и то же — другой вопрос. А вот еще один для тебя — почему ты так поступаешь с моей дочерью?

— Кто знает, почему мужчина и женщина поступают так, как они поступают? — Хороший ответ, ничего не скажешь. — Почему, например, ты так поступил со своей женой?

Грас стиснул зубы. Ему следовало догадаться, что Ланиус задаст именно этот вопрос. Теперь ему следовало найти ответ на него, но сначала он попытался увильнуть.

— Это совсем другое.

— Именно так, — согласился Ланиус. — Ты отправил в ссылку твою, другую женщину. Я же хочу жениться на моей. Видишь разницу?

— Ты несправедлив.

Грас получил щелчок по больному месту. Он не был счастлив из-за того, что ему пришлось сделать с… для Алсы, и не испытывал гордость по этому поводу, хотя по-другому было невозможно сохранить мирные отношения между ним и Эстрилдой. Но неприятное чувство осталось.

Его зять пожал плечами.

— До этого момента я ничего не говорил о том, что ты делаешь со своими женщинами. Ты мог бы тоже из вежливости не вмешиваться в мои дела.

— Знаешь ли, это и мои дела тоже, — заявил Трасты женат на моей дочери. Я знаю, Сосия несчастлива из-за этого. Это ее слова.

— Мне она сказала то же самое, — признался Ланиус. — Но я бы был более счастлив с Кристатой, чем без нее. Я — король Аворниса… по крайней мере, мне так казалось. Разве я не могу принимать решения относительно своей жизни? Так как, ваше величество?

Когда Грас употреблял королевский титул, обращаясь к Ланиусу, он, как правило, был вежлив. Когда Ланиус употреблял его в отношении Граса — что он делал крайне редко, — в этом обращении обычно звучал упрек. Грас почувствовал, как вспыхнуло его лицо.

— Только насчет той части, которая делает тебя «счастливее». Ты думаешь тем местом, а не головой. Это не похоже на тебя.

Ланиус тоже покраснел, но продолжал стоять на своем.

— А может, я такой и есть? И кстати, не только я думаю этим местом. — Он в упор посмотрел на тестя.

«Он действительно собирается это сделать, — осознал Грас. — И ему совершенно безразлично, что я не одобряю его поступок. Что я могу с этим поделать?» У старшего короля больше не было вариантов, кроме одного:

— Пойди, поговори об этом с Ансером. Он почти твой ровесник, но думаю, он тоже скажет тебе, что это не самая лучшая идея.

— Мне нравится Ансер, я испытываю к нему самые теплые чувства, — сказал Ланиус. — Но я услышу от него то, что ты велишь ему мне сказать. И мы оба знаем, что он стал архипастырем не из-за особой святости, а потому, что готов выполнить любой твой приказ.

— Да! — Грас никогда бы не признался в этом при свидетелях. — Даже если и так, клянусь тебе, Ланиус, я не говорил с ним об этом. Что бы он ни сказал, он скажет то, что думает. Поговори с ним. У него есть здравый смысл, а у тебя в данный момент — нет.

— Когда ты говоришь, что у меня нет здравого смысла, ты имеешь в виду, что я не делаю того, что ты считаешь нужным, — отозвался Ланиус, но, подумав несколько секунд, пожал плечами. — Хорошо. Я поговорю с ним. Но он не сможет переубедить меня.

Чувствуя напряжение в спине из-за столь долго оказываемого сопротивления, Ланиус отправился в собор. Лишь только Грас убедился, что младший король покинул дворец, он вызвал к себе трех слуг.

— Приведите мне служанку по имени Кристата, — строгим тоном приказал он им.

Они поспешили прочь, и довольно скоро один из них ввел девушку в маленькую приемную.

— О! — удивленно воскликнула она, увидев Граса. — Когда Эндрис сказал мне, что король хочет меня видеть, я думала, он имел в виду…

— Ланиуса, — продолжил Грас, и Кристата кивнула, — а это оказался я.

Глядя на нее, король понимал, почему Ланиус хочет ее и почему Орталис также хотел ее. Но это не имело никакого значения. Он продолжал:

— Ты действительно полна решимости стать королевой Аворниса и не видишь для себя ничего другого, или тихая, спокойная жизнь в достатке в провинции вполне удовлетворила бы тебя?

