Легенды Зачернодырья (№1) - Путь, исполненный отваги

– Две вещи ненавижу, – серьезно сказал Андрей Константинович, – расизм и негров. А вам не кажется, что это утопия?

– Утопия не утопия... Короче, мне тут отрядили один мирок... Еще одно отражение матушки-Земли. Вот на нем и будешь экспериментировать.

– Я? – удивился Волков.

– Ну не я же! Не царское это дело – во всякой ерунде ковыряться, да еще такой! По условиям пари я сам не должен касаться дел на этой планетке. Всей этой чепухой должен заниматься уполномоченный представитель, то есть ты.

Полковник в раздумье почесал за ухом. Моделирование мира – вещь, конечно, занятная, но...

– В каждом подобном мероприятии должен быть приз, награда за труд, – заявил он, – предусматривается ли здесь нечто подобное?

– Разве я тебе не сказал? – в свою очередь удивился Хранитель. – Смотри-ка, старею, наверное. Победитель получает в награду десять тысяч лет.

– Чего десять тысяч лет?

– Жизни, умник! Всего-навсего жизни! Режим бога, god-mode, понимаешь? Правда, эти десять тысяч лет делятся на количество человек в твоей команде, так что выбирай: либо бодаешься один на один, либо выбираешь себе помощников.

За окном начало светлеть. Дивный, как матовая лампочка, рассвет занимался над Оберландом. Андрей Константинович чувствовал себя полнейшей балдой. За прошедший десяток лет он уже как-то свыкся с мыслью, что Унтерзонне – их среда обитания навечно. С другой стороны, возможность путешествия между мирами (ущипнул бы кто – сон все это) – весьма привлекательный фактор.

– Близкие родственники, говорите, – пробормотал он, – это хорошо. Вот только у близких родственников тоже есть близкие родственники. Понимаю, конфет на всех не хватит – кому-то придется кушать и тертый хрен... Уж если доктор Фауст не смог отказаться... Хотя там дьяволу ни шиша не обломилось. Хорошо! За кого я буду играть?

– Ну, как! Разумеется, за наших! Не за Израиль, конечно! Я ведь тоже русских кровей, – произнес Хранитель. – Что мы имели на середину семнадцатого века из держав? Россия, Англия, Франция, Великая Римская империя, Речь Посполитая, Турция... э-э...

– Испания, Швеция и все! Всякие там Нидерланды не в счет – сплошные колонии, – закончил за него Семен. – Кстати, Россия державой еще не считалась. Окраина Европы, почти Азия. Дикая сторона, дикая и непредсказуемая. Вот и начнешь с одна тысяча шестьсот девяносто восьмого года, осени.

Андрей Константинович вопросительно уставился на Хранителя.

– Что я должен делать? И почему именно с осени девяносто восьмого?

– А что вы делали в Белороссии? Точно так! Максимум гуманизма, минимум насилия. Остальное за тобой. И усмири ты там Петра Алексеевича, пока он половину России не укокошил! А что до конкретной даты, то запомни: предмет, обладающий большой инертностью и биополем, можно отправлять лишь в определенные точки временного потока. Иначе рискуем получить наложение сознаний, раздвоение личности и сдвиг основного хронопласта. А сдвиг основного хронопласта – это, брат, даже не Ганьсу и Шэньси 1556 года[6]...

– И что, прямо сейчас отправляться? – спросил полковник. Он чувствовал себя в положении человека, которого разбудили и предложили возглавить кабинет министров Колумбии.

Хранитель отрицательно покачал головой.

– Нет. Сейчас мы с тобой смотаемся в наш изначальный мир, где я тебя познакомлю с одним интересным человеком. Которому предстоит стать твоим «другом и соратником», как выражались иудеи в начале двадцатого века. Вместе с ним вам и предстоит вершить дела, до сих пор бывшие по плечу разве Богу.

– Что еще за личность? – проявил любопытство Волков.

– Ошибка кое-кого с того света. Любопытнейший случай. Реинкарнация с памятью о прошлой жизни. Сейчас увидишь.

