- Заприге дверь! - прорычал кто-то.
      Свет погас. Одновременно Дэмон ногой толкнул дверцу позади доски и потащил Прокопа вон.
      Дэмон посветил карманным фонариком. Они были в чуланчике без окон, где хранились поставленные друг на друга столы, пивные подносы, какая-то заплесневелая одежда. Дэмон поспешно увлек Прокопа дальше - через кисло пахнущую черную дыру коридора, вниз по темной узкой лестнице. Тут их догнала растрепанная девушка.
      - Я с вами, - прошептала она, вцепившись в руку Прокопа.
      Дэмон выбежал во двор, бросая впереди себя скачущий кружок света от фонарика; вокруг стояла бездонная чернота. Он сорвал калитку с петель и помчался по шоссе; не успел Прокоп, пытавшийся стряхнуть с себя девушку, добежать до машины, как мотор уже взревел, и Дэмон бросился за руль.
      - Скорей!
      Прокоп вскочил в машину, девушка - за ним; машина дернулась, двинулась во тьму. Дул ледяной ветер; девушка дрожала в легком платье, и Прокоп закутал ее меховой полостью, сам отодвинулся в противоположный угол. Автомобиль трясся по скверной грунтовой дороге, переваливался на ухабах, буксовал и снова с урчанием набирал скорость. Прокоп мерз, но отодвигался всякий раз, когда его бросало к девушке, сжавшейся в комочек. Она сползла к нему.
      - Тебе холодно, правда? - И она попыталась притянуть его к себе, прикрыть концом полости. - Согрейся! - с придыханием шепнула она, засмеялась каким-то мерцающим смехом и всем телом прильнула к Прокопу; была она горячая и пышная - словно нагая была. Горький, дикий, запах исходил от ее спутанных волос, они щекотали щеки Прокопа, лезли в глаза. Близко придвинув к нему лицо, она говорила что-то на чужом языке, повторяла одно и то же, все тише и тише, сжимая мочку Прокопова уха мелко дрожащими зубами; и вдруг, резко извернувшись, прижалась к его груди, впилась в его губы порочным, опытным, влажным поцелуем. Прокоп грубо отпихнул ее; она выпрямилась, полная недоумения, обиженно отодвинулась, стряхнула с плеч меховую полость; студеный ветер дул по-прежнему, Прокоп снова накрыл ей плечи. Она яростно дернулась, строптиво сорвала мех, бросила на пол.
      - Как хотите, - буркнул Прокоп и отвернулся.
      Тем временем Дэмон выбрался на мощеную дорогу и погнал машину с воющей скоростью. Пассажирам видна была только спина Дэмона, ощетинившаяся космами козьей шубы. Прокоп задыхался от резкого встречного ветра; он оглянулся на девушку та, намотав волосы на шею, тряслась от холода в своем платьице. Ему .стало жаль ее; он поднял полость, набросил ей на плечи; она отталкивала его руку в строптивом гневе, тогда он завернул девушку всю, с головой, крепко обхватил руками:
      - И не шевелитесь!
      - Что, опять бесится? - спокойно бросил Дэмон от руля. А вы ее...
      Прокоп притворился, что не расслышал циничного слова, но бесформенный сверток в его руках тихонько захихикал.
      - Она славная девчонка, - равнодушно продолжал Дэмон. Твой папа был ведь писатель?
      Сверток кивнул; и Дэмон назвал имя настолько известное, настолько чистое и священное, что Прокоп вздрогнул и невольно разжал руки. Сверток завозился и вспрыгнул к Прокопу на колени; из-под меха высунулись красивые грешные ноги, по-детски закачались в воздухе. Он натянул полость, чтоб девушка не замерзла; она, видимо, сочла это игрой и, давясь тихим смехом, стала высоко подбрасывать то одну, то другую ногу. Он обхватил сверток как можно ниже; тогда из-под меха выскользнула полная девичья рука, вцепилась ему в лицо в необузданной любовной игре, потянула за волосы, защекотала шею, пальцами силилась раскрыть ему губы. Он перестал сопротивляться; рука дотронулась до его лба; нащупала строгие морщины и отдернулась, как бы обжегшись; теперь это - боязливая детская ручонка, которая не знает, что ей разрешено; она украдкой приближается к его лицу, касается его, отдергивается... снова коснулась, погладила и легонько, робко легла на шершавую щеку. Под полостью глубоко вздохнули и замерли.