Если бы она сказала, что настроена твердо и решительно, намереваясь стать королевой, Грас знал, что его собственная жизнь стала бы после этого много сложнее.

Девушка молчала, размышляя, прежде чем ответить. «Она еще и не глупая, — думал Грас. — Достаточно ли она сообразительна, чтобы увидеть, в чем ее выгода? Или она так же по уши влюблена в Ланиуса, как он в нее? »

Наконец она нашла ответ:

— Я уеду, ваше величество. Если я останусь, то вы станете моим врагом, не так ли? Я не хочу этого. Любого в Аворнисе сочтут глупцом, если он сам захочет иметь такого врага. А я надеюсь, не настолько глупа.

— Ты не глупа, — ободрил ее Грас. — Хотя «враг», думаю, это сильно сказано. Но я собираюсь защищать свою семью любыми способами. А ты бы поступила иначе?

— Может быть, — ответила Кристата. — Мне ведь следует верить вам, не так ли, относительно «спокойной жизни в достатке»? Вы щедро заплатили мне за то, что сделал Орталис.

Грас все больше ощущал, как она нравится ему. У нее хватало смелости торговаться с тем, кто имел более чем достаточно власти, — и заставить его чувствовать себя виноватым, используя эту власть. Он сказал:

— Клянусь богами, Кристата, я не обману тебя. Это твое право, верить мне или нет.

Дождавшись, когда она кивнет, он продолжал:

— Тогда мы заключим сделку. Девушка снова кивнула, и он тоже.

— Собирай вещи. Я хочу, чтобы ты уехала до того, как Ланиус снова решит позвать тебя.

— Да, я вижу, какой вы могущественный. — Кристата вздохнула. — И я правда буду скучать о нем. Он… милый. Но вы можете очень плохо поступить со мной, если я откажусь, не так ли?

Только после того, как она ушла, до Граса дошло, что ее прощальные слова отнюдь не были похвалой в его адрес.

— Ты… Ты…

Ярость поднималась из глубины души Ланиуса и мешала ему бросить в лицо тестя горькие и злые слова. Однако то, что он мог сделать, в отличие от слов по этому поводу, имело очень четкие границы. Грас был тот, у кого была власть, и он просто воспользовался ею.

— Думай, что хочешь. — Старший король пожал плечами. — Называй меня, как хочешь. Если ты собираешься время от времени укладывать в постель служанок, я не буду устраивать шум по этому поводу, но Сосия — может. Ты — мужчина. Это случается.

Его спокойные слова не давали ярости Ланиуса вылиться наружу. К тому же только сейчас Ланиус понял, что он никогда не укладывал Кристату в постель. Совокупление на полу или даже на ковре вовсе не то же самое.

— Я люблю ее! — выкрикнул он.

— Она хорошенькая. Она умная. У нее есть характер, — сказал Грас. — И ты сам выбрал ее. Тебе ее никто не навязывал. Ничего удивительного, что тебе было хорошо с ней. Но любовь? Не будь настолько уверенным.

— Что ты знаешь об этом, ты… — Ланиус обозвал его самым грязным словом, какое знал.

Я думаю, ты не лучше, — спокойно заметил Грас. Ланиус открыл рот, но ничего не сказал. Грас продолжал:

— Что я знаю об этом? Кое-что. Например, Кристата очень напомнила мне мать Ансера.

— О! — произнес Ланиус. Может быть, Грас на самом деле знал, о чем говорил. Тем не менее молодой король пытался поддержать в себе ярость и поэтому продолжал: — Ты все равно не имел права — никакого, ты слышишь меня? — вмешиваться в мои дела… и можешь относиться к этому, как тебе угодно.

— Не глупи, — по-прежнему спокойно ответил Грас — Конечно, имел. Ты женат на моей дочери. Ты — отец моих внуков. Если ты делаешь то, что может причинить им вред, — конечно, я буду пытаться остановить тебя.

Ланиус не ожидал от него такой открытости и не знал, ведет такая открытость к лучшему или худшему.

— У тебя совсем нет стыда, не так ли? — проговорил он.

