Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Джунгли страсти

ModernLib.Net / Исторические любовные романы / Барнет Джилл / Джунгли страсти - Чтение (стр. 4)
Автор: Барнет Джилл
Жанр: Исторические любовные романы

 

 



Юлайли набрала в легкие воздуха и нарушила пугающее молчание:

– Значит, ваше имя Сэм?

Он едва заметно кивнул, заерзав на месте.

– Это сокращение от Сэмюела?

– Угу. – Он пригвоздил ее взглядом налитого кровью карего глаза.

– Понятно. – Она кивнула, подыскивая тему для разговора, чтобы заполнить пустоту. – Вы с севера. Чикаго, кажется?

Он что-то буркнул, как ей показалось, утвердительно. Похоже, он не расположен поддерживать беседу.

– Я уже вам говорила, откуда я родом.

Он проворчал что-то похожее на «coтню раз». Она пропустила это замечание мимо ушей и продолжила:

– Мое полное имя Юлайли Грейс Лару. Моя бабушка по отцовской линии была Юлайли, как и ее бабушка, а еще двоюродная тетка французской ветви нашей семьи. Все они были Юлайли. Что касается имени Грейс, то это была мамина идея. Так по крайней мере рассказывал мне брат Джеффри. Он самый старший! Так вот, он говорил: «Юлайли – традиционное имя нашего рода, а Грейс... в общем, это имя очень нравилось нашей маме. Поэтому она тебя назвала Юлайли Грейс». – Девушка замолчала, чтобы перевести дыхание и дать ему время усвоить сказанное. – Так я и стала Юлайли Грейс.

Вид у него был отупевший, а налитый кровью глаз, казалось, немного потускнел. Юлайли сочла, что это из-за плохого освещения.

– Я полагаю, – продолжала она, все еще пытаясь поддерживать разговор, – что при данных обстоятельствах и учитывая тот факт, что это наша вторая встреча, мы можем обращаться друг к другу на ты.

Вместо ответа он поднял жестяную кружку, стоявшую рядом с ним, и уставился в нее.

– Итак, я буду звать тебя Сэмюел, а...

– Нет!

Она вздрогнула от его крика.

– Никто не зовет меня Сэмюел, – процедил он сквозь зубы.

– Ладно. Я буду звать тебя Сэм, а ты можешь звать меня так, как зовут друзья и родные.

Он поднес кружку к губам и начал пить.

– Они зовут меня Лолли. – Она улыбнулась.

Он поперхнулся и долго не мог откашляться. Юлайли поползла к нему, чтобы похлопать по спине, но он отдышался сам, потом странно посмотрел на нее, скривив губы, словно пряча улыбку, и переспросил:

– Твое имя Лолли Лару?

Она кивнула, нахмурившись от его тона. Он захохотал. Не очень-то вежливо с его стороны. Лично она не видела ничего странного в таком имени. Прекрасное старое французское имя, довольно часто встречается на юге. У нее дома всех Юлайли всегда звали Лолли. И ни один южанин никогда бы не стал высмеивать чужое имя, грубо смеяться над тем, что человек не в силах изменить.

А вот этому янки, очевидно, все равно, потому что он продолжал хохотать. Рассердившись, она отвернулась – отчасти, чтобы не видеть, как он веселится на ее счет, но главным образом, чтобы он не видел, как ей обидно.


В хижине было тихо, слишком тихо. Юлайли не любила тишину, потому что боялась ее. Девушка взглянула на янки. Он все еще спал. Они не говорили с тех пор, как она повернулась к нему спиной, и тишину нарушали только редкие крики или шум, доносившиеся снаружи. А внутри стояла мертвая тишина, отчего пленница чувствовала себя совсем скверно.

Не с кем поговорить. Время тянулось бесконечно долго. Стараясь успокоиться, она начала напевать «Дикси»[3], чтобы хоть как-то заполнить леденящую пустоту.

Она едва успела дойти до куплета о хлопковых полях, когда ей показалось, что из угла Сэма донесся громкий, надрывный стон.

