Изувер

      Впрочем, вслух эти мысли мать Кашалота не высказала. Борис такой, что и звезданет под горячую руку между глаз. Весь в папашу. Заводится с пол-оборота, слова поперек не скажи. А про кота тем более - помешался на нем. Как с дитем носится. Зубы пообломал, подумаешь, страсть Божия! Новые вырастут.
      Однако Кашалот беду своего любимца воспринял всерьез. Кот уже поменял молочные зубы на постоянные, новые не вырастут, это мать зря говорит. Надо что-то придумать. Лечить придется, это факт.
      Сломанные зубы у кота болели. Спонсор перестал есть, молча отлеживался где-нибудь в уголке, за диваном, похудел и подурнел. В таком виде представлять его невестам не годилось.
      Свадьба с Джиной откладывалась. И обе стороны были серьезно расстроены.
      Врач-стоматолог городской платной поликлиники, веснушчатый, как мухомор, мужичок в хрустящем белоснежном халате, с клинышком бородки, верткий и общительный, похохатывая, осмотрел Спонсора, которого Кашалот держал на руках, сказал:
      - Борис Григорьевич, ничего страшного. Клыки частично сломаны, да, какое-то время ваш котик похандрит, не без этого, но... ха-ха-ха...
      жить будет.
      Кашалот вовсе не разделял игривого настроения этого зубодера, нахмурился.
      - Доктор, это я и сам знаю. Мне нужно, чтобы вы моего кота подлечили, как можно быстрее поставили в строй.
      - Каким образом мне это сделать, уважаемый Борис Григорьевич? - Манеру поведения врача определяла новенькая купюра, сунутая Кашалотом в нагрудный карман стоматолога.
      - Наденьте ему коронки, мосты поставьте, если в этом есть необходимость... в общем, сделайте все, что требуется, вы же специалист. Кот должен быть стопроцентно здоров и как можно быстрее.
      Я, прошу прощения, женить его собрался.
      Гм... незадача. - Стоматолог с новым интересом глянул на необычного пациента - Но..
      сломаны клыки, Борис Григорьевич, я вас уверяю, на потомство это никакого влияния не окажет. Здесь, как вам известно, требуется другой инструмент, и мне кажется, там все в порядке. - Врач пинцетом раздвинул Спонсору задние лапы, с одобрением посмотрел на мохнатые, приличных размеров бугорки любовного аппарата.
      Потянул носом:
      - И пахнут, я вам доложу... Хо-хо-хо... Франт у вас котище, Борис Григорьевич. Какая мадемуазель устоит перед таким запахом?! Обрабатываете, видимо, блох "тройным одеколоном"? Или каким специальным средством? Поделитесь опытом, у меня ведь тоже такой кавалер дома имеется.
      - Обижаете, доктор, - усмехнулся Кашалот. - Какой "стройной", что вы! Это для алканов.
      Париж. "Cherivari". После баньки в обязательном порядке. И приятный запах, и дезинфекция, тут вы правы. Мальчик не возражает, напротив.
      - О-о, простите! - смутился зубодер. - Я вовсе не хотел его обидеть... Так что вы пожелаете конкретно, Борис Григорьевич?
      - Вставьте ему зубы. Золотые, - веско сказал Кашалот. - Все четыре клыка. Чтобы и есть было чем, и чтобы блестели.
      - М-м-м... Но это дорого будет стоить, Борис Григорьевич. Пациент необычный, может укусить, наверняка станет вырываться. Так сказать, неординарный для нас пациент. Мне, честно говоря, не приходилось еще надевать коронки представителям кошачьих. Может быть, вам все же удобнее обратиться в ветеринарную лечебницу?
      Там, насколько я знаю, зубы животным лечат.
      - Мы там уже были. Зубы котам лечат, да, но золотые коронки не надевают. И если честно сказать, то подняли меня на смех. Предложили Спонсора... усыпить. Представляете? Ну, я ему сказал... сучий потрох! - И Кашалот грозно повел глазами.
      - Ну, это, конечно, преждевременно, кот ваш вполне здоров. - Эскулап погладил Спонсора. - Зубы можно сделать. Но, Борис Григорьевич, я повторяю, это вам будет дорого стоить.
