Глава 1

Остров Лусон, провинция Кавите,

июль 1896 г.

Над головой просвистело мачете. Сэм Форестер, наемный солдат, молниеносно обернулся. В шаге от него стоял партизан и, высоко занеся длинный кривой нож, готовился к новому удару. Сэм ударил первым. Привычно заныло запястье, хрустнули суставы пальцев. Он затряс рукой, чтобы унять боль, однако не сводил глаз с поверженного противника, пока не убедился, что тот еще не скоро поднимется с земли.

Сэм подобрал мачете и спустя секунду уже прорубался сквозь густые заросли бамбука. Там, где растения расступались, он пытался бежать. Лицо царапали влажные острые листья олеандра. Под ногами хрустел срезанный бамбук. По плечам и голове хлестали стебли лиан. Все это время Сэм слышал шум погони. Он поднял мачете и резанул по низкому удушливому пологу из зеленых плетей.

Неожиданно Сэм оказался на поляне – джунгли больше не пытались удержать его. Он припустил что было сил, стараясь оторваться от преследователей. На ходу взглянул наверх. Тьма. Дневное светило скрывал изумрудный шатер гигантских баньянов. Впереди виднелась лишь зеленая стена – безбрежное море пальмовых листьев и снова заросли бамбука.

Над влажной землей клубился туман, словно пар в преисподней. Душный воздух отдавал приторным до тошноты запахом. С каждым шагом запах становился сильнее, листва вокруг беглеца сгущалась. Он с трудом разрывал плотные путы сладкого жасмина, пытавшегося взять его в плен. Корявые ветви впивались ему в плечи, царапали лицо и руки. Казалось, кто-то пытается схватить его длинными цепкими пальцами, решив во что бы то ни стало остановить, удержать или сбить с ног. Но Сэм не имел права оступаться. От этого зависела его жизнь. Одно падение – и его настигнут. Партизаны были уже совсем близко. И хотя он не слышал их из-за гром кого стука собственного сердца, чутье подсказывало: они где-то рядом. Идут по пятам.

Затем он услышал их у себя за спиной. Они задыхались. Они ругались последними словами, но не отставали. Он слышал звон их мачете – длинные изогнутые смертоносные стальные лезвия разносили в щепы высокий бамбук, когда они прокладывали тропу. С каждым ударом металла по твердым стеблям Сэма все больше охватывал леденящий страх затравленного зверя.

Пот градом катил по его загорелому, обветренному, словно высеченному из камня лицу, попадал под черную кожаную повязку на глазу, которую он носил уже восемь лет, и стекал с темной трехдневной щетины. Влага на его лице смешивалась с влажным душным дыханием острова, изнемогающего от жары, – острова, на котором рай смешался с адом.

Сэм попробовал прибавить шагу, но споткнулся. Он уже ничего не видел, кроме темного расплывчатого пятна, и промокнул здоровый глаз рваным рукавом. В ушах стоял оглушительный стук сердца. Под этот аккомпанемент ему предстояло бежать.

Воздух наполнился новым ароматом. Запахом опасности.

Внезапный прилив крови заставил его бежать быстрее; Сэм уже не думал о шуме, с которым продирался сквозь джунгли. Горький металлический вкус опасности был настолько реален, что он ощутил его своим пересохшим языком. Дыхание участилось, казалось, что грудь обожгло горячей кислотой. Ноги подкосились. Бедра сковала судорога. Неожиданно земная твердь ушла из-под ног – его засасывала липкая жижа.

Проклятие! Он с трудом сделал шаг вперед, решив, что никакой трясине его не остановить. Он продолжал бороться. Сапоги словно налились свинцом. Он проваливался все глубже. Вода дошла почти до бедер. Заныли икры. Напряглись мускулы рук. Но он упорно шел вперед. И болото постепенно отступило: некоторое время он шел по щиколотку в жиже, а вскоре опять оказался на твердой земле.

Сэм побежал. Преследователи по-прежнему гнались за ним. Это была игра, в которой он ходил по острию между жизнью и смертью. Он был в своей стихии. Искушал судьбу. Бросал ей вызов. Он ставил на карту свою жизнь, потому что азарт гораздо сильнее и острее, когда ставка так велика.

На суровом лице мелькнула белозубая сатанинская ухмылка.

Все это и составляло жизнь Сэма Форестера.

Район Бинондо, Манила,

4 часа пополудни

Дом производил впечатление уже одной своей высотой. Сад перед домом окружала стена из ценного белого коралла, эта стена отделяла поместье от странной чужеземной смеси культур острова, а также служила гарантией того, что внутри сохранится заведенный хозяином идеальный порядок, который никто не сможет нарушить.

Двое железных ворот – спереди и на задворках – украшал затейливый орнамент в виде виноградной лозы, тот же самый мотив использовался для украшения решеток на высоких окнах дома. И ворота, и железные решетки, венчавшие многочисленные окна, покрывал густой слой блестящей черной краски. Ржавчина, бич этого острова, не портила ни одним пятнышком жилище посла Лару, принадлежавшего к семейству Лару из Бельведера, что в Южной Каролине, владельцев компании «Калхун индастриз», ферм Бичтри и поместья Гикори-Хаус.

За стеной из белого коралла не было места суете. Даже ветерок не шевелил темные блестящие листья миртовых деревьев, которые напоминали гордых часовых, несших службу. Лишь капли влаги поблескивали на толстых цепких плетях китайской жимолости, свисавших с кованой ограды балкона, совсем как глициния в Южной Каролине.

Двор, вымощенный ярко-красной привозной плиткой, такой же, что покрывала остроконечную крышу дома, наполнял сладкий густой аромат тропиков. Тишину нарушало постукивание, доносившееся из открытого углового окна на втором этаже. Постукивание было неторопливое, и все же в нем почему-то угадывалось нетерпение. Время от времени шум прекращался, затем возникал снова и снова, наконец неожиданно оборвался, как ножом отрезало.

Юлайли Грейс Лару уселась в кресло и подперла подбородок крепким кулачком. Хмуро уставилась на напольные часы, отсчитывавшие бесконечно долгие минуты. Стрелки показывали четыре часа дня. Девушка поменяла кулачки. Это заняло еще две секунды. Она вздохнула – из ее груди вырвался нежный, едва слышный звук, одним словом, вздох, отточенный за многие годы до совершенства выпускницами дамской консерватории мадам Деверо, Бельведер, штат Южная Каролина. На вздох ушло целых четыре секунды. Она вновь посмотрела на часы, удивляясь, как три часа могут показаться тремя годами. Но ведь действительно прошли годы, напомнила она себе, долгих семнадцать лет с тех пор, как ее отец покинул Гикори-Хаус, родовое гнездо семейства Лару, чтобы занять свой пост где-то в Европе.

Ее мать была из рода Джона Калхуна[1]. Она умерла от родов, когда Юлайли было два года, поэтому отец оставил ее на попечении пяти старших братьев и нескольких верных слуг. Она до сих пор помнила, как спустя много дней после отъезда отца она спросила своего старшего брата Джеффри, где такое место – Андорра. Он взял ее за руку и повел вниз по витой лестнице из красного дерева. Они оказались у гигантских дубовых дверей комнаты, в которую Юлайли запрещали входить – один из многочисленных запретов ей как женщине. В то время она, пятилетняя малышка, додумалась до того, что называла отцовский кабинет «запрещенная комната».

В тот день, когда брат впервые открыл заветные двери, девочка заупрямилась и осталась на пороге, теребя голубые бархатные ленточки на своих светлых косичках. Тогда Джеффри уверил ее, что она может приходить сюда, если только с ней будет кто-нибудь из братьев. Юлайли до сих пор не забыла чувство благоговейного ужаса, с которым робко последовала за братом в ту огромную, темную, отделанную деревом комнату.

В кабинете было очень душно, и ее словно окатило жаркой волной, от которой заболел живот. Юлайли несколько раз глубоко вздохнула и не успела почти ничего рассмотреть, потому что брат сразу подвел ее к большому глобусу, стоявшему рядом с массивным письменным столом. Он крутанул глобус, от чего у нее закружилась голова, потом остановил его и ткнул в маленькое розовое пятнышко, сказав, что отец сейчас там.

Она помнила, что рассматривала маленькое розовое пятнышко очень долго. Затем спросила, здоров ли отец и когда он собирается вернуться домой. Джеффри смотрел на нее несколько секунд, потом сказал, что она очень хорошенькая маленькая леди, настоящая Лару, ведь у нее такие большие голубые глаза и шелковистые светлые волосы, совсем как у их матери, и что маленьким девочкам, особенно из семейства Лару, не нужно волноваться о таких вещах. В эту самую секунду Юлайли стало совсем плохо и ее стошнило.

Джеффри так и не ответил на ее вопрос.

И в последующие годы братья старались избегать этого вопроса. И все же когда приходило очередное письмо от отца, Джеффри всякий раз приводил ее в кабинет – удостоверившись сначала, что она здорова, – и показывал цветные точки на глобусе: после Андорры были Испания, Хиджаз, Персия, Сиам, а последним местом службы была испанская колония, Филиппинские острова. Приблизительно годам к пятнадцати Юлайли перестала спрашивать, когда отец вернется домой, но так и не перестала надеяться.

Ее надежды и молитвы сбылись три месяца назад, когда в Гикори-Хаус пришло еще одно письмо. Она как раз спорила со своим братом Джедидая о том, можно ли ей одной отправиться на встречу с однокурсницами без сопровождения кого-либо из братьев – бесполезная просьба, она сама знала, но тем не менее продолжала упорствовать, чтобы убить послеполуденную скуку, – когда появился Джеффри. Джедидая тут же строго посмотрел на нее и поинтересовался, что она выкинула на этот раз.

Оскорбленная таким отношением, хотя ей не терпелось услышать, какую новость принес Джеффри, она припомнила уроки мадам Деверо и, высоко подняв голову, прошла мимо хмурого брата грациозно и торжественно. Правда, шла она недолго... Шагов через пять она совершила оплошность – зацепилась за шелковую бахрому ковра и потянулась к ближайшему предмету, чтобы удержать равновесие. В результате она упала сама и повалила курительную стойку из красного дерева вместе с чужеземными сигарами братьев и бутылкой французского коньяка пятидесятилетней выдержки.

От этого воспоминания Юлайли нахмурилась и принялась грызть ногти. Ей понадобилось три дня, чтобы убедить братьев, особенно Джеда, что она в состоянии отправиться на Филиппины, как о том просил отец в своем последнем письме. Она до сих пор помнила охватившую ее радость, когда Джеффри прочитал письмо. Отец хотел, чтобы Юлайли выехала как можно скорее.

У каждого из пятерых братьев нашлись возражения. Джеффри сказал, что она еще слишком молода. Впрочем, он был старше на пятнадцать лет и всегда относился к ней как к ребенку. Харлан заявил, что она чересчур слабенькая, Лиланд считал ее слишком наивной, а Харрисон назвал беспомощной. Но Джеффри продолжил читать письмо и отмел все их страхи, потому что отец устроил так, что ей предстояло совершить путешествие в сопровождении семейной пары по фамилии Филпотт. Это были методисты, которые отправлялись на остров Минданао, на юг Филиппин, спасать души язычников.

Юлайли пришла в восторг. Восторг исчез, как только Джед открыл рот. Хотя он и не был самым старшим – от сестры его отделяло только восемь лет, – он выделялся среди братьев красноречием. Джед заявил, что где бы она ни находилась, там обязательно что-нибудь случится. Тут же пять пар голубых мужских глаз посмотрели на пустое место, которое совсем недавно занимала курительная стойка. Потом все дружно повернулись к сестре.

Она ответила, что брат так и не простил ей тот случай, когда она в трехлетнем возрасте свалилась в высохший колодец, а его, как самого маленького и худого, спустили на веревках вниз, чтобы вытащить ее. И прибавила: несправедливо упрекать ее за то, что произошло так давно. Разногласия продолжались три дня, в основном спорили Юлайли и Джед. Он молол вздор, сравнивая ее с Пандорой, приоткрывшей свой ящик, уверяя, что где она, там и беда. Юлайли отбивалась как могла. А он твердил одно – у него есть шрамы, доказывающие его правоту. К концу субботы Юлайли не выдержала и разрыдалась. Она проплакала всю ночь.

Но Бог, должно быть, был на ее стороне, потому что воскресная проповедь избавила заплаканную Юлайли от нападок Джеда. Пастор Татуайлер выбрал именно то утро, чтобы поговорить о предрассудках – происках дьявола, которым истинный христианин никогда не поддастся. Юлайли, услышав тему проповеди, чуть было не вскочила с передней скамьи, издавна принадлежавшей семье Лару, чтобы поцеловать священника. После службы она услышала рассказ миссис Татуайлер о том, что послужило преподобному отцу источником вдохновения: в Бельведере появился хиромант из Нового Орлеана. Но Юлайли было все равно, что вдохновило священника. Проповедь совершила чудо.

И теперь, три месяца спустя, она сидела в спальне отцовского дома в Маниле и ждала, как все предыдущие годы. Она приехала на день раньше срока и не застала отца. Он оказался в провинции Кесон и должен был вернуться к полудню.

Стук в дверь оторвал Юлайли от воспоминаний. Вошла Жозефина, экономка отца, в руке у нее была записка.

– Мне очень жаль, барышня, но ваш отец задерживается.

В животе стало пусто, дыхание перехватило от внезапно нависшей духоты. Девушка хотела заплакать, но сдержалась. Она обмякла, сидя в кресле, даже ссутулилась, чего мадам Деверо никогда бы не допустила. Потом глубоко вздохнула, бросила последний взгляд на тикающие часы и занялась тем, чем была вынуждена заниматься все эти годы. Она принялась ждать.

Заросли сгущались. Мачете теперь двигалось недостаточно быстро. Джунгли обступили Сэма со всех сторон. Он упал на землю и пополз под папоротниками, переваливаясь через твердые оголенные корни и плюхаясь всем телом в вязкую землю. Вокруг шныряли ящерицы. Из толстого слоя перегноя, покрывавшего всю поверхность земли под растительностью, вылезло несколько жуков длиной больше двух дюймов. Ветки и влажные листья цеплялись за волосы, задевали за шнурок глазной повязки.

Он попытался снять ее и переломил зеленый прутик, попавший под шнурок. Из раненого растения закапал молочно-белый вязкий сок. Сэм перекатился в сторону, чтобы увернуться от струйки. Это было ядовитое растение, сок мог разъесть кожу минуты за две не хуже кислоты.

Сэм перевел дух и пополз дальше. Позади до сих пор раздавались удары мачете. Преследователи еще не достигли самых густых зарослей. Но сознание этого лишь подстегнуло Сэма, и он пополз по влажному туннелю, образованному переплетенными ветвями, еще быстрее. Липкий пот покрывал все его тело. Это был пот, вызванный духотой и страхом.

В лианах над головой скользнула гладкая черная гадюка, чей укус был более мучителен и смертоносен, чем кол, загнанный в сердце. Сэм окаменел. Боясь вздохнуть, он не сводил глаз с маленькой змеиной головки.

За спиной смолкли все звуки: видно, преследователи остановились. Как и сердце Сэма. Погоня достигла самой чащобы. Сердце ударило раз, второй и застучало громче, чем прежде. Сэм оказался в ловушке: впереди – змея, позади – солдаты.

На узкой улочке было полно народу: испанцев, китайцев и местного люда – вполне обычное для острова явление, в отличие от розового зонтика с оборочкой, в точности напоминавшего своим цветом азалию Калхун. Зонтик вертелся, как блестящий шелковый парашютик, над темными филиппинцами, которые толклись на тесной улице. Вот он замер, пропуская вперед семейство. Женщина повернулась и сделала замечание своей дочери. Девочка, прелестный подросток лет тринадцати, захихикала и сказала что-то на местном наречии своим родителям. Мужчина и женщина расхохотались, взяли за руки улыбающуюся дочурку и растворились в толпе.

В тени нелепого розового зонтика Юлайли еще острее ощутила свое одиночество и грусть. Она нервно теребила высокий кружевной воротник, который теперь превратился в сырую колючую тряпочку, обвисшую на плечах и груди, так что не стало видно маминой свадебной камеи. Девушка попыталась выбросить из головы только что увиденную семейную сценку и принялась нарочито поправлять воротник. Пальцы задели камею, замерли и невольно погладили тонкий резной ободок броши. Юлайли попыталась улыбнуться, но не сумела и раздраженно дернула себя за влажные волосы. Она подняла голову, посмотрела на солнце, словно искала силу, нужную ей, чтобы подавить тоску по любящим родителям, которых у нее никогда не было. Прошла целая минута, прежде чем она снова скрылась под зонтиком от палящих лучей тропического солнца.

Печальная и задумчивая, она вздохнула о том, чего никогда не могло быть, и зашагала дальше, оставив позади старую часть города, окруженную со всех сторон стеной. Пройдя под одной из четырех темно-серых каменных арок, она оказалась на северной улице, ведущей к рыночной площади. Жозефина рассказала ей, что рынок Тондо очень многолюдное место, где она сможет убить время в отсутствие отца, который уехал в центральную часть острова и должен был вернуться только ночью. Юлайли нервничала, изнывая от нетерпения, все утро вышагивала по комнате взад-вперед, не сводя глаз с напольных часов. Наконец, сгрызя ноготь чуть ли не до мяса, она решила, что экономка права.

Крутя зонтик, Юлайли шагнула на примитивный тротуар и продолжила свой путь, гулко постукивая маленькими толстыми каблучками, совсем как бамбуковая маримба, только медленнее, потому что настоящая леди никогда не спешит. Наоборот, она скользила, как учила мадам Деверо своих девочек, воображая, что ярды юбок колышутся вокруг нее в неспешном ритме, словно волны прилива, ударяющие о берег. Настоящая леди всегда чувствует правильный ритм так же естественно, как абориген ритм барабана.

Ее французские замшевые туфельки – новые, с прелестными овальными носиками из блестящей черной лакированной кожи – скользнули по камням, высыпанным посреди грязного тротуара. Юлайли уже успела узнать, что камнями засыпают ямы, размытые тропическими дождями, девять месяцев из двенадцати в таких ямах собирается вода и грязь.

Она провалилась по щиколотку в жижу. Выдернув ножку из грязи, она заковыляла к стене ближайшего дома, выстроенного из необожженного кирпича. Она обтерла туфли носовым платком, выбросила безнадежно испорченный кусочек ткани в плевательницу и продолжила свой путь.

Юлайли все дальше уходила от отцовского дома, расположенного в Бинондо. Улицы были запружены фургонами, тележками, битком набитыми повозками с надписью «Компанья де Транвиас». Жозефина успела рассказать об этих повозках и о том, какого мнения о них придерживался ее отец.

На острове свирепствовало тяжелое инфекционное заболевание, поражавшее и местных лошадей. Но транспортную компанию это не волновало. Бедных животных эксплуатировали до тех пор, пока они не падали замертво на улицах. Отец, преисполненный сочувствия к животным и гнева на компанию за жестокое обращение с лошадьми, всегда ходил пешком.

Завернув за угол в нескольких кварталах от своего нового дома, Юлайли увидела, почему отец отказывается пользоваться местным транспортом. Прямо перед ней лошади – вообще-то даже не лошади, а пони, – выбиваясь из последних сил, тащили по улице перегруженную повозку. Раньше она никогда не видела таких истощенных и больных лошадей. От этого зрелища ей стало нехорошо. Отец прав. Ничто на свете – ни палящее солнце, ни толпа – не заставит ее сесть в одну из этих повозок.

Юлайли замерла на месте как громом пораженная. Это душераздирающее зрелище было совершенно ей непонятно. Лошади на фермах Бичтри и в поместье Гикори-Хаус были ценным приобретением ее брата Харрисона, и к ним относились соответственно, почти как к членам семейства.

Ей трудно было понять то, что она никогда не видела. Во всяком случае, больных животных она точно видела в первый раз. Их не было ни в Бельведере, ни в поместье Гикори-Хаус, ни на фермах Бичтри, как и ни в одном из тех семейств, с которыми она общалась. А если и были, то братья оберегали ее от подобных зрелищ.

Мужчины Лару защищали ее. Она была единственная женщина этого почтенного семейства южан, с гордостью носившего свое имя, такое же древнее, как ореховые деревья, обрамлявшие длинную подъездную аллею родового имения. Ее мать была из рода Калхунов – еще одно имя, которое уже само по себе очень много значило в штате Южная Каролина, где кровные связи определяли социальное положение.

Ее мать была настоящая леди, ее баловали, нежили и любили все мужчины Лару. Но она умерла, когда Юлай – ли была совсем еще крошка. И девочка сама себе придумала маму, представляя ее по портрету, висевшему над камином в гостиной, и по рассказам братьев и других людей, которые обожали эту женщину. Юлайли, как и маму, оберегали от всего, что, по мнению пятерых братьев, могло оказаться хотя бы в малейшей степени опасным, неприятным или неприличным. Куда бы Юлайли ни отправлялась, будь то школа мадам Деверо – этакий дамский бастион, где внушались правила приличия и куда ее отвозили в семейной карете, или церковь, или редкий званый вечер, ее всегда сопровождали по крайней мере двое из пяти братьев.

Так она и жила, в своем замкнутом маленьком мирке, где жизнь текла размеренно и гладко и где одно ее имя раскрывало перед ней все двери как по волшебству, где женщины были настоящими дамами и знали, как себя вести, а мужчины защищали и боготворили их.

Единственный родственник, которого не было рядом с Юлайли, чтобы баловать ее, – отец. Именно из-за него она оказалась здесь, именно из-за него она теперь испытывала робость и волнение: она не знала, как вести себя с отцом, которого не видела семнадцать лет, и пыталась представить, какое произведет на него впечатление, когда в конце концов сегодня вечером их встреча состоится.

Блестящее черное тело качнулось и исчезло в запутанных корнях. Змея уползла прочь. Сэм наконец осмелился сделать выдох. Он был вновь свободен, почти. Ему предстояло добраться до реки. И снова пополз сквозь заросли. Острые шипы растений кололи и царапали сквозь рубашку. Землю покрывал толстый слой сгнивших листьев, а вскоре заросли начали редеть. Он полз, пока не оказался на участке с сырой глинистой почвой, черной, как небо в безлунную ночь.

Еще секунда, и он вновь обрел свободу. Он вскочил и побежал. С гигантского баньяна взмыла стая птиц, словно выстрелили картечью. Их темные силуэты закрыли лоскуток неба, пробившийся сквозь шатер из лиан. Заверещали какие-то зверушки и с шумом бросились наутек.

Неожиданно Сэм оказался посреди цветного моря – красный жасмин, желтый гибискус, пурпурные орхидеи. Воздух наполнился сладким ароматом тропиков. Он забрел в заросли цветущих растений, стелившихся вокруг него пышным ковром. Когда он вырвался из душного плена, аромат постепенно растаял.

Наконец он почувствовал запах реки. Влажность усиливалась с каждым шагом. Запахло илистой водой. Стихло неясное бормотание на смеси испанского и местного диалекта, голоса остались где-то позади, теперь он слышал шум стремительной реки.

Если удастся дойти до реки, можно считать, что дело сделано. Река Пасиг вела в Тондо, предместье Манилы. На людных торговых улицах он легко сможет затеряться в толпе, оторваться от преследователей. За ним шли солдаты Агинальдо: он был им нужен. Только он знал о грузе оружия, за которым охотились все – и испанцы, и Агинальдо, и командир Сэма, Андрес Бонифасио. Если он попадет не к Бонифасио, а в чужой лагерь, можно считать, что он мертв.

Юлайли завернула за угол и увидела то, что искала. Рынок Тондо. Шумный, суетливый, бурлящий, где все двигалось с такой скоростью, что у настоящей леди чуть не закружилась голова. Примитивные фургоны и – серые разбитые тележки с опущенными бортами стояли рядами, из них выплескивались разноцветные радуги тканей, опускаясь до самой земли, вымощенной булыжником. Повсюду шныряли продавцы, торговавшие всякой мелочью вразнос.

Ее влекла экзотическая атмосфера, она протискивалась вдоль рядов, зачарованная многоцветием: бесчисленные рулоны блестящих китайских шелков и мягкого бархата пурпурных, бордовых, темно-синих и желтых тонов возвышались шаткими горами над низкорослыми китайскими купцами. Ее затянуло в густую толпу, и путь к тем чудесным шелкам преградила телега с огромными мотками шерсти и тонкими коврами. Юлайли остановилась и огляделась: ее окружали только одни филиппинцы.

Она сделала шаг назад, чтобы выбраться из этой толпы, когда ее внимание привлекло необычное зрелище. По краю рыночной площади вышагивали филиппинские женщины с корзинами фруктов на головах. И хотя видеть подобное было ей не внове – прачки в Южной Каролине носили свои корзины точно так же, – эти корзины были такие огромные, а женщины такие миниатюрные, что казались вполовину меньше своей ноши. Высокие корзины наполняли золотистые плоды папайи вперемешку с зелено-розовыми манго, а еще там были необычные оранжевые дыни, каких она раньше не видела.

Откуда-то справа донесся сильный запах моря, и Юлайли повернулась в ту сторону. Несколько повозок, поставленных в ряд, были завалены горами свежей рыбы. Продавцы выливали на улов ушаты морской воды, стараясь сохранить товар в нестерпимой послеполуденной жаре.

Рынок Тондо, с его атмосферой радостного возбуждения и свободы, поймал Юлайли в сети, совсем как ту рыбу. Зачарованная толпой, Юлайли не подозревала, что ее затягивает в глубокую пучину и что этот день перевернет ее спокойную, достойную, защищенную и одинокую жизнь.

Глава 2

Сэм еще не умер, но чувствовал себя как в аду. Он чертовски устал, вымок насквозь, а легкие горели, словно он надышался огнем. Сэм нырнул под низкий баньян, перепрыгнул узел обнаженных корней и с шумом продолжил свой путь. Он готов был выложить месячное жалованье наемного солдата за спасительный глоток виски, который взбодрил бы его и смочил пересохшее горло. Как только он оторвется от погони, тут же отправится на поиски бутылки привозного виски. Он уже сейчас почти чувствовал вкус «Олд Крау» во рту. Видение подстегнуло его.

Его мачете прорубало тропу вдоль берега реки, разметая в стороны толстый бамбук. Он все еще слышал шум погони за спиной. Преследователи были совсем близко. Их голоса стали яснее. Он даже разобрал какие-то слова – испанские и тагальские. Сэм тихо выругался. Он уже не так молод и проворен, как когда-то. Мимо просвистел длинный кривой нож и со смертельным звоном врезался в ствол баньяна.

Сэм сразу помолодел.

Через десять минут он достиг предместий Манилы. А еще через пять минут Сэм бежал по дороге. Мерзавцы по-прежнему висели у него на хвосте. Он как пуля вылетел на рыночную площадь и огляделся по сторонам. Услышав крики, обернулся. Преследователи разделились на две группы и собирались отрезать ему путь к отступлению. Сэм ринулся в толпу, с трудом продолжая двигаться вперед. Он был высок, слишком высок. Солдаты стояли неподалеку и показывали на него. Трое других подобрались совсем близко. Сэм перемахнул через оглоблю фургона и швырнул стопку ковриков в ближайшего солдата. Тот упал под их тяжестью и увлек за собой другого. Сэм молниеносно развернулся и ударил третьего, затем снова побежал. Посредине площади, в самой гуще толпы, он залег под фургон и принялся наблюдать. Мимо прошаркали сапоги, облепленные черной грязью джунглей, – первый солдат обошел фургон. Затем появился второй, потом еще один, наконец Сэм удостоверился, что все они рыскают по площади. Ему предстояло выкатиться из-под фургона и исчезнуть в толпе. Продумав план, он приготовился действовать и высунул правую руку из-под укрытия.

В руку тотчас впился маленький каблучок женской туфли. Сэм чуть не завопил. Он схватил свободной рукой женскую ногу и отодрал каблучок, чуть не раздробивший ему кости на тыльной стороне ладони.

Сэм замычал от облегчения, женщина заверещала. Он отпустил ее лодыжку и быстро заполз обратно под фургон. Здесь он осмотрел руку. Между большим и указательным пальцами была глубокая ямка. Болело чертовски.

Рядом с фургоном загрохотали сапоги и отвлекли его внимание. Сэм притаился. Сапоги исчезли из виду, и он не спеша выглянул из-под укрытия. Все спокойно. Кругом толкались только местные филиппинцы.

Ссутулившись, Сэм затесался в толпу, каждый раз ниже опуская голову, стоило оказаться поблизости какому-то солдату. Он двигался, время от времени поворачивая голову направо, чтобы проверить здоровым глазом, нет ли его врагов. Дойдя до рыбного прилавка, он тоже посмотрел направо, но тут же повернул голову обратно.

Ему в глаз чуть не угодила острая пика, окруженная розовым облаком. Сэм отпрянул. Господи, подумал он, инстинктивно выпрямляясь, чуть не потерял единственный глаз. Он стоял и смотрел, как розовый зонтик, подпрыгивая, плывет над толпой.

Когда Сэм выпрямился в полный рост, он тем самым совершил большую ошибку.

Из толпы к нему кинулся солдат, занеся над головой длинный нож. Сэм увернулся. Возле прилавка с рыбой он увидел зависшее в воздухе ведро с морской водой. Сэм тут же выхватил его из рук продавца и швырнул в солдата. Потом он побежал, для верности опрокинув за собой пару тележек. Пригнув плечи, он вновь бросился в шумную толпу и затерялся в самой гуще.

Юлайли могла поклясться, что кто-то схватил ее за лодыжку. Она посмотрела вниз, но ничего не увидела, так как ее сразу подхватила и унесла с собой толпа. Сегодня она наконец поняла, что означает слово «толпа». Она не привыкла к скоплениям людей, и хотя толпа пугала ее, но еще приводила в радостное возбуждение. Поход на рынок был ей абсолютно внове: все это очень отличалось от спокойной мирной жизни в Бельведере.

Здесь происходили удивительные вещи. Сначала ее вроде бы схватили за ногу, а еще через несколько минут, когда она пыталась убраться подальше от очередного прилавка с рыбой, распространявшей жуткий запах, вдруг ни с того ни с сего начались крики. Она обернулась и увидела, что все смотрят на человека с пустым ведром на голове. Она почти не обратила на это внимания и, еле волоча ноги от духоты, миновала перевернутую тележку.

Через несколько шагов Юлайли обнаружила то, что искала. С длинного фургона продавались веера всевозможных цветов и узоров.

Оставалось только решить, какой веер выбрать на сегодняшний вечер: прелестный бледно-зеленый, шелковый, с птицами ручной росписи или бледно-голубой, с изображением верфи, с кораблями и морем. Юлайли раскрыла оба веера ручками в перчатках, не в силах сделать выбор. Тут торговка, старуха с яркими глазами и беззубой улыбкой, вынула как раз такой, какой был ей нужен.

Это был темно-пурпуровый веер с ярко-розовым цветочным орнаментом, точно такого же цвета, как ее розовый зонтик. Она отложила остальные веера и, закрыв зонтик, сравнила цвета. Подходило идеально. Чтобы освободить руки, она вонзила зонтик в грязь, но он никак не хотел втыкаться, поэтому она покрепче обхватила ручку и подняла его повыше...

Шмяк! Она всадила зонтик в мягкий холмик грязи возле фургона.

Опять случилось что-то странное. Она могла бы поклясться, что услышала, как кто-то приглушенно выругался. Юлайли перестала рыться в кошельке и посмотрела перед собой. Это не могла быть торговка. Голос был явно мужской. Она посмотрела через плечо, но никого не увидела.

Подумав, что это ее воображение или обычный рыночный шум, она достала несколько монет из кошелька, расплатилась с женщиной и, взяв в одну руку закрытый зонтик, а в другую веер, поплыла дальше по рыночной площади, решив, что успеет купить еще несколько пустячков, прежде чем наступит время идти домой.

Нога болела чертовски. Сэм отпустил ноющую икру и, сорвав платок с потной шеи, перевязал рану. Невероятно, что такую боль вызвал какой-то розовый зонтик. Сэм пересекал торговую площадь, двигаясь осторожными перебежками от одного фургона к другому. Должно быть, он неудачно поставил ногу, потому что внезапно острая боль пронзила ему икру. Он еле сдержался, чтобы не завопить во все горло. Пришлось набрать полные легкие воздуха, задержать дыхание и медленно выдохнуть, бормоча все ругательства, которые он когда-либо слышал, и еще несколько, которые придумал сам.

Он завязал узел потуже, надеясь, что крепкая повязка смягчит боль. Потом повернулся и посмотрел на то место, где стояла «убийца» с зонтиком, но ее уже и след простыл. Повезло ей, подумал он, не зная, что бы он с ней сделал, но отлично зная, как бы ему хотелось поступить. Впрочем, он не убил ни одной женщины... пока.

Сэм продолжал продвигаться по рынку перебежками, замирая, когда мимо топали солдаты. Нужно отдать им должное, ребята попались упрямые. Видно, Агинальдо очень хотелось заполучить те ружья.

Фургоны на площади стояли буквой «Т». Торговцы разворачивали их в конце площади. Если его расчеты верны, то он находится где-то неподалеку от северо-восточного выхода, ведущего к лабиринту узких улочек, закованных в стены из необожженного кирпича. Люди Агинальдо не найдут его там – Сэм был уверен. Если он достигнет края площади, можно считать, что он уже дома.

Он прополз на животе еще несколько футов. Распоротая нога дергала, и ему пришлось остановиться. Осталось совсем немного, подумал он. Совсем немного. Он сделал большой вдох и пополз дальше – до конца фургонов оставалось каких-то пять футов. Спасение было близко, очень близко.

И тут он увидел туфли – дамские туфли на каблуках, способных раздробить человеческие кости. Розовый зонтик с острием, как у пики, был прижат к женской юбке в оборочку. Сэм сразу повернул в сторону, намереваясь убраться подальше. Но не успел. На землю рядом с его головой со стуком упал веер. Сэм оторвал взгляд от земли. На него в ужасе уставилась перевернутая женская головка в светлых кудряшках, рука, потянувшаяся к вееру, так и не успела поднять его.

– О Господи! – Головка исчезла из виду.

Наступила длиннющая пауза – Сэм ждал вопля и понимал, что придется бежать.

Вопля не последовало.

Сумасшедшая дамочка вновь наклонилась, ее светлые кудряшки свисали до самой земли, когда она внимательно всматривалась в него. Только на этот раз она держала свой проклятый зонтик, как меч, нацелив острие прямо ему в лицо.

– Вы что, пират? – спросила она с сильнейшим южным акцентом, какой он когда-либо слышал.

Эта дамочка его погубит. Сэм медленно придвинулся поближе к ней.

– Отвечайте же, сэр! Вы пират? – повторила она раздраженно, тыкая в него зонтиком на каждом слове.

Сэм поднес палец к губам, показывая, что ей следует помолчать. Она вроде бы задумалась и, видимо, не заметила, что он передвинулся, приготовившись бежать в любую секунду.

– Это вы схватили меня за ногу? – с подозрением поинтересовалась она и затрясла своим зонтиком так, словно намеревалась поучить его уму-разуму, хотя Сэм не сомневался, что делиться ей особенно нечем. – Так это вы?

Тут все и решилось. Он вцепился в зонтик, резко потянул его и одновременно вскочил на колени. Другой рукой обхватил ее за талию и утянул к себе под фургон. Тут она закричала. Он закрыл ее рот своим ртом, чтобы она замолчала, и перекатился дальше, пригвоздив ее тело к земле. Она продолжала верещать, что было чертовски опасно. Тогда он бросил зонтик и закрыл ее рот железной рукой.

– Заткнись! – процедил он сквозь зубы.

Она послушалась. Глаза ее округлились и стали размером с серебряное песо. Маленькое личико раскраснелось. Сэм огляделся по сторонам: мимо фургона пробежали две пары сапог. Он оцепенел, каждый мускул его тела был напряжен. Невольно он крепче прижал к земле свою жертву. Ее маленькая ножка со смертоносным каблучком толкнула его в больную ногу. Сэм оскалился. Она затихла, но ее глаза метнули взгляд на землю перед фургоном.

Он посмотрел туда же – рядом с фургоном стояли солдатские сапоги. Мужчины разговаривали – он прислушался, пытаясь разобрать, каковы их намерения. Она промычала что-то ему в ладонь, и он еще крепче зажал ей рот.

– Ни звука, – грозно прошептал он, – и останешься жива.

Она снова уставилась в землю. И тогда он увидел. Рядом с солдатским сапогом лежал розовый веер. Если солдат нагнется, чтобы подобрать его, то увидит их.

Сэм вновь посмотрел ей в лицо, выжидая, что последует дальше. Она воззрилась на его глазную повязку. Он чуть не расхохотался. Женщины всегда реагировали на повязку: некоторые с ужасом, другие с любопытством, и теперь эта блондинка тоже разглядывала его с любопытством и страхом. Сэма это устраивало. Если она боится, то будет держать рот на замке, а пока это единственное, что его заботило.

Партизаны продолжали разговаривать. Сэм слушал. Они знали, Что он прячется где-то здесь, поэтому решили разбиться на группы и прочесать весь рынок, заглянуть под каждый фургон. Сэм понял, что нужно отсюда выбираться. Сейчас. Он посмотрел назад, на вереницу фургонов, затем вперед, на угол. Фургонов там не было, но открытое пространство заполняли люди. Слева за площадью стояла большая светлая церковь, справа находились кирпичные склады, а между ними лабиринт узких улочек – его цель.

Сэм сделал глубокий вдох и вынул мачете, поднеся его к самому лицу женщины. Она перестала дышать. Он почувствовал ее ужас.

– Ни звука, или я использую его. Понятно?

Она кивнула, ее голубые глаза еще больше округлились. Он приставил нож к ее шее и прошептал:

– Сейчас я отниму руку. Попробуешь пикнуть – и я перережу тебе горло.

Сэм медленно разжал ей рот. В то же время он прижал холодную сталь мачете к ее зардевшейся шее. Женщина не издала ни звука. Он подавил торжествующую улыбку и продолжал грозно смотреть на нее, а сам тем временем прицепил зонтик к своему поясу ради предосторожности: этот зонтик доставил ему немало неприятностей, и Сэм не хотел рисковать, если она вдруг попытается воспользоваться им как оружием. Левой ногой он потянулся к огромным корзинам, стоявшим вдоль одного борта фургона, и раздвинул их настолько, чтобы можно было проползти.

– Сейчас мы очень осторожно пролезем через эту дыру. Поняла?

Его пленница бросила взгляд на открывшийся лаз, затем снова перепуганно взглянула ему в лицо. Она с трудом сглотнула, потом последовал кивок.

Он медленно приподнялся, не отнимая колен от ее боков, чтобы она не смогла перекатиться на другую сторону фургона.

– Поднимайся.

Ее плечи вздрогнули от этой команды.

– Поднимайся! – повторил он сквозь зубы и сильнее прижал нож, чтобы напугать ее как следует, и только потом приподнял его немного, чтобы она перевернулась, не порезавшись о лезвие.

Она перевернулась на живот. По-прежнему держа нож возле ее шеи, он сел на корточки. Рана в ноге тут же напомнила о себе.

– Поднимайся на колени.

Она не шевельнулась.

– Я сказал... поднимайся... на... колени. Сейчас же!

– Нож... – прошептала она, показывая на предмет, из-за которого не смела пошевелиться.

Сэм мгновенно подвел руку ей под ребра и резким движением приподнял ее, прижав к груди, лезвие ножа при этом оказалось у белого дрожащего горла. Ее голова была прижата к его плечу, спина – к ребрам. Он удерживал ее так довольно долго, вдыхая аромат, в котором смешались запахи гардении, мускуса и страха.

Кожа у нее была совсем бледной, видимо, от страха. Но она не потупилась под его взглядом, а не мигая смотрела в ответ. Именно в эту минуту он разглядел ее глаза. Они оказались прозрачно-голубые, цвета альпийского льда. Из полных пересохших губ вырывалось такое же частое, как у него, дыхание. Его взгляд скользнул на маленький подбородок, потом ниже, на белую шею, на которой вздулись тонкие голубые жилки из-за неудобного поворота головы. Он смотрел, как на шее быстро бьется пульс. Его собственный пульс тоже участился, в висках застучала кровь, совсем как в джунглях.

Мимо прогрохотали две пары солдатских сапог. Сэм перевел взгляд и через секунду кивнул в сторону лаза:

– Двигай.

Они передвинулись к краю фургона. Сэм ни на секунду не выпускал пленницу из рук, все время угрожая ей ножом. В лаз брызнул яркий свет, мгновенно ослепив его. Сэм крепче прижал девушку к себе, чтобы она не вырвалась. Как только глаза привыкли к свету, он осмотрелся и не увидел в рыночной толпе никого из преследователей.

– Вперед! – скомандовал он и, рванув с места, увлек за собой пленницу в одну из извилистых улочек.

Внезапно женщина превратилась в неподъемный груз.

– Бегом! – приказал Сэм, но она уперлась своими проклятыми каблуками в землю и стояла, мотая головой.

Остекленевший взгляд выражал один лишь страх. Сэму доводилось видеть такой взгляд раньше – так смотрели умиравшие солдаты. Он протащил ее несколько шагов, но она все тянула его назад, и в конце концов они оба остановились. Он еле успел отдернуть в сторону нож, чтобы не перерезать этой дуре горло. И сам оцепенел от того, как близок был к убийству. В ту же секунду его схватили двое партизан: один подошел слева, другой со спины. Сэм сражался как дьявол, нанося удары кулаками, головой, ногами.

Тот, что оказался сзади, зажал его шею локтем и, рванув на себя, перекрыл ему дыхание. Сэму удалось вцепиться нападавшему в голову. Ему повезло, что солдат оказался без шлема. Наклонив голову вперед, Сэм резко, что было сил, откинул ее, ударив противника прямо в лоб. Потом он встряхнул головой, чтобы прочистить мозги, и, развернувшись, сжал кулаки, готовый к бою. Солдат зашатался и попятился, ослепленный ударом. Сэм нанес ему апперкот, которым мог бы гордиться сам Джон Салливан.

Тот, что был слева, поднялся и вновь пошел на него. Удар Сэма пришелся ему в шею, и он свалился в грязь рядом со своим приятелем. Вытирая кровь с разбитой губы, Сэм обернулся. Пятеро солдат подбирались к женщине сзади. А она, в свою очередь, выглядела так, будто ее сейчас вырвет.

Ну ее к черту, подумал он, метнувшись в сторону переулка. Он быстро продвигался к заветной цели, не обращая внимания на толпу, изо всех сил работая локтями. Наконец Сэм завернул за угол и перевел дух, зная, что теперь он в безопасности.

А затем он услышал ее крик – даже глухой наверняка бы услышал, как она кричит.

Здравый смысл подсказывал ему, что надо уносить ноги. Совесть заставила замереть на месте. Рана на ноге дергала, рука болела, и то и другое могло бы его предостеречь.

Эта женщина была само воплощение беды.

Теперь это воплощение визжало так, что готовы были рухнуть стены, во всяком случае, окна в домах звенели. Сэм поморщился. Он не мог оставить ее. Возможно, она и несла с собой беду, но, кроме того, она сама попала в беду, потому что ее видели с ним.

Он вернулся назад и, укрывшись в тени, оценил обстановку. Двое солдат держали несчастную, а третий прижал смертоносный нож к ее груди. В лице у нее не было ни кровинки. Да, она попала в беду, и хотя еще несколько минут назад он сам точно так же угрожал ей, он никогда бы не смог осуществить свою угрозу.

Эти солдаты могли.

Глава 3

Юлайли чувствовала, что ее сейчас вырвет.

Но времени не было. Еще секунду назад она стояла перед иностранными солдатами, которые орали и приставили ей нож к груди, а в следующую секунду ее за талию подхватила огромная сильная ручища, приподняла и прижала к твердому мужскому бедру. Юлайли инстинктивно попыталась высвободиться, но железная хватка похитителя не позволила ей даже шевельнуться. Она сразу узнала руку. Вернулся одноглазый с ножом.

К горлу подкатила тошнота, когда ее мучитель закружился на месте. Он стоял на одной ноге, а второй пнул одного из тех ужасных злых солдат, которые угрожали ей. Она глубоко задышала, хватая ртом воздух. Вокруг раздавались бормотание, стоны и гулкие удары кулака, но она ничего не видела, кроме расплывчатых человеческих фигур в военной форме, которые разлетались направо и налево.

При каждом из этих головокружительных поворотов она болталась у него под мышкой. Волосы ее развевались во все стороны, тошнота накатывала волнами. Ей хотелось завопить во все горло, но из открытого рта вырывались лишь хрипы, потому что ей не хватало воздуха, зато юбка раздувалась от этих вращений так, что всему острову были продемонстрированы ее кружевные с оборочками панталончики.

Руки и ноги болтались безжизненно, как цыплячьи шеи. Юлайли вспомнила, что она все-таки дама, и в попытке спасти остатки достоинства сомкнула лодыжки, и чтобы обрести хоть какое-то равновесие, схватилась за ногу одноглазого чудовища. Нет, она все-таки ошиблась насчет его руки. Это его нога была как бревно.

И вновь Юлайли закружилась у него под мышкой, а он перехватил ее крепче, выдавив из ее легких последний воздух. Голова закружилась, все поплыло перед глазами. Она попыталась встряхнуться, чтобы прояснилось в голове.

– Не дергайся, черт бы тебя побрал!

Она хотела выскользнуть у него из-под руки, но почувствовала, как к ребрам прижалась рукоять ножа.

– Я же сказал, перестань дергаться! Я держу тебя!

Он отбивался ногой от очередного солдата, и земля внезапно приблизилась. Юлайли зажала рот рукой. Она сейчас умрет или ее вывернет наизнанку.

С ней не произошло ни того, ни другого.

Одноглазый помчался во весь опор, а она так и болталась у него под мышкой, больно ударяясь о его твердый бок. Ребра, затянутые в корсет, болели от каждого шага, но это не имело значения, потому что, как сказал этот сумасшедший, он держал ее. Непонятно, зачем она ему понадобилась, что он собирается с ней сделать. Насколько она сумела разглядеть его под фургоном, можно не сомневаться, что он мог и убить.

«Посмотри на него», – сказала она себе, вспомнив роман, который однажды прочла. Там героиня взглянула своему убийце в глаза, и злодей не смог совершить преступления. Один взгляд спас женщине жизнь. В эту минуту Юлайли готова была попробовать что угодно. Она изогнулась, пытаясь посмотреть в лицо своему похитителю. Ей удалось разглядеть черную повязку и перехватить свирепый взгляд темно-карего глаза, налитого кровью. Пират продолжал свой бег, ни на секунду не останавливаясь.

Юлайли крепко зажмурилась. Ей не хотелось быть следующей жертвой.

От этой мысли ее сковал холодный страх. Она почувствовала, как в ней медленно нарастает потребность завизжать. Когда ей случалось по-настоящему испугаться, когда не в ее силах было справиться с тем, что происходило, Юлайли принималась визжать. Она визжала, свалившись в колодец, да так, что потом об этом еще долго вспоминали. Она не визжала под фургоном потому, что злодей приставил к ее горлу нож и велел помалкивать. Выполнить это требование оказалось нелегко, ведь она была очень напугана, но стоило девушке подумать, как ее крик остановит нож, врезающийся в горло, и визжать сразу расхотелось. Не могла же она допустить, в самом деле, чтобы ее жизнь закончилась на такой бесславной ноте.

Теперь же она решила наверстать упущенное и завизжала изо всех сил. Пират выругался, перехватил ее повыше, фыркнул и прижал ладонь к ее рту. Все это он проделал, не замедляя бега.

Она продолжала вопить в надежде, что кто-то услышит ее мольбы о помощи, но звук, вырывавшийся из-под потной руки, был слишком слабым. Похититель миновал множество темных затхлых углов и наконец остановился.

– Похоже, теперь мы в безопасности, – сообщил он, почти не запыхавшись. – Тебе нужно поучиться, когда следует держать рот на замке. Они могли бы выследить нас по твоему визгу.

С этими словами он посадил ее на землю с той нежностью, с какой вбивают сваи. Ноги у нее стали совсем ватные, она поднесла к лицу руку в перчатке, чтобы закрыться от ярких вспышек, поплывших перед глазами. Теперь ей было не до визга. Слишком сильно кружилась голова.

– Не вздумай падать в обморок, сестренка. Я и так достаточно долго тащил тебя, даже рука устала.

После этого бестактного заявления он схватил ее сзади за шею и силком пригнул голову к коленям. Пластинки корсета чуть не разрезали ее пополам.

– Дыши! – приказал он, удерживая ее голову.

Корсет сжимал как тиски. Юлайли ловила воздух широко открытым ртом.

– Молодец, – сказал он и добавил, отпустив ее голову: – Как видно, умеешь подчиняться приказам.

Она очень медленно, как подобало настоящей даме, выпрямилась и уставилась на своего убийцу. Он оказался очень высоким, и ей пришлось запрокинуть голову, чтобы взглянуть ему в лицо. Густые прямые волосы, черные, как зловещая повязка на глазу, спускались до самых плеч. Лицо, все в порезах и синяках, словно вытесанное из камня, было лицом дьявола, к тому же явно нуждалось в бритье.

Расстегнутый воротник грязной и рваной рубашки защитного цвета открывал загорелую мускулистую шею. Рубаха была такой влажной, что прилипла к массивному телу. Он был точной копией того силача, которого она как-то видела на афише цирка П. Т. Барнума. Плечи и грудная клетка были такими высокими, что она почувствовала себя карлицей. На рубашке не хватало нескольких пуговиц, и в разрезе виднелись гладкие стальные мускулы живота. С широкого ремня из коричневой кожи свисали три узловатые петли, державшие зловещего вида ножи, включая тот, который он приставил к ее горлу, когда они прятались под фургоном. Ее взгляд медлен – но скользнул к кончику самого длинного лезвия. Чуть ниже ногу обхватывал выцветший шейный платок с темными пятнами крови.

– Прошел проверку? – спросил он тоном, от которого у нее по спине пробежали мурашки; говорил он как американец, вернее, как обычный янки.

– Простите? – удивленно переспросила она.

На его лице появилась отвратительная белозубая усмешка, в которой выразилось все высокомерие янки.

– Не важно. Нужно убираться отсюда, пока они вновь не вышли на наш след.

Он схватил лапищей ее запястье и потащил за собой, увлекая все дальше в глубь темного переулка. Она попыталась вырвать руку, но держал он крепко. Силы были неравны, поэтому ей ничего не оставалось, как следовать за ним, то и дело спотыкаясь.

– Зачем вы это делаете? – обратилась Юлайли к его спине.

– Затем, что те люди причинили бы вам зло. – Он дернул ее за руку и поволок в очередной проулок.

– Вы угрожали перерезать мне горло, – напомнила она.

– Да, но я просто пытался спасти свою шкуру.

Она не успела ответить, как он уже тащил ее по мощеной улице, и ей с огромным трудом удавалось держаться на ногах.

– Сэр! Сэр! Прошу вас, остановитесь!

Он замер на полушаге, имея наглость опустить плечи, словно чем-то расстроился, и, медленно обернувшись, раздраженно посмотрел на нее:

– Ну, что теперь?

– Если вы не собирались убивать меня, зачем же теперь похищаете?

– Кто это вас похищает? – оскалился он. – Я и не думал. Я спасаю вашу лилейную шейку!

Значит, он не собирался ни убивать, ни похищать ее. Юлайли облегченно вздохнула. Потом до нее дошли его последние слова.

– От чего вы меня спасаете?

– Те солдаты захотели бы с вашей помощью добраться до меня.

– Но я даже не знаю вас.

– Правильно, но им это неизвестно, и вряд ли они бы поверили вашим словам. Они сочли бы, что вы лжете, и допрашивали бы вас до тех пор; пока бы им не надоело, а потом избавились бы от вас. – Он опять взял ее за руку. – А теперь пошли.

– Куда?

– Вернемся в город. Там я доведу вас до отеля и сбагрю с рук.

Она оскорбилась от такой грубости и попыталась упереться каблуками, чтобы остановить бег, но он протащил ее добрых три фута, прежде чем наконец остановился. Юлайли приняла важный вид и сообщила:

– Я живу вовсе не в отеле.

У него вырвалось проклятие, а затем он спросил, произнося слова с расстановкой, словно обращался к иностранцу:

– А где вы живете?

– Район Бинондо.

– Ладно. – Он кивнул и перевел дыхание, чтобы не сорваться. – Это в противоположной стороне.

Она согласно кивнула, но он уже не смотрел на нее, а как ей показалось, шепотом считал. Ее брат Джед тоже так часто делал, с той лишь разницей, что он джентльмен-южанин.

Сумасшедший янки схватил ее за руку и вновь пустился бежать, причем так быстро, что временами буквально тащил ее волоком по брусчатке.

– Прошу вас – помедленнее!

Он, не обращая внимания, тащил ее дальше. Каблучок зацепился за выступавший камень и сломался.

– Моя туфля!

Он сделал еще несколько шагов, затем, слава Богу, остановился и повернулся.

– Сломался каблук.

Он бросил взгляд себе на руку и спросил:

– Теперь без оружия?

Она нахмурилась. Какое странное заявление... хотя все знают, что мозги у янки устроены иначе, чем у нормальных людей. Она решила попытаться объяснить ему, что случилось:

– Сэр, вы, видимо, не совсем поняли...

В эту минуту он подхватил ее на руки и поспешил дальше.

– Поставьте меня на землю!

Он пропустил ее слова мимо ушей.

– Будьте же благоразумны!

– Не знал, что у вас есть хоть какой-то разум.

Юлайли вспылила, но вспомнила, что настоящая дама никогда не проявляет свой гнев. Это было бы ниже ее достоинства. И Юлайли поступила так, как ее учили. Она перестала с ним разговаривать. Через пять минут она поняла, что именно этого он и добивался, поэтому оставила мысль о том, чтобы вести себя, как подобает настоящей даме, и решила высказать все, что у нее накипело.

– Из-за вас я сломала каблук, – пожаловалась она, нарушив молчание.

Он даже ухом не повел.

– Пропал мой новый веер.

В ответ – опять молчание; он завернул за угол с такой скоростью, что у нее закружилась голова. Прошло немного времени, прежде чем она предприняла новую попытку. Вспомнив, как раздувались парусом ее юбки, она добавила:

– Моему достоинству был нанесен непоправимый урон.

– Хорошо, – наконец отреагировал он. – Тогда вы не станете возражать против этого.

Он перебросил ее через плечо, обхватил своей лапищей выше колен и помчался дальше. Юлайли взвизгнула. С каждым шагом твердое плечо больно вдавливало корсет в ребра, что не давало ей возможности визжать. Она видела перед собой только его мускулистую спину и уже почти сдалась, когда вдруг припомнила еще одну вещь. Сделав глубокий вдох, она приподняла голову и обернулась:

– Я потеряла свой зонтик!

Он не замедлил шага, только пробормотал что-то вроде: «Нет, Бог все-таки есть».

Юлайли насчитала двадцать семь синяков. Она пересчитала все до единого во время купания. На руке остались следы от железных пальцев одноглазого пирата, запястье и плечо болели от того, что ее таскали по всей Маниле, как куль с мукой. Юлайли глубже опустилась в ванну, надеясь, что теплая мыльная вода успокоит ее ноющее тело. Но блаженный покой не наступил: о себе напомнили ребра. А ведь она на какое-то время даже забыла о них, хотя чуть раньше нисколько не сомневалась, что на ее теле навсегда останутся вмятины от каждой пластинки корсета.

Жозефина заверила ее, что ванна поможет – так и случилось. Но Юлайли никак не могла забыть выражение лица экономки, когда янки приволок ее домой. Он вломился в железные ворота, как бык, промчался по звонким плиткам дворика и одним махом преодолел каменные ступени крыльца, после чего на ее теле появилось несколько новых синяков. Затем, вместо того чтобы постучать, как поступил бы каждый нормальный человек, он начал пинать тяжелые двери, пока их не открыла перепуганная насмерть Жозефина.

– Вот я и доставил вас домой, – сказал он, шлепнув ее по попке. – В целости и сохранности. – Тут он ссадил ее с плеча перед онемевшей Жозефиной. – Можно считать, сбагрил с рук, – грубо добавил он, а затем повернулся и пропал за воротами, прежде чем у Юлайли перестала кружиться голова и она сумела хоть что-то разглядеть перед собой.

Экономка, сухонькая старушка, поведала, что с тех пор, как испанцы разрешили свободную торговлю, в Маниле с каждым днем становится все больше таких типов. Она сокрушалась, что отпустила Юлайли одну в город, и это больно укололо девушку. Совсем как дома, у братьев. Не хватало только, чтобы Жозефина начала присматривать за ней.

Юлайли поднялась из жестяной ванны, вытерлась и надела розовый кружевной пеньюар с оборочками. Затем, вооружившись щеткой, она расчесала свои длинные волосы и не стала укладывать, а свободно распустила по плечам, давая им возможность высохнуть. Жозефина принесла ей тарелку с разрезанными плодами манго, хлебом и сыром, чтобы она подкрепилась. Обед в тот день перенесли на более поздний час: на стол подадут, когда вернется хозяин.

Юлайли уселась в плетеное кресло с высокой спинкой и поставила поднос к себе на колени. Больно сдавила тишина. До нее не доносилось ни звука с улицы, потому что дом стоял в глубине огороженного участка. Юлайли совсем разнервничалась. В их доме, где обитало пятеро старших братьев, всегда стоял шум. Гикори-Хаус нельзя было назвать тихим местом. Юлайли забарабанила ножкой по полу, чтобы немного оживить комнату.

Действуя ножом и вилкой, она отрезала кусочек плода и изящно положила в рот. Потом принялась жевать, очень медленно и тщательно, следя, чтобы губы ни на секунду не разомкнулись. Проглотила и оглядела пустую комнату.

Дома за столом она всегда вела неторопливую беседу с одним из братьев. Это была женская уловка, чтобы есть поменьше. Но здесь разговаривать было не с кем. Она нервно отставила поднос и начала вышагивать по комнате, гадая, каким окажется ее отец.

Наконец, изнемогая от безделья, она спустилась вниз, в отцовский кабинет. Постояла немного у дверных створок, слегка взволнованная и перепуганная. Сделав глубокий вдох, шагнула через порог и прикрыла за собой двери. Привалилась к ним спиной, так и не выпустив дверную ручку, и оглядела комнату. В кабинете было темно, свет просачивался только сквозь щели закрытых ставен. Привыкнув к темноте, она пересекла комнату и открыла деревянные ставни. В комнату хлынул свет, и Юлайли обернулась, надеясь, что убранство кабинета хоть что-то скажет ей об отце.

Но эта комната почти ничем не отличалась от кабинета в Гикори-Хаус. Вдоль двух стен выстроились резные деревянные книжные шкафы, здесь были те же обтянутые бордовой кожей кресла, огромный письменный стол и такой же огромный потертый ковер. Все вещи и украшения говорили, что здесь мужское царство, об этом же свидетельствовал большой оружейный шкаф с медными углами и стойкий запах табака. Ничего особенного. Ничего такого, что бы сказало: «Я твой папа». Ничего такого, что помогло бы ей. Зато, когда она оглядывалась по сторонам, волнение и дурные предчувствия, не дававшие ей покоя несколько недель, внезапно померкли, как узор на этом некогда ярком ковре.

Юлайли подошла к письменному столу, примостилась на уголке и, бросив взгляд на глобус, вспомнила, сколько раз в детстве ей приходилось разглядывать бледные расплывчатые пятна, представлявшие собой места новых назначений отца. Становясь старше, она читала об этих странах в энциклопедии, пытаясь представить своего отца в яркой экзотической обстановке. Но его образ никогда не был красочным – не более чем безликая фигура на фотографии, что она держала возле кровати дома. У нее были какие-то смутные отрывочные воспоминания об отце, но за семнадцать лет эти воспоминания совсем угасли.

Иногда, оставаясь одна в своей спальне в Гикори-Хаус, она представляла, какой была бы ее жизнь, если бы папа никуда не уезжал и мама не умерла. Она знала, что все было бы иначе, но не понимала, чем рождены ее фантазии – то ли тайной тоской о несбыточном, то ли скукой от того, что имела.

Братья любили ее по-своему, она знала это и чувствовала их заботу. Они относились к своим обязанностям серьезно, порой настолько серьезно, что она чувствовала себя как в цепях. Ребенком она мечтала о нежной материнской руке и ласковых словах. О ком-то, от кого пахло бы гардениями и кто прижал бы ее к своей мягкой груди и отогнал детские печали.

Ранимым, неуверенным подростком, она мечтала о материнском совете, мудром и дальновидном. О ком-то, кому она могла бы подражать, кто понимал бы, каково ей приходится, когда братья и шагу не дают ступить самостоятельно, считая ее слишком маленькой, слишком хрупкой и наивной. Обидно, когда тебя обвиняют во всех бедах и полагают, будто ты ни на что не годишься, поэтому ей хотелось, чтобы рядом был человек, который облегчил бы эту боль или по крайней мере понял ее.

Но в последнее время, став молодой женщиной, она жалела, что рядом с ней нет матери. Человека, которому она могла бы рассказать свои самые заветные тайны и поделиться всеми своими страхами и сомнениями, кто поведал бы ей о любви, мужчинах и браке. Потому что, как она ни храбрилась, ее по-настоящему пугала самостоятельная жизнь. То, что происходило с ней, когда она оказывалась одна, как сегодня.

С самого начала она собиралась всего лишь пройтись по городу и купить веер. А домой заявилась без веера, без зонтика, со сломанным каблуком, не говоря уже о том, что ее чуть было не похитили и не перерезали горло. Просто она была не очень везучей и в глубине души считала, что, возможно, из-за этой невезучести людям трудно проникнуться к ней любовью.

Матери давно не было в живых, и Юлайли отчаянно пыталась стать ее точной копией – настоящей дамой. Она делала это в надежде вернуть отца. Но он предпочел покинуть дом, да так ни разу и не приехал. Правда, он писал ей письма из всех далеких стран, но точно так же он писал и ее братьям. К тому же это разные вещи. Отец ведь был дома, когда подрастали братья. А вот ради нее он не остался. И всю свою жизнь – Юлайли мучилась вопросом: почему?

Юлайли еще раз оглядела кабинет отца. Не найдя ответов на свои вопросы, она закрыла ставни и направилась к двери. Затем обернулась, чтобы в последний раз окинуть взглядом кабинет, чувствуя, как в душу закрадываются неуверенность и пустота.

Два часа спустя принесли записку. Отец ехал домой. Юлайли, наверное, уже в сотый раз мерила шагами красный дощатый пол своей комнаты. Остановившись, провела ладошками по несуществующим складочкам на платье. Она уже надевала его, когда ждала отца утром, но Жозефина успела еще раз отгладить платье. Оно было розовое – цвета азалии Калхун, в платье точно такого же цвета мама изображена на большом портрете, висевшем на почетном месте над камином в гостиной.

Юлайли внимательнейшим образом изучила платье на картине – ей была знакома каждая строчка, каждый перелив шелка, каждая петелька заморского белого кружева. Лучшая портниха Чарлстона сшила ей точно такое же. А на такую же прическу, как на портрете, ушел целый час. В уши она вдела маленькие жемчужные серьги. На ногах у нее были прелестные французские замшевые туфельки на каблучках в стиле Людовика XV, и, когда она проплывала по комнате, из-под шуршащего платья выглядывали пряжки в виде розочек, расшитых красными и розовыми бусинками.

Юлайли приподняла юбки, чтобы еще раз полюбоваться туфельками. Стоило ей пошевелить носками, как в бусинках отразился свет от лампы и пряжки подмигнули ей, словно звездочки на небе.

Из сада донесся громкий стук. Она отпустила юбки с каскадом оборок и подбежала к закрытым окнам, но ничего не смогла разглядеть сквозь узкие щели деревянных ставен. Юлайли попыталась открыть дверь на веранду, но замок заело. Ей был виден лишь центр огромного двора, да резные столбики перил просторной веранды перед комнатой, а больше она ничего не смогла разобрать в темноте.

Сердце бешено забилось, когда она подбежала к большому овальному зеркалу над комодом и уставилась на свое отражение, выискивая недостатки. Ей нужно было выглядеть безупречно. Первое впечатление всегда очень важно.

Нет, все-таки что-то не так. Юлайли хмуро разглядывала себя в зеркале, пытаясь понять, что она упустила из виду. Камея. Она забыла надеть мамину камею. Внизу продолжали грохотать, а она лихорадочно рылась в шкатулке с драгоценностями, пока не нашла камею. Быстро вдела в нее новую жемчужно-белую бархатную ленточку и, поднеся украшение к шее, еще раз оглядела себя. Теперь все было как надо. Юлайли немного наклонила голову вперед, чтобы удобнее было завязывать ленточку на шее. Затем снова посмотрела в зеркало.

За ее левым плечом маячила темная физиономия местного солдата. Она открыла рот, чтобы закричать, но он тут же приставил к ее голове холодный ствол ружья.

И Юлайли Лару из семейства Лару, проживающих в Бельведере, владельцев Гикори-Хаус, компании «Калхун индастриз» и ферм Бичтри, впервые поступила как самая настоящая дама. Она упала в обморок.

Глава 4

Разбитая дверь грубо сколоченной хижины с шумом распахнулась. В открытый проем брызнул утренний свет ярче Чикагского пожара[2] и на мгновение ослепил связанного пленника, который сидел, согнувшись в три погибели, в сыром углу.

Вошли люди Агинальдо, неся на плечах длинный, толстый бамбуковый шест, с которого свисал узел из грубой мешочной ткани. Бесформенный мешок фыркал, извивался и визжал, как поросенок на бойне. Солдаты сбросили ношу на землю с гулким стуком, выдернули шест и, покинув хижину, с шумом закрыли за собой дверь на все замки. Узел не шевелился, словно лишился чувств, когда его бросили. Однако довольно быстро он вернулся к жизни и устроил возню почище уличной драки в трущобах. Ткань развязалась, из узла вывалился на середину плохо освещенной лачуги розовый цветок южного штата.

Сэм застонал. Он ошибся. С самого начала совершил просчет.

Он покачал головой и уставился себе на руки, связанные так, словно он собирался молиться. Молитвы тут не помогут. Она снова здесь, следует за ним, как пресловутая нитка за иголкой. Ее бормотание заставило его вновь посмотреть на нее. Выглядела она уморительно – в бесформенном ворохе розовых и белых кружев, которые пыталась привести в порядок. Сэм сделал глубокий вдох, отчасти в раздражении, отчасти в знак смирения. Господь любит пошутить, но он не понимал, почему в последнее время все шутки Господни направлены против него.

Сэм наблюдал за ее маневрами: розовый клубок судорожно дергался, стараясь перевернуться – задача не из легких, когда связаны руки и ноги, да и ворох оборок мешает. Женские юбки шелестели громче, чем деревья на штормовом ветру. Но что больше всего ему досаждало, так это ни на секунду не закрывающийся рот. Она бормотала себе под нос все время, не переставая. У Сэма появилось подозрение, что тишины ему больше не дождаться, как вдруг и возня, и бормотание разом прекратились.

– О Господи...

Сэм смотрел на ее озадаченное лицо и молча выжидал, открыв счет: «Один... два...»

– Что здесь происходит?

– Полагаю, это можно назвать революцией.

Он положил локти на согнутые колени, связанные руки безвольно свесились вниз, и принялся наблюдать, как меняется ее лицо: сомнение, страх, беспокойство... Пленница осмотрела лачугу, словно ожидала увидеть еще кого-то.

– Что они собираются с нами сделать? – очень тихо, чуть ли не шепотом, спросила она.

Сэм пожал плечами, предпочитая не сообщать, что им повезет, если они протянут больше недели.

– Я-то зачем им понадобилась?

– Вы им нужны, потому что они думают, что вы как-то со мной связаны. Еще не забыли рынок?

Полные губки обидчиво поджались. Ей не понравилось, как он, передразнивая ее южный акцент, растягивал слова. Девушка перевернулась на бок, пытаясь устроиться поудобнее. Потом она взглянула прямо ему в лицо и спросила медоточивым голосом:

– Как же они могли подумать, что у нас с вами есть что-то общее?

Он смотрел на нее не мигая и не шевелясь. Маленькая зазнайка. Нужно было бросить ее на рынке. Он продолжал сурово смотреть на нее, пытаясь внушить немного страха или хотя бы заставить задуматься над своими словами. А она с совершенно невинным видом ждала его ответа. Тогда Сэм покачал головой и устало произнес:

– Похоже, они просто не знают, что вы не в моем вкусе.

– Да, наверное. – А лицо ее тем временем ясно говорило, что она скорее проглотит одного из трехдюймовых тараканов, облюбовавших эту лачугу, чем примется с ним флиртовать.

Забившись подальше в угол, Сэм продолжал наблюдать за ней, буквально читая по лицу все ее мысли. Кажется, до нее наконец дошло, что он имел в виду. Она достойно приняла удар и снова посмотрела ему в лицо:

– Вы хотите сказать, что вы не мой тип кавалера. Я понимаю. – Он промолчал, а она продолжала: – Я из Южной Каролины. Из семейства Лару, тех, что живут в Бельведере, ну знаете, Гикори-Хаус, «Калхун индастриз» – девичья фамилия моей матери Калхун, – а еще фермы Бичтри.

Она растягивала слова, говоря с упоением о своей родословной, оказавшейся такой же длинной, как у какой-нибудь призовой кобылы. За тридцать с лишним лет он повидал таких, как она, немало. У этих маленьких аристократок в голове один только ветер. Так называемые «дамы», из породы женщин, которые думают только о следующем приеме.

Но эта к тому же еще и болтушка. Теперь она припомнила войну за независимость и какого-то прапрадедушку с отцовской стороны, который подписывал Декларацию независимости.

А вот Сэм даже не знал, кто был его отец. Он до сих пор помнил, как спросил однажды у матери, кто его предки. И тогда его дядя заметил его отчиму – оба в тот вечер были здорово навеселе, – что предков Сэма надо искать в многочисленной братии тех, кто сумел задурить его матери голову. Сэм так ничего и не понял, но через несколько лет он узнал, что имел в виду дядюшка.

Дети, выросшие в трущобах Чикаго, быстро взрослели. Район, где он родился, был в нескольких кварталах от скотобоен. Его семья жила в однокомнатной квартирке, наводненной крысами, на пятом этаже полуразрушенного кирпичного здания с шаткими лестницами и сломанными перилами. Несколько квартиросъемщиков – пара ребятишек и пьяная женщина – разбились насмерть, упав с верхней лестничной площадки. Сэм до сих пор помнил крик, долгим эхом разносившийся по лестничному пролету, а в конце глухой удар и мертвую тишину.

Окна в квартире были все в щелях, рамы плохо пригнаны. Сквозь отверстия проникал летний жар, отравленный дымом соседней фабрики, работавшей день и ночь, и смертельный холод чикагских зим. В семь лет Сэм пошел работать на эту фабрику и все двенадцать часов ночной смены кидал уголь в ненасытную печь, уже не чувствуя холода. Несколько долларов, что он зарабатывал в неделю, уходили на хлеб и молоко для двух сводных сестренок.

Сэм не обладал длинной родословной, но он знал, как выжить. Он знал, как добыть то, что ему нужно, а годы, проведенные на улице, научили его одерживать верх над самыми практичными, дальновидными и расчетливыми умами.

Последние десять лет ему платили за это умение, и платили хорошо, те, кому он был нужен. На Филиппинах он провел уже пять месяцев: его нанял Бонифасио, чтобы он обучил людей в отряде партизанской войне и обращению с оружием, особенно с долгожданными ружьями, которые должны были прибыть со дня на день благодаря его связям в военных кругах.

Он взглянул на свою соседку. Теперь она рассуждала о родственниках с материнской стороны. Он очень пожалел, что у него нет здесь одного из тех ружей. Было бы чем заткнуть ей глотку.

Тут она встретилась с ним взглядом. Наступила блаженная тишина, но лишь на короткий миг.

– А вы так не думаете? – поинтересовалась она о какой-то глупости, про которую болтала.

Он тяжело привалился к стене, от чего зашуршал сухой дерн, которым было обложено ветхое строение. Прежде чем заговорить, он сделал паузу и удостоверился, что полностью завладел ее вниманием.

– Когда вы росли на этих своих фермах, вы разъезжали в одной из тех вычурных черных карет, тех, что сверкают медью и запряжены целой конницей лошадей, чья родословная ничуть не хуже вашей собственной?

Тут он ее поймал. На милом личике красотки южанки отразилось смятение, она кивнула.

– Я так и думал. – Он снова помолчал. – Детьми мы часто играли в одну игру. – Он встретился с ее немигающим взглядом. – Знаете, какую?

Она покачала головой.

– Нужно было попасть обломком кирпича в такую распрекрасную карету.

Она побледнела.

– Знаете, какой приз доставался самому меткому?

Она растерянно молчала.

– Если победитель был совсем молод – скажем, лет пяти, – то он получал лучшее место для очистки карманов. Насколько я помню, таковым являлся пятачок возле 64-й авеню: рядом был темный переулок – отличное место, чтобы удрать от полицейского. Ну вот, а если счастливчик был лет восьми, тогда ему позволялось первому стянуть буханку из фургона булочника Гриссмана, пока остальные отгоняли старика от фургона, швыряя в него уличный мусор и навоз. Детям постарше... впрочем, не так уж там было много «детей» старше этого возраста. На Куинси-стрит взрослеешь быстро. Если хочешь выжить.

Она с недоверием смотрела на него, ведь то, что он описал, никогда не могло произойти в том маленьком мирке, где ее все защищали и нежили. Наконец-то ему удалось хоть чем-то заткнуть ее. Поэтому он закрыл свой глаз и притворился спящим. Шуршание юбок заставило его чуть приоткрыть глаз. Она все еще не отвела от него взгляда, ее лицо отражало целую гамму чувств. Он потупился и пропустил жалость, промелькнувшую в ее взгляде.

Он смотрел на свои связанные руки, подавляя желание возмущенно покачать головой. Она еще хуже, чем он думал. Реальный мир для нее не существовал. Об этом свидетельствовали бледность, и приоткрытый рот, и испуганный взгляд. Этот взгляд поведал Сэму то, что он всегда подозревал. Те люди в каретах никогда не видели трущоб. В их безукоризненной жизни не было места для бедности и уродства. Их изысканность не знала недостатков, а бриллианты – изъянов. Если мир вокруг них был несовершенен, они отгораживались от него стеной. И они ни за что не позволили бы разрушить эту стену.

Наконец успокоившись, она начала теребить какую-то яркую штучку на своей туфле.

О, благословенная тишина. Он подавил довольную улыбку и наблюдал, как она пытается осмыслить ситуацию, в которой оказалась. Ее задумчивый взгляд скользнул по старым заплесневелым циновкам, устилавшим пол. Изящный носик сморщился от отвращения. Она посмотрела в противоположный угол, где стояла лохань с ржавыми обручами и таким же ржавым ковшом. Сэм успел попробовать воду из него и сомневался, что она отважится на такое. Один только темный цвет сразу отпугнет ее. Интересно, подумал он, как долго продержится без воды этот южный розовый цветок.

Она перевела взгляд на потолок лачуги, где пересекались бамбуковые шесты, переплетенные длинными сухими листьями, – это и служило примитивной крышей. Раздолье для жуков, огромных жуков, что в изобилии встречаются в тропиках. Он сомневался, что она знает об этом, жукам явно не нашлось места в ее прошлом.

Сейчас она растерянно рассматривала запертую дверь. Ее плечи обреченно повисли, а из груди вырвался громкий вздох, который не услышал бы разве что глухой или мертвец. Этот вздох напрочь был лишен утонченности, что показалось Сэму невероятно смешным, и он с огромным трудом подавил улыбку.

Он отвернулся, зная, что лицо выдаст внезапное веселье. Сэм всегда гордился своей профессиональной способностью скрывать мысли и чувства, и ему редко попадались люди, которые лишали его этого дара.

А за сегодняшний день она добилась этого дважды. Он отнес это за счет отсутствия еды и сна.

Сейчас она покусывала ноготь, по-прежнему не сводя глаз с запертой двери. То ли она все еще приходила в себя, то ли у нее все-таки хватило ума осознать серьезность своего положения. Опыт подсказывал ему другое. Дамочки лишены здравого смысла, особенно такие розовые избалованные красотки, они редко изволят сойти со своего пьедестала, а уж если соизволят, то вносят хаос в реальный мир – жестокий и суровый, в котором он жил и в котором все время приходилось быть начеку, чтобы не погибнуть.

Нет, подумал он, тряхнув головой, ей не подобрать ключика к этому миру. Она живет своим прошлым, своей драгоценной родословной. Он тоже живет прошлым, но оно у него замешено на крови, и кровавый след, который тянется за ним, длиннее ее родословной.

Он также знал, что этому следу не будет конца ни сегодня, ни завтра. С этой мыслью он задремал, потому что ему нужно было поспать, а потом следить за происходящим и ждать. Для побега было важно правильно рассчитать время.

Он немного поспал. За это время у нее не осталось ногтей: она успела их сгрызть до мяса. Мадам Деверо, взглянув на ее пальцы один раз, намазала бы их горчицей. Юлайли даже почувствовала, как горят ее губы. Поморщившись, она оглядела мрачную, затхлую хижину с сырым, заплесневелым полом. Она была сильно напугана.

Юлайли осмелилась бросить взгляд – всего лишь третий за все это время – на янки. Он был совершенно неподвижен. Она до сих пор не встречала никого, кто бы спал так тихо. Все ее братья храпели так, что в доме дрожали стены, особенно Джеффри, старший. Когда ей было лет пять, ему даже пришлось поменять спальню. В то время его комната находилась как раз под детской, и от еженощного храпа у нее начались кошмары. Наконец остальные братья заставили Джеффри переехать в другую комнату, заявив, что ее крики будят весь округ.

Из-за того что братья храпели, она решила, что все мужчины храпят – должен же находить какой-то выход их высокомерный нрав и буйный темперамент. После краткого и отнюдь не приятного общения с грубияном янки она было подумала, что от его храпа должна слететь крыша. Юлайли взглянула наверх и долго всматривалась в какую-то точку. Она готова была поклясться, что густая трава шевелится. Юлайли прищурилась, чтобы получше разглядеть потолок, но это ничего не дало, и она решила, что траву качнул легкий ветерок. Она вновь обратила взор на своего соседа. Из его угла не доносилось ни звука. Он был неподвижен, и это почти внушало ужас. Нельзя было даже понять, дышит ли он. Его грудь не вздымалась, и за все это время он не переменил позы. Просто сидел в углу, подтянув ноги и упершись заляпанными сапогами в землю, локти положил на согнутые, испачканные травой колени, а связанные руки висели безвольно, как у мертвеца. Но самое странное, даже на расстоянии она чувствовала исходившее от него напряжение. Юлайли казалось, что, несмотря на сон, он не расслаблялся. Этот человек спал словно в ожидании, как загнанный в угол ягуар, готовый к прыжку. Наверное, он научился этому ребенком, решила Юлайли.

Картина, которую он обрисовал резкими словами, так и отпечаталась у нее в мозгу. Она с трудом представляла, каким же было его детство. Юлайли снова посмотрела на спящего. Она не могла даже вообразить, чтобы ей пришлось красть ради пропитания, а вместо детских игр залезать в чужие карманы и убегать от полицейских.

В просторной детской ее дома чего только не было: и лошадка-качалка, расписанная вручную, и привозные немецкие и французские куклы с полным гардеробом, и яркие волчки размером с кожаные мячи. Сотни игрушечных солдатиков ее братьев выстроились на цветных полках, где нашлось также место и для книг с головоломками. В одном углу была целая гора деревянных кубиков, огромная жестянка с гладкими палочками для игры и драгоценные мешочки с цветными стеклянными шариками, до которых братья не разрешали ей дотрагиваться. Она помнила, как в детстве все это временами ей наскучивало и она жаловалась, что нечем играть.