      Машина, пробравшись через спящий городок, спустилась в открытое поле.
      - Ну, как? - обернулся Дэмон. - Что скажете насчет наших людей?
      - Тише, - шепотом ответил неподвижный Прокоп. - Она уснула.
      L
      Машина остановилась в сумрачной лесистой долине. Прокоп разглядел в темноте массивные копры и терриконы.
      - Вот и приехали, - буркнул Дэмон. - Это мой рудник и заводишко; грошовое предприятие. Ну, вылезайте!
      - Оставить ее здесь? - негромко спросил Прокоп.
      - Кого? Ах да, вашу красавицу... Разбудите, мы здесь заночуем.
      Прокоп вышел из машины, осторожно вынес девушку на руках.
      - Куда ее положить?
      Дэмон отпирал дверь угрюмого дома.
      - Что? Погодите, здесь у меня несколько комнат. Положите... Впрочем, я сам вас отведу.
      Он зажег свет и повел Прокопа по нетопленным конторским коридорам; наконец вошел в одну дверь, повернул выключатель. Они оказались в скверной непроветренной комнате; у стены стояла неубранная кровать, жалюзи на окнах были спущены.
      - Ага, - проворчал Дэмон, - видно, тут ночевал... один знакомый. Не очень-то здесь уютно, не правда ли? Да что с холостяка взять... Положите ее на постель.
      Прокоп бережно опустил тихонько дышащий сверток. Дэмон зашагал по комнате, потирая руки.
      - Теперь сходим на нашу станцию. Она там, на холме, в десяти минутах ходьбы. Или хотите остаться здесь? - Он подошел к спящей девушке, откинул угол меха, обнажив ее ноги выше колен.
      - Красивая, правда? Жаль, что я так стар...
      Прокоп нахмурился, прикрыл ноги.
      - Покажите мне вашу станцию, - сухо сказал он.
      Губы Дэмона дрогнули в усмешке.
      - Пойдемте.
      Он повел Прокопа через двор. В машинном отделении горел свет, пыхтели машины, по двору бродил кочегар в рубашке с засученными рукавами, курил трубочку. Вверх по откосу тянулась подвесная дорога для вагонеток с рудой, ее поперечины вырисовывались мертво, как ребра древнего ящера.
      - Пришлось закрыть три шахты, - рассказывал Дэмон. - Оказались нерентабельны. Давно бы все продал, если б не станция. Идите сюда.
      По крутой тропинке он стал подниматься в гору, поросшую лесом; Прокоп следовал за ним по звуку шагов - стояла непроглядная тьма; временами с веток елей сказывались тяжелые капли. Дэмон остановился, с трудом перевел дух.
      - Старость, - проговорил он. - Дыхание уже не то. Приходится все больше и больше надеяться на других... Сегодня на станции никого нет; камарад телеграфист остался там, с ними... Но все равно; пойдемте!
      Вершина холма была разрыта, как поле боя: брошенные костры, тросы, огромные отвалы пустой породы; и на верхушке самого высокого отвала - деревянное строение с антеннами.
      - Это и есть... станция, - пропыхтел совсем задохнувшийся Дэмон. - Она стоит... на сорока тысячах тоннах магнитной руды. Естественный конденсатор, понимаете? Весь холм-огромная сеть проводов. Когда-нибудь расскажу нам подробнее. Помогите мне взобраться.
      Они вскарабкались по сыпкой тропинке; крупный щебень с шорохом скатывался из-под ног; но вот наконец и станция...
      Прокоп остановился как вкопанный, не веря собственным глазам: да ведь это - его лаборатория, оставленная в поле над Гибшмонкой! Во г и некрашеная дверь, несколько более светлых досок после починки, сучки, похожие на глаза... Ничего не понимая, Прокоп провел рукой по косяку: конечно, вот он, ржавый согнутый гвоздь, Прокоп сам когда-то вбил его!
      - Откуда это здесь? - еле слышно пролепетал Прокоп.
      - Что "это"?
      - Этот домик?