      - Сколько?
      - Миллион рублей... или около того.
      - За все четыре?
      - Нет, за каждый.
      - Гм.. - Кашалот на мгновение замялся. - Четыре "лимона"... Годится. Деньги хоть сию минуту. У меня с собой. "Зеленью" пойдет?
      - Пойдет. Но сегодня можно оставить просто аванс, за два зуба. Да, можно положить сюда...
      Спасибо, Лена!.. Сейчас мы с Леночкой сделаем вашему котику... Вы говорите, его Спонсором зовут? Оригинальное имя, я не встречал. Моего просто Цаськой зовут, у соседки по лестничной площадке - Пан Директор, а вот Спонсор... Хохо-хо... Так, сейчас мы сделаем вашему котику укольчик, чтобы он нас с Леночкой не покусал, осмотрим полость, снимем слепки, подточим, закажем коронки... Вы настаиваете на золоте, Борис Григорьевич? Может быть, фарфор? Пластмасса? Это и красивее и дешевле.
      - Я же сказал, док. Золото!
      - Ну, хорошо, хорошо. Чувствую в вас состоятельного человека, приятно общаться... Конечно, для любимого животного чего не сделаешь...
      - Он не животное. Вполне разумное существо. Как и мы с вами
      - Разве?! - Клинышек бородки эскулапа дернулся в изумлении - Я, правда, пока не почувствовал... Но, впрочем, мало было времени, да, признаю. Пуд соли, как говорится, надо съесть...
      Так, маленький, открой ротик, дядя доктор глянет еще разок... Подержите ему лапы, Борис Григорьевич. Так, спасибо. Леночка, шприц, сиэласт, немного... Наш пациент имеет небольшие, но весьма острые зубки. И как это его угораздило... Ну да ладно, будем лечить. Придется все же подточить сколы, Борис Григорьевич, они мешают... А культи зубов надо хорошо обработать, чтобы коронки держались отменно... Чтобы к нам не было претензий.
      [Сиэластё - современная эластичная масса, применяв мая вместо гипса для изготовления слепков зубов (Примеч.
      авт.)]
      - Угу... Ага, - время от времени ронял Кашалот, держа Спонсора за лапы. - Вы делайте что надо, док, чего тут объяснять. Вы в своем деле специалист, я в своем.
      - А если не секрет, Борис Григорьевич, каким именно бизнесом вы занимаетесь?
      - Я особо не афиширую. Присматриваю, так сказать, за торгующими коллегами.
      - А-а... Вроде народного контроля.
      - Да, что-то в этом роде.
      - Так-так, теперь сюда поверните его, пожалуйста. Ну, этот зубик получше, скол совсем небольшой... Вы не волнуйтесь, Борис Григорьевич, котика вашего подлечим, зубки ему сделаем классные, все невесты будут от него без ума... Так, Леночка, еще укольчик, пусть пациент поспит, а мы пока подточим... слепки сделаем... Борис Григорьевич, может быть, вы погуляете теперь в коридоре? Все-таки любимое существо, я понимаю и хочу пощадить ваши чувства. Больно будет смотреть. А котик ваш спит, да, видите? Мы с Леночкой все постараемся сделать на высшем уровне.
      Длинноногая, в высокой белой шапочке медсестра, посмеиваясь, стояла уже наготове с какими-то склянками...
      Золотые коронки Спонсору были сделаны на высшем уровне. Клыки так и сияли полированными поверхностями, так и сверкали отраженными электрическими огнями, едва кот открывал облагороженную пасть. А он открывал ее теперь - надо и не надо: не привык еще к коронкам, они ощущались на зубах как инородное тело, доставляли коту явное неудобство. В первые дни он и головой мотал, и носился по дому как сумасшедший, и явно матерился по-своему, по-кошачьи то есть, орал с подрывом и глухим ворчанием, не понимая, разумеется, отчего это клыки так горят и чешутся.
      Но все проходит в этой жизни, прошла и боль, и Спонсор успокоился, снова у него появился аппетит снова залоснилась шерстка, заиграла, заново промытая шампунем и спрыснутая парижской туалетной водой "Для настоящих мужчин".