А этот человек, когда был ребенком, играл обломками кирпичей. Взглянув на его глазную повязку, она подумала, не потерял ли он глаз во время одной из таких игр. Ей вдруг захотелось собрать все игрушки в своей детской и отвезти в бедные кварталы Чикаго.

Снаружи послышались тяжелые шаги. Через секунду заскрипел деревянный засов. Дверь распахнулась, впустив дневной свет. Юлайли взглянула на янки. Он не сдвинулся ни на дюйм, но уже не спал. Юлайли сразу почувствовала это, а когда взглянула на его глаз, тот был широко открыт и смотрел не мигая на нее.

– Ну-ну, что у нас здесь?

Юлайли судорожно обернулась. В дверях стоял человек, черты его лица рассмотреть было невозможно из-за яркого солнца за спиной. Он был коренаст и не очень высок, но все равно возвышался над двумя солдатами, переступившими порог лачуги. Оба держали длинные острые ножи, похожие на тот, который янки приставлял ей к горлу.

Человек не спеша вошел. Он был темнокож, с черными слипшимися волосами и глазами такого же цвета, смотревшими прямо на нее. От его пронзительного взгляда у нее поползли по коже мурашки, но глаз она не отвела. Страх заставлял ее смотреть на этого человека не мигая, на его круглое лицо, впалые щеки и широкий нос, на жесткие черные усы и бороду, которые внезапно раздвинулись, явив неровные зубы и хитрую улыбку. Эта улыбка напомнила ей то, как скалили зубы несносные гончие Джедидая. Юлайли внезапно почувствовала, будто ей снова семь лет и она опять сидит на огромном дубе, куда ее загнала свора собак. Она смотрела на него не отрываясь, боялась не смотреть. И она знала, что он догадывается об этом. В конце концов, он, как говорили у нее дома, здесь на коне.

Он подошел прямо к Юлайли, не сводя с нее черных глаз. Остановился в шаге от нее, и ей пришлось выгнуть шею, чтобы продолжать смотреть ему в глаза. Он первым отвел взгляд и принялся рассматривать ее фигуру. Потом он медленно обошел вокруг, оглядывая ее точно так, как братец Харрисон оглядывал породистую скаковую лошадь.

Юлайли была напутана и знала, что дрожащие руки выдают ее страх. Он закончил осмотр, на секунду задержав взгляд на ее сцепленных пальцах. Юлайли попыталась усилием воли сдержать дрожь, но руки задрожали еще больше. Вошедший вытянул руку ладонью вверх. Солдат справа вложил в нее длинный нож и сразу вернулся на свой пост возле дверей.

Черные глаза вновь впились в ее лицо, а кончик холодного лезвия оказался прижатым к бьющемуся пульсу на шее.

– Где оружие? – Бородач по-прежнему улыбался.

– Оставь ее в покое, Луна. – Это были первые слова, произнесенные янки, – приказ человеку по имени Луна, который приставил нож к ее горлу.

Юлайли не проронила ни звука, просто ждала. Луна еще раз оглядел ее с ног до головы, прежде чем обернуться к пленнику в углу.

– Красивая, очень красивая, амиго. – Он поднес кончик ножа к ее губам. – Как жаль.

Юлайли попыталась не дрожать. Кончик лезвия переместился к краю корсажа и разрезал оборку из заморского кружева. Юлайли охнула отчасти от страха и удивления, отчасти оттого, что он сделал с ее нарядным платьем.

– У меня приказ, амиго. Агинальдо должен получить это оружие любой ценой, даже такой.

Луна продолжал целиться ножом в ее сердце, а сам не сводил глаз со связанного янки, который больше не готовился к прыжку. Вместо этого он привалился к стене с самым беспечным видом, словно нож, который этот сумасшедший приставил ей к сердцу, не мог ее убить, словно она не живой человек, а деревянная кукла. Юлайли начала сомневаться, кто из этих двоих действительно сумасшедший.

Что ж, если янки не собирается спасать ее, она сама о себе позаботится.

– Я ничего не знаю ни о каком оружии, и его я тоже не знаю. Я Лару, из семейства Лару, что живет в Бельведере, Южная Каролина, и я американская гражданка.

Лицо Луны выразило удивление, затем он начал что-то прикидывать.

– Лару... та же фамилия, что у посла Лару?

– Вы знаете моего отца? – спросила она, обрадовавшись, что, возможно, будет спасена благодаря отцовскому влиянию.

Янки выругался таким грязным словом, что Юлайли от возмущения чуть не задохнулась. Луна убрал нож.

– Дочь посла Лару. – Он повернулся к янки и начал хохотать. – А ты, как видно, не знал?

Ответа не последовало, в хижине раздавался только хохот Луны. Юлайли не видела в этом ничего смешного, впрочем, ей было все равно, потому что этот человек знал ее отца, и скоро она покинет это ужасное место. Отведя нож от ее груди, Луна слегка поклонился:

– Прошу прощения, сеньорита Лару.

Значит, все это ошибка. Она улыбнулась и облегченно вздохнула. Янки опять выругался.

– Больше никаких ножей. – Продолжая улыбаться, Луна вручил нож охраннику. – Теперь, с вашего позволения, я пойду. Мне нужно отправить кое-какие послания.

Он повернулся и пошел к дверям, остановившись на секунду, чтобы взглянуть на янки. Переступая порог и закрывая за собой дверь, Луна снова захохотал. Дверь уже была заперта, а его смех еще долго доносился до их ушей.

Юлайли уставилась на запертую дверь, молясь Богу и надеясь, что отец окажется дома, когда доставят записку от Луны.

Глава 5

– Он забыл развязать мне руки, – сказала дочка Лару, одного из самых влиятельных американцев на острове, идеальная находка для хунты Агинальдо.

– Полковник Луна никогда ничего не забывает, – сказал Сэм.

Он знал полковника как человека Агинальдо, выполнявшего всю грязную работу по подавлению других повстанческих отрядов, особенно тех, что пытались отвоевать у Агинальдо власть. Командир Сэма, Андрес Бонифасио, возглавлял один из самых больших таких отрядов.

– Разумеется, забыл. – Ее взгляд ясно выразил, что она считает своего собеседника тупым.

– С чего вы взяли?

– Он знает моего папу и обязательно напишет ему письмо. Полковник так и сказал, что собирается отправить какие-то послания.

– Да, записку он ему пошлет, можете не сомневаться.

Она посмотрела на Сэма озадаченно.

– Все это какая-то ошибка. – Она попыталась освободиться от веревок, потом добавила: – Вы же слышали, как он смеялся.

– Он смеялся оттого, что вы оказались именно тем, что ему нужно.

– Вот как? – Она продолжала дергать веревки. – Чем же это?

– Заложницей.

– Я? Заложница? Ну, это совсем глупо. – Она попыталась отмахнуться, но помешали веревки, и Юлайли раздраженно нахмурилась, глядя на них.

Сэм пожал плечами и молча наблюдал, как она пытается подняться. Зашуршав юбками, она уперлась связанными руками в землю и встала на колени, затем оттолкнувшись, поднялась во весь рост и слегка качнулась, наступив на край юбки.

Целое представление.

– Ну вот, – пробормотала она и заковыляла, стреноженная, к двери, покачиваясь на толстых каблучках своих нарядных туфелек. Подняв руки, она постучала. Дверь распахнулась.

Показался часовой, который нацелил свой огромный нож прямо на нее.

Юлайли взглянула на нож несколько удивленно и произнесла:

– Что ж, хорошо. – Потом протянула к нему руки: – Разрежьте, пожалуйста. Полковник Луна, должно быть, забыл, прежде чем...

Дверь с грохотом захлопнулась прямо перед ее носом. Юлайли вздрогнула и удивленно пробормотала:

– Вот это мне нравится.

Сэм расхохотался, тряся головой. Какая она все-таки еще зеленая!

– Не нахожу здесь ничего смешного! – Она бросила на него сердитый взгляд, затем снова подняла руки и целую минуту колотила в дверь.

Дверь опять распахнулась. На этот раз появились оба охранника с ножами наготове.

– Это было очень грубо. Я хочу, чтобы вы немедленно разрезали веревки, слышите? – Она протянула к ним руки.

Один солдат сказал что-то другому, потом оба улыбнулись ей. Сэм застонал. У охранников был вид, как у чеширских котов, загнавших в угол мышь.

– Повернись! – приказал один из солдат и, схватив ее за плечи, повернул боком.

Юлайли вздернула подбородок и снисходительно улыбнулась Сэму. Тот просто наблюдал и ждал.

– Руки вперед! – Солдат продолжал держать ее за плечи.

Она вытянула руки и, посмотрев на солдата, приготовившего нож, улыбнулась:

– Действуйте.

Он поднял нож, затем медленно опустил его на запястья и постоял так с минуту, как палач, который сейчас обезглавит свою жертву. Сэм мысленно считал: «Один... два... три...»

– О Господи!

Четыре секунды, подумал Сэм. Что-то она начала медленнее соображать. Он изменил свое мнение, когда она отдернула руки быстрее, чем он мог залезть в чужой карман. Хм. Он никак не думал, что она способна так живо реагировать.

Солдаты захохотали, показывая на нее пальцами. Они от души веселились своей садистской выходке.

«Совсем зеленая, – подумал Сэм. – Рядом с ней даже джунгли бледнеют».

Она повернула к нему испуганное лицо.

– Вы видели? Они собирались отрубить мне руки! – Она обернулась к уходившим охранникам и сказала: – Не нахожу ничего смешного. Я хочу видеть полко...

Они опять захлопнули дверь. Но их смех долго был слышен в хижине.

– Все еще полагаете, что это лишь небольшая вечеринка для местной знати, мисс Лару?

Она посмотрела на него с наивным выражением лица и по-прежнему простодушно заметила:

– Вы же слышали, он ясно дал понять, что не причинит мне вреда.

– Только дурак мог в это поверить.

Она немного помолчала, потом произнесла:

– Вы говорили мне то же самое.

– Да, и при этом я не кривил душой.

Она слегка вздернула носик.

– Мне непонятно, сэр, почему я должна верить вам, а не полковнику.

– Потому что я говорю вам правду.

– Именно правду я и пытаюсь выяснить, мистер... Как вас зовут?

– Сэм Форестер.

– Мистер Форестер... – Она замолкла на полуслове, уставившись на Сэма, словно у того выросли рога. – Вы знаете что-нибудь о каком-то там оружии?

– Я? – наигранно удивился он. – Нет...

Она попыталась скрестить руки на груди, но не смогла.

– А грубить вовсе не обязательно, знаете ли.

– Какого черта тогда мы попали в эту передрягу, как вы думаете?

– Не знаю. Я вас спрашивала!

– Ну так не спрашивайте. Неведение, возможно, спасет вашу нежную белую шейку.

Юлайли нахмурилась.

– Вот, значит, что хотели эти солдаты на рынке. Они все время твердили о каком-то «воре Эспере и оружии». – Она посмотрела на него. – Так это было «Форестер и оружие», не так ли?

«Один... два...»

– Они думают, будто я знаю о вашем оружии!

– Пять секунд. Чудеса не кончаются.

– И нечего здесь умничать.

– Кому-то из нас двоих приходится быть умным.

– Вы, мистер Форестер, дурно воспитаны, я нахожу вас очень грубым! – После этого заявления она снова начала колотить в дверь и кричать солдатам, что ей нужно видеть полковника Луну «здесь и сейчас же!».

Прошло пятнадцать минут, она все еще не унялась. Монотонный стук в дверь сливался с болезненным стуком у него в висках. Ему хотелось поколотить ее.

Единственным утешением служило то, что голос ее с каждой минутой становился все более хриплым. Сэм потер переносицу и закрыл глаза, искренне надеясь, что руки у нее болят не меньше, чем его уши.

Юлайли не знала, что руки могут так болеть или что бывают подлецы вроде этих охранников, которые не обращают на нее внимания. Она слышала через дверь, как они разговаривают. Даже смеются. Для них она служила поводом к веселью. Такое обращение было ей в диковинку – по крайней мере до тех пор, пока она не встретила янки. Взгляд Юлайли невольно обратился в его угол. Он не проронил ни слова, просто не обращал на нее внимания, как и охранники. Даже несмотря на шум, который она подняла, он вел себя так, словно ее там не было. Но ведь она там была – в грязной, тихой хижине, которую она возненавидела. Юлайли вздохнула и оставила попытки увидеть полковника. Она прошла на середину хижины, опустилась на пол, уставилась на стены, обложенные дерном, и вслушалась в... тишину. Было чересчур тихо.

Юлайли набрала в легкие воздуха и нарушила пугающее молчание:

– Значит, ваше имя Сэм?

Он едва заметно кивнул, заерзав на месте.

– Это сокращение от Сэмюела?

– Угу. – Он пригвоздил ее взглядом налитого кровью карего глаза.

– Понятно. – Она кивнула, подыскивая тему для разговора, чтобы заполнить пустоту. – Вы с севера. Чикаго, кажется?

Он что-то буркнул, как ей показалось, утвердительно. Похоже, он не расположен поддерживать беседу.

– Я уже вам говорила, откуда я родом.

Он проворчал что-то похожее на «coтню раз». Она пропустила это замечание мимо ушей и продолжила:

– Мое полное имя Юлайли Грейс Лару. Моя бабушка по отцовской линии была Юлайли, как и ее бабушка, а еще двоюродная тетка французской ветви нашей семьи. Все они были Юлайли. Что касается имени Грейс, то это была мамина идея. Так по крайней мере рассказывал мне брат Джеффри. Он самый старший! Так вот, он говорил: «Юлайли – традиционное имя нашего рода, а Грейс... в общем, это имя очень нравилось нашей маме. Поэтому она тебя назвала Юлайли Грейс». – Девушка замолчала, чтобы перевести дыхание и дать ему время усвоить сказанное. – Так я и стала Юлайли Грейс.

Вид у него был отупевший, а налитый кровью глаз, казалось, немного потускнел. Юлайли сочла, что это из-за плохого освещения.

– Я полагаю, – продолжала она, все еще пытаясь поддерживать разговор, – что при данных обстоятельствах и учитывая тот факт, что это наша вторая встреча, мы можем обращаться друг к другу на ты.

Вместо ответа он поднял жестяную кружку, стоявшую рядом с ним, и уставился в нее.

– Итак, я буду звать тебя Сэмюел, а...

– Нет!

Она вздрогнула от его крика.

– Никто не зовет меня Сэмюел, – процедил он сквозь зубы.

– Ладно. Я буду звать тебя Сэм, а ты можешь звать меня так, как зовут друзья и родные.

Он поднес кружку к губам и начал пить.

– Они зовут меня Лолли. – Она улыбнулась.

Он поперхнулся и долго не мог откашляться. Юлайли поползла к нему, чтобы похлопать по спине, но он отдышался сам, потом странно посмотрел на нее, скривив губы, словно пряча улыбку, и переспросил:

– Твое имя Лолли Лару?

Она кивнула, нахмурившись от его тона. Он захохотал. Не очень-то вежливо с его стороны. Лично она не видела ничего странного в таком имени. Прекрасное старое французское имя, довольно часто встречается на юге. У нее дома всех Юлайли всегда звали Лолли. И ни один южанин никогда бы не стал высмеивать чужое имя, грубо смеяться над тем, что человек не в силах изменить.

А вот этому янки, очевидно, все равно, потому что он продолжал хохотать. Рассердившись, она отвернулась – отчасти, чтобы не видеть, как он веселится на ее счет, но главным образом, чтобы он не видел, как ей обидно.

В хижине было тихо, слишком тихо. Юлайли не любила тишину, потому что боялась ее. Девушка взглянула на янки. Он все еще спал. Они не говорили с тех пор, как она повернулась к нему спиной, и тишину нарушали только редкие крики или шум, доносившиеся снаружи. А внутри стояла мертвая тишина, отчего пленница чувствовала себя совсем скверно.

Не с кем поговорить. Время тянулось бесконечно долго. Стараясь успокоиться, она начала напевать «Дикси»[3], чтобы хоть как-то заполнить леденящую пустоту.

Она едва успела дойти до куплета о хлопковых полях, когда ей показалось, что из угла Сэма донесся громкий, надрывный стон.

Юлайли перестала петь и посмотрела туда, впервые подумав, что, возможно, он стонет из-за раны. Вытянув шею, она молча наблюдала за ним. Плечи у него чуть подрагивали, словно боль отпустила. Впрочем, она не видела никаких ран, если не считать коричневую запекшуюся кровь на шейном платке, которым была перевязана его нога. Возможно, ранение было гораздо серьезнее, чем казалось. Хотя он сумел доставить ее домой ни разу не споткнувшись, да и потом не хромал и вообще не казался больным. Наверное, его что-то другое беспокоит. Головная боль, например.

Летом, в самые жаркие, душные дни, у нее часто болела голова. Ей всегда помогал сон, поэтому скорее всего следует дать ему покой, позволить поспать, хотя, конечно, ее терзали тысячи вопросов, на которые очень хотелось получить ответы. Юлайли чувствовала, что ей обязательно нужно с кем-то поговорить, иначе никак не успокоиться.

Песенка помогла, к тому же тихое пение не должно было нарушить его сон. Возможно, колыбельная явится хорошим компромиссом. Юлайли принялась тихо напевать свою любимую колыбельную:

Тише, малыш, ни слова.

Папа купит тебе птичку.

Если птичка не станет петь,

Папа купит тебе колечко.

Если колечко не...

– Сделай одолжение, представь, что ты эта птичка, и заткнись.

Юлайли поймала на себе злобный взгляд налитого кровью карего глаза.

– Я просто пыталась помочь.

– Каким образом? Снести стены этой лачуги своими воплями?

От возмущения она задохнулась.

– И никакие это не вопли. Позволь тебе заметить, что в хоре у мадам Деверо я пела контральто. – Желая постоять за себя и в то же время испытывая неловкость, что приходится хвастаться, Юлайли потупилась, разгладила юбку на коленях и добавила: – Учитель пения говорил, что голос у меня очень чистый и звучный.

– Как у подыхающей бродячей кошки, – хохотнул Сэм.

– Ясно, что ты ровным счетом ничего не понимаешь в голосах. – Она попыталась бросить на него величественный взгляд, но не сумела достаточно высоко поднять подбородок. Янки нарочно вел себя грубо, и даже его ужасное воспитание не могло служить ему оправданием. Юлайли казалось, что этому человеку доставляет удовольствие обижать людей, и жалость, которую она было к нему почувствовала, быстро испарилась.

– Зато я разбираюсь в ножах и пулях и знаю, что такое пытки и боль. А ваш голосок, мисс Лару, режет мне уши.

– Что ж, очень жаль. Я все равно буду петь, когда захочу. Специально для твоих ушей. – Она во весь голос затянула «Каролину».

Он поднялся и шагнул к ней, словно намереваясь заткнуть ей рот. Юлайли хотела уже сдаться, забеспокоившись о своем благополучии, когда заскрипел замок и дверь снова распахнулась. Вошли хмурые солдаты. Юлайли перестала петь. Солдаты перестали хмуриться, хотя ножи держали по-прежнему наготове. За ними вошел человек маленького роста и внес две деревянные миски, наполненные горячим рисом с каким-то пахучим соусом. У Юлайли заурчало в животе, что было недопустимо для настоящей дамы. Она не ела со вчерашнего дня, да и тогда перекусила лишь манго и хлебом.

По привычке она не задумывалась о еде, потому что одно из правил мадам Деверо гласило: настоящая дама никогда не дает волю чувству голода. Ни при каких обстоятельствах. С юных лет Юлайли усвоила, что истинная леди, как ее мама, ест очень мало, изящно и никогда не покажет, что голодна. Тем не менее иногда, в редких случаях, ее желудок издавал предательское урчание, словно приветствовал появление еды, от чего она жутко смущалась. Юлайли прижала руку к животу, как будто этот жест мог успокоить урчание.

Коротышка вручил ей миску. Любая еда показалась бы ей сейчас манной небесной, и у нее уже заранее потекли слюнки. Коричневый рис, залитый прозрачным соусом, в котором плавали кусочки мяса, выглядел несколько вязким, но запах был соблазнительный.

Пройдя в угол, раздатчик сунул вторую миску Сэму, который вновь опустился на пол и привалился к стене.

Юлайли, как подобает даме, ждала, пока обслужат ее сотрапезника, а также подадут приборы.

А вот он не ждал. Оцепенев от изумления, она смотрела, как Сэм поглощает свою порцию. Он вычерпывал рис пальцами – от такого зрелища она буквально раскрыла рот.

Дверь заскрипела, и тогда Юлайли поняла, что раздатчик уходит.

– Постойте! Подождите! Прошу вас.

Она ухватилась за дверь и чуть не опрокинула свою миску. Коротышка обернулся. Она вежливо улыбнулась:

– Будьте любезны, я бы хотела получить столовые приборы.

Сэм подавился и зашелся удушливым кашлем, словно был на последнем издыхании. Манеры у него отвратительные, поэтому неудивительно, что он поперхнулся. Наверное, сунул в рот целую пригоршню риса, не проглотив предыдущую. Этот человек использовал пальцы как черпак. Отвратительно.

Подавальщик все еще стоял на пороге, тупо глядя на Юлайли.

– Столовые приборы, – произнесла она чуть громче в надежде, что так он лучше ее поймет.

Он пожал плечами. Сэм продолжал кашлять.

– Вилку, нож... хотя не думаю, что вы дадите мне его. Хотя бы ложку, прошу вас, – повторила она, одновременно изображая, как она ест с помощью приборов.

Коротышка нахмурился, но так ничего и не понял. Юлайли изобразила, как она вонзает вилку в кусок мяса и затем разрезает его. Человек внимательно смотрел, затем заулыбался.

– Кучильос! – воскликнул он и изобразил, что ест.

– Да, – улыбнулась она в ответ. – Да, принесите мне, пожалуйста, ку-у-чи-и-хос.

Человек кивнул и вышел, закрыв дверь. Сэм в углу кашлянул. Она посмотрела на него:

– Все в порядке?

Лицо его раскраснелось, в уголке глаза блеснула слеза. Нет, ему в самом деле следует вести себя осторожнее. Хорошие манеры могут спасти его, а то однажды он поперхнется насмерть, Юлайли решила преподать ему урок этикета.

– Мистер Форестер... то есть Сэм, там, откуда я родом, считается невежливым начинать есть прежде остальных, особенно прежде дамы.

Он отправил в рот следующую пригоршню.

– Вот как? – Немного пожевав, он наконец соизволил проглотить. – А там, откуда я родом, едят то, что достается, и едят очень быстро, иначе кто-то другой съест это за тебя.

Его слова тут же напомнили ей, как прошло его детство – в бедности и голоде. Неужели он в самом деле подумал, что она украдет его порцию? Прежде чем Юлайли смогла заверить своего товарища по несчастью, что ему незачем беспокоиться, дверь снова распахнулась и вошедший коротышка протянул ей маленькую ложку.

– Большое спасибо, – улыбнулась Юлайли, принимая ложку и выжидая, пока он уйдет, чтобы начать трапезу.

Из угла по-прежнему доносилось смачное чавканье. С такими манерами он бы у мадам Деверо постился три раза в день, вот тогда научился бы умеренности. Юлайли погрузила ложку в рис, но в ее мыслях промелькнула картина: дети играют обломками кирпичей вместо кубиков, голодным ребятишкам приходится красть хлеб, чтобы поесть.

Нет, Сэм уже знал, что такое умеренность. Интересно, что значит по-настоящему испытывать голод – не потому, что нужно держать себя, как подобает даме, а потому, что нет еды. Внезапно она вспомнила, сколько продуктов выбрасывалось у них в доме все эти годы, и испытала чувство вины. Юлайли помедлила и взглянула на Сэма. Он продолжал есть, словно это была последняя трапеза в его жизни.

Она отставила миску и с трудом поднялась с пола. Потом, стараясь не потерять равновесие, наклонилась и подобрала свою порцию. Все это было проделано с величайшей осторожностью, чтобы не уронить ни крошки. Обхватив миску обеими руками, она прошаркала в угол и остановилась в футе от Сэма. Тот подозрительно взглянул на нее. Она протянула ему миску. Он продолжал смотреть, но не шевельнулся.

– Вот, – сказала она с улыбкой, – можешь взять мою порцию.

Лишь секунду его лицо выражало смятение и даже какое-то смущение, которое тут же сменилось гневом, взгляд запылал ненавистью. Она отступила на шаг, испугавшись такой реакции.

– Оставьте при себе свою дурацкую еду и никому не нужную жалость, мисс Лару. Я не нуждаюсь ни в том, ни в другом.

Ей показалось, что он сейчас ударит ее.

Испугавшись, Юлайли вернулась на свое место возле двери, очень обиженная такой реакцией. Ведь она всего лишь старалась быть любезной. Опустившись на твердый пол, она уставилась на миску с едой, не понимая, отчего он так рассердился. Там, откуда она родом, люди принимали дары благосклонно. А вот он не принял. Глаза у нее защипало, и она с трудом проглотила комок в горле.

Юлайли робко зачерпнула рис маленькой ложкой и изящно поднесла ее ко рту. Потом отложила ложку, намереваясь посмаковать вкус еды.

Еда оказалась безвкусной. Аппетит у нее пропал. Сэм не захотел есть ее порцию, но теперь не хотела и она. Девушка оглядела убогую сырую лачугу, ржавую щербатую лохань с водой, циновки, покрытые зеленоватой плесенью. Все чужое. Больше всего на свете ей хотелось очутиться в Бельведере, дома, среди чересчур заботливых братьев. Сейчас она все бы отдала за их опеку, лишь бы рядом оказалось плечо, на которое можно опереться.

Глава 6

– Выкуп? О Господи!

Лолли ошеломленно смотрела на полковника и молчала – большая редкость. Ее потрясло известие, что к отцу она попадет только после уплаты выкупа в двадцать тысяч американских долларов: ровно столько Агинальдо заплатил за оружие.

– Сейчас обговариваются детали. Обмен произойдет через несколько недель, если ваш отец окажется сговорчивым. – Луна медленно обошел вокруг пленницы, давая ей время осознать сказанное.

Сэму даже не пришлось считать на этот раз. Он сразу понял по выражению ее лица, что она в точности осознала, каково ее положение. Сначала в ее голубых глазах промелькнуло сомнение, затем беспокойство и, наконец, глубочайшее отчаяние. Он даже пожалел ее, чему немало помог тот факт, что она ради разнообразия молчала.

Но сочувствие его длилось недолго.

Девушка посмотрела на него, затем снова на Луну и зашлась самым громким визгом, который он когда-либо слышал. Истерический визгливый вопль был настолько громкий, что мог бы свалить Стену плача. И визжала она без передышки.

Невозмутимый полковник Луна открыл от изумления рот. Оба охранника зажали уши руками и скривились, как от боли. Полковник принялся лихорадочно шарить по карманам.

В ушах Сэма стоял звон, пальцы невольно сжались. Давно он не испытывал потребности придушить кого-то. От ее визга по спине бегали мурашки, напрягся каждый мускул. Лицо у нее побагровело, сжатые кулачки побелели, а голос... Господи, ее голос завывал, как смерч, пронесшийся по лачуге. Сэм решил, что так, наверное, могла бы выть тысяча волков, загнанных в Большой каньон. Что-то колючее посыпалось на его голову, плечи и руки. Сухая трава. Рядом с ним на пол свалились два таракана, а по стене прошуршали, как дождь, разбегающиеся врассыпную гекконы.

От крика Лолли Лару начал рушиться потолок.

Полковник заткнул ей рот кляпом. Сэм тут же расслабился и глубоко, с облегчением вздохнул. Лолли вытолкнула затычку и вновь принялась за свое.

– Где кляп? – Луна и оба охранника осматривали пол.

Она сидела на нем. Сэм видел, как она накрыла кляп своими юбками, значит, прекрасно сознавала, что делает. Что-что, а визжать она умела. Сэму даже показалось, будто у него зазвенели зубы. Если бы не лютая ненависть к полковнику, он бы поднялся и сам достал проклятый кляп, лишь бы заткнуть ее. Ему приходилось выносить и более тяжкие пытки, но по десятибалльной шкале – если потерю глаза оценить в десять, а удар хлыста в один балл – эта тянула на добрую восьмерку.

Полковник оставил поиски и двинулся к пленнице. Сэм напрягся, чутье подсказывало ему, что сейчас произойдет. Лицо у Лолли было по-прежнему багровое, глаза крепко зажмурены, а вопль стал ниже на целую октаву. Луна остановился возле нее и занес кулак. Выражение злобы и досады в его взгляде сменило нездоровое удовольствие.

– Повредишь товар – не получишь оплату, – произнес Сэм с наигранной скукой.

Луна замер, с трудом сдерживаясь. Он медленно опустил руку, все еще крепко сжатую в кулак.

– Оставьте ее! – закричал Луна охранникам, потом повернулся на каблуках и вышел.

Солдаты последовали за ним как тень. Дверь со стуком захлопнулась.

– Можешь перестать. Они ушли.

Визг постепенно утих, увлажнившиеся голубые глаза моментально открылись.

– Довольно действенно, – похвалил он. – Часто прибегаешь к такому методу?

Она бесконечно долго смотрела на него. Сэм не отвел взгляда, и наконец она сдалась, признавшись хриплым шепотом:

– Только когда меня подводит сообразительность.

– А это случается не так уж редко, а?

– Видишь ли, Сэмюел...

– Сэм, а не Сэмюел, – перебил он. – Никто не зовет меня Сэмюел.

– Тогда ладно. Видишь ли, Сэм, виноват во всем этом все-таки ты, – с осуждением прохрипела она.

– Наверное, ты права, но выяснение, кто прав, кто виноват, сейчас не спасет.

– Что ж, мой папа заплатит выкуп. Заплатит, вот увидишь. Он спасет меня, – поспешно произнесла она.

Голос ее звучал твердо, но голубые глаза все равно выдавали сомнение. Она отвернулась и долго смотрела куда-то в сторону невидящим взглядом. Сэм подумал, что если и нужно кого спасать, то это ее.

– Я никогда не сомневался в этом ни на минуту, – сказал он.

Она вновь посмотрела ему в лицо. Подстегиваемый любопытством, Сэм попытался что-то угадать в ее печальном взгляде. Казалось, она боится потерять что-то очень дорогое. Девушка потупилась и снова начала нервно теребить блестящую штуковину на своей туфле.

«Что бы это значило?» – подумал он. Ее поведение никак не вязалось с ее словами. По всему было видно, что она не уверена насчет своего спасения, несмотря на внешнюю браваду. Она пыталась держаться спокойно, но глаза говорили обратное. Ему стало любопытно, кого эта бедняжка-аристократка пытается убедить – его или себя. Однако он не отпустил никакого замечания, просто предупредил:

– Больше не пытайся отмочить что-нибудь подобное. Луна это так не оставит. Ему ничего не стоит отослать тебя назад мертвой. Так оно и будет, если он не получит выкупа.

Лицо ее стало серого оттенка, совсем как озеро Мичиган зимой. Когда она не вопила, сочувствовать ей было намного легче. Сэм не хотел повторения истерики, поэтому решил солгать ей. Тогда по крайней мере они продержатся столько, сколько им суждено. И чем больше им придется ждать, тем больше шансов появится на побег.

– Послушай, я уверен, что твой отец выложит денежки. Через несколько дней ты будешь дома. И сможешь вернуться в Бельвью...

– Бельведер, – равнодушно поправила она, продолжая крутить розочку на туфле.

– Ладно, пускай Бельведер. Вернешься на свою ферму Пичтри...

– Фермы Бичтри. – Она заерзала и потерла белым пальчиком вздернутый носик.

– Да, пускай так. Затем поедешь обратно в свой Гик-Хаус.

Она возмущенно взглянула на него и произнесла довольно громко:

– Гикори-Хаус.

– Гик или Гикори, какая разница? Все равно на юге. Одним словом, ты будешь дома.

Что за ерунда. Он не понимал, почему так старается. Ему ведь наплевать на все ее дома, вместе взятые, тем более что вряд ли ей удастся когда-нибудь увидеть их снова.

Она поерзала с минуту или больше и наконец вытянула из-под себя кляп. Посмотрев на него долгим внимательным взглядом, она огляделась по сторонам и заковыляла к лохани с водой.

Ага. Цветочек решил напиться. Возможно, все-таки это не такое эфирное создание. Из темного угла выбежал геккон и начал карабкаться по ноге Сэма, пока тот не сбил его щелчком. Надоедливые твари. Услышав всплеск воды, Сэм поднял голову.

Она умывалась их питьевой водой.

– Что, черт возьми, ты делаешь? – закричал он, вскакивая с места и неловкими скачками направляясь в противоположный угол.

Она намочила тряпку водой, ловко выжала и как ни в чем не бывало обтерла лицо и шею. Он навис над ней, свирепо глядя сверху вниз, не понимая, как можно быть такой глупой. Она провела влажной тканью по глазам, затем открыла их и протерла шею под волосами. При этом она мурлыкала, словно котенок в молочной лавке.

– Умываюсь, – ответила она, глядя на него невинными глазами, словно это было самое естественное, что можно сделать с последними каплями питьевой воды. Наклонив голову вперед, она продолжала протирать шею и добавила сквозь пелену волос, закрывших ей лицо: – А то мне было не по себе от грязи.

Он вырвал тряпку из ее рук. Она тут же выпрямилась, задохнувшись от возмущения.

– Зачем ты это сделал?

– Затем, мисс Лоллипоп[4] Лару, что вы умываетесь нашей питьевой водой, – сердито проговорил он.

– Не может быть. – Она, нахмурившись, заглянула в лохань.

Сэм выругался. Юлайли наклонилась над лоханью и, зачерпнув воду, смотрела, как темная жидкость просачивается между пальцами. Она недоверчиво взглянула на Сэма.

– Но эта вода... грязная.

– Грязная или нет, это все, что у нас есть для питья.

Ее передернуло. Лицо ясно говорило, что она скорее умрет, чем выпьет этой воды. Сэм заковылял обратно в угол, за его спиной раздался стук в дверь. Охранники не открыли, Юлайли заколотила громче.

– Эй, где вы там? Слышите? Нам нужна вода!

Ответа не последовало. Она взглянула на Сэма, затем на лохань. Плечи ее поникли. Она вздохнула, постояла немного с жалким видом, а затем медленно заковыляла в свой угол. Она села на пол и склонила голову как побежденная. Потом принялась возиться с подстилкой, складывая ее то так, то эдак. Время от времени она вздыхала, и это был не легкий, полный драматизма, вздох. Это были вздохи поражения. Вот чего они никак не могли себе позволить – сдаться.

– Эй там, мисс Лару.

Она вскинула голову.

– Спой-ка мне. Я лучше засыпаю под шум хорошей кошачьей драки.

Взгляд голубых глаз заледенел от гнева. Хорошо, подумал он. У нее еще остались силы для борьбы. Он ее зауважал чуть больше, впрочем, не так сильно – уж очень низко находилась исходная точка.

Она вздернула носик и расправила плечи, как солдат-пруссак.

– Я бы не стала петь даже на твоих похоронах.

Сэм еле сдержался, чтобы не расхохотаться. Приходилось отдать ей должное хотя бы в одном: с ней не соскучишься. Ее присутствие нарушало монотонность. Нужно все время быть начеку.

Она по-прежнему старалась испепелить его взглядом. Было видно, как она из кожи вон лезет, чтобы вызвать его на поединок. Поэтому он не стал отвечать. Изобразил равнодушие, пожав плечами, и стал внимательно вслушиваться в звуки, доносившиеся снаружи, как делал с первой минуты, оказавшись под замком. Высоко над головой в его углу находилось единственное окно, благодаря которому он был хорошо осведомлен, что происходит в лагере: когда сменяется охрана, сколько в отряде людей и фургонов. Длина и направление тени, запахи из кухни – все давало ему подсказки о времени суток и лагерном распорядке дня.

Сэм прислонялся затылком к стене, закрывал глаз и сосредоточенно вслушивался в звуки, доносившиеся из окна, рисуя в своем воображении лагерь. Это был единственный способ, чтобы определить лучшее время для побега.

– Господи! Сними его! Сними! – Юлайли сидела, вцепившись в волосы и тряся головой, как взмыленная лошадь.

Она чувствовала, как в волосах перебирает ножками огромный жук.

– Сиди смирно, черт бы тебя побрал! – Сэм наклонился к девушке и, запустив ей в голову обе пятерни, больно рванул к себе.

– Ох! Хватай его скорей! – Ее нос расплющился о его рубашку, под которой, как ей показалось, был кусок железа.

Одной рукой он еще больнее потянул за волосы, у нее даже брызнули слезы из глаз.

– О-ой! – Она испуганно заверещала, чувствуя как жук по-прежнему шевелится на голове, а пальцы Сэма пробираются сквозь запутанные волосы.

Пару раз он выругался, затем схватил жука и оторвал от головы вместе с прядкой волос.

– А-ах! – Она схватилась за больное место.

– Да заткнись же! Его уже там нет, – с отвращением произнес он и швырнул опутанного волосами жука в противоположный угол.

Жук громко шлепнулся об пол. Юлайли вздрагивала от холодных мурашек, бегавших по рукам. Ей все казалось, что по ней ползают жуки.

– Зря Ной не утопил этих тварей.

Сэм присел на корточки и уставился на нее одним глазом.

– Они безобидные.

– Мне все равно. Не выношу жуков. Хуже могут быть только пауки.

Он по-прежнему внимательно изучал ее, только теперь на его лице появилась какая-то странная улыбка. Юлайли всполошилась.

– А пауки здесь тоже есть? – Она оглядела лачугу, словно ожидала нашествия целой армии пауков; ей вдруг почудилось, что вокруг полно ползающих и шуршащих насекомых.

– Если есть, мы еще об этом узнаем. Уверен, тебя было слышно даже в Бельвью.

– Бельведере, – поправила она.

– Вот именно, – кивнул он, и по его тону было понятно, что этот разговор кажется ему забавным. – Бельведер, оплот семейства Лару. Разве там нет жуков? А, я забыл. Можешь не отвечать, – сказал он, подняв обе руки. – Жукам там не место, ведь они не подписывали Декларацию независимости.

– Это несправедливо, не говоря уже о том, что грубо. Я...

Их пикировку остановил внезапный скрежет замка. Оба как по команде обернулись к раскрытой двери. Хижину наполнил свет керосинового фонаря, на секунду ослепив, ее обитателей. На пороге стоял полковник. Один охранник держал фонарь и дверь, а двое других приготовили на всякий случай нож и длинную винтовку.

Лолли посмотрела на Сэма, тот смотрел на винтовку.

Ее внимание привлек распаленный взгляд острых, как у хорька, глазок Луны. Юлайли затаила дыхание.

– Пришло согласие на выкуп. Обмен состоится через два дня. Мы отправимся на корабле в устье реки Колорадо.

Юлайли с трудом выдохнула. Он сказал, что они поплывут на корабле. У нее сразу свело живот от воспоминаний о путешествии на Филиппины. Тогда она провела все время в постели или на полу корабельного ватерклозета – за всю жизнь ее столько не тошнило. Кроме стюарда, приносившего пресную воду, полотенца и апельсины, единственный человек, которого Лолли видела во время путешествия, была Мейми Филпотт, методистка. Служительница церкви стояла за дверью ватерклозета и распевала евангелистские гимны. Хуже всего было выслушивать «Наш Христос». Женщина заводила его каждый раз, когда корабль подбрасывало на волнах.

Но ради того чтобы выбраться отсюда и наконец увидеть папу, Юлайли даже была готова вновь испытать морскую болезнь. Отец все-таки спасет ее. Девушка улыбнулась и подняла голову. Полковник Луна опять смотрел на нее тем взглядом, ее улыбка сразу померкла. Луна пошел прямо к ней, глядя в глаза. Юлайли почувствовала, как Сэм напрягся. Полковник остановился рядом с ней и, протянув руку, провел пальцем по ее щеке и подбородку. Потом он приподнял ее лицо. Ей хотелось закрыть глаза, но усилием воли она подавила это желание. Напряжение росло.

– Очень жаль, – произнес Луна и наконец отвел взгляд.

Повернувшись на каблуках, он посмотрел на Сэма, который вдруг стал вялым, как старый гончий пес. – Не хочешь поменять хозяина, амиго? И Агинальдо, и твой Бонифасио стремятся к одному – независимости.

Сэм улыбнулся полковнику; Юлайли подумала, что не хотела бы увидеть такую улыбку, обращенную к ней. Улыбка была хищной, расчетливой, в ней таилась смертельная угроза.

– Мне не так уж важна цель, Луна. Агинальдо или Бонифасио – в сущности, мне все равно.

Луна несколько смягчился, вид у него стал не таким угрожающим.

– Мудрый выбор. Вот, скажем, я...

– Вряд ли это можно назвать мудрым выбором, – перебил его Сэм, который стал вдруг похож на паука, поймавшего муху. – Для меня важна не цель Агинальдо. Мне не нравится... его подбор офицеров.

Луна побагровел, глаза его прищурились.

– Взять его, – скомандовал он и вышел.

– Нет! – завопила Лолли, вцепившись в одного из охранников. Тот стряхнул ее, она упала, потеряв равновесие из-за связанных ног, затем снова с трудом поднялась. – Прошу вас. Он американский гражданин!

Охранники, не обращая на нее внимания, выпихнули Сэма за дверь. Прежде чем дверь захлопнулась, она успела бросить последний взгляд на лицо Сэма. Оно абсолютно ничего не выражало.

Глава 7

Сэм остановился посреди хижины, приклеившись взглядом к противоположной стене. Ему понадобилась вся его воля, чтобы не согнуться от боли. Он не дышал, просто смотрел помутневшим взглядом на стену и ждал, пока охранники захлопнут за собой дверь. На это у них ушла вечность. Откуда-то слева до него донесся приглушенный вздох.

– Что они с тобой сделали?! – ужаснулась девушка.

Он не ответил. Он знал, что если откроет рот, то не произнесет ни слова, а только застонет, чего никак не мог допустить.

Дверь закрылась, в лачуге стало темно, только тогда у Сэма подкосились колени. Он лег лицом на пол. Ребра болели от пинков, левая нога онемела от ударов, полученных, когда Луна, целивший сапогом по ребрам, промахивался. Руки так опухли от пыток, что веревка вокруг запястья сжимала как тиски.

Ничто на свете не заставило бы его шевельнуться. Он устал, очень устал и тем не менее подавлял желание заснуть. Ему нужно было знать, что он все еще владеет своим телом. Полностью владеет. Это была своего рода тренировка воли, которой он не мог пренебречь. Слишком часто в прошлом эта способность помогала ему выжить.

Слева послышалось шарканье. Девушка остановилась и долго стояла рядом с ним. Затем он почувствовал робкое прикосновение к руке. Сэм слегка повернул голову и поморщился от боли.

Он хотел было открыть глаз, но на это ушло бы слишком много сил, а их у него не осталось после нескольких часов допроса. Но Луна все равно ничего не узнал. Сэм не выдал источник, откуда прибывает оружие. Он назвал полковнику вымышленное имя поставщика, а чтобы проверить его слова, понадобится не меньше трех дней. К тому времени Сэм надеялся оказаться далеко. Если, конечно, он сможет когда-нибудь пошевелиться.

Черт, как болит скула... можно подумать, он провел десять раундов с Бостонским Силачом.

Через несколько секунд, тянувшихся очень долго, пальцы девушки отвели с его лица пряди волос, задев при этом ноющую скулу.

– Проклятие, – простонал он разбитыми губами и тут же почувствовал, как его рот нежно промокнули влажной тканью.

– Бедняга.

Похоже, она плачет. Только этого ему не хватало – рыдающей Лолли Лару.

Сэм сглотнул, что потребовало чудовищного усилия, потом облизнул губы.

– Я уже сказал: мне не нужна твоя жалость. Оставь ее при себе.

Тихо охнув, девушка отдернула руки, словно обожглась. Сэм ждал, что она поспешит уползти в свой угол переживать обиду, но не услышал шороха. Она лишь пробормотала что-то, и как он ни старался, слов не разобрал. Потом его лица снова коснулся влажный комок ткани, хотя он только что отверг ее помощь.

Избитое тело сдавила усталость, и он перестал бороться со сном, дарящим блаженное забвение. Когда сложенная в несколько раз тряпка задела глубокую ссадину на лбу, Сэм поморщился. Сквозь густой туман боли до него донеслось бормотание. Сэм не мог улыбнуться, хотя ему очень хотелось. Он все глубже погружался в сон, и тем не менее его последняя сознательная мысль была о том, что она сказала. Ее слова не являлись выражением жалости, паники или смирения. Они свидетельствовали о непреклонном характере строптивицы. Прелестная маленькая леди Лолли Лару только что обозвала его проклятым янки.

– Перестань бормотать, черт побери!

Лолли подняла глаза и увидела на разбитом лице Сэма сердитую гримасу. Тогда она мило улыбнулась и начала не очень громко напевать без слов «Дикси».

Сэм с шумом втянул воздух и тут же поморщился. Мурлыканье стихло. Ему было плохо, и выглядел он ужасно, но она поступила бы очень глупо, если бы попыталась что-то сделать для него, пока он бодрствует и способен двигаться. К тому же нельзя было допустить, чтобы он догадался, как она сочувствует ему. Он просто нагрубил бы ей, что и произошло вчера вечером. С другой стороны, она не могла не оказать помощи избитому человеку, истекающему кровью. Это было бы не по-христиански.

Всю ночь он пролежал на середине лачуги, ни разу не шевельнувшись. Юлайли даже забеспокоилась, не умер ли он. Время от времени ей удавалось разглядеть едва заметное движение спины в такт мерному дыханию. Она оторвала огромный кусок от нижней юбки и попыталась подсунуть Сэму под голову, когда тот заснул. Мгновенно пробудившись от сна, Сэм швырнул в нее острую щепку, пролетевшую в дюйме от ее лица. После этого Юлайли держалась на почтительном расстоянии.

С рассветом, пробившимся в лачугу золотисто-розоватыми лучами, Сэм отполз в свой угол. Видя, с каким трудом он передвигается, Юлайли собралась помочь ему, но он оскалился, глядя на лоскут от нижней юбки, и осадил девушку, отпустив ехидное замечание о том, что заниматься благотворительностью уже поздно. При этом он так злобно посмотрел на нее, что Юлайли не осмелилась перечить. Оказавшись в своем углу, он затаился и не издавал больше ни звука.

А тем временем она чуть не сошла с ума. С потолка свалился еще один жук, трехдюймовое чудовище.

Правда, он упал на расстоянии двух шагов от нее, но от этого ей было не легче. Она попыталась поговорить сама с собой, чтобы развеять страх – больше ей говорить было не с кем. Он прорычал из угла:

– Займись чем-нибудь, но молча.

Она украдкой взглянула на него. Синяки на скуле были почти такими же черными, как его кожаная повязка на глазу, правда, отдавали синевой. Рассеченная нижняя губа кровоточила и распухла. Глубокие ссадины разрезали впалую щеку и лоб.

До сих пор ей не доводилось видеть избитого человека, и было бы хорошо избежать подобного зрелища до конца жизни. Все это дело рук полковника Луны, которого она безмерно боялась. Ей хотелось убежать от этого сумасшедшего как можно дальше, но оставался еще один день заключения.

Сэм выругался громко и смачно. Ей понадобилась вся ее гордость, чтобы промолчать. Зашевелившись, он попытался стянуть сапог. Руки соскользнули с голенища, и он снова выругался. Отвернувшись, Юлайли почувствовала на себе его взгляд, как всегда убийственный.

– Мне нужна помощь.

Чего она никак не ожидала услышать от Сэма Форестера – это просьбу о помощи. Но ей не послышалось.

Юлайли переместилась поближе и выжидательно посмотрела на него. Он показал на левый сапог. Тут она впервые хорошенько разглядела его руки. Пальцы и кисти опухли И приобрели синюшный оттенок. Но увидев, в каком состоянии его ногти, она почувствовала, как у нее перехватило дыхание. Ногти были совершенно черного цвета, словно их зажали дверью или колотили молотком, пока не брызнула кровь.

Она поежилась, словно от холода, вспомнив, как болели ее пальцы, когда она десятилетней девочкой прищемила их дверью. Воспоминание о дергающей и ноющей боли было таким ясным, будто все случилось вчера. Тогда у нее тоже побагровели ногти, но, конечно, не так, как у Сэма. Она почувствовала себя совершенно беспомощной, грудь теснили рыдания, которые с трудом удавалось сдержать. Она поняла, почему он держался с таким вызовом.

Это была гордость. Сэм получил серьезные раны и гордился этим.

– Стяни сапог. – Он вытянул связанные ноги и приподнял над полом, чтобы она могла ухватиться за левый сапог.

Связанному по рукам и ногам человеку нелегко справиться с такой задачей, и руки у нее соскальзывали снова и снова.

– Будь оно все проклято!

Юлайли, не обращая на него внимания, продолжала тянуть за каблук. Толстая веревка вокруг голенищ усложняла ее задачу. Сапог не поддавался, как она ни старалась.

– Похоже, понадобится вмешательство Всевышнего, чтобы тебе справиться с этим сапогом, – огрызнулся он.

– Так вот почему ты вопил? Взывал к нему о помощи?

– Вряд ли. Ух! Ну неужели ты ничего не можешь сделать?

– Это несправедливо. Конечно же, я могу снять сапог, просто...

– Да знаю. Ты очень стараешься.

Устав от его сарказма и желая доказать, что она в состоянии справиться с таким простым делом, Юлайли крепко схватилась обеими связанными руками за каблук, прижала его к груди, потом немного наклонилась вперед, сердито посмотрела на Сэма, глубоко вздохнула и рывком опрокинулась на спину.

Сапог слетел с ноги. Лолли упала на твердый пол и так больно ударилась, что из ее глаз посыпались искры. Сэм стонал и смеялся одновременно. Она с трудом села, пытаясь испепелить его взглядом. Он еще больше зашелся смехом, морщась от боли. Если бы он не был так избит и не представлял собой такое жалкое зрелище, она бы швырнула в него сапогом. А так она просто задрала нос и перестала обращать на него внимание.

– Засунь руку внутрь и найди утолщение рядом со швом.

Она сунула обе руки в теплый сапог и нащупала длинный бугор. Удивленно взглянув на Сэма, она медленно вытянула смертоносного вида кинжал.

– Перережь веревки. – Он протянул к ней руки. – А то они зажали мне вены.

Она разрезала один узел, и Сэм ослабил веревку настолько, что смог освободить руки. Привалившись спиной к стене, он принялся растирать затекшие кисти. Юлайли посмотрела на кинжал, а потом подняла взгляд на Сэма. Его губы шевелились, словно он считал.

– Не хочешь ли ты сказать, что этот нож был все время при тебе?

– Поразительно, всего четыре секунды, – пробормотал он и забрал у нее нож, но пальцы не слушались, и острый клинок упал на пол. – Проклятие.

Юлайли не могла в это поверить. Они несколько дней скакали стреноженные по этой жуткой черной лачуге, хотя он давным-давно мог бы перерезать их путы.

– Мы могли бы убежать с помощью этого ножа.

– Я был не готов, – ответил он и бросил на нее взгляд, полный высокомерного удивления. – Мы?

– Ну конечно, мы. Ты сразу мог освободить нас от веревок и охранников, действуя ножом.

– Один нож против сотни повстанцев? Вряд ли такая попытка увенчалась бы успехом. – Он посмотрел на нее долгим взглядом и добавил: – Ну-ну... а ты, оказывается, кровожадная дамочка.

– Вообще-то я не имела в виду убийство...

– А что же тогда? – Самодовольная ухмылка на его лице говорила, что он прекрасно ее понял.

– Но... – Она замолчала, чтобы подумать, потом заметила: – С каких это пор у вас, мистер Форестер, появилась совесть? Мне ведь вы угрожали ножом, помните?

– Хм, три секунды. Как не помнить? Поэтому мы и попали в такой переплет.

– Надеюсь, ты не меня винишь? – Она ткнула себя пальцем в грудь, удивленная, что такое могло прийти ему в голову. Она допустила лишь одну глупую ошибку – отправилась на рынок без сопровождения. И почему он непрестанно упоминает время, особенно секунды? Взглянув на его избитое лицо, она добавила: – Побои, должно быть, лишили тебя остатков разума.

Он ехидно посмотрел на нее и ответил:

– Смешно, но я то же самое подумал о тебе.

Он смеялся над ней, но она не понимала почему. Расстроившись окончательно, она начала отползать в свой угол.

– Погоди!

Юлайли обернулась и посмотрела па него, как бы говоря: «Ну, что еще?»

– Я не смогу сам разрезать веревку на ногах, придется это сделать тебе.

Ее первой мыслью было отказать ему в помощи, но лицо, покрытое синяками, распухшие руки и ехидный взгляд не позволили ей быть нелюбезной. Вспомнив, как он стоял, гордо выпрямившись, посреди лачуги, весь избитый, и ждал, пока охранники закроют за собой дверь, Юлайли потянулась к ножу.

Зажав рукоять, она попыталась разрезать веревку, стягивавшую его лодыжки. Веревка была толстой, чуть ли не с кулак, узловатой и слишком крепко обхватывала его ноги.

– Что ты там возишься? Просто перережь проклятую штуковину, – подхлестнул он Юлайли, которая и так старалась изо всех сил.

– Она чересчур толстая, – пожаловалась Юлайли. Стиснув зубы, она закрыла глаза и запилила быстрее, а под конец резанула изо всех сил.

Веревка лопнула, и нож провалился во что-то мягкое. Сэм опять проорал то бранное слово. Юлайли тут же открыла глаза. Он вцепился распухшей рукой повыше голени, по его пальцам стекала кровь.

– О Боже! – Юлайли рухнула на колени. – Что я наделала! Я очень сожалею! – Приподняв край юбки, она попыталась промокнуть кровь.

– Убирайся... – процедил он.

– Прости, пожалуйста, – взмолилась Юлайли, почувствовав себя совсем плохо. Конечно, она не хотела навредить ему, это была чистая случайность, но факт оставался фактом – она поранила ему ногу, хотя он и без того был весь изранен. Она чуть не расплакалась от унижения и, подавив слезы, прошептала: – Мне очень жаль.

Снаружи послышались шаги – кто-то направлялся к лачуге. Юлайли испуганно взглянула на дверь, ожидая, что сейчас она распахнется и Сэма застанут без веревок.

– Надень веревки обратно. Быстро! – тихо произнес он.

Девушка обернулась и увидела, что янки успел обмотать веревкой щиколотки и наполовину всунуть ногу в сапог.

– Торопись, черт бы тебя побрал!

Юлайли начала возиться с кусками веревок и, оттого что нервничала, действовала очень неловко.

– Ну давай же, Лоллипоп, пошевеливайся. – Он поднял скрещенные запястья, и она обмотала их веревкой.

Вошел коротышка, который принес им рис и лохань свежей воды. Юлайли облегченно вздохнула. Она боялась, что это Луна пришел за Сэмом. Оставив лохань в углу, подавальщик вручил ей миску риса. Затем ухмыльнулся и протянул ложку. Юлайли улыбнулась ему в ответ и тут же почувствовала, как Сэм пнул ее в спину твердым носком сапога.

Девушка вздрогнула и обернулась, нахмурившись. Он показывал ей глазами куда-то вниз. Она посмотрела туда. Веревки у него на руках ослабли.

Подавальщик сделал шаг в сторону и протянул Сэму миску. Если тот поднимет руки, то веревки сразу свалятся на пол.

– Я возьму. – Юлайли торопливо загородила Сэма и потянулась за второй миской.

Коротышка замер в неуверенности. Она улыбнулась ему во весь рот. Он заморгал, потряс головой, но потом все-таки отдал ей миску.

Лолли, взяв миску, не дышала, пока подавальщик не скрылся за дверью. Раздался лязг замка. Она перевела дух и, гордо улыбаясь, потому что наконец-то совершила что-то дельное, протянула миску Сэму.

В рис тяжело плюхнулся огромный черный жук. Юлайли заверещала и отшвырнула миску прочь, прижав к груди связанные руки и раскачиваясь от ужаса.

Через минуту она осмелилась взглянуть на Сэма.

Миска сидела у него на голове, как папская шапочка, а со всех сторон из-под нее медленно вылезал рис и сползал по лицу и подбородку. В тишине раздавался лишь один звук – то на грудь и скрещенные руки Сэма шлепался рис.

Вид у Сэма был... расстроенный. Шея у него побагровела, совсем как у брата Джеда, только еще больше. Юлайли открыла рот, намереваясь что-то произнести. Все равно что.

– Ни слова... – Он напряженно смахнул рис со здорового глаза.

Юлайли догадалась, что ему хочется что-то ударить. Она закрыла рот и быстренько отодвинулась, испытывая серьезные опасения. Между ними неожиданно пробежал черный жук. Юлайли зажмурилась и завизжала.

Когда, переведя дыхание, она снова открыла глаза, сапог Сэма вдавливал жука в плотно утоптанный земляной пол. Она поморщилась от отвращения и взглянула ему в лицо. Он злобно взирал на нее, продолжая давить жука. По выражению его лица Юлайли догадалась, что он хотел, чтобы это она была сейчас у него под сапогом.

Из осторожности она еще немного отодвинулась, что было трудно сделать со связанными руками и ногами. Она нахмурилась, глядя на веревки, затем робко взглянула на кинжал, валявшийся на полу. Подумав немного, она произнесла:

– Ты не мог бы...

– Нет! – проревел он.

Юлайли подпрыгнула. Плечи у него заходили ходуном, багровая шея напряглась. Ягуар был готов к прыжку. Юлайли засеменила в свой угол с такой проворностью, что у мадам Деверо случился бы припадок. А потом она сидела в темном углу, чувствуя себя так же глупо, как, наверное, чувствовала себя Ева после того, как съела яблоко.

Хотя происшествие с миской риса было действительно случайным, точно так же как удар ножом, ей хотелось извиниться, но этот человек не умел прощать, поэтому она предпочла помолчать, что требовало колоссального усилия, ведь ей так хотелось поговорить и получить прощение.

– Прощай, Лоллипоп.

Обмен все-таки состоится. Сэм наблюдал, как охранники разрезают веревки у нее на ногах. Девушка подняла глаза и посмотрела на него испуганно и выжидательно.

– До свидания, мистер Форестер, – прошептала она и потупилась.

Весь последний день они не разговаривали. После того как Юлайли опрокинула миску ему на голову, она оставалась в своем углу, а он в своем. Место высокомерной аристократки заняла кроткая овечка. И как бы трудно ни было в этом признаться, раньше она нравилась ему больше, ее молчаливость казалась неестественной. Сэм снова бросил на нее взгляд, и его обожгло странное чувство вины, чего не случалось с ним очень давно.

Но раз сегодня должен был состояться обмен, он мог себе позволить хотя бы немного успокоить девушку. В конце концов, рассуждал Сэм, скоро он от нее избавится, а к тому времени, когда Луна вернется в лагерь, его уже здесь не должно быть – иначе смерть от руки полковника.

Она поднялась с циновки, стараясь держаться величественно, но осанка и все ее поведение говорили о сломленности. Это тронуло Сэма.

– Завтра ты уже будешь в Маниле, – заверил он.

Она слабо улыбнулась, взгляд был тусклым.

– Поезжай домой. Возвращайся в Бельвью.

Она фыркнула:

– Бельведер.

Он ухмыльнулся, несмотря на разбитую губу:

– Ладно, Бельведер.

Она виновато взглянула ему в единственный глаз, словно молила о прощении.

– Забудь, Лоллипоп. Это была случайность. – Он коротко кивнул ей, своего рода шутливый салют на прощание, и увидел, как лицо девушки осветилось улыбкой. Потом ее увели прочь.

Сэм уставился на запертую дверь. Он не скинул разрезанные веревки и все прислушивался к звукам, доносившимся извне. После нескольких минут ожидания он взглянул на окно и решил, что сейчас середина утра. Вскоре он услышал, что происходит смена караула – именно этого он дожидался. В ближайшие десять минут, не позже, в лагере начнется суматоха, связанная с отъездом полковника и отряда сопровождающих. После чего охранники удвоят бдительность из опасения потерять пленника, пока командир в отъезде. Если это случится, полетят их головы.

Сэм сбросил веревки и достал из голенища кинжал. Затем выпилил в стене отверстие, достаточно большое, чтобы пролезть, и медленно выдавил его наружу. Кусок стенки отвалился, Сэм высунул голову и осмотрелся.

Поблизости он насчитал пять таких же лачуг, а это означало, что обитатели пяти хижин могут видеть все его действия. Побег осложнялся, но так даже интереснее. Внезапно его избитое тело перестало так сильно болеть. Пальцы задвигались проворнее, Сэм оживился. Он не мог жить без риска.

Путь пока был свободен. Не обращая внимания на ноющие ребра и искалеченные руки, он пролез сквозь отверстие, после чего быстро приставил выбитый кусок стенки, чтобы дыру заметили не сразу. Потом он прополз вдоль всей лачуги, а достигнув угла, замер.

Возле двери стоял бдительный страж. Да, мимо такого не проскользнешь. Сразу видно, что выполняет свой долг с рвением. По правую руку от Сэма на довольно большом расстоянии виднелась еще одна лачуга, из которой доносился запах еды, слышался смех. Значит, там у них устроена столовая. Проклятие! Самое людное место в лагере. Сэм быстро двинулся к противоположному углу. Там все было тихо. Сэм завернул за угол и начал продвигаться вдоль стены. Ярдах в пятидесяти от хижины начиналась густая баньяновая роща, отделенная от лагеря двумя рядами ограждения из колючей проволоки. Послышались шаги. Кто-то подходил к лачуге с противоположной стороны.

Сэм рванул с места что было сил, перепрыгнул через проволоку один раз, затем второй. Каждый прыжок так больно отдавал в ребра, что он даже задохнулся. Ощутив прохладную тень деревьев, он в ту же секунду бросился на землю, ловя воздух ртом, и перекатился в заросли влажной, высокой травы. Он затаился, превратившись в камень. Ребра нещадно ныли, дыхание с шумом вырывалось из груди, и он с трудом сдерживался, чтобы не раскашляться.

Солдаты остановились шагах в десяти. В нос ему бил резкий запах зловонного болота. Сэм ждал. Солдаты пошли дальше. Он медленно приподнялся и, не разгибая спины, двинулся к реке, возле которой располагался лагерь. Время истекало. Он отсчитывал в уме минуты. Скоро в лагере обнаружат его исчезновение.

Достигнув берега, он съехал на животе вниз, прямо на ковер из темно-зеленых листьев лотоса, скользивших по мутной речной воде. Сэм побрел по воде вдоль берега, прячась в мангровых зарослях, хорошо скрывавших его от посторонних глаз. По реке далеко разносился лязг и пыхтение парового двигателя.

Сэм остановился. Пароход стоял совсем близко. Русло реки сузилось и стало извилистым. Кто-то расчистил береговую полосу, срубив все деревья, поэтому Сэму пришлось отойти от берега и спрятаться в густых болотных камышах. Над водой оставалась только голова.

Затем река расширялась почти вдвое, образуя небольшую бухту с длинной серой деревянной пристанью, возле которой стоял давно не крашенный речной пароход. Солдаты в рабочей одежде готовили его к отплытию. Пароходная труба выплюнула облако белого пара в без того уже влажный воздух. Лязг, пыхтение и шум паровой машины заглушали все разговоры, которые Сэм мог бы услышать.

Судно было полностью загружено: вдоль левого борта выстроились многочисленные деревянные клети и серые бочонки с ржавыми обручами. Посредине возвышалась когда-то черная, а теперь наполовину ржавая паровая машина. Рядом с ржавым бойлером был навес из пальмовых листьев, под которым расположилось небольшое рулевое колесо.

На носу корабля собралась группа вооруженных повстанцев, издали напоминавших стайку птиц, слетевшихся на хлебные крошки. Вскоре они расступились, и Сэм увидел полковника Луну, который возвышался над драгоценным розовым грузом – Лолли. Она сидела на узкой скамейке рядом с якорной лебедкой. Она отчаянно жестикулировала, а Луна нетерпеливо постукивал огромным ножом по голенищу сапога, поэтому Сэм решил, что у них идет какой-то спор.

На берегу, очищенном от леса, стояли пятеро вооруженных охранников, наблюдавших за рекой. С их высокого склона бухта хорошо просматривалась, поэтому у Сэма не было ни малейшего шанса спуститься вниз по реке.

Движение на пристани подсказало Сэму, что корабль готовится к отплытию. Двигатель пыхтел не переставая, солдаты начали убирать канаты, удерживающие судно. Сэму пришлось быстро принимать решение.

Искать бревно или кусок древесины, чтобы укрыться от вооруженных часовых, было некогда. Пароход уже медленно пятился, отходя от пристани. Сэм сделал несколько медленных глубоких вдохов, наполнивших его легкие кислородом, и почувствовал, как заболели ребра. Последний вдох – и он нырнул в глубину, надеясь достичь судна, прежде чем оно двинется вниз по реке.

Он плыл под водой изо всех сил, испытывая благодарность к неизвестному предку, наградившему его сильным и мощным торсом. В эти минуты ему понадобилась вся его мощь. Легкие разрывались от набранного в них воздуха. Шум двигателя указывал ему нужное направление, вскоре он почувствовал, что вода вокруг него забурлила.

Внезапно шум прекратился. Затем раздался металлический скрежет, и двигатель окончательно умолк. Наступила тишина. Легкие готовы были лопнуть, ребра болели, но он с упрямой решительностью, полученной в трущобах Чикаго, продолжал работать онемевшими ногами и руками, толкавшими тяжеленное тело в намокшей одежде сквозь воду.

«Давай... давай плыви, побитый слюнтяй, плыви».

Меньше чем в двух футах от него раздался лязг. Вода внезапно подхватила его, словно он угодил в водоворот. Издав громкий металлический скрежет, двигатель завелся.

Сэм выплыл на поверхность и успел ухватиться за левый буксирный крюк в добрых пяти футах от лопасти винта. Руки болели, но он крепко держался, борясь с волной; пароход тем временем поплыл вниз по реке.

Лолли хотела бы умереть, но вместо этого свесила голову через правый борт, и ее стошнило. Полковник выругался по-испански за ее спиной. Она уставилась на мутную воду и сосредоточенно дышала. Затем ей пришла в голову мысль, что бранные слова на всех языках звучат одинаково. Наверное, потому, что мужчины произносят их с отвращением.

Она пыталась объяснить этому человеку, что не перенесет поездки по воде. Он не поверил. Ее опять скрутило. Вот теперь-то он поверил, подумала она, вспомнив, как им пришлось снять с ее рук веревки, чтобы она могла держаться за перила, свешиваясь за борт. Пароход плыл, медленно покачиваясь из стороны в сторону, из стороны в сторону...

Голова у нее кружилась, по спине бегали мурашки, живот подводило в такт качке. Наконец она уселась на скамью и поднесла слабую руку к влажному лбу. Солдаты рассматривали ее с ужасом.

– Нельзя ли мне получить мокрый компресс, – попросила она, привалившись к перилам; ей вдруг показалось, что все ее тело превратилось в желе.

Полковник приказал солдату принести ей что-нибудь и повернулся к ней спиной. Лолли вытерла слезы с пунцовых щек. У нее всегда выступали слезы, когда ее укачивало. Пароход попал в быстрое течение, и Лолли, глотнув воздух, снова свесилась через борт.

Вскоре она почувствовала на себе чей-то взгляд. Оттолкнувшись от перил, она открыла глаза и очень медленно обернулась. Солдат протягивал ей кусок влажной ткани. Она приложила его к липкому от пота лбу и рухнула со стоном на твердую скамью – ее желудок запротестовал против таких резких движений. Пароход продолжал раскачиваться. Она зажала компрессом рот, чтобы остановить приступ тошноты. При каждом наклоне палубы у нее вырывались стоны. Она не могла их унять, кроме того, так ей становилось чуть-чуть легче.

Каждая секунда на воде казалась ей часом, каждая минута растягивалась в день. Желудок снова свело, так что она еле успела свеситься через борт. Лежа на перилах, Юлайли сжимала в руке мокрый компресс, как молитвенник, и просила небеса, чтобы пароход поскорее достиг нужной бухты.

Пароход повстанцев направлялся в устье Колорадо, где должен произойти обмен. Не дожидаясь швартовки, Сэм отпустит буксирный крюк и поплывет на берег, где ему придется не меньше четырех дней продираться сквозь джунгли до лагеря Бонифасио. Путь по реке ускорит его возвращение в лагерь дня на два. Ему очень повезло, что удалось прицепиться к пароходу, который шел вниз по реке.

Временами, перекрывая шум двигателя, до него доносился с палубы разговор мятежников. Сам он был в безопасности, скрыт от их глаз широкой кормой. Двигатель тарахтел, и Сэм лег на спину, расслабив затекшие мускулы.

Раздался хлопок, затем свист. Сэм инстинктивно нырнул. Звук выстрела он знал так же хорошо, как собственное имя. Взглянув на северный берег, он увидел группу испанских солдат, паливших в мятежников. Засада.

Держась за крюк, он выискивал безопасное место на берегу. Повстанцы открыли ответный огонь, но несли потери: люди падали в воду, как подбитые голуби. Рядом с Сэмом подняли брызги четыре скатившиеся за борт бочки.

Сэм отпустил крюк и медленно поплыл к берегу, прикрываясь бочонком. Через несколько минут он достиг зарослей камыша и сумел выползти на берег, где спрятался в кустах.

Пароход пропыхтел дальше. Несколько пуль ударило в паровую машину – по звуку это напоминало стрельбу по мишеням, когда целятся в консервные банки. Двигатель поперхнулся и замолк. На палубе оставалось еще шестеро мятежников, среди них был Луна, все они отстреливались от испанцев. Сэм наблюдал за ними несколько секунд и вдруг заметил розовое пятно, двигавшееся между корзин, прошитых пулями. Сэм выругался. Сначала девушка двигалась налево, но когда в ближайшую к ней корзину ударила пуля, она отпрянула и кинулась в обратную сторону с осторожностью свиньи, которая мечется в загоне.

Лолли Лару подставлялась под пули.

Сэм презрительно тряхнул мокрой головой. Этой особе всего лишь следовало остаться на месте. Испанцы, выяснив, что она пленница Луны, не стали бы ее задерживать. Они старались не осложнять отношений с США, им не нужны были дипломатические неурядицы. Отношения между двумя странами и так были достаточно накалены.

А вот если Юлайли, американку, обнаружили бы в его компании, наемника и тоже американца, дело приняло бы совсем другой оборот. Испанцы без конца прочесывали джунгли, выкуривая партизан и наемников, им была известна его репутация, а также кто его нанял.

Воздух пронзил громкий визг. Сэм сразу узнал его и повернулся на звук. Эта безмозглая курица плюхнулась в воду и протянула руки к ближайшей бочке. Не поймала.

Сэм застонал, увидев, как она камнем ушла на дно.

Не думая ни секунды, Сэм снова скользнул в реку. Пустил впереди себя бочку, а сам нырнул в мутную коричневую воду и принялся вертеть головой. Он нырял глубоко, уходя от испанских пуль. Испанцы все-таки заметили ее. Нет, поправил он сам себя, они услышали ее. Ее, наверное, услышал сам король Испании.

И теперь она спаслась только благодаря своей глотке. Сэм услышал тихое бульканье справа от себя. Он повернулся и увидел ее. Широко распахнутые голубые глаза, полные отчаяния, открытый рот, продолжавший визжать. Он схватил ее за волосы и вытолкнул на поверхность рядом с бочкой. Ему еще не доводилось встречать людей, которые умели бы визжать под водой. Оказавшись на поверхности, она закашлялась и принялась шумно хватать ртом воздух. Сэм попытался закрыть ей рот рукой. Юлайли обернулась и обхватила его шею изо всех сил.

– Спасибо, спасибо, – бормотала она, продолжая кашлять.

Они достигли берега. Сэм выполз первым и втащил за собой Лолли. Она все стонала и стонала. Слишком громко.

– Заткнись, иначе нам обоим крышка.

Она заткнулась, но слишком поздно. Над его головой просвистела пуля, выпущенная из винтовки «Маузер», и с глухим хлопком впилась в ближайшее дерево. Глаза Лолли стали как блюдца, рот раскрылся. Сэм знал этот взгляд и сразу кинулся на нее. Над ним просвистело еще три пули.

Естественно, она завизжала.

Глава 8

Лолли из-за кляпа не могла говорить. Но все равно старалась, пока не поняла, что Сэм не собирается обращать на нее внимание. Он только сильнее сжал ее запястье и потащил дальше в джунгли, прибавив шагу.

Она бросила взгляд назад. Никого. Сейчас они наверняка в безопасности, хотя еще совсем недавно их положение было не из легких.

После того как мимо них просвистели пули и она закричала, из-за деревьев выскочил испанский солдат и направился прямо к Сэму. Лолли забилась в кусты, заледенев от страха. Она ненавидела стрельбу.

Сэм спас их обоих: он оглушил солдата, а потом оттащил в кусты. Там он забрал у испанца винтовку, пистолет, нож, ранец и фляжку, затем протащил Лолли несколько ярдов за собой, силком пригибая ее к земле. Она даже начала сомневаться, не для того ли он ее спас, чтобы теперь прикончить. Но в этом не было никакого смысла. Не успела она опомниться, как он заткнул ей рот мокрым кляпом, сооруженным из обрывка ее собственной нижней юбки.

Лолли не оставляла попыток избавиться от кляпа, но безуспешно. К тому же у нее была свободна только одна рука – вторую Сэм держал мертвой хваткой.

Он тащил ее сквозь заросли острого бамбука, ни разу не замедлив шаг; она знала, что, если еще раз попытается затормозить, как раньше, он просто сильнее дернет ее за руку. Внезапно Сэм поменял направление, резко свернув влево. Несколько минут спустя он уже тянул ее вверх по скале, заросшей мхом. Найдя укромный выступ, он пригвоздил ее к камням мощным телом. Горло у нее пересохло от бега и горело огнем.

– Только пикнешь – и мы покойники, – прошептал он ей на ухо.

После этих слов желание говорить у нее пропало. Они лежали лицом вниз, и она чувствовала спиной громовые удары его сердца. Оно билось так громко и сильно, что Лолли испугалась, как бы испанцы не услышали его.

Ее собственное сердце билось ему в такт. Горячее, влажное дыхание Сэма опаляло ей ухо, от этого по всему ее телу почему-то пробегали мурашки. Джунгли – влажное, душное место, замерзнуть здесь трудно. И снова ей в ухо ударило его дыхание, и снова она почувствовала озноб. Тут он перестал дышать. Она затылком ощутила его взгляд.

Жар этого взгляда излечил ее от странного озноба. Но прошла минута, и они снова задышали нормально, насколько это возможно, когда двое людей только что побывали на волосок от смерти.

По ее коже тек пот. Его запах смешивался с запахом грязной речной воды и двух давно не мытых тел – мужского и женского. Но весь этот неприятный смрад перебивал необычный аромат джунглей, в котором смешался дух мокрой земли с благоуханием экзотических цветов и зелени. В чащобе даже листья растений пахли. И как ни странно, пахли чистотой.

Внимание Лолли привлек какой-то звук. Она прислушалась, задержав дыхание. Удары ножей о бамбук. Лолли окаменела. В кустах раздался шелест. Сэм сильнее придавил ее к земле. По грязи зачавкали сапоги. Солдаты были так близко, что она слышала их шепот и от страха даже забыла о кляпе. Испанцы остановились прямо под выступом, и Лолли готова была поклясться, что они уже прицеливаются.

Легкие требовали воздуха, и она с трудом заставляла себя дышать медленно, опасаясь, как бы они не услышали ее дыхание.

Раздался крик.

Лолли крепко зажмурилась, подавляя желание завизжать, ожидая выстрела.

В воздухе нависла напряженная тишина.

И Лолли, и Сэм перестали дышать.

Тишину нарушил резкий крик птицы, сидевшей высоко на ветвях. Затрещали ветки, зашелестела листва – и то и другое свидетельствовало, что по джунглям бегут люди. Они удалялись прочь.

Лолли обмякла, положив голову на руки, и вновь задышала. Сэм тоже. Они лежали так очень долго, не шевелясь, только дышали и слушали тишину, доказывавшую, что солдаты ушли.

Теперь она ощутила тяжесть Сэма, жесткость его тела, приковавшего ее к земле. Их мокрая одежда не скрывала ни твердость его мускулов, ни мягкость ее тела. Она сглотнула, испытывая острую потребность повернуть голову. По какой-то необъяснимой причине ей очень хотелось увидеть лицо Сэма, встретиться с ним взглядом.

Затем его вес перестал давить, Сэм сел на колени рядом с ней. Взяв девушку за плечи, он рывком поднял ее, так что она оказалась тоже на коленях. Ее желание исполнилось. Их взгляды встретились. Как это странно, когда сбывается задуманное! Юлайли почти ничего не разглядела, вместо лица – размытое пятно. Она отвела глаза и только тогда поняла, что из них текут слезы. Это были слезы страха, результат только что пережитой опасности и какого-то странного единения с этим несгибаемым мужчиной.

Его рука дотронулась до ее головы, и она почувствовала, как по ее коже будто пробежали огненные искры. Он провел по мокрым волосам, обжигая подушечками пальцев каждый дюйм. Она ждала, испытывая внутреннюю дрожь от незнакомых разноречивых чувств. Рука замерла на узле кляпа. Сэм развязал его, и тот незаметно свалился ей на колени.

Она почти беззвучно ойкнула, когда от воздуха заболели уголки растертого рта. Они горели огнем. Закрыв глаза, она боролась с болью, но тут же открыла, когда больного места коснулась приятная прохлада.

– Приложи вот это. – Он смочил кляп свежей водой из фляги и протянул ей, потом завинтил колпачок.

Она смотрела на него во все глаза, пытаясь понять, что чувствует, но в конце концов сдалась. Он прицепил фляжку обратно к поясу, поправил на плече ремень винтовки и решительно сказал:

– Пошли.

Он спрыгнул со скалы и протянул руки вверх, чтобы помочь ей. Лолли взглянула на мокрую тряпку, не зная, что с ней делать.

– Ну же, пошли!

Она уселась на самом краю и не успела приготовиться к прыжку, как большие руки обхватили ее за талию и сняли со скалы. Он поставил ее на землю, на этот раз осторожно, и, взглянув на тряпку, усмехнулся.

Она сразу догадалась, что он подумал. Вспомнил, какой смешной она была с кляпом во рту. Юлайли хотела швырнуть в него тряпку, но не стала этого делать. Решила оставить кляп у себя, чтобы он не смог им снова воспользоваться. Она не даст ему повода затыкать ей рот. Больше не станет визжать. По крайней мере постарается.

– Двинемся на запад, – сказал он, прикрепляя ранец.

Она зашагала, но остановилась, услышав брань.

– Я сказал – на запад. – Он схватил ее за руку и, дернув, повел в другую сторону.

Юлайли поискала глазами солнце, но не смогла найти его из-за густой зелени.

– Я и пошла на запад, – возразила она.

– Юг.

– Послушай. – Она решительно остановилась и подбоченилась. – Ты велел мне идти на запад. Я пошла туда, где, как мне казалось, был запад. Если тебе что-то не нравится, в следующий раз просто ткни пальцем.

Он посмотрел на ее правую руку, в которой она все еще сжимала кляп. Юлайли быстро спрятала мокрую тряпку за корсаж. Его взгляд переместился на грудь. Она сцепила руки и уставилась на него немигающим взглядом. В конце концов он пожал плечами и прошел мимо нее. С минуту она смотрела ему вслед, решая, стоит ли идти за ним. Потом оглядела густые, темные джунгли, полные странных звуков и шумов. Слева от нее раздался треск. Сверху эхом вторил тихий шелест. Она подняла глаза. Прямо у нее над головой по ветке ползла красно-черная змея.

Юлайли побежала догонять Сэма, озираясь по сторонам на каждом шагу.

– Пошевеливайся! – прокричал он через плечо, а потом, отогнув толстую пальмовую ветвь, жестом пригласил пройти вперед.

