Джунгли страсти

Не успел Сэм свалиться на свою койку, как в комнату залетела эта проклятая птица и набросилась на него, кудахтая свою обычную ерунду. Чертовка чуть не выдергала у него все волосы, прежде чем сказала что-то про спасение Юлайли. Сэм в мгновение ока оказался у дверей ее домика, и тут его ослепила ярость. После он уже почти ничего не помнил, пока не очнулся. А то, что он помнил, ему не нравилось.

Он и Джим воевали рядом уже много лет, не раз спасали друг друга в переделках. И за все эти годы, сражаясь с противником, выбранным войной, они ни разу не сражались друг с другом. А теперь, когда это случилось, то случилось по вине женщины, и, что еще хуже, по вине именно этой женщины.

Снаружи раздался хруст. Сэм посмотрел в открытое окно, за которым промелькнула светлая головка. У Сэма была еще надежда, что это ему показалось, что, возможно, он еще не совсем очухался после драки. Светлая голова снова появилась над карнизом лишь на крошечный миг, но ему хватило и этого мгновения, чтобы убедиться: Лолли действительно бродит возле дома. Снова послышались топот и хруст. Что, черт возьми, она там делает?

Сэм пнул Джима под столом и мотнул головой в сторону окна. Джим повернулся как раз в ту секунду, когда в окне показалась и исчезла светлая макушка. Топ-хруп! Из окна до них долетело сердитое бормотание. Джим тихо застонал. Сэм потер лоб, почувствовав, что у него внезапно застучала кровь в висках. Вся его жизнь пошла наперекосяк с того дня на рынке Тондо.

Лолли висела, уцепившись пальцами за карниз, и Сэм слышал, как ее тело колотилось о стену. Если случится так, что его жизнь будет зависеть от умения Лолли затихнуть, то лучше ему заранее приготовить надгробный камень.

Должно быть, пытается сейчас заглянуть в комнату. Сэм прислушался, как она скребет ботинками по стене, стараясь найти опору. Сэм решил, что у него две возможности: выйти из дома, напугать ее до чертиков, прогнать восвояси или... повеселиться. Он задумчиво потер ноющую челюсть и лениво улыбнулся.

Поймав взгляд Джима, Сэм приложил к уху сложенную ладонь и указал на окно, давая понять, что девушка подслушивает. Джим кивнул, и его распухшие, разбитые губы слегка раздвинулись в довольной улыбке.

За окном снова захрустело, только теперь Лолли расхаживала. Хруп, хруп, хруп.

Сэм взял колоду карт, позабытую на столе, и перетасовал.

– Что ж, Кэссиди, – произнес он нарочито громко, – нам придется решить, кому достанется женщина. Больше никаких драк.

За окном послышался робкий хруст, а затем наступила мертвая тишина. Джим ухмыльнулся и прокашлялся, подавляя смешок.

– Ты говорил, что она тебе не нужна. Я все же думаю, мне следует заняться ею.

– Она действительно мне не нужна. – Сэм попытался говорить как можно более презрительно. – Где она – там беда. Помнишь стирку? Мы оба знаем, что от нее только и жди подвоха.

– Что верно, то верно, – подхватил Джим, – впрочем, мне никогда не встречались красотки, у которых были бы еще и мозги.

– А ты разве считаешь Лолли Лару красоткой? – Сэм хорошенько постарался придать своему тону удивление.

– У нее отличные ножки.

– Ты серьезно? Хм, а мне казалось, что ступни у нее великоваты. По дороге сюда она все время спотыкалась и падала.

– А знаешь, теперь мне кажется, что она действительно немного косолапит. Наверное, оттого, что коленки у нее вогнутые.

– Да. – Сэм не сводил взгляда с окна. – К тому же она настоящая плоскодонка. Мне нравится, когда мои женщины немного... помясистее.

– А я никогда не был любителем мясных туш.

– Каждому свое... – Сэм досчитал до пяти, затем поинтересовался: – А что ты скажешь насчет ее носа?

– Ничего себе носик, если тебе нравятся бульдоги.

