Светлана

 — Ты очень на меня обиделась, что я про тебя рассказала?

На этом обида и кончилась. Потом подошла Нюра Попова:

 — Ты на меня не сердись. Я всегда так: сначала скажу, а потом подумаю.

Оказалось, что и Нюре и Тусе Цветаевой попало от всех — и от Лиды, и от старшей вожатой, и от �вана �вановича, и от директора.

Но больше всего попало им от девочек на классном собрании, которое стихийно началось тогда после уроков. Нюра плакала и жалела Светлану, а Туся, наоборот, не раскаялась.

Вечером приходила в школу Тусина мама и, защищая Тусю, негодовала на всех: и на вожатую, и на �вана �ва­новича, и на директора. Она говорила, что девочки «тра­вят» ее дочь, а учителя и директор, вместо того чтобы просто исключить Светлану из школы, стараются всю ви­ну свалить на бедную Тусю.

Потом прошел слух, что Тусина мама решила пере­вести Тусю в другую школу. Потом все как-то успокои­лось и наладилось, но Светлана чувствовала, что Туся дуется на нее...

Вот и сейчас — все девочки из четвертого «А» подхо­дят и поздравляют одна за другой, а Туся Цветаева даже глазами встретиться не хочет: громко разговаривает в стороне, демонстративно отвернувшись.

В такой день не должно быть никаких туч!

Светлана, издалека пробираясь через веселую толпу, подошла к Тусе и протянула руку.

 — Туся, — сказала она, — я сегодня такая счастли­вая, и я тоже теперь в пионерской дружине. Надо дру­жить.

Туся никак этого не ожидала. Она растерянно обняла Светлану и неловко чмокнула ее в подбородок. А потом удивленно говорила Нюре:

 — Странная девочка эта Светлана: сама же на меня обижалась, и сама же ко мне первая подошла!

XVIII

 — «Солнце начинает спускаться к горизонту».

Евгения Петровна выждала, пока допишут все, и мед­ленно прочитала следующую фразу:

— «В воздухе заметно свежеет».

На ее уроках не тревожно и не страшно — или это ка­жется так по сравнению с уроками �вана �вановича? � сама Евгения Петровна уютная, домашняя, говорит тихим голосом, даже не похожа на учительницу. Нет в ней педагогической самоуверенности и властности. На кон­трольной работе можно потихонечку скосить глаза и по­смотреть, как там дела у соседей. А с хорошими соседя­ми не пропадешь. Галя Солнцева, например, почти всегда пишет диктанты без ошибок. При сомнении можно за­глянуть в тетрадь черненькой Мухи, которая сидит как раз перед Светланой, — это будет совсем надежно.

В общем, конечно, Евгения Петровна не такая уютная и добрая, как может показаться с первого взгляда... Дик­тует ровным голосом, ясно и четко выговаривая каждую фразу, но без подсказки. Она произносит слова так, как мы их говорим, но не так, как они пишутся.

 — «Не слышится пения птиц».

Кто его знает, как нужно здесь писать: «и» или «е»?

Светлана задумывается... Это еще в третьем классе проходили... Давно было дело! Нет, все равно так бы­стро не вспомнишь... Выручайте, верные друзья!

Есть такое хорошее выражение: «чувство локтя». Светлана чувствует рядом со своим правым локтем Га­лин левый. Галя, почему-то стиснув зубы, должно быть от волнения, старательно выводит посередине трудного слова красивое, с нажимом «и». Светлана вытягивает шею — теперь ей видна тетрадь Лены Мухиной… У Мухи тоже «и». Мушенька ты моя! Галочка ненаглядная! Де­вочки, какие вы хорошие, опять выручили!

Аккуратно промокнув, Светлана переворачивает стра­ницу. По голосу Евгении Петровны чувствуется, что это уже последние фразы. Хорошо бы написать на пятерку... Ни одной пятерки еще не было ни за одну письменную работу. Даже по русскому языку, не говоря уже об ариф­метике. Всегда что-нибудь срывалось. Даже при наличии добрых соседей...

Кажется, чисто написала... Нужно будет еще прове­рить хорошенько.

Евгения Петровна замолчала. Должно быть, всё. Она стоит в другом конце класса, около парты Нюры Поповой и Туси Цветаевой.

Ой, что это? Нюра сидит красная-красная, да и Туся тоже... Евгения Петровна спрашивает:

 — Туся, ты ей подсказывала?

Туся молча встает.

 — Нюра, она тебе подсказывала?

Нюра тоже встает и тоже ничего не отвечает. Да и что можно ответить?