Она так и сделала, а он отпустил ветку, которая больно шлепнула ее по спине. Юлайли остановилась. Он прошел мимо, и она скорчила гримасу ему вслед, потом торопливо засеменила, то и дело цепляясь каблуками за коряги.

После долгих минут молчания она наконец спросила:

– Куда мы идем? – При этом она споткнулась, ухватилась за ветку и чуть не упала.

– К реке.

Юлайли с трудом освободила руку от липких листьев.

– Зачем?

Он как раз прорубал толстый кустарник и проворчал в ответ что-то вроде:

– Потому что я безмозглый дурак.

– Я не расслышала, – сказала она, задохнувшись от бега.

В отчаянии она уцепилась за его пояс, решив, что это единственный способ не отставать.

– Куда мы идем? – повторила Юлайли.

Он остановился, и она с разбегу уткнулась ему в спину, выпустив из руки пояс. Он медленно обернулся и грозно посмотрел на нее сверху вниз своим дьявольским глазом.

– Мы идем к твоему папочке.

– О! – Юлайли просияла, надежда даже приободрила ее.

– И тогда я наконец сбагрю тебя с рук.

– Пригнись пониже и шагай потише.

Сэм бесшумно прокладывал путь сквозь густой кустарник.

Поморщившись, он остановился и презрительно затряс головой. Она шла за ним, задевая больше веток и листьев, чем стадо диких кабанов. Он обернулся и наблюдал за ней, не в силах поверить, что она способна поднять такой шум, когда ее рот закрыт.

Согнувшись, Юлайли пыталась надеть дурацкую туфельку, застрявшую между лианами. Наконец ей это удалось, она повернулась и сунула руки в кусты, словно собралась плыть. Ее юбка тут же зацепилась за ветку. Сэм скрестил руки на груди и прислонился к мохнатому стволу какого-то дерева. Юлайли продолжала возиться с платьем, весь куст сотрясался. В конце концов она вцепилась в платье обеими руками и потянула. Раздался треск рвущейся ткани, а следом за ним шум падающего тела – Юлайли свалилась прямо под куст. Сэм ожидал услышать визг или по крайней мере вскрик, но она не проронила ни звука.

Сэм присмотрелся повнимательнее и покачал головой, заметив, что она шевелит губами. Оправив юбки, Юлайли пригнулась и попыталась пролезть сквозь густой кустарник ползком. Теперь зацепились ее волосы. Юлайли с сердитым видом потянулась к веткам, изо всех сил дернула и отломила их от куста. Ветви повисли над ушами глупенькой блондинки, как сброшенные оленьи рога.

Она продвинулась сквозь кусты не больше двух футов, когда оцарапала себе руку и зашипела от боли, как угасающий костер. Сэм оттолкнулся от дерева и в два шага преодолел расстояние между ними. Схватил Лолли в охапку и вытащил из кустов. Поставив на землю, оглядел с ног до головы и вдруг представил, какова была бы ее реакция, если бы она сейчас могла себя видеть. Мокрые волосы свисали бесформенной массой, ветви кустов прицепились к ним намертво. Грязные разводы на бледных щеках напоминали боевую раскраску, а сырой кляп вывалился из корсажа и повис, как белый флаг капитуляции. Руки до локтей были исцарапаны, а парадное розовое платье выглядело так, словно провалялось года два на дне повозки старьевщика.

Лолли Лару выглядела ужасно.

А еще она очень ему мешала. Из-за нее они оба могут погибнуть. С одной стороны, нельзя бросить ее посреди джунглей, он должен заботиться о ее безопасности. В то же время ему необходимо выйти к реке, хотя опыт подсказывал, что брать ее с собой неразумно: они обязательно попадутся. И вовсе не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять: увидев их вместе, испанцы решат, что они сообщники, и даже не дадут ей возможности ничего объяснить. Она с ним, значит, обречена. Но Сэм сомневался, что она поверит ему или спокойно воспримет его объяснение. Придется тащить ее с собой.

– Ты не могла бы кое-что сделать? – спросил он тоном, каким разговаривают с малым ребенком.

Глаза у нее вспыхнули, она распрямила плечи и кивнула. Сэм даже испытал что-то похожее на жалость.

– Так вот, – сказал он, наклоняясь поближе, словно собирался поведать ей государственную тайну, – я хочу, чтобы ты посторожила здесь, пока я пойду проверить, все ли спокойно на берегу.

Она обвела взглядом окружавшие их густые темные джунгли, ее лицо выражало неуверенность.

– А не будет лучше, если я пойду с тобой?

– Нет. Будет гораздо лучше, если ты останешься здесь. – Сэм подавил улыбку и выглядел очень серьезно. – Мне нужно, чтобы ты защищала тыл. Это очень важная задача.

Лолли Лару медленно кивнула, вперившись взглядом в темный лес. Он повернулся и пошел к реке, зная по опыту, что для нее безопаснее всего посидеть на месте. А ему тем временем нужно выяснить, уплыл ли пароход и есть ли на берегу солдаты – испанцы или мятежники, все равно.

– А разве мне не следует как-нибудь вооружиться? Ножом или винтовкой?

«Нет, если я хочу дожить до конца дня», – подумал он, но вслух произнес:

– Когда-нибудь приходилось стрелять?

Она кивнула:

– Однажды.

По ее тону он сразу все понял.

– Что, не очень удачно?

– Я выбила окно в кабинете Джеффри.

– Да, старший из братьев. Тот самый, что рассказал тебе все о твоем имени.

– Ой, ты не забыл. – Лицо ее просветлело.

Сэм кивнул.

– Как я мог забыть, когда ты болтала об этом не меньше десяти минут?

Лолли перестала улыбаться.

– Но Джеффри в ту минуту там не было.

– Ему повезло.

Лолли поморщилась, но все-таки призналась:

– Зато там был брат Джедидая.

Лицо ее было таким серьезным, что Сэм не позволил себе улыбнуться, однако почему-то ощутил родство с тем ее братцем.

– Пуля пробила окно и ударилась в газовый светильник над письменным столом. Джед как раз за ним работал.

Сэм молча ждал, что последует дальше. Она несмело посмотрела на него снизу вверх.

– Десять швов, и до ужина он не выходил из комнаты.

– Винтовку оставлю у себя. Тебе она не понадобится.

Сэм повернулся и направился к реке. Ему хотелось скрыться из виду до того, как она поймет, что он предпринял.

– А когда ты вернешься?

Сэм оглянулся. Она сидела, обхватив колени, и испуганно смотрела на него своими огромными глазами. Потом попыталась улыбнуться, но не сумела и вместо этого потупилась.

– Я быстро.

Она кивнула и продолжала всматриваться в лес, словно ожидая, что тот ее сейчас проглотит. Сэма по-настоящему тронуло то, как она пыталась скрыть свой страх. Просто покорно вздохнула. Ни возражений, ни слез, ни криков или мольбы, просто крошечная искорка храбрости. Он чуть было не сжалился и не позвал ее, но вовремя остановился. Здравый смысл подсказывал, что тут для нее безопаснее.

– Не сходи с этого места. Здесь очень легко заблудиться.

Он успел отойти на несколько шагов, когда до него донеслось ее бормотание:

– Интересно, а как я буду защищать тыл без оружия?

Он и на этот раз считал. Ей понадобилось десять секунд, чтобы до нее дошло, но к этому времени он уже был на почтительном расстоянии. Он шел к реке, почти уверенный, что если там кто и будет, то лишь охрана парохода. Мятежники имели обыкновение рассредоточиваться и кружить, если на них нападали в джунглях, а на этом пароходе Луна и его отряд были просто живыми мишенями. В перестрелке скорее всего одержали верх испанцы. Сэм насчитал шесть или восемь испанских солдат, пустившихся в погоню за ним и Лолли. Наверное, сейчас они забрались в самую чащобу в поисках беглецов.

Впереди зашумела река. Сэм стал продвигаться осторожнее, следя за тем, чтобы оставаться под прикрытием. Пароход стоял на месте, привязанный носовым канатом к дереву на противоположном берегу. Сэм поискал глазом охранников, но не увидел ни одного. Это казалось неправдоподобным.

Заподозрив неладное, он выждал еще немного, не спуская глаза с зарослей – не шевельнется ли какая-нибудь ветка.

Неужели пароход оставлен без охраны? Очень неразумно. Для испанцев, так же как и для мятежников, судно представляло большую ценность. Сэм спрятал винтовку под опавшими листьями, выполз из кустов и скользнул в воду. Набрав побольше воздуха в легкие, он нырнул и проплыл под водой до левого борта парохода. Вынырнув на поверхность, он медленно и осторожно проплыл вдоль борта и осмотрел корабль с другой стороны.

Охраны не было.

Сэм не поверил такому везению. Неохраняемый пароход был подарком с небес. Сэм приведет сюда Лоллипоп и заведет машину. Тогда к ночи они успеют добраться до устья Колорадо, где назначен обмен. Но сначала ему нужно проверить пароход. По-прежнему не забывая об осторожности, он медленно поплыл к берегу.

Если Лолли и усвоила какой-то урок за последние бесконечно долгие минуты, так это то, что в джунглях никогда не бывает тишины и они всегда остаются дикими. Птицы издавали визгливые, пронзительные крики, похожие на далекие человеческие вопли. Воздух был пропитан влагой, оседавшей крупной росой на листьях и лианах, тяжелые капли скатывались на черную землю.

Сквозь зеленый полог на землю пробивался лишь скудный свет, поэтому вокруг пахло сыростью и затхлостью. Лолли посмотрела вверх, на узкую голубую полоску неба среди темных вершин величественных деревьев, таких высоких и пышных, что они казались ей темными башнями до небес. Девушке почудилось, что она угодила в ловушку и что джунгли вот-вот проглотят ее, как капельку росы.

Единственный лучик солнца, скрытого от глаз, просочился сквозь деревья и упал ей на руку как благословение. Лолли чуть сдвинулась в сторону, чтобы впитать всем телом солнечное тепло. Эта единственная ниточка яркого света среди тьмы успокоила ее. Но покою не суждено было долго длиться, потому что оживились насекомые. Лолли знала, что они ползают здесь повсюду, мелкие, яркие, красные, зеленые и желтые твари – ничего похожего на маленькую коричневую саранчу, или червей, или жуков у нее дома. Она следила не отрываясь, как с растения на растение перелетает ярко-зеленая муха с лапками кузнечика и огненно-красной головкой. Но праздничные цвета и грациозные движения необычного насекомого только напомнили ей, что она теперь очень далеко от всего того, что знает и любит.

У Лолли задрожати руки. Она сглотнула, пытаясь найти в себе силы свыкнуться с чужим лесом, который поймал ее в клетку. Но больше всего ей хотелось дать выход своему страху – завизжать во всю мощь. Она не стала этого делать, потому что, во-первых, не хотела оказаться снова с кляпом во рту, а во-вторых, ей необходимо было доказать Сэму Форестеру, да и самой себе, что она не какая-нибудь пустышка.

Позади нее хрустнула ветка. Лолли замерла не дыша, только вслушиваясь. До нее донесся какой-то запах. Послышался еще один шаг... теперь ближе. Запах усилился. Это был неприятный запах человеческого пота. Она закрыла глаза. Снова хрустнула ветка. Она тут же раскрыла глаза и крепко сжала влажный комок земли, так что из него потекла вода. Ее дыхание стало тихим и редким.

Краем глаза она заметила промелькнувшую тень. На шею упала петля из тонкой грубой бечевки... петля затянулась и чуть не задушила ее. Лолли выпустила из руки комок земли и вцепилась в бечевку, стараясь высвободиться.

Что-то пронеслось со свистом мимо нее. Ее даже коснулся ветерок. Затем послышался тупой удар. Бечевка мгновенно ослабла. Рядом с ней упал испанский солдат с ножом в груди. Тишину пронзил вопль ужаса. Ее собственный.

Из кустов прямо перед ней вышел Сэм, совершенно рассвирепевший. Он подошел к солдату и пинком перевернул его на спину.

– Господи... – Лолли закрыла лицо руками.

– Пошли, нужно убираться отсюда. – Он схватил ее за руку и рывком поднял с земли, затем убрал свой нож в чехол.

Лолли не осмеливалась оглянуться, только несколько раз глубоко вздохнула, чтобы успокоить громко бьющееся сердце. Затем она посмотрела на Сэма. На его суровом лице не осталось почти ничего человеческого. Плотно сжатые тонкие губы, суровый взгляд. Он смотрел на нее с холодной властностью. Потом бросил и на мертвеца взгляд, полный ледяной безжалостной злобы.

Казалось, они идут целую вечность, если судить по тому, как гудели ее ноги. А Сэм шел все так же прямо, бодро и очень внимательно, впрочем, последние двадцать минут он чуть замедлил шаг и перестал гаркать на нее. Только ругался, когда она падала, как, например, только что.

– Шевелись. – Он схватил ее за руку и потащил за собой.

– Нас преследуют?

– Похоже, нет.

– Но тот человек, которого ты убил...

– Возможно, он и шел за нами или его оставили, чтобы не пустить мятежников обратно на пароход. Теперь это не важно. Он мертв.

По его тону Лолли поняла, что разговор закончен.

Через несколько сот ярдов они оказались на берегу реки, в том месте, где Сэм вытащил ее. На противоположной стороне был причален пароход, и Лолли остановилась, предположив, что теперь им придется переправляться через реку, хотя лично она предпочла бы больше не ступать на этот пароход.

Лолли ошиблась. Сэм пошел по берегу вдоль реки.

– Куда мы идем? Пароход ведь здесь.

– Мы не можем им воспользоваться. – Он продолжал шагать, не замедляя хода. – Двигатель изрешетили пули. Этот пароход все равно что труп на воде, и с тобой то же самое произойдет, если не будешь шевелиться.

Лолли засеменила быстрее, обрадовавшись, что не придется плыть на пароходе.

– Ой, как хорошо!

Он остановился и нахмурился:

– Я понимаю, что у нас с тобой разная логика, но никак не могу взять в толк, почему ты была бы рада оказаться трупом на воде.

Лолли рассмеялась:

– Я имела в виду совсем другое. Я обрадовалась, что не придется плыть.

Сэм молча уставился на нее, задумчиво потирая подбородок и кивая, словно отлично ее понял.

– Очень разумно. Вместо легкой двухчасовой прогулки по реке на пароходе ты предпочитаешь тащиться по джунглям и грязи много миль.

Презрительный взгляд больно уколол гордую Лолли. Этот человек обращался с ней так, словно у нее не было мозгов, а сама она никчемная и заносчивая аристократка. Лолли решила не упоминать о морской болезни.

– Мне не нравятся пароходы.

Он что-то пробормотал неразборчиво.

– Что ж, мисс Лару, надеюсь, ходить пешком вам не менее приятно, чем молоть языком, потому что до залива полдня пути, и то для тренированного солдата.

Он оценивающе оглядел ее сверху вниз, покачал головой, и по его виду она поняла, что мнение о ней он составил не лучшее. В его тоне всегда не хватало почтительности, и это больно задевало Лолли. Она ведь не виновата, что родилась в достатке, а он в бедности. Несправедливо, что он невзлюбил ее за то, в чем нет ее вины. Все равно что ненавидеть человека из-за формы его носа, цвета глаз или волос.

Каждый раз, когда она пыталась быть любезной – например, когда предложила ему свою порцию риса или хотела помочь после жестокого допроса, – он грубо отвергал все ее попытки, и она терялась от такой реакции, не зная, как быть. Ей было ужасно больно, и все, что она могла сделать, – это отправиться в свой темный, пустой угол, потому что, когда она сидела в своем углу, Сэм переставал быть таким противным.

Она не понимала ни его, ни его грубого мира, и от этого ей было страшно. Рядом с ней сейчас не было никого из братьев, а ей так хотелось увидеть знакомое лицо, хотя бы Джеда. Он, конечно, самый суровый из братьев, но Лолли знала, что он любит ее.

Теперь у нее никого не было, кроме Сэма, а для Сэма Форестера она не существовала. Он не понимал, как отчаянно она хотела увидеть рядом что-то знакомое, обычное. Этому желанию больше всего отвечал Сэм. Он был мужчина, как ее братья, и американец.

Сэм ткнул ее винтовкой:

– Шевелись! Если, конечно, хочешь увидеть своего папочку.

Очень грубый американец, поправила она себя. Уязвленная таким отношением, она собрала остатки доброй старой южной гордости, выпятила подбородок и зашагала на нетвердых ногах в самые заросли, то и дело увязая каблуками. Гордый проход длился пять шагов, даже меньше, потому что она упала лицом вниз в мокрый, издающий резкий запах куст. Пытаясь подняться на ноги, она сумела выползти назад ровно настолько, чтобы он вытянул ее.

Он не стал этого делать. Король чикагских трущоб прошествовал мимо... Проклятый, высокомерный янки.

Глава 9

Сэм сунул ей в ладонь порцию жилистого вяленого мяса. Лолли уставилась на сморщенный коричневый кусочек, словно это был засушенный таракан. Сэм впился зубами в свою порцию и замотал головой, чтобы оторвать полоску. Вяленое мясо всегда жесткое, но такого жесткого и соленого ему еще не попадалось. Она смотрела, как он жует, и лицо ее выражало удивление, любопытство и даже легкий испуг.

– Вяленая говядина, – объяснил он, отрывая зубами еще одну соленую полоску.

Она снова посмотрела на предложенный кусок, затем медленно поднесла его ко рту и вонзила в него зубки. Глаза ее расширились. Он наблюдал за ней, не переставая жевать. Стараясь оторвать полоску от куска, она принялась водить зубами взад-вперед – бесполезный метод, как он знал по опыту. Она слегка потянула кусок, зажав его зубами. Сэм спрятал улыбку и запихнул в рот следующий кусок. Лолли продолжала свои попытки, сосредоточив все силы на том, чтобы откусить кусочек говядины.

Господи, вот это было зрелище! Лолли с решительным видом подтянула колени и уперлась дурацкими каблуками в мягкую землю, явно для большего равновесия. Изнеженная красавица южанка, которая еще недавно милым голоском просила подать ей столовый прибор, сидела теперь, привалившись спиной к грубому стволу кокосовой пальмы, жалкая, грязная, со спутанными волосами, и, опустив голову, вгрызалась в кусок старой высушенной говядины, изо всех сил тянула и дергала его не хуже тягловой команды, впряженной в фургон.

Должно быть, она расслышала, как он фыркнул, потому что внезапно подняла на него глаза и зарделась.

Он ухмылялся. Вздернув подбородок, она повернулась к нему боком, стараясь спрятать лицо, и снова вгрызлась в кусок мяса. На ее грязном лице была написана решительность. С упрямством армейского мула она вцепилась в кусок обеими руками и напряглась всем телом, чтобы оторвать полоску.

Наконец получилось. Руки ударились о колени, а во рту, искривленном гримасой, осталась сухая полоска. Сэм ждал, когда она начнет жевать. И она начала. Лицо у нее напряглось, глаза широко раскрылись, губы кривились, когда нижняя челюсть прижимала к верхней мясо, напоминавшее подметку.

Но еще смешнее искривленного рта было выражение ее лица. Она часто моргала, глаза налились слезами, губки надулись.

– Соль тебе полезна. – Он откусил следующий кусок и помахал в воздухе полоской мяса, придавая весомость своим словам. – Помогает против обезвоживания в тропической жаре.

У нее раздулась одна щека.

– Моо мне воы?

Он постарался не расхохотаться.

– Что? Не пойму. – Он прекрасно ее понял, но не мог упустить такой случай позабавиться.

Она переместила неразжеванный кусок за другую щеку, из глаз у нее уже текли слезы, и вид был совсем расстроенный.

– Воы, поалуста!

Сэм ждал, приняв задумчивый вид.

Она показала на фляжку у него на поясе:

– Воы! Воы!

– Ах... воды. – Он щелкнул пальцами.

Она энергично закивала. Он поднялся, отцепил фляжку и передал ей. Лолли схватила ее быстрее, чем карманник с Куинси-стрит. Отвернула колпачок, но не смогла снять. Взглянула на Сэма снизу вверх. Лицо ее выражало отчаяние.

– Откой, поалуста... быссо!

Ему понадобилась вся его воля, чтобы перестать мучить ее и дальше. Выражение ее лица тронуло человеческую струнку, спрятанную глубоко в его душе. Он взял из рук девушки флягу и снял колпачок.

Позабыв о своих манерах, Лолли вцепилась во флягу и сделала большой глоток. Быстро пожевала, затем глубоко вздохнула и проглотила. Судя по размеру откушенного куска, Сэм решил, что тот опустился в ее желудок как гиря. Лолли задохнулась и отпила еще воды.

– Закругляйся с ужином, Лоллипоп. Нам пора в путь.

Сэм взглянул на небо, пытаясь определить, сколько у них времени до наступления темноты. Оказалось, не много. Он ошибся, решив, что они дойдут до залива за полдня. Проста переоценил ее силы.

– Я уже сыта, спасибо. – Она вернула ему оставшееся мясо и флягу.

Мясо он положил в ранец, фляжку прицепил на пояс, потом обернулся, чтобы помочь ей подняться. Лолли, отвернувшись, ногтем ковыряла в зубах.

– Пошли.

Она выпрямилась и поспешно опустила руку на колени. Вспыхнув, она бросила на него виноватый взгляд, словно Сэм застал ее за чем-то предосудительным.

– Можешь ковырять в зубах сколько душе угодно, я не возражаю. – Он поднял ее с земли.

Она сердито отряхнула юбку.

– И вовсе я не ковыряла в зубах.

– Ну конечно.

– Мне нужна зубная щетка, – заявила она, словно один этот предмет мог решить все ее проблемы.

Схватив ее за руку, Сэм пустился в заросли, шагая быстрее, чем прежде.

– Мы обязательно остановимся у следующего «Маршалла Филда»[5] и купим тебе щетку, а заодно и серебряный чайный сервиз, и вычурные маленькие чашечки.

Она пробормотала, что ждет не дождется, когда они доберутся до бухты и она с ним распрощается.

– Я думаю о том же, – бросил он через плечо и пошел в два раза быстрее, чем прежде.

Лолли споткнулась.

– Ты не можешь помедленнее?

– Нет. – Он волок ее через пальмовую рощицу.

Она бурчала что-то насчет несносных янки, которые не умеют вести себя по-джентльменски.

Сэм отпустил пальмовую ветвь, которую сначала галантно отвел в сторону. Ветка ударила ее по лицу. Лолли задохнулась от возмущения, но он, не обращая внимания, продолжал идти, как во время марш-броска с полной выкладкой.

Солнце опускалось в зеркальную воду сверкающим розовым шаром, расцветив иссиня-черное небо радужными красками тихоокеанского заката: золотисто-оранжевым, ярко-розовым, бледно-лиловым и темно-пурпуровым. Вокруг жемчужных вод залива вытянулся пляж с белым песком, за которым вставала стена густого изумрудного леса на фоне остроконечных гор, окрашенных багрянцем быстро исчезающего солнца.

Лолли привалилась к дереву и, пытаясь отдышаться, наблюдала, как Сэм вышагивает по белому песку. Легкие так горели от бега, что ей казалось, будто палящее солнце опускается прямо в ее пересохшее горло. По лицу тек пот, руки зудели от укусов москитов, словно она провела ночь на ядовитом дубе, ноги были в синяках. Бедные ножки, они растерты и в мозолях.

– Ты видишь корабль? – Она поскребла сломанными ногтями зудящую руку.

Он продолжал вышагивать. Остановился только раз, чтобы ногой поддать песок.

– Его здесь нет.

– Ты уверен?

Он со злостью посмотрел на нее, указывая рукой на тихий пустой залив:

– Ты видишь где-нибудь этот чертов корабль?

Надежда умерла, и Лолли прошептала:

– Я просто подумала, что, может быть, не заметила его.

– Вы не заметили его, мисс Лару, потому что его тут нет. Мы опоздали.

Он в бешенстве носился вдоль берега, спрашивая у самого себя, что теперь с ней делать, будь оно все проклято. По его разгневанному тону и побагровевшей шее было ясно, что он не обрадуется ее следующему вопросу. Ей хотелось узнать, что им делать дальше, но в целях личной безопасности она решила повременить с вопросом. Сейчас еще не время задавать его, поэтому она принялась пересчитывать укусы на руке.

Он сказал что-то насчет подсадных уток и прибавил, что проще самим застрелиться, потому что они уже покойники. Лолли как раз добралась до двадцать второго укуса, когда Сэм неожиданно остановился, резко повернулся и снял с плеча винтовку.

Янки собирался пристрелить ее! Он отвел какую-то щеколду, и та смертоносно щелкнула.

Лолли зажмурилась. Спина у нее выпрямилась, мускулы маленького тельца напряглись. Она произнесла про себя последнюю молитву в своей жизни о прощении, поборов желание завизжать.

Винтовка выстрелила – Лолли ожидала, что ее пронзит пуля.

«Ничего не почувствовала. О Господи, я, наверное, умерла!»

Снова прогремел выстрел. Она сползла вниз по дереву, но по-прежнему ничего не чувствовала. Открыла один глаз, ожидая увидеть святого Петра у врат небесных.

Но все, что она увидела, – широкую спину Сэма. Он стоял лицом к заливу, держа винтовку вертикально, сделал третий выстрел, после чего долго вглядывался в горизонт. Лолли облегченно выдохнула.

– Проклятие! – Он всадил приклад винтовки в песок и обернулся. – Мы упустили их. Неслись как угорелые и все равно опоздали, черт бы их побрал.

Лолли взглянула на залив, пустой залив, и только сейчас все поняла. Отец не стал дожидаться. Она так мало для него значила, что он не подождал ее. А может быть... может быть, он вообще не приезжал – эта мысль так больно уколола, что Лолли чуть не вскрикнула. Сердце забилось где-то в горле. Лолли осталась одна. Хуже чем одна – она осталась с Сэмом.

Внезапно из глаз брызнули слезы. Откуда-то из глубины наружу рвались рыдания. Лолли сползла бесформенной массой на прохладный песок. Она все плакала и плакала, и хотя слышала издалека проклятия Сэма, никак не могла, остановиться.

Она одна, братья очень далеко и, наверное, даже не подозревают, что с ней произошло. А родному отцу на нее наплевать. Все страхи, которые она загнала поглубже, отказываясь в них верить, всплыли на поверхность.

Отец ни разу не приехал домой к своей дочери потому, что ему было на нее наплевать. Лолли рыдала, горько сожалея, что не родилась мальчиком. Тогда бы он приезжал домой. Тогда бы она не оказалась на этом ужасном острове, привязанная к человеку, которому такая обуза была нужна не больше, чем ее отцу. Последняя убийственная мысль совсем ее доконала.

– Прекрати, Лолли! Перестань!

Сэм направился к ней. Она сидела, раскачиваясь из стороны в сторону и поскуливая. Ему хотелось дать ей пощечину, но он удержался. Он поднял ее с земли. Она плакала и вырывалась из рук, и тогда он сделал то, что было, по его мнению, единственным выходом: швырнул ее в залив.

Не обращая внимания на всплеск, он повернулся, вышел из воды на берег и, усевшись на песок, принялся ждать, когда она тоже выберется из воды, промокшая, но успокоившаяся. Она не выбралась, правда, успокоилась. Вой прекратился, вместо него слышались плевки и кашель. Затем последовал судорожный взмах руками над водой, и Лолли пошла ко дну, как камень.

Черт! Сэм вскочил и кинулся к тому месту, куда бросил ее. Вода едва доходила ему до плеч, но Лолли была гораздо ниже ростом. Он пошарил и вытащил ее со дна, потом взвалил себе на плечи. Выйдя на берег, Сэм положил ее на все еще теплый песок и принялся выкачивать воду. Она долго кашляла и отплевывалась, потом затихла, начала дышать нормально, но было видно, что она обессилена.

Сэм смотрел на нее и думал, не послана ли эта женщина ему в виде кары за все то дурное, что он совершил за свою нелегкую жизнь. Но если так, то наказание было хуже, чем любое из его прегрешений. Лолли перевернулась на спину и застонала. Закрыв глаза рукой, она полежала так некоторое время и посопела. Наконец решилась заговорить бесстрастным и едва слышным голосом:

– Если ты собрался меня убить, то сделай это сейчас.

Ну вот, теперь пошла драма. Он с отвращением покачал головой.

– Поднимайся. Никто не собирается убивать тебя, но если будешь продолжать в том же духе, сама навлечешь на нас погибель.

Она чуть сдвинула руку и взглянула на него красными, припухшими глазами.

– Сомневаюсь, что ты утонула бы на такой глубине. Там было меньше шести футов.

Сэм поднял винтовку и перезарядил.

– Я не умею плавать!

Он уронил патроны на песок и ошеломленно уставился на нее.

– Что, черт возьми, ты хочешь сказать? Все умеют плавать.

– Возможно, все мужчины умеют плавать, но не я. – Лолли приподнялась и села. – Там, откуда я родом, женщины не плавают. Меня не учили плавать, потому что братья не считали плавание безопасным и достойным занятием для утонченной леди.

– Не думал, что бывают передряги и похуже, – пробормотал он, наклоняясь, чтобы собрать с песка патроны. – Видно, ошибся.

– И все-таки ты пытался утопить меня. – В ее голосе отчетливо прозвучали ноющие нотки, чего он раньше не замечал.

Лолли продолжала сидеть к нему спиной. Обхватив колени, она уставилась на темную воду.

– Если бы я хотел утопить тебя, то давно бы это сделал. А если еще раз назовешь меня проклятым янки, хотя бы шепотом, то я так и поступлю. – Он с трудом нацепил ранец, а она все продолжала сидеть не шевелясь. – Вставай, нам нужно уходить отсюда.

– Почему?

– Потому что я стрелял. На корабле твоего папочки скорее всего выстрелов не услышали, зато их мог услышать кто-то другой, и я не хочу болтаться здесь, чтобы выяснить, кто именно. – Он протянул ей руку, чтобы помочь подняться.

Взглянув на руку, она вздернула носик и снова уставилась на залив.

– Хочешь еще раз отправиться поплавать?

Она тут же обернулась, их взгляды встретились.

– Лучше не провоцируй меня, – предупредил он.

Она вняла его словам, поднялась и стала стряхивать сырой песок с промокшего платья. За сегодняшний день она во второй раз вымокла с головы до пят. Тут он припомнил...

– Объясните-ка мне кое-что, мисс Лару. Какого черта вы прыгали с парохода, если не умеете плавать?

Лолли, расправив юбки, продолжала бороться с песком.

– Я целилась на бочку.

– Я не об этом спрашиваю. Зачем ты вообще прыгала?

– Меня укачало, – пробормотала она.

Секунду он обдумывал ее ответ, пытаясь найти какую-то логику, но убедился, что это бесполезные поиски.

– Поэтому ты предпочла утонуть. Очень разумно.

– Я же сказала, что думала поймать бочку!

– Давай посмотрим, правильно ли я все понял. – Он облокотился на винтовку. – Тебя укачивает.

Она кивнула, потупившись.

– И поэтому, вместо того чтобы остаться на судне и потерпеть легкую тошноту, ты решила спрыгнуть под пулями в воду прямо посреди реки – и это при том, что ты не умеешь плавать, – в надежде прицепиться к какой-то там бочке.

– Это была вовсе не легкая тошнота, и в тот момент мой поступок был разумен.

Он презрительно фыркнул. Она обернулась и посмотрела па пего.

– В самом деле! Я говорю искренне.

– Ты можешь быть искренней и в то же время оставаться глупой.

– Тогда почему бы тебе просто не бросить меня здесь! – Она отвернулась, скрестив руки на груди, как разобидевшийся, избалованный ребенок.

– Решила записаться в великомученицы?

– Ненавижу тебя!

– Отлично. А теперь соберись-ка с силами и топай своими изнеженными ножками за мной. – Сэм перекинул винтовку через плечо, повернулся и двинулся на северо-восток.

Скоро он понял, что она не идет за ним. Было подозрительно тихо – ни ворчания, ни мычания, ни скулежа, ни шума падения в кусты. Сэм остановился и сосчитал до десяти, потом до двадцати. Дойдя до ста пятидесяти, он решил, что достаточно успокоился, чтобы повернуть назад.

На месте, где он оставил ее, было пусто. Только вмятина на песке. Берег был темен, луна показалась на небе лишь тонким серебряным серпом. Он оглядел песчаную полосу и там, где начиналась стена джунглей, заметил цветное пятнышко. Лолли сидела возле кокосовой пальмы, подтянув колени и опустив на них голову. Маленький пальчик ковырял в зубах.

Сэм покачал головой при виде жалкого зрелища и в сотый раз чертыхнулся, спрашивая себя, что с ней делать. Она, должно быть, почувствовала его присутствие, потому что посмотрела в его сторону. Он подошел к ней и остановился, не сказав ни слова.

– Я хочу домой, – заскулила она, уткнувшись в колени.

Сэм даже ухом не повел.

– Я хочу спать на кровати. Я хочу есть настоящую еду. Я хочу принять ванну. Но больше всего я хочу вычистить из зубов это дурацкое вяленое мясо!

– Это все?

– Не знаю.

Сэм ждал. Лолли прислонилась спиной к стволу дерева, не сводя глаз с залива.

– А вдруг они все-таки вернутся?

– Нет.

– Что ты собираешься со мной делать?

Сэм рассмеялся:

– Если бы я знал!

– Ты не можешь отвезти меня домой?

– Забудь об этом.

– Прошу тебя.

– Кто я такой, как по-твоему? Романтический герой из книжки? Я сказал, забудь. Во-первых, это слишком опасно, а во-вторых, у меня нет времени. Мне нужно вернуться в мой лагерь. Я должен выполнить свою работу. А теперь поднимайся.

– Я хочу домой.

– А теперь...

– Я хочу принять ванну.

– ... поднимайся.

– Я хочу почистить зубы.

– Живо!

Лолли гордо выпрямилась, отвернулась от него и чуть глубже погрузила каблучки в песок.

– Я сказал, живо!

– Нет.

Он сбросил винтовку и ранец, затем схватил ее за плечи, грубо поднял и прислонил к стволу дерева. Наклонившись к ее лицу совсем близко, он процедил сквозь зубы:

– Сейчас ты как миленькая потопаешь за мной. И будешь вести себя тихо!

Она вздернула подбородок.

– И не подумаю, пока не скажешь, куда ты меня ведешь!

– В лагерь Бонифасио! – рявкнул он.

– Это что, еще один командир партизан?

– Да.

– Ну и что ты собираешься делать, продать меня ему, чтобы он тоже получил выкуп?

Сэм уставился на нее, продолжая держать кулак возле заплаканного личика строптивицы. Последнее заявление несколько озадачило его. И он еще называл ее глупой? Да он сам чертов дурак.

Она только что подсказала ему решение. Все равно придется тащить ее с собой. Так почему бы заодно Бонифасио не подержать ее в заложницах ради выкупа? Андресу деньги нужны не меньше, чем Агинальдо. И никакого полковника Луны в лагере Андреса нет. Офицерами у него служат Сэм и Джим Кэссиди. Они не позволят, чтобы с ней что-нибудь случилось. Все складывалось не так плохо.

Сэм не понимал, почему сам не подумал об этом. Наверное, виновата жара или эта полоумная женщина, потому что выходец из чикагских трущоб никогда бы не пропустил такую возможность. Наверное, он уже слишком стар для подобных дел, ведь возраст не щадит никого.

Ладно, он подумает об этом, когда все будет кончено, а до тех пор ему предстоит заботиться о ее безопасности. В конце концов, она беззащитная женщина, к тому же американка. Да и он сможет срубить немного деньжат на стороне. Бонифасио наверняка выделит ему премию – часть выкупа.

– Что ты там разглядываешь? – настороженно поинтересовалась Лолли.

– Ничего, мисс Лару, абсолютно ничего. – Сэм улыбнулся и отпустил ее плечи. – Мы с Бонифасио позаботимся, чтобы ты добралась до своего папочки в целости и сохранности. Ну а теперь пошли. Чем скорее ты тронешься с места, тем скорее окажешься дома. «И тем скорее я получу свою премию», – подумал Сэм, насвистывая и глядя, как она ковыляет впереди него.

Глава 10

– Ты бы лучше поела.

Лолли взглянула на чудовищный кусок вяленого мяса. Это все, что Сэм дал ей за последние два дня. Но с нее хватило той соленой жилистой подметки, часть которой навсегда застряла у нее в зубах. Лолли была голодна, но, глядя на сморщенную коричневую полоску, поняла, что никакой голод не заставит ее притронуться к этой ужасной пище.

Прислонившись к холодной скале, она наблюдала за Сэмом. Тот проглотил кусок, затем посмотрел на нее и улыбнулся, словно они присутствовали на каком-то приеме, устроенном в его честь. Ее несчастья как будто даже доставляли ему удовольствие. Впрочем, это было бы совсем подло.

Сэм отхлебнул воды и передал флягу ей. Он смотрел на нее немигающим карим глазом, словно ждал, что она выкинет в следующую минуту. Она хотела сделать вид, что не замечает его, но потом решила, что это глупо. Ей нужна вода, особенно если она не собирается есть.

Лолли взяла флягу и, прежде чем отпить глоточек, протерла горлышко нижней юбкой. Погоняла воду во рту и только потом проглотила.

– Я сказал, поешь.

– Нет.

– Задумала уморить себя голодом? – Сэм поднялся, забрал флягу, затем надел ранец и перекинул через плечо свою драгоценную винтовку.

– Это... это мясо застревает в зубах. – Она уронила кусок на колени и снова принялась чесать руки.

– Отдай.

Она протянула ему кусок и поняла по его виду, что он готов снова тронуться в путь. Этот человек никогда не отдыхал, почти не спал. Наверное, в нем вообще нет ничего человеческого.

– Я устала.

Он проворчал что-то неразборчивое.

– Я устала, – повторила Лолли со вздохом, глядя на бесконечный лабиринт зеленых джунглей.

Ей казалось, что, если придется снова пробираться сквозь заросли, она тут же умрет. Ею овладела такая жалость к себе, что она заговорила с джунглями, высказывая свои горести:

– Я хочу принять ванну. Я хочу спать на кровати, любой кровати с настоящими простынями. Я хочу есть настоящую еду и носить чистую одежду. – Она провела языком по зубам, нахмурилась и добавила: – И я хочу почи...

Она замолкла на полуслове. Сэм в упор взирал на нее, ожидая, когда она выговорится. Лолли ответила ему таким же злобным взглядом.

– А я хочу, чтобы ты перестала скулить, но, наверное, мне это светит так же, как тебе получить зубную щетку. Теперь пошли. – Сэм все стоял над ней и ждал, когда она соизволит подняться. – Когда мы доберемся до лагеря, ты сможешь принять ванну, – добавил он.

– Я устала и не могу дальше идти. – Лолли обмякла и поднесла вялую руку ко лбу в абсолютной уверенности, что в любую секунду у нее начнется головная боль. – Разве нельзя посидеть здесь немного и отдохнуть?

– Нет, нельзя. – Сэм протянул руку. – Поднимайся.

Лолли дважды вздохнула, позволила ему поднять себя, затем принялась стряхивать прилипшие листья. Покончив с этим, она начала расчесывать укусы на руках, Сэм к этому времени уже исчезал в джунглях чуть ли не бегом. Юлайли вздохнула, собираясь с силами, и поплелась за ним.

Последние два ужасных, чудовищных дня она только и делала, что плелась хвостом за неутомимым Сэмом. Каждый раз, когда она начинала петь, он грозился снова заткнуть ее рот кляпом. Она пыталась разговаривать с ним. Иногда он отвечал, иногда ворчал, а чаще всего просто не обращал на нее внимания. Ей ничего не оставалось, как расчесывать укусы и жалеть себя, что было не слишком трудно, ведь ее заставляли шлепать по липкой коричневой грязи и продираться сквозь заросли, больно царапавшие руки и лицо, заросли, в которых жили всевозможные ползучие твари, какие только бывают на свете.

Но хуже всего приходилось в ночное время. Первую ночь они спали на грязном мшистом утесе в трех футах друг от друга. Лолли устроилась подальше от края, опустившись в темноте на вонючий мох, прислушиваясь к незнакомым звукам – шорохам, жужжанию, щебету и стрекотанию – и спрашивая себя, какие мерзкие создания способны их издавать.

Ранец служил отличной подушкой, поэтому Сэм забрал его себе, а она спала, подложив под голову истерзанную москитами руку. Лолли попыталась заговорить с ним, но он велел ей заткнуться и спать. Больше она не услышала от него ни звука, пока он не пнул ее... то есть разбудил... на следующее утро.

Во вторую ночь они не нашли никаких скал, поэтому спали под деревом. По крайней мере Сэм спал, она – нет. Поэтому на следующий день ей пришлось довольно туго. Она еле переставляла ноги. «Даже москиты поняли это», – думала она, отгоняя рой насекомых от лица дурацкой пальмовой ветвью.

Целую милю она спотыкалась на острых кусках застывшей черной лавы, которые впивались в подошвы туфель и резали ей руки, когда она падала. После такого испытания ей не составило труда найти виновника своих бед.

Решительно прибавив шагу, она вознамерилась сообщить Сэму, сколько несчастий он навлек на ее голову. Вместо того чтобы смотреть под ноги, Лолли не сводила глаз с его спины, поэтому и упала, поскользнувшись на скользком камне. С трудом поднявшись на разбитые колени, она посмотрела наверх, ожидая, что Сэм поможет ей. Но он даже ничего не заметил. Она смотрела, как его широкая, чудовищная спина в прилипшей рубахе легко продирается сквозь заросли, словно Сэм был не в джунглях, а на воскресной прогулке в парке. Лолли поднялась и гневно последовала за ним.

Она чувствовала себя несчастной, разбитой, усталой, и ей нужно было свалить свои несчастья на кого-то или на что-то. В конце концов, ей нужно было выговориться. Нет ничего хуже, когда в трудную минуту не с кем поделиться своим несчастьем.

Если Лолли вынуждена играть роль мученицы, то все должны знать об этом.

С трудом передвигая ноги в липкой грязи на дне глубокой ямы, Лолли гневно взирала на огромную спину Сэма и старалась догнать его, чтобы высказать ему все, что она о нем думает. Слабый голос рассудка говорил ей, что она несправедлива, но ведь все с ней случившееся тоже было несправедливо. Оказаться посреди диких джунглей с человеком, от которого никак не отвязаться, хотя он тоже никак не может отвязаться от нее. Да и в эту минуту она меньше всего думала о справедливости. Лолли хотела попасть домой, выкупаться и совершить прогулку в удобной карете под вековыми дубами, а не тащиться, как мул, по этому влажному, липкому острову.

Они приблизились к краю ямы, которая расширилась и углубилась. Сэм по-прежнему шагал впереди нее. Он первым полез вверх по отвесной стенке и, подтянувшись на руках, вылез наружу. Лолли оставалась на дне, обстоятельства вынудили ее смотреть на своего спутника снизу вверх. Не очень удобное положение для выговора. Лолли решила обсудить наболевшее позже, когда Сэм поможет ей выбраться.

Сэм обернулся к ней:

– Протяни мне руки и упрись ногами в стенку.

Она смахнула с лица грязные волосы и протянула к нему ладони.

– Постарайся найти мелкие камешки.

Она принялась ощупывать стену правой ногой, пока наконец не почувствовала твердый камень. Лолли кивнула.

– Отлично. Теперь скажешь, когда хорошенько упрешься. Я в эту же минуту вытяну тебя наружу. Поняла?

– Ага. – Она встала на небольшой каменный выступ. – Тяни.

Сэм потянул. Она оттолкнулась. Нога у нее поскользнулась, и она запаниковала, почувствовав, что теряет равновесие. Естественно, она отняла руки и вцепилась в край ямы.

Его тело пролетело над ней. Лолли услышала всплеск за спиной и поморщилась. Над поверхностью лужи появилась темная голова, потом широченные плечи.

Если бы взглядом можно было убивать, она была бы уже мертва. Если бы взглядом можно было зажечь огонь, она бы уже превратилась в пепел.

– Туфля соскользнула, – объяснила Лолли, чувствуя, что ему не нужны никакие объяснения.

Ему нужна месть. Сэм протянул к ней руки. Лолли зажмурилась, стиснула зубы и ждала. Огромные лапы крепко обхватили ее за талию. Он поднял ее из ямы и посадил не очень нежно на каменный край. В ту секунду, когда он отпустил ее, она поспешила отползти подальше.

Не успела она глазом моргнуть, как он вылез из ямы и навис над ней – грязный великан. Он сорвал с нее туфли и зажал одну под мышкой. Вторую взял в руку и ухватился за маленький квадратный каблучок в стиле Людовика XV. Потом он принялся сворачивать каблучок с такой силой, что Лолли услышала треск.

– Что ты делаешь с моими туфлями? – Она неловко вскочила и попыталась отобрать у него туфлю.

Он оторвал каблучок и бросил через плечо, потом, проделав то же самое со вторым, сунул искореженные туфельки ей в лицо. Лолли взглянула на них и подавила слезы унижения. Розочек на туфлях не было – она потеряла их где-то по пути, – а теперь он еще и каблуки оторвал. Туфли как бы являлись символом теперешнего ее убогого состояния.

– Если ты опять примешься реветь, клянусь Богом, я брошу тебя здесь. – Было видно, что Сэм кипел от гнева.

Лолли засопела.

– Я хочу есть. Я хочу домой. Я хочу принять ванну.

– А я хочу раздобыть намордник, – пробормотал он.

Она взглянула на него, вытирая слезы.

– Так вот чего ты хочешь! Надеть на меня намордник, как на какую-то дворнягу. – Лолли внимательно посмотрела на свое платье. Когда-то оно было все розовое с белым, а теперь превратилось в грязно-коричневое с зелеными пятнами от растений. Потом Лолли дотронулась до всклокоченных волос. – Впрочем, вид у меня действительно как у дворняжки.

– Даже еще хуже. – Он ухмыльнулся, словно сказал что-то смешное, и подтолкнул к ней туфли винтовкой. – А теперь надевай это, Бобик, и пошли на прогулку.

Лолли уже ни о чем не думала. В ту секунду, когда он назвал ее Бобиком, она потеряла способность думать и швырнула туфли в самодовольно ухмылявшуюся физиономию. Одну туфлю Сэм поймал, вторая пролетела над его правым плечом. Взглянув лишь раз на его лицо, она поняла, что зашла слишком далеко. Сэм бросил винтовку, скинул с плеча ранец и медленно направился к ней. Лолли попятилась, вытянув перед собой руки:

– Не смей ко мне прикасаться!

Сэм вытянул огромный острый нож, который называл мачете, и продолжал наступление. Лолли завизжала и собралась удирать. Он схватил ее за платье и пригвоздил к стволу дерева. Их взгляды встретились: она смотрела испуганно, он – злобно.

Лолли крепко зажмурилась и подняла руки ладошками вверх, как бы сдаваясь:

– Ну давай же, убей меня! Я хочу умереть!

Ничего не произошло, он даже не шевельнулся. Но тут Лолли почувствовала, как к ее шее прижался острый кончик ножа.

– Я терплю вас, мисс Лару, только потому, что у меня нет другого выбора. И в лагерь веду, потому что вынужден, но не советую чересчур полагаться на свою удачу. Если вы сейчас считаете себя такой несчастной, то поиграйте еще у меня на нервах, и я покажу, что такое настоящее несчастье.

Лолли мгновенно открыла глаза. Едва заметно шевельнув ножом, он срезал кружево с ее платья. У Лолли перехватило дыхание.

– Не хотите ли попробовать, каково это – пройтись по джунглям нагишом?

Она с трудом сглотнула. Он схватил подол ее юбки и отсек его, как повар отсекает хвост у морковки. Когда он отпустил юбку, то она повисла лохмотьями, едва прикрывая ободранные коленки. Оглядев Лолли с ног до головы, он приподнял ее руку, всю в красных расчесах, и заговорил очень спокойно и уверенно:

– Москитам будет где разгуляться на такой белой, нежной, аристократической коже.

Он не сможет так низко поступить – разрезать всю ее одежду, пыталась успокоить себя Лолли. Но лицо его говорило обратное. Сэм снова поднял нож и дотронулся острием до шва на горловине.

– Здесь растут пальмы с такими острыми листьями, что они могут разрезать кожу быстрее, чем мачете.

Он чуть надавил ножом. Лолли почувствовала, как нити на шве лопаются.

– Хочешь испытать меня?

Онемев от страха, Лолли затрясла головой.

– Тогда надевай эти туфли и топай. И не смей даже пикнуть. – Он отпустил ее, отошел на шаг и крикнул: – Сию секунду!

Никогда в жизни она не действовала так проворно. Схватив туфлю, она поспешила за второй, лежавшей возле олеандра. Там она принялась с трудом втискивать облепленную грязью ногу в туфлю.

По-прежнему сжимая мачете побелевшими пальцами, Сэм неслышно, как зверь, шагнул к ней.

– У тебя десять секунд. Раз...

Лолли ухватилась за ветку и вколотила ногу в туфлю.

– Четыре...

Она пыталась надеть вторую туфлю, вцепившись мертвой хваткой в олеандровые ветви. Она так торопилась, что туфелька выскочила у нее из руки. Запаниковав, Лолли наклонилась, не спуская настороженного взгляда со своего мучителя.

– Шесть...

Она с такой силой насадила туфлю на ногу, что даже хрустнули пальцы.

– Восемь...

Пятка никак не надевалась, поэтому Лолли за неимением рожка помогла себе пальцем. Туфля была наконец надета как раз тогда, когда он совсем близко поднес нож.

– Десять. Топай!

И Лолли потопала, причем быстро.

Лолли опустилась на камень и обхватила гудящую голову. На лицо ей упала прядь грязных волос. От них шел неприятный запах. От нее самой шел неприятный запах. Все тело ныло от боли и голода. В глубине ее души осталась крошечная надежда: вот она сейчас проснется, и окажется, что ей приснился страшный сон. Лолли посмотрела вокруг. Нет, все это происходит с ней наяву.

Закрыв глаза, она сдавила ладонями горящие тяжелые веки. У нее есть только одно утешение: неутомимый Сэм наконец дал ей возможность отдохнуть, наказав не двигаться, пока он пойдет искать бог знает что.

Подумать только... велел ей оставаться на месте, хотя пройти одной по диким, жутким, проклятым джунглям для нее равносильно тому, чтобы превратить воду в вино. Жаль, ей это не под силу. Немного вина сейчас было бы кстати. Лолли облизнула губы.

В сотый раз она пожалела о том, что не родилась мужчиной. Мужчина бы знал, что делать. Ему бы с детства прививали умение выживать, а не знание этикета, от которого здесь было столько же толку, сколько от мокрых спичек. Мальчикам давали свободу, которой девочки не знали. Мальчики катались верхом, стреляли и ездили повсюду одни. Мальчикам разрешали плавать. А девочки должны были делать то, что принято в обществе.

Когда они вырастали, их положение становилось еще хуже. Мужчины могли есть сколько душе угодно. Женщины, проглотив несколько крошечных кусочков, должны были оставлять почти всю еду на тарелке. Интересно, кто придумал это глупое правило. Наверное, какой-нибудь голодный мужчина.

Много раз она наблюдала, как братья поглощали чуть ли не целый окорок, а она вежливо клевала тонкий ломтик, хотя на самом деле хотела есть не меньше их. Во всяком случае, сейчас она точно справилась бы с целой тушей.

Лолли потерла переносицу. Позади нее раздвинулись кусты, и вышел Сэм. Она знала, что это Сэм. Почувствовала по запаху. Она даже не стала оглядываться – это отняло бы слишком много сил.

– Ну, а теперь что случилось? – спросил он, опускаясь на корточки.

– Я просто думаю.

– Да, первый раз это всегда нелегко.

Лолли пропустила язвительное замечание мимо ушей. Она была такой слабой, уставшей и голодной, что ей ничего другого не оставалось.

– Протяни ладонь.

По-прежнему не глядя на него, она вытянула ладонь, ожидая получить сухую подметку, которой он ее все время кормит. Сейчас она настолько изголодалась, что готова была съесть ее или хотя бы попытаться.

На ее влажную ладонь посыпались, как бусины с нитки, маленькие, круглые, налитые ягодки.

– О святые угодники! Настоящая еда! Спасибо. Спасибо.

Прежде чем Лолли вспомнила многочисленные лекции мадам Деверо о манерах, она успела сунуть в рот сразу пять ягод и начала жевать. Лолли устала быть леди. Кроме того, мадам Деверо никогда не попадала в тропические джунгли с одноглазым локомотивом в человеческом облике.

«Локомотив» заговорил:

– Полегче с ягодами. Не увлекайся ими чересчур.

Ягоды оказались вкуснейшими. Она сунула в рот еще несколько штук, и на глазах у нее появились слезы удовольствия. Остаток ягод она покатала по ладошке. Они были не похожи на все ягоды, которые она знала. С красной плотной кожицей, как у ягод остролиста, а в серединке сладкие и сочные, как голубика у нее дома. Лолли проглотила ягоды, наслаждаясь вкусом, потом открыла глаза и поймала на себе немигающий взгляд Сэма.

– Полегчало? – спросил он, лениво глядя на нее.

Лолли зарделась от смущения, поняв, как она, должно быть, ужасно выглядела, пока ела эти ягоды, и потупилась.

– Пора двигать, Лоллипоп. – Сэм поднялся, и она услышала, что он отвинчивает колпачок фляги. – Хочешь глотнуть воды?

– Нет, спасибо. Мне хватило ягод.

Лолли облизывала влажные губы, которые все еще вкусно пахли ягодами. Только дурак захотел бы лишиться этого вкуса, напившись воды. А Лолли собиралась смаковать ягоды как можно дольше.

Сэм не трогался с места, и она все еще чувствовала на себе его пристальный взгляд. Лолли поднялась и, по-прежнему не глядя в его сторону, принялась с независимым видом отряхивать и разглаживать грязную тряпку, которая когда-то называлась платьем. Когда наконец он прошел мимо нее и направился в джунгли, ей показалось, что он улыбается. Видимо, она служила для Сэма Форестера источником веселья. Несколько минут назад это могло бы ее расстроить, но теперь, когда на ее губах ощущался аромат чудесных ягод, ей было почти все равно. Пусть смеется, сколько ему угодно. Представительница семейства Лару из Бельведера, владельцев Гикори-Хаус, «Калхун индастриз» и ферм Бичтри, была выше того, чтобы испытывать досаду из-за таких мелочей, особенно когда она не голодна.

Лолли тащилась за своим проводником, и через несколько минут ей наскучило шагать молча в окружении все той же зелени, поэтому она осмелилась завести разговор:

– Где ты раздобыл ягоды?

– Они растут на возвышенности, где мы с тобой сейчас и находимся. – Сэм остановился и подождал ее. – Видишь те фиолетовые орхидеи?

Она посмотрела, куда указывал его палец: на узкую тропинку, окаймленную пышными зарослями орхидей.

– Веточки с ягодами обвивают эти растения. Если посмотришь повнимательнее, увидишь под цветами целые грозди.

Лолли подошла к одному растению и подняла цветок, под ним висели небольшие грозди восхитительных ягод. Она сорвала несколько, сунула в рот и, улыбаясь, обернулась к Сэму.

– Не ешь слишком много, – предупредил он.

Она кивнула, но сорвала еще несколько пригоршней ягод. Запас на дорогу. Потом она поспешила догнать Сэма и, когда он не смотрел в ее сторону, отправляла в рот по ягодке.

Свежий сок подбодрил ее, и она, воодушевившись, следовала за ним, глядя, как он рубит тропу сквозь бамбук. После каждого удара мачете бамбук сыпался на землю, словно сухие ветки. Но Лолли смотрела вовсе не на нож. Она не сводила глаз с мощного торса Сэма Форестера.

Мачете в его мускулистой руке со свистом рассекало воздух и крушило все, что попадалось на пути. Когда Сэм высоко заносил нож, она смотрела, как от его локтя до запястья напрягаются мускулы, и, несмотря на густую черную растительность, покрывавшую руки, было видно, как вздуваются вены.

Странно, но она никогда не замечала мускулов у своих братьев. Лолли съела еще одну пригоршню ягод и задумалась. Джеффри был почти такого же роста, как Сэм, но не такой сильный. Харлан был длинный и тощий, как Харрисон. Лиланд и Джедидая были ниже Сэма, но в плечах почти такие же широкие. Лолли не могла припомнить, чтобы когда-нибудь интересовалась их спинами.

А вот от спины Сэма действительно нельзя было оторвать глаз. Мускулы так и ходили ходуном по всей спине, вздуваясь под мокрой рубашкой. Ей вдруг очень захотелось протянуть руку и дотронуться до него, просто чтобы посмотреть, действительно ли бывают такие твердые мускулы.

Лолли сунула руку в глубокий карман за следующей порцией ягод. Оказалось, она съела их все до одной. Лолли прикинула расстояние на глазок. От Сэма она отставала теперь совсем немного, поэтому сбегала к ближайшему кусту орхидей, нарвала, сколько успела, ягод и поспешила вернуться па тропу.

Минут через десять Сэм остановился и предложил ей воды. На этот раз она не отказалась, а когда возвращала ему флягу, он как-то странно посмотрел ей в лицо.

– Ты ведь не ела больше те ягоды, да?

За годы общения с братьями Лолли выработала свою систему. Если мужчина формулировал вопрос подобным образом, значит, на самом деле он подразумевал: «Не настолько же ты глупа, чтобы совершить такое». А раз мужчины позволяют себе обращаться с тобой с таким высокомерным превосходством и снисходительностью, значит, они не заслуживают правды. Поэтому Лолли уклонилась от ответа.

– Ты ведь не думаешь, что я так поступила, правда?

Она поднесла руку к груди, изображая ужас, что он мог предположить такое. Этот прием хорошо срабатывал со всеми братьями, кроме Джеда. Тот никогда не задавал вопросов, а сразу начинал вопить. Сэм еще несколько секунд пытливо вглядывался в ее лицо, словно пытался найти истину, затем покачал головой, пристегнул флягу к поясу и велел Лолли следовать за ним.

Лолли послушалась. Она плелась сзади, следя за его спиной с неослабевающим вниманием, а сама тем временем перебирала в кармане ягоды. Впрочем, чувство вины удерживало ее от того, чтобы съесть их, по крайней мере за первые полчаса.

– Ты точно больше не ела те ягоды?

Лолли проглотила сразу три штуки и ответила вопросом на вопрос:

– А что?

– Да просто так.

У него был настороженный вид, он повернулся к ней спиной – что, разумеется, ничуть ее не обидело: наблюдать за спиной Сэма стало для нее отличным развлечением, – прокашлялся несколько раз и закончил наполнять флягу из ручейка, сбегавшего тонкой струйкой с каменистого холма.

– Далеко еще до твоего лагеря?

– День пути. Видишь ту маленькую гору?

Она кивнула, хотя у нее было явно другое представление о «маленькой горе».

– Вот когда мы ее минуем, будет совсем близко. Готова?

Она снова кивнула и улыбнулась, не разжимая губ, чтобы он не заметил, как она съела еще две ягоды. Сэм внимательно разглядывал ее, наверное, целую минуту. Лолли начала уже беспокоиться, но тут вспомнила, что он никак не может увидеть те ягоды: они находились на пути в желудок.

Лолли продолжала улыбаться. Сэм тоже улыбнулся и, пройдя мимо, вежливо придержал длинные ветви.

Следующие несколько часов они продирались сквозь джунгли. Пересекли два мелких ручья, вода в которых не доходила ей выше пояса. Ползком преодолевали заросли, такие густые, что за полчаса они, казалось, продвинулись всего на сто футов. Впрочем, Лолли не очень переживала. Пока Сэм трудился изо всех сил, расчищая тропу, она умудрилась набрать ягод вдоволь.

Они опять вышли в пальмово-бамбуковый лес, и Лолли, чувствуя, что подкрепилась как следует, попросила Сэма дать ей поработать мачете. Сэм замер на месте, обернулся и посмотрел на нее так, как обычно смотрят мужчины, когда хотят сказать: «Ты сошла с ума».

– Нет.

– Не понимаю почему, – пожаловалась она, ткнувшись носом ему в грудь от того, что он так внезапно остановился. – Мне абсолютно нечего делать, разве что... вдыхать наши ароматы. – Она сморщила носик.

– Ну, ты тоже не цветок персика.

– Я же сказала – наши! – Она сердито посмотрела на него, подбоченившись. – Ты ничего не позволяешь мне делать. Разговаривать нельзя. Петь нельзя. Даже без слов напевать и то нельзя! Я изнываю от скуки и грязи, и мне нужно чем-то занять свои мысли.

Сэм прихлопнул на шее москита и протянул ей:

– Вот тебе хорошее занятие.

Она прищурилась, подражая самому сердитому взгляду мадам Деверо. Но Сэм по-прежнему выглядел очень довольным собой.

– Ты, наверное, думаешь, что я не справлюсь?

Сэм сложил руки на груди и вообще не соизволил ответить.

– Ну так вот, к твоему сведению, я уже несколько дней наблюдаю, как ты размахиваешь этим ножом. Взмах – удар, взмах – удар. Каждый так может, и я тоже.

Она ждала, примет ли он ее вызов. Сэм передал ей нож, хитро и высокомерно улыбаясь, а сам прислонился к дереву, словно ему предстояло долгое, очень долгое ожидание.

Что ж, она покажет, как быстро справится. Лолли наносила удары по толстым пальмовым веткам. Нож даже не надрезал их. С любопытством уставившись на лезвие, она пыталась понять, что сделала не так. Потом снова размахнулась и ударила. Ветви согнулись, но не сломались, не треснули, не упали на землю, как у Сэма.

– Каждый так может, да?

Лолли вся напряглась от язвительного замечания, но не обернулась – не доставила ему такого удовольствия. Вместо этого она схватила ветку одной рукой, нож покрепче другой и ударяла до тех пор, пока наконец не удалось отделить ветку от ствола.

На это ушло минут пять.

– Отличная работа, Лоллипоп. С такой скоростью мы доберемся до лагеря... скажем... к концу августа.

Она сердито смотрела на него, сдувая с глаз пряди спутанных, мокрых волос. Ну, это уж слишком! Лолли снова повернулась к пальмам, крепко держа нож в правой руке, точно как Сэм. Потом высоко занесла мачете над головой, сделала глубокий вдох, зажмурилась и прочертила в воздухе дугу, совсем как Сэм, только ей пришлось вложить в этот взмах всю силу. Она крутанулась вместе с ножом. Мачете выскользнуло из руки. Глаза сразу раскрылись.

Она с ужасом посмотрела на Сэма, потом проследила за его взглядом вверх, вверх, вверх...

Нож пролетел по воздуху, как парящий орел, затем куда-то рухнул. Сэм пулей пронесся мимо нее, разметая заросли, в направлении, где скрылось их единственное мачете. Лолли кинулась за ним.

К тому времени как она выбралась на маленькую опушку, Сэм стоял посреди нее неподвижно, как дерево в безветренный день. Его шея, однако, была багрового оттенка, и он все время сжимал и разжимал кулаки. Взгляд его был устремлен ввысь. Лолли тоже подняла голову. И увидела нож. Он застрял в грозди зеленых кокосовых орехов. Пальма была высотой добрых тридцать футов. Сэм медленно обернулся.

– «Каждый так может», – передразнил он, зловеще улыбаясь, словно хотел разорвать ее на кусочки.

– С виду это было так легко, – прошептала Лолли, отступая назад, – в самом деле.

– Ты хоть понимаешь, что это было наше единственное мачете?

Лолли кивнула, раздумывая, не пуститься ли ей в бега. Потом решила извиниться.

– Мне очень жаль. – Лолли взглянула на оставшиеся два ножа у него на поясе. Они были гораздо меньше, один почти как столовый нож. – А ты не мог бы воспользоваться одним из этих? – Она показала на ножи.

Сэм с трудом перевел дух.

– Они не годятся для зарослей бамбука. – Он многозначительно помолчал. – Впрочем, вполне подойдут для твоей одежды. А этот, – его рука легла на самый маленький клинок, – легко перережет белое горло южанки.

– Не одна я виновата. Ты сам разрешил мне взять нож, помнишь?

– Я и сейчас разрешу. – Он угрожающе шагнул к ней.

Лолли слишком поздно осознала, что не стоило пытаться переложить вину на человека, у которого при себе осталось еще целых два ножа.

– Мне следовало бы заставить тебя залезть на пальму и достать нож.

Чтобы увидеть верхушку, Лолли пришлось все выше и выше задирать голову. Тут ее замутило, голова закружилась, и она поднесла руку ко лбу.

– Мне не очень хорошо.

Сэм вновь начал считать, затем пробормотал что-то насчет «всех тех ягод».

Мамочка дорогая! Так он все знал. А ведь она была уверена, что он ничего не заметил. Прежде чем отправить ягоды в рот, каждый раз убеждалась, что Сэм рубит заросли, стоя к ней спиной. Правда, пару раз он обернулся, когда она жевала, но она тут же проглатывала ягоды.

Ладно, все равно ее секрет раскрыт, так почему бы не воспользоваться ягодами, чтобы хоть немного загладить свою вину? Лолли опустила руку в карман и вынула пригоршню ягод.

– Раз ты все понял, вот, угощайся.

– Я не настолько глуп. – Он снял ранец и положил его вместе с ружьем возле дерева. – Сторожи вещи и не двигайся!

С этими словами он направился к кокосовой пальме, где стянул с себя сапоги. Сэм вынул из чехла маленький нож, зажал лезвие зубами и с необычайной ловкостью полез вверх по бугристому серому стволу пальмы. Лолли следила за ним затаив дыхание, пока он поднимался все выше и выше. Внизу дерево было довольно толстым и крепким, но чем выше забирался Сэм, тем тоньше становился ствол. Сэм начал двигаться с осторожностью. Каждый раз, когда он подтягивался, ствол сгибался все больше и больше и в конце концов выгнулся дугой, как радуга. Через несколько минут Сэм добрался до плодов. Обхватив ствол одной рукой, он попытался дотянуться до мачете, но не сумел и глянул вниз. Лолли показалось, что она услышала, как он выругался.

Сэм то и дело ругался. Последние несколько дней и у нее срывалось с языка слово «проклятый», которое часто предшествовало слову «янки». Вполне невинное выражение по сравнению с языком, каким пользовались ее братья, когда не знали, что она рядом. Она даже выучила несколько по-настоящему забористых фраз, но, конечно, никогда не употребит их. Дамы не ругаются. Хотя, Бог свидетель, у нее достаточно причин, чтобы выругаться. Да и вообще быть дамой в джунглях довольно тяжело, к тому же, по правде говоря, Лолли всегда терпеть не могла этикет с его глупыми правилами.

На землю с глухим ударом свалился кокосовый орех, словно кто-то бросил камень. Лолли очнулась от своих размышлений и вновь обратила внимание на Сэма. Тот уже не держал ножик в зубах, а, вися на одной руке, отпиливал от грозди орехи, которые падали один за другим.

Сквозь облака и зелень пробилось солнце. Прикрыв глаза рукой, Лолли смотрела на верхушку пальмы. Сэму все никак не удавалось добраться до мачете.

– Лолли! Ты меня слышишь?

– Да!

– Я сейчас перережу всю связку, поэтому отойди подальше. Нож должен упасть вместе с ней!

– Ладно! – прокричала она и пошла, чтобы спрятаться за баньяновое дерево.

Лолли остановилась, когда ей показалось, будто Сэм добавил что-то еще. Вроде того, что будь он проклят, если потеряет деньги сейчас, когда отработал каждый цент до единого. Одним словом, какая-то бессмыслица, поэтому Лолли решила, что он говорит о мачете, без которого, наверное, ему не справиться с работой в лагере. Она скрылась за деревом.

Наступила тишина, а через секунду кокосовые орехи посыпались на землю, гремя, как конские копыта, даже еще громче. Мачете свалилось вместе с ними и лежало в двух дюймах от грозди зеленых орехов.

Решив, что с делом покончено, Лолли вышла из укрытия и направилась к ножу, но сама глаз не сводила с Сэма, который через минуту уже спустился вниз.

– Ты справился! – улыбнулась она.

Он лишь одарил ее одним из тех говорящих взглядов, что подразумевают «разумеется, я справился». Сэм прошел мимо нее, подобрал мачете и внимательно осмотрел его на – тренированным взглядом.

– Не повредилось?

Сэм проверил лезвие, потом буркнул:

– Все нормально.

У Лолли вырвался тихий вздох облегчения.

Сэм повернулся, ударом ноги отбил орех от грозди и присел на корточки. Взмахнув ножом, он ударил по ореху, расколов его надвое. Одну половинку протянул Лолли.

– Можешь выпить. Что зря добру пропадать.

Лолли взяла ярко-зеленую скорлупку, под которой оказалась вторая – коричневая, твердая и мохнатая. Внутри скорлупы она увидела слой белой мякоти, а на самом дне немного белой жидкости со сладким запахом. Лолли смотрела, как Сэм поднес свою половину ореха ко рту и выпил. Она медленно проделала то же самое.

Вкусовые ощущения, притупившиеся в последнее время, вновь ожили. У жидкости оказался сильный привкус кокосового ореха, деликатеса, который она пробовала только в виде тоненьких стружек на особых десертах или миндальных пирожных, подававшихся очень редко, по праздникам. Жидкость внутри ореха казалась такой же чудесной, как те ягоды, и Лолли выпила всю до последней капли, чувствуя, что Сэм сверлит ее взглядом. Опустив скорлупу, она слизала с верхней губы остатки сока. Сэм отвел взгляд. Теперь он был занят тем, что всаживал маленький нож в белую мякоть кокоса.

«Он, наверное, все еще сердится на меня», – подумала Лолли, наблюдая, как он кромсает орех. Словно почувствовав на себе пристальный взгляд, он снова посмотрел на Лолли, затем отвернулся и всадил нож в самую сердцевину скорлупы. Лолли поморщилась. Сэм выдернул нож. На кончике лезвия был насажен кусок кокосовой мякоти. Сэм протянул ей нож:

– Вот, попробуй.

Лолли сняла кусок мякоти с ножа и откусила маленький кусочек. Орех оказался тверже яблока, но далеко не так плох, как вяленое мясо, а вкус у него был экзотический и очень приятный. Лолли улыбнулась Сэму и откусила еще.

Сэм смотрел на нее долгим взглядом, ей даже показалось, что воздух стал еще более душным и влажным. Затем он зашвырнул свою половинку кокоса в кусты, выпрямился и направился к дереву, где лежали ранец и винтовка.

– Прости меня за мачете.

Он надел ранец, перекинул через плечо винтовку и, обернувшись, проворчал:

– Забудь об этом.

Лолли доела свою половинку ореха и тоскливо посмотрела на пустую скорлупку.

– А нельзя забрать остальные орехи? Они такие вкусные. – Лолли с надеждой взглянула на Сэма.

– Я не собираюсь таскать по джунглям эти орехи, ранец, винтовку и тебя в придачу.

– Тебя никто и не просит. Я сама понесу.

Его короткий смешок больно ранил ее, как пощечина. Лолли еще больше утвердилась в своем решении доказать ему, что справится.

– Я смогу их нести... не все, конечно, но эта маленькая гроздь наверняка не очень тяжелая. Понесу на спине, как ты носишь ранец. Тогда мы по дороге еще раз перекусим.

Сэм посмотрел на нее долгим, задумчивым взглядом, потом подошел к связке орехов и приподнял за толстый зеленый стебель, проверяя вес. С помощью мачете он отсек два ореха и положил связку на землю, потом снял ранец и, опустившись на колено, достал из него веревку. Через несколько минут веревка была привязана к связке орехов. Сэм поднялся и протянул их Лолли:

– Они все твои.

Лолли заулыбалась и подошла к нему.

– Повернись спиной.

Она послушалась, и он продел ее руки в веревочные петли, которые закрепил на плечах.

– Повернись, – приказал он.

Лолли исполнила приказ.

– Отведи руки назад так, чтобы локти коснулись орехов.

Лолли исполнила все в точности. Теперь она стояла, отведя плечи назад, выпятив грудь колесом, и ждала следующей команды.

Но приказа не последовало. Лолли подняла глаза и увидела, что он уставился на грудь. Потом его взгляд стал медленно перемещаться вверх, пока не встретился с ее глазами. Еще через минуту он улыбнулся и спросил:

– Не слишком тяжело?

– Нет. – Она слегка пошевелила плечами, а он проверил веревки.

Гроздь действительно не была тяжелой, но даже если бы и так, Лолли все равно не призналась бы, потому что до сих пор ощущала на губах вкус чудесного сока, и ей хотелось отведать его еще раз.

– Ты уверена? Чем дальше мы пойдем, тем тяжелее станет груз.

– Я знаю, – заверила она его. – Со мной все в порядке. Если будет чересчур тяжело, я скажу тебе, ладно?

– Только помни: я не собираюсь его тащить.

Она тяжело вздохнула.

– Прекрасно.

– Просто я хочу с самого начала это прояснить. Договорились?

– Договорились. – Она смотрела, как он поднимает с земли ранец, винтовку и отправляется в путь, и чувствовала, что ее распирает от гордости.

В карманах полно ягод. За спиной чудесные орехи. Теперь поход будет не таким тяжелым. Лолли, конечно, обрадовалась свежести и вкусу новой еды, но главное, что она наконец получила дело, в котором не зависела от Сэма. Поэтому она бодро вышагивала позади него, не чувствуя больше ни голода, ни жажды. За ее прямой спинкой весело покачивались кокосовые орехи, и она шла, не отрывая глаз от Сэма, от интригующего зрелища всех этих мощных мускулов.

Глава 11

Сэм глазам своим не верил. Лолли держалась молодцом. Не скулила, не пела, но самое удивительное – не спотыкалась. Хотя, разумеется, он несколько сбавил темп теперь, когда до лагеря оставался день пути, а вокруг не было никаких следов испанцев – еще один сюрприз.

Сэм бросил взгляд через плечо. Лолли шла не отставая, внимательно смотрела, куда ступать, и поэтому не кренилась в сторону каждые пять минут, как поваленный дуб. Вместо того чтобы глазеть по сторонам и считать ворон, как раньше, она теперь смотрела себе под ноги, переступая через лианы, а когда приходилось продираться сквозь кусты, то плотно прижимала к себе заметно укороченную юбку, чтобы та не цеплялась за колючки.

Последние несколько минут они преодолевали небольшой подъем, а впереди в сотне ярдов возвышался каменистый холм. Извилистая тропинка шла вверх по крутому склону на самую вершину, где лианы с пышной листвой свисали, как зеленые шторы, с края скалы. Справа шумел маленький водопад, один из многих каскадов, падавших с высокого гранитного плато, какие часто встречались в этой местности. Вода неслась вниз по скользким камням, имевшим фиолетово-серый оттенок, на фоне которого водяная пена казалась совсем белой, а сочная зелень растений еще более яркой и живой.

Сэм наблюдал, как Лолли преодолевает подъем, медленно передвигаясь под тяжестью груза. Если они отдохнут здесь, то могут съесть один орех и облегчить ее ношу. Сэм уже совсем было решился забрать у нее орехи, но что-то в ее поведении остановило его. Ей как будто нравилось, что у нее появилось дело, за которое она отвечает. Он не хотел лишать ее этого дела, во-первых, потому что оно казалось ей очень важным, а во-вторых, благодаря этому занятию она стала управляемой и – Бог все-таки есть! – молчаливой.

– Устроим привал.

Он прислонил винтовку к дереву, отцепил нож и опустился на землю в ожидании, что она сбросит свой ореховый груз. Она так и сделала и, тяжело опустившись возле дерева, подтянула колени к груди. Сэм отрезал орех и разбил пополам. Они выпили молоко, а потом он вырезал сердцевину и передал ей большой кусок.

– Нам придется лезть на тот холм, – сказал он, откусывая от своей половины. – Подъем будет довольно сложный. Ты, наверное, захочешь облегчить свою ношу.

– Ты хочешь, чтобы я бросила орехи здесь? – Она посмотрела на Сэма так, словно он предложил, чтобы она отрезала себе руки.

– Последний раз, когда я смотрел, это был единственный груз, который ты несла, – машинально съязвил он.

Теперь он не видел необходимости в том, чтобы ставить ее на место, как раньше. Последние часы прошли довольно сносно, и они преодолели приличное расстояние, хотя, конечно, один он прошел бы больше.

Она смотрела на оставшиеся пять кокосов, словно это были ее домашние любимцы.

– Они начали оттягивать мне плечи немного, но мы только что съели один, теперь будет полегче. – Лолли улыбнулась, и тут ей пришла в голову мысль. – Ты, наверное, не захочешь...

– Нет. – Он поднялся, готовый отправиться в путь, пока она не попросила его нести эти чертовы орехи.

– Я так и думала. – Лолли громко вздохнула, потом поднялась и нацепила на плечи связку орехов.

– Мы не так уж далеко от лагеря. Там они тебе не понадобятся. Если тебе тяжело, оставь их здесь.

Ее лицо выражало решительность.

– Не в этом дело. Нести орехи – моя работа, и я намерена выполнить ее.

– Поступай как знаешь. – Сэм повернулся и быстро прошел расстояние, отделявшее их от холма.

Лолли не отставала. Следующий час они карабкались вверх, с трудом преодолевая крутые участки тропы и осторожно переползая через каменные глыбы, часто преграждавшие им путь.

Теперь Лолли едва тащилась за ним. Один раз он обернулся и заметил, что она потерла затылок, удивленно взглянула на руку, потом тряхнула головой и замерла. Очевидно, ничего не случилось, потому что она пожала плечами и взглянула ему в лицо.

– Мне показалось, что-то ползает. – Она повернулась к нему спиной. – Ничего не видишь?

Он внимательно оглядел ее.

– Ничего нет. Даже москита. – Он повернулся и ступил на высокий каменный выступ с острыми краями, протянувшийся вдоль крутого склона. В этом месте горная тропа обрывалась и начиналась снова только ярдов через сто пятьдесят.

Сэм снял ранец и протянул Лолли руку.

– Пошли, здесь я должен тебе помочь.

Он вытянул ее наверх, на узкий каменный карниз. Согнувшись над ранцем, он вынул кусок веревки и обвязал вокруг пояса, потом повернулся к Лолли.

– Другой конец нужно обвязать вокруг тебя. До земли здесь лететь футов восемьдесят. – Он кивком показал на край карниза. Пока Сэм закреплял веревку, Лолли заглянула через его плечо вниз, лицо ее вдруг стало бледным и растерянным. – Ну, вот и готово.

Он выпрямился. Она все еще не могла оторвать взгляда от склона.

– Не смотри вниз.

Она поправила ношу за плечами и боязливо взглянула на него.

– Послушай, Лоллипоп, брось эти орехи.

Она покачала головой, но таращиться в пропасть не перестала.

– Если будешь смотреть вниз, закружится голова, и тогда нам обоим несдобровать. Поняла?

– Ладно. – Она подняла глаза и крепко вцепилась ему в руку.

Понадобилось пять бесконечно долгих минут, чтобы преодолеть три четверти пути по карнизу. Все это время Сэм не переставая говорил, словно успокаивал испуганную лошадку. Голос его звучал уверенно, спокойно и даже ласково, насколько ему это удавалось.

– Прижмись к скале, Лолли, – велел он, приблизившись к самому узкому месту карниза. – Здесь будет поуже...

Лолли охнула. Он готов был откусить себе язык за то, что сказал об узком участке и, возможно, до смерти напугал ее.

– Нет, все нормально. – Он обернулся, чтобы успокоить ее и... замер как вкопанный. – Не шевелись, – приказал он, всей душой надеясь, что она послушается.

С кокосов на ее левое плечо перелез огромный, черный тарантул. Сэм увидел, как она медленно и боязливо поворачивает голову налево.

– Что бы там ни было, не шевелись!

Лолли оторопело открыла рот. Глаза ее расширились от ужаса. Она увидела тарантула. Сэм понял: сейчас последует крик.

– Не надо...

– А-а-а!