      - А, он здесь уже много лет, - равнодушно проговорил Дэмон. - А что такого?
      - Ничего.
      Прокоп обошел вокруг домика, ощупывая стены, окна. Ну да, вот трещина в доске, разбитое стекло в раме; здесь выпал сучок, так и есть, и дырка изнутри заклеена бумагой. Дрожащей рукой водил он по знакомым убогим приметам; все так, как было, все так...
      - Ну, осмотрели? - подал голос Дэмон. - Отоприте, ключ у вас.
      Прокоп сунул руку в карман. Конечно, вот он, ключ от его старой лаборатории... той, что осталась дома; вставил ключ в висячий замок, отомкнул, вошел внутрь, и - как дома - машинально протянул руку влево, повернул выключатель, у которого был гвоздик вместо головки - как там, дома. Дэмон вошел следом. Боже, вот и моя койка, до сих пор не постланная; мой умывальник, кувшин с отбитым краем, губка, полотенце, все... Прокоп посмотрел в угол - тут и старая чугунная печурка, и труба, подвязанная проволокой, ящик с угольной крошкой, а там - продавленное колченогое кресло, из сиденья торчат волос и пружины. А вот и щель в полу, и прожженная половица, и шкаф, платяной шкаф... Он открыл дверцу; в шкафу висели чьи-то измятые брюки.
      - Неказисто здесь, - заметил Дэмон. - Наш телеграфист такой... в общем, чудак. А что вы скажете насчет аппаратов?
      Прокоп, которого не покидало ощущение, будто он все это видит во сне, повернулся к столу. Нет, этого у него не было, тут что-то совсем другое: вместо химической утвари на одном конце стола стояла двенадцатиламповая корабельная радиостанция; рядом лежали наушники, приемник, конденсаторы, вариометр, регулятор, под столом находился обыкновенный трансформатор; а на другом конце...
      - Это, первое, - нормальная станция, для обычных разговоров, - объяснил Дэмон, - а второе и есть наш передатчик затухающих искр. С его помощью мы посылаем антиволны, противотоки, искусственные магнитные бури - назовите как хотите. Вот и вся наша тайна. Вы разбираетесь в таких вещах?
      - Нет. - Прокоп мельком осмотрел аппарат, подобного которому никогда не видал.
      В аппарате было множество сопротивлений, проволочная сетка, нечто вроде катодной трубки, потом еще какие-то изолированные барабаны, странный когерер, реле и клавиатура с кнопками контактов; Прокоп не мог понять, как все это действует. Он оставил аппарат и взглянул на потолок - нет ли на нем, как дома, того же странного пятна, которое всегда напоминало ему голову старика. Да, есть, есть! И - вон зеркальце с отбитым уголком...
      - Как вам нравится, аппарат? - спросил Дэмон.
      - Он...э-э... это ведь первая конструкция, правда? Он еще слишком сложен.
      Тут на глаза ему попалась фотография, прислоненная к какой-то индукционной катушке. Прокоп взял снимок в руки; на нем было изображено ошеломляюще прекрасное девичье лицо.
      - Кто это? - хрипло спросил он.
      Дэмон заглянул через его плечо.
      - Неужели не узнаете? Да ведь это ваша красавица, которую вы сами привезли сюда в объятиях. Великолепна, правда?
      - Как попал сюда снимок?
      Дэмон ухмыльнулся.
      - Вероятно, ее обожает наш телеграфист... Не сочтите за труд включить вон тот контакт... Тот большой рычажок... Наш телеграфист - вы его не заметили? Сидел на первой скамье, сморщенный такой человечек...
      Прокоп бросил карточку на стол, включил контакт. По проволочной сетке пробежала голубая искра.
      Дэмон поиграл пальцами на клавиатуре - и весь аппарат начал фосфоресцировать короткими синими вспышками.
      - Так... - удовлетворенно вздохнул Дэмон, неподвижно вглядываясь в пучки искр.
      Прокоп снова порывисто схватил фотографию. Ну, конечно, разумеется, это - та девушка, что спит внизу; нет никакого сомнения. Но если... если б на ней была вуаль, и горжетка, горжетка в капельках дождя, до самых губ, и перчатки... Прокоп стиснул зубы. Не может быть, чтоб она была так похожа на ту! Сощурил глаза, стараясь удержать ускользающий образ, - и опять увидел девушку под вуалью, она прижимает к груди запечатанный пакет, и - вот сейчас поднимет на него чистый, полный отчаяния взор...