Юлайли перестала петь и посмотрела туда, впервые подумав, что, возможно, он стонет из-за раны. Вытянув шею, она молча наблюдала за ним. Плечи у него чуть подрагивали, словно боль отпустила. Впрочем, она не видела никаких ран, если не считать коричневую запекшуюся кровь на шейном платке, которым была перевязана его нога. Возможно, ранение было гораздо серьезнее, чем казалось. Хотя он сумел доставить ее домой ни разу не споткнувшись, да и потом не хромал и вообще не казался больным. Наверное, его что-то другое беспокоит. Головная боль, например.

Летом, в самые жаркие, душные дни, у нее часто болела голова. Ей всегда помогал сон, поэтому скорее всего следует дать ему покой, позволить поспать, хотя, конечно, ее терзали тысячи вопросов, на которые очень хотелось получить ответы. Юлайли чувствовала, что ей обязательно нужно с кем-то поговорить, иначе никак не успокоиться.

Песенка помогла, к тому же тихое пение не должно было нарушить его сон. Возможно, колыбельная явится хорошим компромиссом. Юлайли принялась тихо напевать свою любимую колыбельную:


Тише, малыш, ни слова.

Папа купит тебе птичку.

Если птичка не станет петь,

Папа купит тебе колечко.

Если колечко не...


– Сделай одолжение, представь, что ты эта птичка, и заткнись.

Юлайли поймала на себе злобный взгляд налитого кровью карего глаза.

– Я просто пыталась помочь.

– Каким образом? Снести стены этой лачуги своими воплями?

От возмущения она задохнулась.

– И никакие это не вопли. Позволь тебе заметить, что в хоре у мадам Деверо я пела контральто. – Желая постоять за себя и в то же время испытывая неловкость, что приходится хвастаться, Юлайли потупилась, разгладила юбку на коленях и добавила: – Учитель пения говорил, что голос у меня очень чистый и звучный.

– Как у подыхающей бродячей кошки, – хохотнул Сэм.

– Ясно, что ты ровным счетом ничего не понимаешь в голосах. – Она попыталась бросить на него величественный взгляд, но не сумела достаточно высоко поднять подбородок. Янки нарочно вел себя грубо, и даже его ужасное воспитание не могло служить ему оправданием. Юлайли казалось, что этому человеку доставляет удовольствие обижать людей, и жалость, которую она было к нему почувствовала, быстро испарилась.

– Зато я разбираюсь в ножах и пулях и знаю, что такое пытки и боль. А ваш голосок, мисс Лару, режет мне уши.

– Что ж, очень жаль. Я все равно буду петь, когда захочу. Специально для твоих ушей. – Она во весь голос затянула «Каролину».

Он поднялся и шагнул к ней, словно намереваясь заткнуть ей рот. Юлайли хотела уже сдаться, забеспокоившись о своем благополучии, когда заскрипел замок и дверь снова распахнулась. Вошли хмурые солдаты. Юлайли перестала петь. Солдаты перестали хмуриться, хотя ножи держали по-прежнему наготове. За ними вошел человек маленького роста и внес две деревянные миски, наполненные горячим рисом с каким-то пахучим соусом. У Юлайли заурчало в животе, что было недопустимо для настоящей дамы. Она не ела со вчерашнего дня, да и тогда перекусила лишь манго и хлебом.

По привычке она не задумывалась о еде, потому что одно из правил мадам Деверо гласило: настоящая дама никогда не дает волю чувству голода. Ни при каких обстоятельствах. С юных лет Юлайли усвоила, что истинная леди, как ее мама, ест очень мало, изящно и никогда не покажет, что голодна. Тем не менее иногда, в редких случаях, ее желудок издавал предательское урчание, словно приветствовал появление еды, от чего она жутко смущалась. Юлайли прижала руку к животу, как будто этот жест мог успокоить урчание.

Коротышка вручил ей миску. Любая еда показалась бы ей сейчас манной небесной, и у нее уже заранее потекли слюнки. Коричневый рис, залитый прозрачным соусом, в котором плавали кусочки мяса, выглядел несколько вязким, но запах был соблазнительный.