Он шагнул к ней. Лолли подпрыгивала на месте, размахивая руками, как мельница, и орала. Господи, как же она орала! Вниз полетели орехи, а вместе с ними и страшный паук в мохнатом черном клубке. Сэм потянулся, чтобы схватить ее за руки. Край карниза обломился, и она полетела вниз, все еще размахивая руками быстрее, чем вертится флюгер, когда дует знаменитый чикагский ветер.

Сэм отпрянул, согнув колени, чтобы принять неминуемый рывок, и схватил веревку. Веревка сильно дернулась и быстро поползла вниз, обдирая ладони. Сэм, не обращая внимания на боль, продолжал крепко держать веревку, пока она наконец не остановилась, врезавшись в поясницу.

Падение прекратилось. Крик – нет. Сэм глубоко вдохнул и начал наматывать веревку на кулак, но та вдруг вновь начала соскальзывать мелкими острыми рывками.

– Перестань вопить! И не дергайся, черт побери! – проорал он и тихо добавил: – Безмозглая курица.

Сэм начал подтягивать веревку содранными в кровь руками. Он почувствовал, что Лолли замерла, и продолжал вытягивать ее наверх. Чем выше она поднималась, тем громче всхлипывала. Наконец он вытащил ее и перевалил через край карниза.

– О Господи, о Господи, – стонала она, цепляясь за его руки. – Ув-в-веди м-меня отсюда.

Он прислонил ее к скале.

– Т-т-ты видел т-ту ужасную т-тварь? – еле выдавила она, задыхаясь и дрожа.

Сэм опустился на колени все еще с веревкой в руках. Он не знал, что ему делать – то ли ударить Лолли, то ли обнять ее. Лолли сама решила за него: она перекатилась к нему и заползла на руки, крепко уцепившись за его шею. Он почувствовал, что она дрожит. Их сердца колотились как бешеные, его – от напряжения и пережитой опасности, ее – от ужаса и рыданий.

– Такая страшная, черная, волосатая, – бормотала Лолли, уткнувшись носом ему в грудь.

Ее по-прежнему трясло. Сэм очень медленно поднял руки, собираясь положить ладони на вздрагивающую спинку. Лолли совсем зарылась в него лицом, словно пыталась найти утешение. Так и приникла к его груди.

Руки Сэма замерли на полпути. Он не должен касаться ее. Он вовсе и не хочет касаться ее. Он не может коснуться ее. Ничто его не заставит коснуться ее. Он сжал кулаки, потом снова разжал и медленно начал опускать их все ниже и ниже, преодолевая двухдюймовое расстояние...

Лолли отпрянула, вытерла глаза и с трудом сглотнула.

Во рту у Сэма пересохло. Он взглянул на Лолли, встряхнул поглупевшей головой, чтобы прийти в себя, и спросил:

– Ты в порядке?

Лолли засопела и кивнула.

– Отлично. Теперь я могу свернуть твою дурацкую шею.

Она посмотрела на него долгим печальным взглядом, а потом ударилась в слезы. Сэм поморщился. Он был совершенно убежден, что если умрет и попадет в ад, то там будет полно плачущих, вопящих, ноющих женщин.

– Я потеряла кокосовые орехи! – подвывая, сообщила Лолли.

Горе ее было таким искренним, что он не смог устроить ей выволочку. В ее голосе звучали стыд и обреченность, словно речь шла не о грозди орехов, где паук свил себе гнездо, а о ящике Пандоры, из которого на землю просыпались чума и несчастья.

Хотя, если вспомнить, как паук летел в пропасть, то можно, наверное, сказать, что она действительно посеяла несчастье, не говоря уже о том, что ее завывания для Сэма были хуже чумы. Он чуть было не улыбнулся от этой мысли, но продолжал молча смотреть на нее, решив дать ей выплакаться.

По первому впечатлению он решил, что она просто богатая изнеженная девчонка. Теперь в его душу закралось сомнение. Лолли Лару (он так и не смог привыкнуть к ее имени), конечно же, беспомощная девица, от которой одни неприятности, но кроме этого в ней было что-то еще – какая-то неприкаянность, неуверенность, то, что, по мнению Сэма, никак не вязалось с деньгами и знатностью.

Сэм всю жизнь был неприкаянным, только теперь ему нравилось одиночество. Он сам отвечал за себя и другой жизни не мыслил. Он тщательно отбирал друзей и мог на них рассчитывать, с одной стороны. С другой стороны, довериться кому-то было для него тяжким делом. Он предъявлял к людям такие жесткие требования, заставляя их завоевывать его доверие, что те чаще всего отступали.

На Куинси-стрит друзья оставались только до тех пор, пока он поддерживал в них небольшой страх. В противном случае они всадили бы ему нож в спину. Сэм слышал, что об этих джунглях говорили как о месте, где выживает только сильнейший. Но никакие джунгли, где он побывал, ни драки, ни даже небольшие военные заварушки не могли сравниться с той войной, которую ему пришлось вести, чтобы выжить в детстве и юности.

Да, он знал, что такое бороться за существование. Он помнил те времена, когда ему казалось, будто любой незнакомец смотрит на него как на голь перекатную, и поэтому он был заносчив и драчлив. Понадобились годы, чтобы избавиться от этой ущемленное™, но теперь, глядя на Лолли, Сэм подумал, что, наверное, в нем еще кое-что осталось от прежнего обидчивого забияки.

Всхлипывания затихли, Сэм дал ей еще одну минуту.

– Ну как, пришла в себя?

Именно в эту секунду она посмотрела ему в лицо. Вид у нее был такой, будто она одна в целом мире. Сэм не понимал ее. Поведение Лолли не укладывалось ни в какую логику. Ход ее мыслей невозможно было предугадать. Не потому ли этой глупышке удалось нарушить все его планы?

Впрочем, как бы то ни было, он не мог тратить время на долгие раздумья. Ему нужно было избавиться от нее раз и навсегда. И тогда все опять войдет в прежнюю колею.

– Нам не нужны те орехи, – заверил он Лолли, надеясь, что она закончит свой маленький концерт.

– Мне они нужны. Они были моим делом.

Обескураженно мотнув головой, он выпрямился, схватил ее за вздрагивающие плечики и поднял. Она еще немного похлюпала носом, огляделась, затем вновь посмотрела на него.

– Ненавижу пауков.

– Лоллипоп, взгляни сюда.

Он развернул ее так, чтобы она увидела другую сторону холма, и показал куда-то вниз. Лолли пришлось вытянуть шею, чтобы хоть что-то увидеть.

– Это просто еще одна река. – Она вытерла глаза.

– Нет, – возразил он. – Это пруд с пресной водой. Видишь водопад? – Он почувствовал, что она кивнула. – Хочешь выкупаться?

Она тут же обернулась и вцепилась в его грязную рубаху вроде назойливой попрошайки.

– Выкупаться? – Казалось, она вот-вот упадет в обморок.

Сэм улыбнулся, отцепил от рубахи ее руки, чтобы подобрать винтовку и ранец.

– Пошли. – Он грубо взял ее за руку и повел вниз по каменистой тропе, ведущей к пруду. – Получишь свою ванну.

Лолли стояла под водопадом и терла кожу большими листьями, которые, по уверению Сэма, отмывали грязь не хуже мыла. С особым усердием она терла плечо, стараясь избавиться от ощущения, будто на нем до сих пор сидит огромный паук. С каждым прикосновением листа все больше грязи смывалось под каскадом воды. Это было блаженство.

Лолли обвела взглядом сероватую скалу, за которой укрылась. Каменная стена почти полностью окружала ее со всех сторон, если не считать небольшого открытого пространства, где падала вода. Поначалу она испытала подозрение и беспокойство, что Сэм увидит ее, и потому спросила, может ли она быть уверенной, что будет предоставлена самой себе.

Сэм ответил, что у него найдется занятие получше, чем подглядывать за ней. Лолли все равно упрямилась, и тогда он отвел ее к другому, точно такому же гроту. Оба были созданы природой на противоположных сторонах чистого, прозрачного пруда.

Гроты разделяла стена из острых камней, и чтобы увидеть Лолли, Сэму пришлось бы вскарабкаться на камни, где она сразу заметила бы его. Да, здесь она могла не бояться дерзкого мужского взгляда. К тому же ей так хотелось выкупаться, что она была готова поверить Сэму. Она могла бы поверить самому дьяволу, если это означало снова стать чистой.

Вода была чудесная. Лолли подставила под струи голову, они ласкали кожу, как мягкие пальцы, и пробегали по длинным волосам. Лолли скомкала в руке мыльный лист и натерла им волосы, получилась пена, которая пахла, как дорогие экзотические духи. Наклонившись вперед, она ополоснула волосы, поворачивая голову в разные стороны.

Сквозь шум падающей воды Лолли услышала какой-то посторонний звук. Она осторожно выглянула из-за водяной завесы, ожидая увидеть на камнях Сэма Форестера, подглядывающего за ней.

Там никого не оказалось.

Как странно, подумала Лолли. Ей показалось, что она слышала громкий мужской стон. Забеспокоившись, она собрала с маленького уступа возле водопада выстиранное и выжатое белье. Посмотрела на корсет. Эту принадлежность туалета она не собиралась надевать. Лолли натянула отделанные кружевом панталончики, которые поддерживались на талии шнурком. Не успев высохнуть, они сразу облепили ее как вторая кожа. Продев руки в рукава нижней сорочки, она неловко начала управляться с маленькими перламутровыми пуговками, то и дело поглядывая на каменную преграду.

Опять никого, подумала она, напяливая изорванную в клочья нижнюю юбку. Лолли оглядела себя. По крайней мере почти вся она прикрыта. И хоть без корсета ощущение было странным, немного свободы доставило ей удовольствие. Но еще большее удовольствие она получила оттого, что была чистой с ног до головы. Впрочем, не совсем. В зубах все еще было застрявшее мясо.

А что, если одолжить у Сэма маленький ножик, чтобы поковырять им в зубах? Лолли решительно пересекла мелкий пруд. Сэм специально оставил ее в гроте с мелкой стороны, чтобы, как заявил он, она не утонула в четырех футах воды. Лолли достигла каменной преграды и поняла, что забыла свои туфли. Она бросила взгляд назад, прикидывая расстояние, затем осмотрела несколько камней, на которые предстояло забраться. Камни были скользкие и гладкие, какими их сделала вода за тысячелетия.

Вынув ногу из воды она убедилась, насколько та пострадала за четыре дня хождения по джунглям. Вряд ли камни могли причинить ей больший вред, поэтому Лолли решила забраться на них босой. Через несколько секунд она почти долезла до верха и приподнялась на цыпочках, чтобы заглянуть через край.

Дыхание у нее перехватило, словно в горле застрял огромный камень.

– Вот это да, – прошептала она.

Лолли увидела Сэма у противоположного края пруда, в каких-то пяти футах от себя. Стоя к ней вполоборота, по пояс в воде, плескавшейся о его обнаженный торс, он брился... мачете. Выпячивал свой квадратный подбородок и проводил по нему лезвием. Она следила глазами за лезвием, царапавшим заросшую кожу. На каменном выступе был пристроен осколок зеркала. Сэм протянул руку и чуть повернул его, прежде чем снова провести ножом по своей темной бороде.

Лолли подтянулась на камнях чуть выше, чтобы лучше видеть. В эту минуту Сэм немного повернулся, и она разглядела его профиль. Длинные черные как смоль волосы были откинуты назад и открывали широкий лоб, вода стекала с волос по спине, образуя извилистые ручейки между буграми мускулов. Он поднял руку, чтобы поправить лезвие огромного ножа, и от этого движения его кожа натянулась. Под твердыми мускулами груди она увидела очертание каждого ребра и плоский, твердый живот.

Сэм Форестер совершенно не походил на ее братьев.

У Лолли пересохло во рту, она сглотнула и чуть не закашлялась – пришлось нырнуть за камень, чтобы не выдать своего присутствия. Очень медленно она вновь приподняла голову, не в силах оторваться от этого зрелища. Сэм снова поправил зеркало, и его спина блеснула от капель воды, поймавших солнечный свет. Внезапно Лолли ощутила потребность дотронуться до его кожи. Это было очень странно. Она никак не могла понять, зачем вдруг ей это понадобилось. Нахмурившись, она уставилась на свою зудящую ладошку, словно в ней лежало тридцать сребреников.

Сэм закончил бриться – Лолли продолжала подглядывать. Он взял два таких же листа, какие дал ей, и медленно натер ими грудь. Лолли стало досадно, что она не может разглядеть его грудь лучше. Тут Сэм повернулся лицом к пруду. У Лолли отвисла челюсть, она нырнула вниз, но все же продолжала пялиться из-за камней. Вся его грудь – от талии вверх или от ключицы вниз – заросла черными кудрявыми волосами. Лолли разглядывала его еще минуту и в конце концов решила, что не важно, в каком направлении растут волосы. Они были, и каждый раз, когда он проводил по ним листьями, они пружинисто топорщились.

Сэм сцепил руки над головой и потянулся. Несколько раз повернулся всем корпусом в разные стороны. От этого движения так ясно проступил каждый мускул, каждое ребро, каждая выемка на его теле, что Лолли перестала дышать. Он снова повернулся к ней спиной, вода ласково плескалась у его пояса. Сэм взглянул в зеркало на подбородок, потер его, затем пожал плечами, как бы говоря: «Сойдет и так», – повернулся и нырнул.

Лолли вскочила и перевесилась через край, чтобы хорошенько рассмотреть, как он плавает. В живот ей врезались острые камни, и стояла она на цыпочках. Его загорелое тело скользило под водой у самой поверхности. Он то всплывал, то снова погружался в воду и нырял, как форель на реке Конгари, разве что у форели не бывает мускулистых белых ягодиц.

Лолли открыла рот и закрыла глаза руками. Она слышала, как он плещется в воде, потом наступила тишина. Любопытство пересилило страх, и она медленно развела пальцы.

Сэм снова стоял по пояс в воде перед осколком зеркала, спиной к ней. Он наклонился вперед и провел загорелым пальцем по зубам. Это напомнило Лолли, зачем она пришла. Она провела языком по зубам, вспомнив, что хотела попросить ножик. Она снова посмотрела на него. А теперь он держал в руках зеркало, чтобы скорее всего устроить его поудобнее. Он чуть приподнял осколок, и его спина напряглась, а Лолли тут же забыла, о чем хотела попросить.

– Эй, Лолли! Не могла бы ты передвинуться немного вправо?

При звуке его голоса Лолли окаменела. Из осколка зеркала на нее смотрели черная кожаная повязка и веселый карий глаз. Впрочем, взгляд был прикован не к ее лицу, а гораздо ниже. Она проследила, куда он смотрит, и увидела, что ее нижняя сорочка была расстегнута до самой талии.

Охнув, Лолли прикрыла грудь руками. Большая ошибка...

Она так сильно свешивалась вниз, что от падения ее удерживали только руки. Отняв их от камня, она полетела через стену головой вниз, прямо в воду.

Перевернувшись в воздухе, она размахивала руками, словно пыталась встать. Вода обожгла ей ноздри. Рука Сэма крепко обхватила ее за талию и выдернула из воды. Первое, что она услышала, – низкий мужской смех.

Лолли закашлялась и расчихалась, прижатая к его обнаженной груди, а ее руки, коснувшись кожи, дотронуться до которой ей так сильно хотелось, почувствовали тепло.

– Развлекаешься? – насмешливо поинтересовался он.

Лицо Лолли запылало.

– Опусти меня вниз. Не здесь! – быстро исправилась она, догадавшись, что он собрался бросить ее на глубину.

Ухмыляясь, он проделал несколько шагов до камней и посадил ее на верх гряды, разделявшей пруд. Лолли в смущении начала выжимать волосы. Наконец, не в силах больше делать вид, будто ничего не случилось, она взглянула на него, не зная, что сказать. Да и говорить в общем-то было нечего, ей все равно не найти предлога, чтобы объяснить то, что знали оба: подняв шум из-за своего купания, она подглядывала за ним. Наступила одна из тех минут, когда ей хотелось, чтобы земля поглотила ее с головой и выплюнула на поверхность где-то в другом месте – все равно где.

Сэм пересек небольшой пруд и прислонился к камням возле зеркала, скрестив огромные руки на груди. На его лице играла самоуверенная мужская улыбка, а сам он лениво разглядывал ее грудь.

– Недурно. Очень-очень недурно.

Лолли чуть не умерла. Но вместо этого она обняла себя за плечи, прикрывшись локтями.

– Чем могу служить, мисс Лару? – Он повернулся и не спеша поднял руки, словно позировал перед скульптором. – Может быть, с этой стороны?

– Я пришла за ножом, – сказала Лолли, не в силах взглянуть в его веселый глаз.

– Ты пришла за ножом?

– Да.

– Странно, что-то здесь не сходится. – Он оглядел высокие скалы, окружавшие маленький пруд. – Как ни смешно, но я не вижу здесь никаких кокосовых пальм. Куда ты намерена швырнуть его на этот раз?

– В твое подлое сердце, но сомневаюсь, что нож пронзит его, – парировала Лолли, сознавая, что ей не следовало пялиться на него. – Кроме того, – добавила она, – я пришла за маленьким ножом. – Она указала на пояс с ножами, лежавший на камне недалеко от зеркала – еще один предмет, который ей захотелось позаимствовать теперь, когда она узнала о его существовании. – И зеркальце тоже, пожалуйста.

– Нет, оно тебе не нужно. – Он потянулся за ножом.

– Что значит «не нужно»? Я сама знаю, что мне нужно.

– Зеркало тебе не нужно, – повторил он с уверенностью Моисея при переходе через Красное море.

Его категоричность разозлила Лолли, которая почувствовала себя так, будто оказалась дома, где пятеро старших братьев всегда в точности указывали ей, что она должна делать, хотеть и думать.

– Как мне надоело, что мужчины вечно командуют мной!

Он взял маленький нож и, повернувшись, посмотрел на нее пристальным взглядом, в котором все еще сквозило веселье. Его самодовольная ухмылка должна была насторожить ее, однако этого не произошло. Сэм снял зеркальце с камня и побрел по воде к ней, остановившись в шаге от стены. Она не сводила глаз с его лица.

– Пожалуйста, мисс Лару. Ваше желание – для меня закон. – С насмешливым поклоном он протянул ей осколок зеркала и нож.

Лолли крепко прижала к себе оба предмета и перебралась на другую сторону стены. Она шагнула вниз и услышала позади раскатистый хохот. Это заставило ее двигаться быстрее. Гордо вздернув подбородок, Лолли спускалась по камням, стараясь не поскользнуться и не попасть в еще более неловкое положение. Она направилась вдоль песчаного края пруда к водопаду, укрывшись за которым можно было наконец вынуть из зубов жесткое мясо.

Сэм все еще наблюдал за ней. Она чувствовала это. Дойдя до скалы, она оглянулась. Сэм облокотился на каменный барьер. Он улыбнулся ей и отсалютовал, а затем начал свой адский отсчет – один, два, три... – от которого она еще больше разозлилась.

Не обращая на него внимания, Лолли взобралась на уступ и с радостью скрылась за водяной завесой.

– Семь! – прокричал он, явно стараясь перекрыть шум падающей воды.

Лолли опустилась на камень и пристроила рядом зеркальце под нужным углом.

– Двенадцать!

Лолли посмотрела в зеркальце...

– Четырнадцать!

... и завопила.

Его голос достиг маленькой пещеры.

– Обнаружила пятна, а? Всего пятнадцать секунд. Неплохо!

Сэм ждал... Ее голова появилась из-за водопада.

– О Господи! – Она прижала ладошки к щекам, которые последние два дня были покрыты яркими красными пятнами. – Сколько я уже так хожу?

– Недолго. – Он улыбнулся. – Ты уверена, что не много съела тех ягод?

– Почему ты не сказал мне?

– Я говорил.

– Нет, не говорил!

– Я говорил, не ешь слишком много.

– Но о пятнах ты ничего не сказал.

– Я предупреждал тебя.

– Только не о пятнах!

Он пожат плечами:

– Предупреждение есть предупреждение. Я считал, что совсем не обязательно вдаваться в детали.

Лолли подняла зеркальце и поморщилась, поскоблив несколько пятен пальцем.

– Когда они пройдут?

– Меня не спрашивай. Я еще не встречал никого, кто бы объелся этими ягодами.

– Но они ведь пройдут, правда?

– Вероятно.

– Что значит «вероятно»? Разве ты не знаешь?

Сэм опять пожал плечами.

– Меня предупредили об этих ягодах, и я не настолько глуп, чтобы проверять их на себе.

Голова Лолли исчезла за водопадом, и хотя Сэм не расслышал, он не сомневался, что его снова назвали проклятым янки.

– Пошевеливайся там, Лоллипоп. Заканчивай свое дело и одевайся – Нам нужно идти дальше.

Ответа не последовало.

– Ты слышала? – прокричал он.

– Да, слышала! – отозвалась она так же громко.

Сэм рассмеялся и побрел по воде к своим вещам, чувствуя, что как следует повеселился. Выбравшись из воды, он натянул штаны и рубашку. Нет, такой, как Лолли Лару, он еще не встречал. Глупая, чересчур наивная, доверчивая и упрямая, как сто старых мулов, она оказалась далеко от дома, в джунглях, где все ей было настолько чужим и незнакомым, что даже Сэм не мог бы ее бросить, если бы захотел, а он не хотел. Он намеревался получить выкуп, ведь она все еще заложница, хотя и не знает об этом и не узнает до тех пор, пока отец не выкупит ее.

Еще вчера он готов был утверждать, что последние несколько дней не могли окупиться никакими деньгами. Ни одному мужчине в здравом рассудке не нужна скулящая упрямая женщина, когда ему предстоит преодолеть много миль по джунглям, кишащим испанскими солдатами, ядовитыми змеями, партизанами-соперниками, и все они стремятся убить его. Но он солдат-наемник и привык выполнять свою работу, если платят хорошую цену. И сейчас было такое же дело, раз замешаны деньги, и наверняка неплохие деньги. Ему действительно не помешает компенсация за последние несколько дней.

Сегодня, однако, он увидел в своей спутнице что-то другое. С самого начала он решил, что перед ним заносчивая богачка, и в этом он ошибся. Вспомнить хотя бы, как она просила его дать ей какое-нибудь дело, а потом тащила те дурацкие орехи, словно они были государственной казной Соединенных Штатов. У нее было понятие о гордости – чувство, которое он понимал. То, что он поначалу принял за высокомерие и самомнение, оказалось прямо противоположным. Лолли вообще себя в грош не ставила. Комок сомнений и неуверенности.

Сэм нацепил пояс, с силой протянув его через пряжку, когда понял, что зря пустился в рассуждения о ее поступках и поведении. Это ему совсем не нужно, ведь от нее одни неприятности, да и сама она пустоголовая дамочка, не больше.

Он надел ранец, схватил винтовку и прошел по камням на сторону Лолли.

– Ты готова?

Стоя на уступе, она рассовала по карманам зеркальце, ножик, туфли и соскочила в воду у самого края пруда, где было мелко. При этом она поддерживала мокрую ободранную юбку обеими ручками, как делают женщины, когда не хотят замочить подол платья.

Сэм подавил смешок и, покачав головой, ждал, пока она присоединится к нему. Лолли надела туфли, выпрямилась, потом отдала ему осколок зеркала и ножик. Зеркало он сунул в ранец, а нож убрал в чехол на поясе.

Ее рваное платье стало чище, но почти совсем лишилось кружев. Ими Лолли завязала волосы, которые мокрыми были цвета виски, а теперь немного просохли и посветлели. Блестя чистотой, они свисали шелковыми прядями ниже плеч, покрытых розовыми пятнами. Ее лицо, шея, плечи были сплошь усеяны розовыми пятнами. Сэм высказал вслух пришедшую ему мысль:

– Твое платье как раз под цвет пятен.

Она окаменела, затем отвела назад руку, как в тот раз, когда зашвырнула его мачете к черту на кулички. Он перехватил ее кулачок и рывком прижал к своей груди, чтобы она не вздумала замахнуться еще раз.

– Прекрати!

Она сердито смотрела на него, сжав губы в тонкую линию и пылая от гнева. Внезапно его охватила потребность стереть гнев с ее лица. Он наклонил голову. До ее рта оставался какой-то дюйм. Сэм уже чувствовал ее дыхание.

Мимо них просвистела пуля.

Глава 12

Сэм упал на землю, увлекая за собой Лолли. Они лежали на боку, их сердца учащенно стучали. Сэм поправил винтовку между ними. Готовый стрелять, он ждал следующей пули. Но было тихо. Опыт солдата подсказывал ему, что было бы гораздо лучше, если бы пули продолжали свистеть. Тишина означала, что cнайпер переместился на более выгодную позицию.

Сэм молил, чтобы стрелок оказался испанцем. Магазинные винтовки «Маузер», которые использовали испанцы, отличала неточная стрельба. Если снайпер испанец, у них с Лолли был шанс.

В десяти футах от них возвышалась скала, но до нее были ничем не защищенные десять футов. Уступ с водопадом был на таком же расстоянии, но Сэм не хотел оказаться в том гроте, как в ловушке. Конечно, в пещере три каменных стены и только один вход, но, что более важно, там только один выход, и в этом заключался тактический просчет многих солдат – мертвых солдат.

Траектория пули указывала, что снайпер стрелял откуда-то сверху. Сэм быстро окинул взглядом небольшой участок зарослей. Ему с Лолли нужно было попытаться найти какое-то прикрытие. Он взглянул на свою заложницу. Бледное лицо с красными пятнами выражало один лишь страх.

– Слушай внимательно. Нам придется пробежаться до небольшого участка джунглей позади меня.

Лолли начала было приподнимать голову, чтобы посмотреть ему через плечо.

– Не смотри туда! – прошептал он приказным тоном. – Ты выдашь, куда мы собираемся бежать.

Она замерла, чуть оторвав голову от земли.

– Сейчас я перекачусь на другую сторону и вскочу. – Он переложил винтовку за ее спину. – Я должен держать винтовку наготове, поэтому тебе придется обхватить меня за шею, когда я буду переворачиваться. Как только я вскочу, ты отпусти меня и беги изо всех сил к бамбуку. Поняла?

Она кивнула и тихо повторила:

– Уцепиться, отпустить, бежать.

– Точно. На счете «три» начинаем. Один...

Она сомкнула руки на его шее.

– Два...

Он держал винтовку наготове за ее спиной, положив палец на курок.

– Три!

Он перекатился вместе с Лолли, не опуская винтовки. Через секунду оба вскочили. Девушка отпустила его и помчалась к зарослям во всю прыть. Вокруг них пули разрывали песок.

Сэм бежал за ней, отвечая огнем. Пули «маузера» сыпались градом. Неожиданно к стрельбе подключился еще один стрелок, появившийся с другой стороны. Пуля пролетела сверху, чуть не задев Сэма. Тот развернулся и послал пулю наверх, на горную тропу. Испанец упал. Краем глаза Сэм заметил, что его место занял другой.

Еще три выстрела, и Сэм скрылся в зарослях бамбука, впереди мелькало розовое платье Лолли. Он догнал ее через пять шагов, схватил за руку и потянул за собой, ускоряя бег в такт биению сердца. Бежали они на север, вверх по холму, пытаясь оторваться от преследователей.

Дышать становилось все труднее. «Приближаемся к реке», – подумал он, пока волок ее от одной низкой пальмы к другой под аккомпанемент поскуливания.

Перед ними выросла стена бамбука. Сэм выругался. На удары мачете испанцы слетятся, как мухи на скотный двор. Он остановился и поймал Лолли, которая с ходу врезалась в него.

– Тихо! – Он схватил ее за вздымавшиеся плечи, чтобы успокоить. – Пойдем сквозь заросли медленно и осторожно. Если начнем рубить бамбук, нас услышат.

Лолли кивнула. Держась за руки, они втиснулись в заросли, ступая по конопле, которая густо росла вокруг высокого зеленого бамбука, словно весенняя трава. Ни один луч солнца не пробивался сквозь зеленую крышу. Беглецы шли медленно, зато неслышно. Казалось, они никогда не дойдут до края этого леса, который стал для них тюрьмой, но мог легко превратиться в гроб.

Неожиданно посветлело, робкие лучики света начали пробиваться сквозь бамбуковые вершины. Заросли заканчивались через несколько футов, но Сэм не торопился преодолеть их. Сдерживая дыхание, он гадал, что ждет их впереди или кто притаился там. Он пытался всмотреться вдаль, но это оказалось все равно что смотреть из глубины камеры сквозь решетки на окнах. Полного обзора не было.

Сэм остановился. Они вышли к поляне, окруженной орхидеями под изумрудным пологом лиан, свисавших с огромных баньянов. Сэм взглянул налево, потом направо.

– Бежим! – Он потянул Лолли за собой.

С высоких черных крон деревьев взметнулись стаи птиц – их пронзительные крики были громче выстрелов винтовок, а крылья хлопали, как тысяча флагов на ветру. Синее небо стало черным от множества перепуганных птиц. За спиной беглецов раздались крики на испанском.

Они опять побежали. Через две минуты их остановила река, широкая, глубокая, быстрая река, которую Лолли не могла переплыть. Сэм ловко нацепил винтовку ей на спину и присел на корточки.

– Обхвати меня руками за шею и ногами за пояс и не отпускай даже под водой!

– Но...

– Делай, как сказано!

Как только Лолли оказалась у него на спине, Сэм нырнул и поплыл на середину реки, где их подхватило течение и увлекло за собой. Бросив быстрый взгляд через плечо, он убедился, что винтовка все еще у нее за спиной.

– Ты в порядке?

Она крепче сжала руки у него на шее.

– Да.

– Хорошо, тогда перестань душить меня, – прохрипел он и облегченно вздохнул, когда Лолли отпустила его адамово яблоко.

– Извини, – прошептала Лолли.

Они плыли молча, Сэм старался держаться на середине реки, не забывая внимательно следить за берегом с обеих сторон. Река извивалась и делала повороты, а в одном месте сузилась всего лишь до двадцати футов. Сэм прикидывал расстояние, решая, что лучше – пойти пешком или остаться в воде.

Ему так и не пришлось принять решение. Миновав поворот, они оказались под перекрестным огнем испанцев.

– Сделай вдох! – прокричал Сэм и, почувствовав, что она набрала побольше воздуха, нырнул на дно реки, единственно безопасное место, где можно было укрыться от града пуль. Он поплыл под водой, свернув к восточному берегу реки, который на прошлом участке был выше. Сэм надеялся, что они здесь остался таким, но не мог знать этого точно, потому что вода была очень мутной. Легкие у него уже чуть не лопались от давления. Он почувствовал, как Лолли сжала кулачки. Если он мог продержаться еще минуту, то она не могла.

Нужно было всплывать.

Если судьба все еще благоволит к нему, то они окажутся близко от берега, куда пули не долетят. Он уже почти достиг поверхности, когда воду позади них прошило несколько пуль.

И тут Сэм увидел тень маленькой лодки над их головами. Несколько взмахов рук, и он подплыл к лодке со стороны берега. Все еще оставаясь под водой, он отцепил руки Лолли от шеи и повернулся к ней лицом. Как только Сэм зажал ее щеки в ладонях, она открыла глаза. Он наклонил ее голову назад, чтобы она сразу начала дышать носом и ртом, как только он вытолкнет ее на поверхность. Беглецы вынырнули в нескольких дюймах от лодки, и Лолли сразу принялась хватать ртом воздух.

Правая рука Сэма все еще придерживала ее шею и голову, а левую он прижал к ее губам.

– Ш-ш-ш. – Он кивнул в сторону лодки, которая мерно покачивалась рядом с их головами.

Стрельба сзади них продолжалась. Сэм осторожно преодолел несколько дюймов, чтобы заглянуть в лодку. В ней никого не оказалось, а веревка, закрепленная на носу, терялась в прибрежных камышах. Сэм обернулся к Лолли, по-прежнему цеплявшейся за его плечи, и увидел, что она уже отдышалась. Он сомкнул ее руки у себя на шее.

– Я собираюсь повернуть и проплыть сквозь камыши. Ты держись, ладно?

Лолли только и смогла что кивнуть в ответ. Он старался двигаться как можно тише и не очень высовываться из воды. Он плыл между высокими камышами вдоль обтрепанной веревки к тому месту, где густые заросли мангровых деревьев подходили к самой воде и могли служить отличным прикрытием.

Подплывая к крутому берегу, он заметил камень, которым была придавлена веревка. Сэм огляделся. Поблизости никого не было. Он заплыл в густую тень под ветви мангровых деревьев, свисавших до самой воды.

– Хватайся за ветку. – Он кивком показал на толстую ветвь над их головами.

Лолли послушно сомкнула руки на ветви.

– Отлично. Можешь повисеть так несколько минут?

Лолли кивнула.

– А ты куда?

– Обратно к лодке. Пригоню ее под деревья, и мы сможем поплыть вниз по течению. Оставайся здесь. Ничего не предпринимай – просто затаись и держись за ветку. Поняла?

– Да, – прошептала Лолли, оглядывая заросли вокруг себя.

Сэм двинулся к берегу, где веревка исчезала в камышах и грязной воде. Вынув маленький ножик, он перерезал старую веревку и, наматывая ее на руку, поплыл к лодке. Перекрестный огонь все еще продолжался, хотя выстрелы звучали реже. Сэм опустился на глубину и всплыл в камышах, граничивших с открытой частью реки. Здесь ему были видны вспышки от выстрелов. Похоже, на противоположном берегу среди кустов и деревьев прятались пятеро солдат. Сэм слышал их крики. Они продолжали методично обстреливать реку, надеясь во что-то попасть, но один из солдат прокричал приказ двигаться вниз по реке. Сэм не мог ждать.

Он медленно подтянул лодку к камышам, надеясь, что солдаты не заметят движения. Долгую, полную напряжения минуту он заводил нос лодки в заросли. Еще несколько минут, и Сэм потянул лодку за собой на полной скорости, понимая, что в любую секунду испанцы могут заметить ее исчезновение.

Он достиг мангровых зарослей и пропихнул лодку под ветви, прямо к Лолли.

– Залезай! Быстро! – Сэм поднял девушку и практически швырнул ее на дно лодки. Затем залез сам. Сорвав винтовку с плеча Лолли, он вытряс воду из ствола. – Ты в порядке?

– Угу. – Она съежилась возле весел, которые лежали в грязной воде на дне лодки, и отгоняла москитов от лица.

Сэм опустился на колени на носу лодки и, хватаясь поочередно за мангровые ветки, тянул лодку под прикрытием деревьев вниз по реке. Деревья росли так густо, что казалось, была полночь, а не середина дня. Чем дальше они плыли, тем гуще становились заросли деревьев на берегу и тем больше москитов носилось в воздухе, напоминая снежную бурю.

Сэм услышал бормотание Лолли и бросил взгляд через плечо. Она сидела, озабоченно хмурясь, и раздирала ногтями руки с такой силой, что, должно быть, уже сняла пару слоев кожи. Сэм продолжал подтягивать лодку, увлекая ее дальше под деревья, довольный, что благодаря москитам у Лолли появилось какое-то дело.

С берега донесся топот сапог. Сэм сразу остановился. Солдаты были близко, слишком близко. Сэм обернулся, и в ту же секунду Лолли шлепнула себя по искусанной руке так громко, что, наверное, было слышно в Маниле. Испанец закричал. Вокруг засвистели пули. Сэм обхватил несколько ветвей и дернул изо всех сил. Лодку вынесло из-под деревьев. Пули продолжали свистеть.

– Греби! – прокричал он, отстреливаясь с носа лодки.

– Как? – прокричала в ответ Лолли.

Он пригнулся, схватил весла и сунул ей в руки.

– Опусти их в воду и греби, черт побери! – Он снова выстрелил.

Солдаты бежали вдоль обоих берегов, крича и стреляя. Лодка медленно дрейфовала по течению. Вокруг со всплеском падали пули. Одна обожгла плечо Сэма. Он поморщился, но продолжал отстреливаться. Лодка накренилась, и он услышал, как Лолли заколотила веслами по воде. Солдаты зашли в воду и двинулись к ним. Сэм подстрелил двоих и продолжал орать:

– Налегай на весла!

Лолли налегала – одним веслом. Лодка описывала идеальный круг.

– Черт!

Сэм столкнул ее со скамьи и придавил ногами извивающееся тело ко дну лодки. Затем схватил весла и ударил по воде изо всех сил. Лодка набирала скорость. Крики испанцев остались позади, как и выстрелы. Лодка уплывала все дальше и дальше.

Сэм перестал грести, когда лодку подхватило быстрое течение. Положив ноющие руки на весла, он закрыл глаза и откинул назад голову. Он ждал, чтобы спало напряжение, сердце восстановило свой ритм и мускулы расслабились. Женщина под ногами зашевелилась.

– Дай мне подняться!

Сэм принялся считать, потом молиться – ничего не помогло. Его так и тянуло сомкнуть пальцы на ее белой шейке. Даже полный идиот смог бы управлять этой чертовой лодкой.

В эту самую секунду в его икры уперся розовый задик.

Сэм сердито посмотрел вниз – ему понадобилось все его самообладание, чтобы не поддать как следует по этой розовой ерзающей попке. Он передвинул ноги, и она проворно уселась между ними, всем своим видом выражая негодование, что было чересчур для его теперешнего настроения.

– Там, внизу, мне нечем дышать! – заявила она, смахивая с лица мокрые пряди волос.

– Берись за весла.

– Зачем? – Она оглядела широкий участок реки, где течение замедлилось. – Разве мы теперь не в безопасности?

– Ты – нет. – Он послал ей убийственную улыбку, ничего общего не имеющую с веселостью. – А теперь действуй.

– Почему я должна грести? Ты мужчина – ты и должен этим заниматься.

Сэм поднял винтовку и нацелил ее прямо на Лолли:

– Либо ты учишься грести, либо я стреляю. Выбор за тобой.

– Я...

– Я сказал – действуй.

Лолли посмотрела на весла, затем на Сэма, перевела взгляд на винтовку и опять на Сэма. Его взгляд, должно быть, убедил ее, что он теряет терпение, поэтому она живо схватила одно весло и провела им по воде. Лодка пошла по кругу, как в прошлый раз.

– По веслу в каждую руку, – процедил он сквозь зубы.

Лолли взялась за второе весло.

– Отведи их назад, а потом потяни к себе.

Левое весло глубоко ушло под воду, а правое скользнуло по поверхности, окатив Сэма с ног до головы.

Сэм принялся считать. Только дойдя до тридцати двух, он вытер здоровый глаз и уставился на Лолли, а вода продолжала стекать струйками по его лицу.

Лолли пожала плечами:

– Сорвалось.

– В целом мире не хватит денег... – пробормотал он.

– Каких денег?

– Никаких.

– Ой, смотри! Лодка сама пошла. – Лолли улыбнулась, а лодка тем временем попала в быстрое течение и устремилась вниз. – Теперь мне не придется грести. – Она повернулась и одарила его наивной улыбкой. – Должно быть, у меня за плечами стоит ангел!

«Да, зато у меня на шее тяжеленное ярмо. Имя ему Лолли Лару».

Сэм оглядел берег, затем проверил положение солнца и гор на горизонте, пытаясь определить, где он находится. В конце концов он решил еще немного спуститься по реке, а затем направить лодку к берегу. Оттуда до лагеря Бонифасио останется несколько часов пути.

Его раздумья прервало странное поскуливание. Сэм обернулся, чтобы узнать, в чем дело. Лолли уставилась на воду, в ее лице не было ни кровинки. Лодку слегка качнуло, и Лолли привалилась к борту, застонав, как от сильной боли. Ее голова свесилась на секунду за борт, потом она поднесла руку к пятнистому лбу, который внезапно усеяли бусинки пота, и простонала:

– Я неважно себя чувствую...

Когда они достигли вершины холма, начинало смеркаться. Лолли остановилась, стараясь отдышаться. Она так и не пришла в себя с тех пор, как ей стало нехорошо в лодке. Сэм тогда почти ничего не сказал, больше ни разу не упомянул о веслах, но те несколько слов, что он произнес, она бы в жизни не повторила.

– Остановимся здесь, – сказал он, опуская винтовку на каменистую тропу, по которой они поднялись на вершину.

Пока Сэм возился с вещами, Лолли рассматривала внизу пышную тропическую долину, окруженную холмами, по склонам которых располагались темно-зеленые квадраты, один над другим, подобно множеству гигантских ступеней. Квадратные поля были затоплены грязной коричневой водой из пересекавших их оросительных каналов.

– Что это? – спросила Лолли.

– Рисовые террасы, – ответил он, передавая ей флягу.

Дома она видела рисовые поля, но они не спускались по склонам холмов, как здесь, и не были такого сочного зеленого цвета. Взгляд Лолли переместился с ближайшего рисового поля на всю панораму. От этого зрелища захватывало дух: глубокую долину окружали ярко-зеленые холмы и огромные сине-черные горы, взмывавшие в такую высь, что, казалось, они достают до розовых краев темных сумеречных облаков.

Какое-то шуршание привлекло внимание Лолли к мощным высоким деревьям за ее спиной. Поначалу она ничего не заметила, а затем на ветку ближайшего дерева уселась большая птица. Такого яркого радужного оперения Лолли не доводилось видеть – у нее даже перехватило дыхание. Головка птицы была ярко-красная, тельце темно-бирюзовое, и все перышки так блестели, что в них отражался бледно-розовый свет заходящего солнца.

– Сэм, – прошептала Лолли.

Он оторвался от своего дела и раздраженно взглянул на нее.

– Что это? – Она показала рукой.

– Дерево. – Он возобновил свое занятие.

– Я имела в виду то, что на ветке.

Он бросил беглый взгляд.

– Птица.

– Я знаю, что птица! Но какая?

– Откуда мне знать, черт побери? – Даже не взглянув в ее сторону, он продолжал собирать опавшие листья и веточки.

Лолли сдалась и просто любовалась птицей. Через минуту она сделала несколько глотков и пошла к Сэму вернуть флягу, еле сдержавшись, чтобы не вылить ее на голову бесчувственного болвана. Она уставилась на эту голову, размышляя, каковы были бы последствия такого поступка.

Сэм, стоя на одном колене, колотил камнем по ножу. Лолли решила, что она все-таки не настолько храбра, поэтому заглянула ему через плечо:

– Что ты делаешь?

Вместо ответа он пригнул голову и подул на землю. Кверху взвился дымок, а когда Сэм отпрянул, Лолли увидела, что рядом с лезвием ножа разгорелся костерок. Сэм выпрямился и спрятал клинок в ножны. Лолли смотрела на слабый огонь, разгоравшийся возле его сапог, а Сэм тем временем наклонился и сунул в огонь факел, сооруженный из ветки баньяна.

– Что ты сделал? Произнес заклинание, и факел загорелся?

Сэм взглянул на нее сверху вниз:

– Черт бы вас побрал, мисс Приставала, возможно, я так и сделал, будь я проклят.

Лолли закрыла глаза и сделала глубокий вдох. Этот человек не умел даже вежливо разговаривать. Все больше закипая от гнева, она решила поучить его уму-разуму.

К несчастью, в эту секунду она топнула ножкой. Земля под ней осыпалась. Лолли полетела вниз по холму, как куль с мукой. В лицо брызнула грязная вода, руки и плечи оцарапали колючие рисовые стебельки. Она шлепнулась прямо на середину грязного затопленного рисового поля. Оторопев, посидела несколько секунд, потом стерла грязь с лица. Первое, что она услышала, – смех Сэма, докатившийся до нее с вершины холма.

– Эй, Лоллипоп! Что, снова туфля поскользнулась? – Сэм продолжал хохотать, явно пребывая в уверенности, что он само остроумие.

Она сердито смотрела на него. Он стоял на высоком холме, и его силуэт четко вырисовывался на фоне розоватого вечернего неба. Ее хмурое лицо постепенно разглаживалось. Было безветрие, и его длинные черные волосы свободно падали на плечи, широкие как вагон. А вот талия у него была узкая, ее обхватывал толстый кожаный ремень, в который он теперь и уперся кулаками. Вся поза – сплошное мужское высокомерие. Последние лучи солнца прорвались сквозь облака, сверкнув между широко расставленных длинных ног, тех самых ног, которые были тверды как камень, когда пригвоздили ее ко дну лодки. С черной повязкой на глазу он выглядел как пират... разгульный пират.

Откуда у нее взялась эта мысль? – подумала Лолли. Откуда бы ни взялась, она ей не нравится, как не нравится он сам. Пальцы Лолли сомкнулись на большом комке грязи, который она медленно подняла из воды. Она долго смотрела на него, но новый взрыв хохота подстегнул ее к действию. Лолли размахнулась и швырнула комок изо всех сил. Промахнулась на целый ярд. Сэм расхохотался еще громче:

– Возьми фута на три левее!

Лолли настолько возмутилась, что швырнула еще один комок и опять промахнулась. Он сложил ладони рупором у своего отвратительного рта и прокричал:

– А теперь попытайся сделать то же самое с открытыми глазами!

Лолли сжала кулачки. Будь ее воля, она забросала бы его грязью с ног до головы, только она не собиралась больше доставлять ему повода для веселья. Она никогда ничего не бросала с открытыми глазами, потому что от этого у нее кружилась голова. И сейчас она чуть выпрямилась, решив, что слова действуют сильнее, чем комки грязи.

– Если бы у Авраама был такой сын, как ты, Сэм Форестер, то не было бы никакой жертвы!

– А если бы Христу повстречалась ты, ему не понадобился бы крест, чтобы стать мучеником.

– Я в самом деле считаю, что ты гнусный человек.

Он скрестил руки на груди.

– А тебе известно, что в этих рисовых полях водятся пиявки?

Лолли живо вскочила. Через три секунды она уже была на холме и, цепляясь руками и поскуливая, начала преодолевать крутизну, но все время соскальзывала вниз по мокрой земле.

Огромная, как ствол дерева, ручища обхватила ее за талию, подняла на вершину холма и поставила на тропу. С минуту Лолли била дрожь, и она все никак не могла отдышаться.

– Что, пиявки? – поинтересовался Сэм.

Лолли задохнулась и рывком подняла юбку, чтобы осмотреть ноги. К ним ничего не пристало, если не считать кусочка грязи. Сэм засвистел. Лолли вскинула голову и увидела, что он пялится на ее ноги. Опустив юбку, она посмотрела на него прищурившись и по его улыбке поняла, что вообще никаких пиявок не было.

Она покачала головой, негодуя на себя за доверчивость и немного сердясь на Сэма за то, что он опять выставил ее такой глупой. Он все время это проделывал.

– Давай, Лоллипоп, пошевеливайся!

Тьма постепенно сгущалась, и вскоре путь им освещать будет только факел, который нес Сэм.

Лолли снова почувствовала голод. Она остановилась и потерла лицо, пытаясь определить, остались ли пятна. Кожа по-прежнему шелушилась. Нет, больше к тем ягодам она не притронется, какими бы вкусными они ни были. Она быстро огляделась и расплылась в улыбке, заметив как раз то, что нужно. Бананы подойдут отлично.

Бросив взгляд в сторону Сэма, она убедилась, что факел все еще виден. Она догонит янки за минуту. Лолли подбежала к банановой пальме и, схватив за листья, попыталась дотянуться до зеленых бананов. Она прыгала и колотила по грозди, пока та наконец не свалилась на землю.

Лолли оторвала несколько плодов и засунула в карманы. Потом она выпрямилась и, подняв глаза, взглянула прямо в грязную физиономию с ухмылкой, еще более зверской, чем у Сэма.

Глава 13

Сэм услышал ее крик и остановился.

Она снова закричала, громче. Сэм покачал головой. Должно быть, восстали мертвые.

Он повернул обратно и потрусил по тропе, замедлив бег, когда услышал сдавленный голос Лолли и шум борьбы. Сняв винтовку с плеча, он увидел сквозь заросли олеандров небольшую опушку, на которой стояло пятеро мужчин, одетых в темное, с закамуфлированными грязью лицами. Самый высокий из них зажал рукой рот девушки и с трудом удерживал ее. Остальные, казалось, обомлели. В ушах у них, несомненно, стоял звон, такой же, как у Сэма.

Высокий выругался и отдернул руку. Лолли укусила его. На ее лице появилось хорошо знакомое Сэму выражение, и от нового крика заколыхались верхушки высоких деревьев. Чтобы справиться с ней, понадобились двое. Лолли научилась драться.

Сэм привалился к стволу кокосовой пальмы, скрестил руки на груди и наблюдал, как она пнула одного в лодыжку, пытаясь тем временем укусить другого. Нужно было отдать ей должное. Она хорошо дралась. Сэм понаблюдал еще минуту, а потом спросил:

– Ну что, Кэссиди, разучился обращаться с дамами?

Высокий перестал ударять себя по уху уцелевшей ладонью и удивленно взглянул на Сэма.

– Кажется, я оглох, Сэм. – Он затряс головой, затем хмуро посмотрел на укушенную руку. – Это не дама. Это пара легких с зубами, – он помолчал, посмотрел на нее внимательнее и добавил: – и пятнами.

Лолли свирепо взирала на Сэма и его друга Джима Кэссиди, а сама вырывалась из рук двух солдат, пытаясь отбиться пинками. Джим наблюдал за этой борьбой.

– Ножки, впрочем, неплохие.

Лолли перестала драться, ее лицо ярко вспыхнуло. Сэм лениво задержал взгляд на ее груди.

– Не знаю. Она демонстрировала мне другие части.

Лолли громко охнула, несмотря на руку солдата, зажавшую ей рот. Сэм подавил улыбку. Не испытывая ни малейших угрызений совести, он предоставил ей возможность побороться еще, а сам принялся давать объяснения:

– Вообще-то она Юлайли Грейс Лару, но я привык называть ее проще – Лолли.

Как Сэм и ожидал, Джим хохотнул.

– Да, она Лолли Лару из тех Лару, что живут в Бельвью.

Девушка что-то проворчала. Наверное, опять поправила его, решил Сэм. Он улыбнулся и подлил масла в огонь:

– Из Южной Каролины. Владельцев Хикхоума, «Каухенд индастриз» и ферм Пичтри.

Сэм услышал, что она давится от ярости, но постарался сохранить серьезный вид. Джим растерянно уставился на друга.

– Дочь посла Лару, – добавил Сэм и увидел наконец понимание на черномазой физиономии друга.

– Как же ты с ней связался, черт возьми? – Джим стоял, опершись на винтовку, и рассматривал Лолли.

– Подарок полковника Луны.

Джим замер, переводя взгляд с друга на его спутницу и обратно.

– И что ты собираешься с ней делать?

Сэм поднял левую руку и потер пальцы характерным во все времена жестом, обозначающим денежное вознаграждение. Глаза Джима алчно вспыхнули. Любовь к деньгам объединила этих мужчин чуть ли не с первой встречи. Джим улыбнулся.

– Сколько?

– Во всяком случае, недостаточно, чтобы заплатить за все, с чем мне пришлось мириться последние несколько дней.

Сэм взглянул на Лолли, которая внезапно замерла. Он вгляделся в нее повнимательнее. Вместо страха в ее глазах читалась боль из-за его измены. Он готов был побиться об заклад на годовое жалованье, что она не сообразит, в чем дело, но, видно, ошибся. Сэм отвернулся от обвиняющего взгляда наивных голубых глаз женщины, узнавшей о предательстве, и впервые за многие годы испытал чувство вины. Он пожал плечами, как бы отмахиваясь от нее, и посмотрел на Джима:

– Мне нужно поговорить с Андресом.

Джим кивнул. Теперь он поглядывал на Лолли с новым интересом, который разжигала не только алчность, но и чисто мужское любопытство. Сэм вдруг почувствовал потребность отвлечь внимание Джима.

– Что ты делаешь так далеко от лагеря?

– Испанцы продвигаются все дальше в глубь страны. На прошлой неделе они заняли Санта-Кристину.

От этой новости Сэм опешил. Городок Санта-Кристина был довольно многолюдным и находился в каких-то пятнадцати милях от их лагеря. Многие из людей Бопифасио были родом из этого города, а прочие – выходцами из близлежащих сел. Если испанцы заняли его, это означало, что они глубоко просочились на территорию партизан, и в самом скором времени можно ожидать открытого боя с ними. Такова была их тактика: окружить город, собрать всех жителей и ни в чем не повинных селян и замучить несколько человек, чтобы молва пошла от города к городу. Это был верный способ выманить из джунглей горячих повстанцев и полностью уничтожить сопротивление.

– Оружие прибыло?

Джим покачал головой и поправил перекинутый через спину лук, с которым никогда не расставался. Он пользовался винтовкой ради скорости, но Сэм знал, что друг предпочитает смертоносную бесшумность и точность стрелы, выпущенной из лука.

Сэм оглядел маскировочную одежду Джима, волосы, прилизанные маслом, и лицо, исполосованное сажей.

– Устроили пробег, чтобы глянуть, нельзя ли чем поживиться?

На грязной физиономии Джима сверкнула белозубая улыбка.

– Поговаривают, будто испанцы получили свеженький запас динамита. – Он кивнул в сторону своих людей. – Мы решили освободить их от этого груза.

Сэм расхохотался. Его друг славился тем, что был известный ловкач и мог стянуть что угодно даже из лагеря противника. В прошлом ноябре, когда они прибыли в лагерь, Джим, воодушевленный изобилием сладкого картофеля, выкрал у местного судьи всех индюшек, чтобы устроить по старинке обед в День благодарения, как принято в Америке.

– Думаю, мне надо вернуться в лагерь и избавиться от собственного груза. – При этом Сэм посмотрел на Лолли, чей взгляд обдал его ледяным холодом. Сэм не обратил на это внимания и кивнул двум филиппинцам-мятежникам, которые удерживали ее. – Не возражаешь, если я заберу с собой Гарсию и Монтеса?

– Действуй. По тому, какой звон стоит у меня в ушах и какая отметина осталась на руке от зубов, я бы сказал: тебе они нужны больше, чем мне. – Джим улыбнулся. – В городе всего каких-то две сотни испанцев. От них не будет столько беды.

Лолли попыталась лягнуть одного из захохотавших солдат и промахнулась. Если бы они не держали ее мертвой хваткой, она бы упала. Джим сунул пальцы в рот и свистнул. В высокой кроне раздался шорох, с верхних веток посыпалась листва. С дерева слетела черпая майна с красной головкой, на секунду зависла над ними и опустилась на плечо Джима. Тот вынул что-то из кармана рубашки и угостил птицу.

Сэм застонал:

– Черный голубь преисподней.

Птица заклекотала, пару раз мотнула головкой, медленно прохаживаясь по плечу Джима, затем дважды хлопнула крыльями и пронзительно завопила:

– Насилуют! Ха-ха-ха-ха!

Глаза Лолли чуть не вылезли из орбит.

– Полегче, Медуза. – Джим успокоил птицу, погладив ее несколько раз. – Будешь ее раздражать, Сэм, она тебе выклюет последний глаз.

Сэм только рассмеялся:

– Эта птица знает, что я зажарю ее на шомполе, если она приблизится ко мне ближе чем на три фута. Может, и стоит поджарить ее на День благодарения.

– В Сэме полно дерьма! Смотри, куда ступаешь! – призвала Медуза, качая головкой в такт каждому слову.

Сэм по-настоящему ненавидел эту птицу. Джим улыбнулся ему, потом снова угостил птицу.

– Когда ты грозишь ее зажарить, она становится колючей. Не забывай, – он погладил птицу, которая заворковала, наклонив головку, – женщины реагируют лучше всего на ласку и комплименты.

– Джим мой герой, – объявила Медуза и потерлась головкой об ухо хозяина, потом выпрямилась, расправила блестящее черное крыло и отчеканила: – а Сэм нет.

– Ну что ж, с этим разрешите откланяться. – Джим шутливо отсалютовал Сэму, плотоядно взглянул на Лолли и исчез в зарослях вместе со своими людьми и несносной птицей.

Сэм тоже посмотрел на Лолли. Она ни на секунду не спускала с него глаз, хотя ее удерживали два солдата-повстанца. Лолли вырывалась и бормотала что-то в ладонь, закрывшую ей рот. Сэм постарался не обращать внимания ни на нее, ни на шум, который она подняла. Не получилось. Он все равно чувствовал укор в ее взгляде, и ему это не нравилось, как не нравился и он сам.

– Заткните ее кляпом, – приказал он резким тоном, потом отвернулся и подобрал свою винтовку. – За мной! – прокричал он через плечо по-тагальски.

И больше он не оглядывался.

Прежде чем солдат захлопнул дверь, Лолли умудрилась еще два раза лягнуть и укусить его. Она заколотила по шершавому дереву. Дверь загрохотала, но не поддалась.

Проклятый янки! Жаль, это не его лодыжку она лягнула и не его руку укусила, впрочем, тогда бы она действовала еще решительнее. Он с самого первого дня замыслил получить за нее выкуп, а ведь она как раз начала думать – после того, как он несколько раз спас ее, – что, может быть, он все-таки не так плох. Она даже не подозревала, что все это он делал, чтобы получить свою долю выкупа.

Нет, он был не плох. Он был ужасен.

Она как дурочка поверила, что он пошлет за ее отцом. Все, что ему нужно, – это деньги. Он хотел продать ее. Жизнь ее ценилась только потому, что она была дочерью посла Лару и за нее можно было взять выкуп. Для таких людей, как полковник Луна и Сэм Форестер, ценным было только ее имя. Лолли задумалась, какую ценность она представляет для своего отца, и помолилась, чтобы он хранил ее в своем сердце. Хотя, конечно, трудно вообразить родительскую любовь того, кто не видел дочь почти всю жизнь.

Мечтательной девочкой она рисовала отца храбрым, мужественным человеком, который пожертвовал семейным счастьем ради своей страны. Она представляла их встречу, когда он скажет, что хотел бы быть рядом во время всех важных событий в жизни маленькой девочки, но он не мог себе этого позволить. Его долг был служить очень многим людям, а не только одной девочке. Он не мог быть настолько эгоистичным.

Теперь, оставшись одна в маленьком темном сарае, Лолли уже почти не надеялась, что эта мечта когда-нибудь осуществится. Когда ее глаза наконец привыкли к темноте, она оглядела сырое помещение. В нем были сложены до потолка корзины, ящики, бочки. Лолли сделала к ним шаг и споткнулась обо что-то, а когда посмотрела вниз, увидела, что это был какой-то длинный металлический инструмент. Кажется, братья называли его гвоздодером. Она отбросила его ногой в сторону и подошла к бочке. Вытерла с крышки пыль и уселась сверху.

Было тихо, очень тихо. Лолли осмотрела темное помещение, терзаемая страхом и еще больше одиночеством. Сколько же они продержат ее здесь, подумала она и ужаснулась, представив, что, возможно, ей придется пробыть здесь много дней. Она вдруг снова почувствовала себя трехлетней девочкой, застрявшей в темном колодце. Воздух здесь был такой же – влажный и мертвый. Свет в колодец проникал только через небольшое отверстие. Свет в это помещение проникал только сквозь маленькую щель между дверью и косяком. Лолли могла разглядеть лишь висячий замок.

Внезапно ей захотелось завопить во все легкие, чтобы крыша слетела вниз, но вместо этого она только глубоко вздохнула.

В углу за корзиной что-то зашуршало. Лолли поджала ноги и обхватила руками колени, в панике осматривая пол. По рукам у нее пробежали мурашки, и она задрожала, представляя всевозможную живность, с которой ей придется провести много дней... одной... пока она здесь ждет.

Сэм уставился на вожака партизан, не в состоянии поверить тому, что услышал.

– Что значит, черт возьми, она тебе не нужна? Да за нее можно выручить огромный выкуп, Андрес!

– Мне не важно, сколько серебряных песо стоит эта девица. Все равно она не стоит тех бед, которые повлечет за собой требование выкупа. Это может помешать нашему движению. – Андрес Бонифасио, вождь повстанцев, один из руководителей патриотической организации «Катипунан», перестал взволнованно расхаживать и взглянул на Сэма. – Ты допустил ошибку, мой друг. Твое правительство снимет с меня голову, если мы возьмем ее в заложницы. Ее отец-посол позаботится об этом. А у нас и так много проблем с испанцами, которые подошли прямо к нашему двору, как ты говоришь. Мне нужна поддержка Соединенных Штатов. И это стоит большего, чем любой выкуп. У посла Лару очень большое влияние. Я не могу рисковать потерей американской помощи. Слишком много филиппинцев проливали свою кровь в тяжелейшей борьбе, чтобы потерять поддержку всесильной страны ради нескольких шальных тысяч.

Сэм наблюдал, как вождь повстанцев снова принялся расхаживать. Надежда на премию погасла быстрее, чем свеча на ветру. Ему вдруг захотелось что-то разбить. Сжав кулаки, он засунул их в карманы.

– Ну и что мы теперь будем с ней делать?

– Не мы. – Бонифасио выразительно посмотрел на него. – Ты.

Сэм на мгновение ошалел, затем попятился, вытянув перед собой руки.

– О нет. Только не я. Мне столько дней пришлось возиться с ней. Пусть ее отвезут домой партизаны. Я не хочу иметь с ней больше никаких дел.

– Ты привел ее сюда. Ты и отвезешь обратно.

– А если я откажусь? – Сэм вдруг почувствовал себя так, будто попал под обстрел артиллерии.

Бонифасио изменился в лице, дав волю своему гневу:

– Тогда ты вообще не получишь никакой платы. – Он стукнул кулаком по столу. – Матерь Божья, Сэм! О чем ты думал? Мне нужна поддержка Америки. Если я отошлю девушку с моими людьми, это будет выглядеть так, будто забрал ее я, а не Агинальдо. – Он снова зашагал по комнате, продолжая говорить: – Как хочешь, но тебе придется отвезти ее домой. Ты американец, и ты убедишь ее отца, что я не имею ничего общего с ее похищением.

– Пусть Кэссиди сделает это. Он такой же американец, как я.

– Нет. – Бонифасио поднял руку и посмотрел на Сэма, словно тот потерял голову. – Девушка ни за что не доедет до дома... нетронутой. Ты знаешь это не хуже меня. Стоит любой женщине приблизиться к Кэссиди на расстояние метра, как уже через десять минут она под ним. Нет. Домой отвезешь ее ты. – Бонифасио сделал паузу, внимательно глядя Сэму в лицо. – Она ведь не пострадала?

– Нет. Я не настолько глуп. – Сэм опять сжал кулаки в карманах и уставился в окно, за которым видел не ночь, а два обвиняющих голубых глаза.

Ему не понравилось это, как не понравилась идея отвезти ее домой. Его расчеты оказались неверны. Андрес, конечно, прав, но от этого ему было не легче проглотить такую пилюлю, да и желание что-то разбить не пропало.

На премию рассчитывать не приходилось – это несколько успокоило его совесть, о которой он редко вспоминал, – и тот факт, что он мирился с ее присутствием задарма, совсем не устраивал солдата-наемника. Кроме того, на кон была поставлена его репутация воина, сильно пострадавшая из-за просчета, который чуть не лишил его работы. Такого раньше с ним не случалось.

Вся загвоздка в том, что ему никак не удавалось избавиться от Лолли Лару. Сейчас он получил приказ доставить ее домой к папочке. Работенка не из легких, тем более теперь, когда она узнала из его разговора с Кэссиди, каков был его первоначальный план. Это была самая большая незадача.

Сэм повернулся, прислонился к стене с небрежным спокойствием, которого совершенно не испытывал.

– Есть небольшая проблемка.

– Что еще?

– Она знает.

– О чем?

– О том, что я задумал получить за нее деньги.

Бонифасио выругался и потом пробормотал:

– Глупец.

– Ты прав, это было глупо с моей стороны, но скажу тебе вот что: один день с этой женщиной мог бы и Макиавелли превратить в слабоумного.

В комнате повисла тишина. Сэм задумчиво потер лоб. Ему во что бы то ни стало нужно было найти способ исправить ошибку. Он подумал еще немного, вспоминая свой разговор с Джимом. Лолли знала, что он собирался удерживать ее в плену до получения выкупа.

Нет, поправил он сам себя. Она знала только, что он собирался получить деньги. Оттолкнувшись от стены, Сэм подошел к столу командира, оперся руками о края и наклонился вперед для большей убедительности:

– Она знает лишь, что я планировал получить деньги, когда доставлю ее сюда. Возможно, нам удастся убедить ее, что она неправильно все поняла.

– Нам?

– Мне понадобится твоя помощь. Придется сделать вид, что мы с самого начала планировали вернуть ее отцу в целости и сохранности без всякого выкупа. Но мне понадобится твоя помощь. Нужно заставить ее поверить, будто деньги, о которых я говорил, – это моя награда за ее спасение. – Сэм замолчал, внезапно осознав, что он мог упустить из виду одну деталь. – А ты не думаешь, что награда за ее возвращение уже назначена? Может, ты смог бы уговорить ее отца выплатить мне премию.

Сэм бросил лишь один взгляд на лицо командира и сразу понял – ему не достанется и ломаного гроша. Но все равно живший в нем уличный мальчишка, выходец из трущоб Чикаго, должен был попытаться. Он пожал плечами:

– Забудь, что я сказал.

– Никогда не упустишь своей выгоды, а, мой друг? – Бонифасио коротко хохотнул и уселся за стол. – Поступай, как считаешь нужным, лишь бы убедить девушку. Я пошлю ее отцу записку, в которой сообщу, что мы нашли его дочь, она жива-здорова и что один надежный американец – это ты – привезет ее домой. Никаких других условий я оговаривать не буду на тот случай, если посол решит познакомиться с тобой. Я не хочу, чтобы он или кто-либо другой узнал о нашем местонахождении. Оружие должно прибыть со дня надень. Мы не можем пропустить этот груз. – Бонифасио внимательно посмотрел на Сэма. – Я скажу девушке, что нас заботила исключительно ее безопасность, и я помогу заставить ее поверить в твою историю о вознаграждении. Но до тех пор пока мы не получим известия от ее отца, ты отвечаешь за нее. А с меня хватит испанцев, которые подобрались к лагерю вплотную.

Проклятие, вот он и получил свой приказ. Опять придется возиться с ней.

– Где она? – спросил Бонифасио.

– Я запер ее в сарае возле склада, – рассеянно ответил Сэм.

В дверь бунгало громко постучали. Вошедший солдат вытянулся в струнку и отсалютовал Бонифасио, затем Сэму.

– Женщина сбежала.

Ее нашли всего через десять минут.

Но понадобилось почти полчаса, чтобы вырезать ее целиком из колючей проволоки, служившей заграждением. Пятеро мужчин трудились в поте лица при свете одного факела. Сэм щелкнул крышкой часов и опустил их в карман рубашки. Потом он наклонился, забрал факел, воткнутый в землю, и, выпрямившись, поднял факел высоко над головой, чтобы людям было легче работать в темноте. Одной ногой, обутой в сапог, он уперся в мешки с песком, наваленные друг на друга по пять штук по всему периметру лагеря, граничившему с джунглями, и внимательно следил за извлечением из проволоки Лолли Лару.

Должно быть, она попыталась проползти сквозь закрученные петли, которые использовались в качестве защиты от наступления противника. Когда ее нашли, она походила на оборванного розового червя в коконе из колючей проволоки. Сэму показалось, будто каждый острый шип проволоки был зацеплен за ее платье или волосы, а та часть проволоки, что не зацепилась за платье, обмоталась, как леска, вокруг ее рук и ног. Одна из этих рук держала лапчатый лом.

Один-единственный взгляд, брошенный на Лолли, окончательно убедил Сэма, что никакая сила на свете не заставит его вновь оказаться с ней в джунглях. Если уж он должен везти ее домой, то отправится по горной дороге. Предварительно засунет ее в повозку, запряженную буйволом, и поедет с ней в Манилу или в любой другой город, где ее папочка захочет встретить их. Пусть даже им придется нарядиться крестьянами, аборигенами, испанцами или еще кем – Сэму наплевать, но в джунгли он с ней не пойдет. Ни за что.

Солдаты закончили вырезать ее из проволоки, и один из них отнял у нее лом, за что Сэм был особенно ему благодарен. У него было предчувствие, что при первой возможности Лолли швырнет в него ломик.

Солдаты подняли девушку на нетвердые ноги, посмеиваясь и болтая на своем родном тагальском. Она тряхнула головой и посмотрела на них смущенно и немного испуганно. Солдаты продолжали ей улыбаться, и Сэм увидел, как она облегченно расправила напряженные плечи. Разумеется, она понятия не имела, над чем они смеются. А ведь они обозвали ее пьяной бабочкой.

Стоило лишь взглянуть на нее, чтобы убедиться – прозвище подходило как нельзя лучше. Кусочки проволоки торчали из ее всклокоченных волос наподобие усиков насекомых. Юбка, обмотанная витками проволоки, выпирала во все стороны и напоминала обвисшие розовые крылья. Его первым порывом было сказать ей, как она выглядит, но он знал, что любое его слово будет настолько пропитано сарказмом, что Лолли придет в гнев. И тогда им не удастся убедить ее, что ни о каком выкупе речи не идет и что ее просто отвезут к отцу.

Лолли попыталась сделать шаг и пошатнулась. Сэм двинулся к ней, протянув руку, чтобы поддержать ее. Она поспешно отдернула локоть и бросила на него уничтожающий взгляд.

– Не смей ко мне прикасаться!

Сэм и Андрес переглянулись. Андрес украдкой ткнул пальцем себе в грудь, показывая, что теперь его очередь наводить мосты. Сэм остался наблюдать.

Андрес шагнул вперед и отвесил Юлайли галантный поклон, размахивая шляпой перед собой и чуть ли не подметая землю.

– Мисс Лару, я Андрес Бонифасио. – Он выпрямился и улыбнулся. – Мне очень жаль, что вы... испытали неудобство из-за нашей примитивной обстановки. – Он обвел рукой длинные заграждения, рвы, мешки с песком – все, что было видно при свете единственного факела.

Лолли возмущенно тряхнула юбками, и на землю упало несколько кусочков проволоки, а остальные, зацепившиеся за ткань, жалобно зазвенели, как лопнувшие гитарные струны.

– Еще бы вам не было жаль! Хотя, конечно, вам необходимы все эти... тюремные заграждения, чтобы сторожить своих заложников.

Она тоже обвела рукой вокруг и зацепилась за кусок проволоки, застрявший в волосах. Лолли поморщилась и дернула изо всех сил, а потом хмуро уставилась на прядь светлых волос, выдернутых вместе с проволокой.

Андрее насторожился.

– Заложники? Я не понимаю. – Он переводил негодующий взгляд с Лолли на Сэма.

«Отличная работа, Бонифасио. Немного переиграно, на мой взгляд, но все равно отличная работа». Сэм улыбнулся. Лолли швырнула проволоку через плечо.

– То, что я женщина, еще не означает, что вы должны обращаться со мной как с тупицей. Я слышала его. – Злобно глядя на Сэма, она подняла в обвиняющем жесте пальчик и помахала около его лица.

Сэм ни на секунду не отвел от нее взгляда и продолжал улыбаться.

– И что же ты слышала?

Она выпятила подбородок, совсем как мул, перед тем как начать лягаться.

– Ты сказал своему другу, что намерен получить за меня плату, а когда тот спросил сколько, ты сказал, что это решать ему. – Обвиняющий палец указал в сторону Бонифасио.

Андрес захохотал, тряся головой, словно услышал отличную шутку. Сэм присоединился к нему. Лолли возмущенно выпрямилась и еще больше выпятила подбородок. Ей захотелось швырнуть в них какой-нибудь предмет. Сэм прочитал это в ее ледяном взгляде.

– Это большая ошибка, мисс Лару. Сэм говорил о своем вознаграждении за то, что доставит вас в безопасное место, наш лагерь, – улыбнулся Андрес.

Лолли смотрела на обоих мужчин настороженно, точно так, должно быть, смотрела Красная Шапочка на волка, когда тот забрался в бабушкину постель. Сэм и Андрес переглянулись, как заговорщики.

– Мы поддерживаем с правительством Соединенных Штатов тесную связь, – сообщил ей Андрес. – Я уже послал записку вашему отцу с сообщением, что вы живы и здоровы благодаря Сэму и что он доставит вас в Манилу, как только мы сумеем обеспечить ваше безопасное возвращение.

Лолли притихла и молча взирала на Сэма. Тот улыбнулся с самым невинным видом, на какой только способен одноглазый наемник. Лолли продолжала смотреть на него, а потом скрестила исцарапанные проволокой руки и поинтересовалась:

– Откуда мне знать, что это так?

Что ж, она делает успехи. Неплохо, подумал Сэм, взглянув на нее с проблеском уважения. Андрес поднял обе руки в беспомощном жесте:

– Я не могу доказать, что отослал записку.

– А вы можете доказать, что у вас есть связи с моим правительством? – Подбородок вздернулся еще выше.

Два хороших вопроса, подумал Сэм. Поразительно.

– Вот это как раз я могу доказать. – Андрее взял факел и поднес его к мешкам с песком. – Видите? – Он указал на надпись на мешковине.

Лолли подошла поближе и посмотрела. Сэм знал, что там написано: «Снабжение Армии США, казенное имущество Соединенных Штатов Америки». Он сам купил их у интенданта одной из частей в Сан-Франциско, человека, который за хорошую цену продал бы ему все, что угодно, из армейского имущества. Лолли, однако, этого не знала.

Она прочитала надпись и выпрямилась, по-прежнему внимательно разглядывая обоих мужчин, словно могла отличить правду от лжи по их лицам. Андрес сбросил китель и, вывернув его наизнанку, присел рядом с факелом.

– Взгляните, прочтите это.

Лолли наклонилась и прочитала вслух:

– «Имущество Армии США».

Он взял нож и указал на слова, выбитые на чехле.

– «Имущество Армии США», – повторила она.

– Гомес! Пойди сюда. – Андрес подозвал к себе солдата. – Покажи ей ножницы для резки проволоки.

Лолли снова наклонилась и прочитала:

– «Имущество Армии США».

– Вы все еще сомневаетесь, что нас поддерживают США? – спросил Бонифасио.

Она широко улыбнулась и облегченно вздохнула, с шумом выпустив из легких воздух, а потом хлопнула себя ладошкой в грудь.

– Просто камень с души свалился. Не могу сказать, как все это было тяжело. – Она выразительно посмотрела на Сэма.

Бонифасио бросил на него предостерегающий взгляд.

– Сэм несколько неотесан, мисс Лару, но он прекрасный солдат, которому вы можете доверить свою жизнь. Я бы на вашем месте чувствовал себя спокойно, когда он рядом. Я уверен: все его поступки продиктованы были только одним стремлением – остаться в живых самому и уберечь вашу жизнь.

Лолли скептически хмыкнула, и Сэм разозлился донельзя, руки у него зачесались.

– Мисс Лару, Сэм сопроводит вас домой, к семье, как только я все организую.

– Я бы предпочла кого-нибудь другого, будьте любезны, – произнесла Лолли таким тоном, словно делала заказ в ресторане.

– К сожалению, это невозможно. Он самый подготовленный. Как и вы, он американец и лучше всех справится с заданием. Боюсь, вам двоим придется еще потерпеть друг друга. У меня много людей, но ни одному из них я так не доверяю, как Сэму.

Сэм послал Лолли злорадную улыбку.

– Кроме того, он сам вызвался.

Улыбка на лице Сэма померкла. Он хотел возразить, но командир опять посмотрел на него предостерегающе. Лолли вздохнула:

– Что ж, ничего другого не остается. – Она оторвала от платья кусок проволоки. – Вообще-то ты мог бы извиниться. Все-таки ты был не очень вежлив.

Сэм не собирался извиняться.

– Я спас твой изнеженный задик.

– Вот это я и имела в виду! – Вздернув нос и подбородок, она повернулась к командиру, предоставив Сэму разглядывать ее спину. – А еще он назвал меня чирьем на... ну, сами знаете где.

– А ты и сейчас чирей на...

– Молчать! Оба! – гаркнул Бонифасио.

– Но... – произнесли в один голос Лолли и Сэм.

– Ни слова. – Бонифасио поднял обе руки и покачал головой. – Наверное, вам обоим слишком много довелось пережить за последние несколько дней. – Он посмотрел на Сэма. – Вероятно, вам лучше провести какое-то время порознь.

– Слава тебе Господи, – пробормотал Сэм достаточно громко, чтобы все услышали.

Лолли охнула и повернулась к нему, рассвирепевшая, как бульдог. Командир посверлил Сэма взглядом, ясно говорившим, что тот зашел слишком далеко. После долгой паузы Бонифасио произнес:

– Подумав, однако, я решил, что, возможно, вы договоритесь между собой.

Его взгляд удержал Сэма от комментариев. Сэм промолчал, но при этом клял себя за свой несдержанный язык. Эта особа толкала его на глупейшие поступки.

Бонифасио снова поклонился Лолли.

– Я должен вернуться к своим обязанностям. Наше дело под угрозой, поэтому я буду очень занят. Оставляю вас на попечение Сэма. Помните, вы оба добрались сюда целыми и невредимыми. Уверен, в ближайшие несколько дней вы сумеете преодолеть свои разногласия. – Он посмотрел на девушку. – Все делается только для вашего благополучия. Мы снова с вами поговорим, мисс Лару, как только я получу известие от вашего отца. – Коротко кивнув Сэму, Бонифасио повернулся и растворился в лагерной тьме.

Глава 14

Лолли туго натянула нитку, перекусила ее пополам и положила нитку с иголкой на столик возле походной кровати. Потом вытянула перед собой черные брюки. Талия на них стала гораздо уже. Встав, Лолли натянула брюки на новое белье, которое ей выдали – мужское белье маленького размера.

Хлопчатобумажные кальсоны и майка – новые, со штемпелем правительства США. Хоть и маленького размера, они все равно были ей слишком велики. Майка огромными дырами провисала под мышками, а кальсоны оставались на месте только благодаря продернутой завязке на талии. После брюк настала очередь жесткой черной холщовой рубахи с длинными рукавами, которые сразу закрыли ей руки вместе с пальцами. Лолли принялась закатывать рукава, что было довольно трудно, так как вторая манжета все время падала и мешала ей.

Наконец ей удалось закатать рукава до локтей. Валик рукава получился такой тугой, что врезался в кожу, но по крайней мере руки теперь были свободны. Она заправила длинные полы рубахи в брюки и застегнула их на пуговицы.

Брюки оказались чуть-чуть туговаты, но это было лучше, чем раньше. Лолли, изогнувшись, посмотрела, как они сидят, и провела ладонями по боковым швам, которые теперь стали толще в тех местах, где она ушивала брюки, используя единственный шов, которому выучилась в школе, – вышивальный, с закрытым стежком. Оставалось только надеяться, что он не разойдется.

В брюках она чувствовала себя очень странно после тяжелых нижних юбок и платьев, которые всегда носила. Даже в ободранном коротком платьице, в котором она брела по джунглям, она чувствовала себя иначе. Лолли взглянула на свои ноги, обтянутые брюками. Ткань особенно тесно облегала бедра и ягодицы. Наверное, брюки сидели чересчур хорошо. Лолли раздумывала, не распороть ли шов, не переделать ли всю работу, но уж очень ей не хотелось возиться с шитьем, которое никогда не было ее любимым занятием. Она научилась только вышивать – монограммы, цветы и тому подобное.

Интересно, подумала Лолли, почему некоторые обязанности всегда связывают с женщинами, дамами в особенности. Мадам Деверо была очень строга насчет того, чем пристало заниматься даме, а чем – нет. По мнению Лолли, лишь немногие из подходящих занятий доставляли удовольствие. Танцы, например, она любила, но дамам приходилось ждать, пока мужчины соизволят пригласить их. Еще одно глупейшее правило, несомненно, придуманное когда-то высокомерными особями мужского пола. Здравого смысла в нем столько же, сколько в правиле о дамском аппетите – глупость, настоящая глупость.

Другим приятным делом была верховая езда, хотя брат Харрисон не позволял брать резвых лошадок, считая ее беспомощной. Он бы тоже выглядел беспомощным, если бы его заставляли ездить чуть ли не свесившись поперек лошади на скользком кожаном седле, зацепившись одним коленом за седельную луку. Лолли не могла взять в толк, как можно удержаться на лошади в таком положении. Лично ей не удавалось это ни разу.