      Кашалот заново готовил своего любимца к ответственному свиданию.
      Но стать папашей элитного кошачьего потомства Спонсору, увы, было не суждено.
      * * *
      Обеспокоенные, встревоженные планами Кашалота торговцы с Центрального рынка во главе с Мамедом решили несколько остудить пыл раскатавшего губу на чужое добро матерого рэкетира.
      Штаб Мамеда бурлил: какое придумать наказание-предупреждение для Кашалота, чтобы он поумерил пыл и аппетит, поубавил прыти. Здесь, на рынке, тоже не лохи сидят, постоять за себя и свои прибыли сумеют.
      Предложения Мамеду поступили следующие:
      - назначить Кашалоту "стрелку", попытаться поговорить с ним по-хорошему, по-джентльменски. Зачем ему весь город, если на Левом берегу он почти полновластный хозяин? Ведь Левый берег - это половина города.
      - объединиться с русскими - с тем же Афганцем, Меченым или Лбом - и проучить Кашалота: ведь эти городские паханы тоже не хотят, чтобы он взял повсеместную власть!
      - замочить Кашалота: устроить "несчастный случай", автомобильную катастрофу, подложить, е наконец, радиоуправляемую мину...
      Но Мамед пока что на крайние меры не соглашался. Убийство - это все же терроризм, жуткий криминал. Зашевелятся местные менты, прокуроры, начнется расследование, сыщики рано или поздно выйдут на "Горное гнездо", на заказчиков и исполнителей. Конечно, если все хорошо продумать и подготовить, то убийство может остаться нераскрытым. Это идеальный вариант. Но в жизни часто случаются проколы: задумывалось вроде бы идеально, а на практике... Какие-нибудь неучтенные "мелочи" всплывут, неряшливо оставленные следы... Сыщики по ним очень быстро выйдут на Мамеда.
      Шеф-наставник "Горного гнезда", сидя в кресле двухкомнатного номера гостиницы, хмуро слушал своих помощников. Проблему Кашалота обсуждали в узком кругу, вчетвером: сам Мамед, Гейдар Резаный, Казбек и Архар. Эти решали здесь, на Центральном рынке Придонска, многое. Они диктовали цены на фрукты, учили уму-разуму тех, кто эти цены сбивал, стремясь продать товар подешевле и побыстрее, регулировали взаимоотношения с милицией, оберегали с помощью боевиков своих продавцов от рэкетиров. Это были влиятельные люди, с большими деньгами, но оказалось, что в городе есть еще более влиятельный и денежный человек, который посягнул на святая святых на их бизнес.
      Это тревожило хозяев "Горного гнезда".
      Кашалота, конечно, надо было приструнить.
      Напугать. Хорошенько и надолго. Можно было взять в заложницы его мать. Или любовницу, Надежду, - с ней он часто развлекается на яхте посреди городского водохранилища.
      - Давайте спалим его офис, - предложил Казбек.
      - Или взорвем яхту, - сказал Архар.
      - Кота его для начала надо замочить, - произнес с ухмылкой Гейдар Резаный. - Он ему недавно золотые зубы вставил, верный человек сообщил. Носится с ним, как с писаной торбой...
      И записку ему с котом подбросить. Так, мол, и так, Кашалот, не зарывайся, дай и другим жить.
      Город большой.
      Мамеду эта идея с котом понравилась больше других.
      - За кота к нам цепляться никто не будет, - сказал он. - А впечатление это на Кашалота произведет. Пусть подумает. А где этот котяра обретается? Дома?
      - И дома, и в ларьке, - говорил Гейдар Резаный. - Караулить надо.
      Мамед улыбнулся, представив кота с золотыми клыками. Надо же, до чего может довести фантазия! Видно, деньги уже некуда тратить. Вот Кашалот и фантазирует.
      Сам Мамед богатство свое напоказ не выставлял. Сидел сейчас в кресле средних лет господин, с благородной сединой в черных волосах, в меру упитанный, аккуратно подстриженный, в серенькой, в полоску, рубашке с короткими рукавами, в легких, песочного цвета брюках; на ногах - кожаные летние туфли со множеством пряжек и застежек. Только руки и могли выдать в нем очень состоятельного человека - золотые массивные часы и два крупных перстня с дорогими камнями.