Евгения Петровна отходит от них и говорит, уже об­ращаясь ко всему классу:

 — Девочки, меня очень легко обмануть, но вы обма­нываете не меня: вы обманываете самих себя. Если не знаете, лучше вам сейчас даже двойку получить, потом я позанимаюсь с вами, постараемся вместе ее испра­вить.

Последнюю фразу диктанта Светлана дописывала по­чти бессознательно. Девочки стали сдавать тетради. Галя взяла свою, привстала, потом села опять, шепнула:

 — Светлана, ты проверила уже?

Светлана, не слушая, мотнула головой.

Галя положила обе тетради на стол перед Евгенией Петровной...

Светлана хотела крикнуть: «Не надо! Оставь!»

� не крикнула.

На перемене подошли Аня-Валя. Аня спросила:

 — Света, как ты написала: «расгораются» или «раз­гораются»?

 — Я не помню.

«Как, действительно, нужно писать — «расгораются» или «разгораются»? Спрашивайте Галю, спрашивайте Муху: как они написали, так и я...»

«Девочки, вы обманываете самих себя».

Аня удивленно спрашивает:

 — Светлана, что с тобой?

— Ничего!

Куда, куда уединиться, чтобы никаких разговоров о диктанте? Светлана спешит по коридору и по лестнице вниз. На лестнице ее останавливает Лида, вожатая:

 — Светлана, у вас контрольная была? Как, думаешь, написала?

 — Лидочка, я не знаю.

�з шестого «Б» выходит �ван �ванович. Вот уже две недели, как вернулась Евгения Петровна в свой класс, а �ван �ванович вернулся к алгебре, геометрии, тригоно­метрии. Спросит, обязательно спросит, как дела...

Светлана сбежала еще дальше, в раздевалку.

В раздевалке пустынно и тихо, сидит на стуле тетя Мариша с неизменным вязаньем на коленях. Со времени истории с побегом Светлана и тетя Мариша дружат.

 — Тетя Мариша, можно у вас посидеть?

 — Посиди, отчего же не посидеть? Прячешься, что ли, опять, беглец?

 — Нет, я не прячусь... То есть, в общем, да! Тетя Мариша, вы меня научите вязать?

 — — Давай поучу, отчего же не поучить. На, держи спи­цы. Девочки ваши всё сегодня тревожились: диктант контрольный у вас... Как, благополучно прошел? Да ку­да же ты? Ах, беглец, беглец!

� тетя Мариша, внимательно поглядывая на часы, опять остается одна в пустынной раздевалке.

На следующий день Евгения Петровна принесла те­тради с диктантом.

 — Нюра, я тебе никакой отметки не поставила: я не знаю, где писала ты и где тебе подсказывала Туся... Очень хорошо написала диктант Светлана Соколова. Посмотрите, девочки: аккуратно, чисто!

Евгения Петровна высоко подняла тетрадь.

С передней парты радостно улыбались Мухи. Галя крепко сжала Светланину руку.

Светлана двигалась, как автомат: встала, взяла те­традку, почти не глядя, спрятала в портфель. Вот она, желанная пятерка! Первая пятерка за письменную ра­боту.

В детском доме Аня и Валя с торжеством сообщили воспитательнице:

 — Тамара Владимировна, у Светланы пятерка за кон­трольный диктант!

 — Молодец! Поздравляю! А у вас сколько?

— А у нас с Валей по четверочке...

Тамара Владимировна посмотрела на Светлану:

 — Света, тебе нездоровится? Ты и вчера какая-то была...

Тамара Владимировна всегда очень близко к сердцу принимает успехи и неуспехи, здоровье и нездоровье «своих девочек», как она говорит.

У Тамары Владимировны узенькие плечи и ласково-безбровое лицо. Она не старая еще, но и не очень моло­дая. Она живет с матерью, совсем уже старушкой. У матери такие же узкие плечи, но брови немного резче наме­чены и голос более требовательный. Она не любит, что­бы Тамара Владимировна поздно возвращалась домой, и всегда выговаривает ей за это. Но где у Тамары Вла­димировны дом? Это не совсем ясно. Вот, например, се­годня: дежурство давно уже кончилось, но уходить как-то еще тревожно. Опять начала кашлять Валя �ванова, и нужно было ставить ей градусник. Нет, жара не ока­залось.

Соколова, новенькая, опять стала нелюдимой и мрач­ной, второй день уже хмурится и молчит.

Ребята уснули. Тихо стало в детском доме. Тамара Владимировна, перед тем как окончательно уйти, про­ходит по коридору, заглядывает в спальню «своих де­вочек».

Валя не кашляет, спокойно дышит, пожалуй, и на­сморка у нее нет...

В углу шевельнулось одеяло, натянулось плотнее на кудрявую темную голову,

 — Светлана, ты не спишь?