Хранитель жестом предложил Андрею Константиновичу следовать за ним и подошел поближе к порталу. Ощущая комок внизу живота, тот приблизился к Вратам, а затем полковник почувствовал, как сильная рука Хранителя толкнула его прямо в зияющую бездну.

Мгновенное чувство невесомости, а затем он обнаружил, что стоит в небольшой комнате с мезонином. На балконе у телескопа копошился здоровенный детина, одетый в серый мохеровый свитер и светлые «пирамиды». Время от времени он поглядывал в телескоп, не забывая при этом отхлебывать из кружки, стоявшей на старом письменном столе.

– Добрый вечер! – поздоровался Андрей.

Против ожидания, парень не дернулся, не расплескал свой чай, не уронил себе на ногу телескоп. Даже не выругался. Медленно встал со стула и, подойдя к неожиданному визитеру, сунул ему свою огромную, размером с приличный заступ, ладонь.

– Добрый вечер, господин полковник! – Волков скосил глаза на свои плечи – он был облачен в форму советского полковника милиции, той милиции, когда про ОМОН и слыхом не слыхивали. – Что случилось? – мягко спросил хозяин дома.

Сзади донесся звук негромкого хлопка. Волков обернулся. На пороге комнаты стоял Хранитель собственной персоной и (как там у «Короля и Шута») улыбался.

– Ну чего тут у вас? – скромно спросил он. – Познакомились?

– Чего тут у нас? – переспросил парень. – Вы, собственно, кто такие будете?

Хранитель подошел к картине, висевшей на стене, и долго всматривался в нее. На холсте была изображена маленькая девочка, сидящая на скале и подкармливающая белую акулу. Невольно полковник Волков тоже глянул на нее и моментально спросил:

– Знакомо. Кто автор?

– Мальчонка соседский. Андриан Городов. Пацану всего двенадцать годков, а воображение, как у шизофреника с тридцатилетним стажем, представляете?

– Представляем. Мы как раз все отлично представляем, – ответил Семен. – Позвольте мне, уважаемый Афанасий Поликарпович, представить вам полковника Волкова Андрея Константиновича – командира Лазурного Корпуса.

Тот, которого назвали Афанасием Поликарповичем, внезапно отшатнулся от них, как черт от ладана.

– Как вы узнали? – потрясенно прошептал он. – Я ведь только отцу и Маше... Маша, да?

– Эк вы хватили! Привет от Координатора-распределителя вам, Афанасий, – шутливо поклонился Хранитель, – и от Мастермайнда тоже привет. Того, который забыл поставить вам Шестой барьер.

Волков, чувствуя себя лишним на этом вечере откровений, подошел к одиноко стоявшему креслу и уселся в него. Вечер только начинался. Хозяин подошел к столу с телескопом и единым глотком допил остававшийся в кружке чай.

– Я чувствовал, что когда-нибудь это вскроется. И что теперь? Вы пришли за мной, чтобы забрать меня обратно? Мое пребывание здесь крайне нежелательно, я понимаю, но как же...

Не говори глупостей и успокойся! – сказал Хранитель. – Мы здесь не за этим.

А за чем же? – воспрянул было духом Ростислав.

Хранитель обвел глазами комнату.

– У тебя нет помещения, где бы мы могли спокойно поговорить? – спросил он. – Уважаемый полковник занял единственное кресло, а стоя слушают только приговор.

– Можно сойти вниз, в холл, – предложил верзила, – у меня гости. Хотя... они, наверное, уже давно крутят секс в спальне, если только уже не дрыхнут после оного...

– Дрыхнут, – успокоил всех Хранитель, – я храп отсюда слышу.

– Господин полковник! – окликнул он было задремавшего Андрея. – Пойдемте вниз и обкашляем все наши проблемы.

Волков послушно встал со скрипучего кресла. Семен подошел к двери, ведущей на внутреннюю лестницу, и открыл ее.

– Черт, даже не пожрали как следует, – прокомментировал он ситуацию на обеденном столе, – хотя, надо отдать им должное, бутылочку прикончили.