Пройдя в угол, раздатчик сунул вторую миску Сэму, который вновь опустился на пол и привалился к стене.

Юлайли, как подобает даме, ждала, пока обслужат ее сотрапезника, а также подадут приборы.

А вот он не ждал. Оцепенев от изумления, она смотрела, как Сэм поглощает свою порцию. Он вычерпывал рис пальцами – от такого зрелища она буквально раскрыла рот.

Дверь заскрипела, и тогда Юлайли поняла, что раздатчик уходит.

– Постойте! Подождите! Прошу вас.

Она ухватилась за дверь и чуть не опрокинула свою миску. Коротышка обернулся. Она вежливо улыбнулась:

– Будьте любезны, я бы хотела получить столовые приборы.

Сэм подавился и зашелся удушливым кашлем, словно был на последнем издыхании. Манеры у него отвратительные, поэтому неудивительно, что он поперхнулся. Наверное, сунул в рот целую пригоршню риса, не проглотив предыдущую. Этот человек использовал пальцы как черпак. Отвратительно.

Подавальщик все еще стоял на пороге, тупо глядя на Юлайли.

– Столовые приборы, – произнесла она чуть громче в надежде, что так он лучше ее поймет.

Он пожал плечами. Сэм продолжал кашлять.

– Вилку, нож... хотя не думаю, что вы дадите мне его. Хотя бы ложку, прошу вас, – повторила она, одновременно изображая, как она ест с помощью приборов.

Коротышка нахмурился, но так ничего и не понял. Юлайли изобразила, как она вонзает вилку в кусок мяса и затем разрезает его. Человек внимательно смотрел, затем заулыбался.

– Кучильос! – воскликнул он и изобразил, что ест.

– Да, – улыбнулась она в ответ. – Да, принесите мне, пожалуйста, ку-у-чи-и-хос.

Человек кивнул и вышел, закрыв дверь. Сэм в углу кашлянул. Она посмотрела на него:

– Все в порядке?

Лицо его раскраснелось, в уголке глаза блеснула слеза. Нет, ему в самом деле следует вести себя осторожнее. Хорошие манеры могут спасти его, а то однажды он поперхнется насмерть, Юлайли решила преподать ему урок этикета.

– Мистер Форестер... то есть Сэм, там, откуда я родом, считается невежливым начинать есть прежде остальных, особенно прежде дамы.

Он отправил в рот следующую пригоршню.

– Вот как? – Немного пожевав, он наконец соизволил проглотить. – А там, откуда я родом, едят то, что достается, и едят очень быстро, иначе кто-то другой съест это за тебя.

Его слова тут же напомнили ей, как прошло его детство – в бедности и голоде. Неужели он в самом деле подумал, что она украдет его порцию? Прежде чем Юлайли смогла заверить своего товарища по несчастью, что ему незачем беспокоиться, дверь снова распахнулась и вошедший коротышка протянул ей маленькую ложку.

– Большое спасибо, – улыбнулась Юлайли, принимая ложку и выжидая, пока он уйдет, чтобы начать трапезу.

Из угла по-прежнему доносилось смачное чавканье. С такими манерами он бы у мадам Деверо постился три раза в день, вот тогда научился бы умеренности. Юлайли погрузила ложку в рис, но в ее мыслях промелькнула картина: дети играют обломками кирпичей вместо кубиков, голодным ребятишкам приходится красть хлеб, чтобы поесть.

Нет, Сэм уже знал, что такое умеренность. Интересно, что значит по-настоящему испытывать голод – не потому, что нужно держать себя, как подобает даме, а потому, что нет еды. Внезапно она вспомнила, сколько продуктов выбрасывалось у них в доме все эти годы, и испытала чувство вины. Юлайли помедлила и взглянула на Сэма. Он продолжал есть, словно это была последняя трапеза в его жизни.