Снаружи донесся сдавленный возглас ужаса. Сэм зашелся смехом. Он просто не в силах был сдержаться. Только через минуту он снова овладел голосом.

– Мне всегда больше нравились брюнетки.

– Это верно. Никогда не видел, чтобы ты увивался за блондинкой. Отчего это?

– Мне кажется, все блондинки... туповаты.

– А мне они нравятся, – сказал Джим.

– Тебе все подряд нравится.

– И вовсе нет. Светло-голубые глаза меня не привлекают. Слишком они холодные и пустые.

– Да уж точно, такие пустые, словно никого нет дома, – рассмеялся Сэм. – А в ее случае так и есть.

– Знаешь, пожалуй, она мне все-таки не нужна. Можешь взять ее себе, – снисходительно произнес Джим.

– А мне тоже не нужна. Наверное, придется вытянуть по карте и посмотреть, кто в конце концов взвалит на себя это ярмо. – Сэм еще раз перемешал карты и шлепнул колодой о стол. – Ты первый.

Джим выбрал карту и показал ее Сэму. Это был король.

– Всего-навсего тройка. Теперь, наверное, мне с ней возиться.

– Да, такую карту легко побить. Тройка. Не повезло тебе, Кэссиди. – Сэм вытянул туза пик и показал Джиму, тот отсалютовал. – Несчастливый день. Червовая двойка. Ты выиграл, значит, мне и дальше тащить это ярмо. Налей-ка еще. Покрепче. – Сэм взял стакан, затем со стуком отставил его и преувеличенно громко отодвинул стул, поднимаясь из-за стола. – Ладно, пойду проверю, как там она.

Из окна донесся шум бегства – хруп, хруп, хруп, топ, топ, топ – это Лолли уносила ноги прочь.

Давно Сэм так не веселился. Джим хохотал, тряся головой.

– Ты прав. От нее больше шума, чем от наступающего взвода.

Сэм открыл дверь и вышел на крыльцо, посмеиваясь.

– Да, должно быть, все из-за больших ног, – сказал он и притворил за собой дверь.

Ее дверь оказалась заперта.

– Лолли! Впусти меня.

– Уходи.

Сэм схватил ручку и затряс дверь:

– Отопри.

– Не могу. У меня слишком большие ноги. Боюсь споткнуться и разбить свою пустую голову!

Сэм выругался, отступил на шаг и пнул дверь повыше ручки. Дверь с шумом распахнулась и ударилась о стену с такой силой, что затрясся весь домик. Плечи Лолли вздрогнули, но она не оторвала голову от подушки. Сэм протопал по деревянному полу и навис над ней. В комнате стояла тишина.

– Лолли, посмотри на меня.

– Нет.

– Я сказал, посмотри на меня. – Он не сводил взгляда с ее затылка.

– Не могу, никого нет дома.

– Вот черт, – пробормотал он и долго смотрел на нее, прежде чем присесть на край кровати.

– Берегись моих вогнутых коленок, – сказала она приглушенным подушкой голосом.

– Лолли, Лолли, Лолли, – произнес Сэм, тряся ее.

Девушка даже не пошевелилась, поэтому он в конце концов схватил ее за плечи и посадил. Она не подняла глаз выше его подбородка.

– Ты плачешь, – удивленно проговорил он.

Шмыгнув носом, она вытерла глаза ладошкой.

– Какого черта ты плачешь? – поинтересовался Сэм, выпуская ее из рук, словно она могла взорваться в любую секунду.

– Меня здесь ненави-и-идят! – Лолли разрыдалась и упала на кровать. – Все люди в лагере ненавидят меня из-за птиц, а еще из-за того, что ты подрался с Джимом. Никому я здесь не нужна. Как всем мужчинам. А что со мной не так? Я не понимаю, – подвывала Лолли, говоря в подушку. – Я не такая уж плохая. Я действительно старалась помочь, но никому это не нужно. И я сама никому не нужна.

Сэм смотрел, как она всхлипывает, и на душе у него скребли кошки. Нет, временами он поступает как настоящий осел. Наконец он протянул руку и дотронулся до ее плеча:

– Перестань плакать.

Она не перестала.