      Вне себя от волнения, Прокоп сравнивал фотографию с неуловимым образом. Господи, как же она, собственно, выглядела? Да ведь я не знаю! - кольнул испуг. Знаю только - лицо ее закрывала вуаль, и оно было прекрасно. Прекрасное лицо под вуалью - и больше я ничего, ничего не видел. А этот, этот снимок, большие глаза и рот, строгий и нежный - неужели это та, та самая, что спит внизу?
      У нее ведь раскрытые губы, раскрытые грешные губы, и волосы растрепаны, и смотрит она не так, смотрит совсем не так... Вуаль в дождевых капельках стояла у Прокопа перед глазами, застилая все. Да нет, ерунда; и на снимке - совсем не та девушка, что спит внизу, и не похожа вовсе. На снимке - лицо той, под вуалью, что пришла к нему в беде и горе; ее лоб спокоен, а в глазах - скорбная тень; и к губам льнет вуаль, густая вуаль с росинками дыхания...
      Почему она не подняла тогда вуаль, чтоб я мог узнать ее!
      - Пойдемте, я вам что-то покажу, - прервал его мысли Дэмон и потащил Прокопа наружу.
      Они стояли на вершине отвала; под ногами их простерлась необъятная темная спящая земля.
      - Смотрите туда. - Дэмон показал рукой на горизонт. - Не видите ничего?
      - Ничего. Впрочем, нет, вижу - огонек. Слабое зарево.
      - Знаете, что это такое?
      Раздался еле слышный гул, словно ветер промчался в ночи.
      - Готово! - торжественно произнес Дэмон и обнажил голову. - Good night 1, друзья.
      Прокоп вопросительно посмотрел на него.
      - Не поняли? - сказал Дэмон. - До нас только теперь донесся звук взрыва. Пятьдесят километров по прямой. Точно две с половиной минуты.
      - Какой взрыв?
      - Кракатит. Эти болваны понабивали его в спичечные коробки. Полагаю, теперь-то они нас больше беспокоить не будут. Мы созовем новый съезд... выберем новый комитет...
      - Вы... вы их...
      Дэмон кивнул.
      - С ними нельзя было работать. Уверен, они до последней минуты пререкались из-за тактики. Скорее всего там теперь горит.
      На горизонте виднелось лишь слабенькое багровое зарево.
      - Там остался и изобретатель нашей станции. Все там остались. Так что теперь вы все возьмете в свои руки... Послушайте только, как тихо. А ведь отсюда, из этих проводов посылается в пространство беззвучная и точная канонада. Сейчас мы остановили работу всех радиостанций, и у радистов стоит в ушах треск - крах, крах! Пусть бесятся. А тем временем в Гроттупе господин Томеш бьется, стараясь добыть кракатит. Никогда он его не добудет. Но если даже - если сумеет, о! в ют же миг, когда под его руками произойдет соединение, настанет конец... Так что работай, моя станция, рассылай потихоньку искры, бомбардируй вселенную! Никто, никто, кроме вас, не станет хозяином кракатита. Теперь только вы, вы
      1 Спокойной ночи (англ.).
      один, единственный... - Дэмон опустил руку на Прокопово плечо, молча обвел другой рукой широкий круг, словно показывая: весь мир.
      Ночь была беззвездна и пустынна; лишь на горизонте низко полыхал огненный потоп.
      - А-а, устал, - зевнул Дэмон. - Славный был денек. Пойдемте вниз.
      LI
      Дэмон торопился домой.
      - Где, собственно, находится Гроттуп? - неожиданно спросил Прокоп, когда они уже спустились с холма.
      - Идемте, я покажу вам, - отозвался Дэмон.
      Они зашли в контору рудника, и Дэмон подвел Прокопа к карте на стене.
      - Вот здесь. - Он ткнул в карту длинным ногтем, подчеркнул маленький кружочек. - Пить не хотите? Согреетесь.
      Он налил в рюмки себе и Прокопу жидкость, черную, как смола.