Она отставила миску и с трудом поднялась с пола. Потом, стараясь не потерять равновесие, наклонилась и подобрала свою порцию. Все это было проделано с величайшей осторожностью, чтобы не уронить ни крошки. Обхватив миску обеими руками, она прошаркала в угол и остановилась в футе от Сэма. Тот подозрительно взглянул на нее. Она протянула ему миску. Он продолжал смотреть, но не шевельнулся.

– Вот, – сказала она с улыбкой, – можешь взять мою порцию.

Лишь секунду его лицо выражало смятение и даже какое-то смущение, которое тут же сменилось гневом, взгляд запылал ненавистью. Она отступила на шаг, испугавшись такой реакции.

– Оставьте при себе свою дурацкую еду и никому не нужную жалость, мисс Лару. Я не нуждаюсь ни в том, ни в другом.

Ей показалось, что он сейчас ударит ее.

Испугавшись, Юлайли вернулась на свое место возле двери, очень обиженная такой реакцией. Ведь она всего лишь старалась быть любезной. Опустившись на твердый пол, она уставилась на миску с едой, не понимая, отчего он так рассердился. Там, откуда она родом, люди принимали дары благосклонно. А вот он не принял. Глаза у нее защипало, и она с трудом проглотила комок в горле.

Юлайли робко зачерпнула рис маленькой ложкой и изящно поднесла ее ко рту. Потом отложила ложку, намереваясь посмаковать вкус еды.

Еда оказалась безвкусной. Аппетит у нее пропал. Сэм не захотел есть ее порцию, но теперь не хотела и она. Девушка оглядела убогую сырую лачугу, ржавую щербатую лохань с водой, циновки, покрытые зеленоватой плесенью. Все чужое. Больше всего на свете ей хотелось очутиться в Бельведере, дома, среди чересчур заботливых братьев. Сейчас она все бы отдала за их опеку, лишь бы рядом оказалось плечо, на которое можно опереться.

Глава 6

– Выкуп? О Господи!

Лолли ошеломленно смотрела на полковника и молчала – большая редкость. Ее потрясло известие, что к отцу она попадет только после уплаты выкупа в двадцать тысяч американских долларов: ровно столько Агинальдо заплатил за оружие.

– Сейчас обговариваются детали. Обмен произойдет через несколько недель, если ваш отец окажется сговорчивым. – Луна медленно обошел вокруг пленницы, давая ей время осознать сказанное.

Сэму даже не пришлось считать на этот раз. Он сразу понял по выражению ее лица, что она в точности осознала, каково ее положение. Сначала в ее голубых глазах промелькнуло сомнение, затем беспокойство и, наконец, глубочайшее отчаяние. Он даже пожалел ее, чему немало помог тот факт, что она ради разнообразия молчала.

Но сочувствие его длилось недолго.

Девушка посмотрела на него, затем снова на Луну и зашлась самым громким визгом, который он когда-либо слышал. Истерический визгливый вопль был настолько громкий, что мог бы свалить Стену плача. И визжала она без передышки.

Невозмутимый полковник Луна открыл от изумления рот. Оба охранника зажали уши руками и скривились, как от боли. Полковник принялся лихорадочно шарить по карманам.

В ушах Сэма стоял звон, пальцы невольно сжались. Давно он не испытывал потребности придушить кого-то. От ее визга по спине бегали мурашки, напрягся каждый мускул. Лицо у нее побагровело, сжатые кулачки побелели, а голос... Господи, ее голос завывал, как смерч, пронесшийся по лачуге. Сэм решил, что так, наверное, могла бы выть тысяча волков, загнанных в Большой каньон. Что-то колючее посыпалось на его голову, плечи и руки. Сухая трава. Рядом с ним на пол свалились два таракана, а по стене прошуршали, как дождь, разбегающиеся врассыпную гекконы.

От крика Лолли Лару начал рушиться потолок.

Полковник заткнул ей рот кляпом. Сэм тут же расслабился и глубоко, с облегчением вздохнул. Лолли вытолкнула затычку и вновь принялась за свое.

– Где кляп? – Луна и оба охранника осматривали пол.

