Год назад, как рассказал Владимиру заставший эту водяную эпопею Андрей Остапчук, выдача минералки в столовой сократилась до одной бутылки в руки. Зато ближайшим бортом в Москву ушел объемистый контейнер. Видимо, вода тамошним начальникам пришлась по вкусу, потому что с тех пор такие посылки приобрели регулярный характер, тогда как в бригаде наступили и вовсе безводные дни. «Говорят, теперь „Витинку“ даже в Москве в киосках у метро „Сокольники“ продают, – сообщил Владимиру всезнающий Остапчук.
      ... Между тем загрузка «ИЛа» продолжалась. Американский часовой у шлагбаума и несколько военных полицейских в малиновых беретах не переставали удивляться, глядя на новые и новые коробки «Абсолюта», которые российские десантники сноровисто вносили в самолет. Затем наступила очередь коробок со спортивными велосипедами, по численности не уступавших водочным. Непосвященному могло показаться, что в Москве наступил топливный кризис, и часть населения российской столицы спешно переходит на безмоторный транспорт, а наиболее продвинутые наловчились заливать в бензобаки шведскую водку. Откуда же знать недалеким «пендосам», что бутылка «Абсолюта», приобретенная в шведском батальоне за шесть долларов, в России стоит около двадцати, а велосипед, купленный в Тузле за сто двадцать «зеленых», в Москве пойдет втридорога.
      – Товарищ капитан, а помните, как наша рота из Абхазии мандарины отгружала?
      – Мандарины? Тебе, Костиков, мандарины почему-то запомнились, а мне вот те две бутыли вина, которые не дошли до Москвы после вашей загрузки. Со мной комбат потом неделю не разговаривал. А ты мандарины вспомнил...
      – Ну как, Володя, погрузили? – к шлагбауму подошел подполковник Остапчук.
      – Ага, порядок. Ты в кадры-то дозвонился?
      – А как же? Кулик сам встречать «борт» будет и передаст кому следует... Вот видишь, Костиков, скольких хлопот нам с капитаном Пахомовым твоя любовь стоит. Тут, братан, кафаном не отделаешься. Гадом будешь, если на свадьбу не позовешь!

