Повязанные лжесвидетельством, страхом перед Кашалотом, неписаными законами преступного братства, собственными грехами, они не собирались раскрывать перед Крайко душу, помогать ей, хотя Эмма Александровна в свое время именно этих троих уберегла от тюрьмы, добилась для них условного осуждения. Но прошли годы, безусые юнцы превратились в молодых мужчин, которые-хаки избрали для себя в жизни скользкую дорожку породнились с преступным миром, остались в нем.
      И это обстоятельство более всего удручало Эмму Александровну. Сколько горячих, истинно материнских слов было сказано, сколько вечеров провели они в ее служебном кабинете за разговорами о смысле жизни, о чести и достоинстве человека, о дорогах, которые мы выбираем... Неужели все это было впустую, напрасно?!
      Нет, не все. Эти трое за колючей проволокой все же не оказались, и то хорошо. Но трутся рядышком с уголовными авторитетами, зачем-то показали на Мотыля...
      Кто за ними стоит?
      Не дождавшись дружных признаний своих бывших подопечных по работе в Левобережной прокуратуре города, Эмма Александровна поняла, что допустила ошибку: ее мальчики стали за эти годы другими, и никакого коллективного разговора не получится. Говорить надо с каждым индивидуально, с глазу на глаз.
      Получив на свои вопросы уклончивые, осторожные ответы, ничего не проясняющие по сути дела, Крайко отпустила всех троих, удержавшись от соблазна оставить для углубленной и откровенной беседы кого-нибудь одного - разговора все равно теперь не получится. Должно пройти время. Потом она вызовет каждого по отдельности и будет говорить вполне официально, под протокол. Пусть это была предварительная беседа.
      Она мало что дала, безусловно, но Эмма Александровна знала теперь, с кем ей предстоит иметь дело впредь.
      Их дружные показания на Мотыля нужны кому-то еще.
      Кому?
      Крайко решила, что завтра же отправится вместе с Костенкиным в следственный изолятор, к Перегонцеву, допросит его заново, постарается найти в ответах Мотыля неточности, логические неувязки, с тем, чтобы поймать его на этих неточностях, уличить во вранье, добиться от него правды. Опыт и следовательское чутье подсказывали ей, что Мотыль может дать ниточку следа к настоящему убийце.
      Глава 20
      КОНЕЦ ГЕЙДАРА РЕЗАНОГО
      - Алло!
      - Да, слушаю.
      - Паша, ты? Привет!
      - Я. А кто это говорит?
      - Котов.
      - Какой Котов?.. А, понял.
      - Надо встретиться.
      - Давай встретимся...
      ...Уже через полчаса Койот сидел в джипе Кашалота, Они не спеша ехали по городу в сторону окружной дороги, по новому путепроводу, соединившему Левобережье с Ростовской трассой. День был чудный - легкий морозец, яркое солнце, чистое небо. Джип легко, играючи нес своих седоков по сухому серому асфальту, казалось, так и просил хозяина: ну прибавь.чего ты? Куда силушку-то девать? Помчу сейчас с ветерком...
      Но Кашалот сдерживал коней. Откинувшись на сиденье, держал руль одной рукой, покуривал.
      Выбравшись на окружную, сказал:
      - Уберешь Гейдара Резаного, Паша Это правая рука Мамеда, человек влиятельный, с головой. Он мне мешает. И должок у него передо мной имеется... Обитает вся шайка азеров в гостинице "Придонье". Слыхал про "Горное гнездо"?
      - Слышал.
      - Ну вот. Гейдар кота моего замочил, на дверь офиса повесил. И записку еще, сука, написал, угрожал. Думал, что я испугаюсь... Золотые зубы у Спонсора вырвал.
      Койот невольно засмеялся, покрутил головой.
      Ну, блажь у шефа! Золотые зубы котам вставлять.
      Но понял, что смех его не к месту, Кашалот искренне переживает потерю кота.
      - Коронки бы, конечно, тоже надо вернуть, - думал вслух Кашалот. - Я четыре "лимона" за них заплатил. Но коронки, насколько я знаю, у Мамеда... Ладно, сделаем дело, потом тоже ксиву подбросим. Или я звякну ему... подумаем.
      - Где Резаный бывает, кроме гостиницы и рынка? - спросил Койот.