Ее раздражало, что мужчины, видимо, считали своей единственной целью в этом мире управлять женщинами, а потом спасать их от последствий своего руководства. Бесполезное занятие.

Но таков был мир – им правили мужчины, по крайней мере, ее мир. В нем было пятеро братьев, которые с наслаждением командовали ею, а сами делали все, что им вздумается. И отец, который никогда не утруждал себя заботами о дочери и до сих пор не очень спешил увидеть ее. Теперь же она оказалась заточенной в лагере, полном мужчин, солдат, еще там был один янки, твердолобый, упрямый, невоспитанный, а такта и утонченности в нем столько, сколько в пушечном ядре.

Странный человек этот Сэм. Непробиваемый. Лолли вспомнила, как он отказался извиниться. Грубо. Обозвал ее ужасно. И все же что-то в нем интриговало ее. Наверное, из-за того, что у них такие разные жизни. Возможно, ее тянет к Сэму Форестеру потому, что она никогда не встречала таких людей, как он.

Те несколько мужчин, с которыми она общалась дома, были джентльменами до мозга костей, с головы, хорошо ухоженной, до ног в начищенной обуви. Они были воспитанными, любезными, с приятными утонченными лицами. Сэм тоже был красив, но какой-то грубой красотой. Она представляла себе его лицо таким, каким впервые хорошенько разглядела в том закоулке. В глубине ее души в тот раз словно прозвенел колокол, предупреждая об опасности. Тогда она очень испугалась.

Теперь же чувствовала любопытство, ведь ни один из джентльменов, несмотря на всю их утонченность, воспитанность и приятную внешность, ни один из них не заставлял ее испытывать головокружение.

Сэму это удалось.

В нем было ужасно много гордости. Возможно, даже больше, чем у жителя Чарлстона, а это уже перебор. Она вспомнила, как попыталась поделиться с ним своей едой. Вот тогда его гордость и взыграла в полной мере.

Разговаривал он грубо, нарочито грубо, а ругался так, что хоть завтра мог предстать перед лицом дьявола. Он был таинствен и очень опасен. Наверное, трущобы сделали его таким, а может, это случилось из-за чего-то другого... из-за потери глаза, например? Сэм Форестер не был джентльменом, и все же... что-то в нем было. Сколько он ни вопил на весь белый свет, что она для него обуза, он ни разу не бросил ее, ни разу. Лолли вздохнула, размышляя, что бы это значило, и уговаривая себя не выдумывать лишнего.

Подперев голову рукой, она в сотый раз оглядела пустую комнатенку. Деревянный пол был сделан из какого-то грубого, шершавого дерева. Стены выкрашены, но цвет, если это можно было назвать цветом, был тускло-серый. В комнате стояли два деревянных стула, один – дубовый, колченогий, только с одним подлокотником, второй – темно-зеленого цвета. Надо же было выкрасить его именно зеленой краской, как будто на этом острове недостаточно зелени!

Если с цветом еще можно было как-то мириться, то с дырами в плетеном сиденье стула – нет. Лолли допустила ошибку, усевшись на этот стул, когда Сэм приволок ее в эту комнату и швырнул на кровать кое-какое постельное белье вместе с чистой одеждой. Она собралась молча наблюдать, как он топочет в комнате вроде буйвола, и опустилась на ближайший стул, чтобы устроиться с удобствами, пока он даст выход своему гневу. И тут же провалилась прямо до нижней перекладины, ее колени оказались прижатыми к груди. Даже если кто-нибудь разжег бы костер под ней, она все равно не смогла бы шевельнуться. Крепко выругавшись, Сэм вытянул ее из стула.

Смутившись от одного воспоминания об этом, Лолли уселась на твердую кровать и уставилась на толстые красные носки, лежавшие рядом с парой кожаных ботинок с длиннющими шнурками и множеством дырочек. Коричневая кожа была твердой как камень, без единой морщинки. Это явно были мужские ботинки, но такие маленькие, что казалось, придутся ей впору, и Лолли удивило, откуда Сэм их взял.

Пожав плечами: мол, ей все равно, Лолли натянула носки, надела ботинки, потом завязала шнурки и встала, чтобы проверить их в деле. Она сделала несколько шагов. Ботинки стучали по деревянному полу, как лошадиные копыта.

Следующие несколько минут Лолли топотала по маленькой комнате, пытаясь привыкнуть к ходьбе в тяжелых ботинках. Убедившись, что чувствует себя в них достаточно уверенно, она решила исследовать лагерь, не в силах дольше выносить своего заточения. В мгновение ока Лолли оказалась у дверей, открыла их и шагнула за порог, как раз в эту секунду из-за угла, в трех шагах от нее, вывернул Джим Кэссиди. По крайней мере, она решила, что это Джим Кэссиди, так как на его плече сидела большая черная птица.

Этот человек был очень высок, не такой мускулистый, как Сэм, волосы у него не были прилизаны, как в тот раз. Это были темно-русые волосы со светлыми прядками на макушке и сединой на висках. Брови у него были очень темные, от чего волосы казались еще светлее. Лицо, загорелое, с заостренными чертами, не вымазанное сажей, оказалось лицом настоящего красавца, каких Лолли еще не доводилось видеть. Она так и вытаращила глаза.

– Стой, Джим! Курочка справа по борту! – Птица хлопнула два раза крыльями, выглянула из-за плеча хозяина и принялась буравить ее любопытными желтыми глазками.

Джим остановился.

– Тише, тише, хищница.

Лолли почувствовала, что краснеет.

– Ну как, еще многих сделала глухими за последнее время? – спросил он с улыбкой, обдавая ее пламенным взглядом.

Лолли пропустила вопрос мимо ушей, потому что ее внимание привлекло совсем другое – его глаза. Весьма странное чувство одолело ее, словно зеленые глаза этого мужчины могли видеть сквозь одежду. Он шагнул к ней. Она отступала до тех пор, пока не ударилась спиной о дверной косяк. Он сделал еще шаг.

– Ты выглядишь какой-то потерянной.

Опершись рукой о косяк, он склонил голову к самому ее лицу. Он ни разу не моргнул, веки даже не затрепетали, он просто пожирал ее глазами. У него были длинные густые темные ресницы и светло-зеленые глаза, в которых скрывалось что-то тяжелое, приземленное, но что именно – она не хотела узнавать. В этом мужчине полыхал настоящий огонь.

Через несколько секунд, показавшихся ей часами, проведенными в пекле, он прошептал:

– А что, если мне помочь тебе найти себя? Я даже позволю тебе, – он взял ее подбородок рукой и медленно провел по нему большим пальцем, – кусаться.

– О Господи! – Лолли вынырнула из-под его локтя, как безумная огляделась вокруг и завопила что было сил: – Сэ-э-э-м!

Птица взвилась и села на крышу лачуги, пронзительно крича:

– Насилуют! Ха-ха-ха-ха!

Джим тут же отпрянул...

– Чертовка! Где ты научилась так голосить? – Он затряс головой, словно пытался остановить звон в ушах.

Из-за угла как угорелый выбежал Сэм. Лолли кинулась ему на грудь и обвила его руками, как плющ чугунную решетку.

– Что, черт возьми, здесь творится?

– А? – Джим все еще тряс головой.

– Сэм здесь! В нем полно дерьма! Несите лопату! – прокричала птица со своего высокого насеста.

Из-за угла выбежало еще трое. У двоих в руках были мачете, а третий держал огромное широкоствольное ружье. Лолли судорожно вздохнула и уставилась на трех солдат. Тот, который принес огромное ружье, тут же нацелил его на нее. Она охнула и практически вскарабкалась на Сэма, глядя ему в лицо и пытаясь говорить:

– Я... он... мы... – Лолли ударилась в слезы.

– Черт! Кэссиди, ты осел.

– Что ты сказал? – Джим поморщился, как от боли.

– Сэм осел! Сэм осел!

– Я убью эту птицу, – проворчал Сэм. – Перестань плакать, Лолли. Он тебя не тронет.

Она зарыдала еще сильнее, не в силах остановиться, пока Сэм наконец не обнял ее сильными руками. Всхлипывание перешло в тихое сопение почти в ту секунду, когда она почувствовала теплоту его рук и осторожное поглаживание по спине. Она быстро утешилась на широкой груди.

– Это переходит всякие границы.

– Ничего не слышу. Что ты сказал? – заморгал Джим.

– Держись от нее подальше! – прокричал Сэм так громко, что Лолли подпрыгнула.

Она обернулась в кольце его рук и посмотрела на Джима, а тот смотрел на них, переводя взгляд с Лолли на Сэма.

– Так, все ясно. – Он с досадой посмотрел на Лолли. – Я ничего не слышу, зато вижу. Все ясно.

– И что, черт возьми, ты видишь? – крикнул Сэм над ее головой.

– Все в порядке, Сэмми, дружище. Я не собираюсь посягать на твою собственность. – Он ухмыльнулся.

– Сэм сражен наповал! – прокаркала птица, и Джим засмеялся.

Лолли взглянула на Сэма в ту секунду, когда он посмотрел на нее, на его лице был написан ужас. Он выпустил ее из рук так быстро, словно обжегся, и отошел назад на два шага, на безопасное расстояние. Лолли тут же почувствовала, что ее охватил холод.

– Она мне не нужна, Кэссиди. Мне навязали ее на шею, чтобы я доставил ее домой к папочке целой и невредимой. – Он взглянул на нее, словно на змею, и обратил сердитый взгляд на друга.

Сердце Лолли упало. Ее унизило, что он так открыто выражает свою неприязнь, и в очередной раз обидело, что она для всех помеха. Лолли сглотнула глупые слезы, готовые снова брызнуть из глаз.

– Поэтому руки прочь. Это приказ. – Сэм кивнул на ружье с огромным стволом в руках у солдата. – Оружие прибыло. Мне нужна твоя помощь.

Воспользовавшись тем, что никто на нее не смотрит, Лолли быстро вытерла глаза, сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться, и подняла лицо. Один из солдат – кажется, его звали Гомес – улыбнулся ей и кивнул, как бы говоря, что все в порядке. Потом он вместе с остальными солдатами повернулся и ушел. Девушке стало лучше. Хоть она и не нравится Сэму, зато его люди относятся к ней с симпатией.

Джим оттолкнулся от стены деревянного бунгало и засвистел. Птица походила взад-вперед, покудахтала, но не покинула своего насеста.

– Ну же, Медуза. – Джим протянул руку.

Птица похлопала крыльями, снова засеменила по крыше, однако вниз не слетела.

– Что с тобой случилось? – Он недоуменно взглянул на свою любимицу, затем полез в карман рубахи и вытащил орех.

Птица не обратила на угощение ни малейшего внимания, пронзительно взвизгнула, потом свистнула и слетела с крыши прямо на голову Лолли. Та осталась стоять неподвижно, как дерево. Широко раскрыв глаза, Лолли прошептала:

– Она не клюнет?

– Если только меня, – ответил Сэм, не сводя взгляда с ее макушки.

– Кто-нибудь может снять ее? – прошептала Лолли, чувствуя, как птица переминается с одной лапки на другую.

Джим подошел к птице:

– Эй ты, иди сюда. Пойдем поможем Сэму.

– Ок! Поможем Сэму! В нем полно дерьма! Принесем ему лопату! – Медуза слетела с головы Лолли, и та облегченно вздохнула. Опустившись на руку Джима, птица тут же снова вспорхнула и оказалась на плече Лолли. Девушка замерла, пытаясь разглядеть ее краешком глаза. Птица потопталась, что-то пробормотала и, вытянув шею, взглянула на Лолли:

– Кто это?

Лолли посмотрела на Сэма, потом на Джима и наконец на птицу:

– Я Юлайли Грейс Лару.

– О-о-о! Красотка Юлайли Грейс Лару. – Птица склонила головку и ласково потерлась о подбородок Лолли.

Девушка удивленно расхохоталась.

– А как тебя зовут?

– Я Медуза. Я майна. А Сэм осел.

Лолли с улыбкой взглянула на Сэма. У того был очень недовольный вид, и ей стало смешно, оттого что взрослый человек мог так рассердиться на маленькую птичку. Сэм обратился к Джиму:

– Оставь эту проклятую птицу у нее. Ни одна из них не знает, когда заткнуться. Теперь пошли. – Он повернулся и зашагал прочь.

Джим пожал плечами и пошел было за ним, но, глянув в затылок Сэму, быстро обернулся.

– Позже, – сказал он достаточно громко, чтобы это ни для кого не было секретом.

– Черта с два! – проорал Сэм через плечо.

Джим нахмурился, ударил пару раз по уху и последовал за другом, хохоча во все горло. Лолли долго смотрела, как они уходят, потом повернулась и взглянула на майну.

– Что ж, теперь у меня есть компания.

– Рота, стой! – прокричала Медуза басом.

– Вижу, придется поработать над твоей речью. – Лолли повернулась и пошла обратно к бунгало. – Итак, Медуза, скажи: «Ян-ки...»

Глава 15

Лезвие ножа со свистом рассекло воздух. Сэм отпрыгнул назад, увильнув от острого клинка. Затем он припал к земле, как перед прыжком, держа наготове свой нож. Вокруг него шло сражение. Он слышал глухие удары падающих на землю тел, крики победителей, затрудненное дыхание побежденных. Но он не обращал внимания на посторонние шумы, стараясь дышать ровно и медленно. Он и его противник двигались по кругу, два орудия войны, два воина, все чувства которых обострены до предела. Оба были готовы нанести смертельный удар, стоило сопернику лишь моргнуть.

Сэм понял, что противник пойдет в атаку. Глаза всегда выдают. Солдат кинулся вперед, выставив нож перед собой, как штык. Сэм схватил его запястье и рванул руку с ножом вверх, а второй рукой вцепился мертвой хваткой в горло противника и начал сдавливать.

Футах в десяти от этого места из кустов выглянула светлая головка – пустая светлая головка. Выглянула и тут же снова исчезла в кустах, которые так зашуршали, что перекрыли шум учебного боя.

Сэм отпустил партизана:

– Отдохни. И вот что, Гомес...

Солдат подобрал свой нож и убрал его за пояс.

– ... в следующий раз не моргай.

Солдат кивнул и покинул маленькую грязную площадку, где проводились учения: людей натаскивали для рукопашных боев. Сэм обернулся к кустам и стал ждать. Ожидание длилось недолго. Соседние кусты заколыхались, затрещали ветки, послышался громкий вздох. Покачав головой, Сэм обогнул кусты, росшие по периметру площадки, и удобно устроился в тени низкого дерева. Лолли пряталась за высокими кустами кротона, переступая на цыпочках в своих тяжеленных армейских бутсах, хотя Сэм был готов побиться об заклад на месячное жалованье, что проделать такой фокус невозможно. Но раз уж все-таки она встала на цыпочки, Сэм предположил, что она намеревалась не выдать своего присутствия. Он презрительно фыркнул. Лолли бормотала себе под нос, не замолкая ни на секунду.

Она двигалась в его сторону, время от времени останавливаясь, чтобы выглянуть из-за кустов на поляну. Не дойдя до него шагов пяти, она снова остановилась, согнулась пополам, задрав попку кверху, и принялась что-то высматривать между ветками кустарника. Светлые волосы, стянутые на затылке куском джутовой веревки, рассыпались по спине. Сэм разглядел светлые прядки, которые сливались с остальными, более темными волосами цвета его любимого напитка – виски «Олд Кроу».

В темной форме повстанцев, раздобытой Джимом, она выглядела по-другому, совсем не похожей на щеголиху-аристократку. Лолли переступила с ноги на ногу, приковав его взгляд к круглому задику, обтянутому черными брюками. У Сэма мелькнула мысль, что того, кто придумал юбку, следовало бы расстрелять.

– Ну, где же он? – бормотала Лолли, нарушая его раздумья.

Сэм перевел взгляд на ее голову, которая перемещалась от одного просвета к другому, и его губы тронула ленивая улыбка. Он оттолкнулся от дерева.

– Не меня ли ищешь?

Лолли охнула и сразу выпрямилась. Глаза забегали из стороны в сторону – явный признак, что она подыскивает, что сказать. Сэм наконец сдался, опасаясь, что пока она заговорит, он успеет состариться.

– Чего тебе надо?

Она расправила плечи и вздернула подбородок.

– Господи, что еще?

– Я бы хотела чем-то заняться.

– Послушай, я уже тебе говорил. Это военный лагерь. Мы обучаем солдат сражаться за свою жизнь и свободу. Здесь тебе не какой-нибудь светский клуб.

– Где мистер Бонифасио? Он тут главный. Думаю, он даст мне дело.

– Андрес в Кесоне, встречается с Агинальдо. Вернется не скоро. – Сэм скрестил руки на груди и добавил: – Так что придется тебе помыкаться со мной.

Она с шумом выдохнула, как паровоз, и посмотрела по сторонам. Он видел, что она пытается думать, ему даже показалось, что еще секунда – и у нее из ушей повалит дым.

Лолли взглянула ему в лицо.

– Я просто прошу поручить мне какое-нибудь дело. Неужели я не могу принести хоть какую-то пользу? Пожалуйста, Сэм.

– А где чертова птица? Я слышал, она не дает тебе скучать.

– Джим сегодня забрал ее с собой.

– Должно быть, это было интересно. Джим в последнее время жалуется, что перестал видеть Медузу. Насколько я понял, она к тебе прикипела.

– Она не хотела идти с ним, но я ее уговорила.

– Уверен, Джим был просто счастлив. – Эта женщина умудрилась приманить к себе противную птицу Джима, что вовсе не огорчало Сэма. Он мог преспокойно обойтись без неумолкающей трещотки. И если птица как-то занимала эту особу, то его это вполне устраивало. Но теперь она снова заскучала. Наверное, стоило поручить ей что-нибудь, лишь бы она отстала. – Что ты умеешь делать?

Лолли немного растерялась, но энтузиазм ее не пропал.

– А что нужно делать? – спросила она.

«Мне нужно, чтобы ты ушла», – подумал он, рассеянно стряхивая со штанов пыль и пытаясь найти какое-нибудь решение. Внезапно Сэм замер и уставился на свои пропыленные штаны. Потом он заулыбался, придумав отличный выход из положения.

– Прачечная.

– Прачечная? – Энтузиазма у нее поубавилось.

– Иди за мной.

Сэм прошагал мимо нее и вскоре услышал за собой громкий топот. Он пересек весь лагерь, миновав десять деревянных бунгало, служивших бараками. Завернув за угол последней постройки, он прошел вдоль ряда бочек и обогнул неглубокую яму. Тяжелые бутсы затопотали быстрее, и Сэм вдруг почувствовал, что Лолли дернула его за рукав:

– Сэм.

Он остановился.

– Ну?

– Что это? – Она указала на грязную яму, обложенную мешками с песком.

– Арена. – Он повернулся, чтобы идти, но она так и повисла на его руке.

– Что-что?

– Партизаны приходят сюда в свободное время. На петушиные бои.

– Петушиные бои?

– Да, в яму запускают двух бойцовых птиц, те дерутся, а зрители делают ставки, какая из них победит.

– О Господи...

– На островах повсюду распространена азартная игра. Это их способ отдыхать.

Лолли выглядела так, словно только что повстречалась с самим дьяволом.

– А как же птицы?

– С ними обращаются как с породистыми медалистами. Покупают и продают по ценам, зависящим от их силы и количества побед. У большинства птиц жизнь лучше, чем у детей трущоб, так как филиппинцы относятся к своему спорту серьезно.

– А что происходит с птицами? Разве они не получают раны?

– Сильнейшие бойцы выживают. Прочие... – Сэм пожал плечами.

– Верховая езда – это спорт, скачки – это спорт, теннис и крокет – это спорт, даже любимое развлечение янки – бейсбол – это тоже спорт. А вот выпустить двух беспомощных птичек на арену, чтобы те дрались, – это не спорт!

– Скажи это партизанам. Теперь пошли. У меня есть еще дела.

Он пошел дальше мимо корзин с боеприпасами и завернул за угол. Лолли громко охнула – пришлось останавливаться и возвращаться. Она стояла на прежнем месте и смотрела за корзины. Он проследил за ее взглядом. Лолли уставилась на восемь деревянных, грубо сколоченных клетей, стоявших в ряд вдоль площадки для выгула, в каждой клети сидело по бойцовому петуху.

– О, бедные птички! Мне так их жаль. – Голос ее срывался.

А Сэм чертовски жалел, что сглупил и повел ее этим путем. Он схватил ее за руку.

– Так ты хочешь заняться делом или нет?

Лолли кивнула, но продолжала смотреть на клети, словно они были заполнены больными младенцами.

– Пошли. – Сэм потянул ее за собой, решив поручить ей одно дело, чтобы она была занята и не лезла к нему.

Бедные птички. Лолли вздохнула и помешала в огромном черном котле, в котором кипела одежда. Она то и дело поглядывала на бараки, не в силах забыть о клетках с птицами. За последние несколько дней она почувствовала особую любовь к птицам. Медуза стала ее постоянной спутницей с тех пор, как впервые опустилась на голову. Спала птичка на грубом деревянном насесте, который ей вырезал Гомес, а когда Лолли пересекала лагерь, направляясь на кухню, Медуза часто сидела у нее на голове. Партизаны были с ней приветливы, улыбались и приносили ей всякие пустяки – орехи для птицы, питьевую воду, спелые плоды папайи и манго. Все было прекрасно, пока она не увидела тех птиц и не поняла, что означали громкие крики, раздававшиеся вдалеке прошлой ночью.

Лолли вытерла рукой вспотевший лоб, рука ныла от беспрерывного помешивания. Девушка с тоской посмотрела на остальные пять кипящих котлов. Пытаясь забыть о птицах, она постаралась сконцентрировать внимание на том, что делает – мешает что-то в кипящих котлах, словно какая-нибудь ведьма. Лолли сменила орудие труда: вместо лопатки взяла длинную деревянную штуковину, которую Сэм назвал куколкой. Выглядела эта мешалка для белья, как маленькая табуретка, но без сиденья, зато с длинной деревянной палкой, совсем как у швабры. Наверху палка была с двумя деревянными ручками, которые Лолли должна была держать, а потом поворачивать. При этом деревянные ножки перемешивали одежду, оттирая грязь.

Лолли вцепилась в куколку. Какое глупое название! Она снова провела рукой по лбу, отирая пот и убирая влажные прядки волос. Куколка – это то, что наряжается в красивые платьица, а затем кладется на кровать. Игрушка, забава. Лолли перешла к следующему котлу и помешала в нем. Нет, это никакая не игра. Это тяжелая работа. Лолли устала, вздохнула, потом посмотрела на бараки и в сотый раз представила себе бедных маленьких петушков. Их тоже используют для игр. Жестоких игр.

Ее чрезвычайно злило, что такое жестокое действо они называют спортом. От одной только мысли об этом она содрогалась. Хотя, разумеется, это мужской спорт, а мужчины всегда диктуют, что приемлемо обществу. Но Лолли не считала петушиные бои приемлемым спортом, как, наверное, любая другая женщина. Ей они казались дикими и несправедливыми, поэтому нужно было что-то предпринять.

Лолли нерешительно покусала губку. Неужели она осмелится? Но стоило ей вспомнить, что вечером в яму посадят двух петушков, и она сразу поняла: осмелится. Вокруг никого не видно, все были заняты какими-то делами.

Сэм не сказал, сколько времени кипятить одежду. Все вещи очень грязные, поэтому чем дольше их кипятить, тем чище они будут. Вроде бы логично. Да, вполне логично.

Лолли повесила лопатку и куколку на крючки, прибитые к стене бунгало, и проверила, нет ли кого поблизости. Никто так и не появился. Сам Бог ей помогает, решила она.

Воодушевленная такой поддержкой, она выглянула из-за угла бунгало и осмотрела широкую грязную площадь в центре лагеря. Несколько солдат суетились, передвигая корзины с боеприпасами, как ей показалось. Дождавшись, когда они повернулись к ней спиной, Лолли поспешно перебежала плац, изо всех сил стараясь не шуметь. Если бы Сэм увидел ее, он бы сразу догадался, куда она направляется. У этого человека был сверхъестественный дар появляться тогда, когда она меньше всего ожидала увидеть его.

Добежав до первого барака, Лолли прижалась спиной к деревянной стене, чтобы ее никто не заметил, а затем осторожно выглянула из-за угла. Партизаны по-прежнему занимались своими делами – кто разговаривал и смеялся, кто работал. Лолли молча воздала благодарственную молитву.

Через несколько секунд она уже стояла перед клетками и рассматривала птиц. Потом подошла к ближайшей клетке. Ярко-красный с коричневатым отливом петух расправил крылья, забулькал, вытянув длинную шею, и затряс красной бородкой. Он переминался с одной лапы на другую, совсем как Медуза. Лолли окончательно решилась. Она шагнула вперед и потянулась к деревянному засову.

– Ой! – Она отдернула руку. Петух клюнул ее. Лолли зажала крошечную ранку и сердито посмотрела на птицу: – Ах ты неблагодарный!

Птица вернула ей сердитый взгляд.

– Хотя, конечно, ты ничего, кроме драки, не знаешь, правда?

Петух склонил головку.

– Понимаю, – сказала Лолли, оглядываясь в поисках какой-нибудь длинной палки, чтобы открыть клетки и при этом сохранить целыми руки, которые иначе будут исклеваны в кровь.

Найдя такую палку, она вернулась к клеткам и один за другим открыла засовы. Но одно она не учла. Это были бойцовые петухи, и, верные своей выучке, они принялись драться, клеваться и кудахтать, как только оказались на площадке для выгула. В воздухе летали перья и комочки грязи, стоял совершенно невообразимый шум, пронзительные крики, клекот и кудахтанье. Это было ужасно!

Лолли ударилась в панику. Зажав в руке палку, она бросилась к птицам.

– Ш-ш-ш! Тихо все! – Она прыгала, размахивая палкой, стараясь отогнать птиц в джунгли, где они будут на свободе.

Некоторые из них разбежались, некоторые попрятались по кустам, другие просто исчезли. Сработало!

– Вот сукина дочь!

Ох-ох. Лолли замерла. Это был голос Сэма, она бы узнала эту брань где угодно.

Глава 16

– Эти люди убьют тебя! А если не они, черт возьми, тогда я! – Сэм стремительно приближался к Лолли, намереваясь утащить ее отсюда, пока не начался бунт.

Лолли окаменела. Ее лицо застыло в удивлении, а потом приняло виноватое выражение. Руки безжизненно повисли по бокам, на землю упала длинная палка. Перья и клубы пыли – вот все, что осталось после предателей-петухов, которые разбежались по кустам, как отступающая армия.

Он выбросил руку со скоростью змеи, атакующей жертву, и, обхватив Лолли за талию, поднял в воздух, пока она не натворила еще больше бед. Прижав девушку к боку, он развернулся и направился к ее бунгало.

Она попробовала было протестующе пискнуть, но он только крепче сжал ее.

– Заткнись!

Сэм пересек лагерь, взлетел по ступенькам, пинком распахнул двери и, подойдя к кровати, бросил на нее Лолли, как мешок с песком. Лолли заверещала, откинула назад длинные светлые волосы, упавшие на лицо, и взглянула на Сэма. Его лицо оказалось совсем рядом, в голубых глазах Лолли мелькнуло беспокойство, и она начала поспешно отодвигаться назад, пока ее спина не ударилась о стену. Она настороженно бросала взгляды то влево, то вправо, выбирая, куда бы удрать.

Но прежде чем она сумела подняться, его рука преградила ей путь.

– Безмозглая маленькая чертовка. Ты хотя бы представляешь, что натворила?

Лолли судорожно сглотнула и покачала головой. Сэм придвинул к ней лицо еще ближе. Она смотрела на него не мигая, потом медленно кивнула.

– Я спасла тех птиц, – прошептала Лолли, добавив с горделивой ноткой: – Теперь они свободны.

– Отлично... проклятые птицы свободны. Ну что, гордишься собой?

Ее взгляд выражал неуверенность, но через секунду она едва заметно кивнула.

– Наверное, думаешь, что совершила благородный поступок? Птицы обрели свободу, но эти люди – нет. Ты вообще знаешь, зачем они здесь?

– Чтобы драться, – ответила Лолли с уверенностью человека, который знает, о чем говорит, хотя это не так.

– Да, они дерутся, но не ради забавы и не потому, что хотят убивать, как ты подумала. Это не игра. Они борются за свободу, рискуют своей жизнью ради того, что мы, американцы, воспринимаем как само собой разумеющееся. Это не Бельведер, Южная Каролина. Это Филиппины, испанская колония. У здешних людей нет свободы, нет своего голоса в правительстве, вообще ничего нет. Их священников вешают и оставляют гнить на городских площадях. Испанские священники-доминиканцы, действуя от имени церкви, отбирают у людей все самое ценное. Женщины и дети становятся рабами на плантациях табака и какао.

У Лолли начали дрожать губы, но он не замолк. Он был слишком разозлен.

– Эти люди собрались здесь для того, чтобы научиться бороться за спасение своей страны. Многие из них никогда больше не увидят своих семей. Они погибнут за возможность получить ту свободу, которой ты не дорожишь, которая позволяет тебе прятаться в роскоши от жестокости этого мира. Единственный отдых, который позволяли себе эти люди, – я подчеркиваю, единственный – это петушиные бои. Развлечение, которое, быть может, не отвечает твоим представлениям об отдыхе, – возможно, в глазах утонченных породистых американок оно кажется уродливым, но я повторяю: здесь тебе не Америка. Ты не сможешь здесь вальсировать и заставить всех думать так, как тебе нравится, тем более что ты абсолютно ничего не знаешь об этих людях.

Некоторые из этих птиц стоили больше трехмесячного солдатского жалованья. Если кому из партизан случается выиграть, они стараются тайком переправить деньги семьям, которых не видели уже больше года. Ты лишила их единственной возможности развеяться, единственного способа забыть, что завтра они могут умереть и никогда больше не увидеть своих жен, матерей и детей.

У них здесь ничего нет. Ни семьи. Ни папочки. Они живут здесь под каждодневной угрозой, что их найдут испанцы или отряд партизан-противников. А ты знаешь, что делают испанцы с мятежниками?

Она покачала головой.

– Иногда они поджаривают их на огне. И тогда можно услышать вопли людей и почувствовать запах горелой плоти. Ты знаешь, как пахнет обожженная человеческая плоть? – Он схватил ее за плечи и встряхнул. – Знаешь?

– Нет, – прошептала Лолли, заливаясь слезами.

Ему было наплевать, даже если бы из ее глаз потекли потоки кровавых слез. Он хотел только, чтобы эта дуреха поняла, какую глупость совершила.

– Если бы ты когда-нибудь почувствовала этот запах, ты бы уже не забыла его. Иногда они используют другие пытки, например, вгоняют в ногу жертвы длинную иголку, с мою руку, и медленно вытягивают с другой стороны. Иногда они всего лишь отрезают руку, ногу, нос, ухо, иногда все вместе. Иногда отрубают другие части. Иногда выкалывают глаз.

Он отпустил Лолли. Та упала на кровать, плача навзрыд. Ему было все равно. Он просто пригвоздил ее взглядом, не скрывая презрения, потому что ему давно осточертели ее глупейшие выходки.

– Оставайтесь здесь, мисс Лару. Валяйтесь и думайте о своих бедных птичках. А я буду думать о тех людях и о том, как мне сейчас вернуться на плац и учить их сражаться, чтобы они могли жить свободно. А вечером, когда они особо остро будут чувствовать одиночество, изнывая от усталости и напряжения дня, я попытаюсь найти какой-то способ, чтобы снять это напряжение. Видите ли, меня больше заботят люди на этом дьявольском острове, чем моя собственная особа или какие-то чертовы курицы.

Сэм пошел к двери, открыл ее и, остановившись на пороге, оглянулся.

– Я не знаю, куда подевался ваш папаша, а теперь мне даже наплевать, кто он такой. Все, что меня заботит, это чтобы вы поскорее исчезли. – Он ушел, хлопнув дверью с такой силой, что затряслись стены.

С тех пор как Сэм с шумом покинул комнату, прошли целые сутки. За это время Лолли не получала никаких известий, никого не видела, если не считать Гомеса, который два раза приносил еду и питьевую воду – стучал в дверь и молча отдавал тарелки, без улыбки и даже не глядя ей в лицо.

Лолли торчала возле узкого окошка, боясь перешагнуть через порог, терзаясь не только страхом, но стыдом и болью от слов Сэма. Услышав громкие шаги, она быстро отошла к кровати. Дверь распахнулась, и вошел Сэм, в руках он держал небольшую коробку. Вид у него был далеко не радостный. Следом за ним вошли трое солдат с огромными охапками одежды.

– Положите сюда, – велел Сэм, указав на пол перед собой.

Солдаты побросали одежду – выросла целая гора. Лолли совсем забыла о своих обязанностях прачки. Она с ужасом следила за повстанцами, пытаясь понять, что они чувствуют к ней с тех пор, как она отпустила их птиц на волю. Ни один из них даже не взглянул в ее сторону. Они просто выполнили приказ и ушли.

Когда за последним солдатом закрылась дверь, Сэм подошел к Лолли. Нагнувшись, он подобрал рубаху, лежавшую сверху, расправил и встряхнул. На пол градом посыпались пуговицы. Лолли поморщилась. Сэм взял пару брюк, встряхнул, и с них тоже слетели пуговицы.

– И то же самое с каждой рубахой, с каждой парой брюк. По крайней мере с теми, что не пристали к котлам. – Он отшвырнул одежду. – Забыла о них, да?

Говорил он без обычной сдержанности, и это обеспокоило Лолли. Она кивнула.

– Но ты утащил меня сюда, и я...

– Удивительно, что ты не почувствовала запаха гари, – перебил ее Сэм. – Все остальные в лагере почувствовали. Запах, наверное, дошел до испанцев! – прокричал он, приближаясь к Лолли, и остановился, только когда грозно навис над ней.

Лолли изо всех сил старалась не дрогнуть. Шея у Сэма вновь побагровела – верный признак того, что она опять натворила дел.

– Ты пришьешь обратно каждую пуговицу к каждой вещи, что здесь лежат. – Он бросил на кровать коробку. – Ты ведь хотела что-то делать. Вот и займись.

Повернувшись, он в несколько шагов пересек комнату и вышел за дверь. Глянув на гору одежды, Лолли открыла коробку. Там лежало несколько катушек черных ниток и большая жестянка иголок и булавок. Схватив корзинку, Лолли нагнулась, чтобы подобрать рассыпавшиеся пуговицы. Через час корзинка была полна пуговиц всех размеров, а одежда лежала разобранной в ожидании, когда ею займутся. Лолли смотрела на все это и хмурилась. Наконец она покорно вздохнула. В одном Сэм был прав: теперь у нее было занятие.

Через пять часов она перегрызла нитку и принялась рассматривать пришитые пуговицы па двадцать восьмой рубахе. Только три из восьми были нужного размера. Лолли насупилась. Она переворошила всю корзинку, но нужного размера не нашла. Все пуговицы, как видно, были разные. Лолли попыталась всадить чересчур большую пуговицу в петлю. Ничего не получилось, поэтому она поступила так, как поступала с остальными: надрезала концы петель. Это решало проблему, по крайней мере для больших пуговиц. С теми пуговицами, что были чересчур мелкими, Лолли ничего делать не стала.

Кто-то постучал, но не успела она подняться, как дверь открылась и вошел Джим Кэссиди с Медузой на плече. Он принес еду.

– Ок! – Птица дважды хлопнула крыльями и перелетела с плеча Джима на голову Лолли, где очень любила сидеть. Медуза склонила голову и попыталась заглянуть ей в лицо вверх ногами, отчего Лолли рассмеялась впервые за долгое время. Потом птица начала петь: – О-о-о, далеко на юге, на хлопковых полях...

– Медуза, я соскучилась по тебе, – прошептала Лолли, протягивая птице руку, а та пела в свое удовольствие. Выводя рулады с неоспоримым южным акцентом, Медуза шагнула на руку Лолли, и девушка поднесла птицу к глазам.

– Жаль, ты не научила ее чему-то другому. Я слушаю эту песню уже два дня. И еще Свод правил поведения для дам, составленный мадам Деверо. – Джим пересек комнату с подносом в руках. – Неужели женщины всерьез воспринимают такую ерунду? Например: «Не обсуждайте музыку, если температура воздуха выше тридцати».

– У тебя длинный язык, Медуза, – пробормотала Лолли, погладив несколько раз птицу.

Взглянув на поднос, она отпустила ее погулять по столу, а сама повернулась, чтобы взять тарелки.

– Особенно мне понравилось вот это: «Не заводите знакомств, которых вы будете стыдиться в городе». Сэм говорил, что ты задавака... симпатичная, но все равно задавака.

Лолли забрала у него поднос, не обращая внимания, что он ощупывает ее взглядом, как руками. Джим посмотрел на гору одежды, потом на нее:

– Ну что, села в лужу?

Лолли с грохотом отставила поднос и сердито взглянула на него:

– Подобное замечание говорит о дурном вкусе.

– А у меня вообще нет вкуса, хотя... – он двинулся к ней, – я бы не отказался попробовать на вкус тебя. – Он приблизился вплотную, так что она уперлась икрами в край кровати. – Мне нравятся задаваки.

– Сэ-эм! – завопила Лолли во все горло.

Джим хмыкнул, покачал головой и сказал:

– Его здесь нет.

– А где он? – Ей не понравился взгляд Джима.

– В Сан-Фернандо, но, уверен, он тебя услышал и там. – Джим погладил ее щеку.

– Перестань!

– Я не могу и думаю, ты сама не хочешь, чтобы я перестал.

Она оттолкнула его руку:

– Оставь меня в покое!

Краешком глаза она заметила, что в открытое окно вылетел черный комочек. Из-за того что они вспугнули Медузу, Лолли еще больше рассердилась на Джима. Она хотела с силой отпихнуть его, но он схватил ее за руки и принялся целовать их, а сам тем временем тянул ее за собой. Лолли лягнула его.

– Черт! – Он поморщился и внезапно перешел к активным действиям.

Джим прижал руки Лолли к своей груди и крепко обнял ее. Она извивалась, пытаясь лягнуть его, но он продолжал наступление, и через секунду в ее ноги больно врезался край кровати.

Лолли открыла рот, чтобы завизжать, но он тут же впился в него губами. Она попыталась высвободиться, но он придерживал ей голову железной хваткой, так что она не могла пошевелиться. Его язык пытался с силой раздвинуть ей губы.

В следующую секунду Лолли была свободна. Это произошло так быстро, что Лолли свалилась на кровать, успев заметить только мелькнувшую гриву черных волос. Потом раздались удары кулаков и стопы. Сэм и Джим катались по полу и дрались...

– Я же велел тебе оставить ее в покое! – Сэм схватил Джима за шиворот и ударил с такой силой, что тот вылетел в открытую дверь.

Сэм кинулся следом. Лолли тоже выбежала на крыльцо.

Двое друзей с криками катались по земле. Вокруг них сомкнулось кольцо зрителей. Сэм откинулся назад, чтобы нанести очередной удар, а Джим перехватил на лету его кулак и, упершись сапогом ему в грудь, изо всех сил оттолкнул.

– Ты спятил! Мы ни разу не дрались из-за женщины. И вообще, какого черта ты вернулся?

– Будь я проклят, но я рад, что вернулся, – прорычал Сэм, вскочил в облаке пыли и снова бросился на Джима.

Тот перевернулся и с трудом поднялся с земли.

– Перестань, приятель, а то мне придется ударить тебя, а я не хочу этого.

Сэм уже стоял прямо перед ним.

– Ударь меня! Ну же, попробуй. Давай, Кэссиди, ударь меня! – Он выставил подбородок и указал на него, как бы приглашая Кэссиди нанести удар. – Давай-давай. – Задыхаясь, он испепелял своего друга взглядом. Оба кружили на месте. – Ударь, и тогда я точно прикончу тебя!

– Ты же сам все время твердил, что она тебе не нужна, тупоголовый ублюдок! – Кэссиди увернулся от удара левой, но его настиг удар правой и свалил на землю.

Джим кое-как поднялся, перехватил следующий удар Сэма и наконец сам ударил, но это Сэма не остановило. Он продолжал драться, нанося один удар за другим, как человек, одержимый безумной потребностью забить до смерти другого человека. Это было ужасно. Лолли сбежала по ступенькам.

– Прекратите это! Остановитесь!

Драчуны не обратили внимания, но теперь Джим колотил Сэма, причем так усердно, что Лолли услышала треск костяшек пальцев, когда кулак Джима врезался в челюсть противника. Лолли оглянулась на солдат:

– Сделайте же что-нибудь! Прошу вас! Остановите их!

Солдаты просто стояли и глазели на нее, никто даже не шевельнулся. А потом они отвернулись и снова принялись наблюдать, как их американские командиры выколачивают друг из друга душу. Тогда Лолли убежала в дом, схватила ведро с водой, из которого умывалась. Она тянула его обеими руками сначала по ступеням, а потом по земле, двигаясь к окровавленным драчунам. Сэм, должно быть, заметил ее, потому что замер с поднятыми кулаками и быстро повернул голову в ее сторону. В эту секунду Лолли качнула ведро назад, а Джим послал Сэма в нокаут. Лолли зажмурилась и выплеснула воду. Следом полетело ведро и ударило Джима прямо по голове. Секундой позже он тоже отключился.

– О Господи! – Лолли оторвала ладошки от испуганного личика.

Повстанцы смотрели на нее враждебно, словно она Иуда с набитыми серебром карманами. Кое-кто из солдат бормотал, и Лолли обрадовалась, что не знает их языка. Впрочем, можно было и так догадаться. Они винили ее за то, что Сэм и Джим подрались. Об этом говорили их горящие глаза.

Набрав побольше воздуха в легкие, она шагнула к Сэму. Ей преградили дорогу солдаты, которые стеной загородили обоих американцев. Они не подпустили ее даже близко, как какую-то прокаженную. Такой несчастной и беспомощной она еще никогда себя не чувствовала. А когда солдаты понесли своих командиров прочь, это болезненное ощущение только усилилось. Лолли все стояла и смотрела вслед уходящим солдатам, пока их спины не слились в одно мутное пятно.

По дощатому полу покатилась пустая деревянная катушка. Лолли проследила за ней взглядом. С катушкой играла Медуза. Наклонив голову и расправив крылья, она подталкивала катушку клювом, распевая новую песенку «Удивительная грация». Доходя до слова «меня» в припеве, она всякий раз переворачивалась вместе с катушкой. Лолли подошла к двери, переступая через другие катушки, разбросанные по полу.

– Ок! Спасти ме-еня, несчастную! – Медуза поддала катушку, та ударилась о ножку стола и отскочила в сторону. Лолли медленно открыла дверь и выглянула наружу. Поблизости никого не было, только на плацу стояла небольшая группа солдат, где-то на середине пути между кухней и ее бунгало, и еще одна группа неподалеку. Сердце Лолли забилось быстрее.

Она думала об этом, планировала каждый шаг все то время, пока возилась с одеждой. Другого способа исправить ошибку она не придумала. Лолли похлопала по карманам своих брюк. У нее осталось всего несколько орешков для Медузы, а нужно было гораздо больше. Собравшись с духом и глубоко вздохнув, Лолли покинула свое безопасное убежище и направилась на кухню. Каждый громкий шаг ее ботинок вторил тяжелому стуку сердца.

В десяти футах от нее стояло несколько солдат. Их разговор то и дело прерывался смехом. Несколько человек оглянулись и внимательно посмотрели на нее. Другие продолжали разговаривать и смеяться. Но это было уже не важно, потому что Лолли заметила их одежду. Рубахи, хоть и застегнутые на пуговицы, зияли огромными прорехами. У одного солдата уголок воротничка был на целых два дюйма выше другого угла. Лолли поморщилась, а потом увидела самое плохое.

Рукава и полы рубах были слишком коротки, но брюки оказались еще хуже. Одна штанина гораздо короче второй, и абсолютно у всех брюки не доходили до края ботинок на добрых три дюйма.

Их одежда варилась так долго, что, должно быть, села. Лолли остановилась, поговорила сама с собой не меньше минуты, чтобы набраться мужества, и пошла к ним. Проходя мимо, она отчаянно старалась не показать, как сильно нервничает. При ее приближении смех прекратился. Лолли по-прежнему не смотрела в их сторону. В конце концов разговор тоже прекратился, она слышала только свои громкие шаги и биение собственного сердца.

Их взгляды были полны презрения. Лолли судорожно сглотнула, почувствовав напряжение, но продолжала идти, глядя вперед. Она специально не смотрела в их сторону, зато вздернула подбородок выше, чем обычно, и прошествовала мимо, повторяя про себя вечную литанию «Боже, дай мне силы».

Южная гордость и решительность удержали ее от того, чтобы не свалиться прямо тут же, на плацу. Чем ближе подходила она к кухне, тем больше солдат попадалось ей на глаза, все они в своей испорченной форме выглядели как дезертиры или пораженцы. На крыльце кухни стоял Гомес, и Лолли пришлось идти мимо него. Он не улыбнулся, ничего не сказал, просто посторонился, но Лолли чувствовала на себе его взгляд, пока не закрыла за собой дверь.

На кухне работали двое. Один стоял у плиты и помешивал что-то в кастрюле, а второй вычерпывал из бочонка муку. При появлении Лолли оба оторвались от своих дел и посмотрели на нее.

– Мне нужны орехи. Для Медузы, – сказала Лолли.

Тот, что занимался мукой, кивнул в сторону кладовки. Лолли поспешила туда и, поискав как следует, обнаружила в углу целый мешок арахиса. Набирая орехи пригоршнями, она набила ими карманы брюк и рубахи, а потом насыпала их себе за пазуху. Сделав это, Лолли подошла к двери и осторожно выглянула. Оба работника были слишком заняты, чтобы заметить, сколько орехов она утащила. Впрочем, ничего страшного все равно не произошло бы. С тех пор как Лолли попала в лагерь, она не знала ни в чем отказа, но ей не хотелось объяснять, зачем понадобилось так много орехов.

Скрестив руки на вороте, она вышла, поспешно миновала людей на плацу и направилась к своему бунгало. Но стоило ей завернуть за угол, как она сразу повернула в другую сторону и зашагала к баракам. Миновала первые три, впереди оставалось еще одно бунгало, а за ним – конец лагеря и начало джунглей. В последнем бунгало жили Сэм и Джим. Лолли остановилась.

Она уже пыталась уговорить кое-кого из солдат отвести ее к Сэму, но те смотрели на нее так, словно она намеревалась пристрелить его. В их взглядах было столько укора, что ей стало совсем скверно, хотя она и пыталась уговорить себя, будто не виновата в происшествии. В глубине души она, конечно, понимала, что не будь ее здесь, ничего бы не случилось. Поэтому солдаты и винили ее.

Лолли вдруг вспомнила, каким Сэм вернулся в лачугу после допроса полковника Луны – весь избитый. На этот раз Сэм сам затеял драку со своим другом, хотя тот, конечно, и похотливый тип. Сэм поступил так, потому что пытался защитить ее. Только по этой причине ей нужно было убедиться, что с ним все в порядке.

Прижавшись к стене бунгало и встав на цыпочки, она осторожно двигалась вдоль строения, пока не оказалась под узким окном. Окошко было вырезано слишком высоко, поэтому Лолли ухватилась за карниз и попробовала подтянуться. Руки у нее были слабые, и она соскользнула на землю.

Набрав полную грудь воздуха, она сжала кулачки, согнула колени и подпрыгнула изо всех сил, что были в ее маленьком тельце. Ей удалось мельком увидеть мужчину, лежавшего на кровати. Затем она с неимоверным шумом приземлилась, а из ее ворота вылетела целая пригоршня орехов и градом рассыпалась по земле.

Лолли недовольно уставилась на орехи. Она совсем о них забыла. Потом она взглянула вверх на окно. Она так и не поняла, кто был на кровати – Сэм или Джим. Лолли вновь подпрыгнула, на этот раз придерживая ворот рубахи. Она прыгала снова и снова, давя ботинками рассыпавшиеся орехи, но так и не узнала мужчину.

Она взглянула на распухшие карманы и перед рубахи, на орехи, рассыпавшиеся по земле. Наверное, следует сначала осуществить свой план, а потом она сможет навестить Сэма. Да, она так и сделает. Вернется сюда позже. К тому времени, возможно, он проснется и расскажет ей о своем самочувствии. Лолли повернулась и решительно зашагала мимо заграждения из мешков с песком, через калитку в колючей проволоке – она усвоила тот урок – и оказалась в джунглях. В лесу было темно, хотя на площади, расчищенной под лагерь, было полно света. Лолли забралась в кусты и, стуча по веткам, искала повсюду петухов. Она обследовала заросли олеандра, пальмовые рощицы, какой-то колючий кустарник и все глубже и глубже уходила в джунгли. Наконец она вышла на небольшую полянку, подняла голову и осмотрела огромное дерево, спрашивая себя, может ли птица взлететь на одну из нижних ветвей, хотя ей было известно, что петухи не летают выше крыш. Позади в кустах раздался шорох. Лолли очень медленно обернулась. Прямо из кустов шиповника на нее уставилась пара крошечных желтых глаз-бусинок. Затаив дыхание Лолли следила за петухом. Птица дернула головой, украшенной красным гребнем. Лолли бросила петуху орех. С тех пор как она выпустила птиц, прошло больше суток. Птицы должны были проголодаться. Наверняка. Петух уставился на орех. Она швырнула ему еще один, потом еще. Ничего не произошло. Петух продолжал переводить взгляд с нее на орех и обратно.

– Я слышала, что куриное племя не самое умное, – пробормотала Лолли, отступая назад, пока не уперлась в дерево.

Набрав полную пригоршню орехов, она рассыпала их вокруг и уселась на землю, прислонившись спиной к стволу. Ей была нужна лишь одна птица, всего одна, чтобы с ее помощью обнаружить остальных. В конце концов, эти петухи натасканы на драку, и Лолли решила воспользоваться этой выучкой, чтобы поймать их. У нее был план, хороший план, который исправит зло, сотворенное ею. Лолли смотрела на петуха. Петух не мигая смотрел на Лолли.

Она взглянула на яркое дневное солнце. Впереди еще много часов до наступления темноты. Она улыбнулась, сознавая за собой преимущество, которого у петухов не было. С упрямой решительностью она продолжала сидеть, делая то, чем занималась всю свою жизнь и в чем действительно преуспела. Она ждала.

Глава 17

За окном почти стемнело, когда Сэм взглянул через стол на Джима. Лицо у Кэссиди распухло, губы были разбиты в кровь, а левый глаз заплыл огромным синяком.

– А что, челюсть у тебя болит так же, как у меня?

– Нет, но я не могу даже дотронуться до глаза. Наверное, он чернее твоей повязки.

Сэм посмотрел на друга:

– Точно.

Джим хмыкнул и потрогал зуб:

– Шатается. Ну у тебя и удар...

Сэм промолчал, продолжая смотреть на темную бутылку виски, стоявшую посредине стола. Наступила продолжительная пауза, затем Джим плеснул обоим из бутылки и отставил ее с громким стуком. Сэм взглянул ему в лицо.

– Руки прочь, – сказал Джим, – отныне, клянусь, я буду держать от нее руки прочь.

Сэм одобрительно кивнул, затем поднял стакан и выпил залпом. Виски обожгло желудок, как шаровая молния.

Он потерял контроль над собой. Сэм Форестер, который всегда гордился своим умом, не воспользовался им ни на йоту еще совсем недавно. Он только что вернулся из Сан-Фернандо, городка, куда он отправился пополнить запасы продовольствия. Он сам взялся за эту работу, потому что хотел оказаться подальше от Лолли, но, выехав из лагеря, он проделал путь гораздо быстрее, чем обычно, в городе решил не оставаться, а сразу вернулся назад.

Не успел Сэм свалиться на свою койку, как в комнату залетела эта проклятая птица и набросилась на него, кудахтая свою обычную ерунду. Чертовка чуть не выдергала у него все волосы, прежде чем сказала что-то про спасение Юлайли. Сэм в мгновение ока оказался у дверей ее домика, и тут его ослепила ярость. После он уже почти ничего не помнил, пока не очнулся. А то, что он помнил, ему не нравилось.

Он и Джим воевали рядом уже много лет, не раз спасали друг друга в переделках. И за все эти годы, сражаясь с противником, выбранным войной, они ни разу не сражались друг с другом. А теперь, когда это случилось, то случилось по вине женщины, и, что еще хуже, по вине именно этой женщины.

Снаружи раздался хруст. Сэм посмотрел в открытое окно, за которым промелькнула светлая головка. У Сэма была еще надежда, что это ему показалось, что, возможно, он еще не совсем очухался после драки. Светлая голова снова появилась над карнизом лишь на крошечный миг, но ему хватило и этого мгновения, чтобы убедиться: Лолли действительно бродит возле дома. Снова послышались топот и хруст. Что, черт возьми, она там делает?

Сэм пнул Джима под столом и мотнул головой в сторону окна. Джим повернулся как раз в ту секунду, когда в окне показалась и исчезла светлая макушка. Топ-хруп! Из окна до них долетело сердитое бормотание. Джим тихо застонал. Сэм потер лоб, почувствовав, что у него внезапно застучала кровь в висках. Вся его жизнь пошла наперекосяк с того дня на рынке Тондо.

Лолли висела, уцепившись пальцами за карниз, и Сэм слышал, как ее тело колотилось о стену. Если случится так, что его жизнь будет зависеть от умения Лолли затихнуть, то лучше ему заранее приготовить надгробный камень.

Должно быть, пытается сейчас заглянуть в комнату. Сэм прислушался, как она скребет ботинками по стене, стараясь найти опору. Сэм решил, что у него две возможности: выйти из дома, напугать ее до чертиков, прогнать восвояси или... повеселиться. Он задумчиво потер ноющую челюсть и лениво улыбнулся.

Поймав взгляд Джима, Сэм приложил к уху сложенную ладонь и указал на окно, давая понять, что девушка подслушивает. Джим кивнул, и его распухшие, разбитые губы слегка раздвинулись в довольной улыбке.

За окном снова захрустело, только теперь Лолли расхаживала. Хруп, хруп, хруп.

Сэм взял колоду карт, позабытую на столе, и перетасовал.

– Что ж, Кэссиди, – произнес он нарочито громко, – нам придется решить, кому достанется женщина. Больше никаких драк.

За окном послышался робкий хруст, а затем наступила мертвая тишина. Джим ухмыльнулся и прокашлялся, подавляя смешок.

– Ты говорил, что она тебе не нужна. Я все же думаю, мне следует заняться ею.

– Она действительно мне не нужна. – Сэм попытался говорить как можно более презрительно. – Где она – там беда. Помнишь стирку? Мы оба знаем, что от нее только и жди подвоха.

– Что верно, то верно, – подхватил Джим, – впрочем, мне никогда не встречались красотки, у которых были бы еще и мозги.

– А ты разве считаешь Лолли Лару красоткой? – Сэм хорошенько постарался придать своему тону удивление.

– У нее отличные ножки.

– Ты серьезно? Хм, а мне казалось, что ступни у нее великоваты. По дороге сюда она все время спотыкалась и падала.

– А знаешь, теперь мне кажется, что она действительно немного косолапит. Наверное, оттого, что коленки у нее вогнутые.

– Да. – Сэм не сводил взгляда с окна. – К тому же она настоящая плоскодонка. Мне нравится, когда мои женщины немного... помясистее.

– А я никогда не был любителем мясных туш.

– Каждому свое... – Сэм досчитал до пяти, затем поинтересовался: – А что ты скажешь насчет ее носа?

– Ничего себе носик, если тебе нравятся бульдоги.

Снаружи донесся сдавленный возглас ужаса. Сэм зашелся смехом. Он просто не в силах был сдержаться. Только через минуту он снова овладел голосом.

– Мне всегда больше нравились брюнетки.

– Это верно. Никогда не видел, чтобы ты увивался за блондинкой. Отчего это?

– Мне кажется, все блондинки... туповаты.

– А мне они нравятся, – сказал Джим.

– Тебе все подряд нравится.

– И вовсе нет. Светло-голубые глаза меня не привлекают. Слишком они холодные и пустые.

– Да уж точно, такие пустые, словно никого нет дома, – рассмеялся Сэм. – А в ее случае так и есть.

– Знаешь, пожалуй, она мне все-таки не нужна. Можешь взять ее себе, – снисходительно произнес Джим.

– А мне тоже не нужна. Наверное, придется вытянуть по карте и посмотреть, кто в конце концов взвалит на себя это ярмо. – Сэм еще раз перемешал карты и шлепнул колодой о стол. – Ты первый.

Джим выбрал карту и показал ее Сэму. Это был король.

– Всего-навсего тройка. Теперь, наверное, мне с ней возиться.

– Да, такую карту легко побить. Тройка. Не повезло тебе, Кэссиди. – Сэм вытянул туза пик и показал Джиму, тот отсалютовал. – Несчастливый день. Червовая двойка. Ты выиграл, значит, мне и дальше тащить это ярмо. Налей-ка еще. Покрепче. – Сэм взял стакан, затем со стуком отставил его и преувеличенно громко отодвинул стул, поднимаясь из-за стола. – Ладно, пойду проверю, как там она.

Из окна донесся шум бегства – хруп, хруп, хруп, топ, топ, топ – это Лолли уносила ноги прочь.

Давно Сэм так не веселился. Джим хохотал, тряся головой.

– Ты прав. От нее больше шума, чем от наступающего взвода.

Сэм открыл дверь и вышел на крыльцо, посмеиваясь.

– Да, должно быть, все из-за больших ног, – сказал он и притворил за собой дверь.

Ее дверь оказалась заперта.

– Лолли! Впусти меня.

– Уходи.

Сэм схватил ручку и затряс дверь:

– Отопри.

– Не могу. У меня слишком большие ноги. Боюсь споткнуться и разбить свою пустую голову!

Сэм выругался, отступил на шаг и пнул дверь повыше ручки. Дверь с шумом распахнулась и ударилась о стену с такой силой, что затрясся весь домик. Плечи Лолли вздрогнули, но она не оторвала голову от подушки. Сэм протопал по деревянному полу и навис над ней. В комнате стояла тишина.

– Лолли, посмотри на меня.

– Нет.

– Я сказал, посмотри на меня. – Он не сводил взгляда с ее затылка.

– Не могу, никого нет дома.

– Вот черт, – пробормотал он и долго смотрел на нее, прежде чем присесть на край кровати.

– Берегись моих вогнутых коленок, – сказала она приглушенным подушкой голосом.

– Лолли, Лолли, Лолли, – произнес Сэм, тряся ее.

Девушка даже не пошевелилась, поэтому он в конце концов схватил ее за плечи и посадил. Она не подняла глаз выше его подбородка.

– Ты плачешь, – удивленно проговорил он.

Шмыгнув носом, она вытерла глаза ладошкой.

– Какого черта ты плачешь? – поинтересовался Сэм, выпуская ее из рук, словно она могла взорваться в любую секунду.

– Меня здесь ненави-и-идят! – Лолли разрыдалась и упала на кровать. – Все люди в лагере ненавидят меня из-за птиц, а еще из-за того, что ты подрался с Джимом. Никому я здесь не нужна. Как всем мужчинам. А что со мной не так? Я не понимаю, – подвывала Лолли, говоря в подушку. – Я не такая уж плохая. Я действительно старалась помочь, но никому это не нужно. И я сама никому не нужна.

Сэм смотрел, как она всхлипывает, и на душе у него скребли кошки. Нет, временами он поступает как настоящий осел. Наконец он протянул руку и дотронулся до ее плеча:

– Перестань плакать.

Она не перестала.

– Эй, Лоллипоп. – Он ткнул ее в плечо. – Прошу тебя, перестань.

Она рыдала так, словно в целом мире у нее не было ни одного друга. Он снова ткнул ее пальцем:

– Ты не так уж плоха.

Лолли шмыгнула носом и с надеждой посмотрела на него мокрыми от слез глазами:

– В самом деле?

– Угу.

Лолли задумчиво прикусила губку. В эту минуту она выглядела далеко не замечательно. Волосы она зачесала назад и завязала на затылке, отчего глаза с красными веками казались огромными. Они занимали почти все маленькое личико, покрытое пятнами, такими красными, словно она опять наелась тех ягод. Здравый смысл и опыт прошлого подсказали Сэму, что лучше воздержаться от подобного замечания. Вместо этого он принялся оглядывать комнату.

– А что это значит «не так уж плоха»? – прошептала Лолли.

– Просто ты отличаешься от тех, к кому мы здесь привыкли. Видишь ли, здесь военный лагерь, а не девичий пансион. – Сэм вновь повернулся к ней.

– Я вовсе не стараюсь выводить людей из себя, – сказала Лолли с искренней печалью на маленьком личике, которую Сэм до сих пор у нее не замечал. У него даже сердце сжалось, чего с ним не случалось очень давно. – И я не подозревала, что я такая уродина. Никто не говорил мне ничего подобного.

Голос ее дрогнул, и она вдруг снова принялась рыдать. В каждом ее вздохе чувствовались боль и одиночество и еще то, что проняло его до костей, – стыд. Сэм никогда не думал, что такое возможно. Лолли Лару, которую он окрестил безмозглой задавакой, стыдилась того, что она нехороша. Нет, все-таки он осел, настоящий осел.

– Проклятие, – пробормотал он и, забыв обо всем на свете, притянул ее к себе, обнял, давая всласть выплакаться на своем плече. – И вовсе ты не уродина, – сказал он, распекая себя за то, что разыграл ее, чувствовал он себя при этом ужасно.

– Я слышала, как вы говорили обо мне, – сообщила она его плечу, обвивая его руками, словно от этого зависела ее жизнь.

Он посмотрел на белокурую головку, примостившуюся у него на плече, и рукой приподнял ее, чтобы заглянуть в глаза.

– Мы знали, что ты под окном, и нарочно так говорили.

Она пристально смотрела на него несколько секунд, пытаясь определить, насколько правдивы его слова.

– Зачем? Вы сделали это, чтобы обидеть меня? – По ее лицу было видно, что она ожидает услышать «да».

– Черт возьми, нет. – У него было такое чувство, будто он только что пнул щенка. – Мы решили просто подразнить тебя. Тебе не следовало бы бродить вокруг дома и подслушивать, вот мы и подумали, что это будет смешно.

– Я была там потому, что хотела убедиться, что с тобой все в порядке... после драки. Я думала, меня к тебе не пустят. Солдаты считают, что в драке виновата одна я.

Это совсем его доконало. Она беспокоилась о нем. Если не считать Кэссиди, то всем всегда было наплевать, что с ним и где он. А Лолли своим признанием будто всадила маленький кулачок прямо ему в живот. Сэм терзался чувством вины. Очень неприятным чувством. Лолли протянула руку и дотронулась до разбитой скулы:

– Ты весь в синяках.

Он заглянул в глаза Лолли, наивные голубые глаза, которые еще минуту назад смотрели с невыразимой болью. Эти глаза смотрели на него не отрываясь. В голове у него словно ударил колокол, предупреждая об опасности. Сэму было все равно.

В одну безумную секунду он осознал, что ее грудь мягко прижата к нему, а маленькая ручка лежит на его спине. Ее дыхание было для него часовой бомбой, отсчитывающей секунды, когда наконец он поддастся охватившему его порыву, который сулил одну беду.

Сэм схватил ее запястье и оторвал ручку от своего лица. В комнате было слышно лишь настороженное дыхание обоих. Она по-прежнему не сводила взгляда с его лица, но потом вдруг поморщилась и посмотрела на их руки. Сэм проследил за ее взглядом и увидел, что ладонь у нее стала ярко-красной, а кожа на запястье побелела, потому что он так и не отпустил ее руку, только сильнее сдавил. Сэм даже не сознавал, что делал. Он быстро выпустил руку и сразу поднялся, стремясь уйти от нее подальше. Убраться ко всем чертям.

– Сэм. – Лолли тоже поднялась и положила руку на его предплечье, которое тут же напряглось.

– Что?

– Минуту назад ты собирался поцеловать меня?

Ее ручка обжигала, как клеймо.

«Убирайся-ка ты отсюда, старина Сэмми. И поживее».

– Собирался?

Он оцепенел.

– Нет.

– Я спросила просто так.

В его голове промелькнула картинка, как он целует Лолли, прижавшись к ней всем телом. Но все мысли и разум сразу покинули его, когда он схватил ее за плечи и крепко притянул к своей груди. В тот же самый миг их губы встретились, Сэм обнял Лолли, удерживая одной рукой ее затылок, чтобы она не смела шевельнуться и прервать их поцелуй. Сэм, жаждавший узнать ее вкус, снова и снова проникал языком к ней в рот, действуя властно и безжалостно.

Лолли тихо застонала от удовольствия, и этот стон зажег огонь в его чреслах. Он еще сильнее прижал ее к себе, движимый чувственным желанием.

Легко приподняв Лолли в воздух, он прошел с ней два шага и осторожно придавил своим телом к стене. Чувствуя мягкую податливость каждым налитым мускулом, Сэм еле сдерживал стон. Его руки теперь освободились, и он провел пальцами от ее висков к затылку, развязал ленту на длинных волосах и распустил их одной рукой, а вторая рука вновь оказалась у нее на затылке, чтобы его язык мог беспрепятственно овладеть ее ртом так, как он сам хотел овладеть ее телом.

Потом Сэм осторожно коснулся кончиками пальцев ее кожи. Мягче он в жизни ничего не трогал. Отпрянув, Сэм увидел затуманенные голубые глаза, пунцовые от румянца щеки, влажный рот.

Господи, этот рот...

Она приоткрыла губы, и Сэм уже ничего не помнил, обуреваемый острой потребностью вновь ощутить их вкус. Лолли действовала на него как виски. Превосходное, выдержанное виски – горько-сладкое, крепкое, пьянящее.

Он принялся медленно вращать бедрами, потакая желанию своего тела. Ее ладони, прижатые к его груди, описывали круги, словно хотели поглотить все его тепло. Неожиданно маленькая ладошка замерла и двинулась к вороту его рубахи. Лолли коснулась обнаженной кожи, легко поигрывая волосками.

Сэм больше не удерживал голову Лолли, а грубо схватил ее рубаху и сорвал с плеч. Оторвавшись от влажного рта, он пригнулся и провел языком по ее шее. Лолли простонала его имя. Услышав это, Сэм нежно прикусил ее кожу и почувствовал, как Лолли затрепетала. В нем взыграла мужская сила. Это был инстинкт – дикий, необузданный – мужское начало против женского. Первобытная сила, бессознательная потребность заставить подругу отреагировать.

Стянув с Лолли рубашку почти до талии, но не высвободив руки из рукавов, Сэм таким образом как бы связал ее по рукам. Затем он спустил вниз свободно болтавшуюся майку и приподнял Лолли, так что ее грудь оказалась возле его рта. Он коснулся губами соска.

Лолли охнула и, застонав, вцепилась ему в голову, чтобы оторвать от себя.

– Нет...

Сэм смотрел на розовую вершинку груди, не прикасаясь больше к ней ртом, просто смотрел. Дыхание Лолли участилось, пальцы сильнее вцепились в шевелюру. Сэм ждал.

Наконец Лолли притянула обратно его голову к своей груди и застонала, сдаваясь. Сэм улыбнулся и тут же припал к ней ртом, положив ладонь на вторую мягкую грудь. Он полностью прижал ее к стене, чтобы лучше чувствовать жар хрупкого тела. Лолли больше не цеплялась за его шевелюру, а обхватила широкие плечи.

– О Господи... – еле слышно шептала она.

Сэм, улыбаясь, терся губами и заросшими щеками о нежные мягкие вершинки и в то же время не переставал медленно вращать бедрами. Ему нужен был секс. Неторопливый, долгий, пылкий секс. Тот секс, когда мужчина, овладевая женщиной, полностью растворяется в ней, и больше для него ничего не существует.

Сэм хотел раствориться в ней.

Эта мысль подействовала как ушат холодной воды. Сэм замер. Сердце колотилось в груди, словно он только что бежал, во рту пересохло. Не поднимая головы, он с силой прижал влажные ладони к стене по обеим сторонам от нее. И принялся считать: «Один... два...»

– Сэм, – прошептала Лолли.

«Четыре... пять...»

– Сэм.

Он глубоко вдохнул и отпрянул. По-прежнему прижимая ладони к стене, он взглянул на Лолли. Она смотрела на него, ничего не понимая, затем проследила за его взглядом и быстро запахнула рубашку. Ее лицо залил румянец смущения, а Сэм оттолкнулся от стены, чтобы не сделать какой-нибудь глупости, например, проломить стену кулаком.

Отвернувшись, он запустил пятерню в свою шевелюру, пытаясь придумать, что бы такое сказать. В голову так ничего и не пришло, поэтому он произнес:

– Я лучше пойду.

Сэм быстро направился к двери, но остановился, увидев сломанный замок. Пришлось ему снова посмотреть на нее. Она по-прежнему стояла как вкопанная, придерживая побелевшими пальцами ворот рубахи. Лицо белое как полотно, в огромных глазах удивление и боль.

– Когда я уйду, подопри стулом дверную ручку.

– Но...

– Для твоего же блага, черт возьми. Заткнись и делай, как велят! – Он грохнул дверью за собой с такой силой, что чуть не треснул косяк, но легче от этого ему не стало.

Ужас оттого, что чуть не случилось, не покинул его. Но ведь он хотел, чтобы это произошло. Он, Сэм Форестер – бывший уличный мальчишка, прошедший через огонь и воду в трущобах Чикаго, воевавший на четырех континентах, попадавший в перестрелки, в которых другой на его месте превратился бы в решето, выживший даже после потери глаза, – только что был покорен маленькой блондинкой из Южной Каролины, к тому же безмозглой, как курица.

Сэму захотелось выпить чего-нибудь самого крепкого. Перешагивая через ступеньки, он поднялся на крыльцо своего бунгало, с шумом вошел в комнату, пинком закрыл за собой дверь и сразу направился к бутылке на столе. Откупорив ее, он швырнул пробку через плечо и сделал несколько обжигающих глотков. Вытерев рот тыльной стороной трясущейся руки, он подошел к своей кровати, убрал фитиль в керосиновой лампе, затем сел и уставился в темноту.

Он сделал еще глоток, размышляя, неужели из-за такой тяжелой жизни он настолько поглупел, что клюнул на пустоголовую блондинку с именем небезызвестной танцовщицы, исполнявшей разнузданные танцы в клубе «Париж».

Сэм не понимал, что, черт возьми, с ним произошло. В его жизни были женщины. Мужчина, достигший тридцати трех лет, при таком образе жизни, как у него, не мог не иметь множества женщин. Впрочем, меньше, чем у Кэссиди, но Сэм сомневался, что найдется много удальцов вроде его друга, оставшихся в живых после стольких побед. Лично у него было предостаточно опытных женщин, никогда не просивших больше того, что он мог дать – ничего, кроме секса.

Господи! Ему только что пришла в голову ужасная мысль: Лолли, вероятно, девственница. Чертова девственница. Он сделал еще глоток, закашлялся и со стоном опрокинулся на кровать. Та глупая птица была права. Он действительно по уши в дерьме, и ему нужна лопата, чтобы откопать себя. Но сегодня вечером он воспользуется бутылкой и будет пить до тех пор, пока не перестанет видеть наивные голубые глаза, уставившиеся на него из темноты.

Лолли лежала на кровати, уставившись в темноту. Время от времени ее задумчивый взгляд обращался на дверь, подпертую зеленым стулом. В глубине души ей хотелось увидеть, как поворачивается дверная ручка, хотелось, чтобы Сэм вернулся. И в то же время она мечтала оказаться в своей комнате в Гикори-Хаус, где все ей знакомо.

То, что произошло сегодня вечером, было абсолютно ей внове. Лолли лежала на кровати, уставившись на темный потолок, одна-одинешенька, и вспоминала вкус поцелуев Сэма. Как бы напоминая себе, что все это ей не приснилось, она легонько провела пальцем по губам. Они немного припухли. Она облизала губы и почувствовала легкое покалывание. Ее гордость тоже пострадала. Лолли больно укололо то, как он покинул ее, то, как он смотрел на нее, когда приказывал приставить к двери стул, – как будто сердился.

Лолли вздохнула, вспомнив, как сама чуть ли не напросилась на поцелуй. Она застонала и прикрыла глаза рукой. Получается, она вновь совершила какую-то оплошность, раз он рассердился.

Надо признаться, она надеялась, что он ее поцелует. Какой-то злобный маленький чертенок внутри ее заставил Лолли подтолкнуть Сэма. Ей хотелось проверить разницу между невинным флиртом, который был у нее в четырнадцать, атакой Джима Кэссиди и поцелуем Сэма.

Сэм победил.

За всю свою жизнь она не испытывала того, что Сэм заставил ее почувствовать. Ей часто доводилось слышать одно старое изречение: каждая влюбленная женщина верит, будто ее любимый может достать луну и звезды. Теперь она убедилась в правоте этих слов.

Она мечтательно прикрыла веки, вспоминая его прикосновения, объятия, поцелуи, тяжесть его торса, прижатого к ее груди, пальцы, обхватившие ее талию, а потом распускавшие ей волосы, вспоминала его губы, прижатые к ее рту. Она до сих пор чувствовала их вкус, а если делала глубокий вдох, то ощущала его запах на своей одежде и коже.

Она не подозревала, что такое случается между мужчиной и женщиной. В школе она слышала кое-какие разговоры и знала, что после свадьбы мужчина и женщина чем-то там занимаются. Но ей казалось странным, что если это происходит до свадьбы, то становится грехом.

Лолли натянула на себя одеяло и крепко вцепилась в него руками, испытывая потребность обнять хоть что-то. У нее промелькнула мысль, что, возможно, как раз сегодня она согрешила с Сэмом, позволив ему то, чего нельзя позволять мужчине до свадьбы. Лолли долго думала об этом. Наконец она повернулась на бок, придя к твердому решению. То, что было таким чудесным, никак не может зваться грехом.

Глава 18

Лолли подошла к пустым клеткам и пересчитала их. Восемь. Так она и думала. Птиц было восемь, а она нашла только пять. Кроме того, нужно было придумать способ изловить их, так как все, кроме двух, держались пугливо и настороженно, когда она их кормила. Придется искать пропавших.

Лолли подавила зевок, разглядывая клетки. Только не сегодня, подумала она. Ей уже и так пришлось провести несколько часов в густых зарослях, отмахиваясь папоротником от москитов, когда она пыталась приманить петухов. Насекомые слетелись к ней, как мухи на мед, наверное, потому, что в тот день было как-то по-особенному влажно и душно. Воздух был жаркий, мокрый, липкий, как и она сама, не говоря уже о том, что пришлось терпеть зуд, грязь и усталость.

Прошлую ночь она тоже не спала, все металась в постели и переворачивалась – теперь бессонница сказывалась. Лолли расправила затекшие плечи, а все оттого, что приходилось спать на неудобной кровати, подолгу стоять согнувшись, пытаясь выманить из зарослей одичавших птиц. Лолли поддернула закатанные рукава выше локтей и, пока шла к своему бунгало, расчесывала укусы на руках.

К тому времени, когда она достигла крыльца, руки и шея были сплошь покрыты вспухшими красными полосами и нестерпимо зудели. Лолли надеялась, что влажная ткань успокоит зуд. Открыв дверь, она поспешила в комнату, не забыв повернуть замок, который Гомес починил днем раньше. Замок то и дело заедало, но солдат с ней не разговаривал и даже не поинтересовался, исправно ли работает защелка. Лолли очень не хотелось вновь пережить гнетущую тишину во время ремонта. Вот когда она исправит свою ошибку, тогда, возможно, она и скажет о замке. До тех пор придется помолчать.

Посадить защелку на место она сумела только двумя руками и, подходя к ведру с водой, потирала побелевшие пальцы. На стене, на куске скрученной проволоки, висело маленькое овальное зеркальце, потемневшее от времени. Прямо под ним стоял шершавый шаткий комод с тремя сломанными ящиками. Ножки у комода были все разные, поэтому стоило на него что-нибудь положить, как он начинал шататься.

Лолли подтянула ведро к комоду и взгромоздила его наверх. Комод раскачивался несколько секунд, расплескивая воду. Лолли опустила в воду небольшую тряпочку, выжала ее несколькими движениями и прилепила влажный компресс к пылавшим расчесам на шее.

О-ох. Просто рай. Лолли закрыла глаза и сунула руки в ведро по локоть, чтобы холодная вода сняла зуд. Облегчение пришло почти мгновенно. Она вынула руки из воды, отцепила компресс и бросила в ведро, а сама принялась сражаться с металлическими пуговицами на рубашке. Они были слишком велики для петель, и ей понадобилось добрых пять минут, чтобы расстегнуться. Вытянув руки из рукавов, она сбросила рубашку, и та повисла на талии, туго стянутой поясом.

Зажав в руке мокрую тряпку, она спустила майку и провела тканью по плечам, шее и груди. По телу потекли приятные холодные струйки. Это было чудесно. Тихонько напевая, Лолли взяла большой желтоватый кусок мыла и потерла им тряпочку. Мыло выскользнуло из руки, упало на пол и куда-то закатилось.

Вот незадача! Лолли швырнула тряпку рядом с ведром, а сама, отступив на шаг, наклонилась, чтобы заглянуть под комод. Свесив голову вниз так, что волосы подметали пол, она вытянула руку, пытаясь нащупать мыло. Но нащупала только твердые и пыльные деревянные доски пола. Отойдя еще на шаг, Лолли наклонилась ниже и, прищурившись, продолжала поиски.

Краем глаза она заметила быстро промелькнувшее черное пятно. Рука замерла. Затаив дыхание и не поворачивая головы, Лолли бросила взгляд налево, затем направо и снова налево. Ничего не увидела. Лолли взглянула на насест Медузы, подумав, что, возможно, вернулась ее птица. Насест был пуст.

– Медуза. – Лолли выпрямилась, оглядела комнату.

Птицы нигде не было. Лолли нахмурилась, пожала плечами и вернулась к комоду.

Снова промелькнуло черное пятно.

Лолли перестала дышать. Что бы это ни было, оно было больше, чем ее кулак... того же размера, что и...

– О Господи! Тарантул! – Лолли кинулась к кровати, едва касаясь пола тяжелыми бутсами.

Вскочив на кровать, она сунула похолодевшие руки в рукава рубахи, чувствуя, что сердце вот-вот выпрыгнет из груди. Подтянув колени, прерывисто дыша от страха, Лолли осматривала пол, пытаясь разглядеть жуткую тварь. Она примостилась на самом краешке, не сводя глаз с пола, и ждала, зная, что огромный паук в любую минуту может прыгнуть на кровать. Когда она отодвинулась к стене, смертоносное черное чудовище выползло на левый край кровати.

Тарантул преследовал ее! Лолли взвыла и отпрянула в другую сторону как раз в ту секунду, когда паук перелез на одеяло. Лолли завизжала так, что чуть сама не оглохла, спрыгнула с кровати и бросилась к двери. Она должна была добраться до двери. Во что бы то ни стало!

Рука коснулась холодного металла замка. Лолли повернула его, охваченная паникой. Замок заело. Она продолжала возиться с тугой щеколдой, ожидая, что в любую секунду жуткая тварь прыгнет на нее. Лолли знала, что обязательно почувствует, если это случится.

О Боже!

Раздался спасительный щелчок. Лолли распахнула дверь, пулей вылетела на крыльцо и, захлопнув дверь, привалилась к ней спиной, еле переводя дыхание, сердце у нее стучало как бешеное, по пылающим щекам текли слезы в три ручья.

Пытаясь справиться с волнением, Лолли опустила голову и провела рукой по лицу, прежде чем открыть глаза и внимательно осмотреть порожек. Из-под двери показалось черное чудовище.