– Эй, Лоллипоп. – Он ткнул ее в плечо. – Прошу тебя, перестань.

Она рыдала так, словно в целом мире у нее не было ни одного друга. Он снова ткнул ее пальцем:

– Ты не так уж плоха.

Лолли шмыгнула носом и с надеждой посмотрела на него мокрыми от слез глазами:

– В самом деле?

– Угу.

Лолли задумчиво прикусила губку. В эту минуту она выглядела далеко не замечательно. Волосы она зачесала назад и завязала на затылке, отчего глаза с красными веками казались огромными. Они занимали почти все маленькое личико, покрытое пятнами, такими красными, словно она опять наелась тех ягод. Здравый смысл и опыт прошлого подсказали Сэму, что лучше воздержаться от подобного замечания. Вместо этого он принялся оглядывать комнату.

– А что это значит «не так уж плоха»? – прошептала Лолли.

– Просто ты отличаешься от тех, к кому мы здесь привыкли. Видишь ли, здесь военный лагерь, а не девичий пансион. – Сэм вновь повернулся к ней.

– Я вовсе не стараюсь выводить людей из себя, – сказала Лолли с искренней печалью на маленьком личике, которую Сэм до сих пор у нее не замечал. У него даже сердце сжалось, чего с ним не случалось очень давно. – И я не подозревала, что я такая уродина. Никто не говорил мне ничего подобного.

Голос ее дрогнул, и она вдруг снова принялась рыдать. В каждом ее вздохе чувствовались боль и одиночество и еще то, что проняло его до костей, – стыд. Сэм никогда не думал, что такое возможно. Лолли Лару, которую он окрестил безмозглой задавакой, стыдилась того, что она нехороша. Нет, все-таки он осел, настоящий осел.

– Проклятие, – пробормотал он и, забыв обо всем на свете, притянул ее к себе, обнял, давая всласть выплакаться на своем плече. – И вовсе ты не уродина, – сказал он, распекая себя за то, что разыграл ее, чувствовал он себя при этом ужасно.

– Я слышала, как вы говорили обо мне, – сообщила она его плечу, обвивая его руками, словно от этого зависела ее жизнь.

Он посмотрел на белокурую головку, примостившуюся у него на плече, и рукой приподнял ее, чтобы заглянуть в глаза.

– Мы знали, что ты под окном, и нарочно так говорили.

Она пристально смотрела на него несколько секунд, пытаясь определить, насколько правдивы его слова.

– Зачем? Вы сделали это, чтобы обидеть меня? – По ее лицу было видно, что она ожидает услышать «да».

– Черт возьми, нет. – У него было такое чувство, будто он только что пнул щенка. – Мы решили просто подразнить тебя. Тебе не следовало бы бродить вокруг дома и подслушивать, вот мы и подумали, что это будет смешно.

– Я была там потому, что хотела убедиться, что с тобой все в порядке... после драки. Я думала, меня к тебе не пустят. Солдаты считают, что в драке виновата одна я.

Это совсем его доконало. Она беспокоилась о нем. Если не считать Кэссиди, то всем всегда было наплевать, что с ним и где он. А Лолли своим признанием будто всадила маленький кулачок прямо ему в живот. Сэм терзался чувством вины. Очень неприятным чувством. Лолли протянула руку и дотронулась до разбитой скулы:

– Ты весь в синяках.

Он заглянул в глаза Лолли, наивные голубые глаза, которые еще минуту назад смотрели с невыразимой болью. Эти глаза смотрели на него не отрываясь. В голове у него словно ударил колокол, предупреждая об опасности. Сэму было все равно.

В одну безумную секунду он осознал, что ее грудь мягко прижата к нему, а маленькая ручка лежит на его спине. Ее дыхание было для него часовой бомбой, отсчитывающей секунды, когда наконец он поддастся охватившему его порыву, который сулил одну беду.