      - Правильный вопрос, молодец, - похвалил Кашалот. - Профессиональный. Значит, так, Паша. Мочить его ни в гостинице, ни на рынке не надо. Шум, гам... Риск, наконец, народу много, центр города и все такое прочее. Мы его украдем, увезем куда надо, а ты там его положишь.
      Сделай себе маску из шапочки. Как у спецназовца, видел? Только прорези для глаз, а лицо должно быть закрыто. Никто тебя даже из моих не должен видеть. Тебя знаю я один. А ты - меня. Пришел, выполнил работу, исчез. Все. Получил деньги, лег на дно, пару-тройку месяцев помолчал. Можешь съездить в Сочи, отдохнуть. Сейчас, зимой, там полно пустых санаториев. И температура все время плюсовая.
      - Борис, может, я сам его подкараулю, Резаного? Похожу за ним по городу, послежу. На хрена мне светиться? В маске, не в маске... Твои парни все равно меня увидят.
      - Не увидят, не переживай. Я же сказал: надень маску, одежду смени. Не переживай. Так надо. Хотя бы разок явишься, а там посмотрим.
      - "ТТ" твой?
      - Да, я же говорил. Он "чистый", со склада, у баллистиков не числится. А насчет конспирации...
      Мне надо поговорить с этим Гейдаром, понимаешь? Так бы ты его замочил где-нибудь в городе, и все дела. Но у меня к Резаному вопросы есть.
      Мне надо знать, что Мамед против меня замыслил, кто азерам про моего кота рассказал. Навел же кто-то на офис, прямо к дверям привел...
      Кашалот не стал, разумеется, раскрывать полностью свои планы перед киллером. Прежде всего он хотел продемонстрировать Койота ближайшему своему окружению - тем же Мосолу, Колорадскому Жуку, Рылову. Парни в последнее время малость распоясались, кажется, перестали его, хозяина, бояться, кое-какие команды им приходилось повторять дважды, а то и трижды. Это непорядок. Подчиненных надо держать в ежовых рукавицах, в страхе. Конечно, они достаточно напуганы, повязаны убийством стариков Вшивцевых, и сын их отдал Богу душу не без их участия, но все же об этом надо время от времени напоминать и киллера продемонстрировать. Подчиненные должны знать: у шефа есть человек, который служит ему верой и правдой, готов положить каждого, кто чем-то Кашалоту не угодит или ссучится. Это сильно подействует на всех. И нужный слух пойдет: мол, тыл шефа прикрыт надежно, киллер этот - как внутренняя служба безопасности у тех же ментов, с нею шутки плохи, ушки надо держать востро. К тому же, никто киллера в лицо не видел, имени его не знает. Но зато он знает всех и видит! Через прорези в шапочке. А потом может увидеть и через прицел ..
      - В Сочи я сейчас не поеду, - сказал Койот. - Раз там народу мало, чего же я буду мельтешить? На меня всероссийский розыск объявлен, фоторобот везде, а я буду по сочинским набережным разгуливать, морду свою демонстрировать.
      И борода не поможет.
      - Не стал отращивать?
      - Не стал. С бородой еще приметнее будешь.
      Когда всех бородатых станут задерживать, попадусь в первую очередь.
      - Ну-ну. Дело хозяйское. Может, ты и прав.
      - Деньги соберу, из Придонска слиняю. Ты, Борис, сам мне хорошую идею подал: в другом городе жить. Купить квартиру и жить там. В Подольске, например.
      - Почему в Подольске?
      - Знакомый там есть, в армии вместе служили. Надежный парень. Нашего поля ягода. От Москвы близко, считай, пригород. Да и до Придонска - ночь на поезде, полтора часа на самолете. Удобно во всех смыслах.
      - Ладно, это потом обмозгуем. Тебе сначала деньги надо заработать. Одного Гейдара замочить мало.
      - Конечно, я понимаю...
      * * *
      Гейдара Резаного взяли вечером следующего дня у Центрального рынка. Февральский день хоть и заметно уже прибавился, но все равно в шесть было по-зимнему темно, в переулках плохо освещенного города, даже в центральной его части - мрак, лица с трудом различимы. Гостиница "Придонье" - в двух шагах от рынка, но к ней надо идти как раз по такому плохо освещенному переулку.