Не спит и плачет, уткнувшись в подушку.

 — Светланочка, ты о чем?

Тамара Владимировна не торопит. Она знает: ласко­вое прикосновение, молчаливое участие скорее заставят говорить, чем навязчивые расспросы.

Светлана вся сотрясается от беззвучных рыданий и от усилия их сдержать. Потом садится на кровати и, обняв Тамару Владимировну за шею, шепчет ей в са­мое ухо:

 — Я списывала... я сегодня пятерку... Я списывала у Гали и у Мухи!

Они долго шепчутся, совсем не слышно.

 — Тамара Владимировна, — говорит наконец Свет­лана, — вы идите, уже поздно. Честное слово, я засну. Я знаю, ваша мама будет о вас беспокоиться!

� после паузы:

 — Тамара Владимировна, вы расскажете вашей ма­ме, что я списала диктант? Я знаю, вы ей все про нас рас­сказываете.

 — Ведь это твой секрет? Как же я могу рассказать?

 — Ладно уж, рассказывайте! Всем можете расска­зать!.. Я сама завтра всем расскажу!

...Тамара Владимировна отпирает дверь своим клю­чом. Но мать услышала и сразу появляется в передней.

 — Слава богу! — восклицает она. — Я уж думала, случилось что-нибудь с тобой!

 — Да что ты, мамочка! Что может со мной слу­читься?

Мать с негодованием показывает на часы:

 — Почему ты опять так задержалась?

Тамара Владимировна снимает шубу и меховую бе­личью шапочку. Примирительно улыбается:

 — Так ты за меня беспокоилась?

 — Конечно, беспокоилась! Как же не беспокоиться!

 — Вот видишь, мама, я у тебя одна — и сколько вол­нений! Как же мне за своих девочек не беспокоиться? Ведь их у меня тридцать пять человек!

XIX

«Светлана гибнет! Спасайте Светлану!»

Галя помочь Светлане не может ничем.

Это очень ответственная контрольная работа — ко­нец второй четверти. Все учтено. Соседи по парте не мо­гут совещаться; не имеет смысла шептаться и подгляды­вать друг к другу в тетради — соседи по парте решают разные задачи.

Помочь Светлане может Черненькая Муха — они си­дят в одном ряду.

Поэтому Галя, увидев по лицу Светланы, что положе­ние безнадежно, написала на промокашке призыв о по­мощи и переслала его Мухам.

Светлане сначала показалось, что она просто запута­лась в вычислениях.

Только не пугаться и не спешить. Хладнокровно про­верить одно за другим все сложения, деления, вычита­ния...

Проверила как могла хладнокровнее. Нет, опять ка­кая-то чепуха получается! Значит, неверен сам ход за­дачи. Светлана перечеркнула крест-накрест всю страницу.

Кроме задачи, еще пример... Может быть, сначала его сделать, а задачу пока отложить? Но, решая пример, Светлана не могла не думать о задаче. Забыла сократить дробь, получились неправдоподобно огромный числитель и знаменатель. Было очень хлопотно управляться с ними. Когда надумала сокращать, числитель и знаменатель не захотели сокращаться.

А девочки решают себе и решают... Маленькие де­вочки, они все моложе ее!

Туся Цветаева, кажется, уже все сделала — и задачу и пример. Отложила ручку, обвела гордым взглядом класс. Небрежно просматривает... Неужели будет отда­вать тетрадку? Она любит встать и первой пройти через весь класс к столу учительницы.

Даже у Нюры Поповой как будто все благополучно. А ведь Туся не помогала ей — они тоже пишут разное. Почему-то у Мухи Черной еще не все готово. Склонив­шись над партой, она быстро-быстро пишет, но — стран­ное дело! — не в тетрадке, а на отдельном листке, кото­рый лежит поверх тетради.

Как же теперь быть? Опять попробовать задачу или переделывать пример?

Евгения Петровна посматривает на часы... Должно быть, времени уже осталось немного.

Юра Самсонов, чемпион по шахматам в детском доме, сказал бы, что Светлана «попала в цейтнот». Она стала делать необдуманные ходы.

Что-то легко прошуршало под партой. Галина рука предупреждающе сжала Светланин локоть. Светлана по­смотрела вниз, на коленях у нее лежал листок... тот са­мый, который Черненькая Муха ... Глаза невольно забе­гали по строчкам.

Как просто и как глупо!.. Сама себя запутала... Со­всем-совсем нетрудная задача!

Мухин листок не нужен. Светлана уже поняла, как ре­шать. У нее было даже такое чувство, будто она сама по­няла. Ну... в общем, поняла бы и без Мухиного листка!

Время еще есть. Задачу, во всяком случае, теперь со­всем быстро...