      Но все заработано честным многолетним трудом, до сих пор на богатство и положение Мамеда и руководимой им корпорации никто не покушался. А этот Кашалот, наглый русский рэкетир, становится поперек дороги. И если предупреждения на него не подействуют, если разум у него уже помутился от легкого богатства, то придется в самом деле поднять на воздух или его дом, или машину, или яхту - это зависит от того, где Кашалот будет в данный момент находиться.
      А жаль. Если бы объединились Мамед с Кашалотом... М-м-м... Весь город был бы у их ног. Весь!
      - Кто дал сведения по Кашалоту? - спросил Мамед Гейдара Резаного.
      - У меня есть надежный человек, шеф. Из ближайшего его окружения. Знает бизнес Кушнарева, его боевиков, любовниц. И про кота вот узнал.
      Резаный при последних словах улыбнулся - его, как и всех остальных, забавляла эта история с золотыми кошачьими зубами.
      Улыбка исказила лицо Резаного: шрам на левой его щеке дернулся, змейкой-судорогой побежал вниз, к шее. Года три уже прошло, как полоснули Гейдара ножом в ночной пьяной драке у ресторана, пора бы шраму окончательно зарубцеваться, разгладиться на лице, не напоминать о себе, но задет нерв, увы...
      - Вот и поработай с этим человеком, - решил Мамед. - Сделайте Кашалоту подарок от "Горного гнезда". С посланием. Чтобы он все же понял, что к чему. А кошачьи эти зубы мне потом покажите. Интересно взглянуть.
      * * *
      Задушенного Спонсора с выломанными клыками кто-то повесил прямо на ручку двери офиса фирмы "Братан и К°".
      Громадной булавкой, проколовшей коту живот, была пришпилена записка:
      "КАШАЛОТ, СЛЕДУЮЩАЯ ОЧЕРЕДЬ ТВОЯ.
      ПОДУМАЙ".
      И чуть ниже, мелкими уже буквами, приписано.
      "Он хотел слишком много".
      Кашалот рвал и метал.
      Напился.
      Целовал мертвого Спонсора.
      Грозил Правому берегу - предупреждение, конечно же, пришло оттуда, от правобережных паханов. Возможно, от Меченого. Или от Мамеда.
      А может, это сделал Лоб...
      Они все об этом очень пожалеют.
      Он, Кашалот, за Спонсора жестоко отомстит.
      ...Наутро, протрезвев, Борис Григорьевич велел Надежде сшить для своего любимца похоронную одежду - тельняшку. Спонсор, как-никак, любил ходить с ними на яхте.
      На яхте же и еще на двух плоскодонках Кашалот и горюющая с ним братва отплыли на середину городского водохранилища.
      Светило солнце, стоял полный штиль, кричали чайки.
      - Он любил море, - сказал Кашалот трагическим голосом. - Любил яхту и солнце. И нас с Надеждой. И пусть мой любимый кот будет похоронен как моряк. Он это заслужил. А прощальным салютом станет стрельба шампанским. Прощай, дружище!
      "Моряк" в наскоро сшитой тельняшке булькнул в воду - привязанный к шее кирпич помог ему быстро добраться до самого дна.
      Захлопали в тот же миг бутылки с шампанским: дюжина сильных хлопков, не меньше, известила небесную канцелярию о том, что еще одно живое существо покинуло бренную землю, а разлетевшиеся в разные стороны пробки напугали чаек...
      - Я отомщу за тебя, дружище, - сказал Ка"Шалот поднявшимся со дна пузырькам воздуха. - Я сам, лично, буду рвать зубы тем, кто надругался над тобой. Два... нет, три зуба за каждый твой клык! И за то, что ты так и не успел трахнуть ни Матильду, ни Джину, ни даже Маню! Отдыхай, морячок. А мы еще поживем, мы еще повоюем.
      Мы обязательно им отомстим! Так, братва?
      - Та-а-а-а-к! Любо, ше-е-е-ф! Натянем им глаз на жо-опу! - заревела поддавшая уже и оттого веселая братва. Считать ребра недругам и непокорным - что еще приятнее может быть для бандита?!