– Как выпью, так не могу кончить! – посетовал Андрей Константинович, спускаясь по крутой деревянной лестнице.

– Дык не пей! – включился в игру Хранитель.

– Тогда не могу начать.

Ростислав послушно хихикнул. Ему стало все до фени. Обратно на тот свет, насколько он понял, его никто отсылать не собирается, а крутые перемены полезны уже тем, что приятно щекотят столетние нервы. Он внезапно спросил Хранителя, безошибочно определив в нем руководителя:

– Так как мне теперь называться? Ростиславом или Афанасием, Переплутом или Каманиным, человеком или нечистью?

Хранитель беспечно пожал плечами:

– Да что вы все об одном? То как меня звать их колышет, то как самим зваться. Человеки вы все! Выбирай. А то, хочешь называйся на испанский лад: Ростислав Афанасий Переплут-Каманин! Как звучит, а?

– Навроде «Медузы-Горгонер»! – фыркнул Волков. – Не имя красит человека.

Ростислав бережно подобрал гитару, лежащую поперек стола, и повесил ее на крючок. Затем собрал рюмки и отнес на кухню.

– Есть хотите? – спросил он у нежданных гостей.

– Завтракать будем у меня в замке, – сказал Хранитель. – Вот тебе стандартный контракт, изволь прочесть и подписать.

Он протянул Каманину стандартный лист бумаги, испещренный рунами «гарамонда» – изысканного шрифта, употреблявшегося для всяких торжественных случаев: вызова на дуэль, приглашения на похороны, повестки в военкомат. Ростислав взял листок и принялся вслух читать:

– Я, реинкарнированный в реальность 456/34-а, бывший в прошлой жизни профессором Переплутом Афанасием Поликарповичем, не имею претензий к Главному Распределителю Центрального Орт-Направления, в дальнейшем именуемому «Мастермайнд», за последствия, приведшие к утере Шестого барьера в моем мозгу, в результате чего сохранилась память о предыдущем воплощении.

Со своей стороны, вношу предложение о моем участии в проекте «Метаморфоза – G» в качестве Советника по прогрессу при командире Лазурного Корпуса Волкове Андрее Константиновиче.

В случае успеха проекта, при получении премиальных лет, обязуюсь провести пятнадцать из них на стажировочной практике у Хранителя сектора l (Земля, Унтерзонне, Гея).

Данное соглашение вступает в силу с момента подписания контракта.

Ростислав взял с тарелки кружок колбасы и задумчиво прожевал его. Хранитель тихо сидел напротив, а полковник в ментовском прикиде занялся камином.

– Шерудило возьми! – вдруг сказал Хранитель.

Андрей недоуменно уставился на него. Тот жестом указал на кочергу.

– Вот. Им можно прекрасно шерудить.

– К черту шерудило! – психанул Переплут-Каманин. – Мне кто-нибудь объяснит, что за проект «Метаморфоза» и кто такой Хранитель сектора лямбда! Я не хочу подписывать всякую ерунду! Лет восемь назад по телику показывали, как одна дамочка передавала свою премию в Фонд мира...

– Помню! – отозвался Волков. – Лицо у нее было... Как будто она представляла, что можно купить на эту премию.

– И тем не менее я тоже не желаю принимать кота в мешке.

Хранитель смерил его взглядом.

– Справедливо. Проект «Метаморфоза – G» – план построения замкнутой системы социалистического типа на планете земного профиля. Планета называется Гея.

– Не жалко планеты? – удивился Ростислав. – Мне за семь лет перестройки...

– А вот этого не надо! – перебил Хранитель вкрадчивым голосом. – Не путайте, извиняюсь, хер с пальцем. Андрей Константинович подтвердит мои полномочия.

Волков важно надул щеки.

– Да перестаньте! Я не удивлен, что ко мне заявились вы, я ждал этого. Но чтобы с места в карьер занять место какого-то там советника... Это же ни в какие ворота не лезет!