      - Ваше здоровье!
      Прокоп глотнул залпом и задохнулся: жидкость была, как расплавленный металл, и горше хинина; голова мгновенно пошла кругом.
      - Больше не желаете?, - оскалил Дэмон желтые зубы. Жаль. Не хотите заставлять ждать свою красотку, а? - Сам он пил рюмку за рюмкой; глаза вспыхивали зеленым огнем, его обуял приступ болтливости, но язык постепенно коснел. - Слушайте, вы молодец! - заявил он. - Завтра беритесь за дело. Старый Дэмон сделает для вас все, что придет вам в голову... - Тут он неуклюже поднялся, поклонился Прокопу в пояс. - Теперь все в порядке. И еще... по-погодите...
      Он начал путать все языки мира; насколько Прокоп мог понять, Дэмон изрекал грубейшие непристойности; потом затянул какую-то пошлую песенку, задергался, как в припадке падучей, теряя сознание; на губах у него выступила желтая пена.
      - Эй, что с вами? - крикнул Прокоп, встряхивая Дэмона.
      Тот с трудом открыл бессмысленные остекленевшие глаза.
      - Что... что? - забормотал он, приподнялся, вздрогнул. Ага, я... я... Это ничего, - потер себе лоб, судорожно зевнул. - Да, да, я провожу вас в вашу комнату, ладно?
      Его татарское лицо покрылось безобразной синевой и опало, как пустой мешок; он двинулся к двери, шатаясь, словно ноги отказывали ему.
      - Идемте же!
      Он пошел прямо в комнату, где они оставили спящую девушку.
      - А-а, красавица проснулась! - крикнул он на пороге. Входите, пожалуйста!
      Девушка стояла на коленях перед печкой; она, видимо, только что затопила и теперь смотрела на потрескивающие дрова.
      - Ого, как прибрала! - с ноткой признательности протянул Дэмон.
      И в самом деле, комнату проветрили, удивительным образом исчез неприятный беспорядок; теперь все тут было просто и мило, как у мирного домашнего очага.
      - Смотри-ка, на что ты способна! - удивлялся Дэмон. - Пора уже тебе бросить якорь, девица! - Она встала, густо покраснела и смутилась. - Ну-ну, не робей! Этот камарад тебе нравится, правда? - осклабился Дэмон.
      - Нравится, - просто ответила она и пошла закрыть окно и спустить жалюзи.
      От печки по светлой комнате разливалось тепло.
      - Хорошо тут у вас, дети, - одобрил Дэмон, грея руки у печки. - Так бы и остался с вами.
      - Нет уж, уходи, - быстро возразила она.
      - Сейчас, голубушка, - почему-то по-русски ответил Дэмон, ухмыляясь. - Мне... тоскливо мне без людей. Смотри-ка, а приятель твой молчит, как убитый. Постой, сейчас я его уговорю...
      Она вдруг вспыхнула:
      - Нечего его уговаривать! Пусть будет какой есть!
      Дэмон поднял мохнатые брови, изображая преувеличенное изумление:
      - Что-о-о? Да ты уж... не влюби...
      - А тебе какое дело? - перебила она, блеснув глазами. Кому ты тут нужен?
      Он беззвучно захохотал, прислонясь к печке.
      - Знала бы ты, как это тебе к лицу! Ах, девка, девка, значит, и на тебя нашло всерьез? А ну, покажись!
      Он хотел взять ее за подбородок - она отшатнулась, бледнея от гнева, оскалилась.
      - Что? Даже кусаться готова? С кем же это ты вчера опять была, что так... Ага, вспомнил: с Россо, верно?
      - Неправда! - крикнула она со слезами в голосе.
      - Оставьте ее, - резко сказал Прокоп.
      - Ну-ну, это я просто так, - примирительно проворчал Дэмон. - Ладно, не буду вам мешать. Доброй ночи, дети.
      Он, пятясь, прижался к стене; и, прежде чем Прокоп поднял глаза, исчез.
      Прокоп придвинул стул к гудящей печке, засмотрелся в огонь; даже не оглянулся на девушку. Только слышал, как она нерешительно, на цыпочках, ходит по комнате, что-то запирает, устраивает; но вот больше делать нечего, и она остановилась, молчит...