      Но ближайшие - Рыло, Колорадский Жук и Мосол - старались сохранять скорбные, как у шефа, физиономии. Они понимали момент.
      Девки-продавщицы плакали навзрыд: им было жалко Спонсора - ласковый и красивый был кот. И жениться даже не успел. Погиб за торговое опасное дело.
      Поминали кота до захода солнца.
      Плоскодонки с подручными Кашалота прибились к берегу. А сам Борис Григорич остался на яхте с девахами - Надькой и Светланой. И малость их потешил в каюте.
      За себя и за того парня. То есть за Спонсора.
      Царство тебе небесное, девственник!
      * * *
      Через несколько дней начальник уголовного розыска Заводского района капитан милиции Мерзляков со всей ответственностью доложил кормильцу, что Спонсора порешил Гейдар Резаный по наводке какого-то местного, купленного им помощника-шалопая. Он же, Резаный, и золотые клыки коту рвал, еще на живом, плоскогубцами...
      Сообщил об этом агент, обретающийся, в свою очередь, в районе гостиницы "Придонье", человек надежный, зря деньги получать не будет.
      - Ну что ж... - только и сказал Кашалот, но капитан Мерзляков понял, что дни Гейдара Резаного сочтены. Как только появится у него, Кашалота, надежный исполнитель, Резаный отправится к своему Аллаху с отчетом о грехах.
      Ему будет о чем рассказать. И о чем пожалеть.
      Глава 11
      ПОЕДИНОК
      Деньги, полученные от продажи апельсинов Джабы Махарадзе, кончились быстро. Да и что там им каждому досталось - Койоту с отцом да Володе с Жориком. Поделили барыш честно, поровну. В неделю и спустили. Погуляли славно, даже в дешевый местный ресторан завалились, погудели.
      А поутру, как водится, проснулись...
      Койот ночевал у Маринки. Из ресторана явился к ней на такси, с коньяком и шампанским, с конфетами и цветами. Был он пьян, но не очень, в кабаке больше налегал на закуску - соскучился по хорошей еде. Требовал у обслуживающего их официанта самое лучшее, что было на кухне: лангеты, икру, балык, виноград... Ел за троих, понимал, что в следующий раз такое изобилие будет не скоро, если вообще будет. Положил было пару больших и сочных груш в карман (Костику), потом передумал и груши съел. Не принято ведь, вспомнил, из ресторанов ничего уносить. Это считается дурным тоном, жлобством. Да и официант заметил, хмыкнул.
      Морда. Ему ведь все останется, что они не выпьют и не съедят. А блюда вон у Жорика с отцом нетронутые стоят, они все больше на водку и минералку налегали.
      - С собой, шеф! - как можно небрежнее велел Койот официанту. - Сделай пакет.
      - Понял. Что именно?
      Официант - пучеглазый, с наглой рожей малый застыл в плебейском полупоклоне. Ишь, харя, за лишнюю десятку готов сопли тебе вытирать.
      Койот перечислил, что ему хотелось бы взять с собой. Разумеется, идти к Маринке с пустыми руками не годится. Она обязательно спросит, где пьянствовал, откуда пришел к ней. Врать, в общем-то, было ни к чему. Что тут такого особенного - посидел с приятелями и предком в кабаке?
      Он подаст ей пакет с гостинцами, обнимет, погладит ей ягодицы, и Маринка растает.
      Так оно все и получилось. С той лишь разницей, что Маринка спрашивать ничего не стала, а на пакет с вином и фруктами глянула вскользь, не посмотрела даже внутрь. Так, разумеется, может вести себя обеспеченная и сытая дама, у которой дома всегда имеется коньяк и разные там брендиликеры, и дорогие, в шикарных коробках конфеты. Если ей чего и не хватало сейчас в теплой и удобной постели, так это Койота, молодого и неутомимого на любовь мужичка, которого она ждала-ждала да и уснула.