– Зато прекрасно пролезает в подворотню, – вставил словцо переодетый мент. – Я, к слову, тоже еще своего Небесного Корпуса не видел, а, Семен?

– Достали! – вздохнул Хранитель. – Ладно, поехали ко мне. Там вы подпишете контракт, как миленькие. Фаусту, между прочим, десятой доли не предлагали. О зохн вей! Как изменились люди за полтора столетия!

– Согласен.

Ростислав достал из комода листок и ручку и уселся за стол.

– Черкану только записку своим гостям. Мы когда вернемся?

Волков посмотрел на него, а затем честно ответил:

– Генацвале, ты никуда не захочешь возвращаться. Поверь мне, здесь ничего не изменится в ближайшее десятилетие. По крайней мере в лучшую сторону. Я его прожил пятнадцать лет назад.

– Двенадцать, – машинально поправил Хранитель.

– Какая разница!

Каманин черканул на листе несколько простеньких фраз, а затем поднялся из-за стола.

– Куда идти?

– Откуда пришли, – ответил Хранитель, – наверх.

Он выключил свет, и все трое поднялись по лестнице в мансарду. Ростислав подошел к мезонину и глянул в окно. Над Землей занимался рассвет. На востоке небо белело широкой полосой, а в остальных местах еще сверкали самые яркие звезды.

– Телескоп с собой можно взять? – вдруг спросил он. Ему внезапно расхотелось всяких приключений, а возжелалось кресла-качалки у камина и шерстяного пледа.

– Слушай, я тебе там электронный подарю, как в Гринвичской обсерватории, – внезапно проявил нормальную человеческую злость Хранитель. – Только не надо, а? Скажешь, не мечтал ночами долгими о чем-то особенном? Так вот оно! Лови и поехали!

Он снял с шеи цепь с хризолитом и взмахнул ею. Посередине комнаты пространство начало выгибаться и менять цвет. Спустя минуту перед ними стоял – копия – точно такой же Портал, как и в Оберланде.

– Поехали! – воскликнул он.

От удивления у Ростислава выпучились глаза, как у глубоководной рыбы, поднятой на поверхность. Не давая ему опомниться, Хранитель схватил его за руку и потащил за собой. Следом в лазоревую синеву нырнул человек в форме полковника милиции.

Глава 11. То тут, то там.

Партия нового типа

Иннокентий внезапно проснулся. У кровати стояла одетая Инга и трясла его за плечо.

– Вставай, герой-любовник! – прошептала она. – Какая-то чертовщина здесь творится. Одевайся скорее.

– Что за фигня? – так же шепотом поинтересовался парень, натягивая брюки. Ничто не напоминало о недавней страсти. Лишь изрядно утоптанная постель доказывала, что здесь резвилась буйная парочка.

– Сдается мне, что наш общий друг хочет слинять самым что ни на есть пошлым образом, – не обращая внимания на дохлые протесты Иннокентия, бормотала она, застегивая босоножки.

Кеша всунул ноги в туфли и встал, вопросительно посмотрев на нее. Инга приложила палец к губам и на цыпочках подошла к двери.

– Можно идти, – прошептала она, – никого нет.

– Кого нет? – шепотом засердился он. – Ты можешь объяснить толком?

– Пока я буду объяснять – они уйдут.

– Кто «они»? Хлопцы?

Когда-то давным-давно у Иннокентия был спившийся папаша. Весело приняв на грудь, он, как все нормальные люди, спать не мог, а ловил глюки. Любимейшим из папашиных глюков были «хлопцы». Они появлялись из ниоткуда, требовали денег на выпивку, изредка приносили бухло, пили вместе с папашей, а затем исчезали в никуда. На вопрос мамани: «С кем, подонок, ты нажрался хоть сегодня?» он неизменно отвечал: «С хлопцами».

Несколько раз старик просил Иннокентия сходить во двор и объяснить этим самым «хлопцам», что он с ними никуда не пойдет, по причине отсутствия денег и, оглушаемый тишиной, прятался за прикроватной тумбочкой. Кеша, делая вид, что поверил в батькину горячку, выходил до ветру. Затем возвращался и торжественно объявлял старику, что вопрос с «хлопцами» урегулирован.