— Когда дело касается моей семьи? Да, хотя я, вероятно, долгое время был слишком мягок с Орталисом, — ответил Грас. — Он заставлял меня колебаться гораздо чаще, чем я хотел бы, но это не то, что ты имел в виду, и я тоже это знаю. И я буду делать все, что считаю нужным. Если ты хочешь злиться на меня — пожалуйста. Ты имеешь на это право.

«И неважно, насколько ты зол, ты ничего не можешь с этим поделать». Тесть снова был прав, потому что Ланиус хорошо знал: временами его бессилие было просто вопиющим.

Это… Он даже не смог защитить женщину, которую, как ему думалось, он любил. Что может быть более унизительным? Ничего.

— Куда ты отправил Кристату? — спросил он после продолжительной паузы.

Какая-та часть груза упала с плеч Граса. Похоже, он все-таки одержал победу.

— Ты же знаешь, я не скажу. Рано или поздно тебе все равно станет известно, но тогда ты уже не будешь так злиться из-за этого.

Его очевидная уверенность в том, что он точно знает, как Ланиус поведет себя, только еще больше раздражала молодого человека. А тревожное подозрение, что он, скорее всего, прав, усилило это раздражение во сто крат. Ланиус сказал:

— Сколько ты дал ей денег? О ней действительно позаботились?

— Тебе не надо беспокоиться об этом. Грас назвал сумму. Ланиус моргнул: он, вероятно, сам бы не проявил такую щедрость. Грас положил руку ему на плечо, он стряхнул ее. Старший король пожал плечами:

— Я уже говорил, что я не собираюсь сердиться на тебя, а ты можешь продолжать на меня злиться. Позже мы это уладим.

— Неужели?

Но Грас уже отвернулся, давая понять, что разговор окончен.

Эту ночь, как и предыдущие, Ланиус проводил в одиночестве. Сосия не хотела спать рядом с ним с тех пор, как узнала о Кристате. Он разделял ее нежелание. И хотя он понимал, что ему рано или поздно придется с ней помириться, это рано или поздно еще не наступило.

Молодой король проснулся среди ночи. Потом ему стало ясно, что это сон, причем тот, который он меньше всего хотел бы видеть. Низвергнутый, безразлично-холодный и прекрасный — каким не может быть обычный человек, — пристально смотрел на него.

— Ты видишь, чего стоят твои друзья? — насмешливо произнес опальный бог. — Кто делает тебе больнее — Грас или я?

— Ты сделал плохо целому королевству, — ответил Ланиус.

— Кому есть дело до королевства? Кто сделал плохо тебе?

— Уходи. — Ланиус бессильно замотал головой.

— Ты можешь отомстить, — продолжал Низвергнутый, как будто не слышал его ответа. — Ты можешь заставить Граса заплатить, ты можешь заставить Граса плакать, потому что он причинил тебе боль. Подумай над этим. Ты можешь заставить его страдать, как он заставил страдать тебя. Возможность мести дается небольшому количеству людей. Протяни руки и возьми эту возможность.

Ланиусу ничего так не хотелось, как отомстить. Он уже не раз предавался мечтам, наполненным изощренной местью. Но даже во сне он понимал, что любое из того, что предлагает Низвергнутый, заслуживает сомнения. Не без определенного, сознаваемого им сожаления он произнес:

— Нет.

— Глупец! Осел! Выскочка! Жалкий человек, который живет одним днем и не хочет сделать себя счастливым хоть на какое-то ничтожное время своей ничтожной жизни! — закричал Низвергнутый. — Умри, рыдая, тогда и получишь, что заслуживаешь!

Следующее, что осознал Ланиус, был момент его пробуждения: он лежал насквозь мокрый от пота, несмотря на зимний холод. Он хотел бы, чтобы Низвергнутый выбрал для посещения кого-то другого. Слишком хорошо он стал понимать того, кто был когда-то Милваго.

Путешествовать зимой было гораздо легче, чем весной или осенью — разумеется, не в сильные холода. Зимой дождь не превращал дороги в болото, к тому же других вариантов не было, поскольку реки около города Аворниса замерзали.

Впрочем, сейчас Грас был рад убраться из столицы любым способом. Если его зять попытается нарушить рамки приличий, он услышит об этом и, вне всяких сомнений, справится с проблемой, прежде чем случится что-нибудь серьезное.

