Джунгли страсти

– Как она? – К Сэму подбежал Джим, а вслед за ним Гомес и остальные солдаты.

– Не знаю. Она без сознания. – Сэм поднялся на крыльцо, Джим распахнул перед ним дверь, и Сэм отнес ее на кровать. – Принеси мне воды и полотенце.

Он посмотрел, как ровно вздымается ее грудь, и убедился, что дышит она хорошо. Глядя на ее лицо, на подпаленные волосы, он хотел дать самому себе пинка. Нужно было прислушаться к своему внутреннему голосу, запереть ее в бунгало до тех пор, пока не настанет время везти ее к отцу. Сэм еще не встречал никого, кто творил бы больше разрушений, чем эта маленькая женщина, способная вывести из себя кого угодно.

Внимание Сэма отвлек Джим, который принес ведро с водой и полотенце.

– Спасибо. – Он намочил полотенце в ведре и начал смывать сажу и запекшуюся кровь.

– Я, могу чем-то помочь? – спросил Джим.

– Нет. Займись людьми, ладно?

– Конечно.

Сэм обтер ей лицо, руки и шею, затем выжал полотенце и, сделав компресс, положил ей на лоб. Впереди у него было время, очень много времени, чтобы сидеть рядом с ней, смотреть на ее лицо и заниматься самобичеванием.

Она заставила дать ей дело, хотя он знал, что ничего хорошего из этого не выйдет. И вообще, вряд ли найдется дело, с которым эта женщина могла бы справиться... впрочем, тут он, наверное, не прав. Все-таки она сумела пройти сквозь джунгли, иногда даже не отставала от него. Она не закатывала истерики, если не считать того раза у залива, когда она поняла, что они упустили корабль с выкупом.

Была в ней какая-то сила, заставлявшая идти вперед, внутренняя стойкость, не позволившая ей стать такой, какой она могла бы быть, – избалованной, изнеженной богачкой, думающей только о себе. Именно такой ярлык он ей и приклеил в их первую встречу, но ошибся. Вовсе она не задавака и не избалованное чадо. Просто ее необходимо было успокоить, подбодрить, принять такой, как есть. Она стремилась всем понравиться, хотя было видно, что она сама не верит в такую возможность.

Почему? Почему девушка, у которой было все – деньги, семья, связи, – так низко себя ценила? Он, разумеется, и пальцем не пошевелил, чтобы помочь ей, но ведь не он причина тому, что она разуверилась в себе. Однако теперь именно он виноват, что она пострадала и лежит такая неподвижная, что он даже забыл о партизанах, оружии и деньгах.

Единственное, что он сейчас ощущал, – это собственную беспомощность и, как ни странно, вину. Как ей удалось пробудить в нем это чувство, он не понимал, но она умудрилась сделать то, что не удалось ни одному человеку на свете. Он переживал, хотя ему самому это не очень нравилось. Сэм верил, что переживания делают человека предубежденным, а он всегда гордился своей способностью принимать беспристрастные решения.

И все же теперь, глядя на Лолли, он ощутил такую сильную потребность взять ее под свое крыло, что чуть сам не устыдился. Он не мог припомнить, когда в последний раз ему хотелось кого-то защитить, если вообще такое было. Это желание у него появилось с первой секунды, когда она, спотыкаясь и орудуя острым зонтиком, вошла в его жизнь, хоть он и признался себе в этом только сейчас.

Всю свою поганую жизнь наемника он ничего не защищал, кроме собственной задницы, да и то это была для него своего рода игра. Его приятно будоражило то, что он смотрит смерти в лицо, плюет на нее и всегда выходит победителем. Но когда дело касалось Лолли, все, что он чувствовал, – неотступный страх за нее.

От этой мысли Сэм тяжело вздохнул. Он перевел взгляд за окно и, уставившись на небо, которое с закатом приобрело розовый оттенок, став точно такого же цвета, как платье в оборочку и смертоносный зонтик, Сэм подумал, что, возможно, ему самому необходима защита.