Инга, естественно, о существовании каких-то там «хлопцев» не подозревала, поэтому посмотрела на Кешу как на ущербного. Так порой мамочка смотрит на идиота сына, про себя кляня экзистенцию.

– Потом объясню. Пойдем.

– В вихре яростных атак не расквась себе пятак! – Кеша оправил на себе брюки и двинулся следом.

Они вышли в холл, где воздух еще хранил аромат полковничьего одеколона. Амбре на базе вытяжки из пант Большого наваррского рогоносца. Является одновременно парфюмом и репеллентом от всякого гнуса. Вышеупомянутый рогоносец водился на болотах Наварры и питался исключительно мошкарой. В этом мире эти функции выполняли козодои, такие птички с большой пастью, а вот на Унтерзонне по части гнуса были животные.

– Воняет дохлым скунсом! – оценила аромат Инга. – Поэтому запаху я найду их и на том свете.

– Кого «их»? – устал удивляться Иннокентий.

Инга насмешливо глянула на него, а затем сказала:

– Протест принят. Я намереваюсь выяснить, куда смывается мой приятель Ростик в компании весьма подозрительных субъектов. Сейчас они поднялись в мансарду, но что-то их давно не слышно. Может, через балкон сиганули? Пойдем проверим!

– Как скажешь, – пожал плечами парень.

Они торопливо пересекли холл и начали подыматься по деревянной лестнице, которая тихонько поскрипывала под нехилым весом Иннокентия. Инга же скользила легко и просто, как горная козочка по кручам.

– Погоди! – поднял руку вверх он, когда девушка уже взялась за ручку двери.

За дверью слышались приглушенные голоса. Кеша отчетливо различил слово «поехали», после которого наступила тишина. Выждав около минуты, Инга вломилась в мансарду словно Антонов-Овсеенко.

Пусто. Лишь в углу возле трюмо искрилось и переливалось синевой. Если бы это было на семь лет позже, Кеша моментально узнал бы портал из «Дьябло», но пока ни он, ни Инга не могли дать определение увиденному. Впрочем, определение было и не нужно. Движимая извечным женским любопытством, девушка подошла поближе к порталу.

– Ох! – вздохнула лишь она, когда силовое поле моментально втянуло ее внутрь.

Инстинктивно парень бросился вслед, но в последнюю секунду остановился.

– Сдуреть! – пробормотал он. – Куда я, собственно, мчусь? Кто меня там ждет?

Он уже развернулся, но его излишняя полнота и тут сыграла свою глупую роль. Левая щиколотка – больное место forever[7] – стрельнула электрическим разрядом, и он влетел в проклятую синеву следом за Ингой.

– Ну ты даешь! – это Самохина сказала. Она стояла над ним и глупо улыбалась. А он... а он валялся, уткнувшись мордой в паркет.

Она протянула ему руку, чтобы помочь встать. Нет уж, увольте. Кеше Симонову еще не тридцать лет, чтобы так позориться. Он уперся руками в пол и поднялся сам. В опостылевшей щиколотке стреляло и горело, но он лишь вымученно улыбнулся.

– Старая рана. Ногу вот подвернул, когда за тобой бросился.

Инга вопросительно изогнула бровь.

– Таки бросился? Или споткнулся, когда тикал? Чего приперся?

– Когда с мужчиной нет рядом женщины, он начинает делать глупости. Когда с женщиной нет рядом мужчины, она начинает делать пакости, – ответил очередным афоризмом толстяк и огляделся вокруг. Затем его живот неожиданно заурчал.

– Надеюсь, здесь хоть кормят? Куда это мы, по твоей милости, попали?

– Еще не знаю, – ответила девушка, – пойдем!

– Где-то я уже слышал это, – прокряхтел парень, – причем совсем недавно.

Он потащился вслед за Ингой и еще тише продолжил:

– Причем ничем хорошим это не кончилось.