Она сидела на нем. Сэм видел, как она накрыла кляп своими юбками, значит, прекрасно сознавала, что делает. Что-что, а визжать она умела. Сэму даже показалось, будто у него зазвенели зубы. Если бы не лютая ненависть к полковнику, он бы поднялся и сам достал проклятый кляп, лишь бы заткнуть ее. Ему приходилось выносить и более тяжкие пытки, но по десятибалльной шкале – если потерю глаза оценить в десять, а удар хлыста в один балл – эта тянула на добрую восьмерку.

Полковник оставил поиски и двинулся к пленнице. Сэм напрягся, чутье подсказывало ему, что сейчас произойдет. Лицо у Лолли было по-прежнему багровое, глаза крепко зажмурены, а вопль стал ниже на целую октаву. Луна остановился возле нее и занес кулак. Выражение злобы и досады в его взгляде сменило нездоровое удовольствие.

– Повредишь товар – не получишь оплату, – произнес Сэм с наигранной скукой.

Луна замер, с трудом сдерживаясь. Он медленно опустил руку, все еще крепко сжатую в кулак.

– Оставьте ее! – закричал Луна охранникам, потом повернулся на каблуках и вышел.

Солдаты последовали за ним как тень. Дверь со стуком захлопнулась.

– Можешь перестать. Они ушли.

Визг постепенно утих, увлажнившиеся голубые глаза моментально открылись.

– Довольно действенно, – похвалил он. – Часто прибегаешь к такому методу?

Она бесконечно долго смотрела на него. Сэм не отвел взгляда, и наконец она сдалась, признавшись хриплым шепотом:

– Только когда меня подводит сообразительность.

– А это случается не так уж редко, а?

– Видишь ли, Сэмюел...

– Сэм, а не Сэмюел, – перебил он. – Никто не зовет меня Сэмюел.

– Тогда ладно. Видишь ли, Сэм, виноват во всем этом все-таки ты, – с осуждением прохрипела она.

– Наверное, ты права, но выяснение, кто прав, кто виноват, сейчас не спасет.

– Что ж, мой папа заплатит выкуп. Заплатит, вот увидишь. Он спасет меня, – поспешно произнесла она.

Голос ее звучал твердо, но голубые глаза все равно выдавали сомнение. Она отвернулась и долго смотрела куда-то в сторону невидящим взглядом. Сэм подумал, что если и нужно кого спасать, то это ее.

– Я никогда не сомневался в этом ни на минуту, – сказал он.

Она вновь посмотрела ему в лицо. Подстегиваемый любопытством, Сэм попытался что-то угадать в ее печальном взгляде. Казалось, она боится потерять что-то очень дорогое. Девушка потупилась и снова начала нервно теребить блестящую штуковину на своей туфле.


«Что бы это значило?» – подумал он. Ее поведение никак не вязалось с ее словами. По всему было видно, что она не уверена насчет своего спасения, несмотря на внешнюю браваду. Она пыталась держаться спокойно, но глаза говорили обратное. Ему стало любопытно, кого эта бедняжка-аристократка пытается убедить – его или себя. Однако он не отпустил никакого замечания, просто предупредил:

– Больше не пытайся отмочить что-нибудь подобное. Луна это так не оставит. Ему ничего не стоит отослать тебя назад мертвой. Так оно и будет, если он не получит выкупа.

Лицо ее стало серого оттенка, совсем как озеро Мичиган зимой. Когда она не вопила, сочувствовать ей было намного легче. Сэм не хотел повторения истерики, поэтому решил солгать ей. Тогда по крайней мере они продержатся столько, сколько им суждено. И чем больше им придется ждать, тем больше шансов появится на побег.

– Послушай, я уверен, что твой отец выложит денежки. Через несколько дней ты будешь дома. И сможешь вернуться в Бельвью...

– Бельведер, – равнодушно поправила она, продолжая крутить розочку на туфле.

– Ладно, пускай Бельведер. Вернешься на свою ферму Пичтри...

– Фермы Бичтри. – Она заерзала и потерла белым пальчиком вздернутый носик.