Глава 20

Открылась дверь.

Лолли выронила зеркальце из рук и подняла глаза. Пришел Сэм и принес пару длинных толстых бамбуковых шестов.

– Я принес тебе вот это, – сказал он, подходя к кровати и смотря на Лолли сверху вниз.

Она почувствовала себя каким-то муравьем, когда уставилась на этого великана, и постаралась сесть повыше, чтобы хоть как-то уменьшить расстояние между ними.

– Как лодыжка?

– Все еще болит, когда я становлюсь на эту ногу.

– Поэтому я их тебе и принес. – Он протянул девушке шесты. – Их выстругал для тебя Гомес. Это костыли.

– Их сделал Гомес?

Сэм кивнул.

– Для меня?

– Да, для тебя.

– О, – сказала она, удивленная, что кому-то еще есть до нее дело.

Сэм склонился над ней и забрал зеркальце, а потом долго смотрел на нее внимательным взглядом. Лолли ожидала увидеть на его лице жалость, презрение или что-то еще, но оно не выдало его мыслей.

Лолли потянулась к щеке, чтобы смахнуть с нее прядь волос и окаменела в ту секунду, когда ее пальцы коснулись неровных, сожженных концов. Она бросила смущенный взгляд на Сэма, ожидая увидеть циничную улыбку. И не увидела. Лолли быстро убрала прядку за ухо.

Сэм положил зеркальце на стол рядом с пустым насестом Медузы и выпрямился.

– Ты собираешься просидеть вот так весь день или все-таки попробуешь эти штуковины? – Он протянул ей костыли.

Лолли недоуменно уставилась на них.

– Судя по тому, как ты морщишь лоб, тебе никогда не приходилось пользоваться костылями.

Лолли покачала головой. Сэм положил костыли на кровать и протянул девушке руку:

– Поднимайся.

Лолли уцепилась за руку и встала, стараясь перенести вес на здоровую ногу. Сэм осторожно обнял ее и подтянул к себе. Она тут же почувствовала тепло его тела. Лолли обхватила правой рукой его за талию, а левую положила ему на грудь, пытаясь удержать равновесие. Тишину комнаты пронзил резкий вздох. Он положил большую теплую ладонь поверх маленькой ручки и передвинул к себе на ребра, а потом наклонился и подобрал костыли.

– Вот. – Он вручил ей одну палку. – Зажми под мышкой.

Лолли повиновалась. Он придерживал ее повыше локтя, а другой рукой приладил второй костыль.

– Держись за эти маленькие ручки.

Он сжал ее пальцы вокруг коротких палочек, торчащих где-то посредине толстого шеста.

– Теперь приподними костыли и передвинь вперед.

Его губы были так близко от ее уха, что, когда он говорил, его дыхание щекотало ее. Лолли вздрогнула. Чтобы уйти от этих губ и того чувства, которое они в ней вызывали, Лолли поставила костыли на целый фут впереди себя.

– Правильно... А теперь обопрись на ручки и качнись, как маятник, вперед.

Лолли сделала все, как надо.

– Получилось! – воскликнула она и, улыбнувшись, обернулась к Сэму. – Смотри. – Она повторила движение. – Это ведь нетрудно. – И она пошла назад, сделав большой шаг – слишком большой шаг.

Левый костыль заскользил по деревянной доске, и Лолли потеряла равновесие. Костыль с грохотом упал на пол. Сэм подхватил девушку.

– Спасибо, – сказала она, глядя ему в лицо.

Он долго смотрел на нее каким-то тревожным взглядом. На его лице не было улыбки, и взгляд был вовсе не суровым, как обычно, и без тени насмешки, которая появлялась, стоило ей совершить какую-то оплошность. Лолли не знала, то ли ей беспокоиться, то ли нет из-за того, что он больше не смотрит на нее, как отпетый циник. Сэм протянул руку и потрогал неровные концы опаленных волос.

– Я, должно быть, выгляжу ужасно. – Лолли отвела взгляд.