Сэм схватил ее запястье и оторвал ручку от своего лица. В комнате было слышно лишь настороженное дыхание обоих. Она по-прежнему не сводила взгляда с его лица, но потом вдруг поморщилась и посмотрела на их руки. Сэм проследил за ее взглядом и увидел, что ладонь у нее стала ярко-красной, а кожа на запястье побелела, потому что он так и не отпустил ее руку, только сильнее сдавил. Сэм даже не сознавал, что делал. Он быстро выпустил руку и сразу поднялся, стремясь уйти от нее подальше. Убраться ко всем чертям.

– Сэм. – Лолли тоже поднялась и положила руку на его предплечье, которое тут же напряглось.

– Что?

– Минуту назад ты собирался поцеловать меня?

Ее ручка обжигала, как клеймо.

«Убирайся-ка ты отсюда, старина Сэмми. И поживее».

– Собирался?

Он оцепенел.

– Нет.

– Я спросила просто так.

В его голове промелькнула картинка, как он целует Лолли, прижавшись к ней всем телом. Но все мысли и разум сразу покинули его, когда он схватил ее за плечи и крепко притянул к своей груди. В тот же самый миг их губы встретились, Сэм обнял Лолли, удерживая одной рукой ее затылок, чтобы она не смела шевельнуться и прервать их поцелуй. Сэм, жаждавший узнать ее вкус, снова и снова проникал языком к ней в рот, действуя властно и безжалостно.

Лолли тихо застонала от удовольствия, и этот стон зажег огонь в его чреслах. Он еще сильнее прижал ее к себе, движимый чувственным желанием.

Легко приподняв Лолли в воздух, он прошел с ней два шага и осторожно придавил своим телом к стене. Чувствуя мягкую податливость каждым налитым мускулом, Сэм еле сдерживал стон. Его руки теперь освободились, и он провел пальцами от ее висков к затылку, развязал ленту на длинных волосах и распустил их одной рукой, а вторая рука вновь оказалась у нее на затылке, чтобы его язык мог беспрепятственно овладеть ее ртом так, как он сам хотел овладеть ее телом.

Потом Сэм осторожно коснулся кончиками пальцев ее кожи. Мягче он в жизни ничего не трогал. Отпрянув, Сэм увидел затуманенные голубые глаза, пунцовые от румянца щеки, влажный рот.

Господи, этот рот...

Она приоткрыла губы, и Сэм уже ничего не помнил, обуреваемый острой потребностью вновь ощутить их вкус. Лолли действовала на него как виски. Превосходное, выдержанное виски – горько-сладкое, крепкое, пьянящее.

Он принялся медленно вращать бедрами, потакая желанию своего тела. Ее ладони, прижатые к его груди, описывали круги, словно хотели поглотить все его тепло. Неожиданно маленькая ладошка замерла и двинулась к вороту его рубахи. Лолли коснулась обнаженной кожи, легко поигрывая волосками.

Сэм больше не удерживал голову Лолли, а грубо схватил ее рубаху и сорвал с плеч. Оторвавшись от влажного рта, он пригнулся и провел языком по ее шее. Лолли простонала его имя. Услышав это, Сэм нежно прикусил ее кожу и почувствовал, как Лолли затрепетала. В нем взыграла мужская сила. Это был инстинкт – дикий, необузданный – мужское начало против женского. Первобытная сила, бессознательная потребность заставить подругу отреагировать.

Стянув с Лолли рубашку почти до талии, но не высвободив руки из рукавов, Сэм таким образом как бы связал ее по рукам. Затем он спустил вниз свободно болтавшуюся майку и приподнял Лолли, так что ее грудь оказалась возле его рта. Он коснулся губами соска.

Лолли охнула и, застонав, вцепилась ему в голову, чтобы оторвать от себя.

– Нет...

Сэм смотрел на розовую вершинку груди, не прикасаясь больше к ней ртом, просто смотрел. Дыхание Лолли участилось, пальцы сильнее вцепились в шевелюру. Сэм ждал.

Наконец Лолли притянула обратно его голову к своей груди и застонала, сдаваясь. Сэм улыбнулся и тут же припал к ней ртом, положив ладонь на вторую мягкую грудь. Он полностью прижал ее к стене, чтобы лучше чувствовать жар хрупкого тела. Лолли больше не цеплялась за его шевелюру, а обхватила широкие плечи.

– О Господи... – еле слышно шептала она.