Как только Грас достиг той части Граникуса, которая из-за сильного течения никогда не замерзала, он стал продвигаться еще быстрее — в речной галере вниз по течению к приморскому порту Додона.

Человек, который встретил его на берегу, неподалеку от причала, не был ни чиновником, ни политиком, ни генералом, ни командующим флотом. Сильно загорелый, широкоплечий мужчина с уродливой внешностью, в основном из-за носа, который когда-то был гораздо прямее, чем теперь, и обаятельной улыбкой, прячущейся в густой темно-каштановой бороде с седыми прядями, носил имя Плегадис и был корабельным плотником, самым лучшим в Аворнисе.

— Ну что? Он готов? — спросил Грас. Плегадис кивнул, указывая рукой на новый корабль.

— Как, ваше величество, он сильно отличается от того, что мы делали раньше?

— Немного, — ответил Грас — Совсем немного. Плегадис расхохотался. Грас между тем внимательно рассматривал аворнийскую копию черногорского пиратского корабля. Кому-то, кто привык к облику речных галер, судно могло показаться чересчур массивным и поэтому некрасивым, но Граса сейчас меньше всего интересовала красота.

— Он такой же прочный, как выглядит? — спросил король.

— Смею надеяться на это, — голос плотника звучал обиженно. — Ваше величество, я не просто скопировал, но повторил размеры, вид обшивки, материал парусов настолько хорошо, насколько смог. Он готов к выходу в открытое море и будет плавать не хуже, чем черногорский корабль.

Грас кивнул.

— Это то, что я хотел. Как скоро я могу получить еще? Настоящий флот?

— Дайте мне древесину и плотников, и, может быть, к середине лета, — ответил Плегадис. — Ведь еще надо обучить моряков для службы на таком корабле, это тоже займет время.

— Понимаю. — Грас не мог отвести взгляда от мачт — они казались ему очень высокими. — Управляться с такими парусами — это требует большой практики.

— У нас есть несколько пленных черногорцев, они могут обучить.

— А у тебя есть колдун, чтобы контролировать этих черногорцев? С ними могут возникнуть те же проблемы, что и с ментеше или рабами. Я не утверждаю, что все может быть так плохо, но — кто знает?

Плотник скривился.

— Я даже не думал об этом, ваше величество, но я позабочусь, обещаю. Между прочим, некоторые из рыбаков здесь больше подходят для такого корабля, чем моряки речных галер. Они знают, как управляться с большим парусом, а на галере люди просто гребут, гребут, гребут — все время.

— Хорошо, я понимаю, в чем дело.

Грас посмотрел на восток. Азанийское море, казалось, не имеет пределов. Он чувствовал это еще сильнее, когда выходил в него на речной галере. Он успешно сражался на море, но не горел желанием попробовать еще раз. «А на таком корабле, как это чудовище? — задумался он. — Если бы у меня была хорошая команда, думаю, я смог бы». Вслух он произнес:

— Мне все равно, откуда будут люди, если получится настоящая команда.

— Это правильный подход, — кивнул Плегадис. — Мы должны разбить этих черногорских подонков. Они сделали нам много плохого и пусть знают, что это им не сойдет с рук. И я еще кое-что скажу. Многие рыбаки на побережье не откажутся от жалованья моряка.

— Понятно, — кивнул Грас.

Если король хотел, чтобы человек исчез, он отсылал его в Лабиринт. Если человек сам хотел исчезнуть, он отправлялся на восточное побережье. Даже сборщики налогов не очень обращали внимания на эту часть королевства. Он добавил:

— Если все это поможет нам связать побережье с остальным Аворнисом.

К его удивлению, Плегадис помедлил, прежде чем кивнуть снова.

— Ну, я тоже так думаю, ваше величество. Но вниз и вверх по побережью немало людей, кто так не думает. Им нравится быть… самим по себе, вот как можно сказать.

— Не уверен, что им понравилось, когда пираты жгли их селения и насиловали их женщин. Они были рады видеть нас в качестве спасителей.

— О да, — улыбка корабельного плотника уже не была такой обаятельной. — Но они довольно быстро оправились от этого.

Когда больше ничего не помогало, король Ланиус скрывался в архиве. Никто его там не беспокоил, и когда он сосредоточивался на старых документах, никакие беспокойные мысли не лезли ему в голову. В течение многих лет это уединение спасало его. Но оно и на йоту не могло облегчить его боль от потери Кристаты.