Он взял ее за подбородок и приподнял лицо так, что она была вынуждена встретиться с ним взглядом. Он внимательно вгляделся в каждую черточку – наверное, разглядывает синяки, подумала Лолли. Она успела заметить в зеркальце синяк на щеке, царапины и распухшую губу.

– Да, это точно. – Он положил ладонь на ее щеку и тихонечко провел пальцем по вспухшей губе.

Прямодушный Сэм. Ей бы следовало обидеться, но никакой обиды она не чувствовала. Ее заворожило тепло его ладони и нежная ласка. Он начал медленно наклонять голову, ни на секунду не отводя от нее взгляда. «Сейчас он поцелует меня», – подумала Лолли, чувствуя прилив настоящей радости. Веки ее отяжелели и начали опускаться. Она с трудом заставила себя не закрывать глаза, чтобы видеть его, чтобы дождаться прикосновения его губ, дождаться той секунды, когда ее рот опалит жар его дыхания.

Когда их губы разделял всего лишь дюйм, Сэм внезапно остановился. Это произошло так быстро, что Лолли заморгала. Сэм отпрянул, с шумом выдохнул и отвернулся, чтобы подобрать костыль. Сунув костыль ей под руку, он снова отвернулся, оставив ее, опустошенную и похолодевшую. Лолли, переводя дыхание, лихорадочно пыталась понять, почему Сэм отпрянул. На глаза ей попалось зеркальце, и, вспомнив свое отражение, она уже не винила Сэма. Вид у нее был еще хуже, чем у Джима после драки.

– Мне жаль, что так вышло с кухней, – сказала она его спине.

Сэм засунул руки в карманы.

– Там все равно нужно было менять крышу.

Больше говорить было не о чем. Оба стояли и молчали. Сэм резко обернулся, словно хотел сказать что-то важное, но тут с шумом распахнулась дверь, и вошел Джим с Медузой на плече.

– Насилуют! Ха-ха-ха-ха!

Лолли поймала на себе горящий взгляд Сэма. Она вспомнила, когда в последний раз Медуза проскрипела эту глупую фразу. Лицо ее запылало румянцем, и она увидела, что Сэм тоже припомнил ту минуту.

– Жаль, что я научил ее этому, – сказал Джим.

– Мне тоже, – произнес Сэм, не сводя с Лолли пристального взгляда.

Температура в комнате поднималась быстрее, чем прилив в полнолуние. Лолли сознавала, что ей следует отвернуться, но не хотела этого делать.

– Пришла записка.

– Какая записка? – рассеянно спросил Сэм, по-прежнему не сводя с нее взгляда, который заставил ее пожелать, чтобы Джим ушел.

– Записка от ее отца. Встреча назначена в Санта-Крусе через четыре дня.

Она посмотрела на Джима, наконец поняв, о чем идет речь. Ей предстояло уехать, вернуться к своей семье. И тут произошло совершенно необъяснимое. От одной мысли о возвращении у нее подвело живот точно так, как случалось каждый раз, стоило ей оказаться на корабле. Лолли взглянула на Сэма, чтобы увидеть его реакцию. Он никак не отреагировал. Горячий взгляд, в котором чувствовалась тоска, вновь стал циничным, чего она терпеть не могла.

– Ну-ну, значит, мисс Лару возвращается домой к папочке! – Сэм повернулся и ушел не оглядываясь.

– Знаешь, бутылка еще никогда не помогала выбраться из ямы.

Сэм хмуро посмотрел на друга:

– И что это, черт возьми, должно означать?

– Это означает, что я тебя знаю. Ты попал в беду.

Сэм поднес бутылку к губам и сделал несколько обжигающих глотков.

– Замечательное открытие.

– Из-за женщины.

– Эта женщина и есть сама беда, будь уверен. Еще четыре дня, и я сбагрю ее с рук, передав папочке.

– Тогда отчего ты глушишь это пойло?

– Я праздную.

– А я тогда архангел Гавриил, – буркнул Джим.

– С каких это пор ты стал опекать меня?