      "Жигули" Колорадского Жука стояли у самого тротуара. Габариты не включены, за зеркальными стеклами салона не видно - кто там внутри?
      В машине сидели сам Жук и Мосол. Рыло прохаживался по тротуару туда-сюда, ждал Гейдара.
      Маршрут его за последние дни был хорошо изучен: спит до десяти, потом отправляется завтракать в ресторан, живет в номере вдвоем с Архаром, номер по соседству с Мамедом. На рынке Резаный появляется не позже двенадцати, сопровождая Мамеда в компании двух телохранителей - того же Архара и Казбека. Мамед на рынке, у прилавков, бывает недолго, в основном сидит в номере гостиницы, а Резаный курсирует между гостиницей и рынком по нескольку раз в день вот по этому самому безымянному переулку. Чаще всего один, но нередко в компании Архара или Казбека - рослых молчаливых азеров. Судя по всему, Резаный ходит один лишь в том случае, когда не несет выручку. А так чего или кого бояться? От рынка до гостиницы каких-то триста - триста пятьдесят метров, все здесь, в переулке, знакомо до последнего камня. Группа Мамеда торгует на Придонском Центральном пятый год, обжились, устроились как дома. Семьи там, в Азербайджане, а тут, в русском городе - ППЖ, походно-полевые жены: красоток, падких на хорошие деньги, полно. И в рестораны они ходят охотно, и ночевать в номерах гостиницы запросто остаются, девки без комплексов. Единственно что или, точнее, кто отравляет жизнь - так это местные рэкетиры, боевики того же Кашалота с Левого берега. Наезды бывали не раз, но с тех пор, как Кашалота предупредили, удавив его кота, он вроде бы поутих. Ну что ж, мужик, видно, с головой, понимает, что к чему. Мамед похвалил Гейдара за проведенную операцию, даже премию выдал - штуку баксов.
      В этот вечер Резаный возвращался в гостиницу один. Деньги они уже отнесли с Казбеком, шеф сидит там, в "Придонье", считает. А ему, Гейдару, пришлось вернуться на рынок, довести до конца начатое выгодное дело: "мамедовцы" вынудили приезжих земляков-лохов уступить целую фуру отличных яблок по очень низкой цене. Лохи (их было двое) купили эти первосортные яблоки где-то в Краснодарском крае, привезли сюда, в Придонск, надеясь на приличную выручку, но тут их, как оказалось, поджидали земляки, люди Мамеда. Казбек с Архаром забрались в кабину грузовика, переговорили "по душам" с земляками, показав им финки, выставили свои условия...
      Вопрос был решен быстро, Архар и Казбек остались сейчас у грузовика, наблюдают за перегрузкой яблок, а он, Гейдар, торопился с докладом к шефу.
      - Гейдар! - окликнули его за спиной. Вежливо так, культурно, как обращаются к хорошим знакомым.
      Резаный обернулся, с некоторым удивлением вслушиваясь в незнакомый голос, увидел подошедшего к нему высокого парня в черной шапочке и куцей кожанке, а в следующее мгновение в лицо ему брызнула струя удушливого газа, и Резаный отключился.
      Рыло подхватил падающего Гейдара, из "Жигулей" выскочили Колорадский Жук и Мосол, втроем, ласково приговаривая: "Ну зачем так напиваться? Мы же тебе говорили, Санек, не пей столько..." - они засунули Резаного на заднее еиденье, и машина укатила в глубь темного переулка, ...Гейдара Резаного привезли в подвал какойто стройки.
      Пленник уже пришел в себя, озирался по сторонам, сидя на перевернутом ящике из-под пива, но особого беспокойства не проявлял - не чувствовал за собой смертельно опасной вины. Подумал, конечно, что его похищение, возможно, связано как раз с их собственной акцией насилия над "земляками-лохами", но быстро понял, что ошибся. Понял и то, что нужно держаться хладнокровно, спокойно, не лезть на рожон, то есть не грубить, не нарываться на кулаки, постараться с задержавшими его людьми найти общий язык.
      Он решил, что его взяли в заложники, будут требовать у Мамеда выкуп, добиваться от него больших сумм. Понятно, взяли его, Гейдара, не случайно, хорошо знают, что группа Мамеда занимается перекупкой фруктов, что они имеют на этом хорошие деньги. Внутренне, для себя, Резаный решил, что будет соглашаться на любые условия, с тем чтобы вырваться из лап этих людей.