      В прозрачном пеньюаре, полусонная, одуряюще-теплая, пахнущая мыслимыми и немыслимыми ароматами, Маринка повисла на шее Койота, прижалась всем телом, и сквозь одежду он ощутил ее твердый лобок. Он стал говорить ей про шабашку и ресторан, хотел было порадовать тем, что принес, но она не слушала его. Взяла пакет, повесила его в прихожей на крюк для сумок, снова прижалась, засовывая пухлое свое горячее бедро меж его ног, потом поцеловала, потянувшись к нему сомкнутыми трепещущими губами, пощекотала мочку уха языком. Словом, начала их нежную любовную игру, какая обоим нравилась и доставляла большое наслаждение.
      Он вяло, нетрезво отвечал ей, покачиваясь и похихикивая - очень уж резким был переход от долгой поездки в воняющем бензином такси, где он даже задремал, и страстными объятиями Маринки. Правда, она почти всегда встречала его так - бурно и нетерпеливо, и он понимал почему. Изголодавшаяся по мужской ласке женщина была весьма страстной и изобретательной в сексуальных играх любовницей, ее можно было смело назвать и нимфоманкой, доводящей процесс соития до безумия - уж чего она только не вытворяла в постели!.. Но умела вовремя остановиться, знала черту, за которой и вправду могла показаться нездоровой. При всех ее половых излишествах и выкрутасах она все же была здоровой и нормальной, хотя страсть ее сытости не знала Маринка расстегивала на нем рубашку, снимала ее, причем делала это не торопясь, с явным наслаждением. Другая бы, затурканная домашними заботами и детьми баба, желающая как можно быстрее разрядить мужика, стянула бы ту же рубашку в один миг (да и вообще стала бы стягивать? Поволокла бы побыстрей в постель). Но Маринка была гурманкой. Надо не спешить. Если Бог зарядил тебя чем-то оригинальным, оставайся самой собой, не превращай удовольствие в унылое "исполнение супружеских обязанностей", и радостей в твоей жизни прибавится.
      Маринку Всевышний зарядил. Он разместил в ней сексуальный вулканчик, который доводил их с Койотом до настоящего кайфа. Оба они помнили те незабываемые первые ночи, когда еще как бы притирались друг к другу, познавали один другого, а Маринка стеснялась сразу же обнаруживать свой ненасытный вулканчик, припасая его на десерт, на потом, когда Павел дойдет вместе с нею до нужного состояния, поймет, какая ему досталась женщина, сможет стать в сексуальных баталиях ровней. Вот тогда он поймет, что такое молодая, неудержимо-страстная, готовая на все любовница.
      И он понял. И не разочаровал Маринку, в свою очередь.
      Потому-то она, предвкушая знакомое наслаждение, не торопилась с пуговками, гладила его грудь, сбски, уже отозвавшиеся на зов ее ласковых пальцев, пустивших малый ток по груди и животу. Потом ток станет сильнее, разогреется кровь, хлынет - горячая, животворящая - в спрятанный в джинсах сосуд, заставит его отвердеть, налиться силой, способной исследовать ее вулканчик до самого донышка.
      Расстегнутые Маринкой джинсы спали, и она повела его в ванную, сама мыла напрягшееся древко страсти, любовалась им.
      Вымыв и освежив Койота с головы до пят, Маринка и сама приняла теплый ласковый душ, заскочив перед этим в туалет, где, не стесняясь уже лежащего на диване любовника, распаляя его, не прикрыв двери, шумно и радостно помочилась.
      Она знала, что Павлу это нравилось, возбуждало его.
      Как нравилось все, что она потом до самого рассвета вытворяла с ним в постели...
      * * *
      Койот проснулся первым, в полдень. Лежал поначалу бездумно, борясь с остатками сна.
      Рядом, свернувшись калачиком, лежала Маринка. В комнате было тепло, и женщина спала голая, сложив вместе ладони и сунув их под правую щеку. Сейчас, при дневном свете, тело Маринки потеряло притягательность обвисли груди, обозначились жировые складки на животе, ярче выступили веснушки на плечах. И все же на нее было приятно смотреть. Маринка при некоторой избыточности веса была вполне пропорционально сложена. Но предпочтительнее, разумеется, смотреть на нее вечером, при свете торшеров и бра, когда она в своем любимом розовом пеньюаре...