Сэм, улыбаясь, терся губами и заросшими щеками о нежные мягкие вершинки и в то же время не переставал медленно вращать бедрами. Ему нужен был секс. Неторопливый, долгий, пылкий секс. Тот секс, когда мужчина, овладевая женщиной, полностью растворяется в ней, и больше для него ничего не существует.

Сэм хотел раствориться в ней.

Эта мысль подействовала как ушат холодной воды. Сэм замер. Сердце колотилось в груди, словно он только что бежал, во рту пересохло. Не поднимая головы, он с силой прижал влажные ладони к стене по обеим сторонам от нее. И принялся считать: «Один... два...»

– Сэм, – прошептала Лолли.

«Четыре... пять...»

– Сэм.

Он глубоко вдохнул и отпрянул. По-прежнему прижимая ладони к стене, он взглянул на Лолли. Она смотрела на него, ничего не понимая, затем проследила за его взглядом и быстро запахнула рубашку. Ее лицо залил румянец смущения, а Сэм оттолкнулся от стены, чтобы не сделать какой-нибудь глупости, например, проломить стену кулаком.

Отвернувшись, он запустил пятерню в свою шевелюру, пытаясь придумать, что бы такое сказать. В голову так ничего и не пришло, поэтому он произнес:

– Я лучше пойду.

Сэм быстро направился к двери, но остановился, увидев сломанный замок. Пришлось ему снова посмотреть на нее. Она по-прежнему стояла как вкопанная, придерживая побелевшими пальцами ворот рубахи. Лицо белое как полотно, в огромных глазах удивление и боль.

– Когда я уйду, подопри стулом дверную ручку.

– Но...

– Для твоего же блага, черт возьми. Заткнись и делай, как велят! – Он грохнул дверью за собой с такой силой, что чуть не треснул косяк, но легче от этого ему не стало.

Ужас оттого, что чуть не случилось, не покинул его. Но ведь он хотел, чтобы это произошло. Он, Сэм Форестер – бывший уличный мальчишка, прошедший через огонь и воду в трущобах Чикаго, воевавший на четырех континентах, попадавший в перестрелки, в которых другой на его месте превратился бы в решето, выживший даже после потери глаза, – только что был покорен маленькой блондинкой из Южной Каролины, к тому же безмозглой, как курица.

Сэму захотелось выпить чего-нибудь самого крепкого. Перешагивая через ступеньки, он поднялся на крыльцо своего бунгало, с шумом вошел в комнату, пинком закрыл за собой дверь и сразу направился к бутылке на столе. Откупорив ее, он швырнул пробку через плечо и сделал несколько обжигающих глотков. Вытерев рот тыльной стороной трясущейся руки, он подошел к своей кровати, убрал фитиль в керосиновой лампе, затем сел и уставился в темноту.

Он сделал еще глоток, размышляя, неужели из-за такой тяжелой жизни он настолько поглупел, что клюнул на пустоголовую блондинку с именем небезызвестной танцовщицы, исполнявшей разнузданные танцы в клубе «Париж».

Сэм не понимал, что, черт возьми, с ним произошло. В его жизни были женщины. Мужчина, достигший тридцати трех лет, при таком образе жизни, как у него, не мог не иметь множества женщин. Впрочем, меньше, чем у Кэссиди, но Сэм сомневался, что найдется много удальцов вроде его друга, оставшихся в живых после стольких побед. Лично у него было предостаточно опытных женщин, никогда не просивших больше того, что он мог дать – ничего, кроме секса.

Господи! Ему только что пришла в голову ужасная мысль: Лолли, вероятно, девственница. Чертова девственница. Он сделал еще глоток, закашлялся и со стоном опрокинулся на кровать. Та глупая птица была права. Он действительно по уши в дерьме, и ему нужна лопата, чтобы откопать себя. Но сегодня вечером он воспользуется бутылкой и будет пить до тех пор, пока не перестанет видеть наивные голубые глаза, уставившиеся на него из темноты.