      В крайнем случае, если из этой хитрости ничего не получится, станет просить Мамеда отдать столько денег, сколько эти бандиты запросят - деньги можно будет заработать еще, а жизнь одна.
      Поначалу разговор Гейдара Резаного и Кашалота шел в спокойном тоне. Резаный не знал, с кем имеет дело (он до этого не видел Кашалота в лицо), а тот не спешил представляться.
      Вопросы Кушнарева выглядели вполне мирными:
      - Как жизнь, Гейдар?
      - Нормально. А вы кто такие?
      - Торговля как идет?
      - Торгуем.
      - Башли хорошие тут у нас, в России, заколачиваете?
      - На жизнь хватает.
      - Сколько в день зарабатываешь?
      - В день?
      - Да, в день. "Лимон" получается?
      - На всех получается.
      - Врешь!
      - Зачем врать, дорогой?! Спроси Мамеда, если мне не веришь. Касса у него. Знаешь Мамеда?
      - Как свои яйца
      - А ты кто, дорогой? Как тебя зовут?
      - Ты знаешь, как меня зовут. Ты мне на дверь офиса дохлого кота вешал.
      Резаный стал белее мела. Хватанул раскрытым ртом воздух, замахал руками, прогоняя, как наваждение, стоящего перед ним человека в дубленке и пышной шапке.
      - Так ты...
      - Он самый. Борис Григорьевич Кушнарев, он же Кашалот. Которого вы предупредили. Запугать хотели. За то, что хочу слишком много. Так?
      От зверского удара ногой в живот Резаный согнулся пополам, рухнул на бетонный пол подвала. Стонал, глухо выкрикивая: "Зачем ты сильно бьешь, Кашалот? Кот твой - не человек... Мы тебе десять... сто котов принесем, самых лучших... Мамед звал тебя на "стрелку", почему ты не приехал?
      Мы бы договорились. Мы хотели город поровну поделить. Ты бы много получил, Борис!"
      - А чего со мной таким путем, через угрозы, договариваться? Я у себя дома живу, это мой город. А вы наглеете с каждым днем. Город мой делить!.. Ишь, чего захотел!
      Кашалот заорал вдруг на весь подвал:
      - Я не собираюсь его ни с кем делить, понял ты, свинья? Я тут хозяин! Я же не лезу в твой Баку, не убиваю котов и не вешаю их на ручки офисов! И не подбрасываю ксивы! На!
      Глухие удары ногами по-прежнему чередовались со стонами и ругательствами. Резаного били по очереди: сам Кашалот, потом Рыло, Колорадский Жук, Мосол... потом снова Кашалот.
      Чуть поодаль, в полумраке подвала, на таком же ящике из-под пива, сидел в черной маске Койот, смотрел через прорези в шапочке на экзекуцию, ждал своего часа "ТТ" с глушителем, который вручил ему Кашалот, лежал в кармане куртки.
      - Так, теперь поговорим. - Кашалот властным жестом остановил расправу. - Говори, сука, кто тебя на офис мой навел? Кто помогал Спонсора моего калечить?
      - К... какого еще спонсора? - не понял Резаный.
      - Кота так звали.
      - А.. Не знаю ничего.. Это не я кота вешал на ручку двери.
      - Та-ак... Хорошо, Мосол! Возьми-ка у меня в джипе плоскогубцы. И живей!
      Кашалот лично, плоскогубцами, стал выламывать у Резаного зубы. На его беду, во рту у него было пять или шесть золотых зубов, Кашалот выломал три передних, резцы и клык - с первого же захода. Трое держали орущего пленника, а Кашалот, озверев от вида крови и сопротивления азера, орудовал плоскогубцами.
      - Кто тебе помогал? Говори, тварь! Кто с тобой был? Ну?
      - М... мент твой помогал... Капитан! А-а-а!..
      Больно-о-о...
      - Мерзляков?!
      - Он самый. Ему Мамед большие деньги дал, капитан все про тебя рассказал. Что ты город хочеть взять, что ты против нас и всех других авторитетов войну задумал, что нас выжить из города хочешь... - Резаный захлебывался кровью, и его отпустили, дали возможность отплеваться.