      На шее Марины, под левым ухом, спокойно и ритмично билась голубая жилка. Койот подумал вдруг, что если сильно прижать эту жилку на минуту-полторы, не будет никакой Маринки, ни ее счастливого и легкого дыхания, ни пышной груди, ни ненасытного жаркого вулканчика между ног...
      Поначалу он никак не мог понять, отчего это пришли ему в голову такие мрачные, изуверские мысли? Ведь Марина ничего плохого ему не сделала, наоборот, поддержала в свое время, морально и матерально, да и теперь ничем не попрекает:
      приходи, ночуй, ешь-пей. Люби только. Да, она хочет, чтобы он был с ней, и почаще, но этого же хочет и он сам, бывает теперь здесь больше, чем дома, неделями не видит опостылевшую и холодную в постели жену. А может быть, ему хочется задушить именно ее, Людку? Она же постоянно f раздражает его, требуя деньги, деньги, деньги...
      Злоба, поднимающаяся откуда-то из глубины, мешала Койоту правильно анализировать собственные мысли и чувства. Раздражение было беспричинным: вот проснулся с больной головой, с гудящими от вчерашних погрузок-разгрузок мышцами. Ну так что с того? Молодые, здоровые мужики, славно поработали, нашли-таки оптового покупателя на товар Джабы Махарадзе, неплохо получили за свой труд и частично просадили деньги в кабаке... Что с того? Жизнь. Деньги для того и зарабатываются, чтобы их тратить. Какой смысл получать их и складывать мертвым грузом?!
      Койот потянулся к своим джинсам, пересчитал оставшиеся купюры. Их было меньше, чем ему хотелось. На неделю хватит, не больше. А потом снова думай о них, проклятых!
      Именно - проклятые. Неуловимые, порхающие над головой, как бабочки-однодневки, выскальзывающие из рук, будто намыленные рыбины. Чем сильнее сжимаешь руки, тем меньше шансов удержать их.
      Значит, уже через несколько дней надо снова думать, где взять деньги.
      Себе на жизнь.
      На шампанское, фрукты и конфеты для Марины.
      На кусок вареной колбасы для жены и сына.
      На...
      Вот откуда глухое, не покидающее его раздражение, вот отчего злобная сила в руках, которые магнитом тянет к шее женщины, которая ублажала его всю ночь, которая в порыве чувств сказала:
      - Давай жить вместе, Паша. Мы так хорошо подходим друг другу. Так сладко мне еще ни с кем не было.
      Он внутренне взорвался: она сравнивает!
      Она кладет на весы его мужские способности и чьи-то еще. Шлюха! Самка! Распутная и бесстыжая тварь! Это ж надо, открыла дверь в туалете и дует. Как будто его и нет в квартире!
      Но вырваться наружу переполнившим его эмоциям он все же не дал сдержал себя. Не стал будить Марину, пожалел. Пусть она что-то не так сказала. И дверь в сортир не закрыла - он же сам намекал, мол, интересно, как это бабы делают...
      Да, Маринка добрая и бесхитростная. И сказала то, что думала, что чувствовала. Хрен его ей нравится, что в том плохого? Радоваться надо. Ей с ним, Койотом, хорошо, тоже правда. Она хочет жить с ним - ив этом Марина не виляла. Но, разумеется, намекнула, что надо сначала развестись с Людмилой, оформить их практический разрыв.
      Снять тот хомут и надеть на себя новый. Там - болезненный сынок Костик, тут, у Марины, - девчонка. Чужая. Это сейчас ее, пока маленькая, нет дома - лето, в деревне у бабки. Но потом-то девчонка появится. Придется жить с ней в одной квартире, а она невольно будет напоминать о том, что кто-то спал с Мариной, тешил ее, говорил какие-то дурацкие слова, и она так же страстно отдавалась томумужику...
      И потом: быть на побегушках у этой лавочницы и у ее шефа, Кашалота, который время от временибудет трахать его жену?!
      - С-с-с-с-суки!
      Койот скрипнул зубами. Ярко, зримо, в деталях представил вдруг Марину и Кашалота на этом вот самом диване, даже ощутил его присутствие...
      Кошмар!
      Он что - уже ревнует ее? Может, любит?