Лолли лежала на кровати, уставившись в темноту. Время от времени ее задумчивый взгляд обращался на дверь, подпертую зеленым стулом. В глубине души ей хотелось увидеть, как поворачивается дверная ручка, хотелось, чтобы Сэм вернулся. И в то же время она мечтала оказаться в своей комнате в Гикори-Хаус, где все ей знакомо.

То, что произошло сегодня вечером, было абсолютно ей внове. Лолли лежала на кровати, уставившись на темный потолок, одна-одинешенька, и вспоминала вкус поцелуев Сэма. Как бы напоминая себе, что все это ей не приснилось, она легонько провела пальцем по губам. Они немного припухли. Она облизала губы и почувствовала легкое покалывание. Ее гордость тоже пострадала. Лолли больно укололо то, как он покинул ее, то, как он смотрел на нее, когда приказывал приставить к двери стул, – как будто сердился.

Лолли вздохнула, вспомнив, как сама чуть ли не напросилась на поцелуй. Она застонала и прикрыла глаза рукой. Получается, она вновь совершила какую-то оплошность, раз он рассердился.

Надо признаться, она надеялась, что он ее поцелует. Какой-то злобный маленький чертенок внутри ее заставил Лолли подтолкнуть Сэма. Ей хотелось проверить разницу между невинным флиртом, который был у нее в четырнадцать, атакой Джима Кэссиди и поцелуем Сэма.

Сэм победил.

За всю свою жизнь она не испытывала того, что Сэм заставил ее почувствовать. Ей часто доводилось слышать одно старое изречение: каждая влюбленная женщина верит, будто ее любимый может достать луну и звезды. Теперь она убедилась в правоте этих слов.

Она мечтательно прикрыла веки, вспоминая его прикосновения, объятия, поцелуи, тяжесть его торса, прижатого к ее груди, пальцы, обхватившие ее талию, а потом распускавшие ей волосы, вспоминала его губы, прижатые к ее рту. Она до сих пор чувствовала их вкус, а если делала глубокий вдох, то ощущала его запах на своей одежде и коже.

Она не подозревала, что такое случается между мужчиной и женщиной. В школе она слышала кое-какие разговоры и знала, что после свадьбы мужчина и женщина чем-то там занимаются. Но ей казалось странным, что если это происходит до свадьбы, то становится грехом.

Лолли натянула на себя одеяло и крепко вцепилась в него руками, испытывая потребность обнять хоть что-то. У нее промелькнула мысль, что, возможно, как раз сегодня она согрешила с Сэмом, позволив ему то, чего нельзя позволять мужчине до свадьбы. Лолли долго думала об этом. Наконец она повернулась на бок, придя к твердому решению. То, что было таким чудесным, никак не может зваться грехом.

Глава 18

Лолли подошла к пустым клеткам и пересчитала их. Восемь. Так она и думала. Птиц было восемь, а она нашла только пять. Кроме того, нужно было придумать способ изловить их, так как все, кроме двух, держались пугливо и настороженно, когда она их кормила. Придется искать пропавших.

Лолли подавила зевок, разглядывая клетки. Только не сегодня, подумала она. Ей уже и так пришлось провести несколько часов в густых зарослях, отмахиваясь папоротником от москитов, когда она пыталась приманить петухов. Насекомые слетелись к ней, как мухи на мед, наверное, потому, что в тот день было как-то по-особенному влажно и душно. Воздух был жаркий, мокрый, липкий, как и она сама, не говоря уже о том, что пришлось терпеть зуд, грязь и усталость.

Прошлую ночь она тоже не спала, все металась в постели и переворачивалась – теперь бессонница сказывалась. Лолли расправила затекшие плечи, а все оттого, что приходилось спать на неудобной кровати, подолгу стоять согнувшись, пытаясь выманить из зарослей одичавших птиц. Лолли поддернула закатанные рукава выше локтей и, пока шла к своему бунгало, расчесывала укусы на руках.

К тому времени, когда она достигла крыльца, руки и шея были сплошь покрыты вспухшими красными полосами и нестерпимо зудели. Лолли надеялась, что влажная ткань успокоит зуд. Открыв дверь, она поспешила в комнату, не забыв повернуть замок, который Гомес починил днем раньше. Замок то и дело заедало, но солдат с ней не разговаривал и даже не поинтересовался, исправно ли работает защелка. Лолли очень не хотелось вновь пережить гнетущую тишину во время ремонта. Вот когда она исправит свою ошибку, тогда, возможно, она и скажет о замке. До тех пор придется помолчать.