И это была не просто боль от потери, а и от унижения тоже — он оказался не способен сделать что-то для того, кого он любил. Если бы Грас изнасиловал девушку у него на глазах, это вряд ли было бы хуже. Конечно, Грас такого бы не посмел. Он вообще поступил вполне по-человечески, особенно по сравнению с тем, что он мог бы сделать. Он даже познакомил Ланиуса со своей точкой зрения. Но что это меняло? Кристата все равно ушла и больше не вернется, и Ланиус горько сожалел о ней.

По сравнению с этой болью даже находка еще одного письма, такого же интересного и важного, как письмо короля Кафартеса, возможно, не значило бы для него много. К тому же дела обстояли так, что поиски большей частью не приводили ни к чему неожиданному. А ведь бывали дни, когда он копался в налоговых квитанциях и находил это занятие увлекательным, но то были дни, когда он был в лучшем настроении, чем сейчас.

В конце концов Ланиус покачал головой, отложил в сторону очередной манускрипт и закрыл лицо руками. По крайней мере, он мог пожалеть себя не на глазах у других.

Когда он поднял голову, острое любопытство и чувство тревоги заглушили его жалость к себе. Любой шум, который он слышал здесь, мог быть предупреждением о чем-то опасном. Если один из рабов сбежал…

Он повертел головой, пытаясь определить источник шума. Звук был не очень громкий и, казалось, исходил откуда-то снизу.

— Мышь, — прошептал Ланиус и постарался уверить себя в этом.

Это почти удалось ему, когда резкий грохот выбил эти мысли из его головы. Мыши не пользуются металлическими предметами — ножами? — и не стучат ими о пол.

— Кто здесь? — позвал он, осторожно вынимая собственный нож из ножен.

Ответом ему была тишина. Он внимательно огляделся. Здесь мог спрятаться кто угодно размерами меньше слона. Впрочем, насчет слона Ланиус мог не беспокоиться — слону пришлось бы пройти сначала сквозь давильный пресс, прежде чем он смог бы проскользнуть между грудами документов. К сожалению, наемные убийцы вряд ли разделили бы подобную участь.

— Кто здесь? — снова крикнул король, и его голос сорвался.

И снова не услышал ответа, во всяком случае словесного. Потому что вновь раздался металлический грохот, и опять на уровне пола.

Ланиус задумался — сначала о наемных убийцах, а затем… Он воспроизвел звук, который издавал, когда собирался кормить котозьянов. И вдруг в поле зрения действительно появился один из его любимцев, на этот раз не с деревянной ложкой, а с серебряным черпаком, предназначенным разливать жидкость из какой-нибудь емкости с широким горлом.

— Ах ты, дурацкая тварь! — воскликнул Ланиус. — Как ты, интересно, сбежал на этот раз, Когтистый? И как ты пробрался на кухню и потом снова выбрался оттуда?

— Роур, — сказал Когтистый, что не объяснило ничего.

Ланиус снова издал звук, означавший наличие поблизости миски с вкусной едой. Все еще сжимая черпак, котозьян подошел к нему и позволил взять себя на руки, но свою добычу не выпустил.

— Что мне с тобой делать? — настойчиво спросил Ланиус.

Котозьян снова сказал:

— Роур. — И опять это ничего не означало для короля.

Ланиус отнес котозьяна назад в его комнату, затем, оказавшись в коридоре, подозвал к себе находившегося поблизости слугу.

— Да, ваше величество? — склонился тот в поклоне. — Что-то не так?

— Что-то или кто-то, — мрачно проговорил Ланиус — Вели Бубулкусу немедленно явиться сюда. Скажи всем, кого увидишь, чтобы Бубулкус немедленно явился сюда. И передай ему, пусть поторопится, если не хочет неприятностей на свою голову.

Едва ли когда-либо раньше он говорил так яростно, так решительно. Глаза слуги расширились.

— Да, ваше величество, — ответил он и поспешил прочь. Ланиус приготовился ждать, но не терпеливо, а, наоборот, испытывая сильное нетерпение.

Бубулкус явился вприпрыжку примерно через четверть часа, с испуганным выражением на длинном, худом лице с заостренным носом.