      - Ты врешь! - Кашалот задыхался от ярости, известие буквально затмило ему разум. - Чтобы Мерзляков!..
      - Не вру, Борис! Не вру! - кричал Резаный кровавым ртом. Он стоял на коленях, цеплялся за полы дубленки Кашалота, пытаясь подняться, понимая теперь, что шутить с ним здесь не собирались, что попал в лапы безжалостных людей и, может быть, признание о Мерзлякове спасет ему жизнь. Он сдавал мента отчаянно, безоглядно, - стремясь выиграть время, рассчитывая на то, что Кашалот станет разбираться, уточнять, что-то спрашивать у того же Мерзлякова - как иначе? - а тем временем ему, Гейдару, удастся каким-либо образом спастись.
      - Расскажи, как было дело, - велел Кашалот.
      Резаного снова усадили на ящик, и он, плача, сплевывая сгустки крови, молчал, все никак не мог успокоиться.
      - Ну?! - грозно напомнил Кашалот. - Слушаю тебя.
      - Он сам пришел к нам, Мерзляков. Сам! Прямо в гостиницу, в номер к Мамеду. Показал удостоверение свое ментовское, сказал, что надо поговорить с глазу на глаз. Есть интересная информация. Мамед сказал ему, что у нас тайн друг от друга нет, говори так. При всех. Мы четверо - Мамед, Архар, Казбек и я - как братья. Твоя информация всех нас касается? Мерзляков сказал:
      да, всех... - Гейдар помолчал, потом спросил: - Зачем зубы ломал, Борис?! Котов - тысячи, мы бы тебе...
      - Заткнись! Продолжай про Мерзлякова! Что он потом сказал? О чем просил?
      - Он шампанского сначала попросил. Есть, говорит, у вас "Советское полусладкое"?.. Я принес, он сразу полбутылки выпил...
      - Так, похоже на него. Дальше!
      - Потом он говорит Мамеду: "Моя информация дорого стоит. Бесплатно я тебе ничего не собираюсь сообщать". Мамед спросил у него: "Сколько твоя информация стоит, капитан?" Он сказал:
      "Машину я купил, мне теперь гараж нужен. Тачка на улице стоит, на стоянке. Мерзнет, гниет. По утрам завести не могу, а мне ездить надо".
      - Ну и что Мамед ответил? - Кашалот мрачнел все больше. Лучший друг! Страж!.. Сколько он того же шампанского за эти два года пожрал, сколько сумок с продуктами домой уволок! И на его, Кашалота, "шестерке" ездит. С-сука! Мало все. Пошел, продал... Гад ползучий! Тварь ненасытная!
      Кашалот не выдержал, длинно и грязно выругался, сплюнул в сердцах. Все остальные молчали, боясь пропустить хотя бы слово из того, что рассказывал Резаный.
      Молчал и Койот, по-прежнему сидел в отдалении, слушал. Гнев Кашалота он разделял вполне.
      Мочить надо было в первую очередь этого мента, Мерзлякова...
      Резаный продолжал:
      - Мамед сказал ему: "Капитан, я тебе заплачу, но я хочу услышать сумму. Сколько ты хочеть?" - "Пятнадцать "лимонов". Я присмотрел один недорогой гараж, кое-какие деньги у меня есть". - "Так, понятно. А о чем же идет речь?" - "Речь идет о твоей жизни, Мамед. Или о жизни кого-нибудь из вас. Кашалот собирается кого-то из вас убить". - "Зачем?" - "Чтобы напугать вас.
      Чтобы вы уехали отсюда. Или платили ему. Он хочет быть хозяином города..."
      - Ну, падла-а-а! - простонал Кашалот.
      - Но Мамед ему сначала не поверил, Борис, - Резаный шепелявил, морщился от боли, с собачьей преданностью и страхом заглядывал в глаза Кушнареву.
      - Я же его на гуляв тюкрошу, если это все подтвердится! - Кашалот не слушал уже Резаного. - За пятнадцать "лимонов"!.. Сам пришел?!
      - Сам, - снова подтвердил Резаный. - Мы ничего про такого Мерзляковане знали. Пришел, удостоверение показал, стал говорить...