Посадить защелку на место она сумела только двумя руками и, подходя к ведру с водой, потирала побелевшие пальцы. На стене, на куске скрученной проволоки, висело маленькое овальное зеркальце, потемневшее от времени. Прямо под ним стоял шершавый шаткий комод с тремя сломанными ящиками. Ножки у комода были все разные, поэтому стоило на него что-нибудь положить, как он начинал шататься.

Лолли подтянула ведро к комоду и взгромоздила его наверх. Комод раскачивался несколько секунд, расплескивая воду. Лолли опустила в воду небольшую тряпочку, выжала ее несколькими движениями и прилепила влажный компресс к пылавшим расчесам на шее.

О-ох. Просто рай. Лолли закрыла глаза и сунула руки в ведро по локоть, чтобы холодная вода сняла зуд. Облегчение пришло почти мгновенно. Она вынула руки из воды, отцепила компресс и бросила в ведро, а сама принялась сражаться с металлическими пуговицами на рубашке. Они были слишком велики для петель, и ей понадобилось добрых пять минут, чтобы расстегнуться. Вытянув руки из рукавов, она сбросила рубашку, и та повисла на талии, туго стянутой поясом.

Зажав в руке мокрую тряпку, она спустила майку и провела тканью по плечам, шее и груди. По телу потекли приятные холодные струйки. Это было чудесно. Тихонько напевая, Лолли взяла большой желтоватый кусок мыла и потерла им тряпочку. Мыло выскользнуло из руки, упало на пол и куда-то закатилось.

Вот незадача! Лолли швырнула тряпку рядом с ведром, а сама, отступив на шаг, наклонилась, чтобы заглянуть под комод. Свесив голову вниз так, что волосы подметали пол, она вытянула руку, пытаясь нащупать мыло. Но нащупала только твердые и пыльные деревянные доски пола. Отойдя еще на шаг, Лолли наклонилась ниже и, прищурившись, продолжала поиски.

Краем глаза она заметила быстро промелькнувшее черное пятно. Рука замерла. Затаив дыхание и не поворачивая головы, Лолли бросила взгляд налево, затем направо и снова налево. Ничего не увидела. Лолли взглянула на насест Медузы, подумав, что, возможно, вернулась ее птица. Насест был пуст.

– Медуза. – Лолли выпрямилась, оглядела комнату.

Птицы нигде не было. Лолли нахмурилась, пожала плечами и вернулась к комоду.

Снова промелькнуло черное пятно.

Лолли перестала дышать. Что бы это ни было, оно было больше, чем ее кулак... того же размера, что и...

– О Господи! Тарантул! – Лолли кинулась к кровати, едва касаясь пола тяжелыми бутсами.

Вскочив на кровать, она сунула похолодевшие руки в рукава рубахи, чувствуя, что сердце вот-вот выпрыгнет из груди. Подтянув колени, прерывисто дыша от страха, Лолли осматривала пол, пытаясь разглядеть жуткую тварь. Она примостилась на самом краешке, не сводя глаз с пола, и ждала, зная, что огромный паук в любую минуту может прыгнуть на кровать. Когда она отодвинулась к стене, смертоносное черное чудовище выползло на левый край кровати.

Тарантул преследовал ее! Лолли взвыла и отпрянула в другую сторону как раз в ту секунду, когда паук перелез на одеяло. Лолли завизжала так, что чуть сама не оглохла, спрыгнула с кровати и бросилась к двери. Она должна была добраться до двери. Во что бы то ни стало!

Рука коснулась холодного металла замка. Лолли повернула его, охваченная паникой. Замок заело. Она продолжала возиться с тугой щеколдой, ожидая, что в любую секунду жуткая тварь прыгнет на нее. Лолли знала, что обязательно почувствует, если это случится.

О Боже!