Но Инга услышала его бормотание и обернулась.

– Ничего-ничего! – успокоил он ее. – Сколько лет прошло после грехопадения людей, а печальный пример Адама ничему нас, мужиков, так и не научил.

Ничего не ответив, она снова повернулась и устремилась вперед. По ходу кляня святых угодников и яростно богохульствуя, Иннокентий заковылял вслед за ней. Лишь на лестничной клетке ему удалось настичь инициативную девчонку. Она стояла, философски смотря на пролет, уходящий вверх.

– Приземлись, субстанция, – посоветовал ей Кеша, – нам вниз.

– Думаешь?

– Как потомок шерпов, авторитетно заявляю: иногда необходимо спускаться на землю. Ты вообще в курсе, куда мы попали?

– Откуда? – огрызнулась Инга.

– Первый закон бойскаута гласит: «Если вам все равно, где вы находитесь, – значит, вы не заблудились». Осмотримся вокруг. Мы находимся в здании, ибо есть стены и крыша. Здание состоит из нескольких этажей, ибо есть лестница. Низ находится там!

Иннокентий ткнул пальцем себе под ноги и задумался.

– Чтобы попасть вниз, необходимо идти! – продолжала Инга. – Чтобы ходить, человек должен переставлять ходули, по очереди напрягая группы мышц тазобедренной области. Вперед.

Отмахав десятка два пролетов, они остановились. Никто за это время не попался им навстречу, никто не обогнал. Ни единого звука не донеслось ни сверху, ни снизу. Лишь с каждым пролетом менялся цвет ковра, устилавшего ступеньки, да роспись стен меняла свой стиль. Лицо Инги стало упрямым, как у Вовки Ульянова, когда он узнал о смерти старшего брата.

И вот, повернув это упрямое лицо в сторону Кеши, девушка начала обвинительную речь.

– Кто советовал идти вниз?

Иннокентий зашевелил в недоумении ушами.

– А что бы мы нашли наверху – вертолетную площадку? Спускаясь вниз, мы хоть спустимся на землю.

– Хорошо бы так. Если мы только не спускаемся под землю. В подвал, видишь ли, тоже ведут ступени, – ехидно сказала она.

Парень восхищенно посмотрел на нее.

– Соображаешь! Надо же!

– Симонов! Если ты меня трахнул, то это не значит, будто я резко поглупела.

Иннокентий поскреб небритый подбородок.

– А солнце под землей бывает? А то оно, понимаешь, вон в окно нагло заглядывает. Окно, правда, высоковато, а то я бы заглянул.

– Так в чем дело? Подсади меня – я загляну.

Парень молча сгреб ее в охапку и посадил себе на плечо. Вверху резко замолчало. Он пощекотал под коленкой. Никакого эффекта. Рука его пощекотала выше.

– Поставь меня! – раздался хриплый голос.

Очутившись на полу, Инга глупо посмотрела на него и начала спускаться вниз по лестнице. Он заспешил вслед.

– Эй, погоди! Что ты там увидела? – Он наконец догнал ее и ухватил за руку. Девушка пожала плечами.

– Пойдем. Нам еще спускаться очень долго.

Этот самый спуск занял около часа, прежде чем они преодолели последний пролет. В конце (либо начале) лестницы стоял дворецкий и невозмутимо смотрел на них. Иннокентий удивленно уставился на него, а тот меланхолично заявил:

– Хранитель не предупредил меня о том, что будет кто-то еще. Вы опоздали?

Симонов нерешительно кивнул, но тут инициатива перешла в женские руки.

– Вы нас не проводите к нему? – спросила эта фемина, кокетливо улыбаясь.

Дворецкий учтиво поклонился.

– Сожалею, метресса, но Хранитель сейчас занят. Он на совете в Лазурном зале. Приказал никого к нему не впускать.

Симонов вспомнил советский сериал о Шерлоке Холмсе и напрягся, выстраивая в уме фразы.

– Не подскажите ли, любезнейший...

– Симмон, с вашего позволения, мэтр!