5

      В кабинете начальника разведки по утрам всегда полно народу. Кроме наших разведчиков, здесь сидят американские – три офицера взаимодействия, через которых осуществляются все контакты с командованием дивизии «Север». Из кабинета комбрига возвращается Остапчук.
      – Володя, сегодня инспекция отменяется. В одиннадцать прилетает директор Международного центра стратегических исследований господин Джозеф Питер Аллан. В одиннадцать десять – показ техники и вооружения, потом осмотр церкви, и в двенадцать часов разведгруппа на малом плацу работает перед ним показуху. По полной программе. – И, понизив голос, добавляет. – Имей в виду, у комбрига очень серьезные планы насчет этого Джи-Пи.
      – А что это за птица?
      – Тише, – покосившись на хорошо владеющих русским языком американцев, Остапчук под руку выводит Владимира в коридор. – Этот центр – что-то вроде всемирной массонской ложи для военных. Они вычисляют наиболее перспективных, по их мнению, российских командиров и приглашают к себе на учебу. Ну и обрабатывают там, соответственно...
      – Так комбриг же в академию Генштаба собрался?
      – Одно другому не мешает. Они ведь ненадолго, на пару-тройку месяцев приглашают. Его предшественник в прошлом году уже съездил. Так что показуху давай, комбриг сказал, что очень на тебя рассчитывает. Кто командовать будет?
      – Сам буду и командовать и участвовать. И со мной девять бойцов. Сценарий обычный: комплекс рукопашного боя, спарринг, разбивание твердых предметов.
      – Молодец, ты еще чего-то сам можешь показать. Я уже ничего, наверное, не сумею... Кстати, сегодня вечером Игорь Малахов на день рождения приглашал. Там все наши собираются. С машиной я вопрос решу, в девятнадцать часов выезжаем.
      Как и большинство высокопоставленных зарубежных чиновников, господин Джозеф Питер Аллан на поверку оказался маленьким лопоухим очкариком с непропорционально большой головой и противными рыбьими глазами. Тем более странно было наблюдать, как суетился перед ним двухметровый комбриг, подробно перечисляя тактико-технические характеристики боевой техники десанта, специально для этого случая извлеченной из парка и надраенной до умопомрачительной чистоты. На малом плацу ожидали разведчики, вооруженные автоматами и штык-ножами.
      – Смотрите, парни, даже наш поп сегодня трезвый. И рясу новую надел... гы-гы-гы!
      – Данилевский, ты не зубы скаль, а имитацию проверь. Не дай Бог, взрывпакет под ноги этому Аллану влетит.
      – Не беспокойтесь, товарищ капитан, у меня все на мази...
      – Да, а на двадцать третье февраля у тебя тоже все на мази было, когда ты французскому генералу брюки прожег?!
      – Товарищ капитан, вы только полегче, а то в прошлый раз так меня об асфальт приложили, что еле встал...
      – Не развалишься, Алферов... Так, они идут, закончили базар! Музыку давай! Становись! Равняйсь, смирно!..
      ... Десантуру хлебом не корми – дай шоу устроить, – размышлял Владимир, механически выполняя под ревущий рок-н-рол и грохот взрывпакетов приемы рукопашного боя с оружием. Тут еще места мало, а вот в России, – там целые баталии разыгрывают. Столько бойцов на этом деле калечится, – нет, все равно, на каждый праздник одно и то же... У американцев такого вообще нет, они на нас поглядеть приходят, как на папуасов каких-то... Конец двадцатого века, а тут рукопашный бой, как в дешевом боевике...
      Наверное, о том же думал господин Аллан, с непроницаемым лицом наблюдавший российских гладиаторов. Но когда бугай Потапов, раскидав троих противников, с истошным воплем подскочил прямо к нему, и, выхватив из кармана здоровенную жабу разорвал ее пополам и засунул в рот, выдержка изменила иностранному гостю, и он еле-еле сдержал рвотный позыв.
      К счастью, все окончилось благополучно. Показуха удалась. Пострадали только двое: жаба, съеденная Потаповым, и сержант Костиков, рассекший себе лоб, разбивая головой связку черепицы.
      ... В маленьком процедурном отделении медицинского пункта бригады все сверкает чистотой, ноздри щекочут острые запахи растворов и лекарств.
      – Порядок, будешь жить, Костиков, – подполковник медицинской службы наложил последний шов. – Чуб отрастишь, и никакого шрама видно не будет. Ирочка, бинтуй. Голова не болит? Не подташнивает?
      – Не-е-е... Нормально...
      – Правильно, голова у десантника болеть не может... А тебе чего надо, Потапов?! Живот прихватило после лягушачьих лапок? Так я тебе сейчас быстро клизму поставлю! Закрой дверь!
      – Товарищ полковник, тут к сержанту Костикову пришли... Долго еще?
      – Заканчиваем, закрой дверь.
      – Леха, потом поднимайся в верхний кафан...
      ... Служба в армии, тем более в ВДВ, не предполагает особой сентиментальности. И все же что-то встало комком в горле у Алексея Костикова, когда он вошел в маленький, тускло освещенный кафан. Никак нельзя было ожидать от такого толстокожего на вид бугая, как Сашка Потапов, проявления столь трогательной заботы о товарище.
      – Маринка, ты?! Ты что здесь делаешь? Потап...
      – Спокойно, Леха, спокойно. Тебе сейчас вредно волноваться. Сидите, ребята, общайтесь, а я пошел. Мне еще там... надо...
      – Ты как сюда попала?!
      – Саша привез. Час назад примчался, сказал, что нам с тобой срочно нужно встретиться. А про ранение не сказал... Лешенька, милый, что у тебя с головой?!
      – Нормально, Маринка, все нормально! Теперь у нас с тобой все будет хорошо. Комбриг за показуху благодарность объявил, так что теперь я точно остаюсь до ротации...