О Боже! Лолли отпрыгнула от двери, и ужасная черная тварь выползла на крыльцо. Лолли вопила до тех пор, пока у нее не пересохло во рту, затем помчалась во всю прыть.

Ее остановила грудь Сэма.

– Что, черт возьми, здесь происходит? – Он, пошатнувшись, сделал шаг назад и обхватил ее руками, потому что она врезалась в него на полном ходу.

Лолли не переставала перебирать ногами, пока почти не забралась к нему на плечи. Она вцепилась в Сэма обе – ими руками.

– Еще один тарантул! О Боже! Убей его, Сэм, прошу тебя! – Она зарылась носом ему в шею и еще крепче обхватила его руками.

Сэм хмыкнул, и она почувствовала, как он посмотрел ей через плечо, прежде чем поинтересоваться:

– Где же этот тарантул?

– У меня за спиной. Выползает из-под двери, – ответила Лолли ему в шею, не в силах еще раз взглянуть на паука.

Она все еще дрожала, но прежний страх рассеялся в ту секунду, когда она ударилась о грудь Сэма. Внезапно его плечи и грудь начали трястись, сначала мелко, затем все сильнее. Если уж Сэм задрожал, паук, должно быть, невероятно огромный и ужасный, подумала Лолли, стараясь не обращать внимания на мурашки, пробегавшие по всему телу.

– Ты видишь его? – прошептала она.

– Да.

– Он ужасный, правда?

– О да, такого огромного я еще не видел.

– Избавься от него, пожалуйста.

– Я не уверен, что смогу убить его... в одиночку.

– О-о-ой, – простонала она, охваченная ужасом. Лолли ждала, но Сэм не шевелился и больше ничего не сказал, поэтому она спросила: – Разве ты не можешь пристрелить его?

– Думаю, это не поможет.

– Попытайся! Я умираю от страха.

– Пуля такого не возьмет.

– Разве у тебя нет пуль побольше?

Плечи Сэма вновь мелко затряслись.

– Этого пули не остановят.

Ее воображение нарисовало огромного жирного мохнатого паука с толстой, как ремень, черной кожей. Этой картинки было достаточно, чтобы Лолли снова затряслась:

– Неужели у него действительно непробиваемая кожа?

– Нет, но твоя голова точно непробиваема.

Лолли оторвалась от его шеи и уставилась ему в лицо, выражавшее насмешку. Осторожно оглянувшись, она посмотрела вниз. На деревянном крыльце безобидно лежал большой моток спутанных черных ниток. Ее смущенный взгляд последовал по длинной черной нитке, прицепившейся к резиновой подметке ботинок.

Должно быть, Медуза завладела целой катушкой ниток. Лолли соскользнула с шеи Сэма, не зная, то ли убежать в дом и захлопнуть за собой дверь, то ли удариться в слезы, то ли взять и умереть, прямо не сходя с места.

Но самое ужасное, что Джим Кэссиди и несколько солдат стояли неподалеку и, видимо, хорошо повеселились благодаря ее глупости.

– Ты был прав. У нее плоская грудь, – произнес Джим, и тут же окрестности огласились громким мужским хохотом.

Лолли посмотрела вниз, вспомнив о своей незастегнутой рубахе. Застежка распахнулась до пояса, мокрая майка облепила грудь, ничего не скрывая от мужских глаз. Лолли порывисто стянула полы рубахи, зажав их в крепкие кулачки, и постаралась сдержать слезы, которые готовы были брызнуть из глаз. Она решила повести себя так, будто у нее еще осталось какое-то достоинство, вздернула подбородок и, гордо выпятив свою плоскую грудь, направилась в дом. Дойти ей удалось только до двери с заедавшим замком.

Придерживая рубаху одной рукой, она боролась с проклятым замком, как могла. Замок не поддавался. Это было последней каплей, слезы брызнули в три ручья – еще одно унижение. Она даже не смогла величественно удалиться. Лолли уперлась лбом в щербатый косяк и заплакала, стараясь всхлипывать как можно тише.

– Джим, уведи людей и займи их чем-нибудь, – раздался низкий голос Сэма.

От этих слов Лолли заплакала еще пуще. Затем она почувствовала, что Сэм оказался за ее спиной. Огромная рука сомкнулась на ее пальцах и повернула дверную ручку. Дурацкий замок, щелкнув, открылся, как будто никогда и не заедал. Лолли тяжело вздохнула и попыталась отнять руку, но Сэм держал крепко. Она стыдилась поднять на него глаза. Просто у нее не было сил, чтобы выдержать насмешку в его взгляде. Ей было больно оттого, что она вечно дает повод для насмешек, все ее подкалывают и никогда не воспринимают серьезно.

По какой-то необъяснимой причине этот человек видел ее насквозь, а ей очень не хотелось, чтобы кто-то заглядывал в этот незащищенный, ранимый уголок ее души. Это было слишком личное, чтобы демонстрировать кому-нибудь, тем более мужчине. Ни один из ее братьев не понял бы, а ведь они ее любили, поэтому Лолли сомневалась, что Сэм мог бы понять.

В то же время ей хотелось, чтобы Сэм воспринимал ее серьезно, хотелось понравиться ему. Сама не зная почему, она хотела заслужить его уважение. Возможно, это желание возникло у нее оттого, что Сэм редко кого уважал. И если уж Сэм Форестер дарил кому-нибудь свое уважение, значит, этим можно было гордиться.

Лолли шагнула в открытую дверь, а он последовал за ней. Она тяжело вздохнула, поборов тихие слезы, и этот вздох был громче, чем крик. Сэм притянул ее к себе и обнял. В ту секунду, когда Лолли коснулась его груди, она вновь разрыдалась.

– Ну что, нелегко приходится в реальном мире, Лоллипоп? – Он медленно поглаживал ее по спине.

– Да, – прошептала она.

Они стояли посреди комнаты и молчали, тишину нарушали лишь редкие всхлипывания.

– Мне так стыдно.

– Понимаю.

– Это в самом деле было похоже на паука, – прошептала Лолли.

– Да. – Сэм слегка поперхнулся, потом глубоко вздохнул. – Я не хотел над тобой смеяться, но это было очень смешно.

Лолли представила, как, должно быть, она выглядела: удирала как ошпаренная, надрывая горло, и все из-за клубка спутанных черных ниток. Глупо, конечно, получилось, но теперь, в объятиях Сэма, она уже не чувствовала прежнего стыда. Лолли даже чуть улыбнулась, вспомнив, как прыгала по всей комнате, словно лягушка, в ужасе озираясь по сторонам. Она тихонько хихикнула:

– Представляю, как глупо я выглядела.

– Это точно.

Лолли немного отпрянула и посмотрела ему в лицо:

– Мог бы притвориться джентльменом и возразить мне, хотя бы из уважения к моим чувствам.

Лицо его стало серьезным, а взгляд приковался к ее рту.

– Не забывай, что я не джентльмен, Лолли, и если бы меня заботили твои чувства, я бы не сделал вот так.

Он моментально припал губами к ее губам, она даже не успела сделать вдох, но ей уже было все равно, потому что его язык проник ей в рот, лаская и дразня без остановки. Это было чудесно, совсем как в тот раз. «Слава Богу, что ты не джентльмен, Сэм Форестер».

Лолли привстала на цыпочки, стараясь обнять его за шею. Сэм отнял от ее талии левую руку, положил ей на затылок и, приподняв Лолли с пола, понес к кровати. Сначала сел сам, а ее притянул к себе на колени и принялся целовать так, что она позабыла обо всем на свете.

Поцелуй длился бесконечно долго, а рука Сэма скользнула под расстегнутую рубаху и ласкала ее грудь, облепленную мокрой майкой. Лолли застонала, и тогда он спустил с нее майку, обнажив грудь. В ту же секунду он оставил ее губы и приник теплым влажным ртом к груди.

Одной рукой он вытянул полы ее рубахи из брюк и провел ладонью по ее ребрам, животу, тихонько погладил вокруг пупка. Лолли затаила дыхание, а он вдруг вновь набросился на ее губы, вторгся языком в рот, лаская и удаляясь, лаская и удаляясь, так что она совсем перестала думать и могла только чувствовать. Его теплые пальцы скользнули за пояс ее брюк, расстегнули одну пуговку, затем вторую, третью. Сэм потянул за тесемки панталон и двинулся ниже.

Лолли почувствовала боль в самой глубине своего тела и ждала, что Сэм дотронется до нее, сделает что-нибудь, лишь бы унять снедавшее ее пламя. В голове у нее мелькнула мысль, что все это грех, но в ту секунду, когда его пальцы коснулись ее тела между ног, боль стихла и Лолли застонала, полностью отдаваясь его ласкам.

Сэм ответил на ее невысказанное желание с такой пылкостью, что у нее на глазах снова появились слезы, правда, уже другие. Неожиданно рука Сэма замерла. Он принялся дразнить ее, едва прикасаясь к ней кончиками пальцев, потом снова остановился. Лолли вскрикнула и изо всех сил вцепилась ему в плечо:

– Не останавливайся. Прошу тебя, не останавливайся.

Его палец погрузился в ее тело и оставался там неподвижно, пока Сэм подушечкой большого пальца нащупывал самую чувствительную точку, проводя по ней снова и снова.

– Ты такая горячая внутри, очень-очень горячая, – простонал он, не переставая ласкать найденную точку, и погрузил в ее тело второй палец.

Лолли невольно приподняла бедра, стараясь достичь чего-то неизведанного. Она знала, что если придвинется чуть ближе...

Его рука опять замерла, но прежде чем Лолли успела запротестовать, он возобновил свои ласки. Дыхание ее участилось, все тело безвольно расслабилось. Его большой палец то ускорял, то замедлял темп, лаская, заигрывая.

– Прошу тебя, Сэм, пожалуйста...

– Не торопись, милая... Потихоньку, – отозвался он, укладывая ее на кровать и стягивая с нее брюки.

Лолли стонала, двигая бедрами. Сэм навис над ней, расстегивая на себе одежду.

– Наси-и-илуют! Ха-ха-ха-ха! – В окно влетела Медуза и опустилась на свой насест возле кровати.

Оба замерли, онемев на несколько мгновений.

– Чертова тварь! – пробормотал Сэм, уронив голову на грудь Лолли. – Я зажарю проклятую птицу!

Лолли лежала, затихнув, и только тяжело дышала. Охваченная внезапным смущением, она быстро поправила одежду, неловко пытаясь справиться с пуговицами.

– Ок! Зажарим чертова сукина сына!

Сэм поднял на нее грозный взгляд.

– Считай, что ты мертвяк. – И он потянулся к Медузе.

– Нет, Сэм! – Лолли перестала возиться с одеждой и схватила его за руку.

– Сэм мертвяк! Несите лопату! – Медуза раскачивалась, переступая лапками на своем насесте. Внезапно ее голос стал ниже, напоминая хриплый бас Сэма: – Ты такая горячая внутри.

Лолли открыла рот и медленно залилась румянцем. Она посмотрела на Сэма, ожидая увидеть в его взгляде смертельный приговор Медузе. Шея у него была ярко-красной, чего она никак не ожидала, особенно от мужчины с черной кожаной повязкой на глазу. Лолли усмехнулась. Не смогла сдержаться. Сэм Форестер был смущен.

– Что, черт возьми, здесь такого смешного? – завопил он, поднимаясь рывком с кровати и сердито сверкнув глазом, но взгляд не возымел действия, потому что на его лице все еще было написано смущение.

– Ты засмущался, – сказала она, торопливо застегивая брюки.

– Черта с два!

– Это видно.

– Ок! Сэм засмущался. – Медуза вновь перешла на бас: – Такая горячая внутри.

Взглянув на Сэма, Лолли тут же бросилась между ним и птицей:

– Не надо!

– Отойди! – Он шагнул вперед.

Лолли повиновалась. Птица взмахнула крыльями, покудахтала, затянула «Спасти ме-еня, несчастную!» и вылетела в окно. Сэм сердито посмотрел на Лолли, повернулся и ушел, прежде чем она успела сказать хоть слово. Лолли так и осталась стоять посреди комнаты, уставившись на закрытую дверь. Сэм ушел. На одну секунду они стали близки друг другу, но уже через несколько минут он ушел. Словно никогда и не целовал ее, не прикасался к ней, словно все это ей приснилось.

Нет, не приснилось. В ней остались слабое ощущение его прикосновения, необъяснимая тоска и беспокойство, охватившее все ее тело. Это и вкус его поцелуев долго оставались с ней в темной душной тропической ночи.

Глава 19

– Цып-цып-цып, птичка моя. Иди сюда, не бойся.

Лолли рассыпала по земле арахис в надежде, что откуда-то появится последняя птица. Она нашла всех петухов, кроме одного, и сегодня осмелилась зайти в джунгли поглубже, далеко отойдя от северной окраины лагеря.

Деревья здесь были выше, толще и – если это только возможно – зеленее, и повсюду возвышались высокие холмы, покрытые огромными серыми камнями. Солнце еще не вошло в зенит, но было уже достаточно жарко, чтобы начала испаряться утренняя роса. С каждым днем воздух становился все более влажным и раскалялся сильнее, а сегодня над серыми остроконечными вершинами холмов продрейфовало несколько белых облачков с серыми краями, отяжелевшими от влаги.

Лолли шла вперед, держась извилистой узкой тропки, и разбрасывала орехи, призывая птицу. Она не заметила, как заросли поредели, а земля почему-то оказалась сплошь покрыта рытвинами. Лолли споткнулась, выпрямилась и посмотрела вокруг.

Помимо заметного отсутствия деревьев она обратила внимание на огромные дыры в земле по восемь футов в диаметре, которые попадались буквально на каждом шагу. Похоже, здесь расчистили большую площадку. Лолли посмотрела на джунгли, начинавшиеся за широкой просекой. Возможно, петух скрывался там. Она сунула руки в карманы, зачерпнула по пригоршне орехов и пошла вперед, прямо через просеку.

Где-то справа раздался громкий выстрел. Из огромной грязной канавы поднялся столб дыма. Лолли проследила за его движением и заметила в небе темную квадратную штуковину, которая медленно описывала дугу в воздухе. Она все стояла и смотрела, задрав голову в небо, когда до нее донесся топот бегущих ног. Она обернулась как раз в ту секунду, когда на нее набросился Сэм, сбил с ног, обхватил руками и покатился вместе с ней в густые заросли. Ее лицо оказалось прижатым к его груди, а тело закрыто мощным торсом великана. Лолли попыталась столкнуть его, но он лишь крепче подмял ее под себя.

Рядом с ними прогремел взрыв, взметнув в воздух камни и землю. Лолли и Сэм долго откашливались, пока пыль не улеглась. Сэм приподнялся и схватил за плечи Лолли.

– Ты в порядке? – спросил он.

Лолли вытирала грязь с лица.

– Думаю, да.

– Отлично, тогда я тебя сам убью. – Он рывком поднял ее с земли. – Идиотка! Какого черта ты бродишь по стрельбищу?

Лолли отвернулась от его бешеного взгляда и посмотрела на расчищенный участок:

– А, так вот это что!

Сэм выругался и, схватив ее за руку, повел в лагерь.

– Будешь сидеть под замком в своей лачуге, пока не придет записка от твоего отца. От тебя одни беды. Слишком серьезные беды, и будь я проклят, если позволю тебе сыграть в ящик после всего, что мне пришлось вытерпеть!

– Сэм! – Лолли попыталась отдернуть руку, но Сэм лишь крепче сжал пальцы.

– Заткнись!

– Прошу, не запирай меня. Умоляю. Я просто умру одна в той комнате. – Лолли принялась плакать.

Сэм остановился, повернулся и сверкнул на нее своим глазом.

– Даже не начинай, черт бы меня побрал!

– Но если ты меня запрешь, я не сумею исправить свою оплошность. Прошу тебя, Сэм, я не хотела заходить на это поле.

Он отпустил ее руку и пригладил пальцами свою шевелюру.

– Послушай, Лолли, я не могу одновременно присматривать за тобой и выполнять свои обязанности. Я должен обучать этих людей, а ты должна не мешаться под ногами.

– А ты не мог бы поручить мне что-нибудь?

– Нет. Мне недосуг играть роль няньки. – Он опять схватил ее за руку и потащил к бунгало.

Как раз когда они проходили мимо кухни, с крыльца спускался солдат:

– Командир!

Сэм остановился, дернув ее бедную руку, и крикнул:

– Что?

– Картилло ранен. Не может готовить.

Сэм тихо выругался, потом спросил:

– Что случилось?

– Нечаянно рубанул ножом по руке. Вердуго сейчас зашивает рану.

– Я пришлю кого-нибудь с полигона. – Сэм повернулся, чтобы тащить ее дальше, но Лолли уперлась каблуками в землю, отказываясь идти.

– Я сделаю это.

– Что ты сделаешь?

– Буду готовить.

– Нет, не будешь.

– Сэм, прошу тебя. Позволь мне это сделать. Мне нужно какое-то занятие, тогда у меня появится возможность сделать что-то хорошее для этих людей и как-то загладить свою вину. Прошу тебя.

– Нет.

– Но почему?

– Помнишь стирку?

– Но это была ошибка. Я совсем забыла о котлах. Кстати, ты тоже виноват.

– Я-то здесь при чем?

– Ты очень рассердился и сразу утащил меня в бунгало. У меня просто не было возможности вернуться к котлам.

– Я сказал – нет.

– Но...

– Нет. – И он опять потянул ее к бунгало.

Лолли спорила. Лолли умоляла. Наконец она прибегла к последнему аргументу:

– Ты боишься позволить мне готовить.

– Конечно, – сказал он.

– Да, боишься.

– Объясни, как ты пришла к такому блестящему выводу.

– Ты боишься, что если солдаты перестанут дуться на меня, то увидят, что я не так уж плоха...

– Железная логика, – перебил он. – Если они перестанут дуться, то начнут восхищаться тобой. Блестящее, абсолютно блестящее умозаключение.

– Мог бы обойтись и без сарказма. Я еще не договорила.

– Прошу. – Он взмахнул рукой. – Продолжай. – И тут же пробормотал: – Мне не терпится услышать остальное.

– Если я им понравлюсь, то и ты будешь вынужден признать, что я тебе нравлюсь. И вот с этим тебе никак не смириться.

Он молча уставился на нее.

– Ты не можешь признаться, что я тебе нравлюсь.

В ответ – молчание.

– Ты целовал меня и... хм... все остальное.

Было видно, что Сэму очень не по себе.

– Так и было.

Сэм закрыл единственный глаз, сделал глубокий вдох и, повернувшись, направился к лачуге, отведенной под кухню.

Несколько минут спустя Лолли тупо смотрела на цыпленка, которого Сэм сунул ей в руки, и хмурилась. Это была обезглавленная тушка. На большом кухонном столе лежало еще девятнадцать таких же тушек. Лолли держала мертвую птицу как можно дальше от себя и молча взирала на нее. Она не могла признаться Сэму, что за всю жизнь ей ни разу не пришлось готовить.

По правде говоря, после того раза, когда она решила вскипятить воду для чая и устроила небольшой пожар, кухарка запретила ей и близко подходить к кухне в Гикори-Хаус. Впрочем, она не очень сокрушалась по этому поводу, потому что насмерть перепугалась, когда из плиты на стену полыхнуло пламя. Все произошло очень быстро и громко, как извержение вулкана. Она лишь бросила спичку на колосники, отошла за чайником, и тут вдруг как бабахнет! Вся стена оказалась в огне.

Лолли смотрела на цыпленка с болтавшейся вялой шеей – жуткое зрелище. Она справится. Она знала, что справится. Лолли бросила тушку на гору мертвых птиц и прошлась по кухне, разглядывая незнакомые вещи.

В углу, рядом с мешками и бочонками, выставленными в ряд, лежали один в другом огромные черные котлы. На бочонках были надписи, но не английские. Лолли решила, что в мешках хранятся запасы муки, сахара и прочего. Еще там были банки, выставленные на кривой полке над бочонками. Лолли прошлась вдоль всего ряда, открывая и изучая их содержимое, в поисках чего-нибудь знакомого. Отбросив крышку последней банки, она заглянула внутрь.

Похоже на лярд. Сунула палец в банку. Жирное, как лярд. Должно быть, лярд. Зажав банку под мышкой, она повернулась и шагнула к огромным черным плитам. Их было четыре, все вдоль одной стены. Они стояли как огромные черные вулканы, готовые к извержению.

Нет, какая она все-таки глупая! Выпросила себе это дело и обязательно справится с ним. Ей подвернулся отличный шанс приготовить великолепный обед для мужчин. Мужчины любят, когда женщины им готовят. Они считают, что это и есть женское дело. Вся беда в том, что она ничего в нем не смыслит.

С тех пор как она устроила пожар в своем доме, она стала старше. Конечно, теперь она справится. Лолли подозрительно оглядела плиты. Жизнь научила ее кое-чему – будет благоразумнее попросить кого-нибудь разжечь огонь.

Лотли вышла на крыльцо и повертела головой. Сэм стоял возле бараков и разговаривал с солдатом, который сообщил ему о неприятности с поваром. Лолли спустилась по ступенькам и направилась к ним. Сэм замолчал на полуслове, обернулся и, раздраженно взглянув на нее, спросил:

– Ну, что еще?

– Не мог бы ты зажечь плиты? – Она показала через плечо в сторону кухни.

Он проследил, куда указывал ее палец, тяжело вздохнул и повернулся к солдату.

– Начинайте без меня, – сказал он. – Я приду через минуту.

Он прошествовал мимо Лолли, нетерпеливо распахнул дверь кухни и исчез за ней, прежде чем Лолли успела сделать несколько шагов. Лолли торопливо появилась на кухне как раз в ту минуту, когда Сэм закидывал дрова в топки. Наклонившись над одной из них, он поднес к дровам спичку и спросил:

– Тебе ведь приходилось раньше готовить, да?

– Не совсем. – Лолли не смела поднять на него глаза.

– Не совсем? Почему-то мне кажется, будто ты что-то недоговариваешь.

– Один раз я кипятила воду для чая. – Она взмахнула рукой, словно поведала о каком-то пустяке.

– Ну и?..

Да, его не проведешь.

– Начался небольшой пожар.

– Ну и?..

– На кухне обгорела одна стена. Но сейчас я знаю, что справлюсь. Кроме того, ты обещал.

– И я уже уверен, что пожалею об этом, – пробормотал Сэм. Он выпрямился и, подойдя к следующей плите, разжег огонь. – Как ты хочешь приготовить этих птиц? – спросил он. – Запечь или зажарить?

Лолли не решалась сделать выбор.

– И то и другое.

– Ладно. Сначала нужно удалить перья, потом разрезать цыплят на куски, обвалять эти куски в муке и зажарить в разогретом лярде. Поняла?

Лолли кивнула, повторяя про себя: удалить перья, разрезать на куски, обвалять в муке и зажарить в горячем лярде. Вроде бы все просто.

– Запечешь птиц на сковородках, сначала обсыплешь их специями, а потом поставишь в духовку. – Он указал на большие черные дверцы в плитах. – Ты хоть что-нибудь понимаешь в плитах?

– Нет, но уверена, что смогу научиться.

Он разжег третью плиту и захлопнул дверцу духовки.

– Иди сюда.

Она сделала несколько шагов, разделявших их, а Сэм обернулся и показал на черную ручку:

– Это заслонка. Опустишь ручку вниз, чтобы открыть заслонку, если нужно готовить на плите. Поднимешь вверх и закроешь для приготовления в духовке. – Он выжидательно посмотрел на нее.

– Вниз – заслонка открыта для приготовления на плите. Вверх – закрыта для приготовления в духовке, – с гордостью повторила Лолли.

– Правильно.

Сэм присел на корточки возле плиты.

– Видишь эту решетку?

Лолли перегнулась через его широкое плечо и кивнула:

– Ага.

– Это тяга. Из-за нее, вероятно, и случился твой пожар в Гик-Хаус.

– Гикори-Хаус.

– Пускай в Гикори-Хаус. А теперь повнимательнее.

– Я и так внимательна. А вот ты – нет, иначе не называл бы все время мой дом Гик-Хаус.

– Ты хочешь научиться или нет?

– Да, только это несправедливо. Если я должна быть внимательной, то и тебе бы следовало повнимательнее прислушаться, когда я рассказывала, где живу.

– Мне не нужна справедливость, мне нужна тишина. – Он выпрямился, испепеляя ее взглядом.

– Я просто подумала, что ты мог бы уже запомнить, что...

– Сделай одолжение. Не думай, просто слушай.

Лолли вздохнула, посчитала про себя до пяти и только потом произнесла:

– Ладно. Я слушаю.

– Как я уже сказал, это решетка тяги. Ее поворачивают вот так, чтобы открыть отверстия. Чем больше отверстия ты открываешь, тем горячее пламя. А вот эта ручка, – он выпрямился и указал на черную ручку на трубе, отходящей от плиты, – называется задвижкой. Через нее поступает холодный воздух, чтобы плита не взорвалась. Очень важно, чтобы задвижка была все время открытой. Поняла?

– Тяга должна быть открыта.

– Задвижка должна быть открыта.

– Задвижка должна быть открыта, – покорно повторила Лолли.

Он целую минуту с сомнением разглядывал ее.

– Сэм, пожалуйста, позволь мне сделать это. Я уверена, что справлюсь. Правда. Дай мне шанс.

– Все, что угодно, лишь бы удержать тебя подальше от линии огня, – пробормотал он, переходя к последней плите. Он показал на черную ручку: – Что это?

– Заслонка, – гордо ответила Лолли.

Он удивился.

– Правильно. – Он указал на ручку на трубе и хитро посмотрел на Лолли: – А это что?

– Задвижка. – Лолли улыбнулась. – Ты думал провести меня, поэтому спросил не в том порядке, да?

– Просто хочу удостовериться, что ты все поняла. – Он наклонился к боковой решетке и собрался что-то сказать.

– Значит, ты проверяешь меня, да?

Он обреченно вздохнул.

– Это заслонка, – сообщила Лолли, вознамерившись доказать Сэму, что она справится с делом. – Ручка вниз – заслонка откроется, и можно готовить на плите. Ручка вверх – заслонка закрыта, и можно использовать духовку. Вот видишь, я была внимательна. – Лолли улыбнулась, внезапно осознав, что наконец-то в чем-то ему не уступит.

Сэм пожал плечами и разжег оставшуюся плиту.

– Действуй, они твои. – Сэм повернулся, чтобы уйти, но остановился, словно забыл что-то сказать. – Не вздумай меня искать. Когда будет готово, постучи в сковородку – и все придут.

Лолли кивнула и смотрела ему вслед, пока за ним не закрылась дверь. Она оглядела кухню. Теперь, когда она осталась одна, решимости в ней несколько поубавилось.

Что ж, подумала Лолли, нечего терять время. Она взялась за первую птицу, подняла за когтистые лапки и принялась рассматривать. Сэм сказал – удалить перья. Или срезать перья? Она поднесла цыпленка поближе и внимательно оглядела, повторяя про себя инструкцию Сэма: удалить перья, разрезать цыплят. Ладно, он сказал «удалить».

Итак, как же эти перья удаляются? Лолли поискала глазами, чем бы воспользоваться, и обнаружила на стене большие ножницы. Сняв их с гвоздика, она вернулась к столу. Срезать перья. Зажав крыло цыпленка между указательным и большим пальцем, она приподняла его над столом и срезала все перья.

Примерно час спустя она напевала «Дикси», срезая последнюю пушинку с двадцатого цыпленка. Швырнув тушку на гору к остальным, Лолли отмахнулась от перьев, летавших возле лица. Птицы немного походили на дикобразов. Наверное, эти маленькие колючки превратятся после приготовления в хрустящую корочку, решила Лолли.

Как там говорил Сэм?

– Вспомнила, – вслух произнесла Лолли. – Запекать цыплят на сковородках в духовках.

Сковородки... хм. Она посмотрела на стены, где была развешана закопченная кухонная утварь. На некоторых сковородках, квадратных и достаточно больших, могли бы поместиться несколько цыплят. Наверное, эти подойдут, решила Лолли и направилась к противоположной стене, чтобы снять пару сковородок с гвоздей.

Поставив сковородки на плиту, она взялась за цыплят. Какие же они все-таки колючие. Должна получиться хорошая хрустящая корочка. Лолли с трудом втиснула пять тушек на сковородку, а затем таким же образом наполнила вторую. Открыв дверцу духовки, она с грохотом стащила сковородку с плиты и забила ее в духовку, после чего захлопнула дверцу. То же самое она проделала со второй сковородкой.

«Вот так! – подумала Лолли, потирая руки. – Все сделано!»

Она вернулась к столу, за которым предстояло разрезать остальные тушки. Вытянув нож из ближайшего бочонка, она принялась распиливать тушку пополам, но нож оказался чересчур тупой. Тогда она разглядела другой нож – с толстым треугольным лезвием и огромной ручкой – и решила, что именно такой ей и нужен. Она выдернула его из бочонка и разложила цыпленка на столе. Взмахнув огромным ножом над головой, она рубанула им изо всей силы по тушке. Раздался громкий хруст.

Лолли рубила до тех пор, пока цыпленок не превратился в целую гору кусочков, из которых можно было узнать только шею и лапы. Увидев свое творение, она пожала плечами. Все равно еда на тарелке никогда не похожа на то, из чего она сделана, рассуждала Лолли, продолжая свою бойню до тех пор, пока половина тушек не оказалась растерзанной на костистые, колючие куски.

Лолли решительным шагом направилась к бочке с мукой, зачерпнула целую миску и вернулась к столу. Поставив миску, она обваляла в муке каждый кусок, как велел Сэм. Лолли даже вошла во вкус, подбрасывая колючие кусочки в муке. Она напевала за работой, а от стола уже поднялось белое облачко. Разделавшись с последним куском, она решила, что стряпать довольно забавно. Тут Лолли чихнула, отчего вокруг нее образовалось новое облако муки и перьев.

Надо было, наверное, избавиться от перьев после того, как она их срезала. Отмахнувшись от перьев, Лолли посмотрела на свою одежду. И брюки, и рубашку покрывал толстый слой муки и перьев. Она попыталась отчиститься, но мука лишь сильнее въелась в ткань, а перья принялись летать по всей кухне, как семена одуванчиков в марте. В конце концов, Лолли сдалась и подошла к плитам-чудовищам.

Она сняла со стены огромные чугунные сковородки, все шесть штук, и расставила их на плитах – по две на каждую плиту, больше не помещалось. Потом Лолли достала банку с лярдом, зачерпнула целую ложку и попыталась стряхнуть на первую сковородку. Жир пристал к ложке. Понадобилась целая минута, чтобы комок лярда с шипением упал на раскаленное дно.

Воодушевленная таким успехом, она принялась стучать по краям сковородок, выбивая жир с ложки и с удовлетворением наблюдая, как он растекается по дну. Это было весело и совсем не трудно. Подойдя к столу, она набрала целую пригоршню колючих кусочков, облепленных мукой; и вернулась к плитам, где побросала их на сковородки. Через несколько минут все тушки с шипением жарились.

Но с чем же их подать? Лолли обыскала все мешки и бочонки, пока не наткнулась на рис. Отлично. Обернувшись к плитам, она убедилась, что цыплята благополучно жарятся и утерла пот со лба. Трудно все-таки управляться на кухне, да и в помещении стало по-настоящему жарко.

Лолли зачерпнула миску риса и подошла к плите. Она понимала, что рис необходимо сварить, поэтому стянула с полки пару больших горшков и поставила их на четвертую плиту. Затем подошла к бочке с водой, набрала полную миску и вернулась к плите.

Это пришлось проделать несколько раз, так что пот по лицу уже катил градом, зато горшки были наполнены. Она насыпала рис, по две больших миски в каждый горшок. К тому времени, когда она закончила, горшки были полны до краев. Она прикрыла их крышками и отошла проверить, как жарятся цыплята.

С ложкой в руке она подошла к первой плите и сунула ложку в сковородку, чтобы перевернуть мясо. Ничего не вышло. Жир брызгал во все стороны, а Лолли, увертываясь от горячих капель, пыталась перевернуть кусочки. В воздухе запахло горелым, от плиты начал подниматься дымок.

Бросив взгляд на остальные сковородки, Лолли поняла, что плиты чересчур раскалились. Она металась как молния между плитами, пытаясь содрать горящее мясо со сковородок. Пока она работала, жир брызгал ей на руки и рубашку.

Внезапно на четвертой плите зашипела вода. Лолли повернулась на звук и увидела, как через края горшков потекла вязкая лавина риса. На пол полетели крышки, а вместе с ними кипящий поток липкой водянистой каши. Проливаясь на плиту, он посылал к потолку облако пара, которое смешивалось с чадом от горящих цыплят.

Лолли запаниковала и заметалась от плиты к плите, а Рис тем временем шлепался на пол. На дверце духовки начали запекаться липкие вязкие полоски рисовой каши. Плиты слишком раскалились. Ей нужно опустить заслонку, чтобы уменьшить тепло.

Или все-таки закрыть задвижку?

Проклятие! Она забыла, какая из них для чего предназначена. Успокойся, велела себе Лолли, стараясь не обращать внимания на извержение рисового вулкана. Отмахиваясь от дыма, она сосредоточилась.

Заслонка – это то, что заслоняет, уменьшая жар. Задвижка регулирует подачу воздуха. Дым повалил клубами, которые становились все чернее и чернее. Рис шипел и продолжал плюхаться на пол. Чрезвычайная ситуация требовала чрезвычайных мер. Лолли схватилась за обе ручки и разом их задвинула.

Взрыв заставил повернуть голову всех солдат на стрельбище, включая Сэма. Его первой мыслью было, что их атакуют испанцы, но тут к ногам приземлился полусгоревший-полусырой колючий цыпленок.

– Вот черт! – Сэм выронил из рук картечь и бросился бежать к кухне, через несколько секунд после взрыва он уже заворачивал за угол.

Там, где когда-то была тростниковая крыша, клубился черный дым, повсюду летали куриные перья, опускаясь на землю снежинками. Передняя дверь висела на одной петле, а когда Сэм шагнул через порог, он споткнулся о заднюю дверь. Бочки полопались, жестяные банки перекатывались по полу, а одна стена кухни была совершенно белой, похоже, от муки.

– Лолли! – завопил Сэм, переступая через обломки и что-то вязкое и белое. – Лолли! – Он зашел дальше в бывшую кухню, от которой остались одни стены, но вместо девушки обнаружил всего лишь пятифутовую дырку в противоположной стене.

Сэм прошел сквозь нее и увидел на земле помятую фигурку всего в нескольких шагах. Он кинулся вперед и опустился рядом с ней на колени. Девушка была в глубоком обмороке и едва дышала.

– Лолли, ответь мне. Ну же, очнись.

Она даже не шевельнулась. Сэм ощупал ее, внимательно глядя, как она лежит. Действуя очень осторожно, он подвел руки под безжизненное тело, поднял девушку и направился с ней к бунгало. Его взгляд не отрывался от ее бледного лица, в котором не осталось ни кровинки. Белые веки были закрыты. На щеках, покрытых расчесами и царапинами, полосы сажи. Из рассеченной губы текла тонкая струйка крови, а светлые волосы с черными подпалинами укоротились дюймов на пять.

– Как она? – К Сэму подбежал Джим, а вслед за ним Гомес и остальные солдаты.

– Не знаю. Она без сознания. – Сэм поднялся на крыльцо, Джим распахнул перед ним дверь, и Сэм отнес ее на кровать. – Принеси мне воды и полотенце.

Он посмотрел, как ровно вздымается ее грудь, и убедился, что дышит она хорошо. Глядя на ее лицо, на подпаленные волосы, он хотел дать самому себе пинка. Нужно было прислушаться к своему внутреннему голосу, запереть ее в бунгало до тех пор, пока не настанет время везти ее к отцу. Сэм еще не встречал никого, кто творил бы больше разрушений, чем эта маленькая женщина, способная вывести из себя кого угодно.

Внимание Сэма отвлек Джим, который принес ведро с водой и полотенце.

– Спасибо. – Он намочил полотенце в ведре и начал смывать сажу и запекшуюся кровь.

– Я, могу чем-то помочь? – спросил Джим.

– Нет. Займись людьми, ладно?

– Конечно.

Сэм обтер ей лицо, руки и шею, затем выжал полотенце и, сделав компресс, положил ей на лоб. Впереди у него было время, очень много времени, чтобы сидеть рядом с ней, смотреть на ее лицо и заниматься самобичеванием.

Она заставила дать ей дело, хотя он знал, что ничего хорошего из этого не выйдет. И вообще, вряд ли найдется дело, с которым эта женщина могла бы справиться... впрочем, тут он, наверное, не прав. Все-таки она сумела пройти сквозь джунгли, иногда даже не отставала от него. Она не закатывала истерики, если не считать того раза у залива, когда она поняла, что они упустили корабль с выкупом.

Была в ней какая-то сила, заставлявшая идти вперед, внутренняя стойкость, не позволившая ей стать такой, какой она могла бы быть, – избалованной, изнеженной богачкой, думающей только о себе. Именно такой ярлык он ей и приклеил в их первую встречу, но ошибся. Вовсе она не задавака и не избалованное чадо. Просто ее необходимо было успокоить, подбодрить, принять такой, как есть. Она стремилась всем понравиться, хотя было видно, что она сама не верит в такую возможность.

Почему? Почему девушка, у которой было все – деньги, семья, связи, – так низко себя ценила? Он, разумеется, и пальцем не пошевелил, чтобы помочь ей, но ведь не он причина тому, что она разуверилась в себе. Однако теперь именно он виноват, что она пострадала и лежит такая неподвижная, что он даже забыл о партизанах, оружии и деньгах.

Единственное, что он сейчас ощущал, – это собственную беспомощность и, как ни странно, вину. Как ей удалось пробудить в нем это чувство, он не понимал, но она умудрилась сделать то, что не удалось ни одному человеку на свете. Он переживал, хотя ему самому это не очень нравилось. Сэм верил, что переживания делают человека предубежденным, а он всегда гордился своей способностью принимать беспристрастные решения.

И все же теперь, глядя на Лолли, он ощутил такую сильную потребность взять ее под свое крыло, что чуть сам не устыдился. Он не мог припомнить, когда в последний раз ему хотелось кого-то защитить, если вообще такое было. Это желание у него появилось с первой секунды, когда она, спотыкаясь и орудуя острым зонтиком, вошла в его жизнь, хоть он и признался себе в этом только сейчас.

Всю свою поганую жизнь наемника он ничего не защищал, кроме собственной задницы, да и то это была для него своего рода игра. Его приятно будоражило то, что он смотрит смерти в лицо, плюет на нее и всегда выходит победителем. Но когда дело касалось Лолли, все, что он чувствовал, – неотступный страх за нее.

От этой мысли Сэм тяжело вздохнул. Он перевел взгляд за окно и, уставившись на небо, которое с закатом приобрело розовый оттенок, став точно такого же цвета, как платье в оборочку и смертоносный зонтик, Сэм подумал, что, возможно, ему самому необходима защита.

Глава 20

Открылась дверь.

Лолли выронила зеркальце из рук и подняла глаза. Пришел Сэм и принес пару длинных толстых бамбуковых шестов.

– Я принес тебе вот это, – сказал он, подходя к кровати и смотря на Лолли сверху вниз.

Она почувствовала себя каким-то муравьем, когда уставилась на этого великана, и постаралась сесть повыше, чтобы хоть как-то уменьшить расстояние между ними.

– Как лодыжка?

– Все еще болит, когда я становлюсь на эту ногу.

– Поэтому я их тебе и принес. – Он протянул девушке шесты. – Их выстругал для тебя Гомес. Это костыли.

– Их сделал Гомес?

Сэм кивнул.

– Для меня?

– Да, для тебя.

– О, – сказала она, удивленная, что кому-то еще есть до нее дело.

Сэм склонился над ней и забрал зеркальце, а потом долго смотрел на нее внимательным взглядом. Лолли ожидала увидеть на его лице жалость, презрение или что-то еще, но оно не выдало его мыслей.

Лолли потянулась к щеке, чтобы смахнуть с нее прядь волос и окаменела в ту секунду, когда ее пальцы коснулись неровных, сожженных концов. Она бросила смущенный взгляд на Сэма, ожидая увидеть циничную улыбку. И не увидела. Лолли быстро убрала прядку за ухо.

Сэм положил зеркальце на стол рядом с пустым насестом Медузы и выпрямился.

– Ты собираешься просидеть вот так весь день или все-таки попробуешь эти штуковины? – Он протянул ей костыли.

Лолли недоуменно уставилась на них.

– Судя по тому, как ты морщишь лоб, тебе никогда не приходилось пользоваться костылями.

Лолли покачала головой. Сэм положил костыли на кровать и протянул девушке руку:

– Поднимайся.

Лолли уцепилась за руку и встала, стараясь перенести вес на здоровую ногу. Сэм осторожно обнял ее и подтянул к себе. Она тут же почувствовала тепло его тела. Лолли обхватила правой рукой его за талию, а левую положила ему на грудь, пытаясь удержать равновесие. Тишину комнаты пронзил резкий вздох. Он положил большую теплую ладонь поверх маленькой ручки и передвинул к себе на ребра, а потом наклонился и подобрал костыли.

– Вот. – Он вручил ей одну палку. – Зажми под мышкой.

Лолли повиновалась. Он придерживал ее повыше локтя, а другой рукой приладил второй костыль.

– Держись за эти маленькие ручки.

Он сжал ее пальцы вокруг коротких палочек, торчащих где-то посредине толстого шеста.

– Теперь приподними костыли и передвинь вперед.

Его губы были так близко от ее уха, что, когда он говорил, его дыхание щекотало ее. Лолли вздрогнула. Чтобы уйти от этих губ и того чувства, которое они в ней вызывали, Лолли поставила костыли на целый фут впереди себя.

– Правильно... А теперь обопрись на ручки и качнись, как маятник, вперед.

Лолли сделала все, как надо.

– Получилось! – воскликнула она и, улыбнувшись, обернулась к Сэму. – Смотри. – Она повторила движение. – Это ведь нетрудно. – И она пошла назад, сделав большой шаг – слишком большой шаг.

Левый костыль заскользил по деревянной доске, и Лолли потеряла равновесие. Костыль с грохотом упал на пол. Сэм подхватил девушку.

– Спасибо, – сказала она, глядя ему в лицо.

Он долго смотрел на нее каким-то тревожным взглядом. На его лице не было улыбки, и взгляд был вовсе не суровым, как обычно, и без тени насмешки, которая появлялась, стоило ей совершить какую-то оплошность. Лолли не знала, то ли ей беспокоиться, то ли нет из-за того, что он больше не смотрит на нее, как отпетый циник. Сэм протянул руку и потрогал неровные концы опаленных волос.

– Я, должно быть, выгляжу ужасно. – Лолли отвела взгляд.

Он взял ее за подбородок и приподнял лицо так, что она была вынуждена встретиться с ним взглядом. Он внимательно вгляделся в каждую черточку – наверное, разглядывает синяки, подумала Лолли. Она успела заметить в зеркальце синяк на щеке, царапины и распухшую губу.

– Да, это точно. – Он положил ладонь на ее щеку и тихонечко провел пальцем по вспухшей губе.

Прямодушный Сэм. Ей бы следовало обидеться, но никакой обиды она не чувствовала. Ее заворожило тепло его ладони и нежная ласка. Он начал медленно наклонять голову, ни на секунду не отводя от нее взгляда. «Сейчас он поцелует меня», – подумала Лолли, чувствуя прилив настоящей радости. Веки ее отяжелели и начали опускаться. Она с трудом заставила себя не закрывать глаза, чтобы видеть его, чтобы дождаться прикосновения его губ, дождаться той секунды, когда ее рот опалит жар его дыхания.

Когда их губы разделял всего лишь дюйм, Сэм внезапно остановился. Это произошло так быстро, что Лолли заморгала. Сэм отпрянул, с шумом выдохнул и отвернулся, чтобы подобрать костыль. Сунув костыль ей под руку, он снова отвернулся, оставив ее, опустошенную и похолодевшую. Лолли, переводя дыхание, лихорадочно пыталась понять, почему Сэм отпрянул. На глаза ей попалось зеркальце, и, вспомнив свое отражение, она уже не винила Сэма. Вид у нее был еще хуже, чем у Джима после драки.

– Мне жаль, что так вышло с кухней, – сказала она его спине.

Сэм засунул руки в карманы.

– Там все равно нужно было менять крышу.

Больше говорить было не о чем. Оба стояли и молчали. Сэм резко обернулся, словно хотел сказать что-то важное, но тут с шумом распахнулась дверь, и вошел Джим с Медузой на плече.

– Насилуют! Ха-ха-ха-ха!

Лолли поймала на себе горящий взгляд Сэма. Она вспомнила, когда в последний раз Медуза проскрипела эту глупую фразу. Лицо ее запылало румянцем, и она увидела, что Сэм тоже припомнил ту минуту.

– Жаль, что я научил ее этому, – сказал Джим.

– Мне тоже, – произнес Сэм, не сводя с Лолли пристального взгляда.

Температура в комнате поднималась быстрее, чем прилив в полнолуние. Лолли сознавала, что ей следует отвернуться, но не хотела этого делать.

– Пришла записка.

– Какая записка? – рассеянно спросил Сэм, по-прежнему не сводя с нее взгляда, который заставил ее пожелать, чтобы Джим ушел.

– Записка от ее отца. Встреча назначена в Санта-Крусе через четыре дня.

Она посмотрела на Джима, наконец поняв, о чем идет речь. Ей предстояло уехать, вернуться к своей семье. И тут произошло совершенно необъяснимое. От одной мысли о возвращении у нее подвело живот точно так, как случалось каждый раз, стоило ей оказаться на корабле. Лолли взглянула на Сэма, чтобы увидеть его реакцию. Он никак не отреагировал. Горячий взгляд, в котором чувствовалась тоска, вновь стал циничным, чего она терпеть не могла.

– Ну-ну, значит, мисс Лару возвращается домой к папочке! – Сэм повернулся и ушел не оглядываясь.

– Знаешь, бутылка еще никогда не помогала выбраться из ямы.

Сэм хмуро посмотрел на друга:

– И что это, черт возьми, должно означать?

– Это означает, что я тебя знаю. Ты попал в беду.

Сэм поднес бутылку к губам и сделал несколько обжигающих глотков.

– Замечательное открытие.

– Из-за женщины.

– Эта женщина и есть сама беда, будь уверен. Еще четыре дня, и я сбагрю ее с рук, передав папочке.

– Тогда отчего ты глушишь это пойло?

– Я праздную.

– А я тогда архангел Гавриил, – буркнул Джим.

– С каких это пор ты стал опекать меня?

– С тех пор как заметил, что тебе нужна опека.

Сэм с шумом поставил ногу в сапоге на сиденье стула, стоящего напротив, и уставился на горлышко бутылки.

– Тебе разве некуда пойти?

– Не-а, разве что проберусь в комнату Лолли и устрою ей встрясочку перед отъездом.

Нога Сэма опустилась на пол.

– Только тронь ее, и клянусь... – Он замолчал, поняв, что выдал себя.

– И что? – Джим понимающе улыбнулся.

– Ничего. Просто держись от нее подальше.

Джим просвистел что-то очень похожее на свадебный марш.

– Заткнись.

Джим повиновался, но продолжал улыбаться, наливая себе виски. Потом он откинулся на спинку стула и молча принялся разглядывать Сэма поверх края стакана. Зеленые глаза Кэссиди отчетливо поблескивали – тот же самый блеск был у ядовитой змеи, когда она собиралась напасть.

Сэму этот взгляд не понравился, поэтому он выпил еще виски, чтобы не смотреть на Джима.

– Неужто она в самом деле такая горячая?

Сэм поперхнулся, послав брызги на добрых три фута, закашлялся, пригвоздив Джима свирепым взглядом, способным привести в трепет, и сказал:

– Я убью эту птицу.

Джим рассмеялся и, протянув руку, похлопал Сэма по спине:

– Да брось ты, дружище, где твое чувство юмора?

– Я потерял его в ту минуту, когда ты обзавелся этой болтливой гадиной.

– Точно, ты потерял его в ту минуту, когда позволил этой пигалице-блондинке со сладким голоском прилепиться к тебе.

Сэм хмыкнул. Спустя несколько минут он произнес:

– Если бы даже то, что ты сказал, было правдой, – Сэм поднял руку, когда его друг закатил глаза, – что совсем не так, все равно это не имеет значения, раз завтра я повезу ее к всемирно известному папочке.

– А вот этого в тебе я до сих пор не замечал. – Джим потянулся к бутылке и плеснул себе еще виски.

– Чего «этого»? – насторожился Сэм.

– Ревности.

– Чтобы я ревновал? Черта с два...

– Ты только что говорил так, будто ревнуешь к ее отцу.

– Я в жизни ни к кому не ревновал. А все потому, что мне ни разу не хотелось чего-то или кого-то так сильно, чтобы приревновать.

– Говори что хочешь, но у меня в доказательство синяк под глазом.

– Ревность – только для дураков и мечтателей. – Сэм отпил еще виски. – Это они настолько глупы, что стремятся к тому, чего им никогда не получить. А я не дурак и не мечтатель. Свой урок я выучил еще ребенком.

– Я думаю, ты стремишься к тому, чего, как тебе кажется, ты не можешь получить, – к этой женщине.

– Можешь думать что угодно, но это не означает, будто ты прав. – Сэм вновь поднес ко рту бутылку.

Наверное, он все-таки должен признать, что его тянет к ней физически, но ведь они были вынуждены столько времени провести вместе с того дня, как столкнулись на рынке, поэтому его реакцию на нее можно объяснить просто небольшой слабостью. Обязательно должно что-то найтись, чтобы он справился с этой слабостью и стремлением опекать ее. Скорее всего, она из тех женщин, которые могут заставить мужчину чувствовать то, что он не желает чувствовать. Некоторым женщинам это удается, хотя до сих пор ему не доводилось встречать таких. Наверное, это старость или еще что-то. Только не ревность.

Лучше всего отвезти ее туда, где ей место, и тогда ему не придется беспокоиться о Лолли Лару. Чем скорее они отправятся в путь, тем быстрее он сможет избавиться от нее и продолжить свою работу в лагере. Это самое важное.

Покончив с делами здесь, он вернется ненадолго в Штаты. Найдет какое-нибудь тихое местечко, где сможет привести себя в норму. Возможно, он отправится в Сан-Франциско, а может, на северо-запад. Да, Сиэтл подойдет. Это самая отдаленная точка в Соединенных Штатах от Южной Каролины.

Лолли проснулась от оглушительного грохота. Она даже села в кровати. Столько шума могло быть либо от грозы, либо от огромного слона. Что бы там ни было, но деревянные стены буквально сотрясались. Дверь бунгало распахнулась, словно внезапно налетел ураганный ветер. Через порог свалилась огромная фигура. Лолли закричала.

– Ш-ш-ш!

– Сэм! – удивленно выдохнула она.

Он сел в темноте, и хотя лица не было видно, Лолли знала, что он смотрит на нее.

– Что ты делаешь?

– Пытаюсь подняться. – Он встал на колени, затем поднялся во весь рост, слегка покачиваясь.

– Я имела в виду, что ты делаешь здесь? Уже поздно.

– Я пришел сказать, что мы отъезжаем завтра утром. Очень рано. Срочно.

– Уже?

Он закрыл дверь и, шаркая, направился к кровати.

– В чем дело, мисс Лару? Разве вы не хотите увидеть своего дорогого папочку?

– Конечно, хочу. Просто я думала, что у меня будет больше времени подготовиться к отъезду.

– Нам придется поехать через горы, а скоро начнется сезон дождей.

– А при чем здесь горы?

– Разольются горные реки.

– Понятно. – По крайней мере ей показалось, что она все поняла, он говорил не очень отчетливо. – Это все?

– Да. – Он отрыгнул.

– Ты что, напился?

– Я? С чего бы это? – Он наклонился так близко, что от перегара у нее выступили слезы на глазах.

– Ты пьян!

– Ура! – Он зааплодировал. – Дайте этой женщине диплом! У нее поразительный ум! – Он помахал рукой воображаемым зрителям.

– Думаю, тебе следует уйти.

– Так и знал, что от меня несет дымом.

– Что?

– Ничего. Просто мысли вслух. – Он рухнул на кровать рядом с Лолли. – А что, нелегкая это работенка, мыслить?

– Сэм! Убирайся отсюда!

– Оставь все мысли, просто чувствуй. Это гораздо легче. – Он потянулся к ней губами, но Лолли увернулась, и он зарылся лицом в постель.

Лолли попыталась выскользнуть с другой стороны, но ее обхватила огромная лапища.

– Хо-хо-хо. – Его дыхание коснулось ее уха. – Думала удрать от меня, да? – Он прижал ее к кровати коленом.

– Сэм, перестань! – Она снова увернулась от его лица, но прежде чем разгадала следующий шаг Сэма, огромные ладони уже легли к ней на грудь.

– Ты не плоскодонка, Лолли.

– Перестань! – Она попыталась оторвать его ручищи.

– Разве ты не хочешь поблагодарить меня? Я только что отпустил тебе комплимент. Обойдусь поцелуем. – Он прижался губами к ее губам.

Лолли отвернулась, оторвавшись от назойливых губ.

– Не делай этого, Сэм. Прошу тебя. – Голос ее дрожал.

Когда Сэм, дыша перегаром, повел себя так, дерзко пытаясь взять то, что ему хочется, Лолли испугалась.

Сэм остановился и посмотрел на нее, потряс головой, словно желая прочистить мозги, и снова посмотрел на Лолли, только на этот раз она почувствовала, что он действительно увидел ее. Сэм рывком поднялся с кровати. Девушке показалось, что он собирается извиниться, но этого не произошло. Сэм постоял немного, потер рукой подбородок и, пошатываясь, направился к двери.

– Отъезд завтра утром. Будь готова. – Он рывком открыл дверь.

Лолли промолчала.

– Ты слышала, что я сказал? – рявкнул он, не оборачиваясь.

– Да, – прошептала Лолли.

– Отлично. – Сэм шагнул через порог, но снова остановился. – И еще одно.

– Что?

– Я не ревную. Ни разу в жизни не ревновал. И никогда не буду. – Он с грохотом захлопнул дверь.

Глава 21

С ярко-оранжевым рассветом по небу поплыли темные дождевые облака, как и предрекал Сэм. Он отдавал ей приказы с той минуты, когда загромыхал кулаком в дверь и велел вставать, не преминув при этом чертыхнуться и заметить, что он не может дожидаться ее целый день. Он еще раз сказал о горной дороге, вероятно, позабыв о прошлой ночи. Утром в его речах было больше смысла. На горной дороге, по его словам, им не встретятся испанские патрули. Это более долгий, но безопасный путь в город Санта-Крус, где их должен был встретить отец.

Лолли понимала, что ей бы следовало с нетерпением ожидать этой встречи, но многое произошло с того дня, когда она мерила шагами свою комнату в ожидании отца. Не было больше розового платья, скопированного с портрета, на которое она убила уйму времени и сил. Не было больше идеально подвитых светлых локонов и туфелек с бисерными розочками. Не было больше и девушки, которой казалось, что предстоящая встреча будет самым важным событием в ее жизни.

Лолли осмотрела свою одежду: черную холщовую рубаху, штаны, тяжелые бутсы. Да, от той девушки не осталось и следа. Лолли бросила взгляд в зеркальце на свое отражение. У нее по-прежнему были светлые волосы, но они стали гораздо короче и едва доходили до плеч. Разбитые губы зажили, но на лице можно было разглядеть несколько синяков и царапин. К тому же она ковыляла на бамбуковых костылях.

И это Юлайли Грейс Лару. Ее братья просто не переживут такого зрелища!

А отец – что он подумает?

Впрочем, не важно, что он подумает. Ей осточертело пытаться ублажить отца, которого она даже не знала, надоело завоевывать уважение окружавших ее мужчин. Ее братья могли бы укрыть ее от невзгод, но все дело в том, что они считали ее неспособной позаботиться о самой себе. Они не уважали ее. Наверное, мужчины вообще считают всех женщин ни на что не годными, решила Лолли. Сэм был отличным примером полного отсутствия уважения. Не нашел ничего лучше, как свалиться пьяным на ее кровать.

Лежа в темноте и уставившись на дверь, которой хлопнул Сэм, она твердо решила, что больше не будет стараться угодить мужчинам. До сих пор это не дало ей ничего хорошего. Она всегда стремилась получить одобрение, но так и не дождалась похвалы ни от одного мужчины. И вообще, чем больше она старалась, тем больше все запутывала.

Она из кожи вон лезла, чтобы братья могли гордиться ею, а добивалась лишь того, что они снисходительно поглаживали ее по светлой головке. В конце концов, она замкнулась в себе, жила в собственном мирке. Ей хотелось добиться отцовского одобрения, но он ни разу не приехал домой, так что у нее даже не было шанса попробовать. И она все время проводила в ожидании, встречая одно разочарование за другим. И от Сэма она тоже надеялась получить одобрение, но добилась лишь презрительного отношения.

Все, с этим покончено. В темноте одинокого бунгало она приняла решение. Отныне она сама будет отвечать за свою жизнь. Ей до смерти надоело выслушивать от мужчин нотации: что ей нужно делать, какой быть. Ее будущие поступки, возможно, и не заслужат мужского одобрения, но по крайней мере у нее будет чувство, что она сама распоряжается своей жизнью. Тогда, возможно, ей будет все равно, что думают о ней мужчины.

Пусть теперь они дожидаются ее. И первым мужчиной, которому придется подождать, будет Сэм.

Гомес уже дважды заходил за ней, говорил, будто Сэм требует, чтобы она пришла немедленно. Лолли не подчинилась, а вместо того доковыляла на костылях до кровати, уселась, положила костыли на колени, а потом сосчитала до тысячи. На душе у нее стало так хорошо, что она проделала это еще раз.

«Девятьсот девяносто восемь... – Лолли улыбнулась, представив, как Сэм с хмурым лицом вышагивает по лагерю. – Девятьсот девяносто девять... – Лолли облизнула указательный палец и провела в воздухе воображаемую черту. – Тысяча... и еще один для меня!»

Лолли поднялась, взяла с кровати небольшой мешочек арахиса и привязала к поясу. Затем она поставила костыли, опираясь на них, вышла из бунгало и не спеша направилась к баракам. Миновав домики, она вышла за ворота и оказалась в джунглях. Перед отъездом ей предстояло еще одно дело.

Сэм оставил Джима и группу солдат, которые сооружали новую крышу на кухне. Каждый раз, когда молоток ударял по деревянному колышку или гвоздю – примерно каждые две секунды, – в голове у Сэма раздавался звон. Он прошел сто ярдов до повозки, на которой им предстояло отправиться в горы. Миновал запасного буйвола, привязанного к задку повозки, и проверил в тысячный раз колеса. Остановившись возле задней оси, он наклонился, чтобы взглянуть на нее – огромная ошибка. В голове у него стрельнуло, боль пронзила лоб и виски, в которых стучало так, словно вены перегоняли не кровь, а проклятое виски, целую кварту сразу.

Сэм поморщился и очень медленно выпрямился. В ту же секунду он заметил женщину, из-за которой у него так болела голова. Лолли Лару ковыляла на своих костылях и улыбалась с еще большей гордостью, чем Грант в Аппоматоксе[6].

За ее спиной тоже шли войска: восемь откормленных бойцовых петухов – по крайней мере они были когда-то бойцовыми петухами – семенили за ней вереницей, как утята за своей мамой-уткой.

Стук молотков прекратился, и в лагере наступила полная тишина. Прищурившись от яркого солнца, Сэм повернулся к солдатам. Медленно, один за другим, они спустились с крыши, последним слез Джим и подошел к Сэму. У каждого был вид, словно его только что ударили по голове.

Лолли остановилась в нескольких футах от них. Высоко подняв подбородок и сверкая голубыми глазами, в которых светилась простодушная гордость, она сказала:

– Я привела им обратно всех птиц, видишь? – Она махнула в сторону петухов, которые развернулись, как хорошо обученный полк, и теперь стояли на одной линии рядом с ней.

Сэм услышал, как Джим хохотнул. Нахмурившись, он уставился себе под ноги, потирая рукой гудящий лоб. Сэм считал. Когда он вновь поднял глаза, вокруг собрались все обитатели лагеря и у каждого был ошарашенный вид.

– Ну, – в голосе Лолли послышалась нетерпеливая нотка, – хозяева, разбирайте своих питомцев. У какой птички какое место?

Сэм как раз собирался сказать, что ее место в Бельвью, когда вперед шагнул Гомес и указал на бело-черного петуха в середине шеренги:

– Вот этот мой.

– Клодетт? – Лолли обернулась к птице.

Сэм застонал. Она дала им имена.

– Она самая миленькая. Хотя поначалу была настоящей драчуньей.

Джим громко захохотал. Лолли сердито взглянула на него. Она понятия не имела, с чего вдруг он так веселится. Сэм покачал головой.

Лолли продолжала щебетать:

– Три или четыре раза она принималась клевать мою руку, но теперь с этим покончено. – Лолли подошла к Гомесу, вынула из мешочка у пояса что-то похожее на орех и, опершись на один костыль, наклонилась. – Держи, Клодетт...

Птица взмахнула разок крыльями, подбежала к протянутой руке и склевала орех. Лолли сунула руку в глубокий карман штанов и что-то вынула.

– Возьмите. Она обожает эти орехи.

В протянутую руку Гомеса посыпался арахис.

– Теперь присядьте на корточки, – велела Лолли. – Ну же.

Гомес подчинился.

– Хорошо. А теперь вытяните руку.

Как только Гомес вытянул руку, петух вскочил на нее, – затем перебрался на его плечо и устроился там, как Медуза. Лолли вздернула подбородок и улыбнулась так лучезарно, что Сэму снова захотелось зажмуриться.

– Итак, кто хозяин Ребекки? – Она указала на низкорослого петушка в конце шеренги.

Джим наклонился к Сэму и процедил, не разжимая губ:

– Она дала всем женские имена.

– Я заметил.

Сэм слушал, как Лолли говорит с каждым хозяином, рассказывая о причудах их пернатых подопечных и как ей удалось выманить птиц из джунглей. Она тарахтела о том, что ломала голову, как вернуть птиц в клетки, поэтому и научила их следовать за ней, кидая на землю по орешку.

После каждого ее слова Джим тихо отпускал язвительное замечание. Сэм решил, что с него довольно, и пошел проверить, все ли собрано в повозку.

К тому времени когда он закончил свое инспектирование, Лолли успела раздать всех птиц, попрощаться с каждым солдатом и заковыляла к Джиму, чтобы поболтать с ним. Сэм подошел к ним как раз тогда, когда она благодарила Джима бог знает за что. Лолли с улыбкой обернулась к Сэму, услышав его шаги:

– Я все уладила с солдатами.

Вот уж действительно. Умудрилась приручить целую стаю бойцовых петухов. Сэм не сомневался: если бы петухи умели говорить, она бы научила их произносить «пожалуйста» и «спасибо». Он никогда не встречал никого похожего на Лолли Лару, и если повезет, то никогда больше не встретит. На свете не может быть двух таких существ, иначе человечество не протянуло бы так долго.

Он посмотрел на нее: ни намека на розовый Калхун – солдатская форма, спаленные наполовину волосы, синяки и яркая улыбка. Трудно было поверить, что она – та самая женщина, которая хныкала всю дорогу, продираясь сквозь джунгли. Две недели назад он сразу бы ей выложил, как она выглядит и как глупо поступила с этими птицами, но теперь, видя улыбку на ее лице, покрытом синяками, и слыша радость в ее голосе, он не мог ей ничего сказать. И ему самому это не понравилось.

– Пошевеливайся. Сколько можно ждать, черт возьми! – Он повернулся и направился к запряженному буйволу.

Лолли заковыляла к повозке, и тут Сэм вспомнил о ее ноге. Вернувшись к ней, он подхватил ее на руки и швырнул в повозку, следом полетели костыли. Даже не посмотрев в ее сторону, он вновь подошел к буйволу.

– Вернусь через неделю, – сказал он Джиму и тронулся в путь.

– Подожди! – завопила Лолли.

Сэм обернулся, гадая, что, черт бы ее побрал, она забыла на этот раз. Только что ведь потратила минут десять, прощаясь с каждым обитателем лагеря. Джим улыбнулся и свистнул. С ближайшего дерева слетела глупая майна и уселась на голове Лолли.

– Ок! Вот и Сэм! Несите лопату!

– Хорошо, теперь я готова, – сообщила Лолли, протягивая птице угощение.

Сэм остался стоять на месте, окаменев.

– Чего же ты ждешь? – Она протянула птице второй орех, который та приняла, проглотила и как-то очень хитро посмотрела на Сэма – наверное, такой взгляд у птиц означает кривую усмешку.

У Сэма застучало в висках, он заскрежетал зубами.

– Эта птица с нами не едет.

– Разумеется, едет. Джим подарил ее мне.

Сжав кулаки, Сэм развернулся. Он готов был убить Джима. Ему хотелось схватить за горло и задушить человека, который еще недавно был его лучшим другом. Вокруг толклись солдаты, глазея на петухов, прирученных Лолли. Сэм поискал в толпе светлую шевелюру Джима. Тот как в воду канул.

– Мне казалось, что ты торопишься, – заметила Лолли.

Сэм обернулся к ней, едва сдерживая гнев. Лолли заерзала, устраиваясь поудобнее на повозке. Она сидела среди тюков, как царица Савская. Сэм пригвоздил взглядом птицу, посланную адом.

– Если эта птица скажет слово, хоть одно слово...

– Сэм осел! Ха-ха-ха! – Медуза соскочила на плечо Лолли.

– Ш-ш-ш, Медуза. Сэм дуется. – Лолли повернулась к птице и прижала палец к своим губам. – Мне кажется, у него плохое настроение.

Сэм схватил хворостину и заставил буйвола выехать на дорогу. Повозка кренилась вперед, потрескивая и раскачиваясь, когда вырезанные вручную колеса катились по колее.

– Ок! Спасите несчастного Сэма!

Сэм медленно обернулся.

– Ш-ш, – велела птице Лолли, потом посмотрела на Сэма и пожала плечами.

Сэм вновь повернулся к дороге, сознавая, что на лице у него сердитая мина, но не пытаясь ничего исправить. Голова гудела. Он расправил плечи и подстегнул буйвола. Четыре дня, подумал Сэм. Только четыре дня, и она уйдет. Четыре дня придется потерпеть Лолли Лару и эту проклятую птицу, а затем его жизнь вернется в обычную колею. И не будет больше никаких бед, все придет в норму.

В полдень того же дня, когда буйвол, привязанный к задку, плюхнулся в грязь шестой раз подряд, Сэм пришел к убеждению, что ничего хорошего уже никогда не будет. Они выехали из лагеря под трели, свист и ругательства посланницы ада. Через два часа езды по горной дороге запряженный буйвол решил, что он устал, и повалился наземь.

Сэм потянул за упряжь. Животное не шевельнулось. Сэм обошел повозку и, отвязав запасного буйвола, решил поменять их местами. Подвел буйвола вперед, распряг уставшего и отогнал его к задку повозки, где привязал крепко-накрепко. Как только запасной буйвол попал в упряжь, Сэм погнал его вперед, но уже через минуту, почувствовав тяжесть груза, животное улеглось на дорогу.

Минут десять Сэм тыкал в него хворостиной, ругался, тянул за упряжь и наконец заставил подняться. Держа в руке поводья и не обращая внимания на боль, от которой раскалывалась голова, Сэм продолжал идти рядом с буйволом. Лолли сидела в повозке и пела вместе с птицей. Дорога все время сворачивала, поворот за поворотом, один круче другого. Колеса поскрипывали на каменистом пути, внезапно налетел ветер и закружил листву. Сэм посмотрел на запад, где по горизонту ползли огромные, темные облака. Только дождя им не хватало.

Облака двигались медленно, хотя гораздо живее буйволов. Сэму попадались мулы менее упрямые, чем эти животные. За следующим поворотом земля по обе стороны дороги выровнялась, слева поднимался высокий лес, а справа раскинулось рисовое поле. Буйвол бросил лишь один взгляд на рисовое поле, залитое грязной водой, взревел так, что затряслась земля, и резво свернул направо, вырвав поводья из руки Сэма. Буйвол пошлепал вместе с повозкой по мокрому полю, чтобы принять грязевую ванну.

– Сэм! Сэм! Что он делает? – закричала Лолли, стоя на коленях в повозке.

Сэм достиг края поля, когда колеса повозки уже исчезали в густой коричневой жиже.

– Проклятие! – Он побрел по воде за ними.

– Сэм...

– Что?

– Повозка уходит под воду.

– Сам вижу!

Он подошел, чтобы отвязать животных, пока они не начали кататься по грязи. Отвязав второго буйвола, Сэм с облегчением вздохнул и прислонился спиной к повозке. Повозка осела чуть глубже. Сэм опустился на корточки, оказавшись в грязной воде по плечи, и принялся определять на ощупь, насколько глубоко увязли колеса. Повозка закачалась, из-за бортика появилась светлая головка.

– Что ты делаешь?

– Леплю пирожки из грязи. – Сэм хмуро посмотрел на нее. – Чем еще я могу быть занят, черт возьми?

– Не знаю. Если бы знала, не спрашивала бы.

– Ок! Вот и Сэм! Несите лопату!

– Ты не можешь заткнуть эту птицу?

– Ш-ш-ш, Медуза. Сэм злится.

– Сэм злится! Сэм злится!

Сэм всадил кулак в илистое дно, представляя, что это голова Медузы, и нащупал колесный обод. Колеса засосало примерно на фут, но грязь была мягкая и не очень вязкая, поэтому у Сэма был шанс вытянуть повозку самому. Он вынул руку, прополоскал ее в воде и обошел повозку.

– Залезай ко мне на спину, я отнесу тебя на дорогу.

Лолли подползла к краю повозки.

– Сиди тихо, Медуза, – предупредила она птицу, примостившуюся у нее на плече, а сама упала ему на спину, закрыв руками глаз и повязку.

– Я ничего не вижу, – процедил Сэм сквозь зубы.

– Ох, прости. – Она опустила руки ему на шею и чуть не придушила.

Сэм почувствовал, что его ухо защекотали птичьи перья, а затем кто-то дернул его за волосы.

– Медуза! Перестань! Немедленно отпусти волосы Сэма! Это нехорошо. – Она повернула к Сэму голову и повторила: – Прости.

– О-ок! Сэм нехороший, – проскрипела птица ему в ухо.

Сэм побрел по рисовому полю, вскарабкался вверх по небольшому склону и остановился на дороге:

– Слезай.

Лолли соскользнула вниз по его спине, а Медуза закудахтала. Когда земли коснулась нога с вывихнутой лодыжкой, Лолли охнула от боли. Сэм подхватил ее.

– Ты в порядке?

Лолли кивнула.

– Посиди здесь пока. Отдохни, – сказал Сэм, помогая ей усесться.

Птица вышагивала у Лолли на плече. Когда он пошел обратно к повозке, Лолли уже скармливала ей орехи, и Сэм надеялся, что если проклятая птица не подавится, то по крайней мере помолчит.

Он добрел по воде до повозки, вытащил из грязи оглобли и накинул поводья себе на плечи. Набрав побольше воздуха, он изо всей силы потянул. Проклятая повозка сдвинулась на дюйм.

Один из буйволов выбрал именно эту минуту, чтобы поваляться на спине. Сэм еле успел отпрыгнуть в сторону. Животное взревело, опустило рогатую голову в воду, а затем резко вскинуло ее, окатив грязью Сэма с ног до головы.

– Чертова тварь, – пробормотал он, вытирая лицо, а сам продолжал тянуть повозку, но теперь она не тронулась с места.

Час спустя он уже выгрузил на дорогу половину припасов. Повозка стала гораздо легче, и он сумел ее вытянуть. Когда он сбросил оглобли на дорогу, легкие его горели огнем, спина и плечи ныли, оттого что пришлось тащить по грязи такую тяжесть. Сэм привалился спиной к повозке и выпил воды из фляги. Лолли развалилась на горе одеял, укрытых фургонным тентом. Было видно, что ей очень удобно. Ее взгляд был прикован к фляге.

– Хочешь пить? – спросил Сэм.

– Угу.

Он передал ей флягу.

– Почему же ты раньше не сказала?

– Ты был занят.

– Может, ты и проголодалась тоже?

Она кивнула.

– Мы могли бы здесь заночевать. Я разведу огонь. – Сэм набрал веток и достал из кармана картонный коробок со спичками – мокрыми спичками. Он выругался и направился к тюкам, лежавшим возле повозки, чтобы достать сухие спички. На поиски ушло минут пять, и все из-за того, что тюки были засыпаны ореховой скорлупой. – Откуда, черт возьми, столько скорлупы?

– Медуза проголодалась.

Сэм швырнул пригоршню скорлупы поверх веток и зажег спичку. Через несколько минут костер уже горел, а Сэм вынул из повозки две банки бобов и котелок. Вытянув нож из чехла, он открыл банки, повернулся, чтобы повесить котелок над огнем, и наткнулся на буйвола. Животное покинуло поле и стояло за его спиной. Буйвол встряхнулся как мокрая собака, подняв целый фонтан брызг.

Сэм выругался.

Второй буйвол тоже ушел с поля и стоял теперь рядом с повозкой, словно был готов опять тронуться в путь.

Сэм закатил глаза к небу и спросил:

– Почему я?

Небо с треском разорвала молния, а вслед за ней прогремел гром.

Начался ливень, на землю обрушились потоки воды.

– Сэм!

– Ну, что еще?

– Я не могу дышать.

– Бог все-таки есть.

– Я серьезно.

– И что ты теперь делаешь?

– Поднимаю эту тяжелую штуковину, от которой задыхаюсь.

– Проклятие! Опусти тент! Ты напустишь сюда воды!

– Мне нужен воздух!

– А мне нужно поспать.

– Хр-р. Орк, орк, орк.

Сэм застонал:

– Никогда не знал, что птицы храпят.

Лолли засопела.

– Ты плачешь?

– Да. – Она шмыгнула носом.

– Почему?

– Мне нечем здесь дышать.

Сэм тихо выругался. Лолли снова засопела, затем поняла, что он шарит под холщовой тканью. О борт повозки ударилось что-то тяжелое.

– Ох! Черт бы все побрал!

– Что случилось?

– Ничего! – огрызнулся он.

– Каким же брюзгой ты становишься к вечеру.

– Хр-р! Орк, орк, орк.

– Неужели эта птица не может замолчать хотя бы ночью?

– Ш-ш-ш. Она спит. Не буди ее.

– А почему бы и нет? Я не думал, что такое возможно, но она не такая противная, когда бодрствует.

– Она знает, что ты не любишь ее, – сказала Лолли, и в эту же секунду тяжелый тент внезапно взмыл вверх. – О! Так лучше. Что ты сделал?

– Использовал твои костыли для подпорок. – Сэм снова улегся. – А теперь спи, пожалуйста.

– Ладно, – прошептала Лолли, укладываясь.

Закрыв глаза, она приказала себе заснуть, но ей никак не удавалось согреться. Повернувшись к Сэму, она понаблюдала, как от его дыхания чуть колышется широкая спина. Лолли вытащила руку из-под одеяла и протянула к его спине. От огромного тела шли теплые волны.

Очень осторожно она придвинулась поближе, надеясь уловить хоть какое-то тепло. Чем ближе она придвигалась, тем ей становилось теплее. Наконец ей удалось подобраться так близко, что она коснулась его плечом. Лолли замерла, перестав дышать, в ожидании, что он сейчас обернется и поднимет крик. Сэм не шевельнулся. Лолли улыбнулась, ей стало очень уютно и тепло. Подоткнув поплотнее одеяло, она закрыла глаза и наконец забылась сном.

У Сэма защекотало в носу. Он дернулся и попытался снова заснуть, но почувствовал, что рука его держит что-то теплое и мягкое, совсем как женский задик, прижатый к его телу. Сон как рукой сняло. Сэм открыл свой глаз и уставился на светлую макушку. Он сдул светлую прядку с носа, и Лолли зашевелилась, теснее прижавшись к нему спиной. Поерзав немного, она пробормотала что-то вроде «так тепло».

Сэм приподнялся, опустил голову на согнутую в локте руку и принялся наблюдать, как она вздыхает и натягивает одеяло на маленький подбородок.

– С добрым утром, – сказал он, пытаясь представить, как она отреагирует, когда поймет, что они проспали всю ночь, прижавшись, как сельди в бочке.

– С добрым, – прошептала она, не открывая глаз, в полусне.

Скоро блаженный покой на ее лице сменился хмурым выражением. Лолли опять заерзала, пытаясь устроиться поудобнее.

– У тебя жутко костлявое колено, – пожаловалась она, по-прежнему не открывая глаз.

– Это не колено.

Глаза моментально открылись. Лолли окаменела, а затем отпрянула с удивительной проворностью. Усевшись в углу повозки, она уставилась на него, как загнанная мышь на кошку. На лице Сэма появилась широкая, во весь рот, ухмылка. Лолли отвернулась, а через несколько секунд бросила взгляд на холщовый потолок:

– Дождь не прекратился.

– Да.

– Что мы будем делать?

Хрясь! Хрум, хрум, хрум!

Сэм застонал. Чудовище проснулось.

– Ок! Далеко на юге, на хлопковых полях...

– Я сейчас встану и прибью эту птицу.

Сэм откинул тент. Дождь лил такой сильный, что дорога просматривалась не больше чем на пять шагов. Он снова опустил холщовую ткань и повернулся к Лолли. Она только что дала птице еще один орех.

Хрясь! Хрум, хрум, хрум!

Сэм поморщился. Он уже не мог слышать, как эта птица ест, и не знал, надолго ли хватит его терпения.

Не прошло и часа, как они позавтракали хлебом и консервированными персиками. Сэм отвязал буйволов от скалы, возле которой спрятал их. Животные были готовы в путь. Одно стояло запряженным в повозку, второе привязанным к задку. Кроме того, майна была до сих пор жива, что свидетельствовало о большом самообладании Сэма. Но самое главное – дождь прекратился.

Утопая по щиколотку в грязи, Сэм подошел к повозке.

– Ну что, готова?

– Разумеется. – Лолли сидела на тюках с вездесущей птицей на плече; впервые Медуза вела себя тихо, хотя сверлила Сэма взглядом, который ему не понравился.

Сквозь облака пробилось красноватое солнце, а вскоре небо совершенно очистилось. Сэм шел впереди повозки, погоняя буйвола. Продвигались они медленно, из-за грязи их путь стал гораздо сложнее. Дорога свернула в густой лес, где высокие темные кроны деревьев полностью скрывали солнце.

Меж деревьев бежали потоки грязной воды, унося с собой небольшие обломки ветвей. Стояла необычная тишина: ни ветерка, ни голосов лтиц, и, что самое странное, даже насекомые не жужжали. Была слышна только капель и временами журчание ручьев, рев буйволов, поскрипывание повозки, тащившейся по грязной дороге, да песня, которую Лолли выводила вместе с птицей.

Они достигли края леса, и дорога стала круче уходить вверх, пока наконец они не добрались до плато. На горизонте выстроились темно-синие горы, а на востоке поднимался действующий вулкан, гора Майон, у подножия которой разлилось глубокое озеро, чистое и синее, как тропическая лагуна, а там, куда вела их дорога, были горы, обрамленные темно-серыми дождевыми облаками.

Значит, опять будет дождь. Сэм завернул за поворот. Они проезжали по дну глубокой лощины между двумя горами. Узкая долина могла бы послужить им хорошим местом для отдыха, а у Лолли появилась бы возможность вылезти из повозки и похромать здесь немножко. Сэм остановил буйволов, которые после своей экскурсии на рисовое поле стали гораздо сговорчивее и ложились на дорогу всего два раза.

Сэм подошел к повозке и помог выбраться Лолли.

– Мы остановимся здесь. – Он покрутил головой, не заметив птицы. – Где эта черная летучая мышь?

– Что?

– Птица.

– О, она здесь. – Лолли показала на привязанного буйвола. Майна сидела на роге животного. – Она думает, что это ее насест.