– Не подскажите ли, любезный Симмон, где нам удобнее подождать этого вашего Хранителя?

Легкая тень набежала на меланхолию.

– Мэтр, Хранитель не носит титула «Этого вашего». Его называют просто «Хранителем». Вы можете пройти в патио. Там, по-моему, находятся еще господа из Белороссии. Извольте пройти.

Он пошел вперед по аллее, образованной чудно разросшимися растениями. Среди них было несколько знакомых Иннокентию: бамбуки, крушина, черемуха. Аллея вывела их в небольшой дворик, вымощенный белыми плитами, посредине которого в крохотном имплювие бил фонтан. У фонтана стояли легкие стульчики и несколько столиков. За одним из столиков сидел пузатый гаер в кожаной тужурке и потягивал нечто бодрящее из литрового бокала.

Увидав входящих Иннокентия с Ингой, он быстренько допил содержимое и вылез из-за стола.

– Доброго дня! – заговорил он, смешно щурясь. – Позвольте представиться: торговый атташе при посольстве Белороссии во Франко Лютиков Александр Данилыч.

Инга внезапно весело рассмеялась. Лютиков недоуменно взглянул на нее, и его рука незаметно проверила молнию на ширинке. Молния постоянно расстегивалась и была постоянной головной болью старшего прапорщика. Чтобы избегать курьезов, он регулярно проверял целостность застежки, причем процесс этот достиг автоматизма.

Кеша же глядел на черные погоны Лютикова, где алели рубиновые звездочки – по три на каждом.

– Симонов Иннокентий Михайлович, – представился он.

– Самохина Инга Ивановна, – приопустила джинсовый зад девушка и тотчас вернула его обратно.

Зад Шура заметил и оценил сразу. Хороший был такой славянский зад, вызывающий зуд в чреслах.

– Какими судьбами в Оберланде? – демонстрировал Лютиков хорошие манеры.

– Проездом! – не слишком волнуясь за достоверность информации, отвечал Кеша. – А простите, господин генерал-полковник...

По Шуриной физиономии побежала масляная улыбка, которая была согнана истошным воплем вбежавшего солдата:

– Товарищ старший прапорщик, вас Андрей Константинович вызывает!

– Что ж ты, Виноградов, разорался так? – недовольно заворчал Лютиков. – Поговорить в спокойной обстановке не дадут. Извините, мне пора.

Попрощавшись, он зашагал по аллее, немного подволакивая правую ногу. Иннокентий растерянно посмотрел на Ингу. Та развела руками.

– Прапорщики тоже старшими бывают?

– Угу. После того как выволокут за пределы части более ста тонн государственного имущества, им цепляют третью звездочку. Однако я себе представляю, какие здесь генералы!

Кеша в расстройстве сел на стул, а девушка пристроилась рядом.

– Минуты две они молчали, затем Онегин почесался! – пробормотала она.

– Чего вы там мне написали – дворецкий мой обхохотался! – подхватил парень. – И стоя пред иконостасом, клялась в любви ему постылой. Что в трех словах известной фразы внезапно в воздухе застыла.

– Кеш? – внезапно спросила Инга. – Откуда из тебя все это лезет? Я имею в виду все эти шутки и пошлости? Сильно напрягаешься?

Иннокентий пожал плечами.

– Жизнь такая. Ни дня без шутки. Причем я уже плохо соображаю, где мое, а где чужое. Надеюсь, ты не станешь обвинять меня в плагиате?

Некоторое время они развлекались, переделывая стихи знаменитостей, затем перешли на прозу. Инга прошлась по товарищу Ефремову, сообщив, что «Туманность Андромеды» – продукт воспаленного мозга. Иннокентий ее поддержал, сказав, что у Ефремова хороши лишь ранние довоенные рассказы да «Лезвие бритвы». А «Сердцу Змеи» – место в нужнике. После Ефремова переключились на Александра Беляева. Иннокентий, захлебываясь, рассказывал об экранизации «Кладбища погибших кораблей», когда их прервали.