6

      Баня 1-го парашютно-десантного батальона известна далеко за пределами базового района «Прибой». Здесь топят не соляркой, а березовыми поленьями. Желающих попариться по-настоящему в бригаде хоть пруд пруди, но сегодня замкомбата майор Игорь Малахов собрал только своих – выпускников Рязанского воздушно-десантного училища 87-го года. Диапазон званий приглашенных широк – от капитана до подполковника. Но в бане все равны, тем более когда парятся однокурсники, прошедшие вместе не одну «горячую точку». За столом, накрытым в просторном предбаннике, разговоры ведутся без недомолвок и околичностей.
      – Два часа, два часа в церкви проторчали – лабуду эту слушали, – кипятится командир роты материального обеспечения майор Тарасов, – вот уж, поистине, заставь дурака Богу молиться...
      – Это что, – смеется Остапчук, – когда наш бригадир в Иваново служил, там чуть ли не каждый день службу стояли. Две часовни в полках построил. Раньше карьеру на памятниках Ильичу делали, а сейчас на церквях.
      – А помнишь тот знаменитый крестный ход, когда Серега Новосельский оперативным дежурным стоял? Срочный звонок из Москвы – Серега бежит бригадиру докладывать, а тот идет за попом, закатив глаза, мелко крестится и Сереге так, вполоборота: «Иди на хер, помилуй мя, Господи, иди на хер...»
      – Ну что, Володя, решил свой вопрос? – распаренный Малахов, накинув на плечи простыню, подсел за стол, раскупорил банку холодного пива. – Ух, хорошо!
      – Вроде бы решил. Комбриг после показухи сказал, что останусь на второй срок. В крайнем случае, на другой должности. Да и Кулик в Москве подстрахует...
      – А меня, похоже, ротируют. Для комбата это стало делом принципа...
      – Игорь, откуда их всех понабрали?! Почему ни в Афгане, ни в Чечне мы их не встречали?
      – Не из войск, это точно... Наш комбат – старший преподаватель кафедры тактики из Рязанского училища. Он живого солдата, может, лет двадцать назад видел. Командовать не умеет, зато профессиональный интриган – всех офицеров в батальоне между собой стравил...
      – Там в училище они все чмошники. Из войск еще лейтенантами поубегали, а как в Боснии баксами запахло, так сразу сюда кинулись...
      ... Незваный гость, как известно, хуже татарина. Особенно если этот гость – замполит. Несмотря на то что институт политработников в российской армии упразднили, сменившие их помощники командиров по воспитательной работе тоже не пользуются особой любовью. Поэтому, когда в предбанник один за другим вошли трое изрядно подвыпивших офицеров из отделения воспитательной работы, за столом повисло напряженное молчание.
      – Мир дому сему... ик! – вслед за «воспитателями» в предбанник, икая, ввалился настоятель бригадного храма игумен Феодосии. – Ибо сказано в Священном Писании... ик... там, где двое собрались во славие Мое... ик... там и Я, третий, среди них. О, а вот и пивко холодное!
      С появлением в частях российской армии священников произошло нечто необъяснимое. Непримиримые идейные враги, семьдесят с лишним лет бившиеся между собой за право капать на мозги согражданам, – попы и бывшие замполиты неожиданно объединились. Да так крепко, что теперь проповеди в церкви, на которые комбриг неукоснительно загонял весь личный состав, все больше напоминали приснопамятные политзанятия, а на занятиях по общественно-государственной подготовке все чаще к месту и не к месту поминали Господа Бога. Вот и сейчас отец Феодосии, освежившись баночкой холодного пива, сел на любимого конька.
      – Скажу я вам, товарищи командиры... ик... что сильно меня тревожит в последнее время дисциплина... ик... и нравственность бойцов наших. Узнал я, что боец-десантник... ик... разведчик... жениться хочет на девке публичной... ик... прости меня, Господи...
      – Вы, отец Феодосии, лучше вместо пива водички попейте, чтобы не икать за офицерским столом, – Владимир старался говорить как можно сдержаннее, – а что касается бойца моего, то его учить любить Родину не надо. Он в Чечне воевал...
      – Ты, капитан, помолчи, когда батюшка говорит, – психолог бригады подполковник Шварц налил и опрокинул в себя стакан водки, смачно захрустел огурцом, – а то ведь решение можно пересмотреть... и по бойцу твоему... и по тебе самому. Вы, разведчики, в последнее время охренели совсем. Захожу в верхний кафан, а там этот самый сержант Костиков со своей проституткой сидит. Я ее выгнать хотел, а он чуть драться со мной не полез...
      – Если бы он в драку полез, ты бы здесь уже не сидел, товарищ подполковник. А что касается проституток, то
      Костиков с ней венчался три дня назад. Стало быть, батюшка, она ему уже наполовину жена. По крайней мере, перед Господом Богом, не так ли?
      – Венчались! Без моего дозволения венчались! Охальники! Не позволю!.. – мгновенно перестав икать, возопил отец Феодосии.
      – Володя, молчи! Молчи, не связывайся, – Андрей Остапчук потащил Владимира из-за стола, – пошли в парилку... Ты что, не знаешь их? Шварц завтра же настучит комбригу, да и поп при случае вложить может.
      ... Когда через полчаса они вернулись в предбанник, воспитателей за столом уже не было. Только в дальнем углу на лавке храпел пьяный отец Феодосии.
      – Ну вы паритесь, мужики! – Игорь наполнил стаканы. – Давайте, догоняйте нас. Сейчас горячее принесут.
      – Игорь, а куда эти наши замполиты-политруки подевались?
      – В стрипок поехали, куда же еще? Комиссары, они всегда впереди. Хотели с собой этого духовного пастыря прихватить, да он уже нетранспортабелен. Шварц все грозился какую-то Марину трахнуть, говорил, что поможет ей на приданое скопить. Совсем, видать, допился психолог...
      – Марину?! Они не в «Уикенд», случайно, поехали?
      – Да вроде бы. А тебе что за дело?
      – Игорь, дай машину. Дай машину срочно! Мой боец на этой самой Марине женится хочет. На полном серьезе. Если он туда приедет – беда будет, он этого Шварца точно грохнет.