– С тех пор как заметил, что тебе нужна опека.

Сэм с шумом поставил ногу в сапоге на сиденье стула, стоящего напротив, и уставился на горлышко бутылки.

– Тебе разве некуда пойти?

– Не-а, разве что проберусь в комнату Лолли и устрою ей встрясочку перед отъездом.

Нога Сэма опустилась на пол.

– Только тронь ее, и клянусь... – Он замолчал, поняв, что выдал себя.

– И что? – Джим понимающе улыбнулся.

– Ничего. Просто держись от нее подальше.

Джим просвистел что-то очень похожее на свадебный марш.

– Заткнись.

Джим повиновался, но продолжал улыбаться, наливая себе виски. Потом он откинулся на спинку стула и молча принялся разглядывать Сэма поверх края стакана. Зеленые глаза Кэссиди отчетливо поблескивали – тот же самый блеск был у ядовитой змеи, когда она собиралась напасть.

Сэму этот взгляд не понравился, поэтому он выпил еще виски, чтобы не смотреть на Джима.

– Неужто она в самом деле такая горячая?

Сэм поперхнулся, послав брызги на добрых три фута, закашлялся, пригвоздив Джима свирепым взглядом, способным привести в трепет, и сказал:

– Я убью эту птицу.

Джим рассмеялся и, протянув руку, похлопал Сэма по спине:

– Да брось ты, дружище, где твое чувство юмора?

– Я потерял его в ту минуту, когда ты обзавелся этой болтливой гадиной.

– Точно, ты потерял его в ту минуту, когда позволил этой пигалице-блондинке со сладким голоском прилепиться к тебе.

Сэм хмыкнул. Спустя несколько минут он произнес:

– Если бы даже то, что ты сказал, было правдой, – Сэм поднял руку, когда его друг закатил глаза, – что совсем не так, все равно это не имеет значения, раз завтра я повезу ее к всемирно известному папочке.

– А вот этого в тебе я до сих пор не замечал. – Джим потянулся к бутылке и плеснул себе еще виски.

– Чего «этого»? – насторожился Сэм.

– Ревности.

– Чтобы я ревновал? Черта с два...

– Ты только что говорил так, будто ревнуешь к ее отцу.

– Я в жизни ни к кому не ревновал. А все потому, что мне ни разу не хотелось чего-то или кого-то так сильно, чтобы приревновать.

– Говори что хочешь, но у меня в доказательство синяк под глазом.

– Ревность – только для дураков и мечтателей. – Сэм отпил еще виски. – Это они настолько глупы, что стремятся к тому, чего им никогда не получить. А я не дурак и не мечтатель. Свой урок я выучил еще ребенком.

– Я думаю, ты стремишься к тому, чего, как тебе кажется, ты не можешь получить, – к этой женщине.

– Можешь думать что угодно, но это не означает, будто ты прав. – Сэм вновь поднес ко рту бутылку.

Наверное, он все-таки должен признать, что его тянет к ней физически, но ведь они были вынуждены столько времени провести вместе с того дня, как столкнулись на рынке, поэтому его реакцию на нее можно объяснить просто небольшой слабостью. Обязательно должно что-то найтись, чтобы он справился с этой слабостью и стремлением опекать ее. Скорее всего, она из тех женщин, которые могут заставить мужчину чувствовать то, что он не желает чувствовать. Некоторым женщинам это удается, хотя до сих пор ему не доводилось встречать таких. Наверное, это старость или еще что-то. Только не ревность.

Лучше всего отвезти ее туда, где ей место, и тогда ему не придется беспокоиться о Лолли Лару. Чем скорее они отправятся в путь, тем быстрее он сможет избавиться от нее и продолжить свою работу в лагере. Это самое важное.

Покончив с делами здесь, он вернется ненадолго в Штаты. Найдет какое-нибудь тихое местечко, где сможет привести себя в норму. Возможно, он отправится в Сан-Франциско, а может, на северо-запад. Да, Сиэтл подойдет. Это самая отдаленная точка в Соединенных Штатах от Южной Каролины.