– Обратите внимание, – громко прокомментировал Ростислав, обращаясь к своим спутникам, – братья-сестры Стругацкие обсуждают тему своего нового романа. Вы как сюда попали?

– Точно так же, как и ты, – ершисто ответила Инга. – Думал сбежать от нас?

– Дурдом! – сплюнул Хранитель. – Я определенно старею. Портал не на три минуты оставил, а на все пятнадцать. Кто ж знал, что эти озорники сломя голову помчатся за нами!

– Спросили бы у меня, – сказал Каманин, – кого-кого, а эту плутовку я знаю не первый год. Еще в первый наш совместный обед я понял, что ее истинные аппетиты – на уровне Лукулла.

– Но-но! – воскликнула девушка. – Разве у меня не длинные стройные ноги и осиная талия? Разве я не «Мисс БГУ»?

Мужчина в полковничьем мундире подозрительно взглянул на знакомого уже им Лютикова.

– Шура! Ты им ничего не успел наобещать? Толстячок от неожиданности поперхнулся.

– Когда? Я же и не знал, кто это! Вечно вы, Андрей Константинович, меня шпыняете!

– Тебя пошпыняешь! Отвернись, так ты замок Хранителя маврам продашь.

Хранитель обеспокоенно глянул на свое жилище. Затем покачал головой.

– Ну, маврам не страшно. Однако, Господа, партия!

Все недоуменно уставились на него. Он не спеша принялся пояснять:

– Кто-то из тех, с кем я так и не успел познакомиться, говорил, что великие дела лучше всего вершить втроем. Одному – посоветоваться не с кем; вдвоем – скучно, а четверо и больше начинают разбиваться на группы и партии...

– Простите, – встряла девушка, – это Джером К. Джером сказал.

– Помолчи, Самохина! – отмахнулся от нее, как от назойливой мухи, Хранитель. – Не важно, кто это сказал, а важно, что вы трое образуете кабинет министров новой России при генерале Пиночете... тьфу, при полковнике Волкове. Полковник! По-моему, настал психологически удобный момент для завтрака. А мы с тобой сходим в одно место и пошепчемся относительно кой-чего. Затем спустимся и после завтрака продолжим писать меморандум. Потерпите полчасика без трюфелей?

Волков кивнул.

– Совершенно правильно! – вмешался Шура Лютиков. – Я даже лучше запоминаю, когда жря... кушаю, простите! А мне какую должность приготовили?

Старший прапорщик ни хрена не понял, но чутьем «куска» ухватил, что идет раздача портфелей. Упустить такой шанс он не мог никак.

– Чего? – вдруг взвился Волков. – Я думал, что буду решать сам, кого и куда мне назначать! А теперь выясняется, что за моей спиной стоят какие-то серые кардиналы...

– Успокойся! – приказал Хранитель. – Тебе никто не будет мешать. А этих... «танцоров на краю времени» все равно нужно куда-то пристроить. Они же от скуки подохнут, зная, что рядом есть миры, в которые им хода нет. Или ты предложишь вытереть им память?

– Я вам вытру! – вдруг встала на дыбы Инга. – У меня память лучше, чем в компьютере. Берите на работу, раз мы такие любопытные!

– Тайм-аут! – воскликнул хозяин. – Не то я сейчас признаю, что проиграл пари, едва заключив его. Вы меня вынудите, гости дорогие! Пошли жрать, пока мой ум за разум не зацепился.

В Париж неслась «Бетрель» тяжело груженной. В грузовом отсеке покоился контейнер с белковым суперкомпьютером – мыслящим организмом на основе спятивших клеток серого вещества мозга дельфина, ДНК которого было завернуто хитрым образом. В результате этого центральный процессор имел проблемы психического плана: эгоизм, нарциссизм и высокомерие компьютера создавали невыносимые условия для работы– у оператора быстро развивался комплекс неполноценности. Но для выполнения сложных задач он был незаменим, а его память, объемом триста пятьдесят терабайт, хранила весь человеческий опыт и знания от питекантропа Адама до его двоюродного брата Билла Гейтса.