7

      В полумраке стриптиз-бара звучит тягучая музыка. На небольшой сцене лениво извивается вокруг шеста пышнотелая крашенная блондинка. У стойки человек пять сербов, пришедших поболтать и попить ракии. В углу за столом, заставленном банками с пивом, восседают трое воспитателей.
      – Не важно Николетта танцует, – подполковник Шварц в «Уикенде» уже не первый раз и всех стриптизерок знает по именам, – зато в постели – полный отпад! Бери ее, Витек, как другу советую.
      – А сколько стоит? – Витек, в отличие от приятелей, за полгода службы в Боснии в подобном заведении впервые.
      – Такса как везде – час за сто марок. Зато все по полной программе: сначала душ, потом...
      – Леонидыч, а нельзя так, чтоб без душа и полчаса за пятьдесят марок?
      – Гы-гы-гы!.. Ой, держите меня!.. Полчаса за пятьдесят... Ой, не могу!.. За пятьдесят марок... И без душа... Ой, уморил! Витек, а за сто марок жаба давит, да? Ну ты и жила...
      – А я тогда просто за столиком посижу, пивка попью. А в бригаду вернемся – к Нинке пойду.
      – К Нинке-бэтээру?! Ой, не могу! Да у нее корма, как у бегемота. На нее же ни один одичавший боец не полезет. А тут такие девки... Смотри, смотри, Николетта лифчик сняла! Глянь, Витек, какая грудь!
      – Зато Нинка бесплатно, – философски изрекает Витек, воровато разливая под столом бутылку ракии – в стриптиз-барах приносить спиртное с собой запрещается. – А жаль, что батюшку с собой не взяли, хотел бы я на него сейчас посмотреть...
      – Тут в прошлую ротацию отец Паисий был – лет на десять помоложе нашего попа. Так его мужики напоили и в «Кобре» к одной румынке в постель положили. То-то, говорят, наутро смеху было, как святой отец оскоромился...
      Заунывный саксофон сменяет быстрая ритмическая музыка. Свет в зале гаснет, и под потолком зажигается крутящийся зеркальный шар, отражающий на стены и потолок сотни сверкающих зайчиков. На сцену из темноты стремительно выскакивает высокая стройная брюнетка и, подпрыгнув, делает несколько оборотов вокруг шеста.
      – Вот она, Маринка! Ты смотри, Витек, смотри, что делает! Какая растяжка, а?! Во класс! Давай, давай...
      – А у сержанта этого губа не дура, ишь, какую бабу оторвать хочет! А как она в постели, Леонидыч?
      – Честно скажу, мужики, не знаю, не пробовал. Она тут недавно работает. Но сегодня обязательно узнаю...
      – Смотри, смотри, Витек, снимает... вот это да!
      – Что-то грудь у нее маловата...
      – Да уж, у Нинки-бэтээра побольше будет... Гы-гы-гы... Ага, закончила... Мариночка, иди к нам, солнышко?! Иди сюда, моя красивая... Садись, садись за наш столик, вот сюда, рядышком со мной. Что тебе заказать?
      – Минералку, пожалуйста.
      – Что-о? Мариночка, это что еще за новости? Витек, накапай ей грамм сто...
      – Спасибо, я не буду. Голова болит.
      – Ладно, сейчас выпьешь, и сразу пройдет. И пойдем с тобой в кроватку. Ты, я слышал, у нас скоро замуж выходишь, тебе денежку копить на приданное надо... Ты куда, куда ты вскочила! А ну садись и пей!..
      – Она, кажется, ясно сказала, что пить не будет! – сержант Костиков с забинтованной головой возник из темноты зала перед столиком. – Уберите стакан!
      – А, вот и жених явился! – высокий массивный Шварц, покачиваясь, поднялся со стула. – Или нет, ты ведь уже наполовину муж... Перед Господом Богом... Слушай, сержант, я тебя как боевого товарища прошу: уступи жену на часок. Как десантник десантнику...
      – Ты не десантник, ты мразь поганая!
      – Ах так, пацан! Так вот слушай, сейчас сюда вызовут патруль военной полиции, и тебя увезут на гауптвахту. А я в это время поднимусь с твоей сучкой наверх...
      – Алексей! Отставить! – что есть силы заорал вбегающий в зал Пахомов. Слишком поздно. Прямо с места Костиков вспрыгнул на стол и оттуда с разворота впечатал тяжелый каблук солдатского ботинка в сизо-багровый нос подполковника Шварца. Хрясть! – тяжелая туша бригадного психолога отлетела к стене и, ударившись затылком, бессильно сползла на пол. – Отставить...
      – Лешенька-а-а! Не-е-ет! Не-е-ет! За что, Господи-и-и! – секунду спустя, пронзительно закричала Марина.