      Черные блестящие глаза Резаного зажглись надеждой. Он видел, что избрал правильную тактику. Сейчас надо во что бы то ни стало потянуть время, заставить Кашалота и его бандитов переключиться на этого мента, начать разбирательство. А там видно будет...
      - С-с-с-сука-а! - Кашалот был вне себя, метался по подвалу, пинал все. что попадало ему под ноги: ящики, пустые консервные банки, пластиковые бутылки из-под "фанты"...
      Резаный поднялся, протянул к нему руки:
      - Борис! Поехали к нам, в гостиницу, тебе Мамед все расскажет. Мы не хотим с тобой воевать, мы...
      - Мосол! Жук! -- Кашалот не слушал пленника. - Живо в тачку и по газам! Одна нога здесь, другая там. Везите сюда Мерзлякова! Сейчас же!
      Он должен быть на работе, в отделе... Скажете, что взяли одного интересного для милиции человека... Не называйте Резаного, понятно? Он догадается... В кабинет к нему не входите, позвоните по телефону, вызовите на улицу. Скажите, что я зову, что мы этого человека сами поймали. Он ко мне в киоск залез, оформить его надо. Пусть посидит... Понятно?
      Мосол и Колорадский Жук кивали, отступая к двери. В следующую минуту наверху мягко заработал двигатель "Жигулей", и машина укатила.
      - Ну, если брешешь!.. - Кашалот поднес к носу Резаного увесистый свой кулак. - Тебя на куски порежу. Понял?
      Ждать пришлось недолго. Уже через час Мерзляков был в подвале. Шагнул к пленнику (Резаный так и сидел на ящике, опустив голову), рывком вздернул его за окровавленный подбородок, спросил с ходу, начальственно:
      - Этот, что ли?
      Вдруг нахмурился, вгляделся в лицо азербайджанца, отступил назад, к двери, затравленно озираясь на плотно окруживших его боевиков Кашалота.
      - Ну, чего ты? Чего испугался? - ласково спрашивал Кашалот, нависая над Мерзляковым. - Знакомый, что ли?
      - Да нет... Они, черные, все на одно лицо... - лепетал тот. - Так вы его в киоске поймали, да?
      Это... это мы сейчас оформим, протокольчик и вое такое прочее... Или... что надо-то, Борис Григорьевич? Я что-то не врубаюсь!..
      - Давай, Резаный, говори, - велел Кашалот. - Рассказывай все с начала. Как он пришел к вам, что говорил...
      Гейдар дернулся от проколовшей его боли в позвоночнике (кто-то хорошо достал ему ногой), заговорил, комкая слова, морщась:
      - Вот этот мент, капитан Мерзляков, приходил к нам в гостиницу, сказал, что ты, Кашалот, хочешь кого-то из нас убить для острастки, чтобы другие боялись... и взять город. Он потребовал за эту информацию у Мамеда пятнадцать "лимонов"...
      - Было, капитан? - жестко спросил Кашалот.
      - Да брешет он, брешет! - закричал Мерзляков, и красное его, распухшее от вина и хорошей жратвы лицо, казалось, вот-вот лопнет, как перезрелый помидор. - Я эту падаль первый раз вижу! Это же чудовищно - такое говорить! Такая грязь на сотрудника милиции!.. Борис Григорьевич, это же провокация, неужели ты не понимаешь?! Он специально это говорит. Как только у него язык поворачивается! Мало вы ему дали...
      С этими словами Мерзляков выхватил вдруг из внутреннего кармана теплой кожаной куртки как оказалось, взведенный уже "Макаров" и выстрелил Гейдару Резаному прямо в сердце.
      В подвале на какое-то время все онемели, потеряли дар речи и способность что-либо делать и говорить. Молча смотрели на лежащего и дергающего ногами азербайджанца, на черную дырочку пистолета, из которой в любую секунду так же вот могла вылететь смерть и положить рядом с Резаным любого из стоящих вокруг этого решительно настроенного милицейского капитана Лишь один Койот не растерялся: он спокойно, бесшумно, подошел сзади к Мерзлякову, велел ему:
      - Брось пушку.
      Мерзляков почувствовал прикосновение металла к своему затылку, разжал пальцы. "Макаров" звонко тюкнулся о бетонный пол. Колорадский Жук подхватил пистолет, подал его Кашалоту.