Лолли проснулась от оглушительного грохота. Она даже села в кровати. Столько шума могло быть либо от грозы, либо от огромного слона. Что бы там ни было, но деревянные стены буквально сотрясались. Дверь бунгало распахнулась, словно внезапно налетел ураганный ветер. Через порог свалилась огромная фигура. Лолли закричала.

– Ш-ш-ш!

– Сэм! – удивленно выдохнула она.

Он сел в темноте, и хотя лица не было видно, Лолли знала, что он смотрит на нее.

– Что ты делаешь?

– Пытаюсь подняться. – Он встал на колени, затем поднялся во весь рост, слегка покачиваясь.

– Я имела в виду, что ты делаешь здесь? Уже поздно.

– Я пришел сказать, что мы отъезжаем завтра утром. Очень рано. Срочно.

– Уже?

Он закрыл дверь и, шаркая, направился к кровати.

– В чем дело, мисс Лару? Разве вы не хотите увидеть своего дорогого папочку?

– Конечно, хочу. Просто я думала, что у меня будет больше времени подготовиться к отъезду.

– Нам придется поехать через горы, а скоро начнется сезон дождей.

– А при чем здесь горы?

– Разольются горные реки.

– Понятно. – По крайней мере ей показалось, что она все поняла, он говорил не очень отчетливо. – Это все?

– Да. – Он отрыгнул.

– Ты что, напился?

– Я? С чего бы это? – Он наклонился так близко, что от перегара у нее выступили слезы на глазах.

– Ты пьян!

– Ура! – Он зааплодировал. – Дайте этой женщине диплом! У нее поразительный ум! – Он помахал рукой воображаемым зрителям.

– Думаю, тебе следует уйти.

– Так и знал, что от меня несет дымом.

– Что?

– Ничего. Просто мысли вслух. – Он рухнул на кровать рядом с Лолли. – А что, нелегкая это работенка, мыслить?

– Сэм! Убирайся отсюда!

– Оставь все мысли, просто чувствуй. Это гораздо легче. – Он потянулся к ней губами, но Лолли увернулась, и он зарылся лицом в постель.

Лолли попыталась выскользнуть с другой стороны, но ее обхватила огромная лапища.

– Хо-хо-хо. – Его дыхание коснулось ее уха. – Думала удрать от меня, да? – Он прижал ее к кровати коленом.

– Сэм, перестань! – Она снова увернулась от его лица, но прежде чем разгадала следующий шаг Сэма, огромные ладони уже легли к ней на грудь.

– Ты не плоскодонка, Лолли.

– Перестань! – Она попыталась оторвать его ручищи.

– Разве ты не хочешь поблагодарить меня? Я только что отпустил тебе комплимент. Обойдусь поцелуем. – Он прижался губами к ее губам.

Лолли отвернулась, оторвавшись от назойливых губ.

– Не делай этого, Сэм. Прошу тебя. – Голос ее дрожал.

Когда Сэм, дыша перегаром, повел себя так, дерзко пытаясь взять то, что ему хочется, Лолли испугалась.

Сэм остановился и посмотрел на нее, потряс головой, словно желая прочистить мозги, и снова посмотрел на Лолли, только на этот раз она почувствовала, что он действительно увидел ее. Сэм рывком поднялся с кровати. Девушке показалось, что он собирается извиниться, но этого не произошло. Сэм постоял немного, потер рукой подбородок и, пошатываясь, направился к двери.

– Отъезд завтра утром. Будь готова. – Он рывком открыл дверь.

Лолли промолчала.

– Ты слышала, что я сказал? – рявкнул он, не оборачиваясь.

– Да, – прошептала Лолли.

– Отлично. – Сэм шагнул через порог, но снова остановился. – И еще одно.

– Что?

– Я не ревную. Ни разу в жизни не ревновал. И никогда не буду. – Он с грохотом захлопнул дверь.