      Чушь какая-то. Никого он не любит. Ни Марину, ни Людмилу, ни Костика, никого. Все эти люди, что вокруг него, просто жизненная необходимость, судьба, что ли. Обстоятельства. Никуда от них, этих людей, не деться. Пока.
      Да, пока. Он ведь хочет изменить свою жизнь, сделать ее другой сытной, спокойной, беззаботной. С приятным окружением. С отношениями, в которых бы он, Койот, был независим, свободен, защищен теми самыми проклятыми бумажками,к обладанию которыми стремится так же страстно, как в постель к этой женщине.
      Накинув на Маринку простыню, Койот пошел на кухню. Курил, глядя в окно на бушующий уже день и мирскую суету внизу, на асфальте, пускал дым в форточку. Мрачное его настроение, не в пример сигаретному дыму, не улетучивалось, прочно сидело в душе, терзало.
      Где взять деньги? Такие, чтобы хватило на год, на два...
      Вспомнился вдруг странный разговор в ресторане. Надравшийся отец обнял его за плечи, сказал в самое ухо:
      - Действуй, Пашок. Чего ты? Стволы заржавеют.
      Койот скинул его руку, долго и пристально смотрел папаше в глаза. Спросил резко, пугающе:
      - Ты о чем?
      - Я видел, Пашок. Там, в нашем сарае.
      - Что... видел? - Койот напрягся. Мозг его тут же заработал на самых высоких оборотах: что предок знает? что ему, Павлу, предпринимать?
      - Ну... Мы же не детки, Пашок. И правильно ты сделал, что перепрятал. Мало ли. Налетят менты, обыск учинят. Я-то у них на примете, не забывай. В компьютере, говорят. А искать они умеют.
      - Ни хрена они не умеют! - веско сказал, как сплюнул, Койот. И был прав: лето уже кончалось, а к нему - он это чувствовал - никто не подбирался, никто не дышал в затылок, никто о его существовании не подозревал. Он бы уловил круги возле себя, дыхание ищеек. Слабо!
      - И я про то же, - мотнул головой Волковстарший, и в голосе его было нечто похожее на гордость за сына. Вот как надо дела делать. И вот что значит молодая умная голова!
      Прибавил:
      - Действовать надо, Пашок. И одному. Рот на замке. А я - могила, ты же знаешь.
      - Заткнись, - негромко велел Павел, заметив, что Жорик с Володей прислушиваются к их разговору, навострили уши.
      - Угу. Понял. - Волков-старший, как конь на водопое, замотал головой, стал разливать по стаканам водку.
      "Разболтает же, придурок, - тягостно думал Койот. - Хоть и предок, хоть и клянется язык за зубами держать... Стволы видел, да, разговоры об этом ведет. Покоя они ему не дают. Торопит.
      С советами лезет. И язык у него чешется, похвастаться хочет. Вот, мол, парень у меня, братва! Не то что мы, сермяжные урки..."
      Теперь Койот отчетливо осознал, почему он проснулся злым: от вчерашней пьянки осталось чувство тревоги. Даже опасности. Оно лишило его покоя, мешало и раздражало. Оно непроизвольно, бесконтрольно, помимо воли и желания толкало его руки к горлу Маринки, к пульсирующей у нее на шее голубой жилке.
      Но Марина-то, конечно, тут ни при чем.
      Это все папаша. Ублюдок. Пьянь. Урка гребаный. Трепач. Раз заикнулся о стволах, то может сболтнуть своим корешам, может. Тому же Жорику, у него с ним доверительные отношения, друзья. А тот обрадуется, сразу же примчится с предложением: "Пашка, давай грохнем кого-нибудь денежного, а?" Предлагал же он замочить обоих Махарадзе! А ведь как все хорошо получилось: и грузины эти живы, и они башлей подработали. Вот что значит голова на плечах!
      Нет, предок прав, одному в таких делах надо действовать!
      И все же папаша настроение испортил. Вот кого надо придушить. За то, что рот раскрыл. За то, что стволы нашел. За то, что он единственный пока, кто знает о "Макаровых" убитых ментов. И он, конечно, легко связал их смерть с ним, Пашкбм.