Сэм посмотрел на глупую птицу.

– А почему ты не называешь ее по имени? – спросила Лолли.

– То есть Медузой? – Сэм пожал плечами. – Не знаю. Наверное, мог бы. Как только она открывает рот, я все жду, что у нее над головой начнут извиваться змеи.

– Иногда ты бываешь таким злым.

– Я не люблю птиц.

– Это видно.

Он поставил ее на землю, но руку не отпустил.

– Как лодыжка?

Лолли потопталась на месте.

– Лучше. Почти не болит. – Она потянулась, подняв руки над головой. – Как ты думаешь, я смогу завтра пройтись пешком немного?

– Зачем это? – Он бросил на нее скептический взгляд. Только этого ему не хватало, чтобы Лолли Лару хромала по дороге. Вероятно, она отстанет даже от этих буйволов.

– Я устала трястись в повозке, – со вздохом призналась Лолли.

– Посмотрим. – Сэм пошел проверить второе животное.

– Вот хорошо!

Он остановился и повернул к ней голову.

– Я сказал «посмотрим», что означает «возможно», а вовсе не «да».

– Знаю. Слышала.

– Я просто хотел убедиться, что ты поняла. Я не сказал «да».

– Ты сказал «посмотрим», – проговорила Лолли, потом повернулась и направилась в ближайшие кусты, объяснив, что у нее «зов природы».

Сэм смотрел ей вслед, пока она не исчезла в кустах. Снова «зов природы», наверное, уже в десятый раз, подумал он. Женщины. Он покачал головой и отвернулся.

Было тихо, даже слишком тихо. Сэм остановился и посмотрел вокруг. Буйвол задергался, потом повернул голову, И его громкий рев нарушил тишину. Второй буйвол начал пятиться в сторону. Сэм нахмурился. Оба буйвола замерли, быстро подергивая ушами. Повинуясь дурному предчувствию, Сэм быстро оглянулся.

– О-ок! – заверещала Медуза, взмыла вверх над кустами и принялась делать круги.

С вершины горы донеслось громоподобное эхо. Земля под ногами сотрясалась.

Сэм взглянул наверх. На них катилась лавина воды.

Глава 22

– Лолли! Лолли! – завопил Сэм, кидаясь к кустам.

Его преследовал оглушительный грохот падающей воды. Сэм нырнул в кусты, схватил девушку и покатился вниз по склону. Рев воды становился все мощнее. Сэм вскочил, прижал Лолли к дереву и сомкнул руки вокруг ствола.

На них обрушился водяной вал с грохотом тысячи пушек. Вода ворвалась в нос, в рот, в глотку. Лолли забилась в судорогах, и Сэм сильнее придавил ее.

Дерево накренилось, затрещало и вывернулось с корнем. Они понеслись по ущелью, сидя верхом на дереве, кружившем в потоке клокочущей воды, которая в конце концов поглотила их. Они то уходили под воду, то вновь оказывались на поверхности, вокруг бушевали настоящие волны. Дерево затонуло, а потом внезапно выстрелило вверх и, подняв тучу брызг, вырвалось из водного плена.

– Дыши! – завопил Сэм, придерживая обмякшее тело Лолли. – Дыши!

Он почувствовал, как она принялась хватать ртом воздух, и сам сделал несколько глубоких вдохов. Дерево снова рухнуло в воду с такой силой, что чуть не сбросило своих седоков, и закружило в водовороте, а потом налетело на скалу. От удара Сэм упал в воду, но Лолли из рук не выпустил. Их накрыло с головой, швыряло и подбрасывало, как щепку, пока наконец какая-то сила не вытолкнула на поверхность.

Сэм перевернулся на спину и подтянул Лолли к себе на грудь, чтобы ее голова была над водой. Постепенно течение замедлялось, вскоре они выплыли в заводь, куда стекалась дождевая вода, хлынувшая с гор. Действуя только одной рукой, он доплыл до берега, остатки сил ушли у него на то, чтобы выбраться на твердую почву. Сэм прокашлялся от воды, потом перевернул Лолли на спину. Она не дышала.

– Дыши! Будь ты проклята, дыши! – Он надавил ей на живот.

Ничего.

Сэм перевернул ее на живот, сел ей на ноги и несколько раз надавил на спину:

– Дыши! Ничего.

– Безмозглая чертовка! Дыши!

Он нажал посильнее. Из ее рта брызнула вода. Лолли зашлась долгим кашлем. Этот кашель прозвучал для него как ответ на молитву. Он сполз на землю, задыхаясь, закрыл глаза рукой, подтянул колени и посидел немного, не в силах поверить, что им удалось остаться в живых.

Да, они остались живы, но его всего трясло. И вовсе не оттого, что они бросили вызов самой смерти. Его трясло от страха – настоящего животного страха – чувства, которого он не испытывал уже очень давно.

Сэм Форестер вновь бросил вызов судьбе, рискнул и победил, но он был напуган, чертовски напуган, потому что Лолли чуть не погибла. Ему понадобилась вся его воля, чтобы не прижать ее к своей груди. И признаться в этом самому себе было очень нелегко.

Сэм услышал, как она тяжело задышала, почувствовал, что она зашевелилась. Сердце его стало биться ровнее. Через несколько минут она приподнялась. Не поднимая головы, он ощутил тень, закрывшую солнце. Последовала долгая пауза. Сэм ждал, что она заговорит первой, произнесет слова благодарности за свое спасение. Лолли молча пнула его в лодыжку.

– Ух! Проклятие! – У него все поплыло перед глазами. – Зачем ты это сделала?

– Ты назвал меня безмозглой чертовкой!

– Но ведь это помогло тебе начать дышать, разве не так? – Он потер ногу. – Проклятие... последние десять минут я держал тебя так, что чуть руки не отваливались, хотел спасти твою задницу, а ты пнула меня из-за какого-то дурацкого слова.

Лолли молча постояла над ним, затем опустилась на корточки.

– Спасибо тебе, но не смей больше никогда называть меня безмозглой.

Он посмотрел на нее:

– Ладно. В следующий раз, когда угодим в потоп, я назову тебя тупой.

Она посмотрела на него так, словно хотела убедиться, что он дразнит ее. По ее лицу было видно, что она поняла – он всего лишь шутит. Лолли улыбнулась ему так лучезарно, что он поспешно отвернулся. Сэм не хотел, чтобы эта улыбка переворачивала все его нутро. Он вообще не желал думать о Лолли. Но его желания шли вразрез с его чувствами.

Через несколько минут Лолли позвала его:

– Сэм.

Он обернулся. Наклонив головку, она внимательно смотрела на него:

– А знаешь, твой глаз выглядит не так уж плохо.

Он тут же поднес руку к лицу. Повязки не было. «Конечно, повязки нет, идиот. Ты же только что прошел через адский потоп».

– Зачем ты носишь повязку? – спросила она.

Сэм пожал плечами и отвернулся.

– Ради других по большей части. Когда это случилось, реакция людей была... В общем, она была не такой, как твоя.

– А меня это совсем не раздражает, – сказала Лолли, и он по голосу понял, что она улыбается. – Даже кажется, будто ты подмигиваешь.

Сэм невольно рассмеялся. Он расстегнул нагрудный карман рубахи, вынул кисет, посмотрел на него несколько секунд, развязал тесемки и, перевернув, высыпал содержимое на ладонь. Затем он наклонил голову к самой ладони и нацепил другую повязку. Лолли дотронулась до его руки, и он снова выпрямился.

– Ты можешь этого не делать ради меня.

– Ладно. – Он сорвал повязку.

Лолли задохнулась.

– У тебя есть глаз!

– Сейчас у меня два глаза. Один стеклянный. – Сэм улыбнулся.

Тот взгляд, какой был теперь у Лолли, дорогого стоил. Трюк с глазом был одним из его любимейших, и раньше он часто прибегал к нему.

– Дай я посмотрю. – Она встала на колени, подползла и, остановившись в каком-то дюйме, положила руки ему на грудь, чтобы лучше разглядеть глаз. Она всматривалась в его лицо, придвинув нос к носу. – Ну это ж надо, кто бы мог подумать!

Сэм опять рассмеялся. Лолли опустилась на пятки и уставилась на него.

– Почему ты его не носишь?

– Берегу для особых случаев. Для балов, выездов, званых вечеров, какие бывают у тебя в Бельвью.

– Бельведере, и перестань дразниться. Нет, в самом деле, скажи почему.

Он пожал плечами:

– Мне нравится повязка.

– Если ты не носишь глаз, зачем тогда приобрел?

– Он ничего мне не стоил.

– Как это?

– Подарок правительства Соединенных Штатов.

Она долго сидела молча, потом робко поинтересовалась:

– Как ты потерял глаз?

Сэм нацепил повязку, поднял ее на лоб и наклонил голову. Когда он выпрямился, повязка была на своем месте, а стеклянный глаз лежал на ладони.

– Вот так. – Он легко подбросил стекляшку и, поймав, спрятал в кисет, который засунул в карман.

Вид у нее был расстроенный, как Сэм и надеялся. Он не ответил на ее вопрос и не собирался отвечать. Ему было тяжело говорить на эту тему. Он боялся показаться женщине уязвимым. Сэм поднялся и посмотрел по сторонам. Над горой вновь скапливались черные тучи и быстро приближались к ним.

– Нам следует перебраться куда-то повыше и найти что-нибудь съестное. От этих туч может собраться следующий водяной вал. Оставаться в низине опасно.

– Сэм.

Он остановился и оглянулся:

– Что?

Лицо Лолли вдруг стало встревоженным.

– А что случилось с повозкой и животными?

Он увидел по ее глазам, что она не на шутку расстроена.

– Медуза улетела, Лолли. Я уверен, с ней все в порядке. Что касается повозки и буйволов, – он пожал плечами, – я не знаю.

– Я слышала ее крик и увидела, как она закружила над моей головой, как раз перед тем, как ты схватил меня.

– Она делала круги гораздо выше воды, поэтому вполне могла вернуться в лагерь. Все-таки он был ее домом несколько месяцев. – Сэм направился к крутому лесистому склону.

За его спиной раздались поспешные шаги, Лолли пыталась догнать своего спутника.

– Сэм. – Она схватила его за руку.

– Что?

– Тебе вовсе не обязательно носить эту повязку ради меня.

– И не думал даже. – Он вновь зашагал.

– Вот как, – разочарованно протянула Лолли.

Сэм слышал, что она продолжает идти за ним. Несколько минут длилось молчание, а затем она спросила:

– Знаешь что?

– Нет, не знаю.

– Возможно, тебе нравится носить эту повязку потому, что в ней у тебя грозный вид. Люди начинают тебя бояться, а тебе как раз того и надо. Разве нет?

Сэм, не останавливаясь, бросил через плечо:

– Думаю, ты все-таки не тупая чертовка, – и зашагал быстрее, чтобы уберечь лодыжки.

Лолли сидела в пещере и наблюдала, как на каменных стенах играют блики костра. Эту пещеру нашел Сэм, который явно торопился устроиться где-нибудь, пока снова не полил дождь. Сначала они карабкались по лесистому холму, выбрались из ущелья и попали в другую небольшую долину. Сэм при помощи ножа и камня добыл огонь, а потом ушел на поиски провианта, пока не начался ливень.

Лолли очистила банан и съела, это был уже третий с тех пор, как Сэм отправился искать еду и дрова. Несколько минут назад, как он и предсказывал, пошел дождь. Лолли уже начала волноваться, куда мог запропаститься Сэм, поэтому, вытянув шею, выглянула из пещеры, но увидела лишь серую пелену дождя.

Поерзав на месте, Лолли снова оглядела свое убежище. Ей не очень нравилось находиться здесь одной. Атмосфера в пещере была какая-то зловещая. В темной сырой пустоте эхо разносило гром бушевавшей грозы. В глубине пещеры клубился белый дым, словно над адским костром, – там пузырился минеральный источник, поднимавшийся из горных недр.

Сэм сказал, что им повезло. Пещера располагалась высоко на горе, которая, по его словам, была потухшим вулканом. Внутри у Лолли все оборвалось, когда она услышала эту новость. Стоило Сэму упомянуть вулкан, как она тут же представила себе ад с ярко-красными языками пламени, которые вырывались на поверхность в том самом месте, где Сэм решил устроить привал. Лолли обернулась и со страхом взглянула на озерцо с клубящимся паром, ожидая увидеть самого дьявола, который в любую минуту мог подняться из недр.

За спиной Лолли треснула ветка. Девушка молниеносно обернулась. Вход в пещеру загораживал черный силуэт мужчины с огромным рогом на голове. Лолли закричала.

– Что за черт, Лолли! Это же я, Сэм! – Он вошел в полосу света от костра.

– О-ок! Проклятый янки! Сэм в аду! Несите лопату!

– Медуза! – Лолли подскочила, увидев птицу с распростертыми крыльями, сидевшую на голове Сэма.

– Забери ее с моей головы. – Сэм скинул на дно пещеры большой мешок.

Лолли протянула руки, и Медуза, хлопнув крыльями, перепрыгнула к ней. Птица прошлась по ее плечу и потерлась об ухо. Лолли погладила ее по головке.

– Как я рада, что ты нашел ее!

– Это она нашла меня. Налетела, как коршун, и повыдергала половину волос. – Сэм поскреб макушку, бормоча: – Мог бы догадаться, что вернуться обратно в лагерь было бы слишком логично для нее. – Он разглядывал Лолли с птицей несколько секунд, потом добавил: – Не представляю, как ей удалось найти нас.

– О-ок! Я потерялась, а теперь нашлась, была слепа, как Сэм, а теперь вижу... О-ок!

Сэм нахмурился:

– Продолжай в том же духе, птица, и к обеду у нас будет жареная дичь.

Он присел рядом с мешком, который принес с собой. Лолли пригляделась внимательнее и поняла, что это холщовый тент с повозки. Сэм откинул край – внутри оказалось кое-что из их припасов.

– Кое-какие вещи унесло водой в конец каньона. Я нашел несколько банок персиков, только одну банку бобов, вот этот котелок, одеяла и еще одну вещь, которой ты наверняка обрадуешься. Твою сумочку.

Он вытащил и перебросил ей небольшую холщовую сумочку с несколькими личными вещами: мыльце, щетка и тому подобное.

– А еще я обнаружил эту клеенчатую торбу. – Он достал голубой мешочек с завязками. – Не знаю, что внутри. Ничего такого я не укладывал в повозку. Должно быть, чья-то чужая вещь. – Он повозился с завязками. – Может, нам повезет, и там окажется что-то полезное.

– Сэм... – Лолли узнала мешочек прежде, чем Сэм раскрыл его и высылал содержимое на ладонь.

– Орехи? – Он застонал.

– Мешочек сунул мне Джим, когда подарил Медузу.

Медуза слетела вниз, взяла орех, заковыляла вразвалку к тенту. Хрясь! Хрум, хрум, хрум!

Сэм поморщился, затряс головой, будто кто-то нанес ему удар в челюсть, и разложил остальные находки.

– Я принес несколько дынь и плодов манго – нашел целую рощу манговых деревьев по другую сторону каньона. Вот еще бананы и твое любимое лакомство. – Он протянул ей пригоршню красных ягод и ухмыльнулся.

Лолли скрестила руки на груди и дала понять взглядом, что это не смешно.

– А вот мое любимое лакомство, филиппинцы называют его «уби». – Теперь в руке Сэма было несколько длинных коричневых клубней.

– Что это еще за уби? – Лолли недоверчиво взглянула на незнакомую еду.

– Ямс. Сладкий картофель.

Хрясь! Хрум, хрум, хрум!

– Отлично подойдет к жареной птице. – Грозно поглядывая на Медузу, Сэм перекинул с ладони на ладонь картофелину, словно примерялся к броску, но птица не обращала на него ни малейшего внимания и продолжала колоть орехи.

– Что в бутылках? – Лолли наклонилась пониже, чтобы лучше разглядеть.

– Ничего особенного. – Сэм рывком набросил на них холщовый тент.

– Неужели это бутылки с виски? – Она нахмурилась. – Ты взял в дорогу спиртное?

– Для медицинских целей, чтобы согреться.

– Мне казалось, согреться можно и одеялом.

– Только не этим. – Сэм поднял одеяло и начал выжимать из него воду, затем разложил его на выступе скалы возле огня и повернулся к Лолли. – Проголодалась?

– Я съела несколько бананов. Подкрепляйся без меня. – Лолли уставилась на дождь, который по-прежнему шел сплошной стеной. Вспомнив, как быстро на них накатил водяной вал, она спросила: – А здесь безопасно?

– Вполне. Мы ведь на горе. – Он продолжил выгружать вещи. – Картофель готовится не сразу. Может быть, к тому времени ты захочешь поесть. – Он отвернулся от Лолли и начал громоздить камни один на другой возле костра.

– Что ты делаешь? – спросила Лолли, заглядывая ему через плечо.

– Нагреваю камни, чтобы испечь картофель.

– Вот как.

Она наклонилась пониже, чтобы рассмотреть, как он укладывает плоские камни. Сэм внезапно замер и медленно оглянулся. Ее голова оказалась так близко, что они чуть не стукнулись носами. Лолли улыбнулась.

– Привет, – произнесла она.

Сэм отвернулся и потер свой нахмуренный лоб, словно старался что-то придумать.

– Ты забыл, как это делается? – спросила она, не понимая, почему он остановился.

– Нет. – Его плечи напряглись на секунду, и девушке показалось, будто он считает себе под нос, но прежде чем она успела произнести хоть слово, он вынул из-за пояса нож и протянул ей: – Ты не могла бы помочь мне?

– Конечно. – Лолли заулыбалась, обрадовавшись возможности быть полезной.

– Возьми этот нож и ступай туда... – Он указал на дрова, которые успел собрать раньше.

Лолли посмотрела, куда он показывал.

– Отрежь от стволов все ветки с зелеными листьями, – попросил он. – Если их оставить, то в костре они дадут очень много дыма.

– Хорошо.

Лолли направилась к горке дров, подняла толстую ветку и отпилила от нее все веточки с листьями, одну за другой. Очень скоро рядом с ней выросла целая охапка срезанных листьев, зато на дровах их почти не осталось, если не считать пары самых толстых веток, с которыми она не справилась. Лолли слышала, что Сэм до сих пор возится у костра, до нее доносилось постукивание камней.

Она хмуро взглянула на свои руки, испачканные древесным соком и смолой, и попыталась обтереть ладошки о штаны, но лишь размазала липкую живицу. Сок попал даже на ручку ножа. Лолли бросила на Сэма виноватый взгляд. Все-таки это был его нож. Но она выполняла свое дело, и потом, разве нож испорчен из-за какого-то небольшого пятнышка? Лолли решила, что пятно само сойдет как-нибудь. Напевая «Дикси», она подобрала следующее полешко, довольно тяжелое, и попыталась отсечь ветки с листьями. Ничего не вышло. Тогда она зажала кусок дерева между коленями, взялась за нож обеими руками и, размахнувшись, ударила по ветке.

На этот раз получилось. Лолли перевернула полено, и еше одна ветка с листьями, треснув, упала на землю. Покончив с поленом, Лолли взялась за последнее и тоже зажала его между коленями. Зачем менять метод, если он оказался успешным?

Занеся нож за голову, она с силой ударила, но промахнулась и отсекла кусок от основания ствола. Лолли еще раз взмахнула ножом, и... он вылетел у нее из рук.

Проклятие! Она обернулась, чтобы поискать нож.

Он застрял в правом плече Сэма.

Как громом пораженная она уставилась на Сэма, который стоял в каких-то десяти шагах от нее и смотрел на нож, торчавший из окровавленного плеча.

– Того тупого ублюдка, которому взбрело в голову доверить Лолли Лару нож, следует прирезать, – пробормотал он и повалился на пол.

– Сэм! Я так виновата! Прости меня! – Она опустилась рядом с ним на колени и принялась похлопывать по щеке. – Прошу тебя, Сэм, очнись, пожалуйста.

Она проползла немного и положила его голову себе на колени.

– Сэм! Сэм! – Она взглянула на его бескровные сухие губы, взглянула на нож, застрявший в окровавленном плече, и ударилась в слезы. Нужно было что-то предпринять. Снова похлопала его по шекам, на этот раз чуть сильнее, пытаясь представить, как бы он поступил на ее месте. Но не нашла ничего лучше, как снова ударить его по щеке. – Очнись, Сэм.

Никакого результата.

– Сэм! Сэм! – Она снова хлопнула его по щеке. – Очнись же, проклятый янки!

Он уставился на нее снизу вверх.

– Сэм! Ой, как я рада, что ты очнулся. Прости меня. Чем тебе помочь?

– Выдерни его. – Голос Сэма звучал более хрипло, чем обычно.

– Нож? – прошептала Лолли, перепуганная насмерть.

Он часто задышал.

– Нет, мой зуб. – Он закрыл глаз. – Конечно, я имею в виду нож.

– Сейчас?

– Было бы неплохо в этом году.

– Ладно, ладно. – Она схватилась за рукоять. – А как мне его вытянуть?

– Руками.

– Нет, я хотела спросить, может, есть какой-то особый прием?

– Главное – не думай. А то, боюсь, меня уже на это не хватит.

Она вцепилась в нож, зажмурилась и дернула.

– Теперь можешь открыть глаза.

Она так и сделала. Из прорези на рубахе сочилась яркая кровь. Лолли почувствовала, что ее затошнило, а веки отяжелели и начали закрываться.

– Не вздумай хлопаться в обморок, черт бы тебя побрал!

При звуке его голоса она тут же открыла глаза.

– И не собиралась даже.

– Принеси мне виски.

– Мне кажется, тебе не следует сейчас пить, Сэм.

– Принеси проклятое виски. Сейчас!

– Ладно, ладно. – Она осторожно переложила его голову на землю, поспешила к тенту, схватила бутылку и бегом назад.

– Дай мне выпить.

Лолли вынула пробку и поднесла бутылку к его губам, Сэм сделал несколько глотков.

– Теперь вылей немного на рану.

Лолли нахмурилась, глядя на него.

– Делай, как я велел.

Лолли послушалась и чуть было не выронила бутылку, когда он охнул от боли. А потом просто сидела и беспомощно смотрела, как Сэм делает медленные глубокие вдохи. Затем он открыл свой глаз и посмотрел на нее:

– Приподними меня немного.

Она постаралась исполнить его просьбу.

– Выше, – прохрипел Сэм, – чтобы я мог видеть рану.

Она передвинулась, чтобы подпереть его.

– Разорви рубаху.

Лолли покорно исполнила и этот приказ. Сэм посмотрел на плечо и сказал:

– Ладно, теперь можешь опустить меня.

Лолли повиновалась.

– Дай мне еще выпить.

Она поднесла ему бутылку.

– Так-то лучше. Раздобудь какую-нибудь тряпку, чтобы прижать рану. Тогда кровотечение уменьшится.

Она медленно приподняла его голову со своих колен и осторожно опустила на землю, потом кинулась за одеялом, схватила и поспешно вернулась. Стоя на коленях рядом с ним, она прижала уголок одеяла к ране и снова начала плакать.

– Ты перестанешь рыдать надо мной? Я уже весь мокрый. – Он открыл сонный глаз, смерил ее долгим взглядом, а затем слегка улыбнулся: – Не волнуйся, Лоллипоп, со мной бывало и хуже.

– Я вовсе не хотела этого делать, – прошептала Лолли.

– Я знаю. Сейчас мне хочется поспать. Прижми это к ране, и скоро кровь остановится. Неплохо бы наложить швы, но... – Голос его стих.

Лолли, задержав дыхание, с минуту не спускала с него глаз. Сэм дышал. Она облегченно вздохнула, прижала одеяло к его плечу и постаралась вспомнить, что он сказал. «Швы... швы...»

А может, ей следует попробовать? Лолли подняла одеяло и посмотрела на рану. Кровотечение замедлилось, и теперь кровь всего лишь сочилась тонкой струйкой, но чувство вины от этого не уменьшилось. Лолли осторожно встала и пошла за маленькой сумочкой, из которой вынула мыло, щетку и жестянку, ту самую, что Сэм принес ей, когда она испортила всю одежду при стирке.

Внутри оказалось полно иголок, но только одна катушка ниток. Лолли, щелкнув крышкой, закрыла коробку, отставила сумочку и вернулась к Сэму. Она глубоко вздохнула, глядя на рану. Потом вдела нитку в иголку, посидела немного, стараясь справиться с нервами и переводя взгляд то на рану, то на иголку. Спустя пять мучительных минут она мягко дотронулась до его лица:

– Сэм.

Из его губ вырвался тихий стон.

– Сэм, я достала иголку с ниткой и могу тебя зашить. – Она снова похлопала его по щеке. – Ты слышал? Я смогу тебя зашить.

– Угу, – промычал он, так и не открыв глаза.

Лолли решила, что это означает согласие. Она дотронулась до края раны, набрала в легкие побольше воздуха и поднесла иголку к разрезанной коже. Когда она свела края раны вместе, Сэм даже не пикнул. Действуя очень осторожно, она втыкала и вытягивала иголку, морщась при каждом стежке. Один раз Сэм застонал, и в голове у нее немного помутилось. Тогда Лолли перевела дыхание и постаралась представить, будто она на уроке вышивания в классе мадам Деверо. Это помогло. Она дошла до края раны и закрепила нитку, как всегда делала в школе.

Лолли вздохнула и посмотрела на свою работу. Кровь больше не шла, а ее вышивальный шов с закрытым стежком отлично скрепил края раны. Она справилась. Она действительно справилась.

Вытерев пот со лба, она наклонилась и подложила под голову Сэма туго свернутое одеяло. Затем она убрала жестянку в сумочку, прилегла с ним рядом и принялась разглядывать его. Сэм был красивый мужчина. Его лицо оставалось суровым и мужественным, даже когда он спал. Нос – крупный, благородной формы, щеки и подбородок потемнели от щетины. Казалось, они припорошены угольной пылью. Мощная шея на великолепных литых плечах, сильные руки, которые столько раз таскали ее, спасали из воды, прижимали к дереву, когда на нее с Сэмом обрушился разбушевавшийся горный поток, и которые пригвоздили ее к стене, когда он впервые поцеловал ее.

Произошла странная вещь. Она снова ощутила вкус его поцелуев. Лолли закрыла глаза и попыталась думать о другом, но ничего не получилось.

Тогда она перестала бороться с собой и, поддавшись искушению, просто смотрела, как Сэм Форестер спит. Вскоре она убедилась, что он чувствует себя нормально, и, положив голову на руку, прислушалась к шуму дождя, потрескиванию костра и храпу Медузы, доносившемуся с кучи дров. Немного погодя Лолли тоже заснула.

Сэм смотрел на раненое плечо и глазам своим не верил. Медленно посчитав до десяти, он проделал это еще раз, потом взглянул на Лолли, сидевшую напротив; на ее плече, как всегда, пристроилась дурацкая птица, только на этот раз она молчала. Сэм снова взглянул на свое плечо и высказал очевидное:

– Ты зашила его.

– Конечно, – подтвердила Лолли и добавила: – Неужели ты не помнишь, как я спрашивала, можно ли мне зашить рану?

– Нет.

– В моей сумочке оказались иголки и нитки. Здорово, что они нашлись после потопа, правда? – Она гордо улыбнулась.

– Я не уверен.

– Почему?

– Потому что, если бы у тебя не оказалось иголки с ниткой, то моя рана не была бы похожа на... букву «Г».

– Ах это. – Она небрежно отмахнулась. – Пустяки. Просто я представила, что сижу на уроке вышивания. Я научилась вышивать только «Ю», «Г» и «Л». Вторая буква лучше всего подходила к ране.

– Угу. – Сэм кивнул, все еще не сводя взгляда со своего клейма.

У него было два выхода: либо завопить, либо постараться не обращать внимания. Сэм выбрал третье: он расхохотался. Лолли недоуменно посмотрела на него и улыбнулась:

– Я рада, что тебе понравилось.

– Лолли, Лолли, – Сэм покачал головой, – ты действительно нечто.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Ничего, но я рад, что у тебя не оказалось при себе пуговиц. – Он снова захохотал.

– Знаешь, я об этом не подумала... – задумчиво произнесла она.

Смех его затих, и он принялся разглядывать маленькое личико с огромными голубыми глазами, обрамленное светлыми подпаленными волосами. Что-то было в этом личике очень трогательное. Ни разу с того дня в Тондо, ни разу за все время, что они провели вместе, он не заскучал ни на одну минуту. Раньше он всегда рано или поздно чувствовал скуку в женском обществе.

Больше того, он с трудом мог вспомнить хотя бы одну женщину из тех, кого знал. Наверное, оттого что никогда не выдерживал с ними больше недели – его тут же одолевала потребность сбежать. В одном он был уверен: когда он вернется к своей работе, а Лолли уже рядом не будет, он никогда не сможет забыть это время.

Он взглянул на зашитую рану в форме буквы «Г». У него останется на память шрам.

Последние два дня дождь то прекращался, то начинал лить снова, но Лолли ничуть не переживала по этому поводу. Рана Сэма отлично зажила за пять дней, и если бы не дождь, они бы давно продолжили путь, но Сэм не хотел отправляться в дорогу, пока небо не станет ясным. Плечо все еще побаливало, но он не винил Лолли и не сердился. В их отношениях наступило дружеское перемирие.

Длинные часы ожидания лучшей погоды они проводили в разговорах – Лолли рассказала о своих братьях, Сэм поведал ей о том, что происходило с ним и Джимом. Оказывается, он побывал во многих местах: Европе, Африке, Китае, и всякий раз с ним был Джим. Однажды вечером Лолли разоткровенничалась и рассказала о своем отце. Сэм посмотрел на нее и сказал:

– Да, не повезло.

Лолли спросила у Сэма о его родителях. Он ответил, что не знает, кто был его отец, а что касается матери и сводных сестер, то они давно умерли. Вот и все, что ей удалось разузнать о его прошлом. Она так и не осмелилась снова спросить, как он потерял глаз, хотя ей было очень любопытно.

Это было чудесное перемирие. Даже угрозы Сэма в адрес Медузы несколько поумерились... В общем, они звучали не больше трех раз в день, да и то только когда Медуза принималась обзывать его или ела слишком громко.

В то утро они вместе отправились добывать пропитание. Сэм научил ее искать ямс и пообещал, что покажет, как приготовить клубни.

Ближе к вечеру, когда Лолли только что отдала Медузе пустую катушку поиграть, Сэм протянул девушке несколько клубней:

– Пойди к воде и вымой.

– Ладно. – Лолли не очень жаловала это озерцо: ей казалось, что так выглядели мертвые воды Стикса, орошавшие ад.

– Поторопись, у меня уже почти все готово, – сказал Сэм, раскладывая камни вокруг маленького костерка.

Лолли тяжело вздохнула и направилась к краю источника, где присела на корточки и робко окунула картофелины в воду. Лолли оттерла одну картофелину, положила рядом с собой, принялась за вторую. «Раз картошка, два картошка, три картошка, четыре...»

Она терла клубни в такт своему стишку, вскоре рядом с ней выросла целая горка чистых клубней. Лолли положила на нее последний. «Седьмая картошка, еще!» Лолли выпрямилась и стала пританцовывать в ритм стишка. Ее нога задела за горку, и все картофелины раскатились в стороны.

Лолли кинулась собирать клубни, но два из них плюхнулись в воду. Третий клубень последовал за ними.

Лолли протянула руку. Клубень завис на краю. Лолли тоже. Ее рука сомкнулась на клубне. Она поймала его! Клубень не упал.

Зато упала Лолли.

Вода обожгла ей ноздри, наполнила рот, попала в горло. Лолли барахталась и брыкалась, идя ко дну. Вдруг вода над ней забурлила и Лолли стремительно вылетела на поверхность.

Это был Сэм. Он вытянул ее из воды наполовину, и она сразу обхватила его за шею, плюясь и откашливаясь. Он обнял ее, прижав к себе.

– С тобой все в порядке?

Лолли кивнула, продолжая кашлять.

– Твое плечо...

– Ничего страшного.

Сэм усадил ее на каменный край, сам выскочил из воды и оттянул ее подальше от края, а затем уселся рядом и принялся ее рассматривать. Лолли знала, что он уставился на нее, потому что почувствовала его взгляд, но сама боялась поднять глаза, стыдилась увидеть презрение на его лице. Она отвлеклась, дурачась, и снова попала в беду.

Лолли почувствовала себя совсем маленькой и глупой. Совсем-совсем глупой. Вынести этого она уже не смогла и ударилась в слезы. Сэм обнял ее здоровой рукой, позволив выплакаться, как ребенку, уткнувшемуся ему в плечо.

– Я не могу даже вымыть картофель! – ревела Лолли. – Я всадила в тебя нож. Я ничего не могу сделать так, как надо! Со мной одна беда, прав был Джедидая.

– Лолли...

– Что? – Она засопела ему в шею.

– На свете нет людей, приносящих беду. Просто ты очень не уверена в себе, и если хочешь преуспеть в чем-то, то должна сосредоточиться.

Лолли подняла лицо с его плеча.

– Скажи мне кое-что. Когда ты пошла к воде мыть картофель, о чем ты думала?

Лолли глубоко задумалась и в конце концов вспомнила, что боялась подходить к озерцу.

– Я думала о воде. Мне не нравится этот водоем.

– То есть ты думала о том, что ты боишься.

На самом деле в то время она вообще ни о чем не думала.

– А что это были за скачки и виляние?

Лолли застонала. Она пританцовывала в такт тому глупому стишку.

– Я пела, – прошептала она, не в силах поднять на него глаза и представляя, как глупо, должно быть, выглядела.

– Пела, – повторил Сэм.

Лолли почувствовала, что плечо его мелко затряслось.

– В следующий раз, думаю, тебе следует забыть о пении и просто сосредоточиться на том, что ты делаешь.

– Ладно, – прошептала Лолли.

– Знаешь, что я тебе скажу?

– Что?

– Сосредоточенность, конечно, важна, но еще важнее – уверенность. Я-то знаю, можешь мне поверить. Чтобы выжить в этом мире, нужно быть бойцом, Лоллипоп. Это то, с чем тебе никогда не приходилось сталкиваться в своем маленьком мирке, защищенном со всех сторон. Но не забывай: ты не у себя дома в Белтоне...

– Бельведере.

– Бельведере. Ты должна расправить плечи, плюнуть на все на свете и сказать: «Мне по плечу любое дело». Ты потому все время падаешь, что ждешь падения.

Сэм откинулся назад, схватил одну из своих бутылок и вытянул из нее пробку зубами.

– На-ка вот, глотни.

– Виски? – Она поморщилась.

– Ложная самоуверенность. Все-таки попробуй.

Лолли поднесла бутылку к губам и сделала маленький глоток.

– Еще. – Он подтолкнул ее руку, и виски обожгло ей рот.

Лолли глотнула и принялась хватать ртом воздух, отталкивая бутылку. Рот, горло и желудок были охвачены огнем. Сэм молча наблюдал за ней, а потом приказал:

– Еще.

Лолли повиновалась, а он отдал ей пробку и, наклонившись, начал развязывать шнурки на ее ботинках.

– Что ты делаешь?

– Развязываю тебе шнурки.

– Зачем?

– Чтобы ты сняла ботинки.

– Зачем?

– Затем, Лоллипоп, что ты сейчас будешь учиться, как верить в себя.

– И что ты хочешь, чтобы я сделала, прошлась босиком по углям?

Лолли знала, что он не стал бы принуждать ее делать что-то подобное, но какой-то чертенок внутри ее заставил сболтнуть первое, что пришло на ум. Лолли сделала еще глоток виски. Эта штука оказалась не такой плохой. Как только Лолли свыклась с тем, что виски обжигает, ей стал нравиться горько-сладкий привкус и то, как оно согревает ей внутренности.

– Нет. Ты будешь учиться плавать.

Глава 23

Сэм стоял в воде и ждал Лолли.

– Ты подойдешь сюда или собираешься простоять там всю ночь?

– Да, я лучше... постою здесь, то есть я передумала.

Лолли стояла на краю озерца в одном белье и с ужасом смотрела на воду. Ей казалось, что вода поглотит ее. Впрочем, один раз сегодня так и было. И Лолли считала бесконечно глупым добровольно лезть в этот котел с водой, чтобы вновь испытывать судьбу.

– Я лучше посмотрю, как там Медуза.

Лолли повернулась и пошла к импровизированному птичьему насесту.

– Хр-р. Орк, орк, орк...

Проклятие! Медуза спала.

– Похоже, сейчас она в тебе не нуждается, – хитро заметил Сэм.

Запас отговорок у Лолли иссяк.

– Знаешь, как я научился плавать? – Действуя одной рукой, Сэм выплыл на середину водоема и остановился, умудрившись непонятно каким образом оставаться над водой.

– Как?

– Мой дядька сбросил меня с пирса в озеро Мичиган, а сам повернулся и пошел домой. Мне оставалось либо утонуть, либо выплыть.

– Твой родной дядя?

– Да. А вот мы с тобой, – его лицо приняло угрожающее выражение, – не родственники. – Он опять подплыл к краю водоема, где было мелко и можно было стоять.

Лолли не понравилось, как сверкает его глаз, и она немного попятилась.

– Давай же, Лоллипоп. Или мне придется сыграть роль дяди.

– Я боюсь.

– Это нормально. Немного страха не помешает, а вот неуверенность тебе ни к чему. Подумай только, сколько людей учится плавать каждый день. Если все могут это делать, то и ты тоже. Правильно?

– Наверное.

– Правильно? – Он почти закричал.

– Правильно!

– Так-то лучше. Теперь скажи мне вот что.

– Что?

– Как люди плавают?

– Ну, это глупый вопрос. Я не знаю, как они плавают. Если бы знала, то не боялась бы.

– Тогда я спрошу по-другому. – Он оперся о каменный край водоема и наблюдал за Лолли. – Что люди делают, когда плывут?

– Они плывут.

– Опиши, что ты видишь, Лолли.

– Они просто плывут.

Лолли не понимала, о чем он говорит, как не понимала, почему он раздражен. Похоже, он опять принялся считать про себя.

– Смотри на меня. – Он выплыл на середину водоема, повернулся и приплыл обратно. – Что я сейчас делал? Только не говори «плыл».

Лолли подумала с минуту, потом ответила:

– Ты отталкивался ногами и колотил руками по воде.

– Наконец дошло, – пробормотал он.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Ничего. Я работал руками и ногами, правильно? – произнес он очень медленно и терпеливо.

– Правильно.

– У тебя есть руки и ноги, правильно? – Он напряженно улыбнулся, от чего его щека слегка дернулась.

– Правильно. – Лолли не сводила с него глаз, пытаясь понять, куда он клонит.

– Значит, ты можешь плавать, правильно?

– Нет, неправильно.

– Почему, черт возьми, нет? – завопил он.

– Потому что я не знаю как! – крикнула она в ответ.

– А я не могу научить тебя, пока ты не залезешь в эту проклятую лужу! Поэтому шевелись!

– Я боюсь.

Сэм долго молчал, потом пожал плечами, словно ему все равно:

– Думаю, из тебя действительно ничего не получится.

Лолли возмутилась. Ее гордость была сильно задета. Она не хотела, чтобы он считал ее неудачницей, ни на что не годным существом. Лолли глубоко вздохнула, потом еще раз. Сэм пробормотал что-то и начал выбираться из воды.

– Погоди, я иду. – Лолли подошла к краю водоема и стояла до тех пор, пока у нее все не поплыло в голове – как раз подходящее слово – только оттого, что она смотрела на темную воду, над которой клубился пар.

– Сядь на край, опусти ноги в воду, чтобы привыкнуть. – Сэм оказался перед ней и держал ее руку, пока она усаживалась.

Очень медленно она коснулась воды ступнями.

– Еще немного...

Она опустила ноги пониже, вода дошла до колен.

– Хорошо. Сейчас я поддержу тебя за талию, а ты спустишься в воду. Обещаю, что не дам тебе погрузиться на дно.

Его руки сомкнулись у нее на талии. Лолли изо всех сил зажмурилась и вцепилась мертвой хваткой в его голое плечо. Сэм тихо охнул.

– Я задела твою рану?

– Нет, все нормально. Не могла бы ты немного ослабить пальцы? Вот теперь хорошо. Лолли!

– Что?

– Открой глаза.

– Зачем?

– Чтобы ты могла видеть ими.

– Зачем?

– Чтобы научиться плавать, – процедил он сквозь зубы. Она открыла глаза, но тут же снова судорожно вцепилась в его плечо и оплела ногами его талию, как плющ.

– Что-то мне подсказывает, будто ты себя чувствуешь не очень уверенно.

– Почему ты так думаешь?

– Потому что ты перекрыла мне ток крови.

– Ой! – сказала Лолли и немного ослабила хватку, но продолжала лихорадочно вертеть головой по сторонам.

– Давай попробуем по-другому, – предложил Сэм. – Обхвати меня руками за шею, крепко. Вот так будет хорошо. Я прижму тебя к боку, и мы вместе опустимся в воду по самую шею. Ты постарайся расслабиться в воде и привыкнуть к ней, хорошо?

Лолли кивнула.

– Разожми ноги, Лолли.

– Ой, – сказала Лолли, посмотрев вниз. Ей было гораздо спокойнее, когда она держалась за него руками и ногами. – А обязательно?

– Да.

Она медленно разжала ноги в воде. Сэм несколько раз обошел по краю озерцо, терпеливо поддерживая Лолли в воде. Вскоре ее тело почувствовало упругость воды и немного расслабилось. Девушке даже понравилось. Она засмеялась:

– Это не так плохо.

– Мне кажется, ты уже можешь попробовать держаться на воде. Я сейчас возьму тебя на руки, хорошо?

– Хорошо.

Одна большая рука обхватила ее за спину, вторая скользнула под коленки. В ту секунду, когда она ощутила на своей коже прикосновение твердой волосатой руки, внутри у нее все оборвалось. Лолли напряглась.

– Не бойся, не уроню, – терпеливо произнес Сэм, не так истолковав ее реакцию.

Лолли задергала ногами, стараясь опустить пониже штанины хлопчатых панталон, чтобы не чувствовать его прикосновения.

– Прекрати ерзать, а то упадешь. – Он перехватил ее по-другому и опустил в воду. – Я не уроню тебя. Выпрями ноги, а руки разведи в стороны... правильно. А теперь закинь назад голову. Не напрягай шею, а то она у тебя как деревянная. Представь, что ты лежишь на мягкой кровати, и пусть вода поддерживает тебя. Я не уберу рук, так что ты никуда не денешься. Просто расслабься.

Лолли закрыла глаза и отдалась во власть теплой воды, ласкавшей ее тело. Ощущение было божественное. Сэм тихо застонал, и она открыла глаза. Он смотрел не на лицо, он уставился на ее тело. «Должно быть, наблюдает, чтобы я не пошла ко дну», – решила Лолли и снова закрыла глаза.

– Как приятно!

– Хм-м.

– Так тепло и мягко.

Он снова застонал. Она посмотрела на него:

– С тобой все в порядке?

Он с шумом выдохнул и оторвал взгляд от ее тела. Ничего не ответил, просто смотрел ей в лицо. Наконец он заговорил.

– Сейчас я уберу руки. Не напрягайся, – предупредил Сэм, а потом пробормотал, что напряжения тут и без того хватает.

– Что?

– Ничего. Просто расслабься. – Он опустился в воду и, когда его лицо оказалось на одном уровне с ее телом, отвел руки.

Лолли поплыла.

– Получилось! Смотри, Сэм! Я плыву!

– Да, – сказал он. – Думаю, у тебя получится. – Он закрыл свой глаз и глубоко вдохнул.

– Позволь мне попробовать самой.

– Действуй. Правда, это будет уже не так весело. – Тут он улыбнулся, словно знал то, чего она не знала, и это обеспокоило Лолли.

– Что-нибудь не так?

– Да, но не с тобой. Не волнуйся об этом. Давай действуй, а я постою здесь и... хм... понаблюдаю.

Огонь в пещере мерцал золотыми отблесками за его спиной, а он прислонился к краю водоема, облокотившись на каменистый пол, и действительно принялся наблюдать за ней. Лолли чувствовала его горячий взгляд каждый раз, когда проплывала мимо. Ома освоила толчки ногами, поэтому легко пересекла весь водоем, а потом вернулась к Сэму, уцепилась за край каменной чаши и улыбнулась ему.

– Ладно, я готова.

Он не сказал ни слова, просто продолжал смотреть на нее, словно пытаясь что-то побороть в себе. Щека у него подергивалась.

– А ты разве не собираешься меня поучить еще?

– Да, Лоллипоп, думаю, я научу тебя гораздо большему.

– Отлично. Начнем прямо сейчас.

Наступила долгая пауза. Затем он шагнул к ней, поднял высоко в воздух и держал на вытянутых руках у себя над головой.

– Что ты делаешь?

Он медленно перевел пылающий взгляд на ее грудь. Лолли посмотрела вниз и чуть не умерла. Мокрое белье стало почти прозрачным, и сквозь него были видны выпуклые груди, пупок, темный треугольник волос внизу живота. Лолли ахнула.

Сэм притянул к себе ее голову и поцеловал полураскрытый ротик с таким порывом, словно не мог с собой совладать. Его широкая ладонь придерживала ее затылок. Он сразу проник языком в ее рот, и когда Лолли ответила ему такой же лаской, из его груди вырвался стон. Он оторвался от ее губ и зашептал на ухо:

– Ты опьяняешь, как виски – отличное, выдержанное виски.

– О... Сэм.

Затем он снова припал к ее губам, упиваясь их вкусом, и начал медленно опускать ее вниз. Лолли ничего не оставалось, как обхватить его за шею. Как приятно было почувствовать тепло его тела. Будь ее воля, она никогда бы не разжала объятий. Он опустил руку на ее ягодицы и с силой прижал к себе, начав медленно двигать бедрами. Она подхватила это движение. Тогда он снова поднял руку и, ухватив майку, рывком спустил с правого плеча. Ее обнаженная грудь оказалась прижатой к его груди, заросшей густыми кудрями. Сэм застонал, и этот стон подействовал на нее, как прикосновение дразнящей руки.

Сэм положил ее на край водоема и начал освобождать от одежды. Лолли вцепилась ему в запястье и неуверенно взглянула на его лицо. Он пристально смотрел ей в глаза, пока не спеша развязывал тесемки, стягивал с нее майку и панталоны, которые тут же зашвырнул на камни.

Почувствовав его руку на себе, Лолли вскрикнула от наслаждения. Его мозолистая ладонь поглаживала, надавливала, замирала. А когда его палец скользнул в ее тело, у нее на глазах выступили слезы. Он нашел большим пальцем самую чувствительную точку, которую бесконечно долго поглаживал, и еще один палец оказался внутри ее. А когда он начал двигать ими, она как будто взмыла вверх.

Сэм наклонился к ней, его лицо было совсем близко от ее лица. Он продолжал двигать пальцами все быстрее, слегка прикасаясь ртом к ее губам, ловя ее быстрое дыхание.

– Сейчас, милая. Сейчас, – прошептал он, надавливая большим пальцем.

Лолли вскрикнула и затрепетала в его объятиях, которые ей не хотелось покидать. Сэм вылез из озера, быстро скинул с себя одежду и укрыл ее тело своим, удерживая на руках. Его губы снова легко коснулись ее рта.

– Еще, – прошептал он и поцеловал ее долгим, страстным поцелуем.

Он лег на бок и привлек Лолли к себе. Его рука блуждала по ее груди, ребрам, животу, а потом опустилась ниже. Он вдруг остановился, взял ее руку и прижал ладошкой к своей груди, затем снова принялся ласкать ее тело. Лолли поняла подсказку и скользнула рукой по волосатой груди, опускаясь все ниже и ниже, пока не наткнулась на твердь. Лолли отдернула руку. Сэм застонал и снова схватил ее руку, положил на себя и надавил.

– Сделай это, – прошептал он, не отпуская ее руки, заставляя обхватить его пальцами. – Вот так. Держи меня, Еще... еще... Я хочу быть в твоем теле. – С этими словами он приподнял ее, и она опоясала его ногами. Лолли все понимала, но не хотела думать – она стремилась только чувствовать. Ее тело стало таким отзывчивым, что от одного только прикосновения его жестких кудрявых волосков по коже пробежали жаркие волны. В ответ на его мольбу их губы слились в поцелуе.

– Да, да, – успела шепнуть она прежде, чем его язык снова вторгся ей в рот.

Когда она затрепетала от невероятного восторга, он овладел ее телом. Лолли почувствовала, как что-то внутри ее порвалось, но после резкой боли она испытала наслаждение, которое нарастало с каждой секундой.

Она открыла глаза и встретилась с его напряженным взглядом. По ее щекам текли слезы. Он припал к ее груди, сначала к одной, потом к другой, не прекращая медленно двигаться в ее теле. Экстаз возрастал все больше и больше, и Лолли вновь охватил блаженный трепет.

Сэм замер, с трудом сдерживая рвущееся наружу дыхание.

– Не шевелись, – прошептал он.

Она подчинилась, оставаясь неподвижной в его руках, чувствуя, как он поглощает ее тепло и душу, сама поглощая его тепло и тепло от костра, горевшего за спиной.

Сэм оставался в ее теле, налитой и твердый, в конце концов и его захватил огонь страсти.

Лолли упала ему на грудь, совершенно опустошенная, но рука Сэма скользнула под ее левое колено и приподняла его.

– Еще. – И он начал все снова.

Лолли не могла поверить, что все это опять с ней происходит, только на этот раз движения участились, стали жестче, порывистее. Она почувствовала приближающееся наслаждение, когда он отпустил ее ногу и, обхватив обеими руками бедра, с силой прижался к ним. Лолли вновь охватило неистовое блаженство, голова закружилась. Сэм застонал, и Лолли почувствовала пульсирующие толчки в своем теле, а потом впала в забытье.

Сэм смотрел на Лолли, которая спала в его объятиях. И она еще считала себя неудачницей. Просто смешно. Он обнаружил то, в чем она преуспела. Эта девственница, маленькая южанка, которая болтала без умолку, а мыслила, как курица, только что завладела частицей его самого.

Опершись на локоть, он любовался, как она спит. Ничего в ней не было такого особенного. Он встречал женщин гораздо красивее, женщин, знавших, как доставить мужчине невероятное удовольствие, разжечь в нем пламя страсти, которое в конце концов и затухало, как огонь.

Но только не с ней. Он не хотел отрываться от Лолли. С ней он хотел начать все сначала и оставаться в ее теле, пока не умрет. Тогда и никакой рай не будет нужен.

Эта мысль могла бы сразить наповал исполина, напуить его до смерти. А Сэм был никакой не исполин. Дитя трущоб, профессиональный солдат, натворивший много того, о чем он не посмел бы ей рассказать. Это были очень неприглядные поступки, да она все равно и не поняла бы. Уж очень отличался ее мир от того, в котором жил он.

И сами они очень не похожи, как огонь и древесина, как вода и соль – одно поглощает другое, и в конце концов от второго ничего не остается. У Сэма было предчувствие, что именно от него ничего и не останется.

Сэм смотрел, как она крепко спит, и какой-то внутренний голос подсказывал ему, что их будущее стоит того. Но здравый смысл диктовал обратное. У Лолли Лару и Сэма Форестера не было никаких перспектив, и ему предстояло позаботиться, чтобы оба об этом помнили.

Глава 24

Лолли проснулась, чувствуя на губах вкус поцелуев Сэма, и вздохнула. Ей хотелось открыть глаза и увидеть его, но в то же время она желала досмотреть свой сон. А сон был действительно чудесный. Ей снился муж, который произносил шепотом «еще» возле ее губ, и целая ватага ребятишек, смеющихся ребятишек с черными как смоль волосами, совсем как у Сэма, и светло-голубыми глазами, как у всех представителей семейства Калхун.

Она зашевелилась под одеялом, чувствуя боль во всем теле. Но это была новая боль, чудесная боль, которая доказывала, что прошлая ночь ей не приснилась. Они пережили то, о чем она даже не подозревала, и ей хотелось, чтобы это чудо длилось до конца ее дней.

Поразительно, сколько перемен произошло за какие-то несколько недель. Лолли никогда бы не подумала, что ее мнение о Сэме может так измениться. Грубость, резкость, тяга к риску, которые поначалу ей очень не понравились в Сэме, теперь интриговали ее и даже притягивали. В его грубости она увидела силу. А то, что поначалу приняла за резкость, в действительности оказалось правдивостью. Что же касается тяги к риску, то Сэм Форестер проявил себя как человек, обладающий истинной доблестью.

В какой-то момент, незаметно для самой себя, она полюбила Сэма. И сейчас ей хотелось увидеть его, хотелось, чтобы он обнял ее и поцеловал, как минувшей ночью, потому что когда Сэм целовал ее, Лолли казалось, будто внутри ее всходило солнце.

Вздохнув, она открыла глаза. Сэма рядом не оказалось. Она повернулась и увидела, что он сидит у входа в пещеру, прижавшись спиной к каменной стене и подтянув колени к груди. Точно в такой позе он сидел, когда они были пленниками в лагере Луны. Сэм смотрел на дождь, а потом будто почувствовал ее присутствие и обернулся.

– Доброе утро. – Лолли улыбнулась и, завернувшись в одеяло, зашлепала к нему босиком.

Приблизившись, она ждала, что он скажет что-нибудь. Сэм молчал. У нее на душе заскребли кошки. Сделав еще шаг, она присела на корточки, подоткнув одеяло под мышки. Сэм по-прежнему молчал. Поэтому она дотронулась до его руки и медленно провела пальцами вверх до плеча.

Он обратил взгляд на ее руку и смотрел очень долго. Наконец прикрыл ее пальцы своей ладонью, и Лолли почувствовала себя лучше. Секунды на две. Она поняла, что это вовсе не ласка, какой было так много вчера ночью. Он прикоснулся к ней только для того, чтобы остановить ее руку.

– Перестань, – произнес он без намека на нежность – это был холодно отданный приказ.

– Сэм, я думала, мы...

Он пронзил ее строгим взглядом.

– Я хочу сказать, что ты и я... Почему ты ведешь себя так?

– Как – так?

– Как будто прошлой ночи вовсе не было.

– А в чем дело?

Она уставилась на него, онемев от удивления.

– Ты небось размечталась о кольцах и розах? Прости, Лоллипоп, но это не для меня.

Сказал как отрезал. Лолли вдруг почувствовала в груди резкую боль, словно внутри у нее что-то оборвалось.

– Перестань витать в облаках. Это было просто влечение тел, чего, возможно, и не случилось бы, если бы не обстоятельства. Мы застряли надолго в этой пещере...

Солнце для Лолли померкло. Она попыталась дышать – ей не хватало воздуха. В душе словно поднялась буря, и Лолли почувствовала себя совершенно беспомощной. Она любила Сэма, а вот он ее – нет.

– Вот как... – прошептала она, отступая назад, потому что находиться близко к нему стало нестерпимо.

Стыд захлестнул ее, унизительный стыд. Лолли отвернулась с плачем, и это были молчаливые слезы опустошения. Она никогда раньше молча не плакала, но ведь она и не теряла раньше сердца, а теперь это произошло, и по вине мужчины, которому она была безразлична. Да и разве могло быть иначе? У Сэма Форестера вообще не было сердца.

Солнце выглянуло из-за туч ровно на столько, чтобы Лолли приняла решение. Дождь прекратился несколько часов назад, а теперь светило солнце, и Лолли не собиралась терпеть Сэма больше, чем заставляла необходимость. Они провели бесконечно долгие часы молча, загнанные в эту пещеру дождем. Тишину нарушали лишь редкие замечания Медузы или шум, с каким она поедала арахис.

Постепенно боль в душе Лолли переросла в гнев. Она была сердита не на шутку, но вовсе не потому, что Сэм не любил ее, хотя сознавать это по-прежнему было очень больно, а потому, что он обошелся с ней без уважения к ее чувствам, совсем как братья и отец. И какой-то чертенок внутри Лолли подталкивал ее нанести ответный удар. Она никак не могла справиться с желанием отомстить.

Настало время пойти в атаку.

Лолли знала, как птица действует на Сэма, поэтому немного погодя они с Медузой исполнили весь свой репертуар. Каждый раз, когда птица подхватывала песню, Лолли угощала ее орехом и с удовольствием наблюдала, как Сэм морщится от громкого хруста. Целых полчаса раздавалось:

«Хрясь! Хрум, хрум, хрум!» Наконец Сэм не выдержал, поднялся, подергивая щекой, и буркнул что-то насчет дров: мол, нужно пойти собрать их, пока дождь ненадолго прекратился. Потом он ушел.

Лолли намеревалась поступить точно так же, только обратно она не вернется. Как он говорил? Наплюй на весь свет? Что ж, она так и сделает, только плюнет на него. Если она ему не нужна – отлично. После того как он ее обидел, воспользовался ею, она считала, что Сэм Форестер не стоит даже ее плевка.

Лолли взяла узелок с вещичками и подошла к Медузе:

– Иди ко мне. Мы отправляемся на небольшую прогулку.

Птица перелетела на ее плечо, уселась и начала насвистывать «Дикси». Лолли подошла к входу пещеры и постояла немного, осматриваясь. Когда Сэм нашел пещеру, взбираться к ней пришлось по крутому склону, но теперь, после ливня, казалось, что склон стал еще круче.

– Плюнь на все на свете, Лолли, – велела она себе, потом расправила плечи, сунула Медузе очередной орех и, осторожно ступая, направилась к дереву, одиноко стоявшему справа от входа.

Сэм, нагрузившись дровами, взбирался по холму. Он принял решение, что оказалось гораздо легче сделать без аккомпанемента несносной птицы. Он поговорит с Лолли, объяснит, что у них нет будущего. Это будет честно. Сэм решил, что такой разговор он выдержит. А вот чего он не мог вынести, это взгляд, полный стыда и боли, который она от гордости прятала. Каким-то неведомым образом Лолли подобралась к его сердцу. Каким-то неведомым образом эта маленькая южанка чертовски крепко зацепила его на крючок, а он всегда считал, что с ним этого никогда не случится.

Сэм убеждал себя, что они очень разные. У Лолли были семья, положение в обществе, состояние. У него же – только деньги. Сбережений за последние десять лет хватило бы на жизнь, если бы он пожелал бросить работу. Но ему никогда не приходило в голову оставить свое занятие. Он всегда полагал, что любая другая жизнь будет скучна. Конечно, он ничего другого и не знал, кроме сражений: сначала сражался ради того, чтобы выбраться из трущоб, а потом ради выгоды и жажды риска.

Жизнь Лолли была совсем другая. Ей вообще не приходилось сражаться. Все ей доставалось даром только благодаря имени, происхождению. Такой расклад он не мог ни понять, ни уважать. Более того, он до сих пор не понимал, чем таким особенным Лолли сумела его привлечь. Но ей это удалось, и, что бы это ни было, оно затронуло те струны, о которых он не подозревал.

Со временем ей станет легче, а как только она вернется домой и окажется в своей среде, скоро забудет его. А вот он, наверное, никогда не забудет ее лицо и то, как радость на нем сменилась смятением, а потом опустошенностью. Нет, чем скорее он положит всему конец, тем будет лучше для них обоих. Хотя, конечно, он сделает этот шаг наперекор своим желаниям.

На самом деле ему хотелось делать то же самое, что прошлой ночью – обнять ее, поцеловать, потеряться в ней и забыть обо всем на свете, кроме нее самой. Но поступить так было бы чистым безумием, все равно что продолжать идти не в ту сторону, когда понял, что сбился с пути. В одном Сэм был уверен: он потерял частицу самого себя.

Жизнь могла повернуться самым невероятным образом. Но такого он и представить себе не мог. Лолли Лару и он, Сэм Форестер, – невероятно. Вот угораздило его, в самом деле!

Сэм покачал головой, смиряясь с неизбежным. Добравшись до пещеры, он свалил дрова, выпрямился и посмотрел по сторонам. Лолли нигде не было видно. Сэм шагнул поглубже в пещеру и осмотрел темные углы.

Никого.

В душе шевельнулось неприятное чувство. Сэм метнулся к краю озера. Никого. Тут он понял, что пропала птица. Эта глупая женщина ушла одна, будь она проклята.

Сэм медленно обвел наметанным глазом участок горы ниже пещеры, не пропустив ни дюйма. Никаких признаков Лолли. Тогда он присел и поискал отпечатки следов на мягкой грязи. Следы повели его по южному склону до ближайшего дерева. Там он нашел две пустые ореховые скорлупки и улыбнулся. Найти беглянок будет не так уж трудно. Эти двое оставляли за собой такой след, что по нему прошел бы даже слепой – или одноглазый солдат.

– Тс-с! – сказала Лолли Медузе, прислушиваясь к звукам джунглей.

Она могла бы поклясться, что услышала кого-то. Лолли выглянула из-за толстого, обвитого лианами дерева как раз в ту секунду, когда мимо пробегало маленькое, похожее на крота животное с глазками-бусинками, напомнившее ей об ужасном полковнике Луне.

Лолли оглядела густой лес вокруг, и ей снова стало не по себе. Она прислушалась, на этот раз подольше, ко всем страшным звукам – мычанию, посвистыванию, пронзительным крикам. Некоторые птицы в кронах деревьев стонали совсем по-человечески, как умирающие. Чем дальше она заходила в чащу, тем страшнее становилось. Лолли посмотрела вверх. Облака полностью затянули голубое небо, и ей показалось, что издалека донеслись раскаты грома.

– Ок! Жаль, что я не в Дикси. Ура! Ура!

– Мне тоже жаль, Медуза. Мне тоже. – Она оглядела темный густой лес с высокими зловещими деревьями и лианами, свисавшими с ветвей, как змеи, который был наполнен шумом, ужасным шумом. – А знаешь что? Я действительно глупая, что решилась идти одна.

– Ок! Безмозглая чертовка! – прохрипела Медуза, отлично подражая Сэму.

– Сэм опять меня так назвал?

– Ок! Проклятый янки!

Лолли улыбнулась. На этот раз птица не ошиблась.

– Он получит по заслугам, если я вернусь и доставлю ему столько хлопот, что он никогда не забудет о содеянном. По правде говоря... – Лолли повернулась и взглянула на Медузу. – Знаешь что? Нам не следовало вообще уходить. Это ведь он поступил, как... в общем, как Сэм. Правильно, Медуза?

– Ок! Я Медуза! Я майна! Сэм осел!

– С этим спорить не буду, – пробормотала Лолли, и тут ей в голову пришла новая идея, гораздо лучше, чем прежняя, и не связанная с риском. – Раз все дело в нем, почему же мы покинули пещеру? Это была неудачная мысль. – Она остановилась и погрозила птице пальцем: – Но смотри, не проговорись ему, что я так сказала. Для меня лучше умереть, чем признаться Сэму, что я оправдала его худшие ожидания.

Лолли протянула Медузе еще один орех в качестве взятки.

– Мы возвращаемся. Пусть он меня не любит, но я позабочусь о том, чтобы он меня никогда не забыл. – Лолли повернулась и решительно зашагала обратно.

Десять минут спустя, когда она почти достигла края леса, снова начался дождь. Лолли посмотрела вверх на гору и разглядела темный вход в пещеру. Если свернуть вправо, то не придется карабкаться по-самой крутизне, решила она. Снизу правый склон казался менее опасным.

– Давай, Медуза, мы вернемся коротким путем.

Лолли свернула со старой тропы, когда на землю упали первые тяжелые капли дождя.

Дождь хлынул стеной, смывая все следы Лолли. Сэм оттолкнулся от дерева, у которого остановился, пытаясь определить направление, где искать. Лолли шла на юго-восток, поэтому Сэм продолжил идти в эту же сторону даже после того, как дождь уничтожил отпечатки ее ботинок.

Сэм поднес ко рту сложенные рупором ладони:

– Лолли! Лолли!

Подождал, но в ответ услышал лишь шум дождя и далекие раскаты грома. Тогда он пронзительно засвистел, подавая сигнал, каким Джим подзывал к себе птицу. Ничего.

Он сам во всем виноват. Он очень сурово с ней обошелся, как и хотел, но тогда он не представлял, что она может выкинуть подобное. Теперь, однако, размышляя обо всем, он пришел к выводу, что мог бы предвидеть такой исход. Именно на такую глупость она и способна, особенно после той глупости, которую совершил он.

Если она поранится или случится что-нибудь похуже, он никогда себе этого не простит. Сэм бессильно прислонился к дереву, не обращая внимания на льющиеся с неба потоки воды, и, сложив ладони, снова прокричал ее имя.

Без ответа.

Сэм пошел дальше, утопая в грязи уже по колено. Вода мчалась, огибая деревья, унося с собой обрывки лиан, мелкие растения и обломки ветвей, но самое худшее, что в потоке воды Сэм заметил ядовитую змею. Такой дождь мог принести с собой любую смертоносную рептилию или насекомое, а Лолли даже не поняла бы, что ее укусила какая-то тварь.

– Лолли! Лолли! – закричал Сэм, спотыкаясь и падая в грязь и вновь с трудом поднимаясь.

Небо почти черного цвета перерезала молния, ливень был так силен, что в трех шагах уже ничего нельзя было разглядеть. Сэм наступил на какую-то неустойчивую кочку, которая тут же ушла из-под ног, и он заскользил вниз по склону, утопая в потоке грязи и воды. Уцепившись за дерево, он смог подняться, а вода продолжала наступать.

Сэма захлестнуло чувство отчаяния. Он должен найти Лолли.

Через час поисков ему снова пришлось выбираться из воды с помощью деревца. Межгорье превратилось в озеро, и множество речек, стекавших с окружающих склонов, несли в него воды муссонных дождей. Самое неприятное было то, что наступила темнота. Сэм огляделся, понимая, что не сможет увидеть Лолли, не сможет найти в этом дожде. Он пополз обратно на склон, чтобы добраться до пещеры. Вдруг ему удастся разжечь костер и подать ей сигнал. Вдруг она заметит огонь и вернется.

Опять его одолела эта проклятая беспомощность. Никогда за всю свою жизнь он не чувствовал себя таким бессильным, полностью неспособным что-то предпринять. Ему оставалось только ждать, а это было невыносимо. От его прежнего самообладания не осталось и следа.

Он добрался до деревьев возле пещеры. Почва ушла из-под ног, и Сэм заскользил к подножию склона. Лежа в грязной жиже, он взглянул наверх. Склон стал почти отвесным, а ливень припустил еще сильнее, так что Сэм смог разглядеть только половину холма. Сэм смахнул с лица пряди волос и ухватился за длинный обнажившийся корень. Перехватывая корни то правой, то левой рукой, он поднялся, поскользнувшись только раз, когда один из корней сломался. Сэм вскарабкался на сросшиеся корни у основания дерева, где было не так скользко. Обхватив ствол обеими руками, он подтянулся несколько раз, пока благополучно не добрался до кроны. Там он выпрямился, отдышался немного и перебрался на следующее вывороченное с корнем дерево. Таким было его медленное восхождение на склон.

Сэм добрался до дерева, ближайшего к пещере, и пополз к входу. Дождь немного поутих, и Сэм разглядел внутри мерцание костра. Вспыхнула молния, загремел гром, и на Сэма обвалился огромный ком размытой почвы. Наконец Сэм вполз в пещеру. Голова его была залеплена грязью, руки ныли, он задыхался, потеряв последние силы в борьбе с тяжеленным оползнем.

– Нет-нет. Слушайте внимательно. Нужно петь так...

При звуке знакомого голоска Сэм резко поднял голову.

Лолли сидела в чистоте, тепле и сухости возле костра и обучала своей проклятой песне группу аборигенов-игоротов. При этом она что-то жевала. Сэм вытер грязь с носа. Пахло мясом – жареным мясом. В последний раз они ели мясо еще в лагере.

Лолли швырнула кость за спину и протянула руку. Один из мужчин послал ей лучезарную улыбку обожания и отрезал кусочек от огромного куска, подвешенного на вертеле над костром. Лолли восседала, как королева перед своими подданными, ела мясо и не переставая болтала с людьми, которые не понимали ни слова из того, что она говорила.

Все это время он мысленно рисовал ужасные картины того, что могло с ней случиться. Леденел от страха, когда представлял, что она поранилась или того хуже. А она тем временем сидела здесь, живая и здоровая, и прекрасно проводила время за песнями и угощением.

Сэм поднялся на колени, грязь капала с волос и повязки на глазу, к щекам прилипли листья. Говорить он не мог. Руки чесались от внезапного желания схватить ее за горло. Лолли, должно быть, почувствовала его присутствие, потому что обернулась и бегло взглянула на него.

– А, Сэм, привет. – Она тут же отвернулась к своим гостям, рассеянно протягивая птице кусочек банана.

Сэм разъярился. Пещера огласилась гневным криком, который он сам услышал, но не воспринял как собственный. Сэм метнулся к ней с вытянутыми руками. В ту же секунду он оказался на полу пещеры, облепленный аборигенами со всех сторон, как плод папайи мухами.

– Дайте мне до нее добраться! – кричал Сэм, вырываясь как сумасшедший. – Ах ты безмозглая чертовка! Из-за тебя я рыскал по этой дьявольской долине! Целых два часа! Целых два проклятых часа! – Он поднялся, пытаясь вырваться из рук аборигенов.

Сначала ее лицо выражало недоумение, потом испуг, наконец, она разозлилась.

– Я говорила тебе, чтобы ты не называл меня так. – Лолли смотрела на него с гневом.

Сэм ответил таким же гневным взглядом.

– Я буду называть тебя так, как захочу, особенно если слова подходят! – Он вновь начал вырываться и закричал мужчинам, которые удерживали его: – Отпустите меня, черт возьми!

Они повернулись к Лолли, ожидая от нее дальнейших распоряжений. Сэм не мог поверить, что все это происходит с ним наяву.

– Отпустите меня! – прокричал он по-тагальски.

Аборигены, не обращая на него внимания, снова обернулись к Лолли, они называли ее золотой принцессой. Сэм наградил Лолли взглядом, который мог бы спалить остаток ее светлых волос.

– Вели им отпустить меня.

Лолли с преувеличенным старанием полировала свой ноготь.

– Лолли. – Он заскрежетал зубами. Она подняла на него глаза:

– Зачем я буду это делать?

– Потому что, если ты этого не сделаешь, то когда я сам освобожусь – а это произойдет обязательно, – я тебе обещаю: ты сильно пожалеешь, что не послушала меня.

– Думаю, нет.

– Вели им это сделать, и немедленно!

– Не-а. – Она покачала головой.

Аборигены смотрели то на Лолли, то на Сэма. Он свирепо сверкнул на них глазом, и они что-то забормотали. Сэм разобрал только одно слово – «сумасшедший». Так вот в чем проблема! Он дал волю своему гневу. Нужно попытаться урезонить ее. Хотя, подумал Сэм, лучше сказать «уговорить», так как пытаться урезонить ее все равно что сражаться на войне с кривым ружьем.

– Вели им отпустить меня – я ничего не сделаю.

– Мне кажется, ты все еще злишься.

– Ладно, ты права. Я все еще злюсь.

– Тогда просить их отпустить тебя было бы не очень умно, правда?

Сэм промолчал.

– Насколько я понимаю, когда человек поступает не очень умно, некоторые люди могут назвать его безмозглым, не правда ли, Сэм?

– Будь оно все проклято, Лолли!

– Если я велю им отпустить тебя, значит, я поступлю как безмозглая дура, не так ли?

– Предупреждаю: я сам освобожусь.

Она легко отмахнулась.

– Прекрасно. Я готова пойти на такой риск. А вот чего я не хочу делать, так это какую-нибудь глупость. – Она улыбнулась, затрепетав ресницами.

Сэм предпочел не отвечать. В эту минуту ему хотелось лишь одного – выпороть ее. Пока его связывали по рукам и ногам, он мысленно рисовал картину возмездия, которое ждет ее, когда он освободится от пут. Аборигены оттащили его в темный угол, и четверо мужчин остались сторожить, став стеной между ним и Лолли.

Лолли взяла что-то в руку и неспешно направилась к нему. Один из мужчин тронул ее за плечо, показал на Сэма и покачал головой, словно просил держаться подальше.

– Со мной будет все в порядке, – сказала она и подошла вплотную к Сэму, который испепелял ее взглядом. – Проголодался? – поинтересовалась Лолли с самодовольной улыбкой.

Сэм не ответил. Она опустилась на землю рядом с ним и поднесла к его лицу кусок мяса.

– Это какая-то птица. Думаю, индейка. Один из аборигенов подражал индюшачьему квохтанью, когда передавал ее мне. Хочешь кусочек?

– Развяжи меня.

– Думаю, ты не перестал злиться.

– Я больше голоден, чем зол. Развяжи меня. Я ничего не сделаю, – солгал он.

Она подперла подбородок свободной рукой и задумалась.

– Хм. Я так не думаю. Я сама покормлю тебя. – Она с улыбкой поднесла мясо к его рту.

Это была уже война. Не сводя взгляда с ее самодовольного лица, он впился зубами в мясо, оторвал кусок от кости и медленно прожевал. Сэм решил, что будет сражаться по-своему. Он откусил следующий кусок.

– Вкусно, а?

Сэм прожевал и проглотил. Лолли улыбалась, не подозревая, что сейчас будет. Он сотрет улыбку с этой самодовольной мордашки.

– Еще, – прошептал он и приоткрыл рот в ожидании.

Глаза Лолли округлились. Она вспыхнула и смущенно посмотрела на него. Значит, вспомнила. Сэм откусил кусок мяса, по-прежнему не сводя с нее немигающего взгляда. Он прожевал как можно медленнее, затем проглотил. Его взгляд скользнул вниз и остановился на ее груди.

– Еще.

Она опять поднесла к его рту индюшачью ногу. Он снова откусил, но взгляд его, по-прежнему пылкий, был обращен на ее грудь. Лолли заерзала. Сэм подавил улыбку.

– Еще.

Она продолжала его кормить, и Сэм как бы нехотя снова взглянул ей в лицо. Лолли совсем разрумянилась, и ее румянец становился сильнее с каждым разом, как он произносил это слово. Сэм понял, что добился своего. Он откинул голову назад, прислонившись затылком к скале, и обвел ее тело самым пламенным взглядом, на какой только был способен.

– Да, действительно вкусно. Вкуснее ничего не пробовал с прошлой ночи.

Лолли, задохнувшись, отпрянула, и на секунду ему показалось, что она сейчас ударит его куском жареной индюшки.

«Тебе очко, Сэмми, старина». Он не злорадствовал, во всяком случае, не очень. Тут Лолли наклонилась вперед и протянула ему индюшачью ногу, чтобы он еще раз откусил. Ей пришлось наклониться ниже, чем прежде, и у Сэма был отличный вид в вырез рубахи. Он машинально открыл рот, думая только о том, что видит.

– Сэм... – нежно произнесла она, но он не слушал, готовясь откусить следующий кусок, – чтоб ты подавился. – Лолли отпустила индюшачью ногу, и та осталась у него во рту.

Затем Лолли поднялась и, не удостоив его даже взглядом напоследок, ушла. Сэм закашлялся и вытолкнул мясо языком, не переставая ругаться. Потом он свирепо посмотрел ей вслед. С гордо поднятой головой, расправив плечи, она вышагивала, как генерал-победитель. Нет, Лолли Лару могла дать сдачи.

Хмурое выражение на лице Сэма сменила легкая улыбка восхищения.

«И одно очко Лолли».

Глава 25

Кольцо синеватых гор окружало маленькую группку людей, шедшую по извилистой тропе, образованной засохшей лавой. Лолли раскинулась в переносном кресле, которое для ее удобства соорудили аборигены. Наклонившись вниз со своего трона, лежавшего на плечах четырех мужчин, она жестом подозвала одного из свиты.

– Можешь вынуть кляп. – Лолли показала на Сэма, а затем на собственный рот.

Абориген остановил Сэма копьем, нацеленным в лицо, и вынул кляп, который она сама соорудила.

– Сэм.

Он сплюнул несколько раз и хмуро посмотрел на нее.

– Не знаешь, куда мы идем?

– Откуда мне знать, черт возьми? Я не умею читать мысли, – отмахнулся Сэм и тут же споткнулся о камень.

Судя по всему, ему приходилось нелегко. У него по-прежнему были связаны руки, и от этого идти по камням было гораздо труднее. По какой-то дьявольской причине Лолли заулыбалась.

– Ты спотыкаешься, наверное, оттого, что у тебя слишком большие ноги, как ты думаешь? – Она улыбнулась ему с самым невинным видом, а потом добавила: – Тебе бы следовало быть внимательнее, Сэм. Смотри, куда ступаешь, а то поранишься.

– Я не могу смотреть, куда иду, и одновременно отвечать на глупые вопросы.

Он шагал по большим скользким камням, и Лолли видела, что ему с трудом удается держать равновесие. К тому же наверняка не такой уж маленькой помехой были два копья, которые то и дело тыкались ему в спину. Что ж, сам виноват, не будет в следующий раз называть ее вопросы глупыми.

– Что случилось, Сэм? Неудачный день? Разве твое ружье... – Она задумалась. – Ах да, я вспомнила, как ты говорил. Разве твое ружье не самое меткое при стрельбе по мишеням?

Сэм проворчал, что еще покажет ей, насколько метко стреляет.

– Что ты сказал? Я не расслышала.

Он состроил свирепую физиономию и чуть не упал.

– Сплошные неприятности, да? Может, у тебя голова болит? А может, сегодня никого нет дома? – вежливо осведомилась Лолли, стараясь не расхохотаться – все это ее очень забавляло.

– Продолжай в том же духе!

– Вот, Медуза, съешь орешек. – Она протянула птице арахис.

Хрясь! Хрум, хрум, хрум!

Улыбаясь, как кошка, которая только что проглотила канарейку, Лолли откинулась на своем удобном кресле и наблюдала, как дергались плечи Сэма при каждом громком хрусте.

Ближе к вечеру они добрались до деревни, пройдя по таким крутым горным тропам, что у Лолли перехватывало дыхание, стоило ей взглянуть вниз. Сэма высота, как видно, не беспокоила, но когда Лолли кормила Медузу, хруст повторялся таким громким эхом, что казалось, раскалываются не орехи, а горные вершины.

Достигнув глубокого ущелья, аборигены опустили портшез и помогли Лолли встать. Медуза с криком слетела с ее плеча. Лолли проводила взглядом птицу, которая полетела к дереву на противоположной стороне ущелья. Там начиналась деревня, состоящая из пальмовых хижин, поднятых футов на шесть над землей бамбуковыми сваями. Все хижины были разного размера и разбросаны по деревне кое-как. Цвет у них тоже был разный: недавно построенные еще не потеряли ярко-зеленой окраски пальмового дерева, а старые успели потемнеть от времени и дождей.

В центре деревни играли ребятишки, женщины работали не покладая рук: стирали и развешивали одежду на ветвях широких акаций, готовили еду, плели корзины. То тут, то там вздымался дымок от костра, большой участок земли был огорожен бамбуковым забором, в этом загоне посреди грязной лужи переваливались с боку на бок буйволы.

Проводники-аборигены разговаривали со своим вожаком. По крайней мере Лолли решила, что это вожак, потому что все приказы шли именно от него. По жестам и кратким речам она догадалась, что зовут его Мояла. Это он кудахтал и скреб землю, как индюк, когда Лолли с хмурым недоверием взглянула на преподнесенное ей мясо. Она и этот вожак объяснялись друг с другом вполне сносно.

Сэм попытался переманить аборигенов на свою сторону, но без всякого успеха, к радости Лолли. Вначале он позволил себе несколько горячих выпадов с красочным описанием того, что он с ней сделает. Тогда Лолли приказала заткнуть ему рот кляпом, а он все равно продолжал выкрикивать угрозы сквозь кляп, но в конце концов сдался, погрузившись в тупое, мрачное молчание.

Лолли постаралась не злорадствовать, для чего потребовалось огромное усилие воли. Вместо этого она принялась рассматривать узкий бамбуковый мост, повисший над глубоким ущельем, которое окружало деревню. Ущелье напоминало ей ров перед замком и, видимо, тоже служило для защиты.