– Да, пускай так. Затем поедешь обратно в свой Гик-Хаус.

Она возмущенно взглянула на него и произнесла довольно громко:

– Гикори-Хаус.

– Гик или Гикори, какая разница? Все равно на юге. Одним словом, ты будешь дома.

Что за ерунда. Он не понимал, почему так старается. Ему ведь наплевать на все ее дома, вместе взятые, тем более что вряд ли ей удастся когда-нибудь увидеть их снова.

Она поерзала с минуту или больше и наконец вытянула из-под себя кляп. Посмотрев на него долгим внимательным взглядом, она огляделась по сторонам и заковыляла к лохани с водой.

Ага. Цветочек решил напиться. Возможно, все-таки это не такое эфирное создание. Из темного угла выбежал геккон и начал карабкаться по ноге Сэма, пока тот не сбил его щелчком. Надоедливые твари. Услышав всплеск воды, Сэм поднял голову.

Она умывалась их питьевой водой.

– Что, черт возьми, ты делаешь? – закричал он, вскакивая с места и неловкими скачками направляясь в противоположный угол.

Она намочила тряпку водой, ловко выжала и как ни в чем не бывало обтерла лицо и шею. Он навис над ней, свирепо глядя сверху вниз, не понимая, как можно быть такой глупой. Она провела влажной тканью по глазам, затем открыла их и протерла шею под волосами. При этом она мурлыкала, словно котенок в молочной лавке.

– Умываюсь, – ответила она, глядя на него невинными глазами, словно это было самое естественное, что можно сделать с последними каплями питьевой воды. Наклонив голову вперед, она продолжала протирать шею и добавила сквозь пелену волос, закрывших ей лицо: – А то мне было не по себе от грязи.

Он вырвал тряпку из ее рук. Она тут же выпрямилась, задохнувшись от возмущения.

– Зачем ты это сделал?

– Затем, мисс Лоллипоп[4] Лару, что вы умываетесь нашей питьевой водой, – сердито проговорил он.

– Не может быть. – Она, нахмурившись, заглянула в лохань.

Сэм выругался. Юлайли наклонилась над лоханью и, зачерпнув воду, смотрела, как темная жидкость просачивается между пальцами. Она недоверчиво взглянула на Сэма.

– Но эта вода... грязная.

– Грязная или нет, это все, что у нас есть для питья.

Ее передернуло. Лицо ясно говорило, что она скорее умрет, чем выпьет этой воды. Сэм заковылял обратно в угол, за его спиной раздался стук в дверь. Охранники не открыли, Юлайли заколотила громче.

– Эй, где вы там? Слышите? Нам нужна вода!

Ответа не последовало. Она взглянула на Сэма, затем на лохань. Плечи ее поникли. Она вздохнула, постояла немного с жалким видом, а затем медленно заковыляла в свой угол. Она села на пол и склонила голову как побежденная. Потом принялась возиться с подстилкой, складывая ее то так, то эдак. Время от времени она вздыхала, и это был не легкий, полный драматизма, вздох. Это были вздохи поражения. Вот чего они никак не могли себе позволить – сдаться.

– Эй там, мисс Лару.

Она вскинула голову.

– Спой-ка мне. Я лучше засыпаю под шум хорошей кошачьей драки.

Взгляд голубых глаз заледенел от гнева. Хорошо, подумал он. У нее еще остались силы для борьбы. Он ее зауважал чуть больше, впрочем, не так сильно – уж очень низко находилась исходная точка.

Она вздернула носик и расправила плечи, как солдат-пруссак.

– Я бы не стала петь даже на твоих похоронах.

Сэм еле сдержался, чтобы не расхохотаться. Приходилось отдать ей должное хотя бы в одном: с ней не соскучишься. Ее присутствие нарушало монотонность. Нужно все время быть начеку.