      Дивна власть пламени и текучих вод; засмотрится человек и потеряет себя, застынет; и уже не думает ни о чем, ничего не знает, не ворошит память, но в нем воскресает все, что было, что пережито - воскресает без формы, без времени.
      Стукнула об пол сброшенная туфелька, стукнула другая; значит, разувается. Иди спать, девушка; уснешь, и я посмотрю, на кого ты похожа. Она тихонько прошла через комнату, остановилась; опять поправляет что-то - бог ведает, отчего ей хочется, чтоб было здесь чисто и уютно. И вдруг она бросилась перед ним на колени, протянула к его ноге точеные руки:
      - Хочешь, я сниму с тебя башмаки? - сказала тихо.
      Прокоп взял ее голову в ладони, повернул к себе.
      Красивая, податливая и странно серьезная.
      - Ты знала Томеша? - спросил он хрипло.
      Она подумала, отрицательно покачала головой.
      - Не лги! Ведь ты... ты... Есть у тебя замужняя сестра?
      - Нету. - Она вырвала голову из его рук. - Зачем мне лгать?, Я все скажу, вот нарочно скажу, чтоб ты знал... на-роч-но... Я-я испорченная девчонка... - Уткнулась лицом в его колени. - Все меня, все до еди-ного... так и знай...
      - И Дэмон?
      Не ответила, только содрогнулась.
      - Ты мо... можешь ударить меня ногой, ведь я... ооо, нн-не касайся меня! О, ес-ли бы ты знал... - И ее свела судорога.
      - Перестань! - терзаясь, воскликнул Прокоп и насильно поднял ей голову. В глазах ее было столько, муки и отчаяния, что они казались зияющими провалами. Он отпустил ее со стоном: в ней было такое сходство с той, что у него перехватило дыхание.
      - Молчи, молчи хотя бы... - сдавленным шепотом попросил он.
      Она снова прижалась лицом к его коленям.
      - Нет, позволь мне, я должна вс-се... Я... ведь я начала, когда мне было три... тринадцать...
      Он зажал ей рот ладонью; а она кусала эту ладонь, бормоча свою ужасную исповедь сквозь его пальцы.
      - Замолчи! - кричал он, но слова помимо ее воли рвались наружу, зубы стучали, и она, вся дрожа, говорила, говорила, запинаясь... Он с трудом заставил ее замолчать.
      - Ооо, - стонала она. - Если бы ты... знал, что... люди... что они де-ла-ют! И каждый, каждый был со мной так груб... словно я... не то что животное, а меньше чем камень!
      - Перестань, - в ужасе твердил Прокоп и, не зная, что делать, гладил ее по волосам трясущимися изуродованными пальцами. Она вздохнула, успокаиваясь, и замерла; он чувствовал горячее дыхание, биение жилки в ее горле.
      Вдруг она тихонько хихикнула.
      - Ты думал, я сплю... там, в машине! А я не спала, я только притворялась нарочно... все ждала - ты начнешь... как другие... Ты ведь знал, кто я, какая я... Но... ты хмурился и держал меня, как будто я маленькая девочка... как будто я... какая-нибудь... святыня... - Слезы брызнули у нее сквозь смех. - И я, не знаю почему, вдруг... так обрадовалась, как никогда, никогда... и я гордилась... и ужасно стыдно мне было, и все же... так мне было чудесно... Всхлипывая, она целовала его колени. - Вы... вы даже не разбудили меня... и уложили... как святыню... и ноги прикрыли и ничего не сказали. - Тут она совсем расплакалась. - Я буду... служить вам, позвольте, позвольте мне... я сниму вам ботинки... И пожалуйста, прошу вас, не сердитесь, что я притворялась, будто сплю! Прошу вас...
      Прокоп попытался поднять ее голову: она покрыла поцелуями его руки.
      - Ради бога, не плачьте! - вырвалось у него.
      - Кому вы это? - протянула она в удивлении и перестала плакать. - Почему вы говорите мне вы?
      Наконец ему удалось повернуть ее лицо к себе, хотя она сопротивлялась изо всех сил, стараясь снова уткнуться ему в колени.