      Кашалот, поигрывая "Макаровым", усмехнулся:
      - Значит, свидетеля убрал, капитан? Лихо сработал, ничего не скажешь. Я и ахнуть не успел.
      Молодец. Но учти: мы все - свидетели. В случае чего, не сумеешь отказаться.
      - Чего отказываться, Борис? - хрипло выдавил из себя Мерзляков. - Мы тут все свои. Похерить надо все это... Ты же все равно собирался мочить его... Или Мамеда... Так ему и надо, этой твари. Чтобы каждая сволочь брехала тут... Бил таких и буду бить! Мы, русские...
      - Да русские-то мы русские, - Кашалот озадаченно почесал кончиком ствола переносицу. - Только поторопился ты, капитан. Надо было поговорить, понять, что к чему... Наговорили тут на тебя. А ты - скорей за пушку. Другие-то мамеды остались, а? У них можно спросить. Или ты их тоже сейчас мочить пойдешь?
      - Вот именно - наговорили, грязью облили... - бормотал Мерзляков, лихорадочно, видно, соображая, как же ему теперь выпутываться из этой истории. - Я что: я тебе правду говорю, Борис. Оговорил меня этот гад. Был я у них, да, но речи о тебе не шло. Я по своим делам, оперативным. Надо было кое-что уточнить, проверить...
      ну, обычная наша ментовская работа... ты же знаешь...
      Кашалот не слушал его, думал. Ситуация повернулась неожиданной стороной. Говорить с Мерзляковым сейчас было бесполезно - он от всего будет отказываться, это ясно как Божий день. Подтвердить слова Резаного могут, видно, его корешки из "Горного гнезда". Но не пойдешь же к ним, не спросишь... И с трупом теперь чтото надо делать.
      - Ладно, братва, Резаного больше нет, надо спрятать его... - Кашалот смотрел на Мерзлякова. - Как думаешь, капитан? Твоя же работа!
      - Верни пистолет, Борис Григорьевич. Он казенный, с меня спросят.
      - Ствол тебе больше по службе не понадобится, капитан, - веско произнес Кашалот. - В ментовке тебе делать нечего. Какой из тебя начальник угрозыска, если ты сам людей без суда и следствия шмаляешь? Скажешь, что потерял. По пьянке.
      Начинай запой с сегодняшнего вечера. Завтра на работу явись в подпитии, рапорт напиши, во всем честно признайся: шел домой, был выпивши...
      Проснулся в каком-то подъезде, ствола нет... Кобура есть? Так носил? Ну, тем более. Выскользнул из кармана, а кто-то подобрал. Это случается с такими, как ты. Не ты первый. Пожурят, покричат и выгонят. Зачем в ментовке такой оперативник?
      - Меня посадят, Борис!
      - А за что тебя сажать? Подумаешь, пушку потерял! То, что ты поддавал, на работе знают?..
      Ну вот. Значит, поверят. А остальное... Мы - могила, сам понимаешь, стучать на тебя не собираемся. У самих рыльце в пуху. И ты тоже будешь язык за зубами держать. Мы тебе теперь со всех сторон опасные. Если ты и правда в гостинице у Мамеда был и язык там распустил...
      - Не распускал я, Борис! Слово офицера!
      - Да из тебя офицер, как из моего хрена огнетушитель! - заорал Кашалот. - Помолчи уж, не позорься!.. "Офицер"!.. Выгонят когда с работы, ко мне придешь, я тебя, может быть, охранником возьму. Или дворником, снег будешь возле офиса грести... А вякнешь - замочим. Из твоей же пушки. Ты меня и моих парней знаешь.
      - Себе дороже, какой тут "вякнешь"?! - буркнул Мерзляков.
      - Вот и я про то же. - Кашалот одобрительно кивнул. - Полежишь на дне, помолчишь. Время пройдет, все утихнет... Если станешь у меня охранником, назад пистолет получишь. Понял?
      - Чего не понять?! Надо сейчас пулю поискать, Борис. Резаный, кажись, навылет убит. Пуля - улика.
      - Это деловой разговор... Так, мужики, ищем пулю. И Резаного потом хороним, не хрен ему тут, в подвале, оставаться...