Туся Цветаева встала — первая — и пошла к столу учительницы. Никто, кроме Туси, еще не сдавал тетрадей. Она всегда гораздо раньше других. Значит, время еще есть. Быстро-быстро сделать задачу. Может быть, потом на радостях и пример выйдет! � вот так же спокойно положить тетрадь перед Евгенией Петровной...

«Девочки, меня так легко обмануть...»

Галя смотрит на Светлану с тревожным удивлением, будто хочет спросить: «Ну, что же ты?»

Светлана быстро пишет на промокашке: «Мушка, милая, дорогая, спасибо, только я не хочу!» Потом встает, берет свою тетрадь с перечеркнутой за­дачей, с примером, зашедшим в тупик, и несет все это безобразие к столу учительницы. По дороге ласковым движением кладет промокашку на парту Лены Мухиной. Евгения Петровна удивленно спрашивает:

— Ты уже и задачу и пример сделала?

 — Нет.

 — Почему же ты возвращаешь тетрадь? Подумай еще, время есть.

Светлана тем же решительным голосом отвечает:

 — Евгения Петровна, я теперь знаю, как нужно ре­шать, только я не сама — я случайно увидела, как сде­лала другая девочка, поэтому я не хочу!

...На перемене Галя Солнцева огорченно повторяла:

 — Светлана, это из-за меня!

Мнения девочек разделились: одни одобряли и под­держивали Светлану, другие доказывали, что она сдела­ла явную нелепость.

После уроков споры перенеслись в детский дом.

К Светлане подошла Алла Нежданова и сказала не­много слишком торжественно:

 — Ты поступила как настоящая пионерка!

 — Ну и глупо! — возразил Витя Чижов. — Уж при­мер-то, во всяком случае, могла решить, поскольку время еще было!

 — Нет, — сказал Юра Самсонов, — Светлана сделала правильный ход. Так эффектнее. Ну была бы с приме­ром не двойка, а двойка с плюсом. Какая от нее ра­дость?

�так, что же лучше: незаслуженная пятерка или двойка, честно заработанная? Упрямо стиснув зубы, Свет­лана решила: не хочу ни того, ни другого. А четверть кон­чается... Неужели так и не удастся исправить до Нового года?

По вечерам Тамара Владимировна чуть ли не силой уводила Светлану из комнаты для занятий.

 — Довольно, надо отдохнуть! Ты почти не гуляешь. Смотри, какая бледная стала!

�ногда в ущерб арифметике одолевали посторонние мысли. На каникулах за Аней и Валей приедет тетя и увезет в деревню. � еще несколько мальчиков и девочек тоже уезжают к своим родственникам,

Светлана родилась и выросла в городе, но послед­ние три года жила в деревне, и зимой и летом. Москву уже успела полюбить — как можно не полюбить Моск­ву! — но иногда все-таки хочется, даже в зимний день, чтобы расступились дома... Широкое поле... Очень много неба над головой... А между небом и полем — темный лес…

В конце недели удалось хорошо ответить по арифме­тике. А в четверти Евгения Петровна вывела тройку.

После уроков девочки разглядывали свои табели. Туся Цветаева сказала, пожав плечами:

 — Не понимаю: у Светланы сплошные тройки, а ра­дуется так, будто отличницей стала!

Катюша Короткова отозвалась с задней парты:

 — Глупая ты, Туся, вот что!

 — Ну, уж глупой меня никто еще ни разу не называл!

Туся с довольным видом помахала своим табелем.

XX

Вечер. Сегодня был последний день занятий. Завтра — воскресенье, а послезавтра — Новый год.

Светлана читает за столом, покрытым тяжелой зеле­ной скатертью. Тут же, рядом, Аня и Валя старательно вышивают одинаковые салфеточки одинаковым узором. Светлана не очень любит рукодельничать. На занятиях в кружке, впрочем, и шьет и вышивает неплохо, но в сво­бодное время больше любит читать.

Так много хороших книг нужно прочесть, она так от­стала за эти годы!

В детском доме есть своя библиотечка, правда не­большая — один шкаф.

Светлана со счастливым вздохом закрывает книгу...

Можно, конечно, сейчас же взять из шкафа другую, как и делает, например, Юра Самсонов, которого в дет­ском доме зовут пожирателем книг. Но сразу начинать другую не хочется. Вот если бы у этой было продолже­ние, тогда другое дело...

Подперев голову рукой, Светлана смотрит на голубые Ани-Валины салфеточки. Странно: прежде, когда прихо­дилось слышать о детских домах, всегда думала, что в детском доме все у всех одинаковое — и комнаты и платья у ребят... Думала даже, что все ребята почти так же неотличимы друг от друга, как эти вот близнецы.