      - Нет, нет, - твердила она со страхом, и в то же время смеясь, - я заплаканная. Я вам не понравлюсь, - тихо добавила она, пряча свое лицо. - Отчего вы... так долго... не шли! Я буду служить вам, вести вашу переписку... я научусь печатать на машинке, я знаю пять языков - вы не прогоните меня? Когда вы так долго не шли, я все придумывала - сколько я сделаю для вас... а он все испортил, он говорил так, словно... словно я... А это неправда - я уже рассказала вам все... Я буду... я сделаю все, что вы скажете... я хочу стать хорошей...
      - Встаньте, ради бога!
      Она села на пятки, сложила руки, глядя на него в каком-то экстазе. Теперь... в ней уже не было сходства с той, под вуалью; и Прокоп вспомнил рыдавшую Анчи.
      - Не плачьте больше, - пробормотал он мягко и нерешительно.
      - Вы красивый, - с удивлением вздохнула она.
      Он покраснел, буркнул:
      - Идите... спать, - и погладил ее погорячей щеке.
      - Я вам не противна? - розовея, шепнула она.
      - Ни капельки!
      Она не двинулась с места, взглянула на него глазами, полными тоски; и он склонился и поцеловал ее; она зарделась, вернула ему поцелуй так застенчиво и неловко, как если бы целовала впервые в жизни.
      - Иди спать, иди, - смущенно проворчал он. - Мне еще надо... кое-что обдумать.
      Она послушно встала, бесшумно начала раздеваться. Прокоп пересел в угол, чтоб не стеснять ее.
      Она снимала одежду без стыдливости, но и без тени фривольности, просто - и естественно, как женщина в семейном доме; неторопливо расстегивает пуговицы, распускает шнурочки, тихонько укладывает белье, медленно стягивает чулки с сильных, совершенной формы ног; задумалась, потупила взгляд, по-детски шевелит длинными безупречными пальцами ступней; вот посмотрела на Прокопа, улыбнулась румяной радостью, шепнула:
      - Я тихонько...
      Прокоп в своем углу едва дышит: да ведь это опять незнакомка под вуалью! Это сильное, зрелое, прекрасное тело она; вот так же серьезно и изящно снимает она одежду, так же стекают ее волосы на спокойные плечи, так, именно так поглаживает она, согнувшись в задумчивости, свои полные прелестные руки, и так же, так же... Он закрыл глаза: слишком сильно забилось сердце. Разве не видел ты некогда, смыкая веки в жестоком одиночестве, как стоит она у тихой семейной лампы, поворачивает к тебе лицо и говорит то, чего ты никогда не слышал? Разве тогда, сжимая руки свои коленями, не подмечал ты сквозь сомкнутые веки движение ее руки, простое и милое движение, в котором - вся мирная, молчаливая радость домашнего очага? Раз как-то явилась она тебе: стояла к тебе спиной, склонив над чем-то голову; в другой раз привиделась читающей у вечерней лампы. Быть может, сейчас - лишь продолжение тех снов, и все исчезнет, когда ты откроешь глаза, и останется с тобой одно твое одиночество?
      Он открыл глаза. Девушка лежала в кровати, натянув одеяло до подбородка, не спуская с него глаз, полных беззаветной, покорной любви. Прокоп подошел, наклонился над ее лицом, изучая черты его с пристальным нетерпеливым вниманием. Она поглядела вопросительно, отодвинулась, освобождая ему место рядом с собой.
      - Нет, нет, - пробормотал он и легонько поцеловал ее в лоб. - Ты спи.
      Она послушно закрыла глаза и, казалось, перестала дышать.
      Прокоп на цыпочках вернулся в свой угол. Нет, не похожа, уверял он себя. Ему все чудилось - она следит за ним из-под опущенных век; это мучило его, мешало думать; нахмурясь, он отвернулся, потом не выдержал - вскочил, тихонько ступая, пошел проверить. Глаза ее закрыты, дыхания не слышно; выражение лица - милое и преданное.
      - Спи, - прошептал он.
      Она слегка кивнула. Он погасил свет и, расставив руки, на цыпочках, вернулся в свой угол у окна.
      Протекли бесконечно долгие, тоскливые часы; Прокоп, как вор, прокрался к двери. Не разбудит он ее?