      Труп Гейдара Резаного закопали в сугроб, прямо на улице, недалеко от шинного завода. Снегу этой зимой много, убирают его в городе плохо, лежать Резаному до весны, не иначе. Кому придет в голову, что в каких-то ста метрах от автобусной остановки, в сугробе, - труп?!
      Это Мерзляков подсказал, бывший милицейский капитан. Голова у него, конечно, работает.
      Вон что придумал!
      Глава 21
      ЧЕЛНОК СТАНОВИТСЯ АГЕНТОМ
      Белая "Ауди" опасно подрезала "жигуленок" оперативников, Андрею Омельченко пришлось круто брать вправо, прижиматься к сугробам, загромоздившим проезжую часть, и машину, едва не развернув, с силой притерло к твердым глыбам снега. Но Андрей был классным водителем, с управлением справился, к тому же на машине стоязоз ла шипованная резина, и через пару минут их послушная "2107" догнала "Ауди".
      В тачке сидел один водитель, молодой, коротко стриженный парень (он был без головного убора), гнал он "Ауди" уже по спуску к Вогрэсовскому мосту, где, к счастью, транспорта в этот вечерний час оказалось немного.
      Брянцев, сидевший справа, знаком велел парню остановиться, но тот лишь ухмыльнулся и прибавил газу: в заднем стекле "Ауди" мелькнул красный треугольник с буквой Ш, и следовательно, тачка эта гололеда и вообще скользкой дороги не боялась. Белый лимузин стал удаляться в сумраке вечера, но на "семерке" оперативников стоял форсированный двигатель, потреблявший высокооктановый бензин, и сразу же за мостом, под вой сирены, Омельченко прижал "Ауди" к бордюру.
      Сирена малость остудила пыл владельца "Ауди", он, не дожидаясь приглашения, вылез из машиныл трусцой, как и подобает вести себя провинившемуся перед представителями власти водителю, побежал к "семерке", в полной уверенности, что его тормознули гаишники, то есть менты.
      Но Омельченко показал ему красное удостоверение с двуглавым орлом и текстом, из которого автохулиган уяснил, что имеет дело с сотрудниками управления ФСБ.
      Гонор с парня вмиг слетел, он залопотал испуганно, что, мол, не видел, не хотел, просит его извинить. При этом он как-то прятал глаза, и, конечно, это обстоятельство не ускользнуло от наблюдательных офицеров.
      - Да ты что голову-то роняешь? Пьян, что ли, а, Литовкин? - спрашивал Брянцев, глядя то в документы хозяина "Ауди", то ему в лицо. - Посмотри на нас, чего стесняешься?
      Литовкин поднял глаза, и оперативники сразу все поняли: парень накачан наркотиками. Глаза желтые, зрачки расширены, взгляд отсутствующий, дикий.
      - Э-э, гражданин хороший, - протянул Омельченко. - Да ты, похоже, кайфуешь, а?
      - Кайфую, - мотнул тот головой. - А че, нельзя? На свои, на кровные. Заработал.
      - Да ты нас чуть не сбил!
      - Виноват, товарищ капитан! Больше такого не повторится! - Литовкин пьяно усмехался, тянулся в стойку "смирно", но у него это плохо получалось.
      - Во всяком случае, сегодня не повторится. - Омельченко протянул руку, властно потребовал: - Ключи!
      Парень отдал. Стоило это ему напряженной умственной работы: и ключи не сразу, конечно, протянул, и на лице его четко проступила внутренняя борьба. Но разум, не совсем задавленный дозой, все же взял верх, он подчинился. Знал, возможно, по опыту: со службой безопасности лучше не связываться. Тем более, что офицеры были при оружии. Брянцев хладнокровно расстегнул куртку, где у него в наплечной кобуре покоился "Макаров".
      - Когда укололся? - спросил Омельченко Литовкина.
      - Ну... может, час назад. Может, меньше.
      - И решил покататься?
      - Ага, решил. Кайф!
      - Наркотики еще есть?
      - М-м... - парень сделал невольный шаг к машине. Но в следующее мгновение повернулся, спросил с вызовом: - Шмон, что ли? А ордер у вас на обыск есть?
      - Закон разрешает нам обыскать твою тачку. - Омельченко отстранил парня, распахнул правую дверцу машины.