Раздался спасительный щелчок. Лолли распахнула дверь, пулей вылетела на крыльцо и, захлопнув дверь, привалилась к ней спиной, еле переводя дыхание, сердце у нее стучало как бешеное, по пылающим щекам текли слезы в три ручья.

Пытаясь справиться с волнением, Лолли опустила голову и провела рукой по лицу, прежде чем открыть глаза и внимательно осмотреть порожек. Из-под двери показалось черное чудовище.

О Боже! Лолли отпрыгнула от двери, и ужасная черная тварь выползла на крыльцо. Лолли вопила до тех пор, пока у нее не пересохло во рту, затем помчалась во всю прыть.

Ее остановила грудь Сэма.

– Что, черт возьми, здесь происходит? – Он, пошатнувшись, сделал шаг назад и обхватил ее руками, потому что она врезалась в него на полном ходу.

Лолли не переставала перебирать ногами, пока почти не забралась к нему на плечи. Она вцепилась в Сэма обе – ими руками.

– Еще один тарантул! О Боже! Убей его, Сэм, прошу тебя! – Она зарылась носом ему в шею и еще крепче обхватила его руками.

Сэм хмыкнул, и она почувствовала, как он посмотрел ей через плечо, прежде чем поинтересоваться:

– Где же этот тарантул?

– У меня за спиной. Выползает из-под двери, – ответила Лолли ему в шею, не в силах еще раз взглянуть на паука.

Она все еще дрожала, но прежний страх рассеялся в ту секунду, когда она ударилась о грудь Сэма. Внезапно его плечи и грудь начали трястись, сначала мелко, затем все сильнее. Если уж Сэм задрожал, паук, должно быть, невероятно огромный и ужасный, подумала Лолли, стараясь не обращать внимания на мурашки, пробегавшие по всему телу.

– Ты видишь его? – прошептала она.

– Да.

– Он ужасный, правда?

– О да, такого огромного я еще не видел.

– Избавься от него, пожалуйста.

– Я не уверен, что смогу убить его... в одиночку.

– О-о-ой, – простонала она, охваченная ужасом. Лолли ждала, но Сэм не шевелился и больше ничего не сказал, поэтому она спросила: – Разве ты не можешь пристрелить его?

– Думаю, это не поможет.

– Попытайся! Я умираю от страха.

– Пуля такого не возьмет.

– Разве у тебя нет пуль побольше?

Плечи Сэма вновь мелко затряслись.

– Этого пули не остановят.

Ее воображение нарисовало огромного жирного мохнатого паука с толстой, как ремень, черной кожей. Этой картинки было достаточно, чтобы Лолли снова затряслась:

– Неужели у него действительно непробиваемая кожа?

– Нет, но твоя голова точно непробиваема.

Лолли оторвалась от его шеи и уставилась ему в лицо, выражавшее насмешку. Осторожно оглянувшись, она посмотрела вниз. На деревянном крыльце безобидно лежал большой моток спутанных черных ниток. Ее смущенный взгляд последовал по длинной черной нитке, прицепившейся к резиновой подметке ботинок.

Должно быть, Медуза завладела целой катушкой ниток. Лолли соскользнула с шеи Сэма, не зная, то ли убежать в дом и захлопнуть за собой дверь, то ли удариться в слезы, то ли взять и умереть, прямо не сходя с места.

Но самое ужасное, что Джим Кэссиди и несколько солдат стояли неподалеку и, видимо, хорошо повеселились благодаря ее глупости.

– Ты был прав. У нее плоская грудь, – произнес Джим, и тут же окрестности огласились громким мужским хохотом.

Лолли посмотрела вниз, вспомнив о своей незастегнутой рубахе. Застежка распахнулась до пояса, мокрая майка облепила грудь, ничего не скрывая от мужских глаз. Лолли порывисто стянула полы рубахи, зажав их в крепкие кулачки, и постаралась сдержать слезы, которые готовы были брызнуть из глаз. Она решила повести себя так, будто у нее еще осталось какое-то достоинство, вздернула подбородок и, гордо выпятив свою плоскую грудь, направилась в дом. Дойти ей удалось только до двери с заедавшим замком.