Глава 21

С ярко-оранжевым рассветом по небу поплыли темные дождевые облака, как и предрекал Сэм. Он отдавал ей приказы с той минуты, когда загромыхал кулаком в дверь и велел вставать, не преминув при этом чертыхнуться и заметить, что он не может дожидаться ее целый день. Он еще раз сказал о горной дороге, вероятно, позабыв о прошлой ночи. Утром в его речах было больше смысла. На горной дороге, по его словам, им не встретятся испанские патрули. Это более долгий, но безопасный путь в город Санта-Крус, где их должен был встретить отец.

Лолли понимала, что ей бы следовало с нетерпением ожидать этой встречи, но многое произошло с того дня, когда она мерила шагами свою комнату в ожидании отца. Не было больше розового платья, скопированного с портрета, на которое она убила уйму времени и сил. Не было больше идеально подвитых светлых локонов и туфелек с бисерными розочками. Не было больше и девушки, которой казалось, что предстоящая встреча будет самым важным событием в ее жизни.

Лолли осмотрела свою одежду: черную холщовую рубаху, штаны, тяжелые бутсы. Да, от той девушки не осталось и следа. Лолли бросила взгляд в зеркальце на свое отражение. У нее по-прежнему были светлые волосы, но они стали гораздо короче и едва доходили до плеч. Разбитые губы зажили, но на лице можно было разглядеть несколько синяков и царапин. К тому же она ковыляла на бамбуковых костылях.

И это Юлайли Грейс Лару. Ее братья просто не переживут такого зрелища!

А отец – что он подумает?

Впрочем, не важно, что он подумает. Ей осточертело пытаться ублажить отца, которого она даже не знала, надоело завоевывать уважение окружавших ее мужчин. Ее братья могли бы укрыть ее от невзгод, но все дело в том, что они считали ее неспособной позаботиться о самой себе. Они не уважали ее. Наверное, мужчины вообще считают всех женщин ни на что не годными, решила Лолли. Сэм был отличным примером полного отсутствия уважения. Не нашел ничего лучше, как свалиться пьяным на ее кровать.

Лежа в темноте и уставившись на дверь, которой хлопнул Сэм, она твердо решила, что больше не будет стараться угодить мужчинам. До сих пор это не дало ей ничего хорошего. Она всегда стремилась получить одобрение, но так и не дождалась похвалы ни от одного мужчины. И вообще, чем больше она старалась, тем больше все запутывала.

Она из кожи вон лезла, чтобы братья могли гордиться ею, а добивалась лишь того, что они снисходительно поглаживали ее по светлой головке. В конце концов, она замкнулась в себе, жила в собственном мирке. Ей хотелось добиться отцовского одобрения, но он ни разу не приехал домой, так что у нее даже не было шанса попробовать. И она все время проводила в ожидании, встречая одно разочарование за другим. И от Сэма она тоже надеялась получить одобрение, но добилась лишь презрительного отношения.

Все, с этим покончено. В темноте одинокого бунгало она приняла решение. Отныне она сама будет отвечать за свою жизнь. Ей до смерти надоело выслушивать от мужчин нотации: что ей нужно делать, какой быть. Ее будущие поступки, возможно, и не заслужат мужского одобрения, но по крайней мере у нее будет чувство, что она сама распоряжается своей жизнью. Тогда, возможно, ей будет все равно, что думают о ней мужчины.

Пусть теперь они дожидаются ее. И первым мужчиной, которому придется подождать, будет Сэм.

Гомес уже дважды заходил за ней, говорил, будто Сэм требует, чтобы она пришла немедленно. Лолли не подчинилась, а вместо того доковыляла на костылях до кровати, уселась, положила костыли на колени, а потом сосчитала до тысячи. На душе у нее стало так хорошо, что она проделала это еще раз.

«Девятьсот девяносто восемь... – Лолли улыбнулась, представив, как Сэм с хмурым лицом вышагивает по лагерю. – Девятьсот девяносто девять... – Лолли облизнула указательный палец и провела в воздухе воображаемую черту. – Тысяча... и еще один для меня!»