— В чем проблема на сей раз, ваше величество? — спросил Бубулкус, как будто он и какие-либо проблемы — вещи несовместимые.

Будучи осмотрительным, король указал на зарешеченную дверь, которая не давала котозьянам убежать.

— Ты снова заходил искать меня здесь?

— Ничего подобного, — Бубулкус так истово затряс головой, что прядь сальных черных волос упала ему на глаз. Он откинул ее ладонью. — Ничего я не делал, — повторил он, его голос источал послушание. — Нет, сэр. Я выучил мой урок, я выучил. Одного раза было вполне достаточно, спасибо вам большое.

Насчет одного раза — это он, конечно, слукавил. Он как минимум дважды выпускал котозьянов. Впрочем, он, возможно, забыл. Ланиус такое не забывал.

— Ты уверен, Бубулкус? Ты действительно уверен? — спросил он. — Если ты лжешь мне, я на самом деле сошлю тебя в Лабиринт, и глазом не моргну, обещаю.

. — Я? Лгу? Разве такое возможно? — Бубулкус оскорбился. — Вздерните меня на дыбе, если хотите. Я скажу то же самое. Отдайте меня палачу ментеше. Отдайте меня Низвергнутому.

Пальцы короля переплелись в жест, который мог — или не мог — отгонять злые силы.

— Ты хоть понимаешь, о чем говоришь? Благодари истинных богов за свое незнание.

— Что я всегда и делаю, ваше величество, — сказал Бубулкус. — Поступайте со мной, как хотите, но я не могу сказать ничего другого.

Отправить его на дыбу было бы не так уж и плохо. С некоторым сожалением Ланиус произнес:

— Ступай, найди волшебника, Бубулкус. Если ты вернешься не скоро, что-то из этих глупостей, что ты здесь говорил, на самом деле исполнится.

Бубулкус исчез мгновенно, как если бы волшебник превратил его в невидимку. И вернулся почти так же быстро, вместе с Птероклсом. Поклонившись Ланиусу, волшебник сказал:

— Насколько хорошо я могу судить, ваше величество, этот человек говорит правду. Он не был в этих комнатах, и он не выпускал оттуда вашего питомца.

— Как тогда котозьян убежал? — спросил Ланиус. Птероклс пожал плечами.

— Я не могу сказать вам этого. Возможно, другой слуга его выпустил. Может быть, в стене есть дыра, которую до сих пор никто не замечал.

Бубулкус выглядел не только успокоенным, но торжествующим.

— Что я и говорил вам, ваше величество. Я не имею к этому никакого отношения.

— В этот раз — да, — признал Ланиус. — Но твои оправдания не внушают мне доверия.

Бубулкус выглядел возмущенным. Король усмехнулся.

— Иди, Бубулкус. Считай себя счастливчиком и старайся не нарываться на неприятности.

— Что я и делаю, за исключением тех случаев, когда некоторые люди пытаются меня в них втравить, — проворчал слуга.

В это мгновение он, судя по всему, вспомнил, что говорит с королем Аворниса. Он качнул головой в неловком поклоне и унесся прочь.

— Спасибо, — кивнул Ланиус Птероклсу.

— Не за что, ваше величество. — Волшебник попытался улыбнуться. — Всегда приятно иметь дело с чем-то пустяковым .

Он также кивнул Ланиусу и пошел неспешным шагом по коридору.

«Что-то пустяковое? » — задумался Ланиус. Потом он решил, что Птероклс прав. Выяснить, лжет ли слуга, определенно было легче — и безопаснее, — чем, скажем, противостоять черногорскому колдуну. Но как же Когтистому удалось выбраться?

Грас слушал Птероклса с явным изумлением.

— Ты говоришь, котозьян? — уточнил он, и колдун кивнул. Грас продолжал: — Ну, это было проще, чем работать над заклинаниями, излечивающими рабов.

Волшебник опять кивнул.

— В этом случае, да.

— Хорошо. Не всегда же должно быть трудно. Есть ли успехи с излечиванием рабов?

Лицо Птероклса вытянулось. Он явно надеялся, что Грас, ограничась колким замечанием, не станет распространяться по этому поводу.

— Не так хорошо, как хотелось бы, ваше величество, — сказал он неохотно, добавив: — Вы знаете, с тех пор, как колдуны ментеше впервые начали превращать наших людей в рабов, в Аворнисе никто пока не выяснил, как они это делают.