Она по-прежнему старалась испепелить его взглядом. Было видно, как она из кожи вон лезет, чтобы вызвать его на поединок. Поэтому он не стал отвечать. Изобразил равнодушие, пожав плечами, и стал внимательно вслушиваться в звуки, доносившиеся снаружи, как делал с первой минуты, оказавшись под замком. Высоко над головой в его углу находилось единственное окно, благодаря которому он был хорошо осведомлен, что происходит в лагере: когда сменяется охрана, сколько в отряде людей и фургонов. Длина и направление тени, запахи из кухни – все давало ему подсказки о времени суток и лагерном распорядке дня.

Сэм прислонялся затылком к стене, закрывал глаз и сосредоточенно вслушивался в звуки, доносившиеся из окна, рисуя в своем воображении лагерь. Это был единственный способ, чтобы определить лучшее время для побега.


– Господи! Сними его! Сними! – Юлайли сидела, вцепившись в волосы и тряся головой, как взмыленная лошадь.

Она чувствовала, как в волосах перебирает ножками огромный жук.

– Сиди смирно, черт бы тебя побрал! – Сэм наклонился к девушке и, запустив ей в голову обе пятерни, больно рванул к себе.

– Ох! Хватай его скорей! – Ее нос расплющился о его рубашку, под которой, как ей показалось, был кусок железа.

Одной рукой он еще больнее потянул за волосы, у нее даже брызнули слезы из глаз.

– О-ой! – Она испуганно заверещала, чувствуя как жук по-прежнему шевелится на голове, а пальцы Сэма пробираются сквозь запутанные волосы.

Пару раз он выругался, затем схватил жука и оторвал от головы вместе с прядкой волос.

– А-ах! – Она схватилась за больное место.

– Да заткнись же! Его уже там нет, – с отвращением произнес он и швырнул опутанного волосами жука в противоположный угол.

Жук громко шлепнулся об пол. Юлайли вздрагивала от холодных мурашек, бегавших по рукам. Ей все казалось, что по ней ползают жуки.

– Зря Ной не утопил этих тварей.

Сэм присел на корточки и уставился на нее одним глазом.

– Они безобидные.

– Мне все равно. Не выношу жуков. Хуже могут быть только пауки.

Он по-прежнему внимательно изучал ее, только теперь на его лице появилась какая-то странная улыбка. Юлайли всполошилась.

– А пауки здесь тоже есть? – Она оглядела лачугу, словно ожидала нашествия целой армии пауков; ей вдруг почудилось, что вокруг полно ползающих и шуршащих насекомых.

– Если есть, мы еще об этом узнаем. Уверен, тебя было слышно даже в Бельвью.

– Бельведере, – поправила она.

– Вот именно, – кивнул он, и по его тону было понятно, что этот разговор кажется ему забавным. – Бельведер, оплот семейства Лару. Разве там нет жуков? А, я забыл. Можешь не отвечать, – сказал он, подняв обе руки. – Жукам там не место, ведь они не подписывали Декларацию независимости.

– Это несправедливо, не говоря уже о том, что грубо. Я...

Их пикировку остановил внезапный скрежет замка. Оба как по команде обернулись к раскрытой двери. Хижину наполнил свет керосинового фонаря, на секунду ослепив, ее обитателей. На пороге стоял полковник. Один охранник держал фонарь и дверь, а двое других приготовили на всякий случай нож и длинную винтовку.

Лолли посмотрела на Сэма, тот смотрел на винтовку.

Ее внимание привлек распаленный взгляд острых, как у хорька, глазок Луны. Юлайли затаила дыхание.

– Пришло согласие на выкуп. Обмен состоится через два дня. Мы отправимся на корабле в устье реки Колорадо.

Юлайли с трудом выдохнула. Он сказал, что они поплывут на корабле. У нее сразу свело живот от воспоминаний о путешествии на Филиппины. Тогда она провела все время в постели или на полу корабельного ватерклозета – за всю жизнь ее столько не тошнило. Кроме стюарда, приносившего пресную воду, полотенца и апельсины, единственный человек, которого Лолли видела во время путешествия, была Мейми Филпотт, методистка. Служительница церкви стояла за дверью ватерклозета и распевала евангелистские гимны. Хуже всего было выслушивать «Наш Христос». Женщина заводила его каждый раз, когда корабль подбрасывало на волнах.