Лолли поднялась, взяла с кровати небольшой мешочек арахиса и привязала к поясу. Затем она поставила костыли, опираясь на них, вышла из бунгало и не спеша направилась к баракам. Миновав домики, она вышла за ворота и оказалась в джунглях. Перед отъездом ей предстояло еще одно дело.

Сэм оставил Джима и группу солдат, которые сооружали новую крышу на кухне. Каждый раз, когда молоток ударял по деревянному колышку или гвоздю – примерно каждые две секунды, – в голове у Сэма раздавался звон. Он прошел сто ярдов до повозки, на которой им предстояло отправиться в горы. Миновал запасного буйвола, привязанного к задку повозки, и проверил в тысячный раз колеса. Остановившись возле задней оси, он наклонился, чтобы взглянуть на нее – огромная ошибка. В голове у него стрельнуло, боль пронзила лоб и виски, в которых стучало так, словно вены перегоняли не кровь, а проклятое виски, целую кварту сразу.

Сэм поморщился и очень медленно выпрямился. В ту же секунду он заметил женщину, из-за которой у него так болела голова. Лолли Лару ковыляла на своих костылях и улыбалась с еще большей гордостью, чем Грант в Аппоматоксе[6].

За ее спиной тоже шли войска: восемь откормленных бойцовых петухов – по крайней мере они были когда-то бойцовыми петухами – семенили за ней вереницей, как утята за своей мамой-уткой.

Стук молотков прекратился, и в лагере наступила полная тишина. Прищурившись от яркого солнца, Сэм повернулся к солдатам. Медленно, один за другим, они спустились с крыши, последним слез Джим и подошел к Сэму. У каждого был вид, словно его только что ударили по голове.

Лолли остановилась в нескольких футах от них. Высоко подняв подбородок и сверкая голубыми глазами, в которых светилась простодушная гордость, она сказала:

– Я привела им обратно всех птиц, видишь? – Она махнула в сторону петухов, которые развернулись, как хорошо обученный полк, и теперь стояли на одной линии рядом с ней.

Сэм услышал, как Джим хохотнул. Нахмурившись, он уставился себе под ноги, потирая рукой гудящий лоб. Сэм считал. Когда он вновь поднял глаза, вокруг собрались все обитатели лагеря и у каждого был ошарашенный вид.

– Ну, – в голосе Лолли послышалась нетерпеливая нотка, – хозяева, разбирайте своих питомцев. У какой птички какое место?

Сэм как раз собирался сказать, что ее место в Бельвью, когда вперед шагнул Гомес и указал на бело-черного петуха в середине шеренги:

– Вот этот мой.

– Клодетт? – Лолли обернулась к птице.

Сэм застонал. Она дала им имена.

– Она самая миленькая. Хотя поначалу была настоящей драчуньей.

Джим громко захохотал. Лолли сердито взглянула на него. Она понятия не имела, с чего вдруг он так веселится. Сэм покачал головой.

Лолли продолжала щебетать:

– Три или четыре раза она принималась клевать мою руку, но теперь с этим покончено. – Лолли подошла к Гомесу, вынула из мешочка у пояса что-то похожее на орех и, опершись на один костыль, наклонилась. – Держи, Клодетт...

Птица взмахнула разок крыльями, подбежала к протянутой руке и склевала орех. Лолли сунула руку в глубокий карман штанов и что-то вынула.

– Возьмите. Она обожает эти орехи.

В протянутую руку Гомеса посыпался арахис.

– Теперь присядьте на корточки, – велела Лолли. – Ну же.

Гомес подчинился.

– Хорошо. А теперь вытяните руку.

Как только Гомес вытянул руку, петух вскочил на нее, – затем перебрался на его плечо и устроился там, как Медуза. Лолли вздернула подбородок и улыбнулась так лучезарно, что Сэму снова захотелось зажмуриться.

– Итак, кто хозяин Ребекки? – Она указала на низкорослого петушка в конце шеренги.

Джим наклонился к Сэму и процедил, не разжимая губ:

– Она дала всем женские имена.