      Заколебался, положив руку на дверную скобу; с бьющимся сердцем открыл дверь и выскользнул во двор.
      Еще длилась ночь. Прокоп наметил направление между отвалами и перелез через забор. Спрыгнул, отряхнулся и пошел искать шоссе.
      Дорога едва проступает во тьме. Прокоп вглядывается, дрожа от холода. Куда идти? В Балттин?
      Сделав несколько шагов, он остановился; постоял, потупив глаза. Стало быть, в Балттин? Всхлипнул тяжко, без слез - и круто повернулся.
      В Грогтуп!
      LII
      Удивительно вьются дороги в мире. Сосчитай все свои шаги и пути - какой изобразится сложный узор!
      Ибо каждый шагами своими чертит собственную карту земли.
      Был вечер, когда Прокоп подошел к решетчатой ограде гроттупского завода боеприпасов. Это - обширное поле, застроенное корпусами, озаренное молочными шарами дуговых фонарей; еще светится одно-два окна; Прокоп просунул голову между прутьев решетки, позвал: - Алло!
      Подошел не то привратник, не то сторож.
      - Что вам? Вход запрещен.
      - Скажите, пожалуйста, у вас еще работает инженер Томеш?
      - А на что он вам?
      - Мне надо с ним поговорить.
      - ...Господин Томеш не выходит из лаборатории. К нему нельзя.
      - Скажите ему... скажите, что его ждет друг, Прокоп... я должен передать ему одну вещь.
      - Отойдите от ограды, - пробурчал сторож и пошел звать кого-нибудь.
      Через четверть часа к ограде подбежал человек в белом халате.
      - Это ты, Томеш? - вполголоса окликнул его Прокоп.
      - Нет, я лаборант. Господин инженер не может выйти. У него важная работа. Что вам угодно?
      - Я обязательно должен поговорить с ним.
      Лаборант, верткий, бодрый человек, пожал плечами.
      - Извините, ничего не выйдет. Сегодня господин Томеш не может ни на секунду...
      - Делаете кракатит?
      Лаборант подозрительно фыркнул:
      - Вам-то какое дело?
      - Я обязан... предостеречь его. Мне надо поговорить с ним, отдать кое-что.
      - Он просил передать это мне. Я отнесу ему.
      - Нет, я... я отдам только в его руки. Скажите ему...
      - Тогда, он сказал, оставьте это при себе.
      И человек в белом халате повернулся, пошел прочь.
      - Подождите! - крикнул Прокоп. - Отдайте ему! И скажите... скажите... - Он вытащил из кармана, протянул через решетку тот самый измятый, толстый пакет. Лаборант недоверчиво взял его двумя пальцами, и Прокопа охватило такое чувство, будто вот сейчас он оборвал какую-то нить. - Скажите ему, что я... жду его здесь, и прошу прийти!
      - Я отнесу ему, - отрезал лаборант и ушел.
      Прокоп сел на тротуарную тумбу. По ту сторону ограды стояла молчаливая тень, следила за ним. Ненастная ночь; голые ветки деревьев распростерлись в тумане, в воздухе сыро и знобко. Четверть часа спустя подошел к ограде невыспавшийся подросток с бледным, будто из творога, лицом,
      - Господин инженер велели передать, что очень благодарны и что не могут выйти и чтоб вы не ждали, - заученно отрапортовал мальчик.
      - Погодите! - нетерпеливо воскликнул Прокоп. - Скажите ему, что я должен говорит с ним: дело идет... о его жизни. И что я отдам все, что он захочет, только... только пусть он пришлет мне имя и адрес той дамы, от которой я принес пакет. Вы меня поняли?
      - Господин инженер велели только передать, что они очень благодарны, - сонным голосом повторил мальчик, - и чтоб вы не ждали...
      - Ах так, черт возьми! - скрипнул зубами Прокоп. - Тогда скажите ему, пусть придет, или я не двинусь отсюда! И пусть... пусть бросит работу, иначе... все взлетит на воздух, понятно?
      - Понятно, - тупо сказал мальчик.
      - Пусть... пусть выйдет ко мне! Пусть даст мне адрес, только этот адрес, и я тогда... все ему оставлю, ясно?
      - Ясно.
      - Ну, идите же, идите скорей, черт бы вас...