8

      – Заканчивай курить, становись! Равняйсь, смирно! Равнение на средину! Товарищ гвардии полковник! Управление бригады и командиры подразделений для развода построены. Заместитель командира бригады полковник Ивановский.
      – Вольно! Капитан Пахомов, выйти из строя!..
      Как ему еще не надоело?! Вчера целый час в кабинете, сегодня снова. И все одно и то же. Развал, падение дисциплины! Боец в стрипке! Европа смотрит! А почему в стрипке оказался Шварц, даже слушать не стал... Ага, по их версии, Шварц там самовольщиков искал. Ну ясное дело, искал! В стельку пьяный... Ах, трезвый? Ну да, ведь все свидетели – на его стороне... Так, теперь о христианской морали заговорил. Видать, еще и поп настучал. Интересно, когда это батюшка успел оклематься после вчерашнего?... Так, теперь пошли оргвыводы. На Костикова – уголовное дело, это понятно. Избил офицера – тут не открутишься, пусть он тебе хоть в лицо плюнет перед этим... Так, капитану Пахомову выговор. И все? А как же ротировать? Смотри-ка, видать, звонок из Москвы и впрямь до бригады дошел. Впрочем, это не важно. Я для себя все уже решил – рапорт с просьбой о досрочной замене лежит в кармане.
      – Встать в строй!
      ... Погрузка «борта» на Москву шла установленным порядком. Сначала контейнер с «Витинкой», потом коробки с «Абсолютом», потом – велосипеды. Среди немногих пассажиров по приставной лестнице поднялись капитан Владимир Пахомов и его бывший подчиненый Алексей Костиков, сопровождаемый лейтенантом из военной прокуратуры.
      – Алексей, иди сюда. Садись рядом.
      – Товарищ капитан, немедленно отойдите от арестованного!
      – Не понял... Ты что-то сказал, лейтенант?
      – Я сказал, что – летеха с эмблемами военного юриста демонстративно поправляет кобуру, но, столкнувшись с недобрым взглядом Владимира, теряется. – Извините... Я там... в хвосте посижу...
      – Посиди... Ну как ты, Алексей? Домой я заеду, все матери передам, не волнуйся.
      – Все нормально, товарищ капитан. Извините, что вас так подставил... Не хотел я.
      – Да ладно, ты тут не при чем. А она... как?
      – Потап вчера ездил, чтоб письмо и деньги передать. Говорил с Владом... ну... с хозяином. Третий день у себя в комнате, заперлась и не отвечает. Так, вот...

* * *

      Выйдя из заключения, Алексей Костиков вернулся в Боснию. Там он узнал, что через две недели после его отъезда Марину нашли в своей комнате, висящей в петле. Добрый сербский священник отец Стефан разрешил похоронить ее на сельском кладбище в Прибое. Алексей не стал возвращаться домой, а вместе с группой российских добровольцев поехал в Косово. Полгода спустя он погиб от пули албанского снайпера в окрестностях города Призрен. Капитан запаса Владимир Пахомов жив и здоров. Возвратившись в Россию, он уволился из Вооруженных Сил и устроился работать охранником в маленьком ночном баре на окраине Тулы.
       Углевик – Москва, 1998–1999 гг.

Нина Черепенникова