— Это так, — признал Грас — тоже с неохотой.

Он не хотел вспоминать о предыдущих неудачах. Только таким образом он мог убедить себя, что Птероклс начал с чистого листа. А поскольку дела обстояли именно так, он спросил:

— Тебе уже удалось найти какие-нибудь возможные подходы?

— Возможные? Нет. Обнадеживающие? Пожалуй, — ответил Птероклс. — В конце концов, как я уже не раз говорил, я был… сам выпотрошен. Так же как рабы. Я знаю об этом больше, чем любой другой ныне здравствующий волшебник Аворниса. — В его смехе звучала отчетливо неискренняя нотка. — Я бы хотел, чтобы этого не было, но это есть.

— А что насчет предложений, которые колдунья Алса прислала мне?

Волшебник пожал плечами:

— Мы уже обсуждали это раньше, ваше величество. Я не отрицаю, что колдунья умна, но то, что она предлагает, не верно. Она не понимает, что значит быть рабом.

— А ты понимаешь? — спросил Грас, не скрывая сарказма.

— Так же хорошо, как может понимать любой человек, не являющийся рабом, — ответил Птероклс. — Я уже говорил вам об этом. Хотите послушать еще?

— Неважно, как хорошо, по твоим словам, ты понимаешь, но ты не приблизился ни на шаг к их лечению. — Грас с трудом сдерживался. — Если ты не убедишь меня, что у тебя есть свои идеи, я намерен приказать тебе использовать идеи Алсы, чтобы хоть что-то делать.

— Даже если это неправильно? — со злой язвительностью спросил Птероклс.

— Даже если так, — упрямо кивнул Грас. — Лучше хоть что-то делать, чем вообще ничего. Из ничего и получается ничего.

— Ваше величество, если вы думаете, что я ничего не делаю, вам лучше найти себе другого волшебника, — проговорил Птероклс — Тогда я уйду и действительно ничего не буду делать. И совесть моя будет спокойна. А вы сможете увидеть, что из этого выйдет.

Если бы он говорил угрожающим тоном, Грас тут же выгнал бы его. Но… Птероклс, как и Алса, видел сны о Низвергнутом — единственное свидетельство, что Низвергнутый принимает смертного оппонента всерьез. Где Грас найдет такого волшебника, которому знаком этот холодно-величественный образ?

— Если ты считаешь, что ты сообразительнее, чем Алса, лучше бы ты оказался прав, — мрачно произнес он.

— Ничего подобного я не думаю, — колдун покачал головой. — Я говорил вам, что она умная. И я действительно так считаю. Но я пережил то, что ей незнакомо. Глупец, который уронил на палец кирпич, лучше знает, почему он больше так не сделает, чем умник, который этого не испытал.

Это звучало логично. И было бы еще более логично, если бы волшебник как-нибудь применил свои знания.

— Ну хорошо. Будем считать, что ты, так сказать, на сносях. — Грас улыбнулся. — Надеюсь, не придется долго ждать родов.

— Вы ведь не хотите, чтобы ребенок появился слишком быстро, не так ли? Недоношенные дети редко бывают здоровыми.

«Все-таки я придумал неудачное сравнение». Вслух же Грас сказал:

— Если ты потерпишь неудачу, несмотря на все, что ты сейчас думаешь, я хочу, чтобы ты попробовал заклинания Алсы.

Птероклс нахмурился. Очевидно, он искал какую-нибудь колкую фразу, чтобы ответить. Когда глаза волшебника вспыхнули, Грас понял, что Птероклс ее нашел.

— Очень хорошо, ваше величество, хотя это будет первый случай, когда женщина сделает мужчину беременным.

После затянувшейся паузы Грас простонал:

— Настолько ли ты сильный волшебник, чтобы моментально исчезнуть?

— Да, ваше величество, — ответил Птероклс и… исчез. Его упрямство все еще раздражало Граса. Но в глазах колдуна снова зажегся огонек, и он вернул себе способность шутить. Грас думал — и надеялся, — это значило, что он приходит в себя после удара, который получил у стен Нишеватца. Может быть, ребенок — если он когда-нибудь появится — будет достоин его надежды.