– Лалуи.

Она обернулась на голос Моялы. Вожак показывал на мост и кивал. Он хотел, чтобы она перешла на другую сторону ущелья. Мост представлял собой подобие шатких сходен, сооруженных из бамбуковых шестов и веревок, он раскачивался, как колыбель на ветру. Лолли нахмурилась и показала на мостик:

– Перейти вот это?

Мояла радостно и энергично закивал. Мост выглядел... опасным.

– Что случилось, Лоллипоп, неужели ты испугалась небольшого падения, – Сэм многозначительно помедлил, – футов на сто прямо вниз?

Лолли перевела взгляд с моста на дно ущелья, усыпанное острыми камнями. Ей не хотелось переходить на другую сторону. Сэм расхохотался, затем засвистел, имитируя звук падения, и закончил громким «бух!». Лолли бросила на него злобный взгляд, не оценив такого юмора. Сэм ответил ей тем же, не оставив у нее сомнения, что ему понравилась ее реакция.

Еще неделю назад она бы ни за что не перешла такой мост. Она уселась бы на землю и отказалась сделать даже шаг. Но не теперь. Той Лолли Лару, которой преподносилось все на блюдечке, больше не было, но сможет ли новая Лолли сама справиться с этой трудностью. Здесь была затронута ее гордость.

Вооружившись скорее упрямством, чем смелостью, она направилась к мосту. Мояла схватил ее за локоть и остановил. Он качал головой, подняв палец кверху. Лолли поняла, что он просит ее подождать. Вожак показал на ее ботинки. Лолли посмотрела вниз, потом подняла на него глаза. Он показал на свои босые ноги: значит, она должна была снять ботинки.

Сэм насмешливо фыркнул, и тогда Лолли сжала зубы. Не обращая на него внимания, она уселась и начала развязывать шнурки. Лолли подняла голову как раз в тот момент, когда двое охранников Сэма освободили его от пут, жестами велели сесть и тоже снять обувь. Лолли возилась со вторым шнурком, когда внезапно вспомнила заточение у партизан.

– Погодите!

Она подскочила словно пружина и метнулась к Сэму как раз тогда, когда он начал стягивать сапог. Вцепившись в правый сапог, она потянула изо всех сил.

– Проклятие, Лолли, отпусти меня! – Он попытался отдернуть ногу и пинком отогнать ее, но она прилипла к нему как приклеенная и, упав на землю, не переставала тянуть сапог.

Не успел Сэм схватить ее, как аборигены прижали к его груди и шее острые копья, так что он не мог даже шевельнуться.

Сапог соскочил с ноги, Лолли залезла внутрь и вытащила спрятанный там нож. Она зажала его двумя пальцами и, покачивая, подняла высоко в воздух.

– Думал, я забыла?

Сэм свирепо посмотрел на нее:

– Это была наша единственная возможность убежать, безмозглая...

Лолли нацелила на него нож и предупредила:

– Не смей произносить это.

Даже ей было слышно, как он заскрежетал зубами.

– Да и с чего бы нам бежать? – поинтересовалась она. – Ты сам сказал, что они обращаются со мной как с принцессой. Если мы захотим уйти, я просто прикажу, и они отпустят нас. – Она опустилась на землю и сняла ботинок, а потом и носок.

– Здесь, на севере, есть несколько племен, которые охотятся за головами.

Лолли окаменела, так и не сняв второй ботинок. Она рывком повернула голову и посмотрела на Сэма, стараясь понять, не валяет ли он дурака.

Похоже, он не шутил. Вид у него был совершенно серьезный.

Лолли посмотрела на Моялу, но это ей не очень помогло, так как она понятия не имела, как выглядит охотник за головами. Аборигены, которые до сих пор были с ней так любезны, улыбались и показывали на мост. Лолли обернулась к Сэму:

– Я не верю тебе.

Он пожал плечами:

– Все равно уже слишком поздно.

Лолли встала и отряхнула сзади брюки от пыли, не обращая на него внимания. Один из аборигенов взял ее ботинки и ступил на мост. Хлипкое сооружение закачалось под его весом, но это вовсе не обескуражило его. Он связал ботинки шнурками и перебросил через татуированное плечо, затем схватился за бамбуковые шесты, служившие поручнями – довольно шаткими поручнями, так как они были привязаны веревкой к двум толстым бамбуковым шестам под ногами. Абориген зашагал, выворачивая ступни и обхватывая бамбук пальцами ног. Так он легко добрался до противоположного края ущелья.

Наступила очередь Лолли. Она глубоко вдохнула и встала на бамбуковые шесты. Мост дрогнул, но не очень сильно. Лолли доковыляла, как утка, примерно до середины моста, когда по ущелью пронесся сильный порыв ветра, отчего бамбуковые сходни закачались, как гамак.

Лолли сделала то, что у нее получалось лучше всего. Она закричала.

Крик эхом пронесся по ущелью, отталкиваясь от скал и улетая в небо. Аборигены отпрянули назад, принялись бормотать что-то, показывая на Лолли пальцами, и трясти головами. Сбежались жители деревни узнать, почему небеса оглашают землю такими воплями. Некоторые из них кричали, что боги, должно быть, очень разгневаны, потому что за всю жизнь им не приходилось слышать ничего подобного.

Мост сотрясался и раскачивался, Лолли не могла сделать ни шагу. Ее вопли отражались от ущелья, как бы говоря: «Посмотри вниз». Но Лолли знала, что, если она бросит взгляд вниз, то упадет.

Когда она уже подумывала сдаться на милость судьбы, Сэм оказался за ее спиной:

– Не смотри вниз. Привались спиной ко мне на грудь и дыши глубоко. Я не дам тебе упасть.

Стоило Лолли коснуться его плеча, к ней вернулось спокойствие. Это был Сэм, герой, который снова пришел ей на помощь, несмотря, на то что она мучила его.

– Очень медленно отведи ногу назад, приподними и поставь на мою. Поняла?

– Да, – прошептала Лолли, тут же став ему на ногу левой ногой.

Ветер продолжал раскачивать мост. Чтобы поставить правую ступню ему на ногу, понадобилось больше времени, но наконец ей это удалось. Как только они начали раскачиваться, Сэм зашептал ей на ухо, что все в порядке. Она поверила ему.

– А теперь положи свои руки на мои, держись за мои запястья, если тебе так удобнее, остаток пути я проделаю сам, хорошо?

Лолли кивнула.

Сэм двигался так легко, что она едва ощутила раскачивание моста; к тому времени, когда она выдохнула, они благополучно перебрались на другую сторону ущелья, на твердую землю.

– Сэм. Спасибо тебе.

Лолли обняла его за шею и крепко прижалась, пока внутри у нее не унялась дрожь. Сэм медленно поглаживал ее по спине, успокаивая, и Лолли чувствовала себя на седьмом небе. Она слышала бормотание аборигенов, окруживших их, а ей было все равно. Она хотела, чтобы Сэм обнимал ее и дальше.

Наконец она отпрянула и посмотрела ему в лицо. Ей показалось, что он пытливо вглядывается в нее, словно пытается удостовериться, что с ней все в порядке. Внезапно ее одолела такая сильная потребность поцеловать его, что она начала приподниматься на цыпочки и тянуться к его губам. В его пристальном взгляде она увидела тот же порыв. Он опустил голову.

Неожиданно между ними вклинилось копье. Это сделал Мояла, который, свирепо глядя на Сэма, отдал ему какой-то приказ. Лолли решила, что он велит Сэму отпустить ее. Мояла размахивал копьем перед их носами – пришлось им разойтись, но прежде Лолли услышала, как Сэм выругался. Они оба отступили назад.

Как только они отошли друг от друга, Сэма окружила толпа местных девушек, как окружают елку в Рождество сиротки. Они охали и ахали и трогали его руками, словно хотели убедиться, что он настоящий.

Лолли не обращала внимания на мужчин, которые перебирали пальцами ее опаленные волосы и гладили руки. Она с ужасом смотрела, как девушки, хихикая и посмеиваясь, гладили Сэма. Ей хотелось вцепиться им в черные блестящие длинные волосы, доходившие до бедер, и как следует выбранить. Она стряхнула прилипчивого аборигена, который пытался поцеловать ее левую ногу, и направилась к Сэму, чтобы извлечь его из женской толпы, но остановилась, услышав его смех.

Глядя на самодовольное лицо Сэма, она решила, что стружку нужно снять не с девушек, а с него. Он уже обнял двух красоток – естественно, самых смазливых – и улыбался им, когда они клали головы ему на плечи. Сэму это нравилось. Женщины вовсю виляли перед ним хвостами, заискивая и лебезя, а он упивался их обожанием.

Лолли от досады чуть не сплюнула, а он, должно быть, почувствовал на себе ее пристальный взгляд, потому что, смеясь, обернулся и посмотрел на нее. Лолли нахмурилась. Он пожал плечами с такой нарочитой невинностью, что ей понадобилась вся ее гордость и сила воли, чтобы остаться на месте, а не кинуться в толпу. При этом она еще не была уверена, кого ей хотелось разорвать на кусочки – местных красавиц или Сэма.

Кто-то дотронулся до ее руки, Лолли решила, что это один из аборигенов, и повернулась, намереваясь изобразить восторг, чтобы отплатить Сэму той же монетой. Рядом с ней стояла седовласая пожилая женщина. Волосы у нее были белее хлопка, лицо испещряли морщины, и в то же время маленькие черные глазки живо, даже озорно, блестели. Это была маленькая грузная женщина с огромным бюстом и короткими ножками, каких Лолли еще не видела. Ростом она была Лолли по плечо.

– Идем со мной, милая, – произнесла она, как показалось Лолли, с каким-то британским акцентом.

– Вы говорите по-английски! – Лолли готова была ее расцеловать.

– Не совсем. Здесь все считают, разрази их гром, что язык, на котором я говорю, вовсе не английский. Ну а теперь ступай за мной. Мне некогда разговаривать тут с тобой целый день. – Женщина повернулась и решительно зашагала в деревню по грязной тропе.

Лолли поспешила за ней.

– Надеюсь, это означает, что вы не охотники за головами?

– Этого еще не хватало, – бросила старуха через плечо.

– А вы сами местная? – спросила Лолли, разглядев в женщине все черты, характерные для аборигенов, включая три татуировки на руках и шее.

– Муж мой был из Лондона. Прекрасный человек был мой Гарри. Он служил матросом на «Королеве Виктории», самом лучшем корабле, разрази его гром, когда-либо бороздившем моря, и я прожила с ним в Лондоне пять лет. А потом мы вместе вернулись сюда. Его унесла лихорадка, будь она проклята. Случилось это в девяностом.

– Мне очень жаль.

Женщина остановилась и повернулась, подбоченившись.

– С чего бы это? Ты ведь никогда его не знала. Вот о чем тебе следовало бы пожалеть.

Лолли слегка опешила, а потом попыталась объяснить:

– Жаль, конечно, что я не знала его... хм, то есть я хочу сказать, мне жаль, что теперь вы одна. Ну, вы понимаете, жаль, что он умер.

– И вовсе я не одна. У меня пятнадцать детей, и еще тридцать восемь ребятишек называют меня бабушкой. Ни минутки не сижу одна, разрази меня гром, то и дело кто-нибудь под ногами вертится. Повернусь куда – глядь, один из них уже дергает меня за подол.

Лолли рассмеялась и тут только поняла, что даже не знает, как зовут эту женщину.

– Меня зовут Юлайли Грейс Лару, но для вас просто Лолли. А как ваше имя?

Женщина остановилась и медленно обернулась:

– Тебя зовут Лолли Лару?

Лолли кивнула. Женщина оглядела ее своими черными глазками с ног до головы.

– Тебе бы следовало пристрелить того олуха, который дал тебе имя неприличной танцовщицы. – Она покачала головой и продолжила: – Я Октубри, но ты можешь звать меня Оку.

– Куда мы идем, Оку?

– К королю.

– Вот как. – Лолли остановилась как вкопанная. – К королю?

– Ну конечно, к королю. Кто, по-твоему, правит в деревне – буйвол, что ли? Но пусть тебя это не беспокоит. Он обычный мужчина, разрази его гром, крушит всех направо и налево, чуть у него заболит живот.

Когда речь зашла о мужчинах, Лолли вспомнила о Сэме. Она обернулась и увидела, что Сэма тащат за ней все те же поклонницы. Лолли поспешила отвернуться, чтобы он не заметил, что она смотрит на него. Ей не хотелось доставлять ему удовольствие.

Оку привела ее на большой круг слева от деревни. Посреди круга стояли жители деревни, образуя плотное кольцо, ребятишки куда-то пялились в благоговейном ужасе, женщины перешептывались. Прозвучал удар гонга, аборигены внезапно расступились, открыв взору Лолли небольшой шалаш с каменной скамейкой. На скамейке сидел абориген, – наверное, это и был король.

Он курил черную маленькую трубку, из которой клубился дымок. Через плечо у него свешивалась длинная черная коса, а весь торс был покрыт татуировкой. Шею украшали четыре ожерелья из бетеля, кварца и лазурита, на конце длинной черной косы болтался пучок красных петушиных перьев. Маленький мальчик, стоявший сбоку, обмахивал его пальмовыми листьями. По другую руку стояли два охранника, вооруженные пиками и длинными кривыми ножами.

При ее приближении король поднялся, сверкнув металлом на бедре. Таких острых и огромных ножей, какой был привязан к ноге короля, Лолли еще не доводилось видеть. В руке он держал небольшой деревянный кружок, выкрашенный в темно-красный цвет. Король вскинул руку вверх, и Лолли подпрыгнула от неожиданности, но потом поняла, что он просто швырнул диск.

Закружившись, диск заскользил по нити, привязанной к пальцу, а когда нитка кончилась, так же крутясь вернулся по ней обратно. Ничего подобного Лолли в жизни не видела. Диск словно по волшебству поднимался и опускался. Потом король щелкнул по нити, и диск тут же оказался у него в руке. Глядя на Лолли пристальным взглядом, король вынул трубку изо рта и сунул мундштук в темную прорезь на щеке.

Лолли понимала, что неприлично пялиться на него, но любой на ее месте удивился бы, увидев, как человек засунул трубку в рот через прорезь в щеке. Он даже не удосужился погасить трубку, и она продолжала дымить возле его темного уха.

Оку подтолкнула Лолли, показав жестом, что ей следует подойти к королю. Лолли сделала глубокий вдох и направилась к нему. Ее догнал Сэм и пошел рядом. Лолли зашагала быстрее, выставив локоть. Ей не хотелось, чтобы Сэм первым дошел до короля.

Тут она больно ударилась босой ногой о камень и последние несколько шагов проскакала на одной ноге, не обращая внимания на насмешливое хмыканье Сэма. Она предстала перед королем босая, в мужской одежде, с опаленными волосами, но с несломленной гордостью. Лолли протянула руку.

– Мне приятно с вами познакомиться.

Король посмотрел на ее руку и протянул свою, ту, в которой был диск.

– Йо-йо, – сказал он.

Лолли нахмурилась, но повторила:

– Йо-йо.

– Йо-йо. – Он кивнул и улыбнулся, обнажив зубы странного рыжеватого цвета.

Король внимательно посмотрел ей в лицо и очень медленно обошел вокруг, время от времени останавливаясь, чтобы похлопать по ее волосам, плечам, даже пониже спины, так что Лолли чуть не завизжала.

– Возможно, они не охотники за головами... просто каннибалы, – прошептал Сэм краем рта.

В эту минуту над ними закружила Медуза и, мягко спланировав на голову Лолли, перепрыгнула ей на плечо.

– Я Медуза. Я майна. Сэм осел.

Жители деревни принялись шушукаться и в ужасе показывать на Медузу пальцами. Мояла что-то сказал королю, и, пока они были заняты разговором, Сэм опустил голову.

– Возможно, они добавят в котел эту птицу для аромата. Мясо у нее довольно соленое.

– Никакие они не каннибалы, Сэм. Оку сказала мне. Ты просто хочешь напугать меня.

– А разве она не одна из них?

Лолли кивнула и дала Медузе орех.

– И ты ей веришь? – спросил Сэм, лицо его выражало крайнее удивление.

Лолли сердито посмотрела на него. Тем временем король завершил свой обход и, остановившись перед пришельцами, обратился с речью к жителям деревни. Лолли не поняла ни слова из того, что он говорил, зато она поняла отвратительное слово, которое пробормотал Сэм. Она задохнулась от возмущения и посмотрела на него, но тут король облапил ее, как огромный медведь, и приподнял над землей. Подержав так немного, он опустил ее, и в ту же секунду рядом с ней оказалась Оку.

– Что происходит? – спросила Лолли, стараясь перекричать взревевшую толпу.

– Король только что объявил тебя своей приемной дочерью и назвал золотой принцессой.

– Меня? – Лолли удивленно показала на себя, но поймала взгляд Сэма и не смогла удержаться от улыбки. – Я принцесса, – сказала она ему, чуть задирая носик. – Королевская знать, а не обед.

– Возможно, королевский обед, – проговорил он с кривой улыбкой и сделал ошибку, наклонившись к Лолли. – Ух! – Он отшатнулся. – Проклятая птица чуть не клюнула меня.

Не обращая на Сэма внимания, Лолли протянула Медузе угощение:

– Вот, птичка моя, ешь орех, а не Сэма.

Хрясь! Хрум, хрум, хрум!

Сэм отвернулся от нее, вздрагивая от хруста. Лолли, вместо того чтобы смотреть на него, обернулась к королю, своему новому отцу. Тот, вынув трубку из щеки, пускал кольца дыма и слушал деревенских девушек. Лолли вытянулась в струнку, пытаясь понять, о чем идет речь.

– Идем со мной. – Чуть не вывернув Лолли руку, Оку потащила свою подопечную из толпы.

– А что будет с Сэмом?

Оку остановилась и посмотрела на нее. Обе оглянулись и посмотрели на Сэма. К нему снова слетелись девушки, не переставая хихикать. Одна из них, высокая красавица, украсила его голову венком из цветов. Сэм улыбался как дурак.

Лолли почувствовала внезапную потребность вернуться и вырвать его из кольца ласково поглаживающих женских рук. Однако она этого не сделала. Чем бы Сэм ни занимался – это ее не касается. Лолли высоко вздернула подбородок и отвернулась. Оку все время следила за ней, и под пристальным взглядом старой женщины Лолли немного поежилась. Ей вдруг показалось, что Оку может прочесть все ее мысли и узнать, что у нее творится в душе.

Сэм видел, как Лолли ушла со старухой. Золотая принцесса. Вот теперь они действительно попали в переделку. Народ этого племени не охотился за головами – Сэм это знал, – но благодаря испанцам не отличался особым дружелюбием к иноземцам. К Лолли они отнеслись прекрасно, а вот что касается его самого, то ему обрадовались только женщины. Тот тип, что звался Мояла, разговаривал теперь с королем, но Сэм не слышал ни слова из их беседы. По тому, как Мояла время от времени хмурился, глядя на Сэма, он решил, что ему готовится какая-то неприятность.

Сэм посмотрел в ту сторону, куда ушла Лолли. Их разделили, и это было весьма досадно, особенно на тот случай, если возникнет необходимость убраться отсюда побыстрее. «Золотая принцесса», – повторил он про себя, потирая заросший подбородок. А племя, как видно, суеверное. Это может сыграть ему на руку. Он потянулся к нагрудному карману, где хранился кисет. Возможно, только благодаря содержимому кисета они сумеют выпутаться из этой передряги. На всякий случай Сэм похлопал по карману, проверяя, все ли на месте. У него родился превосходный план.

Вслед за Оку Лолли поднялась по бамбуковой лестнице на площадку перед хижиной. С низкого карниза крыши свисали корзины, наполненные плодами манго, папайи, хлебного дерева и бананами. В корзинах в конце ряда наседки высиживали цыплят.

Оку распахнула бамбуковую дверь, и Лолли последовала за ней внутрь хижины. В полутьме горела единственная лампа, сооруженная из большой овальной морской раковины, с веревочным фитилем. Оку зажгла еще пять таких же ламп, переходя от одной к другой, и в хижине стало светло как днем. Лолли медленно поворачивалась, удивленно рассматривая вещи, которые никак не ожидала увидеть в хижине аборигена.

Все стены лачуги были уставлены викторианскими вещами. У дверей, как охранники с плюмажем, стояли гигантские медные урны, ростом с Оку, наполненные разноцветными павлиньими перьями. Вдоль левой стены, футов на десять, вытянулся огромный английский дубовый буфет с тремя зеркалами, на его полированных полках разместились серебряные вещи, включая супницу и полный чайный сервиз. Они были начищены до блеска и сияли великолепием в убогой хижине.

Рядом с буфетом стояли софа и кресло из красного дерева, обитые темно-розовым гобеленом, и бересклетовый столик с мраморной столешницей, а на нем раскрашенная лампа в форме дельфина с абажуром красного стекла, по краю которого позвякивали цветные подвески. На другом квадратном столе, покрытом алой скатертью с шестидюймовой золотой бахромой, разместились по крайней мере штук двадцать часов.

Лолли подошла к ним. Там были медные башенные часы, французские каретные часы с рисованными портретами Наполеона, часы в виде пушки, циферблат которых был вделан в колесо лафета, многочисленные немецкие фарфоровые часы всех видов и размеров. Все они были установлены на разное время. Внезапно самые необычные часы начали отбивать время, наигрывая мелодию «Зеленые рукава»[7], при этом их верхушка вращалась.

Часы представляли собой черный эмалевый цилиндр, инкрустированный золотом и перламутром. В центре цилиндра находилось медное с позолотой солнце, верхушка тоже была медной, тонкой работы. Вокруг солнца медленно вращалась маленькая земля, а когда двигалась верхушка, получалось, что вокруг земли вращается также маленькая луна. Такой прелестной вещицы Лолли еще не видела. Мелодия закончилась, и тут же другие часы заиграли шотландскую песню «Доброе старое время».

– Они великолепны, – сказала Лолли.

Оку улыбнулась и подошла к ней. Когда одни часы заканчивали играть, другие сразу начинали, а женщины стояли и смотрели на них, пока не была сыграна последняя мелодия. Отзвучала последняя нотка, и Оку, взяв Лолли за руку, повела ее мимо огромной кровати под балдахином к разноцветной ширме. Старуха сложила ширму, и там оказалась самая чудесная вещь, которую Лолли не видела уже много недель.

– Ванна! – Лолли обернулась к старухе с надеждой во взгляде.

– Ты так и собираешься стоять, как Биг Бен, разрази его гром, или все-таки скинешь свои тряпки?

Лолли понадобилось двадцать секунд, чтобы раздеться, два часа, чтобы отмокнуть в ванной и остыть, полчаса, чтобы одеться в одежду местных жительниц, которую принесла ей Оку, и пять секунд, чтобы понять: Сэму пришел конец.

Глава 26

Превосходный план Сэма провалился. Он пытался выдернуть запястья из толстых пеньковых веревок. Безуспешно. Пытался ослабить веревки на лодыжках, но путы оказались такие же крепкие, как те, которыми были привязаны его руки к бамбуковому шесту за спиной.

Он взглянул на аборигенов, толпившихся неподалеку. Мояла был в центре внимания: хвастаясь, он демонстрировал всем стеклянный глаз Сэма. Когда Сэм был в Африке, этот трюк срабатывал. Ему тогда удалось убедить воинов одного африканского племени, что он бог, стоило вынуть глаз и перебросить с руки на руку, как мячик. А вот сейчас ничего не получилось.

Этот проклятый Мояла разразился неистово гневной речью, и не успел Сэм опомниться, как его привязали к бамбуковому шесту, а стеклянный глаз оказался в руках вороватого Моялы.

– Сэм! – К нему бежала Лолли. – О, Сэм! – Она налетела на него с разбегу так, что он даже задохнулся, обвилась вокруг него, как плющ, и забубнила, уткнувшись ему в грудь: – Они собираются убить тебя!

– Я понял это, увидев штуковину, которую они сооружают вон там.

Лолли заглянула ему через плечо и увидела группу мужчин, которые строили то, что Сэм принял за подобие катапульты.

– Похоже, они собираются швырнуть меня через пропасть. Падать придется долго.

Он снова засвистел, как тогда у моста, когда хотел ее напугать. Не думал он, что шутка обернется против него. Лолли отпрянула:

– Как ты можешь шутить? Это вовсе не смешно!

– Зато я умру смеясь.

Он попытался криво улыбнуться, но не смог, когда увидел ее лицо. Лолли, похоже, была готова расплакаться. Она наклонила голову и часто дышала, охваченная дрожью. Видно, ей приходилось нелегко.

– Я просто подумала...

Да, Сэм удостоверился, что ей нелегко.

– Это я виновата, что ты здесь. – Она подняла на него глаза. – Последние несколько недель у тебя были сплошные неприятности из-за меня, да?

– Зато мне не было скучно. – Он слегка улыбнулся, глядя на ее склоненную голову.

– Как бы мне хотелось... – Лолли замолкла и подняла голову, обреченность на ее лице внезапно сменилась чем-то более вдохновенным.

Сэм почуял недоброе. Лолли окинула взглядом деревню, затем посмотрела на трон короля.

– Где король?

– Твой новый папочка?

– Нет, серьезно, Сэм, где он?

– В самой большой хижине, вон там. – Сэм показал кивком головы.

– Я сейчас вернусь, – пообещала Лолли и направилась к хижине, но потом вдруг остановилась и, вернувшись, подошла к Сэму вплотную. Она положила ладони ему на грудь и посмотрела в лицо, ее мордашка выражала решительность. – Ты не умрешь. – С этими словами она повернулась и, вздернув подбородок выше некуда, зашагала к королевским покоям, как генерал-победитель.

Сэм смотрел ей вслед. Она намеревалась спасти его тем, что примется учить уму-разуму вождя племени – разговор наверняка будет короткий. Сэм снова постарался высвободить руки. Веревки не поддались. Сэм посмотрел на катапульту и пришел к единственному выводу: он все-таки умрет.

Лолли сделала глубокий вдох и перешагнула порог королевской хижины. Она оказалась в огромной комнате, заполненной людьми. Король сидел в большом плетеном кресле, украшенном красными перьями, ракушками и прочим. Стоило Лолли войти, как шум стих, и жители деревни расступились, давая ей дорогу к королю. Стараясь держаться так, будто она нисколько не напугана, она зашагала по проходу. Король не сводил с нее глаз, а когда Лолли остановилась перед ним, он молча ждал, что она скажет.

– Йо-йо, – произнесла Лолли, решив, что для начала нужно поздороваться.

Король взглянул на нее, потом протянул руку и взял со стола, стоявшего рядом, деревянный диск. Подняв деревяшку на ладони, он кивнул:

– Йо-йо.

По комнате пролетел шумок, и Лолли тут же ощутила чье-то присутствие. Рядом с ней стояла Оку.

– Что, разрази тебя гром, ты делаешь?

– Спасаю Сэма, – прошептала Лолли. – Как?

– Я еще сама не знаю, но, пожалуйста, скажи королю, что Сэм неопасен.

Оку заговорила, но не успела она закончить, как вперед вышел Мояла и что-то произнес. Затем он протянул руку и показал королю какой-то предмет.

– Глаз! – Лолли обернулась к Оку. – У него глаз Сэма.

Старуха посмотрела на Лолли так, будто та сошла с ума.

– Его стеклянный глаз, – объяснила Лолли. – Отбери у него.

Оку заговорила – Мояла возражал. Король просто сидел и молчал. Тогда Лолли ткнула локтем старуху:

– Ладно, забудь пока о глазе. Скажи, что Сэма нельзя трогать. Он мой друг.

Оку заговорила, и комнату наполнили возгласы удивления. Потом все зашептались. Мояла окончательно разъярился. Король поднял руку, и все стихли. У Лолли появилось дурное предчувствие.

– Они всегда так взбудоражены?

– Ты ведь хочешь спасти его?

Лолли кивнула.

– Я сказала им, что он... хм... немного больше чем друг.

– Ну и ладно. Все, что угодно, лишь бы спасти его.

– Все, что угодно?

Лолли снова кивнула.

– Я сказала им, что ты хочешь разделить с ним одеяло.

Лолли удивленно посмотрела на нее:

– Ну ладно, я поделюсь с ним одеялом и вообще чем угодно. Я обязана ему жизнью.

– Боже ты мой, я сказала им, что ты хочешь взять его в свои дружки. Ну, понимаешь? Все равно что в мужья.

– О Господи... – Лолли призадумалась, а через мгновение ее рот растянулся в хитрой и в то же время торжествующей улыбке. – Хорошо, Оку. Ты сделала все, что в твоих силах.

Лолли постаралась не выдать своей радости. Оку пожала плечами, но прежде чем Лолли добавила хоть слово, дочери короля опустились перед ним на колени и заговорили все разом.

– Что происходит? – прошептала Лолли, обращаясь к старухе.

– Они тоже хотят его.

Вождь племени поднялся, и в комнате снова наступила тишина. Он объявил свое решение, дотрагиваясь до голов дочерей. Потом он подошел к Лолли и дотронулся до ее головы. Жители деревни издали радостные возгласы, и многие из них ушли.

– Оку, что происходит? Я получила его?

– Не совсем.

– Что значит – не совсем?

– Тебе придется выиграть его.

– Выиграть? Как?

– В играх. Ступай, поблагодари его. – Оку кивком головы показала на вождя, который выжидательно поглядывал на Лолли.

– А как мне его поблагодарить?

– Саламат.

Лолли подошла к вождю и склонила голову.

– Саллимот, – произнесла она и, подняв голову, увидела краснозубую улыбку. Решив сделать свою благодарность более весомой, она прошептала: – Йо-йо, – и сразу отступила.

Вождь нахмурился и, подняв деревянный диск, пустил его по нитке.

– Йо-йо, – сказал он, кивнув.

Схватив Лолли за руку, Оку силком увела ее из хижины, сообщив на ходу, что игры начнутся в полдень, всего через час.

Последний час Сэм тер веревки об узел бамбукового шеста. Ему понадобилось всего несколько минут, чтобы прийти к следующему выводу: вручить свою судьбу в руки Лолли Лару равносильно самоубийству. Сэм знал, что единственный способ получить свободу – это добыть ее самому. Именно тогда он и обнаружил твердый узел на шесте. Натянув веревки изо всех сил, он тер их снова и снова об одно и то же место. Грубые нити пеньки медленно, но верно поддавались.

Вот еще одна нить лопнула, и Сэм улыбнулся. Дело спорилось.

Вокруг суетились жители деревни, а вскоре они начали выстраиваться в ряды, оставив широкую дорогу прямо перед ним. Некоторые мужчины под руководством Моялы размечали на грязи сектора, используя для этого бамбуковые шесты. Сэм перестал тереть веревки, пока не убедился, что на него никто не обращает внимания. Наблюдая за действиями аборигенов, он никак не мог определить, для чего нужны эти ряды и круги.

Наконец он понял, что перед ним импровизированная арена, в дальний конец которой вывели шесть буйволов. Под звук деревенского гонга сквозь толпу прошел король со своей свитой. За королем шли пятеро дочерей, а замыкала шествие еще одна дочь, сама золотая принцесса Лолли Лару.

На ней были накидки в яркую полоску, точно такие, как у местных жительниц. Проходя мимо Сэма, она разговаривала со старой женщиной, Оку, кажется. Словно почуяв что-то, она посмотрела на Сэма, и лицо ее приняло обеспокоенное выражение. Бросив свиту, она подошла к нему.

– У меня только секунда, – прошептала Лолли. – Не волнуйся, Сэм, я тебя выручу.

– Что происходит? – Он мотнул головой в сторону грязной арены.

– Какой-то турнир. Мне нужно выиграть в каждом состязании, и тогда ты будешь как бы свободен.

– Что значит «как бы»?

– Мне пора идти, Оку зовет. – Лолли заторопилась прочь, но, сделав несколько шагов, остановилась и оглянулась. – Не беспокойся, Сэм, я знаю, что справлюсь. Я тебя не подведу.

Глядя на ее вздернутый подбородок и серьезное личико, преисполненное решимости, Сэм чуть не расхохотался, но в глубине души почему-то поверил ей, хотя понимал, что это глупо. Впрочем, теперь уже было все равно, потому что в эту секунду он сумел разорвать веревки. Все, что ему было нужно, – это отвлечь от себя внимание и, улучив момент, схватить Лолли.

Сэм начал выжидать.

Через десять минут Лолли уже скакала на буйволе, больно шлепаясь на его костистую спину. Она вцепилась в веревку, обмотанную вокруг рогов животного, а ноги сомкнула на его шее и держалась что было сил, мчась неизвестно куда. Она даже боялась взглянуть на Сэма или Оку, которая исполнила роль ее погонялыцика – человека, который на старте заставлял животное бежать.

Буйвол несся вперед, стуча копытами, а ее маленькое тельце все время подпрыгивало, но Лолли так крепко держала веревку, что никакая сила не смогла бы вырвать ее из рук. Откуда-то сбоку доносились приветственные возгласы зрителей, но ее скакун так лихо мчался вперед, что Лолли ничего не могла разглядеть, кроме размытых цветных пятен. Господи, а эти животные могут бежать, если захотят.

Вокруг поднялся невообразимый рев, и буйвол остановился, причем так внезапно, что Лолли чуть не перелетела через рога. Лолли встряхнула головой и снова начала видеть. В мгновение ока двое аборигенов стащили ее вниз, и она оказалась на твердой земле, прежде чем остальные буйволы с громким топотом пересекли линию финиша. Последней достигла финиша совсем юная девчушка, на вид лет пятнадцати, – от следующих состязаний ее отстранили. По словам Оку, весь турнир соблюдается одно правило – на каждом состязании проигравшая участница выбывает из игры.

– Неплохо, разрази тебя гром! Ты осталась! – воскликнула Оку, подбегая к Лолли и обнимая ее.

Лолли откинула волосы со лба, ее еще немного покачивало.

– Вот уж не думала, что они умеют так скакать.

Оку что-то пробормотала.

– Что? – переспросила Лолли.

– Ничего. – Оку сунула руку в карман и отвела взгляд.

– Я ведь победила, правда? – Лолли снова обняла Оку.

Старуха заулыбалась.

– Конечно, разрази меня гром. – И она похлопала Лолли по спине.

– Ой! – Лолли отпрыгнула в сторону, повернулась и схватила Оку за руку.

Когда она повернула старухину ладонь кверху, то увидела длинную острую иглу, прикрепленную к пальцу ниткой. Лолли нахмурилась. Оку сжала кулак и спрятала его за спину.

– Нужно же было заставить это животное бежать, разрази его гром!

– Ты сжульничала.

– Нет, я его подстегнула, как и должна была сделать. – Лицо старухи приняло упрямое выражение.

Лолли посмотрела на Сэма. Вид у него был удивленный. Она улыбнулась, чуть выше вздернула голову и взмахом руки дала ему понять: «Я сделала это!» Ему совсем не обязательно знать об иголке, особенно если речь идет о жизни и смерти. Его жизни и смерти.

В следующем состязании, которое называлось «линдутан», или рукопожатие, Лолли была второй, но все равно осталась в игре. Старшая дочь, Мари, с такой силой сжала Лолли руку, что чуть не сломала ей пальцы. Мари была самой хорошенькой из дочерей короля, и она вовсю старалась заполучить Сэма. Одна эта мысль прибавила Лолли сил и позволила ей продержаться до конца состязания.

В следующем туре, который почему-то назывался «Сан-Хуан», участницы швырялись грязью. Лолли так сильно хотелось попасть комком грязи в свою соперницу, что она даже не закрыла глаза и, припомнив совет Сэма, целилась на три фута левее. Лолли ни разу не промахнулась.

Участницам позволили привести себя в порядок – Оку была тут как тут с водой и тряпками и подбадривающими замечаниями. Участниц посадили за стол для «бювал парэ», предпоследней игры. С самого начала этот тур беспокоил Лолли больше всего. Она не знала, что собой представляет эта игра, и понимала, что оставшиеся две соперницы имеют перед ней преимущество – многолетний опыт. Тут Лолли вспомнила, сколько раз Сэм спасал ее, и сказала себе, что теперь пришел ее черед помочь ему и что она справится, каким бы трудным делом это ни оказалось.

К столу подошел король и высыпал на середину пригоршню палочек. Лолли заулыбалась. Ее шансы на победу только что увеличились в десятки раз. Это был местный вариант игры «подхвати палочку», в которую она играла долгие одинокие часы, проведенные в детской Гикори-Хаус. Это была одна из немногих игр, в которую ребенок может играть один.

Лолли победила и в этом состязании. Осталось еще одно.

Мари и Лолли стояли в ожидании начала. Это будет последний тур. Вперед вышла Оку и объяснила Лолли, что ей предстояло сделать. Старуха держала в руке маленький коробок, который и отдала Лолли с объяснениями. Лолли приоткрыла крышку и чуть было не отшвырнула его с громким визгом. Она поспешно захлопнула крышку. В коробке сидел таракан, которого ей предстояло заставить бежать наперегонки с тараканом соперницы, подбадривая его криками и щекоткой.

– Оку, я не могу этого сделать.

– Тогда Сэм достанется Мари, – спокойно ответила старуха.

Девушка проследила за взглядом Оку, которая смотрела на дочь короля. Такой красавицы ей еще не доводилось встречать. У нее были длинные блестящие черные волосы, доходившие до колен. Лолли дотронулась до неровных концов своей опаленной шевелюры и вздохнула. Мари была высокой и стройной, с пышным бюстом. В голове Лолли промелькнул разговор Сэма с его другом. Она решительно направилась к старту.

Участницы опустились на колени, держа наготове коробочки с насекомыми. Лолли подняла глаза на Сэма. Он разговаривал с Оку и при этом тряс головой. Интересно, не о ней ли идет речь, подумала Лолли.

Вероятно, Сэм не верил, что она справится. Она тут же зспомнила, как он сидел, разъяренный, с миской риса на голове, и вынуждена была признать, что у него были причины для неверия – так называемое крещение рисом хотя бы. Но это случилось давно. Она надеялась, что той Лолли Лару больше не существует.

Лолли приподняла крышку и поморщилась. Черная мерзкая тварь. Рядом стоял абориген с копьем в руке. Когда копье вонзится в землю, начнутся бега. Лолли посмотрела на Мари, которая поглаживала таракана, как домашнего любимца.

У Лолли свело живот, по спине побежали мурашки. Тараканы отвратительны.

Копье вонзилось в землю. Мари защекотала таракана, засвистела, подгоняя его вперед. Лолли набрала побольше воздуха, закрыла глаза и дотронулась до таракана. Он побежал по ее пальцу.

Лолли завизжала так, что чуть не обрушились небеса. Насекомое как ветром сдуло. Наконец визг Лолли затих и перешел в стон. Она перестала дрожать, открыла глаза и увидела, что ее черный жук копошится в грязи на добрых три фута за финишной линией. Она снова победила, и она спасла Сэма.

Вокруг нее сомкнулась толпа зрителей и куда-то потащила. Лолли смеялась, улыбалась, чувствуя небывалый подъем. Она победила! Расталкивая толпу, она пробиралась к Сэму, выкрикивая его имя:

– Сэм! Сэм!

Достигнув края толпы, она вылезла из нее с гордой улыбкой на лице.

Сэм исчез.

Глава 27

Оку тащила Лолли вниз по крутой грубой лестнице, высеченной прямо в скале.

– Куда ты меня ведешь?

– Ок! Тихо! Ах ты, маленькая заноза, разрази тебя гром! – проговорила Медуза, сидя на голове Оку.

– Тс-с, Медуза! – прикрикнула Лолли на птицу, сердито глядя в затылок старухи. – Я вижу, она приобрела новый голос.

– Заставь этого голубя замолчать, разрази его гром. Мы почти пришли. – Оку сильнее потянула за руку Лолли, и они буквально бегом помчались по длиннющей лестнице, наверное, в тысячу ступенек. – Пока Мояла дал всем работу, тебе нужно поскорее убраться прочь, разрази тебя гром.

Лолли следовала за Оку по ступеням, ведущим на дно ущелья. Вскоре она увидела реку, небольшую каменистую пристань и примитивную лодку. По пристани выхаживал Сэм. Увидев женщин, он остановился.

– Пошевеливайся!

– Ок! А вот и Сэм. Несите лопату для маленькой занозы, разрази ее гром!

– Проклятая птица, – пробормотал Сэм.

Лолли хотела остановиться, но Оку протащила ее по плоской гранитной плите. Не успела она и глазом моргнуть, как Сэм перенес ее в лодку.

– Чего ты там застряла? И разве нельзя было оставить эту чертову птицу? – сердито бросил Сэм, прежде чем отвязать лодку.

– Держи. – Оку наклонилась к воде и сунула что-то в руку Сэма. – Храни свою драгоценность ближе к сердцу. И никогда не ставь на кон то, что не хочешь потерять, если ты понял, куда я клоню. – Оку вернула Сэму его стеклянный глаз, который тут же был убран в кисет.

– Спасибо. – Он обернулся и посмотрел на Лолли долгим странным взглядом, потом взялся за весло. – Я тебя понял, женщина.

Он бросил сердитый взгляд на Лолли.

– Да сядешь ты наконец, чтобы мы могли убраться отсюда? – рявкнул он, отвернулся и чем-то занялся.

Лолли стояла в лодке огорошенная, не понимая, какое он имеет право сердиться. Это ей следовало рассердиться, ведь она прошла через все эти ужасные соревнования, чтобы спасти его, когда все это время он мог убежать. Ко всему прочему он не видел, как она выиграла последнюю игру. Лолли вздрогнула, вновь почувствовав на руке того ужасного таракана. Потом она подумала, каким тоном он сейчас с ней говорил – злым, высокомерным, уничижительным.

Сэм обернулся. Лолли ударила его в скулу изо всей силы.

– Черт возьми!

Лодка наклонилась и перевернулась, Сэм и Лолли полетели в воду. Лолли начала двигать руками, как учил ее Сэм, но он схватил ее за одежду и вытянул на пристань. Он буквально выволок ее на каменный уступ, отнюдь не нежно, и перевернул лодку.

– Забирайся... немедленно. – Он был в ярости.

Что ж, она тоже не слишком рада этой встрече. Вздернув носик, Лолли шагнула в лодку.

– Садись!

Сэм замотал головой, стряхивая воду, и тоже забрался в лодку. Он свирепо посмотрел на Лолли. Она ответила ему тем же.

– Успеете подраться потом, разрази вас гром. Уезжайте! – закричала Оку, указывая на лестницу, по которой быстро спускалась большая группа аборигенов с факелами в руках.

Лолли забрала у старухи Медузу и села, но не забыла одарить Сэма самым уничтожающим взглядом.

Он оттолкнулся от берега. Лолли повернулась к старухе, желая поблагодарить ее, сказать что-то, только не «до свидания».

– А как же вы? – спросила она, указывая на приближавшуюся толпу.

Оку ухмыльнулась и махнула рукой, чтобы они плыли.

– Меня они не тронут. – Она рассмеялась. – Я мать короля, разрази его гром! – Она послала Лолли воздушный поцелуй и долго махала вслед, потом лодку подхватило течение и понесло вниз.

Полчаса спустя Медуза сидела на борту дрейфующей лодки, распевая «Правь, Британия, морями». Сэм и Лолли сидели на противоположных концах лодки и пытались испепелить друг друга взглядами. Лолли чувствовала, что еще немного – и она победит.

Сэм развалился на носу лодки, держась руками за края, он вытянул длинные ноги перед собой, положив сапоги на небольшое сиденье в центре лодки. Он потер рукой темный колючий подбородок, сердито поглядывая на Лолли.

– Надеюсь, тебе больно. – Она вздернула носик и отвернулась.

– Какого черта ты злишься?

– Потому что я спасла тебя!

– Ну и что?

Лолли медленно повернулась и посмотрела ему в лицо.

– Как это – ну и что? У тебя не ноет спина после скачек на одной из тех... рогатых коров. Твою руку не пыталась раздробить какая-то чокнувшаяся от любви девчонка. В тебя не швыряли комьями грязи, сопровождая это дикими воплями. Ах ты, проклятый янки! Тебе не пришлось щекотать мерзкого таракана! – Ее передернуло.

– Ты все сказала? – Он даже бровью не повел, просто сидел и ухмылялся.

– Нет! Я ненавижу тебя, Сэм. По-настоящему ненавижу.

– Тогда зачем ты меня спасала? – Он, как видно, получал удовольствие от этого разговора, и Лолли еще больше рассердилась.

– Потому что я думала, на этот раз ты нуждаешься в помощи!

– Наверное, так и было.

– Нет, не было, проклятый янки. Я сражалась за тебя, а ты уже был на свободе к тому времени, когда я победила всех.

– Ок! Проклятый янки!

– Ш-ш-ш! Тихо, Медуза. – Лолли нахмурилась. – Кстати, а как ты освободился?

– Я тер веревки о бамбуковый шест, пока они не лопнули.

– Ты думал, что я не справлюсь, да? Я так старалась, сосредоточилась, как ты советовал, настроилась по-боевому, а ты все время считал, что я не справлюсь.

– Послушай, Лолли...

– Никаких «послушай, Лолли». Ты... ты... – Она замолчала, потому что ее внимание привлек какой-то далекий звук. Лолли бросила взгляд за плечо Сэма. – Сэм!

– Ну?

– А мы, случайно, не направляемся к водопаду?

Сэм подскочил как ужаленный и быстро оглянулся.

– Вот черт! – Он схватил весло и с силой ударил им по воде, пытаясь вывести лодку из течения. – Берись за второе весло и пытайся замедлить ход лодки!

Лолли сунула весло в воду. Течение было такое сильное, что ей с великим трудом удавалось удерживать весло прямо. Вода увлекала утлую лодчонку за собой, и она то замедляла ход, то вдруг снова набирала скорость. Каждый раз, когда это случалось, Сэм начинал ругаться.

Река текла все быстрее, рев воды становился все громче, впереди их ждал водопад шириной с деревню, которую они только что покинули. Лодка сотрясалась и раскачивалась – от этого движения Лолли всегда становилось плохо. На этот раз она была слишком напугана, чтобы почувствовать тошноту.

С громким треском сломалось весло Сэма. Он выругался, швырнул обломок в реку и выхватил у Лолли ее весло. Через несколько секунд и оно тоже сломалось. Оставалось только смотреть на приближавшийся порог.

– Сэм!

– Что?

– Мы умрем?

Он обернулся и посмотрел на нее. Лодка набирала скорость.

– Из этой передряги, Лоллипоп, я не смогу нас выпутать.

Лолли взглянула на Медузу и протянула к ней руку:

– Ты моя милая птичка... – Сэм фыркнул. Лолли, не обращая на него внимания, подняла майну над головой: – Лети! Возвращайся к Джиму, Медуза.

Она подбросила птицу, и та взмыла вверх, покружила немного и полетела к деревьям.

Лолли смотрела на Сэма. Совсем скоро им предстояло умереть, а он сидел напротив нее, и его суровое красивое лицо оставалось совершенно бесстрастным. Интересно, о чем он сейчас думает.

– Сэм!

– Что?

– Я люблю тебя.

Он закрыл единственный глаз и на секунду опустил голову.

– Прости, что ударила тебя.

– Лолли... я...

Течение стало таким сильным, что лодка мчалась вперед с головокружительной скоростью.

– Что? – Она вцепилась в края лодки.

Он глубоко вздохнул, словно решаясь на что-то.

– Я сказал тебе неправду. Для меня это был не просто хороший секс. Я сказал так только для того, чтобы прекратить наши отношения, пока они не зашли слишком далеко. Мы с тобой чересчур разные. Я дворняжка, трущобная дворняжка, а ты голубых кровей.

– Мне все равно, Сэм. Я люблю тебя.

Лодка зачерпнула воды и закружилась. Он вцепился в борта так, что побелели пальцы, и ни на секунду не отрывал взгляда от ее лица.

– Да. Я тоже.

– Ты серьезно это говоришь?

Лодку вновь закружило, а Лолли еще крепче вцепилась в борта, стремясь услышать его ответ.

– Да.

– О, Сэм. Ты мне так был нужен.

Сэм невесело хохотнул.

– Это точно. Я еще не встречал ни одного человека, которого приходилось бы так часто спасать, как тебя. – Он помолчал, глядя на воду, а потом, чувствуя неловкость, признался: – Я действительно тебя ревновал.

– Хорошо. – Она улыбнулась, но ее улыбка тут же померкла, потому что она вспомнила об одном неосуществленном желании. – Я мечтала завести с тобой детей, Сэм.

– Проклятие, Лолли! Я ведь говорил тебе, что я не герой романа. Я не могу ответить тебе тем же.

– Я люблю тебя, Сэм! – закричала она, перекрывая рев воды.

Сэм молчал.

– Скажи что-нибудь, прошу тебя! Мы сейчас умрем! – завопила Лолли.

Сэм набрал побольше воздуха и закричал во все горло:

– Я потерял глаз, когда попал в плен в Анголе во время восстания! Мне было двадцать пять, и я был послан армией в эту страну. Меня пытали, чтобы узнать, где находится лидер восставших, на чьей стороне было правительство США. Я отказался говорить. Они лишили меня глаза, прежде чем я был вызволен из плена. Никто не знал, что Соединенные Штаты в этом участвуют. Меня выручил Джим, нарушив все приказы. – Он не смотрел на Лолли.

– И все равно я люблю тебя, Сэм!

– Черт возьми... – Он разозлился. Посмотрев на Лолли, он произнес с обреченным вздохом: – Я бы тоже завел с тобой детей.

– Что?

– Я сказал, что тоже завел бы с тобой детей! – Он пододвинулся к ней и дотронулся до ее щеки.

– Я хотела, чтобы ты меня снова любил, – призналась Лолли, – как той ночью в пещере.

На его лице появилась ленивая улыбка.

– И я хотел... еще.

– О, Сэм, – она положила ладони на его руку, – я хотела засыпая видеть твое лицо и просыпаться каждое утро в твоих объятиях.

– Иди сюда! – прокричал он, раскрывая объятия.

Лолли тут же прильнула к нему.

– Ты мой герой.

– А ты... вот черт, – пробормотал он.

– Что?

Он посмотрел на нее:

– Я чуть не сказал: «Ты мое сердце».

– А это так?

– Да.

Она оторвала взгляд от его лица и посмотрела в сторону порога, до которого оставалось каких-то двадцать футов.

– Иди ко мне, Лоллипоп. – Он положил руку ей на затылок и притянул к себе, так что ее губы оказались возле его губ. – Если я сейчас умру, то по крайней мере так, как хочу умереть.

Он крепко поцеловал ее, и они взмыли над порогом.

Лолли почувствовала холод, леденящий холод. Руки Сэма больше не обнимали ее, не защищали. Тут на нее накатила жаркая волна, которая обожгла ей спину и плечи. Что-то тяжелое, возможно, сама смерть, надавливало на нее снова и снова.

– Дыши, черт возьми! Дыши!

Откуда-то издалека до нее донесся голос Сэма:

– Борись! Проклятие! Ты же боролась за меня! Вот и теперь поборись за меня! Дыши!

Она должна дышать... кто-то перевернул ее на спину. Теперь тепло обожгло грудь. Какая-то тяжесть навалилась ей на живот. Затем она услышала Сэма, на этот раз совсем близко:

– Дыши, безмозглая чертовка!

Ее губ коснулось его дыхание. Сэм... ее Сэм. Лолли закашлялась, подавилась, из ее рта хлынула вода, словно в груди забил фонтан. Кто-то перевернул ее на живот, пока она откашливалась. К мокрому лицу прилип песок. Она повернула голову и услышала голос Сэма:

– Бог все-таки есть.

Лолли несколько раз медленно вдохнула полной грудью. Каждый ее мускул был как мертвый, высушенный. Она все еще не открывала глаз, но прежняя тьма исчезла, сквозь веки пробивался свет. Теплая волна, опалившая ее, оказалась солнцем. Теперь она его почувствовала. А еще она ощутила мокрую ткань своей одежды, песок под собой и присутствие Сэма, который сидел рядом с ней на коленях.

– Я говорила, чтобы ты не называл меня так, проклятый янки, – с трудом прохрипела она.

– Но ведь это помогло, правда? – По голосу стало ясно, что Сэм улыбается.

Лолли собралась с силами и перевернулась. Солнце хлынуло ей в глаза, она застонала и прикрыла их рукой, не беспокоясь о прилипшем песке. Закрытые веки тут же обсыпало песком. Но Лолли радовалась уже тому, что чувствует все это.

– Мы живы?

– Во всяком случае, были живы, когда я в последний раз смотрел.

– Хм. – Она пару раз глубоко вдохнула и попыталась сесть.

Голова загудела, Лолли поднесла руку к левому виску и застонала. Ее поддержали руки Сэма.

– Осторожно. Я помогу.

Лолли открыла один глаз и первое, что увидела перед собой, – одноглазую физиономию Сэма. В одну секунду она поняла, что он только что пережил. А потом его лицо приняло бесстрастное циничное выражение. Сэм отпустил ее и принялся оглядывать песчаный берег.

Все случилось так быстро, что Лолли даже не была уверена, видела ли она тревогу в его взгляде. Она вспомнила все его признания и посмотрела на него. Он сидел, повернувшись к ней спиной, но шея у него была красная, ярко-красная, как в тот раз в ее бунгало, когда Медуза повторила его слова. Сэм был смущен.

Лолли охватила безумная радость, и она улыбнулась, с трудом подавив желание напеть победный марш. Надо бы все-таки как-то приободрить его, но тут Лолли вспомнила тараканьи бега. Она сосчитала до тысячи и только потом произнесла:

– Я люблю тебя, Сэм.

Молчание.

– Проклятый янки...

Он медленно повернулся и посмотрел ей в глаза:

– Я тоже.

– Скажи это.

– Я только что сказал.

– Вовсе нет. Ты сказал: «Я тоже».

– Это все равно.

– Нет, не все равно. Скажи, или я...

– Что? Снова двинешь меня в челюсть?

– Кстати, совсем забыла... – Она размахнулась и всадила кулачок прямо ему в мускулистый живот.

– Будь оно все проклято! – Он сердито посмотрел на нее, потирая живот. – Какого черта ты это сделала?

– Не смей больше никогда называть меня безмозглой чертовкой. – Она смахнула песок и стала поворачивать кисть руки в разные стороны, разминая.

– Ладно. Обещаю. Я больше никогда не назову тебя так. – Он схватил ее за плечи. – А теперь заткнись! – И он страстно поцеловал ее.

Лолли приникла к нему и крепко обняла.

– Господи, Лолли. – Он начал срывать с нее одежду.

Она торопливо задергала его рубаху, стараясь прикоснуться к обнаженной коже. Он зажал ее лицо между ладонями и опрокинул на песок, закрыв своим телом и прильнув к ее губам.

Лолли вцепилась в его мокрую шевелюру обеими руками и потянула, оборвав их поцелуй.

– Люби меня, Сэм. Прямо сейчас. Пожалуйста.

Он сорвал с нее одежду прежде, чем она успела освободить от рубахи его плечи. От пылких ласк она вся извивалась в его руках.

– Пожалуйста.

Он скинул с себя брюки и опустился перед ней на колени в одно мгновение. Долго, неторопливо овладевал ее телом. Застонав, пробормотал:

– Горячее блаженство...

Обхватив маленькое тело, он посадил ее к себе на колени и, придерживая одной рукой за спину, а вторую положив ей на затылок, продолжал целовать. Его бедра ни на секунду не переставали двигаться, даже когда она забилась в его руках в третий раз. Потом вдруг движения участились, он крепче сжал ее в объятиях.

– Господи! – Последний толчок, и он упал спиной на песок, увлекая за собой Лолли.

Она не представляла, сколько времени они пролежали так, сколько времени понадобилось обоим, чтобы отдышаться. Лолли вздохнула и потерлась щекой о его грудь.

– Я люблю тебя, Сэм.

Он промолчал, а она, подперев подбородок, наблюдала за ним. Через несколько секунд он поднял голову и взглянул на нее. Лолли улыбнулась.

– Ладно. – Он уронил голову на песок и завопил: – Я люблю тебя, черт возьми!

Он притянул ее голову к себе, чтобы поцеловать, но Лолли уперлась ладонями ему в грудь и увернулась.

– Почему?

– Что, черт возьми, значит твое «почему»?

– Почему ты меня любишь?

– Потому, что у Бога есть чувство юмора. – И он снова припал к ее губам.

Глава 28

Через неделю, с опозданием на полмесяца, они въехали в Санта-Крус, сидя в птичьем фургоне. Прошло два дня после их падения в водопад, когда они выбрались на дорогу и наскочили на Джима Кэссиди и его партизан. Лолли воссоединилась с Медузой, к своему восторгу и неудовольствию Сэма.

Джим рассказал им, что произошло за последние две недели, а произошло немало. Агинальдо и Бонифасио заключили союз и соединили свои отряды повстанцев. Испанцы разрушили еще два поселка и сумели окончательно испортить свои отношения с США. Два дня спустя после отъезда Сэма и Лолли из лагеря в глубине страны началась революция, которая быстро докатилась до Кавите и Манилы. Штаб партизан теперь находился в Санта-Крусе, самом большом городе северных провинций, и, по слухам, отец Лолли все еще оставался там, встречаясь с лидерами повстанцев.

Фургон переваливался по булыжной мостовой на окраине города. Кудахтали куры, Медуза тоже. Последние четыре дня она только и делала, что передразнивала их. Лолли вынула из шевелюры Сэма перо и улыбнулась. Куриные перья забились ему за шнурок повязки, и он был похож на индейца.

– Если я увижу еще хоть одну птицу... хоть одно перо... услышу еще раз кудахтанье... – пробормотал Сэм, наблюдая за Медузой, которая вторила курам в клетках.

– Ладно тебе, Сэм, если бы не этот фургончик, мы бы до сих пор шли пешком.

Он сердито посмотрел на нее и отмахнулся от летавших перьев. Чем ближе они подъезжали к городу, тем он становился ворчливее, а за последний час не проронил ни слова и только хмурился.

Лолли подумала, что, наверное, Сэм расстроен, потому что не участвовал в боях своего отряда. Он привык воевать – все-таки всю жизнь только это и делал. После недолгих раздумий она решила, что причина не в этом. Он совсем не рвался присоединиться к отряду Джима.

То и дело снимая с себя куриные перья, Лолли оглядела свой наряд, представляя, что подумает отец, когда увидит ее. У нее не было ничего общего с той девушкой в розовых обб-рочках и камеей на груди, которая мерила шагами свою комнату, поджидая папочку. Волосы свисали неровными прядями, несмотря на то что она прилежно поработала щеткой, полученной у той же филиппинки, что одолжила ей одежду. Ее блузка из тонкого белого хлопка была на два размера больше и не скрывала, что под ней мужское белье. Юбка, широкая и длинная, – она даже волочилась по земле – была сшита из хлопчатой ткани в красную и зеленую полоску. На ногах у нее были вышитые сандалеты без каблуков, обтрепанные и заношенные, из которых торчали пальцы.

Лицо загорело на солнце, и Сэм сказал, что у нее появились веснушки. Лолли пришла в ужас, тут же вспомнив собак брата Харрисона с рыжими пятнышками на носах, головах и спинах. Сэм поднял Лолли на смех и заявил, что когда собирается ее поцеловать, то видит только веснушки.

Тележка с грохотом остановилась перед высоким зданием из необожженного кирпича. Сэм соскочил на землю и помог Лолли выбраться из фургона, при этом он задержал руки на ее талии чуть дольше, чем было необходимо. От долгого сидения в одной позе у нее затекли ноги, поэтому она споткнулась. Не сводя с нее взгляда, Сэм спросил:

– Ты в порядке?

Лолли улыбнулась и кивнула, затем обернулась к повозке и позвала Медузу. Сэм недовольно заворчал. Птица слетела с клети и уселась на плечо хозяйки. Лолли повернула голову к своей любимице и сказала:

– А теперь веди себя хорошо и помалкивай. Сейчас ты познакомишься с моим папочкой.

– Ок! Тихо! Ах ты, маленькая заноза, разрази тебя гром! – чужим голосом проговорила птица, а потом, как всегда, затараторила: – Проклятый янки! Ок! Я Медуза. Я майна. Сэм осел.

– А не лучше ли нам где-нибудь оставить эту птицу? – спросил Сэм. – Например, у ближайшего мясника.

Лолли оставила замечание без внимания и повернулась, чтобы рассмотреть здание. Внутрь вели пять тяжелых дверей.

– Какие выберем?

– Это твой папочка – ты и решай. – Он холодно взирал на нее, скрестив руки на груди.

– Я знаю, почему ты себя так ведешь.

– Как же я себя веду?

– Как будто готов сразиться с целым миром.

Сэм хмыкнул.

– Ты нервничаешь.

– Я никогда не нервничал за всю свою презренную жизнь.

– Знаю, а еще ты никогда не ревнуешь.

Лолли схватила его за руку и потянула к ближайшим дверям. Они вошли в дом.

– Это не моя дочь.

Высокий седовласый мужчина надменно обернулся к филиппинцу, стоявшему в дверях с Медузой в руке, и бросил на него испепеляющий взгляд. Бедняга онемел, боясь пошевелиться.

– Боже ты мой, – продолжал отец, – она одета, как неопрятная крестьянка, на голове чуть ли не воронье гнездо, а кожа почти совсем... коричневая.

Филиппинец жалостливо посмотрел на Лолли и вышел, унося Медузу. Отец снова обернулся к ней и с презрением оглядел с ног до головы:

– Слава Богу, твоя мать не дожила и не видит тебя такой.

Лолли закрыла глаза, чтобы сдержать слезы, готовые брызнуть из глаз. Это были слезы стыда, унижения и боли. Ей так хотелось иметь отца и мать, которые бы любили ее и гордились ею. Лолли глубоко вздохнула и посмотрела на человека, который был ее отцом, всеми уважаемым представителем семейства Лару. За его спиной выстроились все ее братья, которые тотчас примчались на Филиппины, узнав о ее похищении. Итак, они все были здесь – мужчины семейства Лару. А она стояла напротив них, как провинившийся ребенок.

Но позади нее стоял Сэм и держал ее за руку. Он был ее поддержкой. Сэм Форестер всегда был ее поддержкой, и сейчас она любила его за это еще больше. Отец принялся расхаживать перед ней, и она еще крепче вцепилась Сэму в руку.

Отец остановился и посмотрел на нее сверху вниз:

– От тебя одни неприятности, ты с самого детства отлично умеешь их устраивать, если судить по письмам твоих братьев. За последние несколько недель ты дважды заставляла себя ждать: сначала я долго околачивался в бухте, а теперь вынужден был просидеть здесь больше двух недель. Ну, девушка, что ты можешь сказать в свое оправдание?

Она заставила себя ждать? Лолли призадумалась. «Господи, – мелькнуло у нее в голове, – я семнадцать лет ждала хоть какого-то знака привязанности или любви от этого человека!» Сама не сознавая, она все крепче сжимала руку Сэма, пока он не ответил ободряющим пожатием. Лолли в благодарность тоже слегка сжала его пальцы. Глубоко вздохнув пару раз, она посмотрела на отца.

– Я заставила тебя ждать? – сказала она и повторила свой вопрос несколько раз все громче и громче, перейдя на крик. – Я заставила тебя ждать! Заносчивый высокомерный старик! – Она почувствовала, как на этот раз слезы все-таки брызнули из глаз, но уже ничего не могла поделать.

Она шагнула к человеку, который дал ей жизнь, но не пожертвовал ни секундой своего времени.

– Я расскажу тебе, дорогой отец, что такое ждать. Ждать – это не значит провести в ожидании каких-то несколько часов или несколько недель, это значит дожидаться семнадцать лет. Семнадцать лет я ждала, что ты вернешься домой, ждала хоть какого-то знака любви от тебя, моего родного отца. Ты так и не приехал, у тебя не нашлось времени, а быть может, ты просто не хотел уделять мне время?

– Послушай меня, девушка...

– Нет! Это ты послушай. – Она уперлась пальцем ему в грудь. – Я твоя дочь. Я Юлайли Грейс Лару, та самая девушка, которая провела многие годы, стараясь быть такой, какой бы тебе хотелось ее видеть. Дамой. Так вот, я не дама. Я человек, у которого есть свои чувства, ум, сердце. И я хороший человек, во мне живет много нерастраченной любви. Жаль, что ты так и не приехал ни разу, чтобы выяснить это.

– Лолли... дамы не... – предостерегающе начал Джеффри.

Лолли повернулась к старшему брату:

– Что еще не делают дамы? Не спорят? Не ругаются? Не разговаривают? Не едят? Не думают? И вообще, кто придумал эти глупые правила, Джеффри? Разве даме запрещено быть человеком? Что ж, если так, то я рада, что я не дама!

В наступившей тишине раздались аплодисменты. Это Сэм захлопал в ладоши. Лолли обернулась к нему с улыбкой:

– Благодарю тебя.

Сэм оглядел мужчин ее семейства:

– Она права. Она не дама, она женщина.

– Это кто такой? – спросил Джедидая.

– Сэм Форестер, – ответила Лолли, снова поворачиваясь к отцу. – Если бы не он, меня бы здесь не было. Настоящий отец был бы ему благодарен, что я осталась жива. Ну что ты за человек? Как можно было бросить собственного ребенка?

– Я не бросал тебя, – с издевкой сказал он. – С тобой оставались твои братья и слуги, которые, как видно, не научили тебя уважению.

– Уважение нужно заслужить.

– А как ты намерена заслужить уважение? Тем, что бегаешь по всей стране в обносках? – Он повернулся к ее братьям. – Посмотрите, что вы создали. Боже мой...

– Думаю, ты имеешь в виду «слава Богу». По крайней мере я знаю, что мои братья старались. И они побеспокоились приехать сюда. – Она махнула рукой в сторону братьев, стоявших позади отца. – А еще я знаю, что они по-своему любят меня, но ты... тебе ничего не известно о любви. Я тебя не понимаю. Ты стремишься к каким-то выдуманным идеалам. В Маниле отказался пользоваться транспортом из-за плохого обращения с лошадьми. А как же твоя дочь, на которую тебе всегда было плевать? Тебя больше заботят больные лошади, чем собственная плоть и кровь. Как печально. – Она шагнула назад и прислонилась к Сэму.

Отец смерил ее ледяным взглядом:

– Я всегда считал, что лошади представляют большую ценность, чем женщины.

Лолли сделала глубокий вдох, чтобы справиться с болью. Ее отец обратил презрительный взгляд на Сэма:

– Кто вы такой?

Сэм принял безразличный вид. К такой же маске он прибегал, когда общался с полковником Луной.

– Я Форестер, родом из трущоб Чикаго.

– Вы американский наемник, человек, убивающий за деньги. – Посол посмотрел на Сэма так, словно считал для себя оскорбительным находиться с ним в одной комнате.

Лолли затрясло от гнева.

– Да ты и мизинца Сэма не стоишь!

Сэм обнял ее. Отец пристально взглянул на руку Сэма, затем на Лолли.

– Шлюха.

Сэм ощетинился:

– Еще одно подобное замечание – и я, не дожидаясь жалованья, вырву вам глотку.

Посол повернулся и направился к двери. Братья расступились, давая ему дорогу. Взявшись за ручку, он открыл дверь и обернулся.

– Не стоило о ней хлопотать. Я ожидал увидеть совсем другое. Это вы, мальчики, воспитали такое... Вам и разбираться с этим. Лично у меня нет дочери. – Он вышел и закрыл за собой дверь.

– Грязный ублюдок, – пробормотал Сэм, с такой силой сжимая плечо Лолли, что она поморщилась. Он тут же отпустил ее плечо и легонько потер, вглядываясь в ее лицо. – Прости.

И тогда Лолли расплакалась, а Сэм привлек ее к себе и обнял. Лолли рыдала не потому, что терзалась болью, а из-за чувства потери и главным образом из-за того, что все ее мечты были напрасны. Столько времени растрачено впустую, когда она пыталась сделать из себя что-то особенное ради человека, которому совсем не нужна. Она плакала из-за родителей, которых никогда не имела. Она плакала из-за ребенка, не знавшего родительской любви, Юлайли Лару, все вопросы которой оставались без ответа.

Лолли оторвалась от груди Сэма. Братья обступили ее со всех сторон и, как всегда, когда она плакала, выглядели смущенными и беспомощными. Но они любили ее. Лолли не сомневалась в этом. Джеффри потирал лоб: он всегда так поступал, когда ему предстояло сообщить ей что-то неприятное.

– Мы пытались уберечь тебя, Лолли. Все эти годы. Он тяжелый человек.

– Он просто камень, настоящий камень, – сказала Лолли. – Я понимаю теперь, от чего вы все хотели оградить меня. Правда, мне кажется, что вы перестарались. – Она повернулась к Джедидаю, брату, который так напоминал ей Сэма. – Особенно ты, Джед. До сих пор я не понимала, почему ты был против моего отъезда на Филиппины. Неужели ты в самом деле считаешь, что я приношу беду?

Джед смутился и стал еще больше походить на Сэма.

– Нет, ты не приносишь беду, – брюзгливо заметил он. – Так, отдельные неприятности, и у меня есть шрамы в доказательство. – Тут он впервые улыбнулся.

– Готов побиться об заклад на месячное жалованье, что у него нет шрама в виде буквы «Г», – пробормотал Сэм.

Лолли по очереди обняла всех братьев. А когда она дошла до Джеффри, он сказал:

– А теперь, сестричка, мы отвезем тебя домой.

– Нет! Сэм...

Она отвернулась от брата и бросилась обратно к Сэму как раз в ту секунду, когда маленький филиппинец открыл дверь. В комнату влетела Медуза и устроилась на голове Лолли. Братья ошеломленно уставились на птицу.

– Это Медуза, – с улыбкой представила ее Лолли.

– Ок! Я Медуза! Я майна! Сэм осел!

Братья расхохотались. А вот Сэму было не до смеха.

– Ок! – Медуза забасила, совсем как Сэм. – Ты опьяняешь, как виски – отличное, выдержанное виски. – Тут она заговорила женским прерывистым голоском: – О... Сэм.

Братья Лолли перестали смеяться.

– Ок! Сейчас, милая, сейчас. Я хочу быть в твоем теле.

В наступившей гробовой тишине пять пар ярких голубых глаз переводили взгляд с птицы на Сэма, потом на Лолли и снова на Сэма. Лолли почувствовала, как Сэм напрягся и услышала его бормотание:

– Я думал, Медуза спит.

Лолли посмотрела на братьев:

– Послушай, Джед...

Джедидая нанес первый удар. Второй удар последовал от Лолли.

На следующее утро в церкви Девы Марии играли свадебные колокола. Любопытные набились в белую церквушку и тихо расселись по темным скамьям из красного дерева, чтобы посмотреть церемонию. Священник в белой с золотом ризе благословил союз, не обращая внимания на кудахтанье черной птицы, ругавшейся, как боцман, и на побитые лица невестиных братьев, стоявших стеной вокруг пары. Он не обращал внимания на разбитые губы, синяки и подергивание век. А еще он отвернулся, когда золотое обручальное колечко не налезло на распухший и посиневший палец невесты.

Он выполнил свой долг перед очами Господа и благословил молодых. Как только прозвучало последнее слово, жених, высокий, черноволосый, со зловещей повязкой на одном глазу и синяком на другом, схватил в охапку невесту и поцеловал. Пока длился поцелуй, священник успел не только благословить их, но мог бы прочитать литургию, благодарственный молебен и апостольский «Символ веры», вместе взятые. Когда жених оторвался от невесты, в церкви с толстыми стенами не осталось ни одного человека, который сомневался бы в его желании жениться на ней.

Процессия двинулась по проходу, разношерстная группа, с виду устроившая женитьбу по принуждению, хотя по тому, как они себя вели, этого нельзя было сказать. Слишком уж счастливы были молодые. В этом никто не сомневался. Священник посмотрел им вслед, покачивая головой: мол, каких только странностей в жизни не бывает, обернулся к алтарю и внезапно окаменел.

Под сводами церкви гулко разнесся громовой хохот. Это смеялся Всевышний.

Всевышний и дальше не перестал смеяться, потому что за следующие десять лет он подарил Сэму и Лолли Форестер шесть дочерей, с черными как вороново крыло волосами и светло-голубыми глазами, напоминавшими цветом альпийский лед. Каждая девчушка произнесла свое первое слово в десять месяцев и потом уже говорила не переставая.

Саманта, старшенькая, унаследовала от отца сильный квадратный подбородок, решительный характер и выносливость. Она могла перегнать и перехитрить любого мальчишку в округе, а главное – победить в любой драке, чем ее отец втайне гордился. Энни передвигалась неторопливо, как южная красавица, мечтала стать великой актрисой и всегда одевалась в розовое. Присцилла любила животных и завела целый зверинец, отчего в доме царил кавардак. У нее были две собаки, кошка, попугай, четыре хомяка, три золотые рыбки, шестнадцать тропических рыбок гуппи, две черепахи, три лягушки и ее любимица – двенадцатилетняя, пожирающая арахис, храпящая во сне майна, птица из семейства скворцов, по имени Медуза, которая судачила об остальных пятерых сестрах.

Абигайль отличалась спокойным покладистым характером. Хотя не проходило и недели, чтобы она не поскользнулась, не опрокинула что-то или не сломала. Совсем недавно она умудрилась застрять между этажами в кухонном лифте для подносов. Сэм целый час освобождал ее оттуда. Джессамин была маленькой болтушкой. Она выстреливала вопросы, как пули из револьвера, но в этом году к Рождеству она уже научилась складывать числа, а ведь ей всего четыре. Сэм научил ее сложению, используя горелую рождественскую выпечку ее мамы.

Самой младшей, но отнюдь не самой тихой, была малышка Лили. Вот уж кто умел кричать. Вся округа знала, когда просыпалась Лилиан Грейс Форестер. Ее отец клялся, что слышит ее крик даже в своем кабинете военного советника в здании Законодательного собрания штата Виргиния.

Но в рождественский вечер 1906 года в доме было относительно тихо.

Сэм подобрал журнал со своего любимого кожаного кресла и уселся, а журнал бросил на столик рядом с собой. Откинувшись на спинку, расправил затекшие плечи, затем сомкнул пальцы на затылке и уставился на мерцающие свечи, зажженные на высоченной елке. Он не понимал, почему женщины любого возраста обязательно должны иметь огромнейшую ель. Самая тихая минута на прошлой неделе наступила тогда, когда он предложил украсить маленькую елочку и установить ее на столе. Шесть пар голубых глаз уставились на него так, словно он только что позволил себе богохульство.

Огромная ель возвышалась на десять футов, укрепленная на тяжелой каменной ступе, которую Сэм наполнил песком и водой. Лолли минут пятнадцать спорила с ним, когда он укреплял ель. Ему и теперь казалось, что дерево дает крен влево.

Они украсили ель сверкающими картонными фигурками животных и безделушками, выписанными из Германии, которые его жена называла дрезденским фарфором. Были там и полосатые карамельные палочки, перевязанные розовыми ленточками, и кружевные веера, и дутые стеклянные сосульки в блестках. В золоченых клетках сидели певчие птички, которые начинали распевать свои песни, стоило кому-нибудь завести пружинку, к досаде и раздражению отца семейства.

Сэм похлопал по карману. Он стащил заводной ключ.

Среди серебряной и золотой мишуры висели стеклянные сказочные фигурки и ангелы, а несколько рогов изобилия из блестящей бумаги, которые он с Лолли заполнил конфетами, были уже пусты. На вершине ели был большой фарфоровый ангел, и то тут, то там среди отяжелевших ветвей покачивались пряничные человечки.

Вчера поздно ночью, заперев массивные двери гостиной, родители разложили все подарки, заполнили чулочки и зажгли свечи, а потом Сэм долго и пылко занимался любовью со своей женой при свете свечей. За эти годы выходец с Куинси-стрит научился любить Рождество.

Он посмотрел на Лолли, которая сидела на полу и играла с дочерьми в шарики. За прошедшие годы она почти не изменилась. Правда, чуть пополнела после рождения детей, но только в груди, что его вполне устраивало. Ее светлые волосы цвета виски были собраны на макушке в скособоченный узел, который выглядел так, будто в любую минуту готов был рассыпаться. Он напомнил Сэму о спальне, смятых простынях, разметавшихся волосах, мягкой белой коже и хрипловатом голоске, по-южному растягивавшем слова...

Сэм отвел взгляд для большей безопасности и посмотрел на Матильду, хранительницу их очага или, как он любил говаривать, хранительницу Лолли. Ей было пятьдесят, своей коренастой фигурой она напоминала его новый автомобиль «Пирс Грейт Эрроу», а домом Матильда заправляла не хуже кайзера. Сейчас она сидела за пианино, наигрывая рождественские гимны, Медуза ей фальшиво вторила. Вскоре девочки перестали играть и присоединились к Матильде. Лолли поднялась и, подойдя к Сэму, присела на подлокотник кресла. Сэм тут же обнял ее одной рукой.

Спустя несколько блаженных минут он пошарил взглядом по столику рядом с креслом в поисках своей трубки, надеясь, что Джесси не натолкала опять в нее мыла. Сэм приподнял журнал, но что-то привлекло его внимание. Это был последний номер «Лэдиз хоум джорнал», популярного журнала для женщин, а привлекла его статья, разукрашенная веночками, цветочками и прочей дамской чепухой. Она называлась «Истинный дух Рождества». Сэм начал читать:

«Дети – это ангелочки, посланные Богом, чтобы украсить наш мир, и то, что мы делаем для этих маленьких посланников с небес, особенно в это время года, которое принадлежит им, вернется к нам сторицей, как хлеб, пущенный по водам».

Сэм окинул взглядом свою семью – его хлеб, пущенный по водам. Его дочери, все наряженные в белые кружевные платьица с красными поясами, как положено в Рождество, стояли в ряд и пели, как ангелочки, правда, вид у них был несколько встрепанный. Саманту украшал синяк под глазом, а Энни прицепила к волосам огромный розовый бант, хотя он никак не подходил к красному поясу на платье. Присси, как всегда, явилась в гостиную с котенком на плече, хомяком в кармане и попугаем на голове; Эбби сунула палец в пустой подсвечник и не смогла сразу выдернуть – Сэм уже собрался подняться с кресла, когда ей это удалось; Джесси распевала громче Медузы, но делала паузы, чтобы узнать у Матильды, кто придумал рождественские гимны. Лили была наверху, крепко спала. Совсем недавно ей исполнилось десять месяцев, а сегодня она произнесла свое первое слово. Сэм улыбнулся. Это слово было «папа».

Он посмотрел на свою красавицу жену, одетую в бархат и кружево, с волосами цвета виски, собранными на макушке в узел, который грозил рассыпаться в любую минуту. Это ее любовь подарила ему этих детей, а своей опрометчивостью и неосторожностью она навсегда завоевала его сердце. И если их дети были его ангелами, тогда она была для него раем.

На лице Сэма появилась ленивая довольная улыбка.

Все это и составляло жизнь Сэма Форестера.

1

Калхун, Джон Колдуэлл (1782—1850) – государственный деятель, философ, защитник интересов южных штатов.

2

Чикагский пожар случился в октябре 1871 г. Тогда большая часть зданий и тротуаров были деревянными. Причины пожара неизвестны, но огонь уничтожил больше 17 тыс. зданий, унес не менее 250 жизней и оставил без крова около трети населения города.

3

«Дикси» – полное название «Земля Дикси», песня 1850 г., официальный гимн Конфедерации.

4

«Лоллипоп» по-английски означает «леденец».

5

«Маршалл Филд» – универсальный магазин в центре Чикаго, построенный в 1892 г.

6

Аппоматокс – небольшой город в центре штата Виргиния. 9 апреля 1865 г. в здании суда Аппоматокса командующий армией Конфедерации генерал Р. Ли вручил документы о капитуляции генералу У. Гранту. Этим событием закончилась Гражданская война.

7

Популярная старинная песня, известна с XVI в., Дважды упоминается У. Шекспиром.