– Я заметил.

Сэм слушал, как Лолли говорит с каждым хозяином, рассказывая о причудах их пернатых подопечных и как ей удалось выманить птиц из джунглей. Она тарахтела о том, что ломала голову, как вернуть птиц в клетки, поэтому и научила их следовать за ней, кидая на землю по орешку.

После каждого ее слова Джим тихо отпускал язвительное замечание. Сэм решил, что с него довольно, и пошел проверить, все ли собрано в повозку.

К тому времени когда он закончил свое инспектирование, Лолли успела раздать всех птиц, попрощаться с каждым солдатом и заковыляла к Джиму, чтобы поболтать с ним. Сэм подошел к ним как раз тогда, когда она благодарила Джима бог знает за что. Лолли с улыбкой обернулась к Сэму, услышав его шаги:

– Я все уладила с солдатами.

Вот уж действительно. Умудрилась приручить целую стаю бойцовых петухов. Сэм не сомневался: если бы петухи умели говорить, она бы научила их произносить «пожалуйста» и «спасибо». Он никогда не встречал никого похожего на Лолли Лару, и если повезет, то никогда больше не встретит. На свете не может быть двух таких существ, иначе человечество не протянуло бы так долго.

Он посмотрел на нее: ни намека на розовый Калхун – солдатская форма, спаленные наполовину волосы, синяки и яркая улыбка. Трудно было поверить, что она – та самая женщина, которая хныкала всю дорогу, продираясь сквозь джунгли. Две недели назад он сразу бы ей выложил, как она выглядит и как глупо поступила с этими птицами, но теперь, видя улыбку на ее лице, покрытом синяками, и слыша радость в ее голосе, он не мог ей ничего сказать. И ему самому это не понравилось.

– Пошевеливайся. Сколько можно ждать, черт возьми! – Он повернулся и направился к запряженному буйволу.

Лолли заковыляла к повозке, и тут Сэм вспомнил о ее ноге. Вернувшись к ней, он подхватил ее на руки и швырнул в повозку, следом полетели костыли. Даже не посмотрев в ее сторону, он вновь подошел к буйволу.

– Вернусь через неделю, – сказал он Джиму и тронулся в путь.

– Подожди! – завопила Лолли.

Сэм обернулся, гадая, что, черт бы ее побрал, она забыла на этот раз. Только что ведь потратила минут десять, прощаясь с каждым обитателем лагеря. Джим улыбнулся и свистнул. С ближайшего дерева слетела глупая майна и уселась на голове Лолли.

– Ок! Вот и Сэм! Несите лопату!

– Хорошо, теперь я готова, – сообщила Лолли, протягивая птице угощение.

Сэм остался стоять на месте, окаменев.

– Чего же ты ждешь? – Она протянула птице второй орех, который та приняла, проглотила и как-то очень хитро посмотрела на Сэма – наверное, такой взгляд у птиц означает кривую усмешку.

У Сэма застучало в висках, он заскрежетал зубами.

– Эта птица с нами не едет.

– Разумеется, едет. Джим подарил ее мне.

Сжав кулаки, Сэм развернулся. Он готов был убить Джима. Ему хотелось схватить за горло и задушить человека, который еще недавно был его лучшим другом. Вокруг толклись солдаты, глазея на петухов, прирученных Лолли. Сэм поискал в толпе светлую шевелюру Джима. Тот как в воду канул.

– Мне казалось, что ты торопишься, – заметила Лолли.

Сэм обернулся к ней, едва сдерживая гнев. Лолли заерзала, устраиваясь поудобнее на повозке. Она сидела среди тюков, как царица Савская. Сэм пригвоздил взглядом птицу, посланную адом.

– Если эта птица скажет слово, хоть одно слово...

– Сэм осел! Ха-ха-ха! – Медуза соскочила на плечо Лолли.

– Ш-ш-ш, Медуза. Сэм дуется. – Лолли повернулась к птице и прижала палец к своим губам. – Мне кажется, у него плохое настроение.