Но ради того чтобы выбраться отсюда и наконец увидеть папу, Юлайли даже была готова вновь испытать морскую болезнь. Отец все-таки спасет ее. Девушка улыбнулась и подняла голову. Полковник Луна опять смотрел на нее тем взглядом, ее улыбка сразу померкла. Луна пошел прямо к ней, глядя в глаза. Юлайли почувствовала, как Сэм напрягся. Полковник остановился рядом с ней и, протянув руку, провел пальцем по ее щеке и подбородку. Потом он приподнял ее лицо. Ей хотелось закрыть глаза, но усилием воли она подавила это желание. Напряжение росло.

– Очень жаль, – произнес Луна и наконец отвел взгляд.

Повернувшись на каблуках, он посмотрел на Сэма, который вдруг стал вялым, как старый гончий пес. – Не хочешь поменять хозяина, амиго? И Агинальдо, и твой Бонифасио стремятся к одному – независимости.

Сэм улыбнулся полковнику; Юлайли подумала, что не хотела бы увидеть такую улыбку, обращенную к ней. Улыбка была хищной, расчетливой, в ней таилась смертельная угроза.

– Мне не так уж важна цель, Луна. Агинальдо или Бонифасио – в сущности, мне все равно.

Луна несколько смягчился, вид у него стал не таким угрожающим.

– Мудрый выбор. Вот, скажем, я...

– Вряд ли это можно назвать мудрым выбором, – перебил его Сэм, который стал вдруг похож на паука, поймавшего муху. – Для меня важна не цель Агинальдо. Мне не нравится... его подбор офицеров.

Луна побагровел, глаза его прищурились.

– Взять его, – скомандовал он и вышел.

– Нет! – завопила Лолли, вцепившись в одного из охранников. Тот стряхнул ее, она упала, потеряв равновесие из-за связанных ног, затем снова с трудом поднялась. – Прошу вас. Он американский гражданин!

Охранники, не обращая на нее внимания, выпихнули Сэма за дверь. Прежде чем дверь захлопнулась, она успела бросить последний взгляд на лицо Сэма. Оно абсолютно ничего не выражало.

Глава 7

Сэм остановился посреди хижины, приклеившись взглядом к противоположной стене. Ему понадобилась вся его воля, чтобы не согнуться от боли. Он не дышал, просто смотрел помутневшим взглядом на стену и ждал, пока охранники захлопнут за собой дверь. На это у них ушла вечность. Откуда-то слева до него донесся приглушенный вздох.

– Что они с тобой сделали?! – ужаснулась девушка.

Он не ответил. Он знал, что если откроет рот, то не произнесет ни слова, а только застонет, чего никак не мог допустить.

Дверь закрылась, в лачуге стало темно, только тогда у Сэма подкосились колени. Он лег лицом на пол. Ребра болели от пинков, левая нога онемела от ударов, полученных, когда Луна, целивший сапогом по ребрам, промахивался. Руки так опухли от пыток, что веревка вокруг запястья сжимала как тиски.

Ничто на свете не заставило бы его шевельнуться. Он устал, очень устал и тем не менее подавлял желание заснуть. Ему нужно было знать, что он все еще владеет своим телом. Полностью владеет. Это была своего рода тренировка воли, которой он не мог пренебречь. Слишком часто в прошлом эта способность помогала ему выжить.

Слева послышалось шарканье. Девушка остановилась и долго стояла рядом с ним. Затем он почувствовал робкое прикосновение к руке. Сэм слегка повернул голову и поморщился от боли.

Он хотел было открыть глаз, но на это ушло бы слишком много сил, а их у него не осталось после нескольких часов допроса. Но Луна все равно ничего не узнал. Сэм не выдал источник, откуда прибывает оружие. Он назвал полковнику вымышленное имя поставщика, а чтобы проверить его слова, понадобится не меньше трех дней. К тому времени Сэм надеялся оказаться далеко. Если, конечно, он сможет когда-нибудь пошевелиться.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21